— Надо повысить бдительность. Смерть Адпар изменила всю властную структуру этой части страны. И вовсе не обязательно к лучшему.
   — Но она была тираном.
   — Да. Однако Адпар мы, по крайней мере, знали. Теперь на ее место ринутся другие, в бесчисленном количестве. Это приведет к еще большему разброду, а его в Марас-Дантии и так хватает.
   Их прервал Хаскер. Он приблизился с важным видом. Рука его висела на повязке, и он жадно пожирал кусок жареного мяса. Губы и щеки у него лоснились от жира.
   — Где Элфрей? — спросила Коилла.
   — Лефит фаны, — с полным ртом отвечал Хаскер.
   Она кивком указала на его руку:
   — А как твоя?
   Хаскер проглотил кусок, отшвырнул обглоданную кость и громко рыгнул.
   — В порядке. — Не спрашивая разрешения, он схватил кувшин и от души хлебнул, запрокинув голову.
   По лицу его струился эль. Хаскер опять рыгнул.
   — Как всегда, ты позоришь нас своими манерами, — заметил Джап.
   У Хаскера сделался слегка озадаченный вид.
   — Чего?
   — Ладно, забудь.
   Были времена, когда после подобного замечания сержанты вцеплялись друг другу в глотки. Однако сейчас Хаскер или переваривал пищу, или просто не понял, что стал объектом сарказма. Так или иначе, он лишь пожал плечами и спросил:
   — Что нам известно?
   — Что надо искать Страйка. Помимо этого, не слишком много, — признался Джап.
   Хаскер вытер жирные пальцы о меховую куртку.
   — А если мы не сможем его разыскать?
   — Не смей даже думать, — угрожающе произнесла Коилла.
   Правда заключалась в том, что сама она ни о чем другом думать была не способна.
 
   Страйк наблюдал, как воздушный гигант коснулся горного плато.
   Когда дракон сложил жилистые крылья, они затрещали. Громадная голова медленно повернулась, чтобы рассмотреть Страйка. Желтые прорези глаз не мигали, похожие на пещеры ноздри испускали молочно-белый дым. Существо тяжело дышало, как убегавшаяся собака. Поблескивающий язык размером с одеяло свешивался с массивных челюстей. Дракон принес с собой запах сырой рыбы и ветра.
   Страйк отступил на несколько шагов.
   Хозяйка драконов соскользнула с чешуйчатой спины.
   Почти вся ее одежда — начиная от камзола и кончая сапогами и шляпкой с полями — была различных оттенков ржавого цвета. Единственное исключение составляли бело-серое перо на шляпе да простые золотые нити на запястьях и шее.
   Оставалось загадкой, почему шоколадки, плод союза эльфов и гоблинов, которые не отличались высоким ростом, получились такими долговязыми. А эта была даже выше обычного для хозяек, и ее рост впечатлял еще больше, потому что она держалась совершенно прямо. Казалось, она сложена очень утонченно и очень худа, но впечатление слабости и хрупкости было обманчивым. Как и у всех шоколадок, гордое выражение ее лица могло создать обманчивое впечатление, что она самодовольна и тщеславна.
   — Глозеллан! Какого черта происходит? — незамедлительно спросил Страйк.
   На хозяйку драконов выкрик, похоже, не произвел особого впечатления.
   — Мне очень жаль, что пришлось оставить тебя здесь надолго. Но я не могла избежать этого.
   — Я что, узник? — Страйк все еще держался за рукоятку меча.
   Почти несуществующие тонкие брови Глозеллан выгнулись дугой. Никаких других признаков нарушения ее ледяного спокойствия не наблюдалось.
   — Нет, ты не узник. Я вряд ли смогу удержать тебя в плену. И сюда не направляются драконьи патрули с войсками, если ты об этом. — Ее тон стал еще более саркастическим. — Похоже, ты не до конца понимаешь, что я стараюсь тебе помочь. Наверное, я не совсем хорошо это объяснила.
