так же плохо, как сказать "да". Я не учу вас
непослушанию, неподчинению,
недисциплинированности. Я совсем не хочу этого.
Вы можете понять меня неправильно. Меня уже не
поняли.
Вот что я говорю: я делаю вас ответственными.
Индивидуум полностью отвечает за то, что он
делает. Так что вы должны думать, медитировать, и
действовать исходя из вашей медитации - и все, что
вы сделаете, будет добродетельно, будет морально,
и это будет совершенно новый тип морали.
Последний вопрос:
Возлюбленный Ошо, сегодня утром, когда ты
рассказывал историю о двух восьмидесятилетних
старичках, беседующих поутру после свадебной
ночи, я рассмеялся. Поняв, что не контролирую
себя, я зажал рот руками и стал себя
контролировать. Я не могу этому помочь. Я люблю
слушать, как ты рассказываешь истории. Во время
беседы я не могу дождаться следующей истории. Я
легкомысленный?
Мне следует быть серьезнее?
Ананд Барио,
Серьезность - это болезнь. Серьезность - это
патология. Будь искренним, но не будь серьезным. И
искренность - это совершенно другое. Серьезность
- это то, что вы на себя напускаете, чем вы
притворяетесь; искренность идет от сердца.
Искренность - Это показатель интенсивности во
всем, что вы делаете.
И это очень хорошо, что у тебя случился взрыв
хохота! Нет, зажимать рот руками - это фальшиво,
это ложь. Пусть будет так! Смех - это хорошо: он
полезен во всех отношениях - физически,
психологически, духовно.
И это не легкомыслие. Нас учили неправильно -
вот почему люди ходят по земле с вытянутыми
лицами. Нас учили абсолютно неправильно.
Христиане утверждают, что Иисус никогда не
смеялся.
Почему? А я знаю, что он смеялся, я превосходно
знаю его. Но христиане боятся: смеющийся Иисус -
это выглядит легкомысленно. Как может смеяться
святой? У святого должно быть вытянутое лицо.
Святые всегда ходят с вытянутыми лицами. А на
самом деле, человек с вытянутым лицом вообще не
может быть святым.
Смех - это качество, превосходящее другие. Ни
одно другое животное, за исключением человека, не
может смеяться. Если вы вдруг увидите посреди
дороги смеющегося буйвола... вы сойдете с ума. Вы
станете совершенно другим человеком! Ни одно
животное не может смеяться, за исключением
человека. В этом состоит человеческое
достоинство, что человек может смеяться - в этом
состоит человеческое достоинство, слава.
Смех - это нечто духовное. Он присущ только
высшим формам разума. Чем разумнее вы
становитесь, тем большей становится ваша
способность смеяться. И не только над окружением,
но также и над собой. Вам становится видна
величайшая абсурдность жизни, величайшая
нелепость жизни.
Христиане придали Иисусу очень печальный вид.
Вот почему в живописи и скульптуре лицо Иисуса
выглядит слегка уродливо. В изображениях Христа
нет той радости, которая есть в изображениях
Кришны - его флейты, его танца. В них нет того
смеха, который вы видите в изображениях
Бодхидхармы, в изображениях Лао-Цзы. В них нет
того великолепия, которое вы найдете у таких
гениев, как Чжуан-цзы - гениев абсурда.
Иисус должен был смеяться, потому что он был
очень земным человеком. Он любил хорошо поесть,
он любил добрую компанию, он любил людей. Он
хорошо ел, и он даже был пьяницей. Ну как же,
пьяница, и не смеется? - Это невозможно. И он,
безусловно, рассказывал анекдоты. Уж поверьте
мне! Пьяница, и не рассказывает анекдоты? Должно
быть, евангелисты просто выкинули их. Даже мои
издатели временами чувствуют, что это уж слишком,
это не подлежит печати! Но я ничего не разрешаю им
выбрасывать.
