Она видела свое отражение внизу и давила в себе рвавшийся крик отчаяния.
   - Ты куда-то собралась, милая? - спросил сзади вкрадчивый голос ее тюремщика. - Тогда купи мне свежую газету.
   И тогда она бросилась на меня. Признаться, я этого не ожидал. Нет, конечно, это было логично, как я потом уже сообразил. Но в тот миг, когда она впилась ногтями мне в физиономию, я просто оторопел. И потребовалась целая минута, чтобы отодрать ее от себя. Она кричала что-то невразумительное, это были отдельные звуки, за ними, конечно, стояли какие-то слова, кто же, кроме нее, мог знать какие.
   У меня на лбу появилась глубокая царапина.
   - Чего ты хочешь?
   - Я хочу дышать!
   - Обычно, когда я соглашаюсь на задание, я выполняю его и даже не думаю об этом. Но ты другая.
   - Другая?
   - Знаешь, большинство людей всегда в чем-то виноваты. Даже если я не знаю (а я часто этого не знаю), они сами знают. Всем всегда есть, что скрывать и чего бояться. Почти всем. И они, в общем, ждут того, что должно случиться. Это только вопрос времени.
   - Отпустите меня, - сказала она вдруг совсем новым голосом и взяла меня за руку. - Я никому ничего...
   Она продолжала держать мою руку, и, признаться, это было странное ощущение. Или просто давно забытое?
   Чтобы поскорей прогнать его, я сходил за пивом и сигаретами.
   - Что самое плохое, что ты делала в своей жизни?
   - Я не знаю. Я не могу вспомнить... - Она беззвучно заплакала.
   - Постарайся!
   - Нет!
   Я внимательно посмотрел ей в глаза, вынул пистолет и дослал патрон в патронник.
   - Ты, допустим, когда-нибудь крала?
   - Нет, никогда... Да, однажды.
   - Ну вот видишь, как все просто. Так что это было?
   - Фломастеры у соседки по парте.
   - Это плохо, - огорчился я. - Очень плохо. - Плохо для меня, добавил я про себя. Что за черт? Становлюсь чувствительным? Сентиментальным? Вряд ли. - Ты бы лучше поела.
   - Да будь ты проклят!
   - Если ты не будешь есть и пить, то умрешь дней через пять.
   - Да?! А что, ты за это время меня не убьешь?
   - Я еще не решил.
   Прицелиться, выстрелить, отвезти в клинику. Прицелиться, выстрелить, отвезти в клинику. Прицелиться, выстрелить, отвезти в клинику... Я сотни раз это делал.
   Черт. Я знал, что влип.
   Ох, Альбина, Альбина. Я знал, что я влип наверняка. Я знал, что все это очень скверно. Я вдруг подумал, что Альбина ведь не знает, где находится мое пристанище. Никто не знает, кроме Слона. Зачем я об этом подумал? Почему я об этом подумал, черт побери?!
   Часть третья
   ТУРЕЦКИЙ
   В Генпрокуратуре Турецкий, прежде чем идти к Меркулову - докладывать о новом геморрое на их общую задницу, - заглянул в энциклопедический словарь, дабы пополнить эрудицию.
   "Николай Львович Баткин (р. 1937), российский биохимик, академик РАН (1992; член-корреспондент АН СССР с 1970). Директор НИИ молекулярной биологии. Труды в области ультрамикрометодов анализа нуклеиновых кислот, биохимии клеточной дифференцировки и ядерно-цитоплазматических отношений. Герой Социалистического Труда (1987). Государственная премия СССР (1980). Государственная премия России (1993)".
   Кроме того, как следовало из документов, переданных Турецкому из ФСБ, Баткин также является заведующим кафедрой микробиологии, вирусологии и иммунологии Московской медицинской академии имени Сеченова. Что еще? Вдовец, у него есть взрослая дочь, у той, как известно, десятилетняя дочка, ученица музыкальной школы, его внучка.
   Поиски Баткина сотрудниками ФСБ велись по следующим направлениям.
