Незнанский Фридрих Евсеевич. Поражающий агент

   Михаил Викторович Китайгородский работал в частной клинике. Чтобы найти его, Грязнову понадобилось меньше двух часов. В половине шестого Грязнов был уже на Воздвиженке, в медицинском центре "Парацельс". Записался на прием к лор-врачу. Прием стоил 120 рублей. Грязнов платить отказался, сообщив, что утрясет этот вопрос лично с Китайгородским. Назрел небольшой конфликт. Регистраторша вызвала секьюрити. Охранник не замедлил явиться, предвкушая скорую расправу. И обомлел.
   - Так вот значит, где ты устроился, Близнюк, - сказал ему Вячеслав Иванович, отличавшийся отменной памятью на лица. - Ну что, не зря я тебя из МУРа выпер?
   - Вы не выперли, - смиренно напомнил Близнюк. - В приказе было написано "сокращение штатов".
   - Это я тебя пожалел, чтобы личное дело не портить, - объяснил Грязнов. - Ну ладно, проводи меня к Китайгородскому.
   Перед кабинетом лор-врача сидели два надменного вида господина - лет тридцати и сорока. Из породы тех, о ком сочиняют анекдоты про шестисотые "мерседесы".
   - Граждане, на сегодня прием закончен, - не смог себе отказать в удовольствии Грязнов. - У Михаила Викторовича заболело горло, и он не может говорить.
   Китайгородский оказался маленьким, кругленьким человечком, полированная лысина которого только подчеркивала завершенность этой геометрической формы. Он внимательно изучил удостоверение Вячеслава Ивановича и развел руками:
   - Но я ведь все уже рассказал вашим коллегам.
   - Эти бездельники из ФСБ мне не коллеги, - веско сказал Грязнов. - Я понимаю, что вы ответили на вопросы, которые они вам задавали, я понимаю также, Михаил Викторович, что ваша работа священна и нет ничего, что может оправдать того, кто вас от нее отрывает. И все же. Поймите меня верно. Я хочу, чтобы вы не отвечали на вопросы, а сами мне все рассказали.
   - Что рассказал? - удивился Китайгородский.
   - Все. Абсолютно все. Почему вы последнее время не общаетесь с зятем. Что случилось десять лет назад с вашей сестрой. И где Баткин.
   Иногда можно переформулировать тезисы самым радикальным образом, так что, раньше вполне нейтральные, они будут звучать угрожающе. По крайней мере сейчас это сработало.
   Китайгородский побледнел и закашлялся. Потом сполз с высоко поднятого кресла и, покачиваясь, пошел к холодильнику. Налил себе воды и долго пил, стуча зубами по стеклу. Грязнов наблюдал за ним с чувством некоторого удовлетворения.
   ...Вечером, когда наконец бутылка "Московского" была откупорена, кабинет заперт изнутри во избежание гостей, а на столе лежали четыре лимона и сыр "Эдам", Грязнов, жестикулируя стаканом, рассказывал:
   - Все просто как пять копеек, правда, довольно драматично, но все равно бесполезно - для нас, я хочу сказать, бесполезно. Покойные жена и друг Баткина состояли в любовной связи. Видимо, довольно долго. Это знали, я думаю, все, кроме самого Баткина. Потом друг Баткина, как бишь его...
   - Макарычев.
   - Да, Макарычев, перевернулся на своей байдарке и погиб. А супруга Баткина, Елизавета Викторовна Баткина-Китайгородская, покончила с собой. Просто вышла в окно на девятом этаже. Четырехкомнатная квартира в сталинском доме, между прочим, на Малой Грузинской. Баткин эту квартиру потом поменял на свое Орехово-Борисово.
   - Дела, - вздохнул Турецкий. - Сколько ей было лет?
   - Ей - сорок, а Макарычев - ровесник Баткина или что-то около того. С тех пор, кстати, у Баткина с дочерью неважные отношения. Но это еще не все. Около пяти лет назад Китайгородского угораздило рассказать Баткину правду. Соображаешь, что к чему?