Евангелия были написаны после смерти Иисуса,
триста лет спустя, так что издатели были вольны
делать то, что им вздумается. Я знаю великолепные
шутки, которые выкинули. Иисус был евреем - а у
евреев лучшие в мире шутки.
Барио, не беспокойся насчет легкомыслия. Порой
даже легкомыслие прекрасно. Даже в том, чтобы
быть легкомысленным, порой возникает нечто
величественное - легкость, красота,
благословение. Я принимаю жизнь во всех ее
оттенках, весь спектр радуги: от легкомыслия до
искренности. Специально для тебя расскажу две
истории:
Папа Финкельштейна был ужасно несчастен
оттого, что его сын регулярно делал две вещи,
которые считались у хороших, евреев
неприемлемыми: ел окорок и общался с
не-еврейками. В конце концов, он пожаловался
раввину.
- Равви, - вскричал он, - я не знаю, что делать. Как
только Эзра, мой сын, видит окорок, он туг же
впивается в него зубами, а когда ему встречается
не-еврейка, он обнимает и целует ее.
Пришлось Эзре навестить раввина.
- Что говорит твой отец? - строго спросил раввин.
- Ты впиваешься зубами в окорок и целуешь
христианок? Что с тобой?
- Равви, что я могу поделать? - виновато сказал
Эзра. - Я безумец!
- Ерунда, - ответил раввин. - Если бы кусал
девушек и целовал окорок - тогда ты был бы
сумасшедшим! А пока что все в порядке, ты
совершенно нормален. Просто больше так не делай!
И вторая:
Владельцу одного бара до смерти надоели
бесконечный расспросы клиентов о том, как зовут
проституток и как их найти.
В один прекрасный день он решил, что глупо не
использовать такой источник дохода - он пошел,
привел пару девочек и устроил их в комнатах над
баром. И когда посетитель хотел снять девушку, он
просто посылал его наверх.
Пару дней спустя клиент спустился сверху и с
несчастным видом пожаловался хозяину на дрянную
работу девушек.
Хозяин велел мужчине вместе с ним вернуться
наверх, попросил троих работавших девушек
собраться в спальне, уложил мужчину обратно в
постель, повернулся к девушкам и сказал:
- Ну хорошо, мои милые, я еще раз покажу вам, как
это делается, и будь я проклят, в следующий раз
делайте правильно!
Не волнуйся насчет фривольности - это часть
жизни. А настоящая жизнь вбирает в себя все; в ней
есть все нюансы, все цвета и оттенки. Так что,
Барио, ты можешь смеяться как следует. Не стоит
прятаться. Я хотел бы, чтобы это место было
местом, где смеются, радуются, празднуют. Мне
хочется быть праздником для вас.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
24 декабря 1978 года
Первый вопрос:
Ошо - Будда, Махавира, Мохаммед и Христос были
просветленными. Они пытались научить своих
учеников путям к просветлению. Они хотели
создать бесконечную цепь просветленных людей, но
вместо того, чтобы стать просветленными, почти
все эти люди стремились стать достаточно
хитрыми, чтобы обманывать обычных людей - они
создали крупные фирмы за спиной этих великих
личностей. Может быть, вы объясните причину
этого" Станет ли ваш ашрам главным офисом в
новом бизнесе подобного рода?
Джеймс П. Томас,
Все рожденное умирает. Цветок, который цвел
утром, полный жизни и силы, к вечеру увядает. Это
естественный закон: ничто не может жить вечно.
Все приходит и уходит. Для времени все
существующее - лишь мыльный пузырь. Можете ли вы
осудить утренний цветок только за то, что к
вечеру его лепестки облетят? Вы не можете
сказать, что восход бесполезен, так как там, где
есть восход, вскоре наступит закат.
Когда Будда здесь, цветок жив. Но он не может
цвести бесконечно, время действует иначе. Цветок
исчезнет. А человек хитер, а человек расчетлив.