   Были допрошены родственники Баткина, соседи Баткина, сотрудники Баткина.
   Вот что это дало.
   1. Дочь Баткина, Вероника Кострюкова (35 лет), показала, что с отцом не разговаривала больше двух недель, так как ровно столько его не видела они находились в ссоре, что, по ее словам, большой редкостью в их отношениях не является. Иногда Баткин забирал свою внучку из музыкальной школы и отвозил домой к ее матери, но последние два раза это происходило в отсутствие Вероники Кострюковой.
   2. Баткин живет в шестнадцатиэтажном кирпичном доме в Орехове-Борисове. Дом с кодовым замком и консьержкой. Консьержка Тамара Байрамова (67 лет) знает Баткина в лицо, потому что он часто возвращается за полночь и иногда забывает и код, и личный ключ от кодового замка, тогда консьержка открывает ему сама. Последний раз консьержка видела Баткина за день до его исчезновения. Он выходил на утреннюю пробежку, по рассеянности надел вместо кроссовок ботинки и вернулся обратно. Больше не спускался как полагает консьержка, также по рассеянности. Кстати, дочь Баткина, Вероника Кострюкова, тоже характеризует отца как весьма забывчивого и рассеянного человека.
   Соседи по лестничной клетке тоже ясности не внесли. Жильцы двух из трех квартир даже не знают, кто такой Баткин. Они знают, как он выглядит и как его зовут, но на этом их представление о пожилом соседе исчерпывается. С третьей квартирой было ненамного лучше. Там хозяева не жили, а сдавали ее внаем. Сейчас ее снимает некая Марина Коваленко (25 лет), уроженка Харькова, географ-аспирант МГУ. Коваленко показала, что с Баткиным неплохо знакома и поддерживает дружеские, насколько это было возможно при столь радикальной разнице в возрасте, отношения. На этом список соседей исчерпывался.
   3. Сотрудники, по идее, должны были стать самым продуктивным источником информации, но этого не произошло. В общей сложности были допрошены двадцать семь человек - те, кто общался с Баткиным в Институте молекулярной биологии в последние пять дней перед его исчезновением. Полный список людей, входивших в контакт с Баткиным в его НИИ за последние две недели, составленный с помощью его секретарши (Алевтина Мордвинова, 54 года), включал в себя сто тридцать девять человек. Правда, львиная часть это те, кто поздравлял Баткина с присуждением Нобелевской премии, а общение с ними Баткин, которому это надоело уже на второй день, свел до минимума. Алевтина Мордвинова даже стала свидетельницей того, как вконец задерганный Баткин отказался подойти к телефону, хотя на другом конце провода его жаждал поздравить ни больше ни меньше вице-премьер правительства России, по совместительству председатель Госкомитета по науке и технике.
   4. Со всех опрошенных была взята подписка о неразглашении, поскольку не менее важной, чем поиски Баткина, представляется опасность того, что этот факт станет достоянием гласности.
   Но это было не все. Турецкий-то знал, что был как минимум еще один человек, видевший Баткина незадолго до его исчезновения, - это его собственная (Турецкого, не Баткина) супруга Ирина Генриховна...
   Дверь кабинета без стука открылась, а это могло означать только одно: Славка Грязнов собственной персоной. Улыбается. В руках портфель. В портфеле красноречиво позвякивает.
   Турецкий тут же замотал головой.
   - А чем тогда займемся? - обиженно спросил Грязнов.
   Вместо ответа Турецкий разложил перед собой на столе фотографии Баткина. Баткин с внучкой. Баткин с дочкой. Баткин с дочкой и внучкой. Баткин в институте: в своем кабинете с каким-то сотрудником, в приемной с секретаршей, в лаборатории. Эта фотография была секретной - за нее Турецкий расписался у фельдъегеря, привезшего пакет, в отдельной графе. На ней Баткин и еще два сотрудника, один - тот самый, с которым он был сфотографирован в кабинете, были облачены в защитные костюмы фиолетового цвета, смахивающие на скафандры космонавтов. Вокруг колбы, пробирки, загадочная аппаратура.