   — Ты ничего не объяснила.
   — Мне показалось, когда я спасала тебя от людей, это само по себе было достаточным объяснением.
   — Да… Спасибо тебе за это.
   Она едва заметно кивнула, показывая, что принимает благодарность, потом произнесла:
   — А теперь убери меч. — Поскольку Страйк медлил, она насмешливо добавила: Не беспокойся, ты в безопасности.
   Он с сожалением вложил меч в ножны.
   — Но ты не можешь винить меня… Ведь ты — хозяйка драконов на службе у королевы, а…
   — Ни слова больше! — По лицу шоколадки ничего нельзя было понять.
   — Объяснись.
   — Слишком много насмешек, слишком много пощечин. С меня хватит, Страйк. Я оставила ее. Для представителя расы, гордящейся своей верностью, это было нелегким решением. Но жестокость и несправедливость Дженнесты перевесили все. Так что я — дезертир. Вроде тебя.
   — Странное сейчас время.
   — Со мной дезертировали две другие госпожи со своими драконами. Я оставила тебя здесь, чтобы помочь им.
   — Для Дженнесты это будет ударом.
   — Другие тоже дезертируют, Страйк. Не целыми ордами, но отток идет постоянный. — Глозеллан сделала паузу. — Многие бы примкнули к тебе.
   — Они не знают меня, я ведь не спаситель какой-нибудь. Я никогда не планировал дезертировать.
   — Но ты вождь. Ты доказал это, командуя Росомахами.
   — Возглавлять дружину — вовсе не то же самое, что руководить армией или править королевством. Большинство тех, кто это делает, — злобные лгуны, вроде Дженнесты, Адпар, Кимбола Хоброу… Я не хочу походить на них.
   — Ты и не будешь походить на них. Ты будешь бороться с ними.
   — Древние народы не должны конфликтовать друг с другом. Мы должны бороться с людьми, все вместе. По крайней мере с Уни — точно должны.
   — Вот именно. А для этого древние народы должны объединиться.
   — Что же, пусть объединением займется кто-нибудь другой. Я всего лишь простой солдат. — Страйк посмотрел на линии надвигающихся ледников и на неестественное сияние сумрачного неба.
   Как будто подслушав его мысли, упали несколько холодных снежинок. Дракон оглушительно всхрапнул.
   — Люди безумны, безрассудны, они несут с собой бессмысленное разрушение. Они пожирают магию. Но они не единственные уничтожают Марас-Дантию. Другие расы…
   — Знаю. Ты не заставишь меня изменить мои намерения, так что даже и не пытайся.
   — Как хочешь… Хотя может сложиться и так, что выбора у тебя не будет.
   Оставив эту реплику без внимания, Страйк сменил тему:
   — Раз уж речь зашла о людях… Тебе знакомо имя Серафим?
   Судя по лицу шоколадки, странный человек не был ей знаком.
   — Я знаю кое-кого из людей, но ни одного с таким именем.
   — Вчера вечером ты, кроме меня, никого сюда больше не привозила?
   — Нет. С какой стати? Ты имеешь в виду человека?
   Частично подозревая, что появление рассказчика историй было какой-то иллюзией, Страйк отступил.
   — Наверное, я… наверное, мне приснилось. Забудем об этом.
   Глозеллан с любопытством посмотрела на него. Снежные буруны закрутились плотнее. Через несколько секунд она сказала:
   — Ходят слухи, у тебя есть вещь, необходимая Дженнесте.
   Прежде чем решить, можно ли ей доверять, Страйк взвесил все за и против. В конце концов, она спасла ему жизнь!..
   — Это не одна вещь, — он полез в поясной мешок.
   На ладони у него оказались три звезды. Глозеллан рассматривала странные предметы.
   — Я не знаю, что это такое и для чего они нужны, признался Страйк. — Знаю только, что их зовут инструментами. А моя дружина называет их звездами.
