Незнанский Фридрих Евсеевич. Поражающий агент

   - С кем вы уже говорили? - после некоторого молчания спросил Иванчук.
   - С Будниковым.
   - Это кто-то из Генпрокуратуры? У нас я такого сотрудника не знаю.
   - Не валяйте дурака.
   - Пойдемте, - подумав, сказал Иванчук.
   Турецкий решил не задавать лишних вопросов и встал.
   Иванчук подошел к сейфу, врезанному в стену, слева от окна, выходящего на памятное место. Когда-то отсюда хорошо, наверно, было наблюдать памятник Феликсу Эдмундовичу.
   Иванчук открыл сейф. В верхней его части был отдельный ящичек, как морозильник в холодильнике. Только этот ящик, в отличие от всего сейфа, открывавшегося банальным ключом, имел шифр. Иванчук поколдовал, нимало не заботясь присутствием Турецкого, и открыл дверцу. Внутри были рассыпаны фотографии. Иванчук кивнул на них, но вынимать не стал. У Турецкого дрогнула рука, хотел было сам потянуться за снимками, но вовремя остановился. Если Иванчук по какой-то причине этого не делает, значит, и не надо. Присмотрелся так.
   На фотографии - место аварии Ту-154, это ясно.
   На следующей - дамская сумочка.
   Еще на одной - фотоаппарат "никон".
   На следующей - катушки фотопленки "фуджи", чувствительностью двести единиц. И это все.
   Турецкий оглянулся на хозяина кабинета. Тот курил, стоя у окна, поймав взгляд, потушил сигарету, закрыл сейф. Вышли из кабинета.
   - В "Пушкинъ"? - усмехнулся Турецкий. - Пора, мой друг, пора!
   Иванчук наклонил голову.
   Через полчаса разговор возобновился.
   - Что за игры! - деланно возмутился Турецкий. На самом деле все это ему даже нравилось.
   - Вы сами все понимаете, - сказал Иванчук. - Показывать эти снимки я вам не могу. Я даже не могу достать их из сейфа, это фиксируется специальным датчиком.
   Ладно щеки надувать, подумал Турецкий. Какой там, к черту, датчик, просто камера наверняка в кабинете установлена, потому и не вытаскивал ничего из сейфа. Только вот что значат эти фотографии?
   - Что на пленке "фуджи"? - спросил он.
   - Я думал, вы знаете.
   - Тогда бы я к вам не пришел.
   - Тоже верно. Может, закажем что-нибудь? - предложил Иванчук. - Я угощаю.
   - Я с вами так растолстею, не надо. Говорите, что там такое.
   - Ну ладно, - вздохнул фээсбэшник. - Это ампула.
   - Ампула? - растерянно переспросил Турецкий. - Пленка - это ампула?
   - Катушка - это бокс. Внутри ампула, вернее, контейнер.
   - Ампула с чем? Из вас все приходится тянуть. Что в ампуле, полковник?
   - Да если б я знал! Исследуем уже неделю! Какая-то инфекция, по-видимому. Ни на что не похоже.
   - Кто это вез?
   - Вы же знаете сами. Гуринович, Якимчук.
   - Так они действительно террористки... Слушайте, что вы мне вкручиваете? Как эта катушка могла уцелеть при таком взрыве?! Знаю я ваши методы! Хотите, наверно, на мертвых белорусок что-то повесить и подсунули им эту пленку.
   Иванчук остановил официанта:
   - Принесите бутылку боржоми. - Наклонившись к Турецкому, он сказал: Внутри катушки титановая оболочка, под ней ампула.
   Турецкий почесал затылок:
   - А... кто исследует эту ампулу?
   - У нас есть лаборатория.
   - Я хочу ее забрать.
   Иванчук засмеялся.
   - А если я знаю, что там?
   Иванчук перестал смеяться.
   - Откуда вы можете это знать? У вас есть сведения о хозяевах? О том, кто их отправил?
   - Возможно... нет.
   - Что это значит - возможно нет?! - разозлился Иванчук. - Либо да, либо нет!
   - Мы не в армии, - заметил Турецкий и вспомнил, как сам несколько часов назад заметил Будникову, что в его институте армейская атмосфера.
