Страница:
Когда стихия поднялась ему до груди, он, держа адмирала как можно выше, взглянул в глаза засевшей в ее шее ассатасси, в чьем оке, уставленном на него из отверстия в костяной пластине рога, еще теплилась жизнь.
– Как человеку надеяться оградить себя от буйства природы, если та готова нести ему любые бедствия, каких бы жертв они ей ни стоили? - пробормотал он себе под нос. - Когда же ты, пес Акханаба, насытишься людским страданием!
Он был способен только на одно - удерживать голову бесчувственной бедняжки Оди над бурлящей водой. До берега оставалось каких-нибудь несколько футов, но течение и водовороты не давали ему преодолеть их. От страха и отчаяния советник закричал - и словно в ответ на его призыв на песке появился размахивающий мечом человек, до крайности напомнивший ему матрассильского генерала, столь ненавистного королю ЯндолАнганолу, Ханру ТолрамКетинета.
Генерал ТолрамКетинет и его лейтенант продолжали следить за сиборнальским кораблем, «Жрецом Ваджабхара», находившимся справа от них, совсем неподалеку. Прилив выбросил сиборнальца на берег, но обратный водяной вал, хлынувший из Касола, опять отнес корабль в море, хотя и оставил на мели. За исключением сильно поврежденной ассатасси надводной части левого борта, теперь смахивающей на головку перечницы, судно было в хорошем состоянии. Перепуганная и полностью деморализованная команда поспешно покидала корабль и, добравшись до суши, разбегалась по кустам кто куда.
– Нельзя терять ни минуты, Гортор, - мы можем захватить корабль, но только сейчас или никогда. Что скажешь?
– Я не моряк, но, по-моему, со стороны берега поднимается попутный ветер.
Генерал повернулся к дюжине своих людей.
– За эти несколько дней вы не раз и не два доказали свою отвагу. Храбрости никому из вас не занимать, потому что прояви кто-то из вас трусость или слабость духа хотя бы раз, нам всем бы давно пришел конец. Сию минуту решается наша общая судьба - осталось сделать последний шаг навстречу спасению… или погибнуть. Киивасиен пал, и помощи оттуда ждать не приходится - на всем здешнем побережье мы единственный организованный оплот Борлиена. Нам предстоит захватить вот эту белую каравеллу. Это дар судьбы - нужно только немного напрячь силы, чтобы окончательно завладеть им. Обнажим же мечи! За мной, в атаку!
С этими словами генерал, увлекая за собой своих людей, бросился вперед и почти у самой воды столкнулся с пытающимся выбраться на берег обессиленным человеком с женщиной на руках. Генерал вскинул меч - и человек в ужасе выкрикнул его имя. Меч генерала застыл в воздухе.
– Ханра - это ты! Помоги мне!
Замерший в изумлении генерал заметил не меньшее изумление и на измученном лице бывшего придворного советника. «Вот еще одна жертва короля Орла», - такой была первая мысль, мелькнувшая в голове генерала.
Он знаком остановил своих бойцов. Ланстатет помог СарториИрврашу выбраться на сушу, двое борлиенцев приняли от него бесчувственную женщину. Она уже приходила в себя и начинала стонать. Не пускаясь в объяснения, в таком составе они заторопились к борту «Жреца Ваджабхара».
Среди команды и солдат шивенинкского корабля было множество раненых и убитых. Мертвые и тяжело раненные остались на палубе; почти все легко раненные и уцелевшие в панике уже разбегались по берегу. Над каравеллой кружили птицы, склевывая засевших в снастях и мачтах рогатых рыб. Организованное сопротивление пыталась оказать лишь горстка солдат под командой единственного офицера. Забирающиеся один за другим на палубу борлиенцы сумели одержать победу в короткой рукопашной - их гнало отчаяние, ведь ничего другого им не оставалось. Перепуганный неожиданными действиями противник сдался почти сразу. После минутной стычки оружие с охотой сложили, и остатки неприятеля торопливо высадились на берег. Лейтенант ГорторЛанстатет с тремя бойцами обшарил нижнюю палубу в поисках тех, кто в страхе спрятался там, - все найденные тоже были отправлены на сушу. Еще через пять минут каравелла была готова выйти в открытое море.
Восемь борлиенцев спустились в воду, чтобы столкнуть судно с мели. Медленно, но верно каравелла двинулась на глубину. Были подняты изорванные паруса с висящими на них рыбами-ящерицами.
– Быстрее, быстрее! - торопил с мостика товарищей генерал ТолрамКетинет.
– Не люблю я корабли, - вполголоса проговорил лейтенант ГорторЛанстатет. Опустившись на одно колено, он помолился, воздев к небесам руки. За бортом прогремел мощный взрыв, и брызги поднявшегося водяного столба окатили тех, кто стоял на палубе.
Вылазку борлиенцев заметили с борта стоящего неподалеку «Золота дружбы». Пушкарь навел на них орудие и выстрелил. Начиненное порохом тяжелое ядро пролетело над водой почти две сотни футов.
Когда «Жрец» медленно, не быстрее, чем идущий скорым шагом пешеход, наконец выбрался из-под защиты нависающих над водой джунглей, его паруса разом наполнил свежий бриз. Борлиенцам не нужны были команды генерала, они и без того знали, что делать, - зарядив одну из пушек на орудийной палубе, они направили ее на сиборнальца. Однако прицел не мог быть точным - угол между двумя расходящимися кораблями был велик, и повернуть дуло пушки в квадратном окне так, как нужно, не удавалось. Выпущенное с громом ядро не достигло цели.
Орудийный расчет на флагмане испытывал те же трудности. Ими был произведен еще один выстрел по захваченной неприятелем каравелле; ядро упало на песок косы, где и взорвалось, подняв к небесам столб дыма и огня. Затем наступила тишина. Восемь борлиенцев, столкнувших «Жреца» с мели, взобрались по бортовой сети на палубу, и каравелла, быстро набирая ход, взяла курс на открытое море.
Заросли острова остались за кормой. Среди деревьев полчища крикливых птиц торопились насытиться на дармовщинку мясом ассатасси; потревоженные осы и пчелы грозно жужжали вокруг пернатых. «Жрец» поравнялся с ускутошским кораблем, «Союзом», беспомощно застрявшим на берегу.
– Нужно выпустить в сиборнальцев хороший заряд, - предложил лейтенант Ланстатет. - Эй, у пушек, готовы к стрельбе? - крикнул он, свесившись к орудийной палубе.
