Страница:
— А тебе не приходило в голову, что она, возможно, тоже влюблена в тебя?
— Не знаю. Я мог бы что угодно себе навоображать, но все равно есть только то, что есть. Я уже больше года с этим живу, тяжело так долго находиться в подвешенном состоянии.
Из-под арки появилась еще одна Вероника Ло в световом цилиндре, на ней был отороченный пятнистым фиолетовым мехом деловой костюм от Вены Ресом.
— Ты себя недооцениваешь. По тебе такая топ-модель с ума сходит!
— В жизни бы на нее не смотрел… — процедил Поль.
У подножия здания-арки, на широких опоясывающих ступенях, расположилась группа людей в стеганых куртках из потускневшей и потертой некачественной «зеркалки». Людей?.. Линия высокого лба изламывается почти под прямым углом: горизонтально расположенный нос, выдвинутые далеко вперед челюсти; глаза, вполне человеческие, окружены ресницами настолько пушистыми, словно те растут в несколько рядов. Бледные лица и кисти рук покрыты редкими светлыми волосками.
Существа сидели кто на ступенях, кто на потрепанных дорожных сумках; они пили санду из банок и ели пирожки — это говорило о том, что их метаболизм от человеческого не отличается. Кто это — иммигранты? Небогатые путешественники? Вокруг них вертелся робот-рекламоноситель, показывал то одну картинку, то другую; участники пикника не обращали на него внимания. Робот нагло нарушал правила: он не должен демонстрировать свои ролики одним и тем же зрителям дольше десяти секунд, и если представители неведомой расы попытаются его сломать, закон будет на их стороне, но им было все равно. Их лица казались усталыми и флегматично-удовлетворенными.
Заметив Тину, Поля и Стива, робот метнулся наперерез, в воздухе над ним расцвела голограмма:
Сногсшибательный материал Янсе Люша в «Ниарской сетевой бомбе»!
Правда о Веронике Ло: на Савайбе хрупкая топ-модель перестреляла полтора десятка головорезов.
«Интеллект и самообладание Вероники Ло не уступают ее красоте», — свидетельствует наш корреспондент Янсе Люш.
— Счастливый человек этот Янсе Люш, — усмехнулся Поль. — Он не знает, в какую лужу сел.
— Я тоже могу денег заработать, — заметила Тина. — Если напишу мемуары: «Как я была топ-моделью Вероникой Ло и перестреляла на Савайбе полтора десятка головорезов». Интересно, откуда Люш взял цифру? Я сама их не считала, и на вилле во время нападения Люша не было.
— Наугад. Полтора десятка — это впечатляет.
Они обогнули здание-арку. Дальше пространство по эту сторону канала расслаивалось на ярусы: тут начинались тротуары в несколько этажей, обрамленные неоновой вязью. Робот-рекламоноситель опять забежал вперед, над ним появилась полупрозрачная человеческая ладонь, на ней стояла рюмка с коричневым напитком, но Стив бросил вполголоса: «Иди отдохни». Робот послушно свернул голограмму, юркнул к парапету и улегся на асфальт. В темноте он был похож на небольшую задремавшую собаку.
Эмми и Лейла наконец-то поняли, что эксцессер без дозы — это не эксцессер. Когда Клисс на два раза просмотрел сериал, начался второй этап: репетиции. Саймон должен был отработать стиль поведения, который усилит его сходство с простоватым и добродушным персонажем детского мультика; Лейла изображала девочку, с которой ему надо подружиться. Вот тут-то наниматели (гм, или все-таки похитители?) Саймона Клисса убедились в том, что без стимуляторов он мямлит, теряется, туго соображает и напоминает скорее издерганного карманника с комплексом неполноценности, чем некрасивого, но симпатичного двойника Умазайки.
Фергон. Не самый лучший препарат, зато надежный, не дающий побочных эффектов. Плохо, что он не увеличивает физическую силу и скорость реакции… У Саймона крепло подозрение, что его так называемое «сотрудничество» с Эмми добром не кончится, и лучше бы ему быть во всеоружии.
Эмми осчастливил их посещением на третий день после того, как Саймон начал репетировать под дозой. Визит босса для обоих стал сюрпризом: для Лейлы — приятным, судя по восторженной улыбке, которая расцвела на ее лице, а для Клисса… Ну, если вспомнить, что за омерзительную тварь Эмми с собой притащил, это был сюрприз из разряда тех еще подлянок!
На Эмми была рубашка из материала, имитирующего чешую, такие же облегающие брюки и высокие сапоги из металлизированной кожи. Крупные черные алмазы на мочках ушей — он еще и украшения носит! Саймон начал прикидывать, сколько за такие цацки можно выручить, но потом вспомнил об инциденте с зеркалом: Эмми опасней, чем кажется на первый взгляд, и если представится случай его ограбить, действовать наобум нельзя.
То, что свисало с левого плеча Эмми, Саймон вначале принял за сумку — нечто изысканно-уродливое в духе высокой моды. Вдруг сумка пошевелилась и зашипела; пушистые декоративные шнурки, до этого безучастно болтавшиеся, пришли в движение… Саймон понял, что не шнурки это, а лапки, тонкие, суставчатые, с серповидными коготками на концах. Одна более длинная конечность захлестнута вокруг руки хозяина выше локтя, за счет чего тварь и держится. Коготки скользили по иссиня-черной синтетической чешуе, существо встревожено пищало. Наконец оно сумело вскарабкаться на плечо Эмми, оцарапав ему шею, а тот слегка поморщился, наугад потрепал его правой рукой и пробормотал что-то успокаивающее.
— Ой, какой миленький! Кто это?
Саймон про себя обозвал Лейлу «прагматичной сукой»: сразу сообразила, что любимым домашним животным босса надо восторгаться, как бы гнусно оно ни выглядело.
— Тихаррианский мурун. Прелесть, правда? Я увидел его в каталоге редких животных, и его восхитительно отталкивающая наружность сразу меня очаровала. Видишь, какой изящный хоботок? На конце спрятан ядовитый зуб, который при атаке выдвигается. Для человека его яд не смертелен, но укус болезненный. Обычно у них удаляют железы, вырабатывающие яд, однако я заказал муруна с не удаленными железами — зачем калечить столь совершенное создание природы? Они очень эмоциональны и привязчивы, но признают только своих хозяев. Иди сюда, я вас познакомлю.
