Страница:
— Да, господин, — недовольно призналась она.
— Вернись обратно и проделай это еще раз. Он заставил ее ползать трижды. Наконец он был удовлетворен.
— Встань на колени передо мной, сядь на пятки, колени раздвинь, руки держи на затылке, — требовательно сказал он. — А теперь расскажи мне о себе, и как можно подробнее.
Ей назвали множество деталей, в особенности относящихся к ее предполагаемым долгам — привлечение ее к суду, вынесение приговора, название суда, имя судьи и тому подобное на случай, если ее станут расспрашивать. Там, где ее вымышленная биография казалась слишком краткой, а прямые вопросы варвара выходили за пределы придуманной истории, она спешила добавить побольше деталей — некоторые были взяты из своей собственной жизни с соответствующими изменениями, другие же явились плодом ее фантазии.
— Ты запинаешься и путаешься, — заметил варвар.
— Простите меня, господин, — сказала она.
— И все-таки странно видеть рабыню, — продолжал он, — которая способна рассказывать о себе так связно, подробно и охотно. Выглядит так, как будто ты подготовилась к этому.
— Простите меня, господин.
— Похоже, тебе сильнее запомнились подробности твоего обращения в рабство, чем твоей жизни свободной женщины, — усмехнулся он.
— Обращение в рабство, — ответила она, — хорошо запоминается каждой женщине.
— Девушке, — поправил он.
— Да, господин.
— Или рабыне, — добавил он равнодушно.
— Да, господин.
Поскольку она стояла прямо перед ним, варвар мог внимательно наблюдать за движениями ее тела и выражением лица.
— Тебя привезли с Майрона-VII? — спросил он.
— Да, господин, — отозвалась она.
— Какого цвета там солнце? Сколько телнарианских суток длится год?
Она задрожала.
Вопросы были так просты, что отказаться от ответов было бы немыслимо.
Она не осмелилась отвечать. Что, если варвар хорошо знает эту планету? Были ли его вопросы случайными, вызванными любопытством, или здесь кроется его подозрительность?
— На самом деле я не с планеты Майрон, — объяснила она. — Я жила в Лисле, на Инезе-IV. На Майрон я бежала, чтобы спастись от кредиторов. Меня схватили в порту, поэтому я даже не видела солнца той планеты. Я ничего о ней не знаю, кроме таможни, на которой меня схватили, да суда, где меня приговорили к рабству.
— И потом тебя, как рабыню, вернули на Инез-IV?
— Да-да, — радостно подхватила она. — Можно мне опустить руки?
— Нет, — отрезал он. — Ты слишком много лжешь.
— Нет, господин! — запротестовала она.
— Не усугубляй свою вину, — предупредил он.
— Да, господин. — По ее щекам покатились слезы.
— Я бы не советовал тебе вести себя так же, когда у тебя будет свой хозяин.
— Да, господин.
— Рабыни не имеют права лгать.
— Да, господин.
— Но, вероятно, ты не послушаешься меня до тех пор, пока тебя как следует не накажут.
— Простите меня, господин.
— Сразу после вылета из Лисля ты была слишком неуклюжей.
Несомненно, он вспоминал случай с опрокинутым бокалом.
— Меня наказали, — возразила она.
— Значит, ты неловкая рабыня? — усмехнулся он. Ее глаза зло блеснули, но она тут же опустила голову.
— Не думаю так, господин, — ответила она. — Надеюсь, я перестану быть неловкой.
— Прислуживая за столом, рабыни должны быть грациозными, скромными и почтительными, — наставительно заметил он.
— Да, господин, — ответила она и подняла голову. — Можно мне теперь опустить руки?
— Нет.
Она раздраженно вздохнула.
— В нескольких случаях ты старалась привлечь мое внимание, принимая соблазнительные позы — я не ошибся? — внезапно спросил он.
— О, господин! — быстро ответила она. — Простите меня, но боюсь, это правда. Вы мужчина, а я всего лишь ничтожная рабыня. Как еще может бедная рабыня привлечь к себе внимание красивого господина?
— Ты считаешь меня красивым? — переспросил он.
— Да, господин.
— Значит, ты хотела прийти ко мне?
— Да, господин!
— И ты жаждешь мужского прикосновения?
— О, да, да, господин! — воскликнула он.'
Она должна заинтересовать его во что бы то ни стало, пробудить в нем желание, чтобы остаться с ним наедине, когда у нее будет кинжал! Сейчас у нее не было кинжала. Будь она свободной женщиной, она бы оттягивала свидание до тех пор, пока не было бы назначено время и место, пока она не была бы готова, но для рабыни это оказалось невозможным.
Он протянул руку и осторожно прикоснулся к ее телу.
Она невольно вскрякнула и отшатнулась.
— Держи руки за головой, — предупредил он. — Я не ослышался — ты сказала, что жаждешь мужского прикосновения?
— Простите меня, господин, — произнесла она и слегка подвинулась вперед, нерешительно и осторожно.
Он вновь провел по ее телу пальцами.
На этот раз женщина вскрикнула тише и густо покраснела.
Сразу после этого, хотя она и не получила разрешения сдвинуться с места, она завозилась на полу, придвигаясь ближе, но была остановлена рукой варвара.
— Господин? — вопросительно подняла она голову.
— Странно, — пробормотал он.
Она взглянула на ожерелье из львиных клыков.
Интересно, каково было бы оказаться в его руках, беспомощной и безвольной, так, чтобы он безжалостно сжал ее, как рабыню?
— Господин звал меня, — напомнила она.
— Да, — кивнул он.
— Господин звал меня, чтобы взять, как рабыню?
— Нет, — усмехнулся он.
— Нет? — изумилась она.
— Я звал тебя потому, что ты мне показалась странной, не похожей на других рабынь. Это мне было непонятно, и я решил полюбопытствовать.
— И это все?
— Нет, — покачал он головой.
Она не сдержала радостного восклицания.
— Ты можешь почистить мои сапоги, — сказал он, указывая на пару сапог, стоящих в углу. — Крем и тряпки в ближайшем ящике. Разумеется, можешь опустить руки.
— Спасибо, господин, — сухо произнесла она.
Она взяла сапоги и тряпки, опустилась на колени там, где указал варвар, и принялась за работу. Она работала медленно и осторожно, тщательно и строго следуя его пожеланиям, нанося крем на кожу и растирая его круговыми движениями. Это повторялось много раз, пока каждый сапог не был начищен дважды.
Женщину потрясла эта незначительная, обыденная работа. Она злилась, но по непонятной причине чувствовала себя возбужденной.