   Что-то сегодня оставалось несделанным, он это явственно чувствовал. Но что же? Вроде везде побывал, со всеми переговорил, перед Меркуловым о поездке в Институт молекулярной биологии подробно отчитался. Так что же? А! "Спецбуфет No 7". Фу ты, забыл.
   На следующее утро Миша Федоренко сначала созвонился с контролершей Сенчуковой В. П. (66 лет). Уже один телефонный разговор с ней дал довольно неожиданный результат. Сенчукова вспомнила пожилого респектабельного господина, хорошо одетого, но уже совершенно пьяного в неподходяще молодой компании. Такое нечасто увидишь, вот и врезалось в память, объяснила она. Причем, по ее словам, компанию эту ему составляли не только юная жрица любви, но еще четверо или пятеро непонятных молодых людей. Федоренко не стал терять время, поехал прямо к Сенчуковой домой. Показал фото Баткина. Да, подтвердила Сенчукова, это и был тот самый респектабельный, но пьяный господин. Сенчукова сказала, что видела его после восьми вечера. Но Миша предположил, что все же это было значительно позже. Ведь сапожник сказал, что они пошли к метро потому, что уже не работали магазины. Миша позвонил в отделение "Орехово-Борисово Северное", где его уже знали, и дал поручение местным оперативникам проверить видеосъемку на станции метро "Орехово" за прошлую пятницу, если, конечно, таковая там вообще ведется. Хотя должна.
   В результате всех этих усилий две видеокассеты, отражающие съемку прохода граждан через турникет с 21.00 до 01.00 (после этого времени метро работало уже только на выход), были доставлены непосредственно на Большую Дмитровку в белы рученьки старшего следователя по особо важным делам Турецкого А. Б.
   Турецкий А. Б. нарадоваться не мог на своего подчиненного.
   Вместе посмотрели пленку. Обещал подъехать Грязнов, но задержался. Баткина опознали. Он прошел через турникет в 22.27. Действительно, с ним была девица, а если точнее, то даже две. Одной Баткин, то ли несколько протрезвевший, то ли на кураже, прямо на ходу довольно искусно запустил руку в штаны, против чего та особенно не возражала. Вторая девица сама обвилась вокруг Баткина. Сзади этой сплоченной троицы действительно шагали не четверо, не пятеро, а двое молодых людей, едва ли старше двадцати лет. Впрочем, была ли эта компания единым целым, определить оказалось невозможно. Потому что и слева и справа одновременно еще шли люди, женщины, мужчины, складывали зонты, стряхивали влагу с воротников... Зато можно было рассмотреть номер поезда, на который они сели. Все, между прочим, в один вагон. На этом месте и появился Грязнов.
   - Ну наконец-то, - обрадовался Турецкий. - Слава, это уже по твоей части. - Посмотри-ка.
   - Вот это академик, я понимаю, - в самом пикантном месте сказал Грязнов. - Значит, так, бойцы. Ничего не гарантирую, в таких поисках что-то прогнозировать очень трудно. Но по крайней мере у нас есть рожи тех, с кем он поехал. Саня, что ты вообще об этом думаешь?
   - Думаю, случайная компания.
   - А молодое поколение? - Грязнов повернулся к Мише.
   - Мне тоже так кажется.
   - Двойка вам обоим. Думаю, дедушка попался на крючок.
   - Ты хочешь сказать, что его караулили? - засомневался Турецкий. Такой толпой?
   - Посмотрим. - Грязнов сделал несколько распоряжений по телефону и быстро уехал.
   Найдет ли он Баткина?
   И все же, думал Турецкий, пациент скорее жив, чем мертв, или наоборот? На что рассчитывать, на что надеяться? Как всегда - на лучшее, подразумевая худшее? Возможно ли, чтобы взрослый, более того - пожилой человек натурально забыл о своих прямых административных обязанностях, о науке, о деле своей жизни, о заграничной поездке - и так ударился во все тяжкие?! Но ведь он, Турецкий, видел пленку собственными глазами. Правда, там на лбу у Баткина все же не было написано, что он собирается положить на нобелевскую церемонию изрядный болт, и до вылета в Стокгольм еще оставалось некоторое время. На фрак он, однако же, в результате наплевал.