Борлиенцы бросились заряжать и разворачивать неуклюжую пушку, торопясь, но все же не поспевая приготовить выстрел вовремя.
Бесчестный и впавший в немилость Ио Пашаратид вместе со своими солдатами и матросами оставил «Союз» и бросился спасаться от «полета смерти» в джунглях. Среди беглецов он был первым. Однако его прыть объяснялась скорее расчетом, чем паникой.
Некоторое время назад он, высший чин посольства, посол при дворе короля Борлиена, единственный из матрассильских сиборнальцев получил право посетить Киивасиен. Сейчас, хорошо знакомый с этим местом, он рассчитывал во время паники, когда два-три часа его точно никто не хватится, наведаться в город и прикупить кое-какой еды, чтобы разнообразить скромный рацион корабельного питания.
Но, едва увидев оставшееся от города пепелище, он мигом изменил свои намерения. Довольно скоро он вернулся к месту действия, как раз вовремя, чтобы увидеть, как «Жрец Ваджабхара» быстро проходит мимо его выброшенного на берег корабля. К немалому изумлению бывшего посла, в человеке, горделиво стоящем на мостике захваченной каравеллы, он узнал ТолрамКетинета, друга королевы королев.
Ио Пашаратида нельзя было назвать человеком, потакающим всем своим прихотям и оттого порывистым и беспечным, хотя в последовавших сразу за этим действиях ревность, которой он немедленно воспылал при виде соперника, сыграла немалую роль. Он бросился вперед и криком заставил подняться сиборнальцев, отсиживающихся в кустах; во главе небольшого отряда он поднялся на борт «Союза». Как раз в это время приливная волна, нахлынувшая на берег, увлекла за собой корабль обратно в море. За исключением причиненных рогами рыб-ящериц царапин, корабль не получил особых повреждений.
После недолгих маневров при помощи весел и благодаря попутному течению «Союз» очень скоро был готов к плаванию. Подняли паруса, и сиборнальский корабль начал набирать ход.
По приказу отважного Ио на мачте подняли сигнальный флаг, возвещающий о том, что судно преследует пирата. Сигнальный флаг предназначался для глаз Денью Пашаратид, плывущей на «Золоте дружбы»; однако все старания Ио пропали даром - Денью уже никакие сигналы не интересовали. Когда ливень ассатасси обрушился на палубу «Дружбы», госпожа Пашаратид погибла одной из первых.
Только когда бухта Киивасиен и джунгли остались позади и свежий морской ветер, наполнивший паруса, понес корабль в открытый океан, ТолрамКетинет и СарториИрвраш наконец получили возможность оглядеть друг друга и обняться.
После обмена короткими рассказами о случившемся ТолрамКетинет проговорил:
– Мне нечем гордиться. Я солдат, и мне не пристало жаловаться на то, куда меня занесла судьба - моя жизнь в распоряжении моего короля. Командиром я оказался никудышным - мое генеральство закончилось раньше, чем подчиненная мне армия сумела дать хотя бы одно сражение. Я навсегда запятнал себя несмываемым позором. Рандонан никого не отпускает, не взяв с него дань.
Немного помолчав, бывший советник ответил так:
– Что касается меня, то я благодарен судьбе, подарившей мне возможность повидать свет. Пуститься в подобное путешествие я собирался много лет. И вот все сложилось так, как я и не мечтал - в этом мы с вами схожи, генерал. Сиборнальцы решили использовать меня, полагая, что мой опыт может быть сколько-нибудь ценным для их авантюры. Возможно, они и правы. Но пока что они проиграли, а в выигрыше лишь я.
СарториИрвраш кивком указал на сидящую на палубе Оди Джесератабхар, чью рану уже перевязали. Госпожа адмирал с закрытыми глазами прислушивалась к разговору мужчин.
– Я уже немолод, и любовь человека моего возраста всегда вызывает смех у молодых людей вроде вас, Ханра. Нет-нет - не возражайте!
СарториИрвраш рассмеялся.
– Кроме того, за время путешествия я сделал ценнейший вывод, а именно: нашему поколению невероятно повезло - мы живем в лучший период Великого Года, во времена теплые, если не сказать жаркие. Вы когда-нибудь задумывались, каким чудом нашим предкам удавалось пережить зиму? А ведь смену времен года не в силах остановить никто, и зима снова нагрянет - это так же верно, как верно то, что вечером Беталикс и Фреир скроются за горизонтом. Сколь печальна судьба тех, кто взрослеет во времена, когда Фреир безнадежно далек от нас и впереди только бесконечные холодные дни! Эти люди не знают никаких прелестей жизни. Например, жители крайнего севера Сиборнала на протяжении многих веков зимы не видят ни единого луча Фреира.
ТолрамКетинет пожал плечами.
– Ничего не поделаешь - кому что выпало.
– Но нравственные ценности, на которых воспитываются дети зимы, постепенно превращаются у них в тягу к бессмысленному разрушению… Возможно, противопоставляя себя природе и понимая себя вне ее, мы совершаем огромную ошибку. Знаю, что подобные вопросы вряд ли смогут захватить ваше, молодого человека, воображение. Но я все же хочу, чтобы вы услышали от меня одно: я разрешил вопрос поистине революционного значения…
СарториИрвраш помолчал, поглаживая свои еще мокрые усы. ТолрамКетинет, с трудом скрывая улыбку, попросил его продолжать.
– Уверен, что подобная мысль не приходила в голову еще никому на свете. За многое, в том числе и за это, я благодарен даме, которую вы видите перед собой, - она была моей музой и вдохновительницей. Мое открытие столь важно, что я хочу немедленно, при первой же возможности, отправиться в Панновал или Олдорандо и изложить свои мысли отцам Святой Церкви. Я добился такого блестящего результата методом беспристрастных логических рассуждений, методом дедукции, как я назвал бы его. Совершивший подобное открытие обязательно будет вознагражден, и мы с Оди заживем на славу в покое и довольстве.
С трудом удержавшись от смеха, ТолрамКетинет бросил:
– Логика всегда была в цене. Ее должны оценить звонкой монетой!
«Человек - глупое животное, я всегда это знал», - подумал бывший советник, но все-таки объяснил:
– Видите ли, дорогой Ханра, - начал он, понизив голос настолько, что его слова стали едва слышны за хлопаньем парусов у них над головой, - в отличие от моего бывшего повелителя я ненавижу анципиталов. Возможно, в этом и был корень наших с ним вечных противоречий. Тем не менее мои мысли во многом касаются именно двурогих. Так-то, Ханра, и несмотря на это, я все-таки уверен, что в Панновале меня ждет награда.