К ее изумлению, потом ее поставили на колени возле столбика дивана, вокруг которого была обмотана веревка. Этой веревкой варвар связал ее скрещенные запястья. Теперь она стояла на коленях у столбика в изножье дивана.
— Господин? — удивленно спросила она.
— Кажется, теперь я знаю, что в тебе необычного, — сказал он.
Она встревожилась.
— Что, по-твоему, это могло бы быть? — добавил он.
Она промолчала, чувствуя, как лихорадочно бегут в ее голове мысли.
— Вероятно, господин подозревает, что я не настоящая рабыня, — произнесла она осторожно, шутливым тоном.
В чем еще он мог заподозрить ее?
Разумеется, она могла опротестовать достоверность своего рабства. Однако на нее были составлены документы с подробными сведениями, вплоть до отпечатков пальцев. Кроме того, против нее говорило само ее присутствие на корабле, среди настоящих рабынь.
— Нет, — покачал он головой. — Ты настоящая рабыня. В этом у меня нет ни малейших сомнений — ты настоящая рабыня.
— Тогда в чем дело? — удивленно спросила она.
— Только в том, что ты сама не знаешь, что ты рабыня.
Она взглянула на него, но варвар прошел к столику, где лежал моток ленты.
— Подними голову, смотри на меня и закрой рот, — сказал он.
Размотав ленту, он заклеил ей рот. Женщина чувствовала, как лента плотно прижалась к коже.
— Я уже достаточно послушал тебя, — объяснил варвар. — Теперь ты будешь молчать.
Она смотрела на него поверх ленты. Затем он еще раз размотал ленту, на этот раз длиннее, и вновь приложил к ее лицу.
— Слишком поздно возвращать тебя в комнату для рабынь, — объяснил он.
Третий кусок, теперь длиннее предыдущего, был прижат к ее лицу. Варвар обмотал ленту вокруг шеи рабыни, потом, убрав в сторону волосы, вновь заклеил рот и после того, как голова была обернута лентой трижды, закрепил свободный конец на шее, пониже затылка.
Проделав все это, варвар взглянул на женщину.
— Ты слишком соблазнительна, — произнес он. Она быстро опустила голову.
Варвар выключил свет и улегся на диван.
Прислушавшись к его ровному дыханию, женщина попыталась развязать веревки, но вскоре поняла, что это бесполезное занятие.
Долгое время она просидела на коленях, задыхаясь от злости.
Она не могла заснуть.
Поздно ночью она попыталась заговорить, но лента плотно закрывала рот. Ей пришлось молчать, как простой рабыне.
Иногда она ворочалась и постанывала — тихонько, беспомощно, умоляя обратить на себя внимание.
Но даже если варвар и слышал ее, он не подал виду.
К утру она заснула, положив голову на кровать, рядом с его ногами. Матрос пришел за ней позже. К этому времени варвар уже покинул каюту.
— Ясно, что варвар исчез, — взволновано проговорила хрупкая брюнетка, по-прежнему стоя на пороге длинного, низкого каменного барака, — и никто не знает, куда он делся!
Блондинка, которая в своей короткой тунике полулежала на тонком, твердом полосатом тюфяке металлической койки, вздохнула. У нее кружилась голова, когда она пыталась понять всю важность сообщения брюнетки.
— Да что с тобой, белобрысая? — вновь спросила одна из рабынь.
Волнение блондинки становилось заметным.
— Ничего, — вздохнула она.
— Разве к нам это имеет какое-нибудь отношение? — спросила старшая рабыня у брюнетки.
— Не знаю, — отозвалась та.
— Кому какое дело до варвара! — воскликнула другая девушка. — Что будет с нами?
— Вот именно, — поддержало ее несколько голосов.
— Мы здесь уже несколько дней.
— Почему нас держат здесь, в бараке?
— Почему нас до сих пор не продали?
— Нас уже давно пора было заклеймить, — возмущалась одна из рабынь. — Нас должны были продать на торгах!
Из всех женщин только одна блондинка знала, зачем рабынь привезли в Веницию. Только она знала, что эти женщины не были предназначены для продажи.
Если варвар исчез, в отчаянии думала блондинка, она не сможет выполнить поручение! Но тогда агент обязательно должен найти ее и обеспечить безопасное возвращение в Лисль. А если он не появится? Если, по каким-либо причинам, агента даже не было на корабле? Что тогда? Она знала, что Иаак предусмотрителен. Несомненно, ее документы рабыни сделаны, как следует.
— Вероятно, нас выставят на продажу завтра, — вздохнула одна из девушек.
— Дуры! Дуры! — вдруг закричала блондинка со своей койки. — Разве вы не знаете, что вместе с нами на Лисле грузили товары? Разве не понятно, почему нас держат в бараке, а товары сложили во дворе! Их не будут продавать! Никого из нас не будут продавать в Вениции, дуры! Всех вас обменяют или подарят!
— Нет! — вскрикнула одна из рабынь.
— Белобрысая лжет!
— Побьем ее!
В бараке послышался звон цепей.
Блондинка вскрикнула и опустилась на койку, прикрывая голову руками. До нее могли дотянуться только две соседки.
Удары маленьких кулачков дождем посыпались на блондинку. Она пронзительно вскрикивала, съеживаясь на койке.
— Нет! — закричала старшая рабыня, прикованная возле двери. — Прекратите! Прекратите!
Кулачки замерли. Рабыни были так же перепуганы, как и злы.
— Боюсь, белобрысая права, — вздохнула старшая девушка.
— Мы предназначены для обмена? — в ужасе спросила одна из рабынь.
— Да, — кивнула старшая.
— Но для обмена с кем? — дрожащим голосом воскликнула другая рабыня.
— С варварами, герулами и прочими — кто знает! — произнесла старшая.
— Значит, они могут отдать нас, кому захотят… — простонала рабыня.
— Они не могут сделать этого!
— Они могут сделать, как пожелают, — возразила старшая. — Мы же рабыни.
— Да, нас могут отдать тому, кому захотят хозяева, — испуганно пробормотала младшая из девушек.
Другая кивнула.
— Мы рабыни.
Блондинка легла на живот, повернув голову и прижавшись правой щекой к тюфяку. Ее пальцы впились в грубую мешковину. Она слегка шевельнула левой ногой, чувствуя на ней тяжесть браслета.
Глава 16
Глава 17
— Вернись обратно и проделай это еще раз. Он заставил ее ползать трижды. Наконец он был удовлетворен.
— Встань на колени передо мной, сядь на пятки, колени раздвинь, руки держи на затылке, — требовательно сказал он. — А теперь расскажи мне о себе, и как можно подробнее.