Эмми отодрал муруна от своей рубашки — это удалось ему не сразу, тварюгу пришлось около минуты ласково уговаривать — и посадил на стол. Брр, ну и гадость! Тихаррианский мурун напоминал паука, а Саймон их с детства не выносил. Этакого паука-переростка размером с некрупную кошку. Округлое тельце покрыто пушистым мехом, синие полосы чередуются с ядовито-зелеными; той же расцветки пушок на противных лапках и длинном хвосте, тонком и гибком, как хлыст. Лапок у гада восемь штук, что усиливает сходство с пауком. Когти эта дрянь способна втягивать: по столешнице она топталась бесшумно, без всякого клацанья, и Саймона передернуло от мысли, что она ведь запросто подкрадется к тебе незаметно — а потом прыгнет и укусит, когда не ждешь… Одно утешение: уж если такая тварь на тебя прыгнет, ты умрешь от омерзения раньше, чем она успеет цапнуть. Рта у животного не было, только хоботок с упомянутым ядовитым зубом. И два больших круглых глаза с вертикальными зрачками — золотисто-желтые, как у директора.
Когда девушка подошла к столу, Эмми обнял ее за талию, потрепал муруна по шерстке и сообщил:
— Топаз, Лейла своя, Лейлу кусать не надо. Погладим его вместе? — он взял руку Лейлы, несколько раз провел ладонью девушки по спине муруна. Оба перенесли это спокойно. — Теперь он тебя запомнил и не станет на тебя кидаться. Сегодня я был с ним в офисе, Джемину он укусил. Как она визжала…
Лейла злорадно ухмыльнулась:
— Ты их не познакомил?
— Нет, — Эмми тоже ухмыльнулся. — Этой чести удостаивается не каждый. Кроме того, Джемине Топаз не понравился, а он не любит, когда к нему проявляют неприязнь, он очень чувствительный. Знаешь, чем он питается? Кровью и фруктами. На Тихаррои мурун охотится на мелких животных — парализующий укус, потом высасывает кровь. Или пробивает своим зубом кожуру плода и вытягивает мякоть. В его рационе должно быть и то, и другое, мне будут присылать для него специальные консервы.
— У него такая шелковистая шерстка! Можно, я еще его поглажу?
Саймона поразила выдержка Лейлы: ведет себя так, будто на столе перед ней сидит не мерзкий выходец из ночных кошмаров, а какой-нибудь там хомячок или кролик!
— Нельзя, — улыбнулся Эмми. — Все равно может укусить. Характер у него сложный, непредсказуемый… Очаровательное создание!
Он присел на край стола рядом со своим любимцем, погладил его, потом взглянул на Саймона, словно только сейчас его заметил.
— Саймон, разве ты не хочешь посмотреть на него вблизи?
— Благодарю вас, господин Медо, у меня аллергия на животных, — отозвался Клисс — он занял позицию у дальней стены, возле двери в туалет. — В том числе на тихаррианских. Если я подойду, я сразу кашлять начну, и он испугается.
Спасибо фергону, голова у Саймона работала теперь не так уж плохо.
Эмми пожелал посмотреть репетицию и остался недоволен.
— Саймон, что это за ужимки? Это и есть хваленая школа «Перископа»? Когда ты улыбаешься, мне хочется проверить, на месте ли мой бумажник. Ты способен улыбнуться доброжелательно?
— Пожалуйста!
Клисс улыбнулся. Директор поморщился, а тихаррианский мурун припал к столешнице и угрожающе зашипел.
— Спокойно, Топаз, — Эмми вздохнул и погладил его по сине-зеленой полосатой спинке. — Я согласен с тобой, зрелище гнусное, но мы ведь уже сделали ставку на Саймона Клисса. Теперь нам придется учить его улыбаться. Саймон, смотри на меня! Вот это называется располагающая улыбка.
Он улыбнулся, открыто и заразительно, и сразу стал похож на симпатичного юношу из тех, что рекламируют кроссовки, апельсиновую санду и средства для безопасного секса.
— А вот это называется располагающая улыбка в интерпретации Саймона Клисса.
Вроде бы, выражение не изменилось, но улыбка отвердела, в ней появилось нечто фальшивое. Желтые глаза Эмми щурились уже не весело, а настороженно и недобро, хотя и с показным оживлением.
— Заметил разницу? — спросил Эмми, перестав улыбаться.
— Эмми, где вы изучали актерское мастерство? — с ударением на «где» осведомился Саймон. Фергон избавил его от скованности, и вопрос был задан покровительственным тоном, с уничижительными нотками: этот богатенький мальчишка должен усвоить, что такое эксцессер старой закалки. Пусть знает свое место. — Дерь-мо! Понятно? Окаменевшее позавчерашнее дерьмо! Вас там облапошили и ничему не научили! Вы улыбаетесь, как в рекламе, а я — как в жизни, вот и вся разница! Театральные студии, рассчитанные на молодых дурачков…
Саймон замолчал, потому что Эмми встал и шагнул к нему. На лице директора застыло скучающее светское выражение, как будто он направлялся к роботу-официанту за бокалом вина. Саймон занервничал: а вдруг он опять, как в прошлый раз?.. Толкнул дверь в туалет, но та, как назло, не открывалась. Заклинило… На ходу припоминая приемы самообороны, которыми он пользовался в последний раз еще до тюрьмы, Клисс принял боевую стойку.
Медо остановился в двух шагах, смерил его насмешливым взглядом. Саймон вовремя вскинул руку, блокируя удар, но движение Эмми оказалось обманным, и в тот же момент Клисс получил не слишком сильный, зато адски болезненный удар в живот. Он сполз по стенке и скорчился.
— Бедный уродец Саймон, где ты изучал боевое мастерство? — Эмми передразнил его интонацию. — Спортивные секции, рассчитанные на немолодых дурачков…
Лейла и Топаз наблюдали эту сценку с явным удовольствием. Нетрудно догадаться, за кого они болели!
— Саймон, времени у нас мало, — деловито, словно ничего не произошло, заговорил Медо, когда Клисс перестал мычать от боли. — Чтобы ты к завтрашнему вечеру научился улыбаться, как я показал. Потренируйся перед зеркалом, зачем его здесь повесили? Ты используешь его не по назначению, это не вешалка для одежды.
Он подошел к зеркалу, сдернул с него куртку и брезгливо отшвырнул в угол. Потом повернулся к девушке:
— Лейла, идем, отдохнем от Клисса. Я покажу тебе кое-что, чего ты еще не знаешь.
Та просияла. Эмми подставил руку Топазу, тварь вскарабкалась на плечо, и все трое избавили Саймона от своего общества. Он остался наедине с разбитым зеркалом, мутным от засохших буроватых разводов.
— … …! — прошептал Саймон. — Трахаться пошли, …! И весь ваш проект …!