С трудом поднявшись на ноги, Оди Джесератабхар поспешила взять СарториИрвраша за руку и вставить словечко, обращаясь к генералу и лейтенанту Ланстатету, присоединившемуся к ним:
– Вы, наверное, знаете, что советник много натерпелся от короля ЯндолАнганола, под конец уничтожившего труд всей его жизни, знаменитую «Азбуку Истории и Природы». Это деяние короля можно расценивать как преступление, за которое он должен понести заслуженную кару. Мысли советника, как он скромно назвал свои открытия, станут его местью ЯндолАнганолу и, возможно, опираясь на них мы со временем сможем заново написать «Азбуку».
– Сударыня, - резко перебил адмирала Ланстатет, - вы наш враг, явившийся принести смерть на нашу землю. Вам бы не обличать нашего монарха, а сидеть в трюме, в кандалах.
– То, о чем вы говорите, лейтенант, - быстро вставил СарториИрвраш, - в прошлом. Сейчас вы видите перед собой всего лишь двух ученых, людей, честнее которых не найти на всем свете. Мы ученые-бродяги - у нас нет ни дома, ни родины, мы смотрим на мир с высоты своей свободы.
– Ученые-бродяги… - задумчиво повторил генерал, которому начали надоедать лишенные видимого практического смысла рассуждения СарториИрвраша. - Так как же вы намерены добираться до Панновала?
– Меня вполне устроит и Олдорандо - это гораздо ближе, к тому же я надеюсь, если повезет, прибыть туда раньше короля Орла, чтобы подпортить ему медовый месяц с принцессой-мади. Думаю, Ханра, что и вы не питаете к нашему монарху нежных чувств - у вас ведь есть на то свои причины, верно? Если вы согласитесь быть моим спутником, это будет как нельзя более кстати.
– Я направляюсь в Гравабагалинен, - мрачно отозвался ТолрамКетинет. - Если только эта посудина сумеет туда добраться, не перевернувшись по дороге, и нас не потопят враги.
Все как по команде оглянулись. «Жрец Ваджабхара» шел вдали от берега параллельно суше. Вдалеке виднелись паруса «Союза», только что покинувшего бухту Киивасиен и вряд ли способного в скором времени (или вообще когда-нибудь) настигнуть их.
– В Гравабагалинене вы сможете повидаться со своей сестрой, Мэй, - заметил генералу СарториИрвраш. Генерал молча улыбнулся.
В течение всего дня «Союз», на мачте которого развевался яркий флаг, упрямо держался у них за кормой, не отставая, но и не приближаясь заметно. Постепенно небо над кораблями затянули тяжелые облака с краями тревожного цвета тусклой меди - передовыми предвестниками бури. Из тяжелых облаков в море то и дело срывались ломаные нити молний.
Вторая волна ассатасси, поднявшаяся из моря и обрушившаяся на сушу, напоминала смерть, распростершую свои крылья.
К счастью, «Жрец» достаточно удалился от берега, чтобы избежать удара живых летучих стрел. Всего несколько рыб-ассатасси, упав на палубу, вонзилось в доски. Довольные борлиенцы смотрели на то, что совсем недавно помогло им вырваться из лап смерти, при этом перепугав чуть не до одурения. Их медленное, но верное плавание в Гравабагалинен продолжалось, и на смену свету дня приходила ночь, зажигая на недалеком берегу множество огоньков там, где местное население праздновало день обильной и дармовой добычи.
Одновременно с кораблем к деревянному дворцу королевы МирдемИнггалы приближался некто, лишенный всяких признаков прежней индивидуальности. Дело же было так: решив во что бы то ни стало опередить отца, РобайдайАнганол поспешил пуститься в плавание вниз по Такиссе из Матрассила в Оттассол. Его походка и поведение изменились: куда бы он теперь ни шел, в его движениях сквозили торопливость и настороженность, он приобрел манеру часто украдкой бросать быстрый взгляд назад; если бы он только знал, как он напоминал этой привычкой человека, опасающегося преследования и слежки, - своего отца. Но он ни о чем не мог думать - желание отомстить отцу переполняло его душу.
В Оттассоле вместо того, чтобы, как обычно отец, первым же делом отправиться в подземный дворец, Роба навестил своего старого друга Бардола КараБансити, астролога и анатома. КараБансити без восторга относился как к самому борлиенскому монарху, известному своей вспыльчивостью и эксцентричными выходками, так и к его странноватому сыну.
В тот день, когда беглый сын Орла навестил анатома, у того были в доме гости - также анатомы, из других городов страны, помельче, например Валлгоса. Без особой радости приняв у себя Робайдая, анатом предложил ему ночлег в своем втором доме, около гавани, где ему в служанки была дана некая девушка.
Интерес Робайдая к женщинам отличался подчеркнутой нерегулярностью. Тем не менее он немедленно оценил и уединенное положение припортового дома КараБансити, и прелести молодой служанки, девушки с чудесными каштановыми волосами и не вполне понятной многозначительностью в манере держаться, словно она владела важной тайной, делиться которой ни с кем не хотела или не смела.
Робайдаю девушка назвалась Мэтти, и, услышав это имя, он немедленно вспомнил ее. Около года назад, в Матрассиле, он уже имел удовольствие насладиться ее обществом. Ее мать помогла его отцу, королю Орлу, когда тот, раненный при Косгатте, едва держась на ногах, тащился по улицам столицы. Девушка обманывала его - в действительности ее звали Абази.
Сама она не узнала принца. Разгадать причину не составило Робе особого труда: Абази наверняка давно уже не вела счет любовникам, махнув рукой на это безнадежное дело. Поначалу, желая разузнать побольше, Роба ничем не выдал, что узнал Абази. Сохраняя невозмутимое выражение, он завел с ней беседу на общие темы. Разговорившись и желая произвести впечатление, Абази упомянула о своем участии в скандале, связанном с видным сиборнальским дипломатом, с которым в Матрассиле у нее якобы была интимная связь; наблюдая за лицом Абази, Роба думал о том, насколько взгляд этой девицы на мир своеобразен и отличен от его взгляда на мир, полный появляющихся без устали тайн.
– Вижу, ты не узнаешь меня, и немудрено - меня теперь трудно узнать, хотя в прежние дни мы были ближе, чем язык с зубами. Помню, тогда твои глаза были острее…
Абази охнула, назвала имя принца и обняла его, всем своим видом показывая, что рада встрече.