Ей назвали множество деталей, в особенности относящихся к ее предполагаемым долгам — привлечение ее к суду, вынесение приговора, название суда, имя судьи и тому подобное на случай, если ее станут расспрашивать. Там, где ее вымышленная биография казалась слишком краткой, а прямые вопросы варвара выходили за пределы придуманной истории, она спешила добавить побольше деталей — некоторые были взяты из своей собственной жизни с соответствующими изменениями, другие же явились плодом ее фантазии.
— Ты запинаешься и путаешься, — заметил варвар.
— Простите меня, господин, — сказала она.
— И все-таки странно видеть рабыню, — продолжал он, — которая способна рассказывать о себе так связно, подробно и охотно. Выглядит так, как будто ты подготовилась к этому.
— Простите меня, господин.
— Похоже, тебе сильнее запомнились подробности твоего обращения в рабство, чем твоей жизни свободной женщины, — усмехнулся он.
— Обращение в рабство, — ответила она, — хорошо запоминается каждой женщине.
— Девушке, — поправил он.
— Да, господин.
— Или рабыне, — добавил он равнодушно.
— Да, господин.
Поскольку она стояла прямо перед ним, варвар мог внимательно наблюдать за движениями ее тела и выражением лица.
— Тебя привезли с Майрона-VII? — спросил он.
— Да, господин, — отозвалась она.
— Какого цвета там солнце? Сколько телнарианских суток длится год?
Она задрожала.
Вопросы были так просты, что отказаться от ответов было бы немыслимо.
Она не осмелилась отвечать. Что, если варвар хорошо знает эту планету? Были ли его вопросы случайными, вызванными любопытством, или здесь кроется его подозрительность?
— На самом деле я не с планеты Майрон, — объяснила она. — Я жила в Лисле, на Инезе-IV. На Майрон я бежала, чтобы спастись от кредиторов. Меня схватили в порту, поэтому я даже не видела солнца той планеты. Я ничего о ней не знаю, кроме таможни, на которой меня схватили, да суда, где меня приговорили к рабству.
— И потом тебя, как рабыню, вернули на Инез-IV?
— Да-да, — радостно подхватила она. — Можно мне опустить руки?
— Нет, — отрезал он. — Ты слишком много лжешь.
— Нет, господин! — запротестовала она.
— Не усугубляй свою вину, — предупредил он.
— Да, господин. — По ее щекам покатились слезы.
— Я бы не советовал тебе вести себя так же, когда у тебя будет свой хозяин.
— Да, господин.
— Рабыни не имеют права лгать.
— Да, господин.
— Но, вероятно, ты не послушаешься меня до тех пор, пока тебя как следует не накажут.
— Простите меня, господин.
— Сразу после вылета из Лисля ты была слишком неуклюжей.
Несомненно, он вспоминал случай с опрокинутым бокалом.
— Меня наказали, — возразила она.
— Значит, ты неловкая рабыня? — усмехнулся он. Ее глаза зло блеснули, но она тут же опустила голову.
— Не думаю так, господин, — ответила она. — Надеюсь, я перестану быть неловкой.
— Прислуживая за столом, рабыни должны быть грациозными, скромными и почтительными, — наставительно заметил он.
— Да, господин, — ответила она и подняла голову. — Можно мне теперь опустить руки?
— Нет.
Она раздраженно вздохнула.
— В нескольких случаях ты старалась привлечь мое внимание, принимая соблазнительные позы — я не ошибся? — внезапно спросил он.
— О, господин! — быстро ответила она. — Простите меня, но боюсь, это правда. Вы мужчина, а я всего лишь ничтожная рабыня. Как еще может бедная рабыня привлечь к себе внимание красивого господина?
— Ты считаешь меня красивым? — переспросил он.
— Да, господин.
— Значит, ты хотела прийти ко мне?
— Да, господин!
— И ты жаждешь мужского прикосновения?
— О, да, да, господин! — воскликнула он.'
Она должна заинтересовать его во что бы то ни стало, пробудить в нем желание, чтобы остаться с ним наедине, когда у нее будет кинжал! Сейчас у нее не было кинжала. Будь она свободной женщиной, она бы оттягивала свидание до тех пор, пока не было бы назначено время и место, пока она не была бы готова, но для рабыни это оказалось невозможным.
Он протянул руку и осторожно прикоснулся к ее телу.
Она невольно вскрякнула и отшатнулась.
— Держи руки за головой, — предупредил он. — Я не ослышался — ты сказала, что жаждешь мужского прикосновения?
— Простите меня, господин, — произнесла она и слегка подвинулась вперед, нерешительно и осторожно.
Он вновь провел по ее телу пальцами.
На этот раз женщина вскрикнула тише и густо покраснела.
Сразу после этого, хотя она и не получила разрешения сдвинуться с места, она завозилась на полу, придвигаясь ближе, но была остановлена рукой варвара.
— Господин? — вопросительно подняла она голову.
— Странно, — пробормотал он.
Она взглянула на ожерелье из львиных клыков.
Интересно, каково было бы оказаться в его руках, беспомощной и безвольной, так, чтобы он безжалостно сжал ее, как рабыню?
— Господин звал меня, — напомнила она.
— Да, — кивнул он.
— Господин звал меня, чтобы взять, как рабыню?
— Нет, — усмехнулся он.
— Нет? — изумилась она.
— Я звал тебя потому, что ты мне показалась странной, не похожей на других рабынь. Это мне было непонятно, и я решил полюбопытствовать.
— И это все?
— Нет, — покачал он головой.
Она не сдержала радостного восклицания.
— Ты можешь почистить мои сапоги, — сказал он, указывая на пару сапог, стоящих в углу. — Крем и тряпки в ближайшем ящике. Разумеется, можешь опустить руки.
— Спасибо, господин, — сухо произнесла она.
Она взяла сапоги и тряпки, опустилась на колени там, где указал варвар, и принялась за работу. Она работала медленно и осторожно, тщательно и строго следуя его пожеланиям, нанося крем на кожу и растирая его круговыми движениями. Это повторялось много раз, пока каждый сапог не был начищен дважды.
Женщину потрясла эта незначительная, обыденная работа. Она злилась, но по непонятной причине чувствовала себя возбужденной.
К ее изумлению, потом ее поставили на колени возле столбика дивана, вокруг которого была обмотана веревка. Этой веревкой варвар связал ее скрещенные запястья. Теперь она стояла на коленях у столбика в изножье дивана.
— Господин? — удивленно спросила она.
— Кажется, теперь я знаю, что в тебе необычного, — сказал он.
Она встревожилась.
— Что, по-твоему, это могло бы быть? — добавил он.