Несколько хитрых и расчетливых людей соберутся
вокруг него; они сделают из него бизнес - это тоже
естественно. Когда Будды больше нет, все, что он
делал, неумолимо превращается в бизнес. Но из
этого не следует, что Будда должен прекратить то,
что он делает. Даже будучи совершенно уверенным в
том, что все будет испорчено, Будда старается от
всего сердца - он живет своим светом, он делится
своим светом, он живет своей любовью, он делится
своей любовью. И те, кто достаточно восприимчивы,
становятся просветленными. Энергия Будды
вливается в тех, кто достаточно развит, и она
трансформирует их. Их не волнует то, что будет
дальше; этот вопрос вообще не стоит.
Джеймс П. Томас, вы здесь - и вы больше
беспокоитесь о том, что будет дальше, чем о том,
чтобы принять саньясу: Станет ли ваш ашрам
главным офисом в бизнесе подобного рода? Это
неизбежно произойдет. Всегда так было, и всегда
так будет. До того, как это случится, станьте
саньясином. Пока я здесь, дайте мне
трансформировать вас. И почему вас так беспокоит
будущее? В будущем тоже будут Будды. Они будут
всегда.
Поэтому те, кто хотят стать просветленными,
всегда ищут живого Будду. И они всегда вокруг
вас; на земле никогда не бывает в них недостатка.
Иногда Иисус, иногда Махавира, иногда Мохаммед,
иногда Пифагор - они всегда здесь. Тот, кто жаждет,
всегда найдет их.
Но есть миллионы тех, кто не испытывает жажду.
Эти миллионы не-жаждущих желают, чтобы их
принимали за тех, кто жаждет. И именно эти
миллионы не-жаждущих, но все же притворяющихся
религиозными, искателями истины, людей - именно
они становятся жертвами хитрых и
сообразительных людей, священников.
Священники преуспели в использовании людей
потому, что есть люди, которые хотят, чтобы их
использовали. Это идеальная расстановка.
Священнику не удалось бы превратить религию в
бизнес, если бы его окружали настоящие искатели -
они видят насквозь; их не обманешь. Но в
действительности есть миллионы людей, которые не
хотят знать истину и все же не готовы смириться с
тем, что они не желают ее знать. Это ранит. Для
этих людей и нужны пластиковые истины. Этим людям
нужны пластмассовые цветы. А у пластиковых
цветов есть одно качество: они никогда не
осыпаются.
Здесь нужно кое-что понять: ложь более
долговечна, чем правда, потому что ложь легко
приспосабливается к течению времени; она - часть
времени. Подлинное приходит из запредельного;
оно не относится ко времени, это - часть вечного.
Оно не принадлежит времени. Иногда оно входит в
область времени, но остается чужестранцем. Время
не может поглотить его, и его нельзя приспособить
ко времени. Вот почему вы только одно мгновение
видите свет Будды... а потом он исчезает. Лишь в
редкие моменты в мир времени приходят проблески
вечности.
Так умирает настоящий цветок. Но пластиковый
цветок остается. В настоящее время ученые, в
особенности заинтересованные в том, чтобы не загрязнять
природу, заинтересованные экологией, всерьез
обеспокоены пластиком - потому что пластик
вообще не умирает. Земля не принимает его
обратно; он может сохраняться вечно. Вы можете
выбросить пластиковый пакет или что-нибудь еще -
но это останется. Пластик не может растворить ни
земля, ни море. Он настолько ненастоящий, что
продолжает сохраняться.
Ложь сохраняется на протяжении тысячелетий; у
лжи есть свои способы существования, потому что
она адаптирована ко времени, она является частью
времени. Но истина - это нечто чуждое миру
времени. Это нечто вневременное. Это чудо, что она
изредка проявляется в измерениях времени - это
чудо. Будда, Христос - это чудо... этого не
должно быть, это идет вразрез с законом
необходимости; это относится к закону силы,
изящества, и приходит ю запредельного. Этот луч
приходит и уходит.