Позже она рассказала, что исправно посылает деньги матери, которой очень благодарна за то, что та научила ее премудростям обращения с мужчинами. В самой Абази быстро зародился вкус к богатым и знатным любовникам; недавно, ужасно смущаясь, ее соблазнил анатом, но в будущем она надеялась найти более могущественных и влиятельных покровителей.
Не переставая щебетать, Абази невинно скинула чарфрул, явив взору принца свое белое упругое тело. Тот с азартом обшарил это дивное тело пристальным взглядом и остановил его на «паучьей ловушке». Потом с восторгом вошел в нее. Через некоторое время - они уже просто лежали рядом и целовались - Абази смеялась над ним. Он одновременно любил и ненавидел ее.
Разум гнал его в Олдорандо, но он дал поблажку чувствам и остался с девушкой еще на день. Весь этот день он ощущал, как любовь и ненависть к ней продолжают переполнять его.
Наступил его второй вечер с Абази. «История не повернет вспять, если я останусь здесь еще на одну ночь», - сказал себе Роба. И снова Абази распустила свои чудесные волосы, скинула одежду и забралась к нему в постель.
Он сжал в объятиях ее прекрасное тело. Они занялись любовью. Абази была выше всех похвал. Верх блаженства. Абази принялась играть с ним, вовлекая в невиданные им доселе любовные утехи, когда в дверь громко и решительно постучали. В страхе оба замерли.
Стук в дверь повторился. Потом стучащему, как видно, надоело ждать на пороге - дверь с оглушительным треском распахнулась и в комнату ворвался упитанный молодой человек в платье явно димариамского фасона. Это был Див Мунтрас, решительно настроенный завоевать сердце Абази и в своем решении по-бычьи непреклонный.
– Абази! - со смесью восторга и ужаса воскликнул он. Девушка не произнесла ни звука.
Завершив свое одиночное плавание в гавани Оттассола, Див принялся изыскивать следы Абази с усердием, достойным всяческого уважения. За время поисков он продал все ценности, оставив себе только волшебные часы, украденные у Билли, - их он теперь считал своим талисманом и прятал в поясном кошеле. И вот когда его мучительные поиски наконец увенчались успехом, волшебная девушка, некогда лениво возлежавшая на палубе «Лордриардрийской девы» рядом с его хмельным отцом, оказывается, проводит время в объятиях другого мужчины.
В лице Дива радость сменилась яростью. Вскинув кулаки, он бросился на обидчика.
Вскочив на ноги и стоя на кровати, Робайдай прижался спиной к стене. Его лицо тоже было залито краской гнева - его прервали в самый ответственный момент, да еще так бесцеремонно! Никто не смеет кричать на сына короля - тем более в такой миг! Кровь ударила ему в голову, и мгновенно он принял решение убить незнакомца. В его одежде скрывался небольшой, но грозный обоюдоострый кинжал, выточенный из рога фагора. Метнувшись к штанам, он выхватил клинок.
Оружие в руках противника распалило Дива еще пуще. Этот парень, деревенский увалень, защищающийся ножом, скорее всего трус, и избавиться от него не составит труда.
Абази испуганно вскрикнула, но дерущиеся не обратили на нее никакого внимания. Прижав руки ко рту, она застыла, широко раскрыв от ужаса свои прекрасные глаза. Испуг на лице Абази подстегнул Дива. Отлично, изменница будет следующей, до кого он доберется.
Он ринулся в атаку и одним прыжком очутился на кровати. Острейший рог анципитала вонзился ему чуть ниже ребер, по рукоятку уйдя в тело. Острие добралось до ребра на противоположной стороне и со скрипом соскользнуло. Разогнавшийся Див сам нанизался на клинок, рассекший и селезенку и желудок, прежде чем лезвие в руках принца отломилось от черенка.
Долгий мучительный стон вырвался из горла Дива. Он с разгона рухнул на стену и съехал по ней, оставляя на обоях кровавую полосу.
Вне себя от злости, Роба забыл о рыдающей Абази. Выскочив на улицу, он заплатил каким-то двум оборванцам-матросам и с их помощью избавился от тела, выбросив его в Такиссу.
После этого, едва распрощавшись с Абази, он бросился из города с такой поспешностью, словно за ним гнались бешеные псы. О том, чтобы провести в припортовом домике еще хотя бы час, уже не было и речи. К тому же у него было неотложное дело, которым он по легкомыслию пренебрег, - дело это ждало его в Олдорандо. Широко шагая по дороге, он то заливался слезами, то бормотал себе под нос проклятия.
Уносимое течением, то цепляясь за низко склоненные ветви кустов, то медленно кружась в водоворотах, тело Дива Мунтраса устремилось к устью Такиссы мимо кораблей, стоящих у больших и малых пристаней. Никто не заметил плывущего мертвеца - все поголовно, даже рабы, были заняты тем, что с увлечением собирали на морском берегу ассатасси. Когда едва видневшееся на поверхности воды тело наконец достигло моря, его обнаружили рыбы, полакомившиеся плотью его щек, губ и пальцев. Оказавшись в море, тело непутевого сына ледяного капитана вместе с устремляющимся на запад течением поплыло вдоль берега к Гравабагалинену.
Вечером того же дня огромное количество простого люда вышло на морской берег и выступающие в море мысы. Никто не звал народ к морю и не устраивал это шествие специально - оно возникло стихийно, из общего порыва, из благодарности, которую люди испытывали к морю. То же творилось и в других приморских странах, в Рандонане, Трибриате, Искханди, Димариаме, Зроссе - везде и всюду.
Великое празднество в честь ассатасси завершилось. Настала пора сделать перерыв в гулянии и обратиться со словами благодарности к небесам и духам, обитающим в водах.
Пока женщины плясали на прибрежном песке и пели, мужчины заходили по колено в море и опускали на воду маленькие лодки. Эти лодочки представляли собой мясистые листья деревьев. В каждой стояла маленькая свеча, источающая сладкий аромат.
Так с наступлением сумерек по всему побережью в плавание устремились целые флотилии крохотных лодок. Многие лодки-листья горели достаточно долго, чтобы успеть отплыть от берега и обратиться в простые тихие огоньки, навевающие мысли о душах предков, чьи останки, похожие на эти огни, покоились в глубинах земли, во мраке, значительно более непроницаемом, чем любая самая темная ночь. И прежде чем свечи догорели и погасли, несколько корабликов унесло в море очень далеко.
Глава 18
Всякий подплывающий к Гравабагалинену еще издали видел деревянный дворец королевы королев МирдемИнггалы, ее последнее прибежище. Дворец стоял в полном одиночестве, заброшенный, словно забытая ребенком на прибрежном песке игрушка.