Она промолчала, чувствуя, как лихорадочно бегут в ее голове мысли.
— Вероятно, господин подозревает, что я не настоящая рабыня, — произнесла она осторожно, шутливым тоном.
В чем еще он мог заподозрить ее?
Разумеется, она могла опротестовать достоверность своего рабства. Однако на нее были составлены документы с подробными сведениями, вплоть до отпечатков пальцев. Кроме того, против нее говорило само ее присутствие на корабле, среди настоящих рабынь.
— Нет, — покачал он головой. — Ты настоящая рабыня. В этом у меня нет ни малейших сомнений — ты настоящая рабыня.
— Тогда в чем дело? — удивленно спросила она.
— Только в том, что ты сама не знаешь, что ты рабыня.
Она взглянула на него, но варвар прошел к столику, где лежал моток ленты.
— Подними голову, смотри на меня и закрой рот, — сказал он.
Размотав ленту, он заклеил ей рот. Женщина чувствовала, как лента плотно прижалась к коже.
— Я уже достаточно послушал тебя, — объяснил варвар. — Теперь ты будешь молчать.
Она смотрела на него поверх ленты. Затем он еще раз размотал ленту, на этот раз длиннее, и вновь приложил к ее лицу.
— Слишком поздно возвращать тебя в комнату для рабынь, — объяснил он.
Третий кусок, теперь длиннее предыдущего, был прижат к ее лицу. Варвар обмотал ленту вокруг шеи рабыни, потом, убрав в сторону волосы, вновь заклеил рот и после того, как голова была обернута лентой трижды, закрепил свободный конец на шее, пониже затылка.
Проделав все это, варвар взглянул на женщину.
— Ты слишком соблазнительна, — произнес он. Она быстро опустила голову.
Варвар выключил свет и улегся на диван.
Прислушавшись к его ровному дыханию, женщина попыталась развязать веревки, но вскоре поняла, что это бесполезное занятие.
Долгое время она просидела на коленях, задыхаясь от злости.
Она не могла заснуть.
Поздно ночью она попыталась заговорить, но лента плотно закрывала рот. Ей пришлось молчать, как простой рабыне.
Иногда она ворочалась и постанывала — тихонько, беспомощно, умоляя обратить на себя внимание.
Но даже если варвар и слышал ее, он не подал виду.
К утру она заснула, положив голову на кровать, рядом с его ногами. Матрос пришел за ней позже. К этому времени варвар уже покинул каюту.
— Ясно, что варвар исчез, — взволновано проговорила хрупкая брюнетка, по-прежнему стоя на пороге длинного, низкого каменного барака, — и никто не знает, куда он делся!
Блондинка, которая в своей короткой тунике полулежала на тонком, твердом полосатом тюфяке металлической койки, вздохнула. У нее кружилась голова, когда она пыталась понять всю важность сообщения брюнетки.
— Да что с тобой, белобрысая? — вновь спросила одна из рабынь.
Волнение блондинки становилось заметным.
— Ничего, — вздохнула она.
— Разве к нам это имеет какое-нибудь отношение? — спросила старшая рабыня у брюнетки.
— Не знаю, — отозвалась та.
— Кому какое дело до варвара! — воскликнула другая девушка. — Что будет с нами?
— Вот именно, — поддержало ее несколько голосов.
— Мы здесь уже несколько дней.
— Почему нас держат здесь, в бараке?
— Почему нас до сих пор не продали?
— Нас уже давно пора было заклеймить, — возмущалась одна из рабынь. — Нас должны были продать на торгах!
Из всех женщин только одна блондинка знала, зачем рабынь привезли в Веницию. Только она знала, что эти женщины не были предназначены для продажи.
Если варвар исчез, в отчаянии думала блондинка, она не сможет выполнить поручение! Но тогда агент обязательно должен найти ее и обеспечить безопасное возвращение в Лисль. А если он не появится? Если, по каким-либо причинам, агента даже не было на корабле? Что тогда? Она знала, что Иаак предусмотрителен. Несомненно, ее документы рабыни сделаны, как следует.
— Вероятно, нас выставят на продажу завтра, — вздохнула одна из девушек.
— Дуры! Дуры! — вдруг закричала блондинка со своей койки. — Разве вы не знаете, что вместе с нами на Лисле грузили товары? Разве не понятно, почему нас держат в бараке, а товары сложили во дворе! Их не будут продавать! Никого из нас не будут продавать в Вениции, дуры! Всех вас обменяют или подарят!
— Нет! — вскрикнула одна из рабынь.
— Белобрысая лжет!
— Побьем ее!
В бараке послышался звон цепей.
Блондинка вскрикнула и опустилась на койку, прикрывая голову руками. До нее могли дотянуться только две соседки.
Удары маленьких кулачков дождем посыпались на блондинку. Она пронзительно вскрикивала, съеживаясь на койке.
— Нет! — закричала старшая рабыня, прикованная возле двери. — Прекратите! Прекратите!
Кулачки замерли. Рабыни были так же перепуганы, как и злы.
— Боюсь, белобрысая права, — вздохнула старшая девушка.
— Мы предназначены для обмена? — в ужасе спросила одна из рабынь.
— Да, — кивнула старшая.
— Но для обмена с кем? — дрожащим голосом воскликнула другая рабыня.
— С варварами, герулами и прочими — кто знает! — произнесла старшая.
— Значит, они могут отдать нас, кому захотят… — простонала рабыня.
— Они не могут сделать этого!
— Они могут сделать, как пожелают, — возразила старшая. — Мы же рабыни.
— Да, нас могут отдать тому, кому захотят хозяева, — испуганно пробормотала младшая из девушек.
Другая кивнула.
— Мы рабыни.
Блондинка легла на живот, повернув голову и прижавшись правой щекой к тюфяку. Ее пальцы впились в грубую мешковину. Она слегка шевельнула левой ногой, чувствуя на ней тяжесть браслета.
Глава 16
— Он жив? — спросил Варикс.
— Не знаю, — пожал плечами Олар.
— Это герул?
— Нет.
— Тогда не надо убивать его, — заключил Варикс.
— Думаю, он уже мертв, — возразил Олар.
— Посмотри, если он из Телнарии, то у него могут быть деньги.
— Вряд ли он из Телнарии, — ответил Олар.
— Тогда кто же он?
— По виду — отунг.
— Но как он оказался здесь, так далеко? — удивился Варикс.
Он тревожно огляделся.
— Не нравится мне это, — пробормотал Олар.