Боль не позволяла распрямиться, но все-таки он сумел подняться на ноги. Его тошнило. Он изо всех сил саданул ботинком по заклинившей двери — и та услужливо распахнулась, как будто не было с ней проблем несколько минут назад. От неожиданности Клисс потерял равновесие и снова со стоном уселся на пол.
Глава 3
— Не знаю. Я мог бы что угодно себе навоображать, но все равно есть только то, что есть. Я уже больше года с этим живу, тяжело так долго находиться в подвешенном состоянии.
Из-под арки появилась еще одна Вероника Ло в световом цилиндре, на ней был отороченный пятнистым фиолетовым мехом деловой костюм от Вены Ресом.
— Ты себя недооцениваешь. По тебе такая топ-модель с ума сходит!
— В жизни бы на нее не смотрел… — процедил Поль.
У подножия здания-арки, на широких опоясывающих ступенях, расположилась группа людей в стеганых куртках из потускневшей и потертой некачественной «зеркалки». Людей?.. Линия высокого лба изламывается почти под прямым углом: горизонтально расположенный нос, выдвинутые далеко вперед челюсти; глаза, вполне человеческие, окружены ресницами настолько пушистыми, словно те растут в несколько рядов. Бледные лица и кисти рук покрыты редкими светлыми волосками.
Существа сидели кто на ступенях, кто на потрепанных дорожных сумках; они пили санду из банок и ели пирожки — это говорило о том, что их метаболизм от человеческого не отличается. Кто это — иммигранты? Небогатые путешественники? Вокруг них вертелся робот-рекламоноситель, показывал то одну картинку, то другую; участники пикника не обращали на него внимания. Робот нагло нарушал правила: он не должен демонстрировать свои ролики одним и тем же зрителям дольше десяти секунд, и если представители неведомой расы попытаются его сломать, закон будет на их стороне, но им было все равно. Их лица казались усталыми и флегматично-удовлетворенными.
Заметив Тину, Поля и Стива, робот метнулся наперерез, в воздухе над ним расцвела голограмма:
Сногсшибательный материал Янсе Люша в «Ниарской сетевой бомбе»!
Правда о Веронике Ло: на Савайбе хрупкая топ-модель перестреляла полтора десятка головорезов.
«Интеллект и самообладание Вероники Ло не уступают ее красоте», — свидетельствует наш корреспондент Янсе Люш.
— Счастливый человек этот Янсе Люш, — усмехнулся Поль. — Он не знает, в какую лужу сел.
— Я тоже могу денег заработать, — заметила Тина. — Если напишу мемуары: «Как я была топ-моделью Вероникой Ло и перестреляла на Савайбе полтора десятка головорезов». Интересно, откуда Люш взял цифру? Я сама их не считала, и на вилле во время нападения Люша не было.
— Наугад. Полтора десятка — это впечатляет.
Они обогнули здание-арку. Дальше пространство по эту сторону канала расслаивалось на ярусы: тут начинались тротуары в несколько этажей, обрамленные неоновой вязью. Робот-рекламоноситель опять забежал вперед, над ним появилась полупрозрачная человеческая ладонь, на ней стояла рюмка с коричневым напитком, но Стив бросил вполголоса: «Иди отдохни». Робот послушно свернул голограмму, юркнул к парапету и улегся на асфальт. В темноте он был похож на небольшую задремавшую собаку.
Эмми и Лейла наконец-то поняли, что эксцессер без дозы — это не эксцессер. Когда Клисс на два раза просмотрел сериал, начался второй этап: репетиции. Саймон должен был отработать стиль поведения, который усилит его сходство с простоватым и добродушным персонажем детского мультика; Лейла изображала девочку, с которой ему надо подружиться. Вот тут-то наниматели (гм, или все-таки похитители?) Саймона Клисса убедились в том, что без стимуляторов он мямлит, теряется, туго соображает и напоминает скорее издерганного карманника с комплексом неполноценности, чем некрасивого, но симпатичного двойника Умазайки.
Фергон. Не самый лучший препарат, зато надежный, не дающий побочных эффектов. Плохо, что он не увеличивает физическую силу и скорость реакции… У Саймона крепло подозрение, что его так называемое «сотрудничество» с Эмми добром не кончится, и лучше бы ему быть во всеоружии.
Эмми осчастливил их посещением на третий день после того, как Саймон начал репетировать под дозой. Визит босса для обоих стал сюрпризом: для Лейлы — приятным, судя по восторженной улыбке, которая расцвела на ее лице, а для Клисса… Ну, если вспомнить, что за омерзительную тварь Эмми с собой притащил, это был сюрприз из разряда тех еще подлянок!
На Эмми была рубашка из материала, имитирующего чешую, такие же облегающие брюки и высокие сапоги из металлизированной кожи. Крупные черные алмазы на мочках ушей — он еще и украшения носит! Саймон начал прикидывать, сколько за такие цацки можно выручить, но потом вспомнил об инциденте с зеркалом: Эмми опасней, чем кажется на первый взгляд, и если представится случай его ограбить, действовать наобум нельзя.
То, что свисало с левого плеча Эмми, Саймон вначале принял за сумку — нечто изысканно-уродливое в духе высокой моды. Вдруг сумка пошевелилась и зашипела; пушистые декоративные шнурки, до этого безучастно болтавшиеся, пришли в движение… Саймон понял, что не шнурки это, а лапки, тонкие, суставчатые, с серповидными коготками на концах. Одна более длинная конечность захлестнута вокруг руки хозяина выше локтя, за счет чего тварь и держится. Коготки скользили по иссиня-черной синтетической чешуе, существо встревожено пищало. Наконец оно сумело вскарабкаться на плечо Эмми, оцарапав ему шею, а тот слегка поморщился, наугад потрепал его правой рукой и пробормотал что-то успокаивающее.
— Ой, какой миленький! Кто это?
Саймон про себя обозвал Лейлу «прагматичной сукой»: сразу сообразила, что любимым домашним животным босса надо восторгаться, как бы гнусно оно ни выглядело.
— Тихаррианский мурун. Прелесть, правда? Я увидел его в каталоге редких животных, и его восхитительно отталкивающая наружность сразу меня очаровала. Видишь, какой изящный хоботок? На конце спрятан ядовитый зуб, который при атаке выдвигается. Для человека его яд не смертелен, но укус болезненный. Обычно у них удаляют железы, вырабатывающие яд, однако я заказал муруна с не удаленными железами — зачем калечить столь совершенное создание природы? Они очень эмоциональны и привязчивы, но признают только своих хозяев. Иди сюда, я вас познакомлю.
