Николс Стэн. Магия цвета крови

   Уже перед самым финалом выступления над головами зрителей дугой выгнулась созданная чародеями радуга; ее краски выглядели ярче, чем если бы здесь потрудилась сама природа. Радуга казалась твердой, напоминая перекинутый через всю ширину парка мост. Тысячи людей вытягивали шеи, чтобы разглядеть получше это чудесное творение волшебства, и вдруг вся ее поверхность пошла трещинами. Красные, голубые, зеленые фрагменты полетели вниз, в процессе падения распадаясь на еще более мелкие. Люди с криками прикрывали головы руками, однако выяснилось, что обрушившийся на них “ливень” состоял из огромного количества удивительных по своей красоте цветов. Падая на землю, они превращались в золотистые звезды и исчезали, лишь изысканный аромат еще долго сохранялся в воздухе.
   Прозвучала последняя, мощная триумфальная нота. Толпа взревела. Люди бросали на помост настоящие цветы, выкрикивали имя певца, свистели, хлопали, пускали красные, белые петарды и искусственных голубей, сверкающих, точно платиновые.
   Улыбаясь, Кинзел откланялся и ушел за кулисы, где Таналвах и дети встретили его объятиями.
   — Ты был изумителен! — воскликнула она. Правда? — У него был такой вид, словно впервые слышал похвалу. — Ты не шутишь?
   — Удивительное выступление. Величайшее! Ох, Кинзел, иногда… Если не веришь мне, прислушайся хотя бы к ним. — Собравшаяся публика все еще продолжала восторженно шуметь. — Ну, иди поклонись еще раз.
   Он поцеловал ее в щеку и вернулся на сцену.
   В толпе, однако, присутствовал человек, не заметивший второго выхода Кинзела к зрителям. Стоя неподалеку от сцены, Серра наблюдала за двумя мужчинами, локтями пробивавшими себе дорогу к помосту. Они были одеты почти одинаково, в черное и серое, и вооружены одинаковыми мечами. Но дело было не только в этом. Чувствовалось что-то особенное в их облике, в том, как они двигались, в выражении их лиц и настороженных быстрых взглядах, которыми они оглядывали собравшихся. В отношении этих двоих у Серры сразу же возникло совершенно определенное, чисто инстинктивное ощущение, а она знала, что следует доверять своим инстинктам.
   Незнакомцы добрались до помоста и проследовали дальше, туда, где находилась палатка. На входе стояли охранники, однако после нескольких обращенных к ним слов они отошли в сторону и пропустили странную пару.
   Серра начала проталкиваться сквозь толпу.
   За кулисами суматоха была сейчас даже больше, чем перед концертом. К музыкантам, хористам и работникам сцены присоединились поклонники, доброжелатели и важные персоны со своими прихлебателями.
   Кинзел расстегнул ворот и промокнул пот на лбу. Таналвах одним глазом поглядывала на детей, у которых возбуждение начало сменяться скукой.
   — Знаешь, — задумчиво сказал Кинзел, — я мог бы петь еще.
   — Хорошо. А я-то думала, ты обрадуешься, когда все закончится.
   Он засмеялся.
   — Ты, похоже, слишком хорошо меня изучила, любовь моя.
   Подошел помощник.
   — Господин Руканис, как вы распорядились, мы пропустили некоторых людей, желающих встретиться с вами. Можете принять их сейчас?
   — С удовольствием. Тан, пойдешь со мной? — Она покачала головой.
   — Нет, я останусь с детьми. Они начинают капризничать.
   Кинзел последовал за помощником.
   — Жаль, что я не смогу принять всех, кто хочет встретиться со мной, — пожаловался ему певец.
   — У остальных такая возможность будет на протяжении недели.
   — Знаю. Надеюсь, никто не останется обиженным.
   — Я старался.
   В дальнем конце палатки, где были два выхода наружу, стояли сорок — пятьдесят поклонников Кинзела Руканиса. Публика подобралась очень разнообразная. Молодежь, пожилые пары, мужчины и женщины средних лет, уличные нищие, родители с младенцами на руках. Увидев певца, все разразились приветственными возгласами.