Варикс носил на лице изогнутую костяную пластинку, приделанную к полоскам кожи. В пластинке были прорезаны горизонтальные щели, чтобы можно было видеть и в то же время глаза не слепил бы блеск снега. У Олара были точно такие же снегозащитные очки. В этот полдень на равнине Барриону-эво было солнечно, но морозно. Солнце ярко освещало снежный покров. Стоял месяц Игона, и каждый, кто осмелился бы появиться на равнине без очков, быстро мог ослепнуть. Оба мужчины носили меховую одежду и высокие меховые сапоги. Каждый был вооружен: Варикс — ножом и топором, Олар — ножом и копьем.
Оба охотились на викота.
Вчера они настигли одного, пересекающего Лотар по льду и движущегося на восток.
Все утро мужчины шли по следу, но сейчас совершенно забыли об охоте.
— Если он мертв, давай заберем его вещи и уйдем, — предложил Варикс. — А если жив, убьем его, и посмотрим, есть ли у него что-нибудь ценное.
— Мы же не герулы, — возразил Олар.
— Мы бедны, — напомнил Варикс.
— Может, это разведчик герулов.
Варикс отгреб ногой снег от края волокуши, возле которой лежали останки лошади, а внутри ее туши виднелся человек или человекоподобное существо.
— Он не выглядит истощенным, — заметил Варикс.
— Вероятно, он умер совсем недавно.
— Или еще не умер.
— На холоде мертвые долго остаются похожими на живых, — напомнил Олар.
Варикс отошел подальше от коня.
— Давай пройдем назад по следу, — предложил он.
Олар подошел к нему, оставляя глубокие следы в снегу. Оба стояли спиной к коню.
— Смотри, какие следы, — указал Варикс. — Должно быть, этот человек тащил на себе коня.
— Зачем? — изумился Олар.
— Не знаю.
— Наверное, он очень силен, — уважительно произнес Олар.
— Он мог питаться кониной, — размышлял Варикс.
— Значит, не умер?
— Вот и я об этом думаю.
— Смотри, на волокуше свернутая шкура викота, — прошептал вдруг Олар.
— Это не шкура того, за которым мы охотились, — пробормотал Варикс.
— Да, она пятнистая.
Оба мужчины прошли еще дальше по блестящему глубокому снегу.
— Это приманка и ловушка, — вдруг произнес Варикс.
— Да, — согласился Олар.
— Он герул.
— Он не похож на герула, — возразил Олар. Такой способ охоты иногда применяли герулы.
Охотник лежал, притаившись у конского трупа, а когда викот или волк, медведь-арн или снежный медведь, которые приходили с севера в месяц Игона, подкрадывались достаточно близко, охотник наносил удар длинным, острым лезвием копья. Обычно поблизости скрывались другие охотники, они лежали в снеговом убежище, готовые прийти на помощь. Если зверь не умирал сразу, он мог еще долго убегать от охотников, оставляя отчетливые следы на снегу.
— Ты понимаешь, что я говорю? — произнес Олар, подойдя к конскому трупу. — Ты жив?
Ему никто не ответил.
— Я боюсь, — признался Варикс.
— Почему?
— Это наверняка приманка.
— И что же тебя тревожит? — удивился Олар.
— То, что сейчас ее приготовили не для викота, — ответил Варикс.
— Тогда для кого же?
— Боюсь, что для нас.
В это время позади них послышался тихий звон упряжи и фырканье лошади. Оба мужчины обернулись.
— Герулы! — крикнул Олар.
Герулов было семеро — трое стояли позади мужчин, двое появились спереди, за волокушей, и еще двое заходили с боков, по одному с каждой стороны, в своих темных кожаных одеждах, меховых плащах, конических, отделанных мехом шапках, с длинными, тонкими жезлообразными копьями. Слева, у их седел, висели щиты. Герулы даже не потрудились взять их в руки. Четверо, которые приближались спереди и с боков, остановились, натянув поводья. Герулы образовали круг не более десяти ярдов в диаметре.
В центре круга стояли Олар и Варикс, а также волокуша с грузом.
Кони герулов переступали на снегу, слышалось звяканье сбруи и громкое дыхание. Пар поднимался вокруг конских голов.
— Вы понимаете нас? — спросил вожак герулов Олара и Варикса.
— Да, — ответил Варикс.
Несмотря на бесчисленные способы общения, множество языков, как словесных, так и языков жестов, сосуществующих в галактике, телнарианский язык — его имперский вариант и территориальные диалекты — был самым распространенным в Империи среди существ, способных издавать звуки или их подобие. Даже злейшие враги Империи, чтобы иметь возможность общаться между собой, прибегали к телнарианскому языку. Лингвистическое и культурное влияние Империи, помимо ее гражданской и военной силы, было жизненно важным для миллионов разумных существ. Существовало множество различных легенд о том, как Орак, верховный бог, придумал телнарианский язык, чтобы люди могли общаться друг с другом. Обычно его считали родным языком большинства разумных существ. То, что сам телнарианский язык был порожден бесчисленным множеством древних языков, понимали и принимали только несколько ученых. Однако не вызывало сомнения, что телнарианский язык был более древним, чем сама Телнария. В развитом виде он присутствовал с самого начала существования Империи, о чем свидетельствуют древнейшие из имперских рукописей и табличек. По-видимому, на этом языке говорили несколько родственных народов, и одним из них являлись телнарианцы — народ, основавший Империю. Разумеется, по названию этого народа был известен и язык.
— Вы охотитесь? — спросил довольно дружелюбно вожак герулов, подъехав поближе. Снег доходил до колен его лошади. Мужчинам он достигал до бедер.
— Да, — кивнул Олар.
— На викота, — добавил Варикс.
— А вы тоже охотитесь? — спросил Олар у вожака герулов.
— Да, — ответил тот.
— На людей? — спросил Варикс.
— Нет, на викота, — возразил вожак.
— На того же, за которым идем мы, — предположил Олар.
— Может быть, — согласился герул.
— Это огромный белый зверь?
— Да.
— Значит, и вправду тот же самый.
— Да, но похоже, мы поймали людей, — добавил герул.
— Это не ваша ловушка? — спросил Олар.
— Нет, и не ваша? — удивился герул.
— Нет, — покачал головой Олар.
— Где вы хотите умереть, — спросил герул, — здесь или в лагере? .
— Для похлебки они сгодятся — слишком костлявы, — заметил один из герулов.
— Мы пешие, а вы на конях, — сердито возразил Олар.
— Таким, как вы, мы не позволяем иметь коней, — напомнил вожак герулов.
— Давайте отведем их в лагерь и пустим голыми по снегу, затравим собаками! — предложил герул.
— Отпустите нас, — попросил Олар.
— Вы не женщины, — сказал один из герулов. — Их мы иногда щадим.