   — Так это инструменты? В самом деле?
   Страйк кивнул. Впервые в жизни он стал свидетелем того, как хозяйка драконов выражает что-то вроде благоговения. Когда имеешь дело с шоколадками, это немалое достижение.
   — Так ты слышала о них? — спросил он. Она совладала с порывом чувств:
   — Легенда об инструментах известна моему народу.
   — Что ты знаешь о них?
   — По правде сказать, немного. Я знаю, что их должно быть пять и что они очень древние. Есть одна история, в которой их связывают с моей расой. У нас есть знаменитый предок, Прилленда. Хотя о нем известно тоже не слишком много. Он был… чем-то вроде пророка-философа, и говорят, одна из этих штук вдохновила его на пророчества.
   — Пророчества? Какие?
   — Если это были предсказания, то они давным-давно утеряны. Известно лишь, что они как-то связаны с Последними Днями, временем, когда боги решат свернуть этот мир и сыграть в другую игру.
   — У нас, орков, есть похожий миф.
   — Так или иначе, каким образом инструмент к нему попал и куда делся потом, неизвестно. Некоторые утверждают, впоследствии Прилленда из-за него умер. Я всегда считала, что это только сказка, которую рассказывают ошалевшие от пыльцы феи. — Глозеллан посмотрела на звезды. — Но у тебя их три. Ты уверен, что они подлинные?
   — Уверен. — Страйк спрятал звезды.
   — Я не лучше тебя представляю, на что они способны, Страйк. Ясно только, что их обладатель приобретает могущество. Об этом во всех историях говорится более чем ясно.
   После своего последнего сна (если это был сон!) Страйк решил, что пресловутое могущество превышает все, что способен вообразить орк. Но он не стал говорить об этом шоколадке. Не упомянул и о «пении» звезд.
   — Теперь понятно, почему Дженнеста так за ними охотится, — сказала Глозеллан. — Даже если они не магические, то все равно обладают могуществом, как тотемы. С их помощью она надеется восстановить свой подорванный авторитет. А если бы ты использовал их при организации оппозиции…
   — Хватит! — По тону Страйка было ясно, что продолжение не приветствуется. — Что ты намерена делать теперь?
   — Еще не решила. Хорошо бы вернуться домой, подумать, поколдовать. Но мы, шоколадки, — обитатели юга, а, как тебе известно, на юге людей больше, чем где-либо. Из-за этого мы и рассеялись по миру, уже давно. Так что, наверное, отправлюсь в цитадель драконов. Буду держаться высот. — Повернувшись, Глозеллан любовно похлопала своего зверя по шее.
   Дракон, который к этому времени задремал и приспустил веки, принял ласку равнодушно.
   — Шоколадки и драконы всегда неплохо друг друга понимали. Драконы — единственная раса, которой мы доверяем, и они, похоже, относятся к нам так же. Мы воспринимаем друг друга как друзей по несчастью.
   Страйк понял, что Глозеллан стала такой же отверженной, как и Росомахи, и испытал прилив сочувствия.
   — Ты будешь продолжать сопротивление королеве? — спросила шоколадка.
   — Если возникнет такая необходимость… Но я не собираюсь делать ничего свыше необходимого. Моя задача состоит в том, чтобы Росомахи остались живы.
   — У богов могут быть другие планы.
   Он рассмеялся. В смехе этом слышалась легкая горечь.
   — Как бы то ни было, надо заниматься неотложными делами. Я должен вернуться к Росомахам.
   — Тогда надо отправляться, пока погода не испортилась. Я тебя отвезу.

4

   Она ехала в черной колеснице, украшенной серебряными и золотыми мистическими символами. Ее везла пара траурно-черных коней; на кожаной сбруе — колючие выступы в форме пирамид; чехлы на ногах топорщатся острыми железными набалдашниками. В колесах сверкали наточенные лезвия.