   С улыбкой он подошел к толпе и начал пожимать протянутые руки — охранники сдерживали наиболее ретивых, — а также отвечать на вопросы. Ему протягивали листы пергамента и волшебные рисовальные палочки, он писал серебряным, золотым и малиновым цветом свое имя и краткие посвящения для радостно-возбужденных почитателей. Малышей поднимали, чтобы он поцеловал их в щечку.
   Между тем сквозь толпу к нему пробивались двое неулыбчивых мужчин в темной одежде.
   Таналвах, стоя неподалеку, вполглаза наблюдала за происходящим, уделяя основное внимание своим воспитанникам.
   — Когда мы пойдем домой? — Лиррин зевнула.
   У Тега, прислонившегося к ней, уже начали слипаться глаза.
   — Скоро, — пообещала Таналвах и взъерошила волосы девочки. — Как только Кинзел освободится.
   Появилась Серра.
   — Серра! Я рада, что ты вернулась. Хочу сказать тебе, что сожалею…
   — Выкинь это из головы. — Ее подруга скользила взглядом по лицам окружавших Кинзела людей. — Подозреваю, что у нас появились сложности.
   Таналвах инстинктивно прижала к себе детей.
   — Что такое? Это касается Кина? Что произошло?
   — Просто предчувствие. — Серра не сводила взгляда с беседующего со своими поклонниками певца. — Вон те двое, видишь? Одинаково одетые.
   — В черном и сером? И что?
   — Возможно, ничего.
   — Если Кинзелу угрожает опасность, я должна быть рядом с ним.
   — Нет. Оставайся на месте. — Тон подруги исключал всякую возможность обсуждения.
   — С Кинзелом случится что-то плохое? — чувствуя тревогу взрослых, спросила Лиррин.
   — Нет, дорогая, — проявляя недюжинную выдержку, успокоила девочку Таналвах. — Все в порядке. — И добавила одними губами, обращаясь к Серре. — Правда?
   Та не отвечала. Подруги замерли в молчании.
   Кинзел закончил подписывать очередной пергамент и протянул его поклоннику.
   — Кинзел Руканис, — произнес кто-то ровным голосом; это прозвучало как утверждение, не вопрос.
   Он поднял взгляд. На него смотрели двое мужчин в темной одежде.
   — Да, — ответил он.
   — Делайте в точности то, что мы скажем, — заявил один из них, очень тихо, но в его тоне ощущалась угроза, а манера держаться наводила на мысль о вполне определенной профессии.
   — Кто вы?
   — Мы представители государства. Это все, что вам требуется знать.
   — И мы здесь не одни, — добавил второй человек.
   — Я арестован?
   — Вы взяты под стражу.
   — По какому обвинению?
   — Это не обсуждается, — холодно ответил первый. — Нам приказано взять вас незаметно для окружающих. Если получится. Хотя нам все равно. Если вы станете сопротивляться, пострадают множество собравшихся тут людей. Решайте сами. — Кинзел не сомневался, что так и будет.
   — Понимаю.
   — Хорошо. Теперь скажите своим помощникам, что вам пора уходить. Не поднимайте шума. Тогда обойдемся без неприятностей. Ясно?
   — Да.
   Арестованный хотел спросить, можно ли повидаться с Таналвах и детьми, но понимал, что это было бы ошибкой.
   — Просто делайте, что мы приказываем, — сказал второй человек, — если хотите избежать кровопролития.
   На помосте к женщинам подошли Куч и Дислейрио.
   — Вы… — начал Дислейрио.
   — Да, — ответила Серра, — мы их видим. — Таналвах была в отчаянии.
   — Они уводят его! Сделайте же что-нибудь!
   — Их не двое. Здесь есть и другие.
   По крайней мере дюжина точно так же одетых людей прокладывала путь к палатке.