   - Вот же ж черт, - сказал Турецкий. - С тех пор он с Китайгородским не общается, и запои Баткина начались пять лет назад.
   - Именно, Сашок, - сказал Грязнов, - именно. Выпьем?
   Потом Грязнов вышел и вернулся через несколько минут, хихикая.
   - Ты чего? - поинтересовался Турецкий.
   - Я, знаешь ли, мыл руки и разглядывал ваш плакат в зеркале, короче восхищался народной мудростью. Смешно, - самокритично признал Вячеслав Иванович.
   Турецкий сообразил в чем дело. В этой, как говоривал Меркулов, комнате для мальчиков, недели две назад вывесили лозунг, списанный кем-то со скрижалей советских мудрецов: "Чисто не там, где убирают, а там, где не мусорят!" А сегодня обнаружилось, что кто-то, наверно, из стажеров, эту и без того глубокую мысль еще больше углубил, оказывается, такое возможно. Ко второму "не" умело приписал букву "т". Получилось, что чисто не там, где убирают, а там, где нет мусоря'т.
   ...В дверь постучали.
   - Саня, не открывай, - предупредил Грязнов.
   - Почему?
   - Потому что это Меркулов, больше никому в голову не придет, что ты еще на работе. А Меркулов сейчас все равно не пьет. Не открывай.
   - Не пьет, так погреется у камелька суровой мужской дружбы, поднимаясь со стула, возразил Турецкий.
   Но это оказался не Меркулов, а Миша Федоренко. За всеми последними перипетиями Турецкий даже забыл про него.
   Миша с шумом втянул коньячный воздух и сказал:
   - Сан Борисыч, как же хорошо у вас пахнет!
   Турецкий выглянул в коридор - никого - и втянул Федоренко в кабинет.
   - Это еще что за явление народу? - дружелюбно поинтересовался Грязнов.
   - Пинкертон нового поколения, - отрекомендовал подчиненного Турецкий и достал из стола еще один стакан. Грязнов тут же плеснул в него из бутылки. Их движения были настолько одновременны, что Федоренко даже испугался:
   - Вообще-то я не пью.
   - Понятно, - сказал Грязнов, поднимая стакан. - За пересечение улиц Большая Дмитровка и не менее великая Петровка.
   - Так они же вроде не пересекаются, - неуверенно припомнил Миша.
   - Зато они обе упираются в Моховую, - подсказал Турецкий.
   - А, - обрадовался Миша и выпил. Старшие товарищи давно уже это сделали. - Он пожевал сыра и спохватился: - Сан Борисыч, я же забыл, чего зашел! Я же нашел-таки этих Гуринович и Якимчук. Оказывается, это женщины были - Светлана Гуринович и Ольга Якимчук, по тридцать пять лет обеим, они в гостинице "Космос" до полета останавливались...
   - Миша, - махнул рукой Турецкий, - отставить Гуринович и Якимчук. Это теперь не нашего ума дело, я же тебя предупреждал.
   - Но я думал...
   - Что ты думал, - сказал Грязнов разливая коньяк, - ну что ты думал? Тебя разве этому на юридическом факультете учили?! Тебе начальник сказал отставить, значит, что надо сделать?
   - Славка, погоди, - остановил его Турецкий, заметив, как расстроился Миша. - Знаешь что, давай твои сведения фээсбэшникам отдадим, они же все равно продолжают это дело раскручивать, мы им с Меркуловым всю информацию на Чепыжного с "Аэрофлотом" уже слили. Вот и выйдет, что ты не зря пыхтел. Лады?
   - Фээсбэшникам?! - моментально окрысился Грязнов. - Да вы тут охренели, что ли, вконец? Обабились? Как это - фээсбэшникам?! Ну-ка давай что ты там принес. - Он отобрал у опешившего Федоренко папку. - Так... портье Никифоров С. Е. показал... в 12.35 встречались... казино... ночной клуб "Солярис" .Так, все понятно. Ты на чем это набивал, на компьютере? Дискета с текстом с собой? Садись работать. Саня, освободи место человеку!