   Турецкий позвонил Будникову в институт. Тот неожиданно взял трубку сам. Голос у Будникова был даже более хмурый, чем обычно.
   - Анатолий Вячеславович, хочу попросить вас об услуге. Вы же можете провести анализ некоего вещества, помните, вы говорили, что теперь есть возможность делать это быстро?
   - М-мм, - ответил Будников.
   - Вам его привезут, я распорядился уже. - Турецкий решил благоразумно промолчать о том, что фээсбэшная лаборатория пока что с анализом вещества, содержавшегося в контейнере из-под "фуджи", не справилась. - Сколько времени это займет?
   - М-мм, - сказал Будников.
   - Анатолий Вячеславович, что-то случилось? - наконец сообразил Турецкий.
   - Несчастный случай.
   - С кем?! Когда и где?
   - С Абашидзе. Его сбила машина.
   - Он жив?
   - Да.
   - Абашидзе, кажется, работает в вашей лаборатории?
   Молчание. Оно же - знак согласия.
   - Ну вот что. Я сейчас пришлю своего сотрудника, никуда не уезжайте.
   "А. Б. Турецкому
   от М. С. Федоренко
   ДОКЛАДНАЯ ЗАПИСКА
   об инциденте с сотрудником
   Института молекулярной биологии
   Виталий Иосифович Абашидзе ехал сегодня на работу нетрадиционным способом. Обычный маршрут его выглядел так: от своего дома на улице 1905 года, расположенного возле самой станции метро, он с двумя пересадками доезжал до станции "Молодежная", откуда каждый день ровно в 8.30 утра отъезжал автобус "мерседес" Института молекулярной биологии. У Абашидзе есть машина, но ею, как правило, пользуется жена, во всяком случае на работу Абашидзе неизменно ездил на метро и автобусе.
   Но сегодня автобус ушел без Абашидзе, что уже через час сильно отразилось на настроении профессора Будникова и, как следствие, на его сотрудниках. И немудрено. Как мне объяснили, Абашидзе был одной из ключевых фигур в бактериологической лаборатории. Не то чтобы он был совсем уж незаменим, но еще совсем недавно лаборатория функционировала как хорошо отлаженный механизм, где каждый сотрудник занимался исключительно своей задачей, и незапланированное выпадение любого звена было чревато серьезными последствиями как для темпа исследований, так и для результатов конкретного научного цикла. Немудрено также, что уже в половине одиннадцатого Будников был просто взбешен. Секретарша Алевтина Михайловна Мордвинова безуспешно названивала Абашидзе домой. Ничего подобного раньше не случалось. Абашидзе отличался завидной пунктуальностью.
   В половине одиннадцатого (то есть за десять минут до вашего звонка Будникову) в Институт молекулярной биологии позвонили из отделения "Скорой помощи" на улице Заморенова, 27 (поликлиника No 220), куда Абашидзе попал с черепно-мозговой травмой. Он был сбит неизвестным водителем предположительно между 8.05 и 8.13 на Анненской улице. Что и позволило мне написать о "нетрадиционном маршруте". Действительно непонятно, что его туда занесло - Анненская улица никак не находится на пути следования в институт. Свидетелей происшествия обнаружить не удалось.
   Надежды на выздоровление пациента не было с самого начала. В заключении, как мне сказали, будет однозначно написано: "травма, несовместимая с жизнью". Грубо говоря, у Абашидзе была трещина в голове шириной с пачку сигарет. В 14.40 Абашидзе скончался. Перед смертью он пришел в себя и сказал только одно слово: "Шестая". Ни врач и сестра, наблюдавшие за ним, ни жена с дочерью, приехавшие в больницу в 12.30, не смогли объяснить, что это значит. На работе у Абашидзе я решил перестраховаться и не задавать этот вопрос.
   Жена Абашидзе, Нина Александровна, показала, что вчера вечером, около 22.00, у ее мужа был телефонный разговор, после которого он очень нервничал и плохо спал. Когда она спросила Виталия Иосифовича, в чем дело, он ответил, что у него неприятности в лаборатории. Это, однако, не соответствует действительности, потому что проф. Будников, который, естественно, находится в курсе работы Абашидзе, ничего подобного припомнить не смог.