   — Не сомневаюсь, их на самом деле гораздо больше, — заметил Дислейрио.
   — Они не сделают этого! — В глазах Таналвах дрожали слезы.
   — Эти люди представляют правительство. — Ее подруга пожала плечами. — И могут делать все, что пожелают.
   — Как по-вашему, они преследуют всех нас? — взволнованно поинтересовался Куч.
   — Их интересует только Кинзел, — ответил Дислейрио. — Если бы это была общая облава, мы бы это сейчас уже поняли.
   — Что толку стоять тут и болтать? — взорвалась Таналвах. — Помогите ему!
   Дети тоже расстроились и заплакали. Куч делал все, чтобы успокоить их.
   — Здесь полно гражданских, Тан, — напомнила ей Серра, — и готова поспорить на что угодно, этим ублюдкам плевать на них. Если мы вмешаемся…
   — Если вы ничего не предпримете, это сделаю я! — воскликнула Таналвах.
   Подруга схватила ее за руку и крепко сжала.
   — Если ты двинешься, или закричишь, или сделаешь что-нибудь, что привлечет их внимание, мне ничего не останется, как сбить тебя с ног. — Для убедительности она погрозила женщине кулаком.
   Та сердито уставилась на нее, а потом запричитала:
   — Ох, боги, это я виновата! Я уговорила его дать концерт. Я…
   — Заткнись! Возьми себя в руки. Так ты не поможешь Кинзелу. Или детям. — Серра перевела взгляд на Куча. — Оставайся с Лиррин и Тегом, что бы ни случилось. Понял? — Он кивнул. — Что касается Кинзела, то сейчас мы можем сделать для него лишь одно — выяснить, куда его увезут.
   — Я сделаю это, — предложил Дислейрио.
   — Ладно, но будь осторожен. Ступай.
   Он исчез в толпе.
   Певец между тем удалялся в сопровождении двух тайных агентов. Остальные следовали позади на некотором расстоянии, обшаривая взглядами толпу.
   — Кто бы мог подумать, что этим все кончится? — пробормотала Таналвах.
   — Что? — не расслышала Серра, но ответом ей был отсутствующий взгляд. — Теперь нужно убираться отсюда, Тан. И не к вам домой. Куч, держись поближе. Ну, вперед!
   Отведя Кинзела на значительное расстояние от места, где происходил концерт, агенты велели ему остановиться. Один из них сделал неуловимый жест, и на запястьях певца появились наручники.
   — В этом нет никакой необходимости, — запротестовал Кинзел.
   — Таков приказ.
   Наручники как бы по собственной воле сжались; в таком состоянии они будут оставаться до тех пор, пока не прозвучит заклинание отмены.
   Трое продолжили свой путь быстрым шагом; их сопровождающие, которых сейчас насчитывалось по крайней мере два десятка, следовали позади. Часть из них забежали вперед, расчищая дорогу от любопытствующих граждан, покидавших парк. Тем не менее поблизости оставалось не так уж мало людей, и некоторые из них узнавали Руканиса, но ни один не решился пойти следом за ним или приблизиться.
   Дислейрио не отставал, он держался на почтительном расстоянии, прячась за деревьями и стараясь ничем не выделяться среди прочих граждан.
   Кинзела вывели на дорогу, примыкавшую к парку. Тут присутствие службы безопасности ощущалось гораздо сильнее. По местности перемещалось множество мужчин и женщин в самой разной форменной одежде, но больше всего было паладинов в красных мундирах.
   На дороге стояли несколько экипажей. В самый большой, с плотно задернутыми занавесками на окнах были запряжены четыре угольно-черных жеребца. Кинзела втолкнули внутрь, усадили на кожаное сиденье и захлопнули дверцу. Он оказался лицом к лицу с молодым человеком в форме паладина — офицера высокого ранга, и тот одарил его победоносной улыбкой.
   — Рад наконец-то встретиться с тобой, — сказал Девлор Басторран.