Миллионы людей хотят притворяться
религиозными. Это люди, которые ходят в церкви,
мечети, храмы и гурудвары. Это люди, которым
нужна религия по дешевке. Им нужна только
формальная религия - воскресная религия. Они не
хотят себя связывать; они играют в игру. И эта
игра еще и приносит доход в их светской жизни:
того, кто ходит в церковь, больше уважают, а
уважаемый человек может обмануть лучше любого
другого. Того, кто ходит в церковь, принимают за
религиозного человека; никому и в голову не
придет, что он может обмануть, так что он может
обманывать с легкостью. Церковь прекрасно приспособлена
к миру; она - часть мира.
Иисуса было невозможно приспособить; иначе,
зачем люди распяли его? Люди никогда не распинают
священников; они всегда распинают Будд. Сократ
опасен, он вызывает беспокойство, он шокирует; а
священник - прекрасно подходит: он утешает, своей
ложью он облегчает вашу жизнь. Его ложь действует
как буфер, принимающий удары. Всеми возможными
способами он поддерживает ту фальшивую,
псевдо-жизнь, которой вы живете. Он поможет вам
полностью позабыть об истине, и он предоставит
вам истину и Бога так дешево, что вам не придется
ничем рисковать.
Если вы христианин, вы ничем не рискуете, если
вы индуист, вы ничем не рискуете. Но следуя за
Христом, вы рисковали. Быть со мной - это риск!
Быть с Шанкарачарьей - не рискованно. За
пребывание со мной приходится дорого платить,
это создаст для вас тысячу и одну проблему. Пока
вы не станете действительно захвачены
истиной, действительно поглощены ею, действительно
жаждущим ее, вы не сможете быть возле меня.
Но миллионам людей нужны пластиковые цветы.
Пластиковые цветы очень удобны; вам не нужно
растить их; вам не нужно беспокоиться о их росте.
Вырастить живые цветы очень проблематично: нужно
думать о почве, готовить землю, вносить навоз,
удобрения, поливать, а потом беречь. И при всем
этом никогда нельзя предсказать, что произойдет.
Пластиковые цветы необыкновенно удобны; вы
покупаете их готовыми. Не нужно ни земли, ни
приготовлений, ни выращивания - ничего подобного.
И они не вянут. Изредка вы можете их хорошенько
помыть, и они снова будут такими же свежими, как
раньше. На них только оседает пыль, и это все; пыль
можно смыть.
Таковы и ваши религии - пластиковые цветы. Но
миллионам людей нужны пластиковые цветы, поэтому
священник может эксплуатировать вас. Всегда
помните один из самых основных законов
экономики: спрос рождает предложение. Поскольку
требуется обман, существуют и обманщики.
И это естественный процесс. Я не говорю - я не
могу сказать, что из моего ашрама в один
прекрасный день не сделают бизнес - это
произойдет. А пока, Томас, если вы заинтересованы
на самом деле, пользуйтесь тем, что я здесь, а об
остальном не беспокойтесь.
Вы наверняка были в окружении Иисуса - там был Фома...
он известен как Фома неверующий. Его имя стало
символом сомнения. Вы, должно быть, были и с
другими Буддами, и вы, должно быть, задавали им
все тот же вопрос! И вы снова спрашиваете о том же
самом.
Что вы беспокоитесь? Есть люди, которые
хотят быть обманутыми, и есть люди, которым
нравится обманывать - так что все в полном
порядке! Что в этом неправильного? Если некому
обманывать вас, то что случится с теми, кто хочет
быть обманутым? Они будут очень несчастны. Они не
смогут прожить свою жизнь так, как бы им хотелось.
Так что все в порядке; они играют в прятки. Если вы
хотите играть в прятки, то вокруг полно всякого
рода бизнеса. И вам следует присоединиться к
какой-нибудь церкви, религии, к какой-нибудь вере.