   Баткин был крупный, чуть полноватый мужчина, совсем не похожий на классического рассеянного профессора, каким его все хотели представить. Что еще? Ну седой, ну пожилой, но шестьдесят пять лет ему дать никак было нельзя. Турецкий повертел снимки - на всех были проставлены относительно свежие даты.
   - Ты с ним случайно не знаком?
   - Где уж нам с нобелевскими лауреатами знаться.
   - Вот, - удовлетворенно заметил Турецкий. - А моя жена знакома.
   - Ну и напрасно.
   - Почему?
   - Нипочему.
   - Славка, что за манера? Сказал "а", говори "б".
   - Да я так просто сказал.
   - По-моему, ты врешь, - сказал Турецкий, внимательно глядя на приятеля.
   - Ну сам посуди: узнают, что твоя жена в этом замешана, от дела отстранят.
   - Да кто замешан, что ты мелешь?! И потом, я на него не набивался. Тут Турецкий вспомнил свой разговор с президентом и усомнился в искренности своих слов. - Ну ладно, с чего начнем?
   - Как будто ты не знаешь? Небось, пока я ехал, уже составил свой долбаный план следственных мероприятий.
   - Ты чего такой злой? - удивился Турецкий.
   - Да потому что не нравится мне это все. Ладно, не обращай внимания. Говори, что делать будем.
   - Значит, так. Я проведу повторные допросы всех, кто видел Баткина, а ты собери мне на него неформальную информацию.
   - Уже.
   - О! - обрадовался Турецкий. - И что же ты молчал?
   Грязнов молча открыл портфель. Сначала вынул из него бутылку коньяка "Московский" (которую Турецкий тут же убрал в сейф), потом папку. Турецкий отодвинул фото Баткина в сторону и рассыпал перед собой документы, которые привез начальник МУРа. Каждый лист он проглядывал до середины и откладывал в сторону. Грязнов тем временем просматривал бумаги, которые Турецкому доставили фельдъегерской почтой. Через минуту Турецкий нахмурился и потер переносицу.
   - Ну, - пробурчал Грязнов, закуривая, - теперь, надеюсь, ты понял, что ничего хорошего в том, что Ирка твоя с ним знакома. Кстати, каким это образом, хотел бы я знать?
   - Но я не понимаю, - пробормотал Турецкий, - почему у ФСБ нет этой информации?
   - Да потому что работать надо уметь!
   Из сведений, собранных Грязновым, выходило, что выдающийся русский ученый Николай Львович Баткин был не просто запойный пьяница, а тяжело больной алкоголик. Турецкий с утроенным вниманием рассматривал фотографии Баткина и не мог в это поверить - как этот красивый, благообразный ученый муж, и вдруг натуральный алкаш! И все же это было правдой. За прошедшие пять лет Баткин трижды лечился в закрытых клиниках, вроде бы это помогало, но в какой-то момент он неизбежно срывался и пускался во все тяжкие.
   - Так ты что думаешь, он сейчас где-то лежит под капельницей? - с надеждой спросил Турецкий.
   - Гораздо хуже, Саня. Я думаю, что он лежит где-нибудь под забором.
   - Так, стоп! Вначале объясни мне, откуда у тебя эти сведения. И почему, если это действительно правда, ни родственники, ни сотрудники об этом ни полслова не упомянули?
   - Ну ты не слишком-то наезжай. - Грязнов добродушно толкнул приятеля в грудь. - Сначала можно было бы и поблагодарить личный состав за инициативу. Откуда у меня эти сведения? Просто я привык держать руку на пульсе. Все заведения - подобные тем, в которых лечится твой Баткин, - у меня под колпаком. А раз у меня, то это значит, что ФСБ оттуда уже никакой информации, кроме как от меня, не получит. А от меня оно фиг что получит. Что касается родственников и коллег - ответ простой. Они не знали.
   - Все не знали?!