13

   К ТОМУ ВРЕМЕНИ, когда они добрались до ближайшего убежища, ими овладела паника, которую с трудом удавалось сдерживать. Никто не чувствовал себя в безопасности. Серра то и дело подходила к окну или двери, чтобы проверить, что происходит снаружи. Дислейрио пока не появился.
   Спустя примерно час прибыл Кэлдасон.
   — Все в порядке? — спросил он, едва переступив порог.
   Серра кивнула на Таналвах. Та съежилась в кресле у камина, неотрывно глядя на желто-голубое пламя.
   — Она все еще в шоке. Я решила оставить ее в покое.
   Он кивнул.
   — А Куч?
   — Наверху с детьми. С ним все нормально.
   — А ты как?
   — Я?
   — Как ты себя чувствуешь?
   — Хорошо, Рит. А ты ожидал, что я впаду в неистовство?
   — Нет. Судя по тому, что я слышал, ты все делала правильно. Просто в последнее время ты немного…
   — Непредсказуема? Часто выхожу из себя?
   — Ну…
   Они улыбнулись друг другу.
   — Это может показаться странным, но тот факт, что пришлось взять ответственность на себя, каким-то образом помог мне. В противном случае не исключено, что моя реакция была бы иной.
   — Ничего странного.
   — Возможно… А что означает это твое “судя по тому, что я слышал”?
   — На концерте присутствовали и другие люди из Сопротивления, они и рассказали, как все происходило. Я догадался, куда вы отправились.
   — Как думаешь, арест Кинзела — часть большой облавы?
   — На улицах все как обычно. Нет, мне кажется, им нужен он один.
   — Я тоже так думаю.
   — Где Куинн?
   — Я и сама собиралась спросить, не знаешь ли ты. Он хотел узнать, куда доставили Кинзела. Надеюсь, Дислейрио не разделит его судьбу.
   — Он в состоянии позаботиться о себе. — Кэлдасон перевел взгляд на Таналвах, которая не двигалась и, казалось, даже не осознавала их присутствия. — У меня была встреча с Карром, когда пришло известие. Сейчас он тоже идет сюда, окружным путем, как и я.
   — Хорошо. Рит, эта мелд, с которой у тебя была схватка… Может, она как-то связана с этой историей… ну, я имею в виду, с Кинзелом?
   — Не представляю себе, каким образом. Я вообще не понимаю, что за чертовщина там произошла.
   — У тебя много врагов.
   — Это наша с тобой общая черта.
   Не успела Серра ответить, как в комнату вошел Куч.
   — Рит! Как я рад тебя видеть…
   — А дети? — спросила Серра.
   — Уснули. Что происходит, Рит? Они нацелились на все Сопротивление?
   — Мы так не думаем. И все же нужно принять меры предосторожности.
   — В том числе и не задерживаться в таких местах, как это, — добавила Серра, — хотя местоположение именно этого дома Кинзелу неизвестно. Тем не менее теперь нам придется действовать по-другому.
   — Почему? — удивился юноша.
   — Серра имеет в виду, что теперь, когда Кинзел у них в руках, нам нужно проявлять особую осторожность, — объяснил Кэлдасон. — Его могут заставить говорить.
   — Он никогда не сделает этого.
   Все обернулись. Таналвах, с покрасневшими глазами, подняла голову и вперила в них сердитый взгляд.
   — Он не сделает этого, — повторила она. — Кинзел никого не выдаст.
   — Конечно нет, — кивнула Серра, — по доброй воле. Как ты себя чувствуешь, Тан?
   Таналвах словно не слышала ее.
   — Он сильный. Конечно, не такой, как вы. Не воин. Но он… сильный духом.
   — Никто не сомневается в его мужестве, — заявил Рит. — Как и в том, что он будет держаться до конца.
   — Он ничего не расскажет.
   — Это не вопрос выбора, Тан. В особенности если я прав в своей догадке о том, кто…
   Послышался условный стук в дверь.