   Федоренко послушно сел за клавиатуру.
   - Значит, так, - распоряжался Грязнов. - Первым делом меняй фамилию Никифоров на Кузнецов.
   - Почему?!
   - Потому что так будет запутанней, пока они концы найдут - китайский новый год наступит. "Космос" - большая гостиница, там наверняка найдется хоть один Кузнецов. Потому что не Иванов самая распространенная русская фамилия - это заблуждение, а Кузнецов. Так что запомни мой совет, сынок, если тебе когда-нибудь где-нибудь надо кого-то запутать - первым делом убирай ключевую фамилию и пиши вместо нее "Кузнецов"!
   Турецкий захохотал.
   - А ведь верно, - сказал Миша, - даже в разбившемся самолете было несколько Кузнецовых, а Иванова что-то вообще не припомню.
   - Теперь поменяй все даты и точное время по своему разумению, желательно ставь какие-нибудь свои памятные цифры, так душа над бумажной работой отдыхает. Сделал?
   - Сделал.
   - Ну а теперь последний штрих мастера. Проставь везде вместо слова "Космос" не менее симпатичные два других слова "Рэдиссон-Славянская". И не ссы, солдат, "Славянская" - тоже большая гостиница.
   На этом месте Турецкий не выдержал и ничком упал на пол.
   Утром голова не болела, редкий за последнее время случай, - наверно, коньяк был действительно хороший. Турецкий затолкал себя в душ, а когда вытолкал, на столе уже дымилась яичница с ветчиной и помидорами. Хорошо. Дожевав и подставив опаздывающей в школу дочери щеку, Турецкий отработанным движением открыл ноутбук. Загрузился. Ну что, полковнику никто не пишет или... Проверил почтовый ящик. Одно письмо, ура, и не почтовая рассылка! И что же там:
   "Уважаемый Александр Борисович, обслуживающая вас почтовая программа Outlook Express не может принять почтовое сообщение, так как работника ФСБ, проверяющего вашу почту, временно нет на месте".
   Ах, чтоб тебя. Сквозь легкий туман припомнилось, как вчера Грязнов просил Мишу показать, как пользуются электронной почтой. Славкины проделки, больше некому... Что-то такое хотел у жены спросить... А!
   - Ира, скажи, ты когда Баткина последний раз видела, кроме него в машине был кто-нибудь?
   - Не помню, кажется, нет. Он сам-то в машине не сидел, вышел внучке навстречу... да, точно, с правой стороны. Значит, кто-то был еще.
   - Ты уверена, что с правой?
   - Ну конечно, машина остановилась напротив школы, и он сразу вышел, не обходил ее. Саша, а зачем это? - Ирина Генриховна помыла сковородку и поставила сушиться рядом с остальной посудой. - Не кури в доме.
   Турецкий, машинально взявший сигарету, с досадой отбросил от себя. Это ему напомнило табачную фобию другой Ирины - Богучаевой. Позвонить, что ли? Покосился на супругу - не наблюдает ли - и тут же рассердился на себя за это.
   Несколько минут ушло на поиски телефона - на базе трубки не оказалось. Может, у дочери в комнате? Тоже нет. Трубка отыскалась в ванной, в объятиях Ирины Генриховны. Турецкий знаками показал, что немедленно, мол, заканчивай, надо срочно позвонить. Жена также знаками ответила, что не землетрясение, мол, подождешь. Пришлось тратить деньги по мобильному. Турецкий позвонил Будникову, и на этот раз удачно.
   Хотел уже было выезжать, как приехал курьер от Меркулова, привез конверт. Турецкий вскрыл его, там была короткая записка, сделанная от руки, и страница распечатанного текста:
   "Вот посмотри, мне прислали из ФСБ, тебе, наверно, тоже интересно. Этого еще нигде нет, а завтра будет распространено по всем каналам связи.
   Костя".
   "В Европе действует общественное движение против самолетного шума, и протесты у аэропортов стали обычным явлением. Решение ЕС ужесточить требования по шуму будет иметь и другие любопытные последствия.