   Прилагаю фонограмму допросов остальных сотрудников лаборатории.
   No 1
   В о п р о с. Назовите, пожалуйста, свою фамилию, имя, отчество, возраст, занимаемую должность. Научную степень, если есть.
   О т в е т. Сторчак Семен Соломонович, 50 лет, доктор биологических наук, зам зав лабораторией.
   В о п р о с. Как давно вы знали Абашидзе?
   О т в е т. Пять... около шести лет мы вместе работаем в этой лаборатории.
   В о п р о с. Охарактеризуйте ваши отношения.
   О т в е т. Вполне дружеские.
   В о п р о с. Абашидзе был замкнутый человек?
   О т в е т. Я бы так не сказал.
   В о п р о с. Посвящал ли он вас в свои проблемы?
   О т в е т. Однажды. Проблема была личного характера, связана с его супругой и женщиной, с которой у него был роман. Но это случилось полтора года назад и давно закончилось.
   В о п р о с. Насколько свободно сотрудники вашей лаборатории рассказывают в своих семьях о работе?
   О т в е т. Есть определенные ограничения. В моем доме, например, это вообще никак не обсуждается.
   В о п р о с. А в семье Абашидзе?
   О т в е т. Ничего об этом не знаю. Понимаете, как-то странно обсуждать на работе, что именно обсуждается в семье из того, что обсуждается на работе. Вы не находите?
   В о п р о с. Не замечали ли вы в поведении Абашидзе что-то странное последнее время?
   О т в е т. Виталий Иосифович был и без того человек эксцентричный.
   В о п р о с. Что вы вкладываете в эти слова?
   О т в е т. У него в темпераменте существовала какая-то аритмия. Едва ли это были перепады настроения. По крайней мере, работу свою он всегда делал отменно. Даже представить себе не могу, как мы без него теперь обойдемся.
   No 2
   В о п р о с. Представьтесь, пожалуйста.
   О т в е т. Ирина Борисовна Вознесенская, старший лаборант, 27 лет, кандидат биологических наук.
   В о п р о с. Что вы думаете об Абашидзе?
   О т в е т. Виталий Иосифович - замечательный человек. Это несчастье это просто ужасно, не знаю, что сказать...
   В о п р о с. Какие отношения были у Абашидзе с Баткиным?
   О т в е т. Как у всех.
   В о п р о с. То есть?
   О т в е т. Он им восхищался и гордился. Абашидзе - Баткиным, я имею в виду. Он говорил, что Баткин - инопланетянин, что понять логику его мысли невозможно, но она неизменно гениальна.
   В о п р о с. А как Баткин относился к Абашидзе?
   О т в е т. Довольно сдержанно. Он никогда никого не выделял. Кроме профессора Будникова, разумеется.
   В о п р о с. Не замечали ли вы, что Абашидзе в последнее время нервничал?
   О т в е т. Он всегда нервничал.
   В о п р о с. И во время работы?
   О т в е т. Нет. Тут он был спокоен. В остальном все, что касалось реальной жизни, любая аномалия приводила его в лихорадочное состояние.
   В о п р о с. Вы давно работаете в лаборатории?
   О т в е т. Два года. Я давно хотела сюда попасть, но это не так просто было сделать. Наконец освободилась вакансия, отсюда ушел завлабораторией и все остальные заняли следующие ступеньки. Кроме Сережи Борисова. Ему карьерный рост до одного места.
   В о п р о с. С Абашидзе вы были знакомы до того, как пришли в лабораторию?
   О т в е т. Нет, мы познакомились два года назад.
   В о п р о с. Вы знаете его семью?
   О т в е т. Формально.
   В о п р о с. Что вы думаете о его жене?
   О т в е т. Истеричка.
   В о п р о с. Вот как. Вас связывали с Абашидзе личные отношения, не так ли?
   О т в е т. Если вы об этом знаете, так зачем спрашивать? И потом, уже давно все прошло.
   В о п р о с. Как вы думаете, почему Абашидзе оказался на Анненской улице? Вы знаете кого-нибудь, с кем он мог встречаться именно там?
   О т в е т. К сожалению, нет.