   Сжимая рукоятку меча, квалочианец подошел к двери, заглянул в глазок и отодвинул засов. Вошли Карр и Дислейрио, патриций выглядел бледным и изнуренным.
   — Мы встретились по дороге, — объяснил Куинн.
   — Кто-нибудь пострадал? — тяжело дыша, спросил Карр.
   — Нет, — ответила Серра. — Потрясены, но в остальном все в порядке.
   Карр подошел к Таналвах.
   — Я понимаю, для тебя это ужасное время, моя дорогая. — Он взял ее руки в свои. — Мы постараемся обеспечить безопасность тебе и детям. И сделаем все, что сможем, для твоего друга.
   — Я говорила Кинзелу, что никакое дело не стоит человеческой жизни. — Женщина подняла взгляд на Далиана Карра. — Но он не был согласен с этим. Как, впрочем, и ты.
   — Я заслуживаю твоих упреков. Мне следовало…
   — Нет. Если я и упрекаю кого-то, то лишь саму себя. Это я уговорила его дать этот концерт.
   — Не стоит обвинять себя, этим Кинзелу не поможешь, — вступила в разговор Серра. — Есть что-нибудь важное, о чем нам следует знать?
   Патриций кивнул.
   — Ты права. Куинн вам кое-что сейчас расскажет.
   — Ничего особенно приятного. — Дислейрио пожал плечами. — Его отвезли в экипаже прямо в штаб-квартиру паладинов.
   — Мы не можем вызволить его? — спросил Куч.
   — Разве что нападем целой армией, — буркнул Кэлдасон, — да и то сомнительно. Но даже если мы доберемся до него, вряд ли он будет к тому времени жив.
   Воцарилось молчание, прерванное спустя некоторое время Дислейрио.
   — Есть и еще кое-что. Угадайте, кто ехал в экипаже вместе с ним? Девлор Басторран.
   — Твой большой поклонник, Рит, — пробормотал патриций.
   Если Кэлдасон и оценил шутку, то не подал виду.
   — Так он выздоровел?
   — Я видел его лишь мельком. Никаких повязок, при ходьбе слегка прихрамывает, а в остальном с виду здоров.
   — Итак, за всем этим стоят паладины, — задумчиво произнес Карр. — Или, по крайней мере, молодой Басторран.
   — Может, все не так просто, — возразила Серра. — По крайней мере, в аресте Кинзела, по-моему, участвовали правительственные агенты.
   — Не понимаю, — признался Куч. — Что это значит?
   — Совет внутренней безопасности — одна из самых могущественных и устрашающих властных структур правительства Гэт Тампура, — объяснил Карр. — Однако но традиции и согласно договоренности он должен действовать исключительно в пределах самой империи Гэт Тампур.
   — Наивно думать, что он никогда не вмешивается в дела имперских колоний, — вставил Дислейрио. — То, что они притворяются, имеет целью одно — чтобы агенты не наступали друг другу на пятки. Просто такая политика.
   — Это правда. Но если здесь, в Беальфе, они начинают действовать открыто и сотрудничают с паладинами, это означает отказ от нее. — Кэлдасон пожал плечами.
   — Еще одно доказательство того, что они больше не работают в шелковых перчатках. Мы и так знали это.
   — Однако вряд ли момент для этого удачный — сейчас, когда мы так близки к своей цели, — заметил патриций.
   — Это как-то повлияет на судьбу Кинзела? — вмешалась в разговор Таналвах.
   На этот вопрос ответа никто не знал.
   Беседа продолжалась: но крупицам они объединяли результаты своих наблюдений, спорили, разрабатывая планы. И, как могли, успокаивали Таналвах, когда она принималась плакать.
 
   За окном начали сгущаться сумерки, приближался комендантский час. Карр ушел домой, пообещав прислать людей, которые будут, не привлекая к себе внимания, охранять дом. Дислейрио отправился проверить дозорных, расставленных поблизости от штаб-квартиры паладинов, и добавить к ним новых. Куча, с трудом подавлявшего зевоту, отослали спать наверх, к детям.