   Из-за санкций, вводимых Евросоюзом и Международной организацией гражданской авиации (ICAO), отечественные авиаперевозчики могут потерять три миллиона пассажиров. Еще три года назад Евросоюз предупредил Россию о том, что полеты в Европу воздушных судов с устаревшими, "шумными" двигателями будут запрещены. Теперь же это произошло и на некоторых других направлениях. Следуя Чикагской конвенции, Евросоюз и ICAO ввели запрет на полеты в Европу воздушных судов с устаревшими двигателями и воздухозаборниками. К европейским странам присоединились наиболее развитые государства Азиатского региона, в частности Япония и Южная Корея.
   Российским авиаперевозчикам это грозит крупными неприятностями. По данным Минтранса, число рейсов, совершаемых самолетами российских авиакомпаний, сократится на 11 тысяч! Причина проста: двигатели отечественных самолетов не соответствуют европейским требованиям по уровню шума. Отечественные перевозчики недосчитаются 3 миллионов пассажиров. Финансовые потери будут значительными: в прошлом году выручка от перевозок на международных линиях в полтора раза превысила выручку от перевозок на внутренних линиях.
   Основная причина неготовности многих российских перевозчиков к введению более жестких требований - нехватка средств на весьма дорогостоящую модернизацию. А средства требуются действительно немалые. Скажем, для модернизации Як-42 потребуется 115 тысяч долларов. Самолетов только этих типов насчитывается в России около 150. Что же касается Ил-86, то у них необходимо полностью сменить двигатели, а в этом случае счет пойдет на миллионы долларов.
   Тем не менее крупные российские компании, прежде всего "Аэрофлот", ценой больших денежных затрат и неизвестно каких еще, скорей всего, выполнят требования ЕС и будут продолжать летать в Европу и Юго-Восточную Азию.
   Пока Россия не вводит у себя на внутренних линиях ограничительные меры, - самолеты западных компаний, не соответствующие стандартам, будут продаваться в Россию по крайне низким ценам, что очень негативно скажется на авиапромышленных предприятиях. Так, подержанные западные машины могут стоить 2 - 3 миллиона долларов, тогда как новый Ту-214 обходится в 21 миллион, а "Боинг-737" - в 35 миллионов".
   Андрей Игнатьев, ИТАР-ТАСС".
   Вот он смысл аферы Чепыжного, понял Турецкий. Он будет покупать западные самолеты по демпинговым ценам и тут же их продавать, скажем, в соседней Белоруссии, которая клала с прибором на все эти европравила, уже на порядок дороже.
   Турецкий позвонил Меркулову:
   - Я прочитал.
   - А еще, - сказал Константин Дмитриевич, читая мысли на расстоянии, этот сукин сын явно рассчитывал на взятки от наших авиазаводов, которым все это ужасно невыгодно. Хоть доказать это и невозможно. Хорошо бы, все жулики перед своими аферами подписывали протоколы о намерениях и хранили их в сейфах до нашего появления.
   - А из-за чего упал самолет, - спросил Турецкий, - тебе фээсбэшники не сообщили?
   - А из-за чего "Курск" взорвался? Дай комиссии спокойно поработать лет пять хотя бы.
   До Института молекулярной биологии с учетом небольшой пробки Турецкий доехал за сорок минут. Институт был расположен в нескольких километрах от Немчиновки - на пересечении Лазаревского Вала и улицы Патрушева - и занимал целый квартал, даром что вблизи никаких других домов и не было. Турецкий пересек Кольцевую по улице Горбунова и через несколько минут был на месте.