— Но перед этим как следует развлекаемся, — добавил другой.
— Их приятно бить, — мечтательно проговорил третий.
— На их безволосой коже остаются хорошие отметины, они забавно корчатся.
— На их маленькие тела и гладкую кожу бывает приятно посмотреть на ложе из шкур, — заключил вожак.
— Вы верхом, — вновь напомнил Олар. — И вас семеро.
— А вам нельзя было появляться на плато Тунг, — возразил вожак.
— Вам не разрешено переходить Лотар, — добавил другой.
— Свяжите их, — приказал вожак.
— Не знаю, — пожал плечами Олар.
— Это герул?
— Нет.
— Тогда не надо убивать его, — заключил Варикс.
— Думаю, он уже мертв, — возразил Олар.
— Посмотри, если он из Телнарии, то у него могут быть деньги.
— Вряд ли он из Телнарии, — ответил Олар.
— Тогда кто же он?
— По виду — отунг.
— Но как он оказался здесь, так далеко? — удивился Варикс.
Он тревожно огляделся.
— Не нравится мне это, — пробормотал Олар.
Варикс носил на лице изогнутую костяную пластинку, приделанную к полоскам кожи. В пластинке были прорезаны горизонтальные щели, чтобы можно было видеть и в то же время глаза не слепил бы блеск снега. У Олара были точно такие же снегозащитные очки. В этот полдень на равнине Барриону-эво было солнечно, но морозно. Солнце ярко освещало снежный покров. Стоял месяц Игона, и каждый, кто осмелился бы появиться на равнине без очков, быстро мог ослепнуть. Оба мужчины носили меховую одежду и высокие меховые сапоги. Каждый был вооружен: Варикс — ножом и топором, Олар — ножом и копьем.
Оба охотились на викота.
Вчера они настигли одного, пересекающего Лотар по льду и движущегося на восток.
Все утро мужчины шли по следу, но сейчас совершенно забыли об охоте.
— Если он мертв, давай заберем его вещи и уйдем, — предложил Варикс. — А если жив, убьем его, и посмотрим, есть ли у него что-нибудь ценное.
— Мы же не герулы, — возразил Олар.
— Мы бедны, — напомнил Варикс.
— Может, это разведчик герулов.
Варикс отгреб ногой снег от края волокуши, возле которой лежали останки лошади, а внутри ее туши виднелся человек или человекоподобное существо.
— Он не выглядит истощенным, — заметил Варикс.
— Вероятно, он умер совсем недавно.
— Или еще не умер.
— На холоде мертвые долго остаются похожими на живых, — напомнил Олар.
Варикс отошел подальше от коня.
— Давай пройдем назад по следу, — предложил он.
Олар подошел к нему, оставляя глубокие следы в снегу. Оба стояли спиной к коню.
— Смотри, какие следы, — указал Варикс. — Должно быть, этот человек тащил на себе коня.
— Зачем? — изумился Олар.
— Не знаю.
— Наверное, он очень силен, — уважительно произнес Олар.
— Он мог питаться кониной, — размышлял Варикс.
— Значит, не умер?
— Вот и я об этом думаю.
— Смотри, на волокуше свернутая шкура викота, — прошептал вдруг Олар.
— Это не шкура того, за которым мы охотились, — пробормотал Варикс.
— Да, она пятнистая.
Оба мужчины прошли еще дальше по блестящему глубокому снегу.
— Это приманка и ловушка, — вдруг произнес Варикс.
— Да, — согласился Олар.
— Он герул.
— Он не похож на герула, — возразил Олар. Такой способ охоты иногда применяли герулы.
Охотник лежал, притаившись у конского трупа, а когда викот или волк, медведь-арн или снежный медведь, которые приходили с севера в месяц Игона, подкрадывались достаточно близко, охотник наносил удар длинным, острым лезвием копья. Обычно поблизости скрывались другие охотники, они лежали в снеговом убежище, готовые прийти на помощь. Если зверь не умирал сразу, он мог еще долго убегать от охотников, оставляя отчетливые следы на снегу.
— Ты понимаешь, что я говорю? — произнес Олар, подойдя к конскому трупу. — Ты жив?
Ему никто не ответил.
— Я боюсь, — признался Варикс.
— Почему?
— Это наверняка приманка.
— И что же тебя тревожит? — удивился Олар.
— То, что сейчас ее приготовили не для викота, — ответил Варикс.
— Тогда для кого же?
— Боюсь, что для нас.
В это время позади них послышался тихий звон упряжи и фырканье лошади. Оба мужчины обернулись.
— Герулы! — крикнул Олар.
Герулов было семеро — трое стояли позади мужчин, двое появились спереди, за волокушей, и еще двое заходили с боков, по одному с каждой стороны, в своих темных кожаных одеждах, меховых плащах, конических, отделанных мехом шапках, с длинными, тонкими жезлообразными копьями. Слева, у их седел, висели щиты. Герулы даже не потрудились взять их в руки. Четверо, которые приближались спереди и с боков, остановились, натянув поводья. Герулы образовали круг не более десяти ярдов в диаметре.
В центре круга стояли Олар и Варикс, а также волокуша с грузом.
Кони герулов переступали на снегу, слышалось звяканье сбруи и громкое дыхание. Пар поднимался вокруг конских голов.
— Вы понимаете нас? — спросил вожак герулов Олара и Варикса.
— Да, — ответил Варикс.
Несмотря на бесчисленные способы общения, множество языков, как словесных, так и языков жестов, сосуществующих в галактике, телнарианский язык — его имперский вариант и территориальные диалекты — был самым распространенным в Империи среди существ, способных издавать звуки или их подобие. Даже злейшие враги Империи, чтобы иметь возможность общаться между собой, прибегали к телнарианскому языку. Лингвистическое и культурное влияние Империи, помимо ее гражданской и военной силы, было жизненно важным для миллионов разумных существ. Существовало множество различных легенд о том, как Орак, верховный бог, придумал телнарианский язык, чтобы люди могли общаться друг с другом. Обычно его считали родным языком большинства разумных существ. То, что сам телнарианский язык был порожден бесчисленным множеством древних языков, понимали и принимали только несколько ученых. Однако не вызывало сомнения, что телнарианский язык был более древним, чем сама Телнария. В развитом виде он присутствовал с самого начала существования Империи, о чем свидетельствуют древнейшие из имперских рукописей и табличек. По-видимому, на этом языке говорили несколько родственных народов, и одним из них являлись телнарианцы — народ, основавший Империю. Разумеется, по названию этого народа был известен и язык.