   — Пойду-ка я огляжу окрестности, пока не наступил комендантский час, — заявил Кэлдасон. — Скоро вернусь и останусь тут на ночь.
   — Хорошо, — сказала Серра. — Будь осторожен.
   Он вышел, она заперла за ним дверь.
   Таналвах так и сидела с убитым видом перед гаснущим огнем; кто знает, что видела она в теперь уже редких языках пламени? Серра подбросила в камин дров и заняла место рядом с ней.
   — Глупо спрашивать, конечно, — сказала она, — но как ты?
   — Я потеряла его, потеряла единственного человека, который уважал меня. Единственного человека, которого я любила.
   — Послушай, Тан… Мы сделаем все, что сможем, чтобы вызволить его. Ты же слышала, что говорили Карр и все остальные. О том, что ради этого не жаль никаких усилий.
   — А еще я слышала, что он в крепости, в руках безжалостных людей. Не хочу обманывать себя, Серра. Все кончено.
   — Да — поскольку ты занимаешь такую позицию.
   — Надежда умирает последней, это ты хочешь сказать?
   — Ну да. Звучит банально, но так оно и есть.
   — А мне вот сейчас трудно продолжать надеяться. Я не представляю… Я не представляю, как можно выбраться из…
   — Конечно, мне это легко говорить, Тан, но сейчас не время впадать в отчаяние. Ты нужна Кинзелу и Тегу с Лиррин тоже.
   По щекам Таналвах заструились слезы.
   — Дети…
   — По крайней мере, они будут в безопасности. — Серра обхватила подругу за плечи. — В этом не сомневайся. Клянусь тебе.
   — Знаю. Если бы не ты, мы лишились бы даже того короткого счастья, которое выпало на нашу долю.
   — Может, оно еще вернется. Мы сделаем все, что в наших силах.
   — Верю. Но…
   — Что?
   — Есть кое-что, чего ты не знаешь.
   — Если это что-то, что может помочь Кинзелу, ты должна непременно рассказать мне, Тан.
   Таналвах издала короткий, горький смешок.
   — Нет, это ему не поможет. Совсем не поможет.
   Серра протянула ей носовой платок, и женщина начала вытирать им щеки.
   — Что случилось, Тан?
   — Я… Я беременна.
   Серра на мгновенье утратила дар речи, но потом спросила:
   — Ты уверена? — Таналвах кивнула.
   — Давно?
   — Месяца два.
   — О боги!
   — Знаешь, в чем состоит ирония? Я молилась об этом. Каждый день молила богиню благословить нас собственным ребенком — чтобы наша семья стала настоящей. Пути богов неисповедимы. Одной рукой они дают, другой отнимают.
   — То, что случилось с Кинзелом, дело людей, не богов.
   — Думаю, богиня знала, что с ним должно произойти. И дала мне ребенка, чтобы уравновесить потерю.
   — Если тебе легче так думать, что же… Однако не упускай из виду того, что ты все еще можешь обрести обоих, и Кинзела и ребенка.
   — Ты веришь в будущее? На данный момент.
   — Да, на данный момент. Сейчас ты в шоке. Пройдет немного времени, и ты взглянешь на все по-другому.
   — Надеюсь, ты права. Но… не говори никому. О моей беременности. Пока рано. Не хочу, чтобы мне сочувствовали еще больше.
 
   Когда Кэлдасон вернулся, Таналвах уже спала на кушетке у камина.
   — Ты выглядишь усталой, — сказал он Серре.
   — Это был долгий день.
   — Поспи. Я пригляжу за Таналвах.
   — Справишься?
   — Иди ложись. Если понадобишься, разбужу.
   Серра ушла в соседнюю комнату. Кэлдасон придвинул кресло к камину, положил рядом на пол мечи и сел.
   — Рит?
   — Я думал, ты спишь.
   Таналвах заворочалась на кушетке.
   — У меня такое чувство, будто я никогда больше не смогу уснуть.
   — Я и сам иногда испытываю нечто подобное. Тебя во сне поджидают демоны.