   За спиной Дженнесты маршировала десятитысячная армия из орков, дворфов и большого числа людей, стоящих за дело Поли. Орда ощетинилась штандартами и копьями. Покачивались крытые белой парусиной повозки. Фланги прикрывали кавалерийские полки.
   Они обогнули Таклакамир, гигантское внутреннее море, и пересекли большую часть Великих Равнин, держась подальше от Дрогана на юге и Бевиса на севере. Вскоре она приведет их к берегам Норантеллиа и Скаррокскому полуострову. И там, в болотистом царстве наяд, где совсем недавно еще правила Адпар, ее сестра, которую она убила с помощью колдовства, Дженнеста загонит Росомах в угол и захватит свой приз.
   Она знала, что Росомахи там. По крайней мере, они там были. Она узнала это во время телепатического взрыва, сопровождавшего смерть Адпар.
   Хозяйку драконов Глозеллан королева заслала вперед. Вместе с тремя своими драконами та должна была разведать обстановку. Прибыли подкрепления, армия Дженнесты увеличилась до невероятных размеров. Из Кейнбэрроу двигались элитные оркские дружины. Все складывалось как нельзя лучше. Действия на случай непредвиденных обстоятельств продуманы. Сейчас она, как никогда, близка к мести и дальнейшему наступлению. Возглавляемая ею армия — наглядное свидетельство ее авторитета и власти.
   И все же Дженнеста не была довольна.
   Причина недовольства ехала рядом с колесницей. Генерал Мерсадион, главнокомандующий, делал все как нельзя лучше. Однако необходимость служить такой требовательной госпоже вымотала его. На лбу генерала появились морщины, которых раньше не было, глаза у Мерсадиона запали. Если бы у мужчин-орков были волосы, то они бы начали седеть.
   Дженнеста изводила его.
   — Дави предателей при первом же появлении. Неверность — зараза, которая, если ее не выжечь каленым железом, распространяется очень быстро.
   — При всем моем уважении, мэм, мне кажется, вы преувеличиваете проблему, — осмелился предположить генерал, но, спохватившись, поспешил добавить: — Большинство сохраняют верность.
   — Ты все время это твердишь. Тем не менее у нас есть дезертиры. Пусть каждый намек на неповиновение, даже самый тихий шепоток мятежа, станет государственным преступлением. Независимо от звания, и никаких исключений.
   — Мы делаем это, ваше величество. — Если бы он намеревался покончить жизнь самоубийством, то добавил бы, что она это знает не хуже него.
   — В таком случае ты действуешь с недостаточной непреклонностью! — Слово «испепеляющий» было бы слишком слабым для описания того взгляда, которым королева одарила главнокомандующего. — Рыба гниет с головы, генерал.
   Она, само собой, имела в виду его, однако Мерсадион усмотрел в ее высказывании нечаянную иронию. И ограничился предусмотрительным:
   — Мэм…
   — Те, кто хорошо мне служит, получают награды. Плохие слуги расплачиваются за свою неверность.
   Слова о награде были для него большой новостью. Он ни разу не получил ни одной, если не считать не нужного ему повышения в звании и требований выполнять невыполнимые задачи.
   — Нужно ли мне напоминать тебе о твоем предшественнике, генерале Кистане, и его протеже капитане Деллоране? — Эту песню Дженнеста заводила уже не в первый раз.
   — Нет, ваше величество, не нужно.
   — В таком случае советую поразмышлять над их участью.
   Мерсадион размышлял. И довольно часто. Это стало неотъемлемой частью его жизни, жизни в жерле вулкана. Он начинал думать, что дезертиров вряд ли можно винить и что увеличивающаяся суровость королевы лишь усугубляет ситуацию. Однако быстро оборвал эту мысль. Он знал, что преувеличивает возможности Дженнесты, но не мог отделаться от ощущения, что она способна читать его мысли.