   Ай да стажер, подумал Турецкий, лихо барышню раскусил. У парня определенно есть нюх.
   No 3
   В о п р о с. Назовите свое имя и должность.
   О т в е т. Борисов Сергей Васильевич, 31 год, лаборант.
   В о п р о с. Научной степени у вас нет?
   О т в е т. Кандидатская.
   В о п р о с. А почему сразу не сказали?
   О т в е т. Это имеет особое значение для следствия? У нас в институте докторов и академиков человек двадцать, а уж кандидатов - как тараканов.
   В о п р о с. Сколько лет вы работаете в бактериологической лаборатории?
   О т в е т. Десять.
   В о п р о с. Сколько сотрудников здесь за это время сменилось?
   О т в е т. Я не отдел кадров.
   В о п р о с. А за последние три года?
   О т в е т. По-моему, ни одного. Ну если не считать, что ушел Линников, прежний завлаб, и Будников занял его место.
   В о п р о с. Вы знаете, почему он ушел?
   О т в е т. Так Будников же его выжил отсюда, тоже мне, большой секрет. Старик как-то пытался их мирить, а потом махнул рукой.
   В о п р о с. Старик - это Баткин?
   О т в е т. Ясное дело.
   В о п р о с. А где сейчас этот Линников? Остался в институте? Насколько я понял с ваших слов, Баткин к нему неплохо относился?
   О т в е т. Линников наплевал на науку в нашем представлении и формате - и правильно сделал. В результате вот у него-то и получилась карьера. А что теперь будет с Будниковым - еще вопрос.
   В о п р о с. Теперь - это когда?
   О т в е т. Ну Баткина же нет.
   В о п р о с. Вы полагаете, что он не вернется?
   О т в е т. Откуда я знаю?! Фээсбэшники, которые нас инструктировали, перед тем как в Стокгольм двойника посылать (тоже идиоты приличные, между нами), вообще запретили о Баткине с кем бы то ни было говорить. А у нас ФСБ круче, чем Генпрокуратура?
   В о п р о с. А вы как думаете?
   О т в е т. Мне плевать.
   В о п р о с. А на что вам не плевать, Сергей Васильевич?
   О т в е т. Ну есть пара формул в молекулярной биологии, которые меня занимают.
   В о п р о с. Так кто теперь бывший завлаб?
   О т в е т. Линников? Главный санитарный врач Москвы, хлебное местечко. Самое смешное, что теперь-то у них с Будниковым никакой неприязни. Оно и понятно - нечего делить.
   В о п р о с. Вы работаете в лаборатории десять лет, а Ирина Борисовна Вознесенская - гораздо меньше. Тем не менее она оказалась старшим лаборантом, а не вы.
   О т в е т. Ей надо в армии служить, там хоть погоны дают, сразу видно, кто есть кто, вот она была бы счастлива.
   В о п р о с. Вы бывали в семье Абашидзе?
   О т в е т. Конечно.
   В о п р о с. Что вы думаете о его отношениях с женой?
   О т в е т. Она в нем души не чаяла, это точно. А он хаживал, конечно, налево, все же южный человек, что ни говори, темперамент, но тоже, думаю, ее сильно любил. А что, разве это не обычное ДТП?
   В о п р о с. Водитель уехал с места происшествия.
   О т в е т. Эка невидаль.
   В о п р о с. А вы можете объяснить, почему Абашидзе, ни разу не опоздавший в институт, оказался на улице Анненской? Это может быть связано с любовным похождением?
   О т в е т. Нет... Все же женщины в его галактике вращались гораздо дальше, чем работа.
   В о п р о с. Сколько времени занимает у вас дорога от дома до института?
   О т в е т. Около часа. А зачем это?"
   Прочитав сообщение помощника, Турецкий рассуждал так.