   — Теперь и я знаю, что это такое.
   Он не отвечал.
   — Скажи мне, Рит, что дает тебе силы?
   — О чем ты?
   — Откуда у тебя воля к жизни?
   — У меня нет выбора.
   — Потому что ты бессмертен?
   — Я могу уйти из жизни, если захочу. Были времена, когда я пытался это сделать.
   — Не слишком усердно, надо полагать. — И снова ее соплеменник промолчал.
   — Видимо, тобой движет жажда мести, да? — рискнула спросить Таналвах.
   — Не стоит недооценивать ее. Жажда мести — достойное чувство.
   — Были времена, когда я поспорила бы с этим.
   — Но не сейчас.
   — После того, что случилось с Кинзелом, у меня на уме только месть.
   — Значит, ты понимаешь.
   — Мы с тобой испытываем разные чувства.
   — Это просто вопрос степени. Ты жаждешь возмездия за свою личную боль, а я — за страдания целой расы.
   — Как благородно с твоей стороны! — Она сознательно попыталась уязвить его.
   — Ты из Квалоча. Мне казалось, ты должна сочувствовать тому, что я делаю.
   — То, что мои родители были квалочианцами, еще не делает и меня квалочианкой.
   — Ошибаешься. Кровь рано или поздно возьмет свое.
   — Я почти не знаю, что это такое — быть квалочианкой. А то ничтожное знание, которым обладаю, ничего хорошего мне не дало.
   — Вряд ли в этом виноваты квалочианцы. Если только ты не склонна упрекать тех, кто сам стал жертвой.
   — История Квалоча — это история жертв. Можно ли сражаться с историей?
   — Историю делают люди. С ними сражаться можно. Или, по крайней мере, с теми, кто причинил нам зло и продолжает его причинять.
   — В таком случае тебе придется сражаться со всем миром. Ничего себе амбиции!
   — Тебе мало что известно о нашем прошлом, так я понимаю? И о нашей культуре?
   — Разве существует что-нибудь стоящее, помимо того, что мы раса воинов?
   — Очень многое, Таналвах. И все это с каждым годом уходит в небытие. Можешь ты говорить по-квалочиански или хотя бы понимать? — Таналвах покачала головой. — Язык — это первое, чего нас лишили, потому что им известна сила слов. Были времена, когда в этой стране многие места носили квалочианские названия. Их больше нет. А там, где полностью упразднить язык невозможно, его искажают. Вторжение называют освобождением, рабство — свободой. И теперь, когда наши обычаи и верования утрачены, этих изменений никто просто не замечает.
   — Я не утратила веру, — возмутилась она. — Я поклоняюсь Ипарратер, защитнице…
   — … угнетенных. Знаю. Она — ринтарахская богиня.
   — А ты что, веришь в старых квалочианских богов?
   — Я не поклоняюсь никаким богам.
   — Зря.
   — Кому, по-твоему, следует поклоняться? Мапою, богу купален? Вену, богу тряпичников? Или, может, Исабели, богине сапожников?
   — Ты смеешься надо мной!
   — Нет. Просто удивляюсь, почему, если тебе так уж хочется кому-то поклоняться, ты почитаешь чужеземную богиню, а не квалочианских богов.
   — Какой в этом смысл? Боги Квалоча покинули нас.
   — А твоя новая богиня — нет?
   — В твоем ожесточившемся сердце, Рит, нет места ни для любви, ни для веры.
   — Боги ничего не сделали для меня. Если они вообще существуют. Я иду своей дорогой.
   — Презирая силы, которые дали тебе жизнь, ты накликаешь на себя беду, Рит.
   — Жизнь? А что такое жизнь? Просто разница между тем, на что мы надеемся и что получаем в действительности.
   Она устремила на него холодный взгляд.
   — Если ты действительно так думаешь, мне тебя жаль.
   Больше говорить было не о чем. Таналвах отвернулась и в конце концов уснула — или просто притворилась, что спит.