Каждая истина рано или поздно приобретет
какую-то организацию. И в тот момент, когда она
становится организацией, она умирает.
Есть известная история:
К Дьяволу прибежал ученик и сказал: "Чем вы
здесь занимаетесь? Один человек - посмотрите на
Землю, он сидит под деревом - стал просветленным!
Он нашел истину. Чем вы тут занимаетесь, ведь все
наше дело поставлено на карту! Мы должны сделать
что-нибудь!"
Если кто-то находит истину, то конечно, само
существование Дьявола находится под вопросом -
ведь оно основано на обмане. Но этот ученик,
должно быть, был новичком, совсем начинающим.
Старый Дьявол рассмеялся и сказал: "Не
беспокойся. Пускай он найдет ее - мы все
организуем; и стоит только организовать истину,
как она умирает".
И все истины становятся организованными.
Нет никакого способа уберечь их от этого, нет
никакого способа сохранить их; это невозможно.
Любая истина становится организованной. Любая
истина становится религией.
Так что для того, кто хочет познать, есть
единственный путь: пока Будда здесь, пейте от
него столько, сколько сможете вместить, и
полностью забудьте о том, что произойдет позже.
Это - единственный разумный путь.
Второй вопрос:
В вашей саньясе есть много такого, чего я не
понимаю. Я хочу стать саньясином, но перед тем,
как совершить прыжок, мне хотелось бы все понять.
Это означает, что вы не хотите совершить
прыжок. Если вы все поймете до того, как прыгнуть,
это будет вовсе не прыжок, а решение. Это -
убеждение вашего ума. Вы пришли к нему в
результате логического процесса. Прыжок же
означает нечто алогичное. Прыжок означает: Credo
quia absurdum - верю, потому что это абсурдно. Прыжок
означает: я погружаюсь в любовь -а не в логику.
Логический процесс - это действие вашего эго: вы
решаете, а потом, естественно, выполняете свое
решение. Эго не прыжок. Прыжок направлен в
темноту; прыжок направлен в неведомое; бросить
все знакомое и отправиться в неведомое - вот в чем
смысл прыжка. И чем прыжок дальше, тем лучше -
потому что в самом прыжке вы возрождаетесь, в
самом прыжке старое исчезает и приходит новое.
Прыжок должен стать распятием, чтобы после него
стало возможным воскресение.
Логическое заключение - это нечто непрерывное;
в нем не бывает пропусков. Одно положение ведет к
следующему; они составляют цепь. Силлогизм - это
цепь. Если вы хотите сначала все понять о саньясе,
а потом прыгать, то это будет совсем не прыжок. И
вы не сможете выйти за пределы своего ума. Это
будет решением вашего ума, это будет действием
вашего ума, и делая это, он станет еще сильнее.
Прыжок предполагает, что вы устали от своего
ума, вы безмерно устали. Вы поняли всю глупость
его игр. Вы хотите сбросить его. Любовь - это не
решение: это - отбрасывание ума. Вот почему люди
называют это "пасть в любовь" (англ. fall in love)
-почему "пасть"? Ум думает об этом, как о
падении; ум относится к любви осуждающе. Если вы
спросите сердце, оно скажет "подняться в
любви", а не "пасть в любовь". В любовь
поднимаются, а не падают. Но ум, голова осуждают
ее, называя падением - вы теряете свою логичную
ясность; с точки зрения вашего логического
искусства, мастерства, вы пали. Вы стали
эмоциональны, сентиментальны. Вы пали ниже.
Логика определенно осуждает всякую любовь. А
саньяса должна быть любовной связью. Это -
влюбленность в мастера. Это - любовные отношения.
А во-вторых, саньяса - это не философия, которую
вы можете понять. Это не теология, которую можно
сделать для вас доступной интеллектуально. Это
опыт! А чтобы понять опыт, вы должны испытать его.