   А если это просто случайность? Почему, если Абашидзе не поехал на работу, это обязательно должно быть связано с нашим делом? Мало ли что может происходить с сотрудниками лаборатории?! И что, это всегда теперь по определению будет иметь отношение к делу Баткина? Но это же абсурд. Что, если через полчаса Слава найдет Баткина, живого и невредимого (да хоть покалеченного на сексуальном фронте - на здоровье, не жалко), - тогда окажется, что у страха глаза велики... Но если не найдем Баткина? Если он пропал не просто так, не сам по себе, не случайно, а намеренно, если его украли, сперли, похитили, слямзили, стибрили, спионерили, скоммуниздили?! Тогда есть значительные шансы за то, что все события - звенья одной цепи, пусть запутанной, замысловатой, но сплетенной единственным хитрым пауком. И отмахиваться от них, - мягко говоря, неразумно. Как говорили раньше, нас могут не понять.
   Позвонил Меркулов;
   - Чем похвастаешься?
   Турецкий с облегчением рассказал историю Абашидзе. Хорошо, когда есть такой громоотвод. Меркулов, против ожидания, выслушал ее с превеликим вниманием и почти сразу спросил:
   - А ты сам-то что думаешь по поводу этой цифры? Что он имел в виду?
   - Я надеюсь, что-то связанное с работой. Поговорю с Будниковым узнаю.
   - Саша, извини меня, ты осел.
   Меркулов крайне редко позволял себе перейти на личность, так что Турецкий не обиделся, а обрадовался:
   - Почему, Костя?
   - Ты машины их проверил? У них есть машины, у его сотрудников? Кто из них на чем ездит?
   Турецкий хлопнул себя по лбу. Собственно, время даже не потеряно. Миша Федоренко составил отчет только час назад, а сейчас пошел обедать. Турецкий спустился в столовую, отыскал Мишу взглядом. Присел рядом:
   - Ты не торопись, тщательно пережевывая пищу, ты помогаешь Генеральной прокуратуре, понял?
   - Понял.
   - Но и не делай из еды культ, понял?
   - Понял.
   - Значит, так. Пообедай и выясни, кто из них на каких машинах ездит. Только аккуратно. Возможно, Абашидзе пытался сообщить именно об этом. Если "шестерка" объявится - сразу сигналь. И еще, позвони его жене, то есть вдове, извинись и попроси о последних словах мужа никому не говорить. Вообще никому.
   - Сан Борисыч... Он хотел сказать "шестая... модель"? Вы гений!
   - Стараемся помаленьку, - поскромничал Турецкий.
   В 15.35 начальнику МУРа сообщили, что двое молодых людей, снятых видеонаблюдением на станции "Орехово" в прошлую пятницу в 22.27, опознаны. Ими оказались восемнадцатилетний Бакчеев В. В. и двадцатилетний Климук И. В. Первый - студент автомобильного лицея No 335, второй - безработный, недавно демобилизовавшийся сержант срочной службы, которую проходил в Чечне. Оба - члены ультраправой молодежной группировки "Соколы Отчизны", отпочковавшейся полгода назад от "Русского национального единства". Фашисты доморощенные, короче говоря.
   Вячеслав Иванович поинтересовался, откуда же такие точные сведения, и выяснилось, что ночью того же дня Бакчеев и Климук были задержаны дежурным нарядом милиции на станции метро "Бабушкинская" под командой сержанта Ландышева. Там возникла драка, в которой принимали участие больше десяти человек. Бакчеев и Климук придрались к трем темноволосым мужчинам с сумками, потребовали продемонстрировать их содержимое, но надеялись, конечно, не на бомбу, а на что-нибудь более практичное. Темноволосые отказались, возникла потасовка, в которую оказались замешаны все бывшие поблизости. Бакчеева, Климука и еще одиннадцать человек доставили на Енисейскую улицу, 23, - в Бабушкинский РОВД. Остальные участники происшествия сумели скрыться. Уголовного дела, однако, заведено ни на кого не было. Трое темноволосых мужчин, оказавшихся дагестанцами, были оштрафованы, так как у них оказалась просрочена московская регистрация. Откупились они, надо полагать, суммами гораздо более серьезными, чем номинальные штрафы. В общем, всех милосердно отпустили, кого на следующее утро, а кого через сутки. Видимо, предположил Грязнов, намяв перед тем хорошенько бока: не у всех же деньги водятся. Сержанту Ландышеву объявлена благодарность.
   Грязнов затребовал к себе рапорты милиционеров, участвовавших в задержании, и все протоколы по этому делу. И... не получил их. Как выяснилось, начальник Бабушкинского РОВД подполковник Кузнецов (Грязнов только хмыкнул, услышав эту фамилию), срочно отбыл на лечение, а все документы оказались в его личном сейфе.