   Первое, что бросалось в глаза, - два параллельных гигантских забора по всему периметру территории Института молекулярной биологии. Как Турецкому потом объяснили, к каждому барьеру подведена сигнализация. Поверх заборов жуткого вида колючая проволока, на которую нанизаны колюще-режущие клочки металла. Земля между заборами свежевспахана, чтобы сразу были видны следы, если вдруг кто-то как-то... В общем, ничего подобного Турецкому видеть не приходилось. За забором - девять корпусов и еще немереное количество всевозможных пристроек. Контроль при въезде строжайший, три охранника с автоматами, камера слежения, металлоискатель. Пришлось Турецкому вылезать из машины и проходить через нее, дожидаясь, пока охранники проверят его автомобиль. На все про все ушло больше двадцати минут. Турецкий позвонил Будникову по внутреннему телефону, и тот сказал, что ему нужно найти четвертый корпус, в котором подняться на третий этаж, комната 313.
   - Послушайте, Анатолий Вячеславович, - сказал Турецкий, - может, вы все же выйдете меня встретите? Я тут заблужусь у вас, да и кордоны поможете пройти, я так и жду из-за каждого угла засаду.
   - Ваши проблемы, - отрезал Будников и дал отбой.
   А ведь он прав, стервец, подумал Турецкий и, вздохнув, отправился искать корпус No 4. На все про все ушло еще четверть часа. Турецкий понимал, что Будников обозлен самим фактом второго допроса, а может, и напуган - кто его знает, что за тип.
   Будников оказался высоченным, худым типом, угрюмо смотревшим на Турецкого из-за толстых стекол очков в старомодной черной оправе.
   - У вас есть двадцать минут, чтобы узнать все, что вам нужно, после этого у меня начнется совещание с сотрудниками и плановый эксперимент.
   - Послушайте, вы не хамите. Вы будете отвечать на мои вопросы ровно столько, сколько я сочту нужным, а если хотите, чтобы я уложился в двадцать минут, то будет делать это реактивно. Уяснили?
   Вместо ответа Будников пошел к сейфу. А ну как достанет сейчас "калашников" и выкосит меня, мелькнула у Турецкого безумная мысль. Нет, глупость, конечно, "калашников" - фу-ты ну-ты, зачем "калашников", вот "макаров", пожалуй, достанет. Будников вернулся с большим желтым конвертом, из которого вынул серый рельефный лист с большой гербовой печатью и подержал его перед глазами Турецкого. Тот успел прочитать только:
   "...бактериологической лаборатории под руководством академика Баткина Н. Л. и профессора Будникова А. В. придать статус самостоятельного научно-исследовательского центра федерального значения с подчинением непосредственно Государственному комитету по науке и технике...
   Оказывать всесторон...
   Неподотчетность перед различными научными структурами, Академией наук...
   Президент Российской Федера..."
   Президентская бумага была заботливо заламинирована.
   - Вы видели нашу охрану? - спросил Будников. - Вы думаете, это охрана Института молекулярной биологии? Нет, это охрана бактериологической лаборатории. Знаете, я и сам их боюсь. Но мне ничего не стоит попросить их выкинуть вас отсюда. Уяснили? А теперь цените мое хорошее к вам отношение и быстро задавайте свои дурацкие вопросы. Несмотря на то что я уже это делал, я повторю, что знаю, но теперь, - Будников глянул на часы, - у вас осталось пятнадцать минут.
   Хорошо бы его самого пристрелить сейчас, подумал Турецкий и вместо ответа вытащил из внутреннего кармана пиджака свой конверт, кстати тоже желтого цвета. Достал оттуда сложенный вчетверо лист бумаги форматом А4 и подержал перед глазами Будникова. То было распоряжение президента о тотальном содействии в небе, в море и на суше любому телодвижению Турецкого и его следственно-оперативной группе. Бумага заламинирована не была, но была гораздо более свежей.
   - Так что, боюсь, вам придется отложить свой эксперимент.
   - Это невозможно, - хмуро сказал Будников.
   - А кто-нибудь может вас заменить?
   Будников нажал несколько кнопок на столе и сказал:
   - Алевтина Михайловна, пригласите Абашидзе. - Он поднял голову и сказал: - Спрашивайте.
   - Я читал протокол беседы с вами, так что повторять все это не стану. Меня интересует вот что. Вы умолчали о недуге своего шефа...
   Глаза Будникова сверкнули за толстыми стеклами.