– Как человеку надеяться оградить себя от буйства природы, если та готова нести ему любые бедствия, каких бы жертв они ей ни стоили? - пробормотал он себе под нос. - Когда же ты, пес Акханаба, насытишься людским страданием!
Он был способен только на одно - удерживать голову бесчувственной бедняжки Оди над бурлящей водой. До берега оставалось каких-нибудь несколько футов, но течение и водовороты не давали ему преодолеть их. От страха и отчаяния советник закричал - и словно в ответ на его призыв на песке появился размахивающий мечом человек, до крайности напомнивший ему матрассильского генерала, столь ненавистного королю ЯндолАнганолу, Ханру ТолрамКетинета.
Генерал ТолрамКетинет и его лейтенант продолжали следить за сиборнальским кораблем, «Жрецом Ваджабхара», находившимся справа от них, совсем неподалеку. Прилив выбросил сиборнальца на берег, но обратный водяной вал, хлынувший из Касола, опять отнес корабль в море, хотя и оставил на мели. За исключением сильно поврежденной ассатасси надводной части левого борта, теперь смахивающей на головку перечницы, судно было в хорошем состоянии. Перепуганная и полностью деморализованная команда поспешно покидала корабль и, добравшись до суши, разбегалась по кустам кто куда.
– Нельзя терять ни минуты, Гортор, - мы можем захватить корабль, но только сейчас или никогда. Что скажешь?
– Я не моряк, но, по-моему, со стороны берега поднимается попутный ветер.
Генерал повернулся к дюжине своих людей.
– За эти несколько дней вы не раз и не два доказали свою отвагу. Храбрости никому из вас не занимать, потому что прояви кто-то из вас трусость или слабость духа хотя бы раз, нам всем бы давно пришел конец. Сию минуту решается наша общая судьба - осталось сделать последний шаг навстречу спасению… или погибнуть. Киивасиен пал, и помощи оттуда ждать не приходится - на всем здешнем побережье мы единственный организованный оплот Борлиена. Нам предстоит захватить вот эту белую каравеллу. Это дар судьбы - нужно только немного напрячь силы, чтобы окончательно завладеть им. Обнажим же мечи! За мной, в атаку!
С этими словами генерал, увлекая за собой своих людей, бросился вперед и почти у самой воды столкнулся с пытающимся выбраться на берег обессиленным человеком с женщиной на руках. Генерал вскинул меч - и человек в ужасе выкрикнул его имя. Меч генерала застыл в воздухе.
– Ханра - это ты! Помоги мне!
Замерший в изумлении генерал заметил не меньшее изумление и на измученном лице бывшего придворного советника. «Вот еще одна жертва короля Орла», - такой была первая мысль, мелькнувшая в голове генерала.
Он знаком остановил своих бойцов. Ланстатет помог СарториИрврашу выбраться на сушу, двое борлиенцев приняли от него бесчувственную женщину. Она уже приходила в себя и начинала стонать. Не пускаясь в объяснения, в таком составе они заторопились к борту «Жреца Ваджабхара».
Среди команды и солдат шивенинкского корабля было множество раненых и убитых. Мертвые и тяжело раненные остались на палубе; почти все легко раненные и уцелевшие в панике уже разбегались по берегу. Над каравеллой кружили птицы, склевывая засевших в снастях и мачтах рогатых рыб. Организованное сопротивление пыталась оказать лишь горстка солдат под командой единственного офицера. Забирающиеся один за другим на палубу борлиенцы сумели одержать победу в короткой рукопашной - их гнало отчаяние, ведь ничего другого им не оставалось. Перепуганный неожиданными действиями противник сдался почти сразу. После минутной стычки оружие с охотой сложили, и остатки неприятеля торопливо высадились на берег. Лейтенант ГорторЛанстатет с тремя бойцами обшарил нижнюю палубу в поисках тех, кто в страхе спрятался там, - все найденные тоже были отправлены на сушу. Еще через пять минут каравелла была готова выйти в открытое море.
Восемь борлиенцев спустились в воду, чтобы столкнуть судно с мели. Медленно, но верно каравелла двинулась на глубину. Были подняты изорванные паруса с висящими на них рыбами-ящерицами.
– Быстрее, быстрее! - торопил с мостика товарищей генерал ТолрамКетинет.
– Не люблю я корабли, - вполголоса проговорил лейтенант ГорторЛанстатет. Опустившись на одно колено, он помолился, воздев к небесам руки. За бортом прогремел мощный взрыв, и брызги поднявшегося водяного столба окатили тех, кто стоял на палубе.
Вылазку борлиенцев заметили с борта стоящего неподалеку «Золота дружбы». Пушкарь навел на них орудие и выстрелил. Начиненное порохом тяжелое ядро пролетело над водой почти две сотни футов.
Когда «Жрец» медленно, не быстрее, чем идущий скорым шагом пешеход, наконец выбрался из-под защиты нависающих над водой джунглей, его паруса разом наполнил свежий бриз. Борлиенцам не нужны были команды генерала, они и без того знали, что делать, - зарядив одну из пушек на орудийной палубе, они направили ее на сиборнальца. Однако прицел не мог быть точным - угол между двумя расходящимися кораблями был велик, и повернуть дуло пушки в квадратном окне так, как нужно, не удавалось. Выпущенное с громом ядро не достигло цели.
Орудийный расчет на флагмане испытывал те же трудности. Ими был произведен еще один выстрел по захваченной неприятелем каравелле; ядро упало на песок косы, где и взорвалось, подняв к небесам столб дыма и огня. Затем наступила тишина. Восемь борлиенцев, столкнувших «Жреца» с мели, взобрались по бортовой сети на палубу, и каравелла, быстро набирая ход, взяла курс на открытое море.
Заросли острова остались за кормой. Среди деревьев полчища крикливых птиц торопились насытиться на дармовщинку мясом ассатасси; потревоженные осы и пчелы грозно жужжали вокруг пернатых. «Жрец» поравнялся с ускутошским кораблем, «Союзом», беспомощно застрявшим на берегу.
– Нужно выпустить в сиборнальцев хороший заряд, - предложил лейтенант Ланстатет. - Эй, у пушек, готовы к стрельбе? - крикнул он, свесившись к орудийной палубе.
Борлиенцы бросились заряжать и разворачивать неуклюжую пушку, торопясь, но все же не поспевая приготовить выстрел вовремя.