   - Все. Кроме одного человека. Каждый раз, когда Баткин ложился в клинику, именно он его туда и приволакивал.
   - Кто это?
   - Если бы ты дочитал до конца, то не задавал бы глупых вопросов. Грязнов ткнул пальцем в нужное место, и Турецкий прочитал: "А. В. Будников". - Это его коллега, - объяснил Грязнов. - Заведующий какой-то там лабораторией.
   - Знаю.
   - Ну и корефан по гулянкам, надо полагать. Так что надо его в первую очередь брать в оборот. Фээсбэшники его допрашивали?
   - Да. Есть протокол. А ты проверил эти заведения, где Баткин лечился?
   - Да. Все мимо. Давай свой протокол.
   "В о п р о с. Назовите свое полное имя, возраст, профессию и занимаемую должность.
   О т в е т. Анатолий Вячеславович Будников, 47 лет, биолог, заведующий бактериологической лабораторией Института молекулярной биологии. Доктор наук.
   В о п р о с. Академик Баткин является вашим непосредственным руководителем?
   О т в е т. Да.
   В о п р о с. В каких отношениях вы состоите с Баткиным?
   О т в е т. В служебных.
   В о п р о с. И только? Не в приятельских?
   О т в е т. Видите ли... У нас довольно значительная разница в возрасте. Хотя, учитывая, как давно мы знаем друг друга...
   В о п р о с. И как же давно?
   О т в е т. Больше двадцати пяти лет. Он был еще моим преподавателем в институте.
   В о п р о с. Значит, вы с Баткиным на "ты"?
   О т в е т. Я же сказал, у нас большая разница в возрасте... И, так сказать, в весовой категории, в научном аспекте, я имею в виду.
   В о п р о с. Это не ответ.
   О т в е т. Мы на "вы".
   В о п р о с. Когда и где вы последний раз видели Баткина?
   О т в е т. В пятницу утром на работе. Он вызвал меня, чтобы согласовать кое-какие детали работы на время его предстоящего отсутствия.
   В о п р о с. Анатолий Вячеславович, чем занимается ваша лаборатория?
   О т в е т. Это, простите, не ваше дело.
   В о п р о с. Сейчас все, что происходит в вашем институте, а значит, все, что имеет отношение к Баткину, наше дело.
   О т в е т. Моя лаборатория занимается изучением особо опасных вирусных инфекций.
   В о п р о с. Вы бывали дома у Баткина?
   О т в е т. Конечно.
   В о п р о с. Как часто?
   О т в е т. Затрудняюсь ответить. Особой системы в этом не было.
   В о п р о с. Что это были за встречи?
   О т в е т. В основном рабочего характера, иногда мы перемещались к нему домой, просто чтобы сменить обстановку, освежить мозги. Рядом с его домом есть прекрасный Царицынский парк, и мы часто там гуляем, обсуждая научные вопросы.
   В о п р о с. У Баткина есть женщина?
   О т в е т. Он довольно пожилой человек. Кроме того, он вдовец. Уже почти десять лет.
   В о п р о с. Нам это известно. Поэтому я и задаю вам повторно этот вопрос: у Баткина есть любовница?
   О т в е т. Мы не настолько близки, чтобы я мог позволить себе этим интересоваться. А сам он меня ни во что такое не посвящает.
   В о п р о с. У Баткина есть близкие друзья?
   О т в е т. У него был действительно близкий друг, ученый, но погиб много лет назад.
   В о п р о с. Подробнее, пожалуйста.
   О т в е т. Макарычев, если не ошибаюсь, Эммануил Витальевич, он разбился во время сплава по горной речке, на Алтае, около десяти лет назад.
   В о п р о с. Баткин был тогда с ним?
   О т в е т. Разве я это говорил?
   В о п р о с. Отвечайте на вопрос. Баткин был с ним, когда Макарычев разбился?
   О т в е т. Не был. Баткин терпеть не может байдарки.
   В о п р о с. Макарычев тоже был биолог?
   О т в е т. Да с чего это вы взяли?! Он был географ.