   - Я вас понимаю - корпоративная солидарность и все такое. Кроме того, вы, вероятно, сильно привязаны к нему чисто по-человечески и не хотите причинить вреда репутации нобелевского лауреата. Но теперь, когда это все равно мне известно, я жду от вас помощи. Возможно, у вас есть какие-то ниточки, которые вам таковыми не кажутся, но которые меня приведут к цели.
   - А в чем ваша цель? - задумчиво спросил Будников.
   Тут в дверь постучали.
   - Заходите, Виталий Иосифович.
   Появился мужчина средних лет, носитель внешности "лица кавказской национальности". Очевидно, это и был Абашидзе.
   - Сегодня эксперимент проведете вы и без меня.
   - Но как же... - Физиономия Абашидзе вытянулась.
   - Без заключительной фазы. Что же поделать, потеря темпа, я понимаю, но мы наверстаем на следующей неделе. Приступайте.
   Абашидзе молча вышел.
   - Как-то у вас все по-военному, - заметил Турецкий.
   - Мы занимаемся важными вещами, - просто сказал Будников.
   - Это многие о себе говорят.
   - Но мы действительно это делаем.
   - Я понимаю, что вы работаете с оспой, но только не понимаю, почему это так важно.
   Эффекта этих слов Турецкий предугадать не мог. Он, конечно, сказал так не случайно, даже специально, но это был не более чем тест, проверка собственной интуиции. Но Будников был ошеломлен. Он вскочил, потом снова сел, весь сжался, насколько это было возможно при его гигантском росте, и таращился на Турецкого.
   - Откуда вы... знаете? - Он наконец разлепил губы. - Об этом во всей стране... два десятка человек...
   - Об оспе-то? - весело поинтересовался Турецкий. - Считайте, что я просто угадал.
   - Это угадать невозможно. - Будников уже совершенно пришел в себя. Этого и президент не знает! У нас же совершенно закрытая программа!
   - Значит, придется ее приоткрыть для одного человека, - ткнул в себя пальцем Турецкий. - Иначе, кто знает, найдем ли вообще вашего Баткина. А найти его просто необходимо. Помимо того, что он ваш научный шеф, он еще теперь и, как бы это сказать, светская величина, вот.
   - Достояние республики, - насмешливо кивнул Будников. - Вас только это теперь и волнует. Ну как же, Нобелевская премия, весь мир теперь будет знать, что в России не только хоккеисты и бандиты, но и биологи имеются!
   - Знаете что, мне на вашего Баткина плевать с высокой колокольни, я без него жил и дальше проживу! Но у меня работа такая, понимаете? Сказано найти, и я ищу, хоть дворника, хоть академика! - А дворника, кстати, так и не нашел, мельком подумал Турецкий. - Но поскольку я работаю в Генеральной прокуратуре, а не в районной, то ищу академика. Поэтому давайте от словопрений перейдем к конкретным вещам. Вы хотите знать, откуда мне известно про оспу? Извольте, я скажу, но и вы ведите себя так же откровенно. В квартире Баткина на стене весит листок из дневника митрополита Нестора...
   - Черт, - сказал Будников. - Черт возьми! Я же просил его снять, просил!
   - Да не нервничайте вы так. Это не просто вычислить. То есть времени это у меня много не заняло, все-то пару минут работы в Интернете, небрежно сказал Турецкий, рисуясь сам перед собой. - Но еще же надо знать, где и что искать.
   Лукавил, ой лукавил старший следователь по особо важным делам. Парой минут в Интернете дело не ограничилось. Очень быстро Турецкий уперся рогом в непроходимую стенку. Сведений о митрополите Несторе в сети было кот наплакал, и ничем это Турецкому не помогло. В запросе на слово "нестор" по самым разным поисковым системам чаще другой информации выскакивало "род птиц отряда попугаев в Новой Зеландии".
   А помог Турецкому "святой заступник" Макс - компьютерный чудотворец. Турецкому пришлось специально спуститься в цокольный этаж дома на Неглинной в районе Сандуновских бань с неброской вывеской "Глория".