Эмми отодрал муруна от своей рубашки — это удалось ему не сразу, тварюгу пришлось около минуты ласково уговаривать — и посадил на стол. Брр, ну и гадость! Тихаррианский мурун напоминал паука, а Саймон их с детства не выносил. Этакого паука-переростка размером с некрупную кошку. Округлое тельце покрыто пушистым мехом, синие полосы чередуются с ядовито-зелеными; той же расцветки пушок на противных лапках и длинном хвосте, тонком и гибком, как хлыст. Лапок у гада восемь штук, что усиливает сходство с пауком. Когти эта дрянь способна втягивать: по столешнице она топталась бесшумно, без всякого клацанья, и Саймона передернуло от мысли, что она ведь запросто подкрадется к тебе незаметно — а потом прыгнет и укусит, когда не ждешь… Одно утешение: уж если такая тварь на тебя прыгнет, ты умрешь от омерзения раньше, чем она успеет цапнуть. Рта у животного не было, только хоботок с упомянутым ядовитым зубом. И два больших круглых глаза с вертикальными зрачками — золотисто-желтые, как у директора.
Когда девушка подошла к столу, Эмми обнял ее за талию, потрепал муруна по шерстке и сообщил:
— Топаз, Лейла своя, Лейлу кусать не надо. Погладим его вместе? — он взял руку Лейлы, несколько раз провел ладонью девушки по спине муруна. Оба перенесли это спокойно. — Теперь он тебя запомнил и не станет на тебя кидаться. Сегодня я был с ним в офисе, Джемину он укусил. Как она визжала…
Лейла злорадно ухмыльнулась:
— Ты их не познакомил?
— Нет, — Эмми тоже ухмыльнулся. — Этой чести удостаивается не каждый. Кроме того, Джемине Топаз не понравился, а он не любит, когда к нему проявляют неприязнь, он очень чувствительный. Знаешь, чем он питается? Кровью и фруктами. На Тихаррои мурун охотится на мелких животных — парализующий укус, потом высасывает кровь. Или пробивает своим зубом кожуру плода и вытягивает мякоть. В его рационе должно быть и то, и другое, мне будут присылать для него специальные консервы.
— У него такая шелковистая шерстка! Можно, я еще его поглажу?
Саймона поразила выдержка Лейлы: ведет себя так, будто на столе перед ней сидит не мерзкий выходец из ночных кошмаров, а какой-нибудь там хомячок или кролик!
— Нельзя, — улыбнулся Эмми. — Все равно может укусить. Характер у него сложный, непредсказуемый… Очаровательное создание!
Он присел на край стола рядом со своим любимцем, погладил его, потом взглянул на Саймона, словно только сейчас его заметил.
— Саймон, разве ты не хочешь посмотреть на него вблизи?
— Благодарю вас, господин Медо, у меня аллергия на животных, — отозвался Клисс — он занял позицию у дальней стены, возле двери в туалет. — В том числе на тихаррианских. Если я подойду, я сразу кашлять начну, и он испугается.
Спасибо фергону, голова у Саймона работала теперь не так уж плохо.
Эмми пожелал посмотреть репетицию и остался недоволен.
— Саймон, что это за ужимки? Это и есть хваленая школа «Перископа»? Когда ты улыбаешься, мне хочется проверить, на месте ли мой бумажник. Ты способен улыбнуться доброжелательно?
— Пожалуйста!
Клисс улыбнулся. Директор поморщился, а тихаррианский мурун припал к столешнице и угрожающе зашипел.
— Спокойно, Топаз, — Эмми вздохнул и погладил его по сине-зеленой полосатой спинке. — Я согласен с тобой, зрелище гнусное, но мы ведь уже сделали ставку на Саймона Клисса. Теперь нам придется учить его улыбаться. Саймон, смотри на меня! Вот это называется располагающая улыбка.
Он улыбнулся, открыто и заразительно, и сразу стал похож на симпатичного юношу из тех, что рекламируют кроссовки, апельсиновую санду и средства для безопасного секса.
— А вот это называется располагающая улыбка в интерпретации Саймона Клисса.
Вроде бы, выражение не изменилось, но улыбка отвердела, в ней появилось нечто фальшивое. Желтые глаза Эмми щурились уже не весело, а настороженно и недобро, хотя и с показным оживлением.
— Заметил разницу? — спросил Эмми, перестав улыбаться.
— Эмми, где вы изучали актерское мастерство? — с ударением на «где» осведомился Саймон. Фергон избавил его от скованности, и вопрос был задан покровительственным тоном, с уничижительными нотками: этот богатенький мальчишка должен усвоить, что такое эксцессер старой закалки. Пусть знает свое место. — Дерь-мо! Понятно? Окаменевшее позавчерашнее дерьмо! Вас там облапошили и ничему не научили! Вы улыбаетесь, как в рекламе, а я — как в жизни, вот и вся разница! Театральные студии, рассчитанные на молодых дурачков…
Саймон замолчал, потому что Эмми встал и шагнул к нему. На лице директора застыло скучающее светское выражение, как будто он направлялся к роботу-официанту за бокалом вина. Саймон занервничал: а вдруг он опять, как в прошлый раз?.. Толкнул дверь в туалет, но та, как назло, не открывалась. Заклинило… На ходу припоминая приемы самообороны, которыми он пользовался в последний раз еще до тюрьмы, Клисс принял боевую стойку.
Медо остановился в двух шагах, смерил его насмешливым взглядом. Саймон вовремя вскинул руку, блокируя удар, но движение Эмми оказалось обманным, и в тот же момент Клисс получил не слишком сильный, зато адски болезненный удар в живот. Он сполз по стенке и скорчился.
— Бедный уродец Саймон, где ты изучал боевое мастерство? — Эмми передразнил его интонацию. — Спортивные секции, рассчитанные на немолодых дурачков…
Лейла и Топаз наблюдали эту сценку с явным удовольствием. Нетрудно догадаться, за кого они болели!
— Саймон, времени у нас мало, — деловито, словно ничего не произошло, заговорил Медо, когда Клисс перестал мычать от боли. — Чтобы ты к завтрашнему вечеру научился улыбаться, как я показал. Потренируйся перед зеркалом, зачем его здесь повесили? Ты используешь его не по назначению, это не вешалка для одежды.
Он подошел к зеркалу, сдернул с него куртку и брезгливо отшвырнул в угол. Потом повернулся к девушке:
— Лейла, идем, отдохнем от Клисса. Я покажу тебе кое-что, чего ты еще не знаешь.