— Вы охотитесь? — спросил довольно дружелюбно вожак герулов, подъехав поближе. Снег доходил до колен его лошади. Мужчинам он достигал до бедер.
— Да, — кивнул Олар.
— На викота, — добавил Варикс.
— А вы тоже охотитесь? — спросил Олар у вожака герулов.
— Да, — ответил тот.
— На людей? — спросил Варикс.
— Нет, на викота, — возразил вожак.
— На того же, за которым идем мы, — предположил Олар.
— Может быть, — согласился герул.
— Это огромный белый зверь?
— Да.
— Значит, и вправду тот же самый.
— Да, но похоже, мы поймали людей, — добавил герул.
— Это не ваша ловушка? — спросил Олар.
— Нет, и не ваша? — удивился герул.
— Нет, — покачал головой Олар.
— Где вы хотите умереть, — спросил герул, — здесь или в лагере? .
— Для похлебки они сгодятся — слишком костлявы, — заметил один из герулов.
— Мы пешие, а вы на конях, — сердито возразил Олар.
— Таким, как вы, мы не позволяем иметь коней, — напомнил вожак герулов.
— Давайте отведем их в лагерь и пустим голыми по снегу, затравим собаками! — предложил герул.
— Отпустите нас, — попросил Олар.
— Вы не женщины, — сказал один из герулов. — Их мы иногда щадим.
— Но перед этим как следует развлекаемся, — добавил другой.
— Их приятно бить, — мечтательно проговорил третий.
— На их безволосой коже остаются хорошие отметины, они забавно корчатся.
— На их маленькие тела и гладкую кожу бывает приятно посмотреть на ложе из шкур, — заключил вожак.
— Вы верхом, — вновь напомнил Олар. — И вас семеро.
— А вам нельзя было появляться на плато Тунг, — возразил вожак.
— Вам не разрешено переходить Лотар, — добавил другой.
— Свяжите их, — приказал вожак.
Глава 17
— Вы должны простить нас, — произнес брат Грегори, освещая маленькой тусклой лампой спуск по длинной, винтовой влажной лестнице вниз, в мокрые и душные мрачные глубины фестанга, — но для нескольких из наших братьев влага жизненно необходима.
— Понимаю, — кивнул Юлиан.
Он снял пиджак, его рубашка промокла от влаги и пота.
Снизу слышалось пение братьев.
Там и тут в крошечных нишах виднелись обрядовые таблички.
— Это женщина? — в ужасе воскликнул привратник, указывая на маленькую фигурку рядом с Юлианом и Туво Авзонием. Все трое уже давно высадились из катера в долине, внизу.
Внешние ворота фестанга со скрипом отворились, пропуская путников.
От долины до внешних ворот фестанга вела вьющаяся, неровная тропа, тянущаяся несколько миль. По ней редко ходили путники. Фестанг Сим-Гьядини посещало мало гостей.
В деревне, внизу, они узнали, что не подобает приближаться к фестангу иначе, чем пешком и совершенно безоружным.
В различных местах тропы находились защитные устройства, которые могли быть внезапно приведены в действие.
Это делалось из самого фестанга, где после наблюдения операторы давали команды контрольным устройствам.
Юлиана и Туво Авзония сопровождал один из известных в фестанге жителей деревни.
— Да, — ответил Юлиан.
— Женщинам нельзя входить сюда, — возразил привратник.
— И это гостеприимство фестанга Сим-Гьядини? — раздраженно произнес Юлиан.
— По виду ей не требуется медицинская помощь — у нее нет кровотечения, она не умирает, — произнес привратник.
— Нет, — подтвердил Юлиан.
— Тогда ей нельзя входить.
Он старательно отворачивался, пытаясь не глядеть на спутницу Юлиана и Туво Авзония.
— Но она как следует укутана, — возразил Туво Авзоний.
Объект их спора, маленький, в меховых сапогах и плотно укутанный в меха, стоял на коленях на каменных плитах перед воротами, дожидаясь, пока ворота откроются в ответ на тройной стук огромного металлического кольца по пластине.
Путешествуя с Юлианом и Туво Авзонием, благодаря непрестанному обучению, она достигла значительных успехов в понимании своего рабства.
Сейчас ее руки были не в рукавах, а за спиной под меховой курткой, их запястья были связаны.
На ее шее, поверх мехов, виднелся металлический ошейник, от которого тянулась легкая, красиво выкованная цепь, пропущенная через петли куртки.
Когда дикие народы перегоняли рабынь зимой, их обычно заковывали в цепи и заворачивали нагими в теплые меха. При этом снижалась вероятность того, что они попытаются бежать в пути или на ночевке, из лагеря.
— Это неважно, — отрезал привратник.
— Она всего лишь животное, рабыня, — убеждал Туво Авзоний.
Женщина подняла голову. Ее лицо почти скрывал тяжелый меховой капюшон, но все же было видно, что она красива. Пряди рыжеватых волос выбились из-под капюшона, окружая ее личико.
— В фестанг не позволено заходить даже самкам животных, — объяснил привратник. — Даже птицам, курицам, овцам, коровам, сукам, кобылам и так далее, — никому из них нельзя появляться в фестанге.
— Опусти голову, — приказал Юлиан. Рабыня немедленно уткнула подбородок в грудь.
— Теперь можете посмотреть на нее, — обратился Юлиан к привратнику. — Вы ничего не заметите.
— Нет, — отказался привратник. — Я вижу, как меха очерчивают тело, и по этим очертаниям нетрудно догадаться, что в меха одета женщина.
— Боюсь, он прав, господин, — произнес Туво Авзоний.
Маленькая фигурка, центр их внимания, слегка вздрогнула, не поднимая головы.
— Уведите ее, — решительно заявил привратник.
— Уведите ее в долину, к катеру, — приказал Юлиан.
— Господин! — запротестовал Туво Авзоний.
— Все верно, — кивнул Юлиан. — Я должен был это предвидеть.
— Иначе я буду вынужден закрыть ворота, — предупредил привратник.
— Она уходит, — заверил его Юлиан и кивнул Туво Авзонию.
— Вставай, рабыня, — обратился к девушке Туво Авзоний.
Она поднялась и последовала за ним с опущенной головой, мелкими шагами, удаляясь от ворот туда, где стоял проводник.
— Теперь я могу войти? — спросил Юлиан.
— Конечно, — кивнул привратник.
Стоя рядом с проводником, рабыня оглянулась на ворота.
Привратник закрывал их, навалившись всем телом. На мгновение остановившись, он жадно и сердито оглядел рабыню, а затем резко захлопнул ворота. Юлиан нетерпеливо ждал его внутри.