Бесчестный и впавший в немилость Ио Пашаратид вместе со своими солдатами и матросами оставил «Союз» и бросился спасаться от «полета смерти» в джунглях. Среди беглецов он был первым. Однако его прыть объяснялась скорее расчетом, чем паникой.
Некоторое время назад он, высший чин посольства, посол при дворе короля Борлиена, единственный из матрассильских сиборнальцев получил право посетить Киивасиен. Сейчас, хорошо знакомый с этим местом, он рассчитывал во время паники, когда два-три часа его точно никто не хватится, наведаться в город и прикупить кое-какой еды, чтобы разнообразить скромный рацион корабельного питания.
Но, едва увидев оставшееся от города пепелище, он мигом изменил свои намерения. Довольно скоро он вернулся к месту действия, как раз вовремя, чтобы увидеть, как «Жрец Ваджабхара» быстро проходит мимо его выброшенного на берег корабля. К немалому изумлению бывшего посла, в человеке, горделиво стоящем на мостике захваченной каравеллы, он узнал ТолрамКетинета, друга королевы королев.
Ио Пашаратида нельзя было назвать человеком, потакающим всем своим прихотям и оттого порывистым и беспечным, хотя в последовавших сразу за этим действиях ревность, которой он немедленно воспылал при виде соперника, сыграла немалую роль. Он бросился вперед и криком заставил подняться сиборнальцев, отсиживающихся в кустах; во главе небольшого отряда он поднялся на борт «Союза». Как раз в это время приливная волна, нахлынувшая на берег, увлекла за собой корабль обратно в море. За исключением причиненных рогами рыб-ящериц царапин, корабль не получил особых повреждений.
После недолгих маневров при помощи весел и благодаря попутному течению «Союз» очень скоро был готов к плаванию. Подняли паруса, и сиборнальский корабль начал набирать ход.
По приказу отважного Ио на мачте подняли сигнальный флаг, возвещающий о том, что судно преследует пирата. Сигнальный флаг предназначался для глаз Денью Пашаратид, плывущей на «Золоте дружбы»; однако все старания Ио пропали даром - Денью уже никакие сигналы не интересовали. Когда ливень ассатасси обрушился на палубу «Дружбы», госпожа Пашаратид погибла одной из первых.
Только когда бухта Киивасиен и джунгли остались позади и свежий морской ветер, наполнивший паруса, понес корабль в открытый океан, ТолрамКетинет и СарториИрвраш наконец получили возможность оглядеть друг друга и обняться.
После обмена короткими рассказами о случившемся ТолрамКетинет проговорил:
– Мне нечем гордиться. Я солдат, и мне не пристало жаловаться на то, куда меня занесла судьба - моя жизнь в распоряжении моего короля. Командиром я оказался никудышным - мое генеральство закончилось раньше, чем подчиненная мне армия сумела дать хотя бы одно сражение. Я навсегда запятнал себя несмываемым позором. Рандонан никого не отпускает, не взяв с него дань.
Немного помолчав, бывший советник ответил так:
– Что касается меня, то я благодарен судьбе, подарившей мне возможность повидать свет. Пуститься в подобное путешествие я собирался много лет. И вот все сложилось так, как я и не мечтал - в этом мы с вами схожи, генерал. Сиборнальцы решили использовать меня, полагая, что мой опыт может быть сколько-нибудь ценным для их авантюры. Возможно, они и правы. Но пока что они проиграли, а в выигрыше лишь я.
СарториИрвраш кивком указал на сидящую на палубе Оди Джесератабхар, чью рану уже перевязали. Госпожа адмирал с закрытыми глазами прислушивалась к разговору мужчин.
– Я уже немолод, и любовь человека моего возраста всегда вызывает смех у молодых людей вроде вас, Ханра. Нет-нет - не возражайте!
СарториИрвраш рассмеялся.
– Кроме того, за время путешествия я сделал ценнейший вывод, а именно: нашему поколению невероятно повезло - мы живем в лучший период Великого Года, во времена теплые, если не сказать жаркие. Вы когда-нибудь задумывались, каким чудом нашим предкам удавалось пережить зиму? А ведь смену времен года не в силах остановить никто, и зима снова нагрянет - это так же верно, как верно то, что вечером Беталикс и Фреир скроются за горизонтом. Сколь печальна судьба тех, кто взрослеет во времена, когда Фреир безнадежно далек от нас и впереди только бесконечные холодные дни! Эти люди не знают никаких прелестей жизни. Например, жители крайнего севера Сиборнала на протяжении многих веков зимы не видят ни единого луча Фреира.
ТолрамКетинет пожал плечами.
– Ничего не поделаешь - кому что выпало.
– Но нравственные ценности, на которых воспитываются дети зимы, постепенно превращаются у них в тягу к бессмысленному разрушению… Возможно, противопоставляя себя природе и понимая себя вне ее, мы совершаем огромную ошибку. Знаю, что подобные вопросы вряд ли смогут захватить ваше, молодого человека, воображение. Но я все же хочу, чтобы вы услышали от меня одно: я разрешил вопрос поистине революционного значения…
СарториИрвраш помолчал, поглаживая свои еще мокрые усы. ТолрамКетинет, с трудом скрывая улыбку, попросил его продолжать.
– Уверен, что подобная мысль не приходила в голову еще никому на свете. За многое, в том числе и за это, я благодарен даме, которую вы видите перед собой, - она была моей музой и вдохновительницей. Мое открытие столь важно, что я хочу немедленно, при первой же возможности, отправиться в Панновал или Олдорандо и изложить свои мысли отцам Святой Церкви. Я добился такого блестящего результата методом беспристрастных логических рассуждений, методом дедукции, как я назвал бы его. Совершивший подобное открытие обязательно будет вознагражден, и мы с Оди заживем на славу в покое и довольстве.
С трудом удержавшись от смеха, ТолрамКетинет бросил:
– Логика всегда была в цене. Ее должны оценить звонкой монетой!
«Человек - глупое животное, я всегда это знал», - подумал бывший советник, но все-таки объяснил:
– Видите ли, дорогой Ханра, - начал он, понизив голос настолько, что его слова стали едва слышны за хлопаньем парусов у них над головой, - в отличие от моего бывшего повелителя я ненавижу анципиталов. Возможно, в этом и был корень наших с ним вечных противоречий. Тем не менее мои мысли во многом касаются именно двурогих. Так-то, Ханра, и несмотря на это, я все-таки уверен, что в Панновале меня ждет награда.