   В о п р о с. Кроме вас кто входит в число друзей Баткина?
   О т в е т. Таких друзей, как Макарычев, у него сейчас нет, мне кажется, в основном его общение - это контакты по работе. Да, по-моему, и времени у Николая Львовича сейчас ни на кого не остается. Мы очень загружены на работе. Правда, иногда он ездит к внучке. Возможно, к шурину. Хотя последнее утверждать не берусь.
   В о п р о с. Подробнее. Кто такой брат его жены, и почему вы не уверены в их контакте?
   О т в е т. Китайгородский Михаил Викторович. Он лор-врач, моложе Николая Львовича лет на пять. Раньше часто бывало, когда я приезжал к Баткину, то заставал там его, и мы иной раз даже пульку расписывали. Но уже несколько лет, года три-четыре, а может и больше, я Китайгородского не видел.
   В о п р о с. Баткин никак о нем не упоминал?
   О т в е т. Баткин не тот человек, что на работе станет говорить о посторонних вещах.
   В о п р о с. Хотите еще что-нибудь добавить?
   О т в е т. Мне не нравятся ваши вопросы. Николай Львович будет недоволен, когда узнает, что мне столько о нем пришлось говорить.
   - Это не ваша забота".
   - Что скажешь? - поинтересовался Грязнов.
   - А ты что скажешь?
   - Ни полслова, нигде не прокололся. За шефа горой стоит. Надо тебе побеседовать с этим Будниковым. А лучше мне.
   - Это само собой. А больше ничего не заметил?
   - Жена Баткина и его лучший друг умерли в один год.
   - Смотри-ка, заметил, - обрадовался Турецкий. - А еще?
   - Ну что еще. Соседка Баткина - географ-аспирант, и покойник Макарычев был географ.
   - Смотри-ка, опять заметил, - обрадовался Турецкий.
   - Ну ты меня совсем за дурачка держишь, что ли, - обиделся Грязнов. Поехали куда-нибудь перекусим.
   - Давай. Я тут знаю одно славное местечко, "Пушкинъ" называется.
   - Это где ты с фээсбэшником обедал?
   - Ты за мной наружку прикрепил, что ли?!
   - Не психуй, Саня, Меркулов рассказал.
   За пельменями с грибами договорились о распределении ролей. Турецкий брал на себя Будникова и молодую соседку Баткина, а Грязнов Китайгородского, поскольку его еще сначала надо было найти.
   Турецкий долго не мог решить, с кого же все-таки начать, с Будникова или с Марины Коваленко. Конечно, хотелось в первую очередь пообщаться с молоденькой и, как он надеялся, хорошенькой аспиранткой, но чувство долга перевесило: заведующий бактериологической лабораторией был несомненно более значимой фигурой. Справедливость, однако, восторжествовала: в Институте молекулярной биологии женский голос ответил, что Анатолий Вячеславович до вечера будет занят, что он сейчас проводит исследования и с ним даже связи нет. Наверно, в своем дурацком скафандре что-то из колбочки в колбочку переливает, подумал Турецкий и позвонил Коваленко. Дома ее не было, но в протоколе допроса имелся и служебный телефон. Встретились через полтора часа на Воробьевых горах, в студенческой стекляшке.
   Коваленко оказалась длинной, немного нескладной шатенкой, настороженно поглядывающей из-под черных украинских бровей. Она, конечно, заявила, что все, что знала, давно уже рассказала, но Турецкий успокоил барышню, несколько досадуя на себя, - стотысячной фразой, что это беседа неофициальная и ему важны не столько ее сведения, сколько ее мнение. И как ни странно, в стотысячный раз это сработало. Коваленко как-то расслабилась и даже заказала себе белого вина.
   - Скажите, Марина, как давно вы снимаете квартиру в Орехове-Борисове?
   - Полгода, наверно, не больше - как в аспирантуру поступила. А что?
   - Разве ваше заселение как-то связано с аспирантурой?
   - Ну понимаете, там такой парк замечательный, и вообще мне показалось, что там будет хорошо работаться.