Та просияла. Эмми подставил руку Топазу, тварь вскарабкалась на плечо, и все трое избавили Саймона от своего общества. Он остался наедине с разбитым зеркалом, мутным от засохших буроватых разводов.
— … …! — прошептал Саймон. — Трахаться пошли, …! И весь ваш проект …!
Боль не позволяла распрямиться, но все-таки он сумел подняться на ноги. Его тошнило. Он изо всех сил саданул ботинком по заклинившей двери — и та услужливо распахнулась, как будто не было с ней проблем несколько минут назад. От неожиданности Клисс потерял равновесие и снова со стоном уселся на пол.
Глава 3
Ее высокопревосходительство президент великого Манокара, скорбящая вдова его высокопревосходительства покойного президента Ришсема, кроткая и плодородная госпожа Элана Ришсем покинула Ниар синим мартовским днем, расколотым на куски ледяной капелью и дрожащими солнечными плоскостями. День был похож на отражение в разбитом зеркале.
После официального прощания с представителями ниарских властей Элана поднялась по роскошному парадному трапу на борт корабля, свита чинно двинулась за ней, в порядке старшинства. Преисполненные сокрушительной торжественности мужчины в великолепных мундирах (основной цвет — белый, с незначительными, но эффектными вкраплениями других цветов), эполеты, застежки и наручные компы слепят позолотой. Ниарские должностные лица, одетые с неброской элегантностью, рядом с манокарцами откровенно не смотрелись.
Поль усмехнулся под своей маской: во всем, что касается помпезности и показухи, Манокар обставит кого угодно. Впрочем, сам Поль видел не совсем то, что видели остальные зрители. Некоторое время назад у него появилось предощущение опасности, и он сменил личность. Этому приему Поль научился, когда они со Стивом искали Тину; теперь у него в запасе было целых три производных личности.
Томек. Балбес, болтун, безалаберный субъект, не блещущий интеллектом и начисто лишенный экстрасенсорных способностей. В его шкуре можно расслабиться и отдохнуть от множества вещей, терзающих восприятие Поля Лагайма: для Томека их попросту не существует.
Черная Вдова. Это не человеческое существо, а призрак — кровожадный, не знакомый с сомнениями и страхом. Когда противники реформ организовали покушение на Элану, и рядом с президентом в критический момент не оказалось никого, кроме Поля, с киллерами дралась Черная Вдова. Эта адская бестия даже на боль от лучевого ожога не обращала внимания, хотя самого Поля такая травма сразу бы вывела из игры. Очень удобная личность, если имеешь дело с превосходящими силами противника.
Полина Вердал. Обладает сверхобостренным экстрасенсорным восприятием, видит невидимое, находит людей за счет интуиции — пока Поль оставался базовой личностью, то есть самим собой, он так не мог.
Обычно производные личности пребывали в свернутом состоянии, как заархивированные файлы (у Поля было опасение, что частые превращения могут оказаться для него разрушительными), но сейчас, почувствовав угрозу, он трансформировался в Полину Вердал и смотрел ее глазами.
В воздухе плавали туманные шары, поодиночке и гроздями; парили расплывчатые медузообразные объекты — синеватые, радужные, мертвенно-белесые; иногда мелькало нечто неописуемое, не имеющее аналогов в физическом мире. Все это напоминало подводную среду с ее обитателями. Ничего особенного, источник опасности находится не здесь.
Люди?.. Никто из них не представлял угрозы. Наиболее привлекательно выглядела Тина: мерцающее существо, окутанное лучистым ореолом; манокарцы рядом с ней, как невзрачные тени Аида, особенно вон тот, похожий на серый, дрожащий на ветру куст — что с ним такое? Хотя, мало ли какие могут быть у человека проблемы; он чем-то обеспокоен и подавлен, но не опасен. На всякий случай стоит просканировать провожающих, машины в небе, соседние корабли, президентский корабль… Ничего подозрительного. Поль свернул Полину Вердал и опять стал самим собой. Обычно окружающие не замечали его трансформаций: меняется выражение лица — и все, еще бы он на самом деле превращался в девушку или в призрак! А сейчас он, к тому же, в маске.
— Стив, — услышал он негромкий голос Тины, — ты проверил корабль? Давай еще раз, ладно?
У нее был вживлен в нёбо передатчик для связи со Стивом, а приемник находился в кости возле ушной раковины. Вскоре Тина сказала:
— Поль, корабль в полном порядке. Все исправно, ничего не заминировано.
— Хорошо, — отозвался Поль. Он никак не мог локализовать опасность, и это ему особенно не нравилось.
Подошла их очередь подниматься на борт. Манокарцы ухитрились даже такое рутинное действие, как посадка президента и сопровождающих лиц на звездолет, превратить в ритуал, почти в мистерию.
«Грузимся медленно и торжественно, как покойники в крематорий… Весь Ниар ведь будет смеяться! Одно утешение — мы с Тиной в масках, мы в этом как бы и не участвуем».
В коридоре Поль стянул маску. Телохранители последовали его примеру, сразу утратив свою мнимую одинаковость: ровесник Поля, обладатель круглого упрямого лица; парень постарше, с образцово неприметной внешностью прирожденного оперативника; мужчина средних лет, горбоносый, с резкими складками по углам чуть искривленного рта. Их сходство ограничивалось ростом и сложением — так как работали они в масках, остальное не имело значения.
— Вы свободны, отдыхайте, — объявил Поль и повернулся к Тине. — Пойдем куда-нибудь? Можно в Сад Славы — там, наверное, никого.
— Пошли.
Стиву, Тине и Полю предоставили отдельные каюты — такие, что лучше бы их не было: истинно манокарский подход к оформлению интерьера, стены сплошь покрыты лозунгами, изречениями государственных мужей, выдержками из всевозможных Уставов и Уложений. Сад Славы тоже своеобразное местечко, но там хотя бы есть размах, а унылые аккуратные столбцы казенных поучений на стенах крохотной комнатушки — это смахивает на глюк рехнувшегося бюрократа. Поль не мог долго находиться в своей каюте, физически не выдерживал.
Впрочем, долго и не придется: несколько часов спустя корабль выйдет за пределы системы Близкого солнца, разгонится до нужной скорости и нырнет в гиперпространство; максимум через двадцать минут (поскольку в кресле пилота-навигатора сидит Стив) вынырнет оттуда около Манокара — и путешествие закончено. Вообще-то, Стив мог бы уйти в гиперпространство и сразу после старта, однако ниарские Правила Навигации такие номера запрещали.