Вы не можете поставить себе условие: "Сначала я
разберусь, а потом попробую". Это так же нелепо,
как сказать: "Я попробую эту конфету только
тогда, когда я пойму ее вкус. Я съем ее только
тогда, когда пойму ее вкус". Как вы собираетесь
понять вкус конфеты? Если таково ваше условие:
"Сначала я узнаю ее вкус, и только потом
съем", то вы вообще никогда не съедите ее -
поскольку единственный способ попробовать ее -
это попробовал.".
Саньяса - это опыт, вкус. Вы должны участвовать.
Вы не можете наблюдать со стороны. Саньяса - это
не что-то объективное: это нечто глубоко
субъективное. Это - чистая субъективность.
Она не похожа на науку. Ученый берет розовый
куст - он понимает, старается понять, анализирует,
проводит эксперименты над розой. Он анатомирует
ее; он обнаружит множество вещей, но он не найдет
саму розу и ее красоту. Он обнаружит другие
элементы. Он скажет, сколько в ней земли, сколько
в ней воды, сколько в ней воздуха и сколько в ней
солнца - он вычислит все это. Только роза
исчезнет.
Он не найдет в розе только одно, самое-самое
главное, что действительно является самой
главной ее частью: он не найдет в ней никакой
красоты. Ни один ученый еще не нашел в розе
никакой красоты. Если вы спросите о красоте, он
улыбнется - понимающе улыбнется - вы говорите
бессмыслицу. Такого компонента - красоты - вообще
нет. Однако вы знаете, что красота есть, хотя ее и
невозможно вычленить в лаборатории. Но тогда
откуда вам известно о красоте?
Вы узнали ее, не анатомируя розу, не из чтения о
розе, но разделяя жизнь розы, становясь единым
целым с розой, в те моменты, когда вы были с розой
одним целым. Когда наблюдатель исчезает в
наблюдаемом, когда наблюдатель становится
наблюдаемым, а наблюдаемое - наблюдателем, то на
мгновение возникает глубокая близость, общность.
Когда поэт находится не возле розы, но идет
внутрь ее; когда роза перестает быть объектом и
проникает в самую душу поэта, в этой встрече
возникает понимание.
Это понимание не похоже на научное знание - это
поэтическое переживание. Саньяса - это
поэтическое переживание, а не научное знание. Так
что, если вы ставите себе такое условие, вы
никогда не сможете стать саньясином, вы никогда
не сможете узнать то поэтическое переживание,
которое возможно здесь. Вы упустите эту
возможность. Вы хотите невозможного; это желание
невозможно удовлетворить.
Это произошло в Манхеттене, в ресторане Элайна
на Второй авеню, ненастным субботним вечером. С
улицы вошел прохожий и важно заявил, что он может
даже с завязанными глазами определить любое
вино. Вызов тут же был принят. Ему закрыли глаза
темной повязкой и стали предлагать одно вино за
другим.
Он говорил: "Лафит-Ротшильд 1958 года", или:
"Бернкастелер Бадштубе 1951 года", - и все
время оказывался прав. Наконец, кто-то дал ему
стакан, жидкость в котором он не мог определить.
Он сделал глоточек, потом еще один... внезапно он
плюнул и сорвал в глаз повязку.
- Идите вы к черту! Это моча! Натуральная свежая
моча!
- Да, - произнес чей-то тихий голос сзади, - но чья?
Так что не предъявляйте таких невыполнимых
требований.
Саньясу нужно пережить, а не понимать
интеллектуально. Ваше требование невыполнимо. Но
это условие выглядит вполне логичным - по крайней
мере, на первый взгляд. Вы когда-нибудь ставили
такое условие: что до того, как полюбить кого-то,
вы должны понять, что такое любовь, что до тех пор,
пока вы не поймете о любви все, вы не полюбите? Но
тогда как вы собираетесь понять любовь? С помощью
Британской энциклопедии? Путем чтения научных
журналов и статей о любви? Слушая знаменитых
любовников и их стихи? Вы можете собрать
множество сведений о любви, но о любви - это не
любовь. Знать о любви - это одно, а знать любовь -
совершенно другое, абсолютно другое. В
действительности, человек, который слишком много
знает о любви, может вообще упустить любовь, его
знания могут обмануть его. Он будет думать: "Я
уже узнал". Он подумает, что уже знает, так что
вопрос о поиске другого способа знания не стоит.