   - Ну и как, ваша надежда оправдалась?
   - Вполне, - пожала плечами Марина. - После общежития-то...
   - Как вы сняли эту квартиру?
   - Случайно. Можно было, конечно, продолжать жить в общаге, комната была за мной, но тут подвернулся этот вариант. Мой научный руководитель Семен Израилевич... я как-то зашла к нему: нужно было кое-что уточнить о Шпицбергене...
   - А какова тема вашей диссертации?
   - "Динамика и морфология ледникового покрова Восточной Антарктиды".
   - А, - многозначительно сказал Турецкий. - Продолжайте, пожалуйста.
   - Так вот, а у Семена Израилевича как раз был Баткин.
   - Они же приятели, да? - как можно более буднично спросил Турецкий.
   - Да нет, они даже знакомы не были, просто Баткин консультировался по одному вопросу на нашем факультете - и его отослали к Семену Израилевичу. А тут я пришла. Семен Израилевич спрашивает: "Нашли квартиру, Марина?" Я говорю, что нет пока.
   - А чем интересовался Баткин, вы, конечно, не знаете?
   - Как раз знаю! - буквально подпрыгнула Марина. - Вот это-то как раз самое интересное. Замечательное совпадение. Я же занимаюсь Севером и Дальним Востоком, а Баткин искал материалы по Камчатке. И Семен Израилевич тоже. Он мог бы, конечно, Баткину и сам помочь, но вместо этого меня предложил. Он такой у нас, Семен Израилевич, он всем помогает!
   - Обязательно с ним познакомлюсь, - пообещал Турецкий. - Так чем же таким конкретным интересовался Баткин?
   - Камчаткой.
   - Камчаткой? - переспросил озадаченный Турецкий.
   - Да, Камчаткой первых двух десятилетий прошлого века. Ну и всякими там окаменелостями и озверелостями.
   - Простите, я ничего не понимаю, - вынужден был сознаться Турецкий.
   - Ну что же тут непонятного? - удивилась Марина. - У него были какие-то важные сведения о Камчатке, он мне потом показывал один документ. Так вот, он искал описание местности, которое там указано... А когда узнал, что я могу ему помочь, сказал, что его соседи квартиру сдают и если я хочу, то могу ее посмотреть. Вот так все и совпало.
   - Марина, - строгим, родительским тоном сказал Турецкий, - у вас сохранился этот документ?
   - У меня нет, но у Николая Львовича он точно есть.
   - Еще бы найти Николая Львовича, - вздохнул Турецкий, - совсем была бы красота.
   - Да вы не поняли. Он у него дома. И я знаю где. Вы же наверняка можете в его квартиру попасть, если хотите, конечно.
   ...Едва подъехав к шестнадцатиэтажной башне, в которой жили Баткин и Марина Коваленко, Турецкий понял, почему все в один голос говорили о Царицынском парке. Дом стоял как бы на краю города. Перед ним только станция метро, пара магазинов, а дальше через дорогу - густой массив, так сказать, смычка города и деревни.
   Поднялись на одиннадцатый, баткинский этаж. Турецкий достал из пакета фельдъегерской почты мудреный многозубчатый ключ. Вошли в квартиру. Наметанным взглядом Турецкий определил, что здесь две комнаты. Первая же, это было видно еще из дверей, забита книгами.
   И вдруг незатейливая мысль пришла ему в голову. Турецкий посмотрел на аккуратно сложенную обувь в прихожей, на чистую скатерть на кухне. Рассеянный академик, говорите, профессор кислых щей? Турецкий повернулся к Марине, которая уже прошла в первую комнату.
   - Мариночка, а кто здесь убирает? Есть у Николая Львовича домработница?
   - Конечно, разве мужчина может сам так убраться?
   - А как бы мне ее найти?
   - На холодильнике телефон.