С трудом поднявшись на ноги, Оди Джесератабхар поспешила взять СарториИрвраша за руку и вставить словечко, обращаясь к генералу и лейтенанту Ланстатету, присоединившемуся к ним:
– Вы, наверное, знаете, что советник много натерпелся от короля ЯндолАнганола, под конец уничтожившего труд всей его жизни, знаменитую «Азбуку Истории и Природы». Это деяние короля можно расценивать как преступление, за которое он должен понести заслуженную кару. Мысли советника, как он скромно назвал свои открытия, станут его местью ЯндолАнганолу и, возможно, опираясь на них мы со временем сможем заново написать «Азбуку».
– Сударыня, - резко перебил адмирала Ланстатет, - вы наш враг, явившийся принести смерть на нашу землю. Вам бы не обличать нашего монарха, а сидеть в трюме, в кандалах.
– То, о чем вы говорите, лейтенант, - быстро вставил СарториИрвраш, - в прошлом. Сейчас вы видите перед собой всего лишь двух ученых, людей, честнее которых не найти на всем свете. Мы ученые-бродяги - у нас нет ни дома, ни родины, мы смотрим на мир с высоты своей свободы.
– Ученые-бродяги… - задумчиво повторил генерал, которому начали надоедать лишенные видимого практического смысла рассуждения СарториИрвраша. - Так как же вы намерены добираться до Панновала?
– Меня вполне устроит и Олдорандо - это гораздо ближе, к тому же я надеюсь, если повезет, прибыть туда раньше короля Орла, чтобы подпортить ему медовый месяц с принцессой-мади. Думаю, Ханра, что и вы не питаете к нашему монарху нежных чувств - у вас ведь есть на то свои причины, верно? Если вы согласитесь быть моим спутником, это будет как нельзя более кстати.
– Я направляюсь в Гравабагалинен, - мрачно отозвался ТолрамКетинет. - Если только эта посудина сумеет туда добраться, не перевернувшись по дороге, и нас не потопят враги.
Все как по команде оглянулись. «Жрец Ваджабхара» шел вдали от берега параллельно суше. Вдалеке виднелись паруса «Союза», только что покинувшего бухту Киивасиен и вряд ли способного в скором времени (или вообще когда-нибудь) настигнуть их.
– В Гравабагалинене вы сможете повидаться со своей сестрой, Мэй, - заметил генералу СарториИрвраш. Генерал молча улыбнулся.
В течение всего дня «Союз», на мачте которого развевался яркий флаг, упрямо держался у них за кормой, не отставая, но и не приближаясь заметно. Постепенно небо над кораблями затянули тяжелые облака с краями тревожного цвета тусклой меди - передовыми предвестниками бури. Из тяжелых облаков в море то и дело срывались ломаные нити молний.
Вторая волна ассатасси, поднявшаяся из моря и обрушившаяся на сушу, напоминала смерть, распростершую свои крылья.
К счастью, «Жрец» достаточно удалился от берега, чтобы избежать удара живых летучих стрел. Всего несколько рыб-ассатасси, упав на палубу, вонзилось в доски. Довольные борлиенцы смотрели на то, что совсем недавно помогло им вырваться из лап смерти, при этом перепугав чуть не до одурения. Их медленное, но верное плавание в Гравабагалинен продолжалось, и на смену свету дня приходила ночь, зажигая на недалеком берегу множество огоньков там, где местное население праздновало день обильной и дармовой добычи.
Одновременно с кораблем к деревянному дворцу королевы МирдемИнггалы приближался некто, лишенный всяких признаков прежней индивидуальности. Дело же было так: решив во что бы то ни стало опередить отца, РобайдайАнганол поспешил пуститься в плавание вниз по Такиссе из Матрассила в Оттассол. Его походка и поведение изменились: куда бы он теперь ни шел, в его движениях сквозили торопливость и настороженность, он приобрел манеру часто украдкой бросать быстрый взгляд назад; если бы он только знал, как он напоминал этой привычкой человека, опасающегося преследования и слежки, - своего отца. Но он ни о чем не мог думать - желание отомстить отцу переполняло его душу.
В Оттассоле вместо того, чтобы, как обычно отец, первым же делом отправиться в подземный дворец, Роба навестил своего старого друга Бардола КараБансити, астролога и анатома. КараБансити без восторга относился как к самому борлиенскому монарху, известному своей вспыльчивостью и эксцентричными выходками, так и к его странноватому сыну.
В тот день, когда беглый сын Орла навестил анатома, у того были в доме гости - также анатомы, из других городов страны, помельче, например Валлгоса. Без особой радости приняв у себя Робайдая, анатом предложил ему ночлег в своем втором доме, около гавани, где ему в служанки была дана некая девушка.
Интерес Робайдая к женщинам отличался подчеркнутой нерегулярностью. Тем не менее он немедленно оценил и уединенное положение припортового дома КараБансити, и прелести молодой служанки, девушки с чудесными каштановыми волосами и не вполне понятной многозначительностью в манере держаться, словно она владела важной тайной, делиться которой ни с кем не хотела или не смела.
Робайдаю девушка назвалась Мэтти, и, услышав это имя, он немедленно вспомнил ее. Около года назад, в Матрассиле, он уже имел удовольствие насладиться ее обществом. Ее мать помогла его отцу, королю Орлу, когда тот, раненный при Косгатте, едва держась на ногах, тащился по улицам столицы. Девушка обманывала его - в действительности ее звали Абази.
Сама она не узнала принца. Разгадать причину не составило Робе особого труда: Абази наверняка давно уже не вела счет любовникам, махнув рукой на это безнадежное дело. Поначалу, желая разузнать побольше, Роба ничем не выдал, что узнал Абази. Сохраняя невозмутимое выражение, он завел с ней беседу на общие темы. Разговорившись и желая произвести впечатление, Абази упомянула о своем участии в скандале, связанном с видным сиборнальским дипломатом, с которым в Матрассиле у нее якобы была интимная связь; наблюдая за лицом Абази, Роба думал о том, насколько взгляд этой девицы на мир своеобразен и отличен от его взгляда на мир, полный появляющихся без устали тайн.
– Вижу, ты не узнаешь меня, и немудрено - меня теперь трудно узнать, хотя в прежние дни мы были ближе, чем язык с зубами. Помню, тогда твои глаза были острее…
Абази охнула, назвала имя принца и обняла его, всем своим видом показывая, что рада встрече.
Позже она рассказала, что исправно посылает деньги матери, которой очень благодарна за то, что та научила ее премудростям обращения с мужчинами. В самой Абази быстро зародился вкус к богатым и знатным любовникам; недавно, ужасно смущаясь, ее соблазнил анатом, но в будущем она надеялась найти более могущественных и влиятельных покровителей.