   В этот момент она заговорила, и он едва не остолбенел. Она обращалась не столько к нему, сколько к самой себе.
   — Когда я получу то, что хочу, ни у кого из вас уже не будет выбора ни в вопросе преданности, ни в каких-либо других вопросах, — пробормотала она. И приказала громко: — Пусть шевелятся! Мне не нужны задержки.
   Она хлестнула лошадей. Колесница рванулась. Мерсадиону, чтобы уйти от лезвий, пришлось проявить ловкость. Пока он пришпоривал коня, чтобы догнать королеву, он бросил взгляд на устроенное ею зрелище.
   Линия из четырнадцати клеток, подвешенных над большими кострами, а в клетках — «диссиденты», к этому моменту уже мертвые…
   Притихшую армию провели мимо, чтобы солдаты имели возможность оценить королевскую справедливость. Некоторые отводили взгляд. Некоторые прикрывали рты и носы от ужасного запаха.
   Ветер разносил пепел. На фоне серого неба плясали облака оранжевых искр.
 
   Орки были созданы для жизни на земле.
   Это соображение подтвердилось еще раз, когда Глозеллан повезла Страйка в Дроган. Ветер жестоко хлестал в лицо, а крылья дракона поднимали такую бурю, что капитан начал опасаться, не сдует ли его. Нижняя часть у него онемела от сидения на шишковатой спине дракона, глаза слезились от крутящегося снега, и было так холодно, что пальцы утратили всякую чувствительность. Когда он попытался заговорить с хозяйкой драконов, она его не услышала из-за ветра и оглушительного хлопанья крыльев.
   Страйк попытался сосредоточиться на пейзаже. Ледник на севере выглядел, как молоко, пролитое на землю, которое медленно растекается по сторонам. Орка поразило, какая огромная часть земли уже покрыта льдом. Потом дракон повернул, и Страйк увидел более низкую горную гряду с белоснежными пиками. Они уступили место обрывистым скалам, следом за которыми шла неровная местность, заросшая кустарником.
   Вскоре внизу уже проплывали линии холмов. Долины напоминали длинные листья с прожилками. Зеркальные озера кутались в ватный туман. Раскачивались под ветром деревья в лесах.
   Наконец дракон достиг Великих Равнин. А некоторое время спустя Страйк заметил серебро залива Калипарр и зеленые купы Дроганского леса.
   Дракон взревел и сотрясся до самых костей. Глозеллан прокричала что-то непонятное.
   Страйку показалось, что они начали падать. От грохота ветра у него перехватило дыхание.
   Потом он почувствовал, как дракон выравнивает полет и как падение превращается в скольжение. Земля притягивала их, становилась все ближе и ближе. Вершины деревьев из дождевых капель превратились в крышки бочонков. Мимо проносились стаи пронзительно кричащих птиц.
   Потом движение стало параллельным земле. Картины внизу сменялись быстрее, чем во время снижения. Они удалялись от леса, однако двигались по дуге, которая в конечном итоге должна была окружить лес. Страйк понял, что Глозеллан хочет разведать обстановку на тот случай, если еще остались поблизости хранители или появились другие враждебные силы. Страйк тоже стал внимательно вглядываться.
   Описывая дугу вокруг Дрогана, они на короткое время оказались над океаном. Мелькнули волны, бьющиеся о скалы; галечный берег; пространство суши; трава; деревья. Появилось устье залива, под этим углом прямое, как наточенная сабля богов. Потом опять пошли равнины. Круг замкнулся.
   Лесные обитатели обнаружились, когда дракон был в еще воздухе. Кентавры и орки, верхом и пешие, стремительно мчались навстречу.
   Дракон приземлился с мягким, едва заметным толчком. Страйк, у которого к этому моменту руки и ноги совсем окостенели, с трудом сполз с его спины. Шоколадка осталась сидеть на погромыхивающем гиганте.