   Однако Марина тут все неплохо знает. А Будников не называл ее в числе близких знакомых академика. Турецкий прошел на кухню. На дверце холодильника висел магнит, здесь иногда пришпиливают бумагу, Денис Грязнов так делает. Но под магнитом ничего не было. Войдя, Марина удивилась:
   - А раньше был листочек с ее телефоном, я точно помню. Но это ничего, вы ее просто найдете, она дворником у нас во дворе работает, наверно, и живет рядом, на Шипиловской.
   Турецкий пошел в туалет. Выйдя оттуда в комнату, спросил:
   - Ну хорошо, нашли этот документ?
   - А что его искать? Вот он висит.
   - Висит? - не понял Турецкий и проследил за направлением ее руки.
   Над рабочим столом, в череде всяких наградных дипломов, висела коричневая рамочка, внутри которой под стеклом был вложен лист пожелтевшей бумаги, на нем твердым круглым почерком, явно перьевой ручкой, были выведены несколько десятков строк. Турецкий снял рамочку со стены и уселся в кресло.
   - Сделать чаю, Александр Борисович? - крикнула Марина с кухни.
   Турецкий неопределенно промычал в ответ.
   "Аминь глаголю вам, понеже сотвористе единому сих братии. Моих менших. Мне сотвористе (Мф. 25, 40).
   В 1916 году я, будучи епископом, отправился на собаках в глубь Камчатской области и доехал до селения Гональского. По неоднократным прошлым посещениям оно запомнилось мне как многолюдное. Теперь же, въезжая в село, я обратил внимание на то, что собаки из моей упряжи, против обыкновения, не издавали радостных звуков, почуяв жилье. Впрочем, некоторые из них неуверенно взвыли, но встречного лая от местных собак не последовало. Меня поразила мертвая тишина. Во всех избушках окна были заколочены, а на кладбище я обнаружил много новых могильных крестов. Только один человек - сельский староста - вышел мне навстречу. На мой недоуменный вопрос по поводу необычного безлюдья он сказал: "Хворь здесь страшная. В жилищах покойников штабелями складывают, могилы не успеваем рыть, да теперь, кроме меня, и некому, но и я не могу: земля глубоко промерзла. В живых осталось всего лишь восемь человек, я девятый, но на ногах только я один. Остальные лежат..."
   Мы вошли в избушку. На полу вповалку на соломе лежали умирающие. Среди них особенно тяжелое впечатление производили мечущиеся в агонии роженица и рядом с ней умирающая повивальная бабка, желающая помочь в тяжелых, страшных, трагических родах. Тела и лица больных были покрыты черными, кровавыми гнойниками. Некоторые из больных узнали меня. Они радостно восклицали:
   - Владыка, дорогой, как мы рады, что дождались тебя! Мы люди верующие, причасти нас скорее, и тогда мы спокойно умрем.
   И было так чудесно, когда свет Христовой радости осенил ужасные, черные лица умирающих, для которых смерть в присутствии священника и при его молитвенном напутствии явилась желанным избавлением от мучений. Трудно передать их искреннюю, непосредственную духовную радость, когда они причастились Святых Тайн. Растроганный, я молитвенно напутствовал их уход в Жизнь Вечную, оставив этот мертвый дом.
   Продолжая свой путь дальше в глубь Камчатки, я и в других селениях наблюдал такую же жуткую картину мертвого запустения. Мне необходимо было определить поселение, еще не захваченное эпидемией, чтобы установить карантинный пункт со строжайшим запретом дальнейшего проезда. А причиной внезапной вспышки этого тяжелого заболевания стал совершенно дикий случай. На западном берегу Охотского моря на одном из японских рыбзаводов заболел страшной болезнью и умер японец. Рыбопромышленники втиснули труп в пустую бочку, забили ее и поставили вместе с бочками, наполненными рыбой. Это и послужило причиной быстрого распространения эпидемии по всей Камчатке. Когда я приехал в Ключевское, узнал наконец, что последнее селение, в котором еще есть больные черной оспой, - это Еловка. От нее дальше простирается снежная пустыня, которая и стала заслоном для оспы. В Еловке был устроен карантин.
   Митрополит Нестор".