Не переставая щебетать, Абази невинно скинула чарфрул, явив взору принца свое белое упругое тело. Тот с азартом обшарил это дивное тело пристальным взглядом и остановил его на «паучьей ловушке». Потом с восторгом вошел в нее. Через некоторое время - они уже просто лежали рядом и целовались - Абази смеялась над ним. Он одновременно любил и ненавидел ее.
Разум гнал его в Олдорандо, но он дал поблажку чувствам и остался с девушкой еще на день. Весь этот день он ощущал, как любовь и ненависть к ней продолжают переполнять его.
Наступил его второй вечер с Абази. «История не повернет вспять, если я останусь здесь еще на одну ночь», - сказал себе Роба. И снова Абази распустила свои чудесные волосы, скинула одежду и забралась к нему в постель.
Он сжал в объятиях ее прекрасное тело. Они занялись любовью. Абази была выше всех похвал. Верх блаженства. Абази принялась играть с ним, вовлекая в невиданные им доселе любовные утехи, когда в дверь громко и решительно постучали. В страхе оба замерли.
Стук в дверь повторился. Потом стучащему, как видно, надоело ждать на пороге - дверь с оглушительным треском распахнулась и в комнату ворвался упитанный молодой человек в платье явно димариамского фасона. Это был Див Мунтрас, решительно настроенный завоевать сердце Абази и в своем решении по-бычьи непреклонный.
– Абази! - со смесью восторга и ужаса воскликнул он. Девушка не произнесла ни звука.
Завершив свое одиночное плавание в гавани Оттассола, Див принялся изыскивать следы Абази с усердием, достойным всяческого уважения. За время поисков он продал все ценности, оставив себе только волшебные часы, украденные у Билли, - их он теперь считал своим талисманом и прятал в поясном кошеле. И вот когда его мучительные поиски наконец увенчались успехом, волшебная девушка, некогда лениво возлежавшая на палубе «Лордриардрийской девы» рядом с его хмельным отцом, оказывается, проводит время в объятиях другого мужчины.
В лице Дива радость сменилась яростью. Вскинув кулаки, он бросился на обидчика.
Вскочив на ноги и стоя на кровати, Робайдай прижался спиной к стене. Его лицо тоже было залито краской гнева - его прервали в самый ответственный момент, да еще так бесцеремонно! Никто не смеет кричать на сына короля - тем более в такой миг! Кровь ударила ему в голову, и мгновенно он принял решение убить незнакомца. В его одежде скрывался небольшой, но грозный обоюдоострый кинжал, выточенный из рога фагора. Метнувшись к штанам, он выхватил клинок.
Оружие в руках противника распалило Дива еще пуще. Этот парень, деревенский увалень, защищающийся ножом, скорее всего трус, и избавиться от него не составит труда.
Абази испуганно вскрикнула, но дерущиеся не обратили на нее никакого внимания. Прижав руки ко рту, она застыла, широко раскрыв от ужаса свои прекрасные глаза. Испуг на лице Абази подстегнул Дива. Отлично, изменница будет следующей, до кого он доберется.
Он ринулся в атаку и одним прыжком очутился на кровати. Острейший рог анципитала вонзился ему чуть ниже ребер, по рукоятку уйдя в тело. Острие добралось до ребра на противоположной стороне и со скрипом соскользнуло. Разогнавшийся Див сам нанизался на клинок, рассекший и селезенку и желудок, прежде чем лезвие в руках принца отломилось от черенка.
Долгий мучительный стон вырвался из горла Дива. Он с разгона рухнул на стену и съехал по ней, оставляя на обоях кровавую полосу.
Вне себя от злости, Роба забыл о рыдающей Абази. Выскочив на улицу, он заплатил каким-то двум оборванцам-матросам и с их помощью избавился от тела, выбросив его в Такиссу.
После этого, едва распрощавшись с Абази, он бросился из города с такой поспешностью, словно за ним гнались бешеные псы. О том, чтобы провести в припортовом домике еще хотя бы час, уже не было и речи. К тому же у него было неотложное дело, которым он по легкомыслию пренебрег, - дело это ждало его в Олдорандо. Широко шагая по дороге, он то заливался слезами, то бормотал себе под нос проклятия.
Уносимое течением, то цепляясь за низко склоненные ветви кустов, то медленно кружась в водоворотах, тело Дива Мунтраса устремилось к устью Такиссы мимо кораблей, стоящих у больших и малых пристаней. Никто не заметил плывущего мертвеца - все поголовно, даже рабы, были заняты тем, что с увлечением собирали на морском берегу ассатасси. Когда едва видневшееся на поверхности воды тело наконец достигло моря, его обнаружили рыбы, полакомившиеся плотью его щек, губ и пальцев. Оказавшись в море, тело непутевого сына ледяного капитана вместе с устремляющимся на запад течением поплыло вдоль берега к Гравабагалинену.
Вечером того же дня огромное количество простого люда вышло на морской берег и выступающие в море мысы. Никто не звал народ к морю и не устраивал это шествие специально - оно возникло стихийно, из общего порыва, из благодарности, которую люди испытывали к морю. То же творилось и в других приморских странах, в Рандонане, Трибриате, Искханди, Димариаме, Зроссе - везде и всюду.
Великое празднество в честь ассатасси завершилось. Настала пора сделать перерыв в гулянии и обратиться со словами благодарности к небесам и духам, обитающим в водах.
Пока женщины плясали на прибрежном песке и пели, мужчины заходили по колено в море и опускали на воду маленькие лодки. Эти лодочки представляли собой мясистые листья деревьев. В каждой стояла маленькая свеча, источающая сладкий аромат.
Так с наступлением сумерек по всему побережью в плавание устремились целые флотилии крохотных лодок. Многие лодки-листья горели достаточно долго, чтобы успеть отплыть от берега и обратиться в простые тихие огоньки, навевающие мысли о душах предков, чьи останки, похожие на эти огни, покоились в глубинах земли, во мраке, значительно более непроницаемом, чем любая самая темная ночь. И прежде чем свечи догорели и погасли, несколько корабликов унесло в море очень далеко.
Глава 18
Гости из глубин
Всякий подплывающий к Гравабагалинену еще издали видел деревянный дворец королевы королев МирдемИнггалы, ее последнее прибежище. Дворец стоял в полном одиночестве, заброшенный, словно забытая ребенком на прибрежном песке игрушка.