По корабельному распорядку, перед нырком члены экипажа должны находиться на своих местах согласно штатному расписанию, а пассажиры — в каютах, но до нырка еще далеко. Сейчас началась предстартовая подготовка, и займет она около часа. Напрасная трата времени, ведь Стив уже проверил бортовые системы, но манокарцы свято чтут инструкции.
Встречные, заметив Поля и Тину, ускоряли шаг либо сворачивали в боковые коридоры. Поля побаивались: среди манокарцев ходили слухи, что он телепат. Слухи эти были, мягко говоря, преувеличены — Поль никогда не умел читать чужие мысли, а его способность к телепатическому общению в свое время угасла, едва прорезавшись.
Вернуть ее Поль не пытался. Год назад он поставил над собой рискованный эксперимент и выжил только потому, что лежал со сломанным позвоночником в стационарном «коконе спасения» (с этой травмой ему повезло, и без всяких кавычек — она спасла его тогда от многих неприятностей). Превратив себя в ментальную машину для ретрансляции телепатического сообщения, Поль чуть не поплатился за это жизнью, но системы «кокона» не позволили ему умереть. Он не помнил, как его тело корчилось в судорогах, как у него ломались кости, рвались сосуды и мышцы. После трансформации он перестал что-либо чувствовать и воспринимать, а потом открыл глаза, увидел за прозрачной стенкой Стива и понял, что все получилось, как надо.
В промежутке между первым и вторым моментом было несколько суток глубокой комы, когда системы «кокона» работали на пределе, в режиме экстренной реанимации, однако этого Поль не помнил. Боли он тоже не помнил, хотя какие-то ее неощутимые отголоски, должно быть, остались, раз мысль о телепатии вызывала у него с тех пор даже не то, чтобы отталкивание, но непреодолимое нежелание с этим связываться.
Монументальное великолепие Сада Славы обрушивалось на посетителя, едва тот переступал через порог. Свой Сад Славы был на каждом манокарском звездолете, но здесь, на президентском «Вестнике Победы», усердные и высокоодаренные искусстводелы особенно постарались. Многоуровневый рельеф, отдельные сектора необъятного зала соединены лестницами из полированного камня; обелиски, устремленные к высокому светящемуся потолку, сквозистыми вереницами рассекают пространство; настенные голограммы (пейзажи, парады военной техники, похороны государственных деятелей, всенародные торжества) не позволяют определить на глаз хотя бы приблизительные размеры помещения — ясно только, что оно громадное.
Тина и Поль миновали центральный сектор, где на постаменте из пурпурного мрамора ветвилось позолоченное дерево, символизирующее манокарскую национальную идею. Листья, выточенные из драгоценного зеленоватого хлиорита, инкрустированы золотыми буквами: «Дисциплина», «Скромность», «Почитание вышестоящих», «Самоотверженность» — манокарские истинные ценности. До реформ считалось, что остальной мир не знает, что это такое; позже идеологи Манокара заняли более гибкую позицию: да, в Галактике встречаются культуры, для которых Ответственность или, к примеру, Честность — не пустые слова, но лишь на Манокаре безоговорочно торжествует Добро. Отсюда следует (финт партии реформаторов), что контакты с внешним миром необходимы: надо же просвещать тех, кто с истинными ценностями еще не знаком!
Трехмаршевая лестница ведет вниз. Мемориальный сектор: сверкающее черное озеро с симметричными островками символических надгробий. Озеро можно пересечь, не замочив ног — это всего лишь отполированный до зеркального блеска черный гранит.
Новый подъем. Галерея мраморных обелисков с голографическими портретами правителей Манокара, каждый снабжен текстом, повествующим о заслугах изображенной личности. Последний в ряду — портрет Эланы Ришсем. Надпись гласит, что наидостойнейшая из жен, кроткая и плодородная госпожа Элана, была избрана президентом, поскольку впитала всю мудрость своего почившего супруга. Компромисс по-манокарски. Поль и Тина давно уже сошлись на том, что Лудвиг Ришсем был не только здравомыслящим реформатором, но еще и порядочным раздолбаем (как он вляпался в ту историю с шантажом — не каждый ведь так сумеет!), и хорошо, что кроткая и плодородная Элана впитала его мудрость, а не что-либо другое.
В конце Галереи Правителей находилась невысокая бронзовая решетка, отделяющая зрителей от стены с голограммой: колонна юношей в скромных мундирах движется к большому серому зданию. Сбоку пояснение: «Прилежные студенты отправились в поход за знаниями». Тина прислонилась к решетке, а Поль присел на подножие обелиска с портретом Эланы. Так, наверное, нельзя, но вряд ли найдутся желающие придираться по мелочам к телохранителю-экстрасенсу, предположительно телепату. Разве что Гредал сделает замечание.
— Ты по-прежнему чувствуешь опасность? — спросила Тина.
Поль кивнул. Угроза была непонятная, размазанная в пространстве, но вполне реальная; он ощущал ее так же отчетливо, как слабый воздушный поток, исходящий от вентилятора, спрятанного за ажурной бронзовой розеткой под потолком.
— Может быть, на нас нападут в космосе?
— Нас будут сопровождать корабли ниарского военного флота, — напомнила Тина. — Маловероятно, чтобы кто-нибудь сунулся. Хотя, сейчас я скажу об этом Стиву.
Ее присутствие успокаивало, и не только потому, что Тина киборг, обладающий нечеловеческой силой, с лазерами и выдвижными лезвиями в кистях рук, не говоря уж о телекинетических способностях. Поля всегда тянуло к людям уравновешенным, неподвластным давлению внешней среды — таким, как Тина и Стив. Правда, сами они утверждали, что у них тоже бывают срывы, но Поль ни разу этого не видел.
У Тины было лицо земной топ-модели Моны Янг, согласно моде семилетней давности (когда Стив и Тина скрывались от Космопола, ей пришлось сделать пластическую операцию): тонкие правильные черты, прямой нос, не слишком полные, четко очерченные губы. Она казалась ровесницей Поля, и ничто в ее облике не выдавало боевого киборга: стройная светловолосая девушка среднего роста, не хрупкая и не массивная, с нормально развитой мускулатурой, отнюдь не гипертрофированной. Стив тоже не похож на сверхчеловека; те, кто не знал его в лицо, обычно принимали его за техника или за охранника.
— Бортовые орудия будут в готовности. По-моему, исключено, чтобы наемники оппозиции атаковали нас под носом у ниарского флота. Весовые категории не те.