   Взбешенный Грязнов с тремя оперативниками нагрянул к Кузнецову домой и действительно обнаружил того поправляющим здоровье. Уже в 17.00 Грязнов в сопровождении забегающего вперед Кузнецова прибыл на Енисейскую улицу. Документы были представлены. Наметанным глазом Вячеслав Иванович определил, что Кузнецову есть что скрывать. Грязнову показали тринадцать протоколов допросов задержанных в метро, между тем из совокупных показаний стало ясно, что их было пятнадцать. Кстати, среди тринадцати были две женщины шестнадцатилетняя Матюхина Ю. П. и двадцатитрехлетняя Шандыбина К. Т., судя по всему, начинающие проститутки. Это уже о многом говорило и повышало шансы Грязнова.
   - Подполковник, - добродушно сказал Грязнов, - у вас есть помещение для приватного разговора?
   - Мой кабинет к вашим услугам.
   - Ваш кабинет может быть подготовлен еще к чьим-то услугам, о чем вы даже не подозреваете.
   - Ну... есть пустая камера. В подвале.
   - Прекрасно, пойдемте. Будем с вами как Мюллер со Штирлицем, хохотнул Грязнов.
   Сопровождающие Грязнова оперативники - подвижные, улыбчивые ребята, вооруженные автоматами "агран", - как бы случайно расположились в стратегических точках. Один остался в кабинете начальника, ведя задушевную беседу с растерянным его заместителем, второй - в коридоре, третий - при входе. В двадцати метрах от входа был также припаркован джип "форд" с тонированными стеклами. Там в шапочке, полностью скрывающей лицо, сидел Денис Грязнов с помощниками - Колей Щербаком и Демидычем, готовыми (и способными!) по первому сигналу ворваться в отделение и сделать все что угодно.
   Тем временем в камере, служившей непонятным целям (здесь был один топчан, но ни умывальника, ни туалета), поставили две табуретки. Грязнов попросил запереть их снаружи. Сели друг против друга. Кузнецов смотрел настороженно, несмотря на улыбку начальника МУРа. Он много чего о нем слышал, но вот так, лицом к лицу, довелось столкнуться в первый раз. И, кажется, не в самой подходящей обстановке. Но ничего, где наша не пропадала. Хмель давно выветрился.
   - Хорошие часы у вас, Кузнецов. Кажется, "роллекс", - неожиданно сказал Грязнов.
   - Да нет.
   - "Роллекс", "роллекс", любезный, - настаивал Грязнов. - Посмотрите сами, вы просто забыли.
   Кузнецов изумленно поднял левую руку - часы были и правда ничего, нормальный хронограф, "ориент", но никакой, конечно, не "роллекс", что за чушь! Он чуть вывернул кисть, чтобы это увидел и Грязнов. Грязнов увидел и покивал расстроенно:
   - Не "роллекс". Ну надо же, как я облажался. А ведь по всему должен быть. Да нет, вы шутите, дайте еще раз посмотреть...
   Кузнецов машинально дернул рукой, и этого движения оказалось достаточно, чтобы на ней щелкнуло кольцо наручников, а второе Грязнов тут же прицепил к ножке топчана. Кузнецов застыл, притянутый к полу.
   - Ну так вот, падла, что я тебе скажу, - сообщил Грязнов таким теперь голосом, что Кузнецов невольно втянул голову в плечи. - Если ты мне сейчас не споешь в подробностях, что случилось еще с двоими из той пятничной компании, то тебе никто не поможет. Если я говорю "роллекс", значит, "роллекс", если он не на тебе, то ком-то из твоих подчиненных, потому что в этом списке, - Грязнов помахал бумагами перед носом подполковника, - не хватает человека, на которых этот "роллекс" был и с которого вы его сняли. И еще кое-что. Будет лучше, если я не успею назвать имя этого человека, будет лучше, если, еще не услышав это имя, ты поможешь мне его найти. Это подчеркнет твою объективность и не позволит уронить честное имя российского мента. А теперь, тварь, начинай бояться, время пошло!