Рабыня слышала, как тяжелые засовы скользнули в петли с внутренней стороны ворот, — сперва один, потом второй.
Рабыня на мгновение встретилась взглядом с проводником, грубым деревенским парнем, и отвела глаза.
На его лице ясно читалось желание.
Он был крестьянином — простым, грубым, неотесанным и похотливым.
Рабыня вновь поняла, что она привлекательна, как понимала это на патрульном корабле, прислуживая за столом, подавая блюда, обнаженная, только в ошейнике и короткой тунике, под пристальным наблюдением Юлиана и Туво Авзония. Они старались научить ее красивым позам, грациозным движениям, навыкам, которых мог потребовать от рабыни самый взыскательный хозяин. И теперь даже здесь она сознавала свою привлекательность — от того, как сердито и с отвращением смотрел на нее привратник, противник естественности и силы, которую он считал ошибочной, презренной, проклятой, человек, который был полузамученной жертвой утрированно-жестокой аскезы, при которой требовалось подавлять влечения и желания; и от того, как смотрел на нее крестьянин — с таким одобрением он мог бы разглядывать подходящую свинью.
— Понимаю, — кивнул Юлиан.
Он снял пиджак, его рубашка промокла от влаги и пота.
Снизу слышалось пение братьев.
Там и тут в крошечных нишах виднелись обрядовые таблички.
— Это женщина? — в ужасе воскликнул привратник, указывая на маленькую фигурку рядом с Юлианом и Туво Авзонием. Все трое уже давно высадились из катера в долине, внизу.
Внешние ворота фестанга со скрипом отворились, пропуская путников.
От долины до внешних ворот фестанга вела вьющаяся, неровная тропа, тянущаяся несколько миль. По ней редко ходили путники. Фестанг Сим-Гьядини посещало мало гостей.
В деревне, внизу, они узнали, что не подобает приближаться к фестангу иначе, чем пешком и совершенно безоружным.
В различных местах тропы находились защитные устройства, которые могли быть внезапно приведены в действие.
Это делалось из самого фестанга, где после наблюдения операторы давали команды контрольным устройствам.
Юлиана и Туво Авзония сопровождал один из известных в фестанге жителей деревни.
— Да, — ответил Юлиан.
— Женщинам нельзя входить сюда, — возразил привратник.
— И это гостеприимство фестанга Сим-Гьядини? — раздраженно произнес Юлиан.
— По виду ей не требуется медицинская помощь — у нее нет кровотечения, она не умирает, — произнес привратник.
— Нет, — подтвердил Юлиан.
— Тогда ей нельзя входить.
Он старательно отворачивался, пытаясь не глядеть на спутницу Юлиана и Туво Авзония.
— Но она как следует укутана, — возразил Туво Авзоний.
Объект их спора, маленький, в меховых сапогах и плотно укутанный в меха, стоял на коленях на каменных плитах перед воротами, дожидаясь, пока ворота откроются в ответ на тройной стук огромного металлического кольца по пластине.
Путешествуя с Юлианом и Туво Авзонием, благодаря непрестанному обучению, она достигла значительных успехов в понимании своего рабства.
Сейчас ее руки были не в рукавах, а за спиной под меховой курткой, их запястья были связаны.
На ее шее, поверх мехов, виднелся металлический ошейник, от которого тянулась легкая, красиво выкованная цепь, пропущенная через петли куртки.
Когда дикие народы перегоняли рабынь зимой, их обычно заковывали в цепи и заворачивали нагими в теплые меха. При этом снижалась вероятность того, что они попытаются бежать в пути или на ночевке, из лагеря.
— Это неважно, — отрезал привратник.
— Она всего лишь животное, рабыня, — убеждал Туво Авзоний.
Женщина подняла голову. Ее лицо почти скрывал тяжелый меховой капюшон, но все же было видно, что она красива. Пряди рыжеватых волос выбились из-под капюшона, окружая ее личико.
— В фестанг не позволено заходить даже самкам животных, — объяснил привратник. — Даже птицам, курицам, овцам, коровам, сукам, кобылам и так далее, — никому из них нельзя появляться в фестанге.
— Опусти голову, — приказал Юлиан. Рабыня немедленно уткнула подбородок в грудь.
— Теперь можете посмотреть на нее, — обратился Юлиан к привратнику. — Вы ничего не заметите.
— Нет, — отказался привратник. — Я вижу, как меха очерчивают тело, и по этим очертаниям нетрудно догадаться, что в меха одета женщина.
— Боюсь, он прав, господин, — произнес Туво Авзоний.
Маленькая фигурка, центр их внимания, слегка вздрогнула, не поднимая головы.
— Уведите ее, — решительно заявил привратник.
— Уведите ее в долину, к катеру, — приказал Юлиан.
— Господин! — запротестовал Туво Авзоний.
— Все верно, — кивнул Юлиан. — Я должен был это предвидеть.
— Иначе я буду вынужден закрыть ворота, — предупредил привратник.
— Она уходит, — заверил его Юлиан и кивнул Туво Авзонию.
— Вставай, рабыня, — обратился к девушке Туво Авзоний.
Она поднялась и последовала за ним с опущенной головой, мелкими шагами, удаляясь от ворот туда, где стоял проводник.
— Теперь я могу войти? — спросил Юлиан.
— Конечно, — кивнул привратник.
Стоя рядом с проводником, рабыня оглянулась на ворота.
Привратник закрывал их, навалившись всем телом. На мгновение остановившись, он жадно и сердито оглядел рабыню, а затем резко захлопнул ворота. Юлиан нетерпеливо ждал его внутри.
Рабыня слышала, как тяжелые засовы скользнули в петли с внутренней стороны ворот, — сперва один, потом второй.
Рабыня на мгновение встретилась взглядом с проводником, грубым деревенским парнем, и отвела глаза.
На его лице ясно читалось желание.
Он был крестьянином — простым, грубым, неотесанным и похотливым.
Рабыня вновь поняла, что она привлекательна, как понимала это на патрульном корабле, прислуживая за столом, подавая блюда, обнаженная, только в ошейнике и короткой тунике, под пристальным наблюдением Юлиана и Туво Авзония. Они старались научить ее красивым позам, грациозным движениям, навыкам, которых мог потребовать от рабыни самый взыскательный хозяин. И теперь даже здесь она сознавала свою привлекательность — от того, как сердито и с отвращением смотрел на нее привратник, противник естественности и силы, которую он считал ошибочной, презренной, проклятой, человек, который был полузамученной жертвой утрированно-жестокой аскезы, при которой требовалось подавлять влечения и желания; и от того, как смотрел на нее крестьянин — с таким одобрением он мог бы разглядывать подходящую свинью.