— Вопрос в том, как далеко они готовы зайти, чтобы избавиться от Эланы и навредить реформаторам, — сумрачно глядя на колонну прилежных студентов, возразил Поль. — С их точки зрения весь миропорядок рушится: нельзя больше запарывать слуг и подчиненных, молодежь слушает инопланетную музыку, по улицам ходят женщины без вуалей, и так далее. Да еще эта астральная тварь, про которую рассказывал Стив, куда-то удрала. В общем, гибель богов и устоев налицо, Манокар надо спасать любой ценой, — он помолчал, потом кисло признался: — Тина, я всегда был жутким эгоистом. Я домой хочу, а если какой-нибудь чертов инцидент, плакал наш отпуск!
После официального прощания с представителями ниарских властей Элана поднялась по роскошному парадному трапу на борт корабля, свита чинно двинулась за ней, в порядке старшинства. Преисполненные сокрушительной торжественности мужчины в великолепных мундирах (основной цвет — белый, с незначительными, но эффектными вкраплениями других цветов), эполеты, застежки и наручные компы слепят позолотой. Ниарские должностные лица, одетые с неброской элегантностью, рядом с манокарцами откровенно не смотрелись.
Поль усмехнулся под своей маской: во всем, что касается помпезности и показухи, Манокар обставит кого угодно. Впрочем, сам Поль видел не совсем то, что видели остальные зрители. Некоторое время назад у него появилось предощущение опасности, и он сменил личность. Этому приему Поль научился, когда они со Стивом искали Тину; теперь у него в запасе было целых три производных личности.
Томек. Балбес, болтун, безалаберный субъект, не блещущий интеллектом и начисто лишенный экстрасенсорных способностей. В его шкуре можно расслабиться и отдохнуть от множества вещей, терзающих восприятие Поля Лагайма: для Томека их попросту не существует.
Черная Вдова. Это не человеческое существо, а призрак — кровожадный, не знакомый с сомнениями и страхом. Когда противники реформ организовали покушение на Элану, и рядом с президентом в критический момент не оказалось никого, кроме Поля, с киллерами дралась Черная Вдова. Эта адская бестия даже на боль от лучевого ожога не обращала внимания, хотя самого Поля такая травма сразу бы вывела из игры. Очень удобная личность, если имеешь дело с превосходящими силами противника.
Полина Вердал. Обладает сверхобостренным экстрасенсорным восприятием, видит невидимое, находит людей за счет интуиции — пока Поль оставался базовой личностью, то есть самим собой, он так не мог.
Обычно производные личности пребывали в свернутом состоянии, как заархивированные файлы (у Поля было опасение, что частые превращения могут оказаться для него разрушительными), но сейчас, почувствовав угрозу, он трансформировался в Полину Вердал и смотрел ее глазами.
В воздухе плавали туманные шары, поодиночке и гроздями; парили расплывчатые медузообразные объекты — синеватые, радужные, мертвенно-белесые; иногда мелькало нечто неописуемое, не имеющее аналогов в физическом мире. Все это напоминало подводную среду с ее обитателями. Ничего особенного, источник опасности находится не здесь.
Люди?.. Никто из них не представлял угрозы. Наиболее привлекательно выглядела Тина: мерцающее существо, окутанное лучистым ореолом; манокарцы рядом с ней, как невзрачные тени Аида, особенно вон тот, похожий на серый, дрожащий на ветру куст — что с ним такое? Хотя, мало ли какие могут быть у человека проблемы; он чем-то обеспокоен и подавлен, но не опасен. На всякий случай стоит просканировать провожающих, машины в небе, соседние корабли, президентский корабль… Ничего подозрительного. Поль свернул Полину Вердал и опять стал самим собой. Обычно окружающие не замечали его трансформаций: меняется выражение лица — и все, еще бы он на самом деле превращался в девушку или в призрак! А сейчас он, к тому же, в маске.
— Стив, — услышал он негромкий голос Тины, — ты проверил корабль? Давай еще раз, ладно?
У нее был вживлен в нёбо передатчик для связи со Стивом, а приемник находился в кости возле ушной раковины. Вскоре Тина сказала:
— Поль, корабль в полном порядке. Все исправно, ничего не заминировано.
— Хорошо, — отозвался Поль. Он никак не мог локализовать опасность, и это ему особенно не нравилось.
Подошла их очередь подниматься на борт. Манокарцы ухитрились даже такое рутинное действие, как посадка президента и сопровождающих лиц на звездолет, превратить в ритуал, почти в мистерию.
«Грузимся медленно и торжественно, как покойники в крематорий… Весь Ниар ведь будет смеяться! Одно утешение — мы с Тиной в масках, мы в этом как бы и не участвуем».
В коридоре Поль стянул маску. Телохранители последовали его примеру, сразу утратив свою мнимую одинаковость: ровесник Поля, обладатель круглого упрямого лица; парень постарше, с образцово неприметной внешностью прирожденного оперативника; мужчина средних лет, горбоносый, с резкими складками по углам чуть искривленного рта. Их сходство ограничивалось ростом и сложением — так как работали они в масках, остальное не имело значения.
— Вы свободны, отдыхайте, — объявил Поль и повернулся к Тине. — Пойдем куда-нибудь? Можно в Сад Славы — там, наверное, никого.
— Пошли.
Стиву, Тине и Полю предоставили отдельные каюты — такие, что лучше бы их не было: истинно манокарский подход к оформлению интерьера, стены сплошь покрыты лозунгами, изречениями государственных мужей, выдержками из всевозможных Уставов и Уложений. Сад Славы тоже своеобразное местечко, но там хотя бы есть размах, а унылые аккуратные столбцы казенных поучений на стенах крохотной комнатушки — это смахивает на глюк рехнувшегося бюрократа. Поль не мог долго находиться в своей каюте, физически не выдерживал.
Впрочем, долго и не придется: несколько часов спустя корабль выйдет за пределы системы Близкого солнца, разгонится до нужной скорости и нырнет в гиперпространство; максимум через двадцать минут (поскольку в кресле пилота-навигатора сидит Стив) вынырнет оттуда около Манокара — и путешествие закончено. Вообще-то, Стив мог бы уйти в гиперпространство и сразу после старта, однако ниарские Правила Навигации такие номера запрещали.
По корабельному распорядку, перед нырком члены экипажа должны находиться на своих местах согласно штатному расписанию, а пассажиры — в каютах, но до нырка еще далеко. Сейчас началась предстартовая подготовка, и займет она около часа. Напрасная трата времени, ведь Стив уже проверил бортовые системы, но манокарцы свято чтут инструкции.
Встречные, заметив Поля и Тину, ускоряли шаг либо сворачивали в боковые коридоры. Поля побаивались: среди манокарцев ходили слухи, что он телепат. Слухи эти были, мягко говоря, преувеличены — Поль никогда не умел читать чужие мысли, а его способность к телепатическому общению в свое время угасла, едва прорезавшись.