Есть два способа узнать что-либо. Один -
оставаясь внешним наблюдателем, отстраненным,
отдаленным, холодным - научный путь. Другой
способ - мистический: когда вас охватывает
страсть, вы не остаетесь холодным и посторонним;
вы отдаетесь, а не стоите на страже; вы совершаете
прыжок, квантовый скачок. Для этого нужно
мужество, смелость.
И величайшее в мире мужество - это бросить
известное ради неведомого. Только отважная душа
в состоянии совершить это. Саньяса не для всех и
не может быть таковой. Стадное мышление здесь
неприемлемо. Саньяса - лишь для немногих: для тех
немногих львов, что могут с рычанием
перепрыгнуть от известного к неведомому.
И вы миллионами способов можете объяснять свою
трусость. Вот одно из самых замечательных
объяснений вашей трусости: "Как я могу прыгать?
Ведь пока я не понимаю, прыгать нелогично - а надо
поступать логично". Если вы будете логичны, вся
ваша жизнь будет поверхностной. Логика не даст
вам глубины. Глубина приходит только с любовью, а
любовь - это безумие.
Одна саньясинка, Аль Маста... Аль Маста означает
сумасшедшая, безумно влюбленная. Всего несколько
дней, как она приняла саньясу. Вчера она сказала,
что она испытывает такое блаженство, такой
экстаз все эти дни после того, как приняла
саньясу; она поднимается все выше и выше, все
быстрее и быстрее. А сейчас приехал ее друг, и он
говорит: "Все это бизнес!" Она спросила меня:
"Что мне делать? Сказать ему, что мы расстаемся?
Или мне следует быть терпеливой?"
Аль Маста, будь терпелива - любовь знает, как
быть терпеливой. Дай ему ощутить твою энергию. Он
может приблизиться ко мне, но он любит тебя - дай
ему ощутить твою энергию. А твоя энергия сейчас -
это моя энергия, не беспокойся. Танцуй, пой, переливай
свою энергию в его существование. Дай ему
почувствовать, что с тобой произошло нечто
чрезвычайно значительное. Не пытайся его
убедить, потому что здесь нет ничего такого, о чем
можно поспорить.
Саньясу не принимают из убеждения. Это
превращение! Поэтому не начинайте спорить. Если
вы начнете спорить, вполне возможно, что ему
удастся разрушить твою радость. Все споры для
радости опасны. И если ему удастся разрушить твою
радость, ты мало-помалу начнешь чувствовать, что
он, возможно, прав. Ему легко будет зародить в
тебе сомнение.
Если ты начнешь спорить, ты проиграешь. Не
спорь. Есть гораздо более эффективный способ
обратить его: танцуй. Когда он спорит, начинай
танцевать. Обнимай его, люби его, осыпай его
поцелуями - когда он спорит - своди его с ума!
Пусть он почувствует, что ты стала совершенно
другим человеком.
Я дал тебе имя "Аль Маста" - веди себя, как
сумасшедшая возлюбленная. И не обращай внимания
на его аргументы. И если он не слишком
сосредоточен на своих аргументах, он обратит
внимание на перемену, которая произошла в тебе и
продолжает происходить каждый день. Он что-то
заподозрит в том, что видит - и это породит в нем
сомнение.
И это сомнение будет в корне отличаться от того,
которое может создать в тебе он. То, что может
создать в тебе он - это лишь интеллектуальное
сомнение, нечто совершенно безжизненное. А если
тебе удастся создать в нем экзистенциальное