   Денис Грязнов встретил его и, ни слова не говоря, повел куда-то еще ниже. Они спустились еще - по винтовой лестнице и дальше пошли по узкому и, честно говоря, довольно жуткому коридору. Турецкий все высматривал крыс, но это было явно излишне. В подвале даже не пахло сыростью.
   - Ты меня в тир ведешь, что ли? - не удержался Турецкий.
   - Я не виноват, Александр Борисович, - извиняющимся тоном сказал Денис. - Он сам попросил отвести ему это место. Говорит, это этот подземный кошмар стимулирует у него виртуальное мышление. Пришли. - Денис всунул в какую-то щель пластиковую карту, и стена раздалась на прямоугольный проем дверь.
   В двадцатиметровом помещении - комнатой назвать эти голые каменные стены у Турецкого не повернулся бы язык - буквой "п" на столах громоздилось двенадцать компьютеров. Турецкий специально сосчитал.
   Ими управлял один человек. Он повернулся к вошедшим в вертящемся кресле, и Турецкий смог разглядеть легендарного Макса подробнее. Действительно, размеры головы впечатляли.
   Макс запустил в бороду руку, подергал себя за нижнюю губу и сообщил:
   - Нашел. В библиотеке.
   - В какой библиотеке? - спросил Турецкий, догадываясь, что ответ будет нетривиальный.
   - Колись давай, - поддержал его Денис Грязнов. - Куда там ты еще влез своими грязными ногами?
   - В Библиотеке конгресса США. Но там, как вы догадываетесь, много всего, пришлось потратить полчаса - фильтровать информацию...
   - Да и потом, кто там бывает у Баткина дома? - продолжал Турецкий. Судя по вашему предыдущему допросу, никто и не бывает. Вот найдем вашего шефа, и он перетащит эту рамку сюда, в свой кабинет, если она ему так дорога. Кстати, почему он вообще этот листок на стенку повесил?
   - Сложно объяснить.
   - А вы попытайтесь.
   - Если в двух словах и на пальцах - потому что митрополит Нестор натолкнул его на грандиозное научное открытие.
   - А если не в двух словах?
   - Исследуя подобные случаи, за полярным кругом в вечной мерзлоте мы обнаружили трупы скончавшихся от оспы во время эпидемии начала прошлого столетия. Из них удалось выделить вирус, исследование которого позволило создать новую противооспенную вакцину. Недавно нашли там же целую эскимосскую семью, тоже возрастом лет сто пятьдесят, не меньше. Но выделить вирус пока так и не смогли.
   - Ну и слава богу, - искренне сказал Турецкий.
   - Вы не понимаете! - разозлился Будников. - Каждый такой лишний экземпляр в нашу копилку - это дополнительный шанс за то, что мы справимся с новыми эпидемиями новой оспы.
   - Слушайте, вы так говорите, как будто только и мечтаете об этой эпидемии, чтобы развернуться во всей красе! Вам не приходит в голову, что миллионы людей и слышать об этом не желают?!
   - Чего же они желают?!
   - Они желают крепче спать. Ну ладно... Значит, оспа, - задумчиво, как бы сам себе, сказал Турецкий. - И что, биологическое оружие? Нет, едва ли, тогда бы президент точно знал. Но ведь оспы, кажется, больше нет, мою дочь от нее уже не прививали. Так что это? Почему такой секрет?
   - Оспа опаснее сибирской язвы. Оспа - это, извините, за мрачный парадокс, чума двадцатого века.
   - Вот как? - удивился Турецкий. - Не СПИД, не...
   - Если хотите знать, от оспы в прошедшем столетии умерло людей больше, чем за все войны, вместе взятые. И это несмотря на то, что в семидесятых годах оспа была искоренена, то есть цифра складывается не за сто лет, а за восемьдесят. С тех пор вакцинация населения от оспы была прекращена, и в настоящее время иммунитет против этого заболевания у большинства людей либо ослаблен, либо отсутствует вообще. Оспа - это потенциально страшное бактериологическое оружие. Вирус оспы может стать смертельно опасным оружием.