   Страйк поднял глаза на нее:
   — Спасибо тебе, Глозеллан. Что бы ты ни надумала делать, удачи тебе во всем.
   — И тебе тоже, капитан. Но я должна сообщить еще кое-что. Дженнеста направляется в Скаррок во главе армии. Она всего лишь на пару дней отстает от нас, и для нее не составит особых усилий выйти на ваш след. Здесь вы не в безопасности.
   Не успел Страйк ответить, как она шепнула что-то в огромное ухо дракона. Тот сразу начал подниматься. Мощные крылья работали в обычном ритме, мясистые ноги подобрались к телу. Он поднял такой ветер, что Страйку пришлось отойти на несколько шагов и прикрыть глаза ладонью.
   Орк следил за невероятным подъемом чудовища и видел, как его громоздкость превратилась в грациозность. Дракон взмыл, описал в воздухе круг. Мелькнула в прощальном жесте рука Глозеллан. Страйк тоже помахал в ответ. После этого шоколадка направилась на запад.
   Страйк все еще смотрел ей вслед, когда прибыли встречающие.
   Элфрей, Хаскер, Джап и несколько рядовых скакали на лошадях. Коилла тоже — на спине Гелорака. Их сопровождали десятки кентавров, а очень скоро подоспели и пешие орки. Встречающие собрались вокруг Страйка. Всеобщее облегчение, казалось, можно было пощупать пальцами. Поднялся шум.
   Капитан махнул рукой, требуя тишины:
   — Я в порядке! Все хорошо, я в порядке. Коилла соскользнула со спины кентавра:
   — Что произошло, Страйк? Где ты был?
   — Я обнаружил, что бывший враг оказался другом.
   — Что…
   — Я объясню. Но только за едой.
   Ему подвели лошадь, и все направились к лесу.
   Во время этого краткого путешествия Страйк имел возможность поразмыслить над словами Глозеллан и над тем, что покой, похоже, Росомахам только снится.
   Неподалеку от леса ломаной линией тянулись низкие холмы с купами деревьев на верхушках. На одном из холмов, скрываясь за деревьями, растянулись на земле три фигуры. Они следили за событиями, разворачивающимися внизу. Их кони были стреножены в чаще, и они бдительно следили, чтобы животных не заметили патрули.
   Этими наблюдателями были люди.
   — Вот ублюдки, — пробормотал один из них. У него был такой же порочный вид, что и у его спутников. Отличало его лишь то, что он был ниже и костлявее и из него ключом била нервическая энергия, которой недоставало двоим другим. Как будто через него пропустили электрический ток. Его сальные волосы были под стать жидкой козлиной бороденке, а зубы представляли собой вековые развалины. Было и то, чем его одарила не природа, а враги: поперек правого глаза тянулась черная повязка, большая часть левого уха отсутствовала, а на мизинце правой руки красовалась грязная повязка.
   — Когда я смотрю на этих тварей, мне хочется блевать, — продолжал он, с отвращением глядя на удаляющихся кентавров и орков. — Грязные, как свиньи…
   — Ты когда-нибудь закроешь пасть, Гривер? — прошипел человек, лежащий рядом. — Уже выносить не могу твое нескончаемое нытье.
   В обычной ситуации первый не стерпел бы такого с собой обращения, однако сейчас с лидером группы препираться было небезопасно. Он был мощным и мясистым, разве лишь казался слегка потасканным. Лицо, все в оспинах, уродовал шрам от середины щеки до уголка рта. Его черные волосы блестели от жира, а усы неопрятно висели. Темные глаза смотрели злобно.
   — Ты, Мика, не терял того, что потерял я, — громким шепотом отвечал тощий. Он показал на глаз, ухо и палец. — И все из-за этой оркской суки.
   — Но не глаз, Гривер, — напомнил ему третий человек.
   — Что?
   — Не глаз. Его ты потерял не из-за нее.