Вернуть ее Поль не пытался. Год назад он поставил над собой рискованный эксперимент и выжил только потому, что лежал со сломанным позвоночником в стационарном «коконе спасения» (с этой травмой ему повезло, и без всяких кавычек — она спасла его тогда от многих неприятностей). Превратив себя в ментальную машину для ретрансляции телепатического сообщения, Поль чуть не поплатился за это жизнью, но системы «кокона» не позволили ему умереть. Он не помнил, как его тело корчилось в судорогах, как у него ломались кости, рвались сосуды и мышцы. После трансформации он перестал что-либо чувствовать и воспринимать, а потом открыл глаза, увидел за прозрачной стенкой Стива и понял, что все получилось, как надо.
В промежутке между первым и вторым моментом было несколько суток глубокой комы, когда системы «кокона» работали на пределе, в режиме экстренной реанимации, однако этого Поль не помнил. Боли он тоже не помнил, хотя какие-то ее неощутимые отголоски, должно быть, остались, раз мысль о телепатии вызывала у него с тех пор даже не то, чтобы отталкивание, но непреодолимое нежелание с этим связываться.
Монументальное великолепие Сада Славы обрушивалось на посетителя, едва тот переступал через порог. Свой Сад Славы был на каждом манокарском звездолете, но здесь, на президентском «Вестнике Победы», усердные и высокоодаренные искусстводелы особенно постарались. Многоуровневый рельеф, отдельные сектора необъятного зала соединены лестницами из полированного камня; обелиски, устремленные к высокому светящемуся потолку, сквозистыми вереницами рассекают пространство; настенные голограммы (пейзажи, парады военной техники, похороны государственных деятелей, всенародные торжества) не позволяют определить на глаз хотя бы приблизительные размеры помещения — ясно только, что оно громадное.
Тина и Поль миновали центральный сектор, где на постаменте из пурпурного мрамора ветвилось позолоченное дерево, символизирующее манокарскую национальную идею. Листья, выточенные из драгоценного зеленоватого хлиорита, инкрустированы золотыми буквами: «Дисциплина», «Скромность», «Почитание вышестоящих», «Самоотверженность» — манокарские истинные ценности. До реформ считалось, что остальной мир не знает, что это такое; позже идеологи Манокара заняли более гибкую позицию: да, в Галактике встречаются культуры, для которых Ответственность или, к примеру, Честность — не пустые слова, но лишь на Манокаре безоговорочно торжествует Добро. Отсюда следует (финт партии реформаторов), что контакты с внешним миром необходимы: надо же просвещать тех, кто с истинными ценностями еще не знаком!
Трехмаршевая лестница ведет вниз. Мемориальный сектор: сверкающее черное озеро с симметричными островками символических надгробий. Озеро можно пересечь, не замочив ног — это всего лишь отполированный до зеркального блеска черный гранит.
Новый подъем. Галерея мраморных обелисков с голографическими портретами правителей Манокара, каждый снабжен текстом, повествующим о заслугах изображенной личности. Последний в ряду — портрет Эланы Ришсем. Надпись гласит, что наидостойнейшая из жен, кроткая и плодородная госпожа Элана, была избрана президентом, поскольку впитала всю мудрость своего почившего супруга. Компромисс по-манокарски. Поль и Тина давно уже сошлись на том, что Лудвиг Ришсем был не только здравомыслящим реформатором, но еще и порядочным раздолбаем (как он вляпался в ту историю с шантажом — не каждый ведь так сумеет!), и хорошо, что кроткая и плодородная Элана впитала его мудрость, а не что-либо другое.
В конце Галереи Правителей находилась невысокая бронзовая решетка, отделяющая зрителей от стены с голограммой: колонна юношей в скромных мундирах движется к большому серому зданию. Сбоку пояснение: «Прилежные студенты отправились в поход за знаниями». Тина прислонилась к решетке, а Поль присел на подножие обелиска с портретом Эланы. Так, наверное, нельзя, но вряд ли найдутся желающие придираться по мелочам к телохранителю-экстрасенсу, предположительно телепату. Разве что Гредал сделает замечание.
— Ты по-прежнему чувствуешь опасность? — спросила Тина.
Поль кивнул. Угроза была непонятная, размазанная в пространстве, но вполне реальная; он ощущал ее так же отчетливо, как слабый воздушный поток, исходящий от вентилятора, спрятанного за ажурной бронзовой розеткой под потолком.
— Может быть, на нас нападут в космосе?
— Нас будут сопровождать корабли ниарского военного флота, — напомнила Тина. — Маловероятно, чтобы кто-нибудь сунулся. Хотя, сейчас я скажу об этом Стиву.
Ее присутствие успокаивало, и не только потому, что Тина киборг, обладающий нечеловеческой силой, с лазерами и выдвижными лезвиями в кистях рук, не говоря уж о телекинетических способностях. Поля всегда тянуло к людям уравновешенным, неподвластным давлению внешней среды — таким, как Тина и Стив. Правда, сами они утверждали, что у них тоже бывают срывы, но Поль ни разу этого не видел.
У Тины было лицо земной топ-модели Моны Янг, согласно моде семилетней давности (когда Стив и Тина скрывались от Космопола, ей пришлось сделать пластическую операцию): тонкие правильные черты, прямой нос, не слишком полные, четко очерченные губы. Она казалась ровесницей Поля, и ничто в ее облике не выдавало боевого киборга: стройная светловолосая девушка среднего роста, не хрупкая и не массивная, с нормально развитой мускулатурой, отнюдь не гипертрофированной. Стив тоже не похож на сверхчеловека; те, кто не знал его в лицо, обычно принимали его за техника или за охранника.
— Бортовые орудия будут в готовности. По-моему, исключено, чтобы наемники оппозиции атаковали нас под носом у ниарского флота. Весовые категории не те.
— Вопрос в том, как далеко они готовы зайти, чтобы избавиться от Эланы и навредить реформаторам, — сумрачно глядя на колонну прилежных студентов, возразил Поль. — С их точки зрения весь миропорядок рушится: нельзя больше запарывать слуг и подчиненных, молодежь слушает инопланетную музыку, по улицам ходят женщины без вуалей, и так далее. Да еще эта астральная тварь, про которую рассказывал Стив, куда-то удрала. В общем, гибель богов и устоев налицо, Манокар надо спасать любой ценой, — он помолчал, потом кисло признался: — Тина, я всегда был жутким эгоистом. Я домой хочу, а если какой-нибудь чертов инцидент, плакал наш отпуск!