   — Верно, Джабез, не из-за нее. — Гривер произнес это так, будто разговаривал с недоумком-дитятей. — Это… был… другой… орк. Разницы никакой!
   Третий нахмурился, пытаясь усвоить мысль. Наконец произнес:
   — А-а, ну да!
   Внешне из всей троицы он представлял самое яркое зрелище. Если бы двоих других можно было объединить в одно существо, он бы все равно с легкостью перевесил их. Однако вся эта огромная туша состояла из одних только мышц, без жира. Голова и лицо великана были совершенно безволосыми. Нос, сломанный по крайней мере однажды, сросся плохо. Рот у него был невыразительный, как будто ножом резанули по тесту, а глаза — как у новорожденного поросенка.
   — Думаешь, — добавил он, — недалеко до новой раны…
   Как ни туп он был, выражения лица тощего даже его заставило замолкнуть.
   Гривер Аулэй и Мика Лекманн опять переключили свое внимание на лес. Под его полог вступали последние орки и кентавры. Джабез Блаан ерзал на месте. Сейчас он походил на крота, пытающегося спешно зарыться в землю.
   — Что будем делать, Мика? — спросил Аулэй. — Нападем?
   — Нападем? Ты в своем уме? Разумеется, нет!
   — Да они всего лишь сраные орки!
   — Всего лишь орки? В смысле, всего лишь наилучшие — после нас, конечно, — бойцы во всей Центразии? Всего лишь те самые, которые так тебя разукрасили? — Лекманн омерзительно фыркнул. Ты про этих орков?
   Аулэй проглотил издевательство, но вид у него стал свирепый.
   — Мы в свое время тоже немало их положили.
   — Ага, но только не в рукопашной схватке с отрядом такого размера. И вообще не в честных боях. Тебе это известно.
   — Так что будем делать, Мика? — спросил уже Блаан.
   — Головой думать. — Лекманн смерил взглядом вопрошавшего. — Это относится к тем, у кого она есть. Следовательно, не к Гриверу.
   Тот вспыхнул, как спичка, от этого в мозгах у него совсем затуманилось. Лекманн кивком указал на лес:
   — Чтобы справиться с этой сворой, прибегнем к старому испытанному способу. Будем, не торопясь, приканчивать их поодиночке или малыми группами. А если мы разыграем наши карты с умом, то еще и заработаем на этом.
   — Сейчас речь уже не о заработках, — угрюмо буркнул Аулэй. — Сейчас надо свести счеты.
   — Само собой! И я не меньше тебя хочу рассчитаться с этими уродами. Но, может, удастся и поживиться. Возьми хоть эту реликвию, которую они сперли, она ведь ценная. Месть, конечно, сладка и все такое, но еда, питье и прочее другое тоже бывает очень сладким.
   — Кто купит эту реликвию, кроме Дженнесты? А после того, как мы ее облапошили, вряд ли мы ходим у нее в фаворитах.
   — Я предпочитаю «после того, как мы ее покинули», — поправил Лекманн.
   — Как ни называй, вряд ли это был мудрый шаг.
   — Поосторожней, Гривер, ты все никак не уймешься думать, а это ведь моя территория! С Дженнестой я договорюсь.
   По лицам компаньонов Лекманна было ясно, что они в этом сомневаются.
   — Может, договоришься, — ответил Аулэй. — А может, она тебя сожрет. Меня это больше не касается. Все, чего я хочу, это посчитаться с этой сукой Коиллой.
   — Но если будет добыча, ты ведь не станешь пренебрегать своей долей, верно? — в голосе Мики зазвенел металл. — Не крути! Мы должны держаться вместе, или нам конец.
   — Ладно, не зуди. — Аулэй поднял левую руку, точнее то, что когда-то ею было. Сейчас из запястья торчал металлический стержень, венчающийся чем-то вроде серпа — полуклинок, полукрюк. На отполированной поверхности отразился свет. — Дай только добраться до этих уродов, и я покажу, что не даром ем хлеб.