Паласио Висенте Рива. Пираты Мексиканского залива

   – Далеко ли твой дом, девочка? – спросил молодой человек.
   – Не очень, сеньор, – отвечала я.
   Юноша задумался. Гроза прошла, и из-за туч выглянула луна. Я могла рассмотреть богатый наряд юноши и переброшенный через плечо черный плащ.
   – Попробуй-ка встать, – сказал он отцу.
   – Как сеньор? – ответил отец. – У меня нога сломана.
   – А можешь ты хоть немного продержаться на здоровой ноге?
   – Постараюсь, сеньор кабальеро.
   – Обопрись об меня, – сказал юноша, поддерживая отца.
   Отец встал, не касаясь земли сломанной ногой.
   – Постой так минутку, – продолжал юноша и, сняв с себя плащ и шляпу, дав их мне со словами: – Подержи-ка, только старайся не измочить.
   Я взяла шляпу и плащ, не понимая, что же он собирается делать, а он встал спиной к отцу и слегка нагнулся.
   – Берись-ка руками за мою шею, – скомандовал он и, подхватив отца под колени, взвалил его, как куль, к себе на спину. – Пошли, девочка, веди меня!
   Я молча повиновалась, испуганная всем происшедшим. Так, не говоря ни слова, мы дошли до дома. Увидев отца, мать залилась слезами. Юноша помог нам уложить его в постель, и тут я заметила, что вся его богатая одежда забрызгана грязью.
   – Сеньор! – воскликнула мать. – Как нам благодарить вас! Мы бедны, но сердца наши принадлежат вам. Один бог может вознаградить вас.
   – Не будем говорить об этом, – ответил юноша, – сейчас я тороплюсь, но завтра днем я зайду проведать больного. Позовите утром врача, у вашего мужа сильный жар. Если я вам понадоблюсь, пошлите за мной на улицу Икстапалапа; меня зовут Энрике Руис де Мендилуэта.
   – Дон Энрике! – воскликнул Москит, слушавший историю Паулиты, затаив дыхание.
   – Он самый.
   – Проклятие! Я не знал, что он так добр к беднякам.
   – Это еще не все, – продолжала девушка. – Когда дон Энрике ушел, на циновке, заменявшей отцу постель, мы нашли несколько золотых монет. На следующий день он снова был у нас и приходил каждый день, пока отец не поправился. С этого времени дон Энрике взял нас под защиту, и мы ни в чем не нуждались. Но было уже поздно: моя мать и сестра вскоре умерли. Мы с отцом при помощи нашего покровителя переехали в этот дом.
   Два года назад мне минуло шестнадцать лет, дон Энрике был на десять лет старше. Он по-прежнему помогал нам и нередко нас навещал. Всякий раз, когда он приходил, я чувствовала, как охватывает меня какая-то невыразимая радость, я тосковала, когда его не было, я часто видела его во сне. Наконец я поняла, что люблю его, хотя он никогда не говорил мне ни слова о любви. Должно быть, по неопытности я не могла скрыть свою страсть, и однажды он отозвал меня в сторону и сказал:
   – Послушай, Паулита, ты должна сказать мне правду.
   – Хорошо, сеньор, – ответила я, заливаясь краской.
   – Только не обманывай меня ни в чем.
   – Нет, нет, сеньор.
   – Паулита, ты любишь меня?
   Меньше всего я ожидала такого вопроса и чуть не лишилась чувств от смущения.
   – Говори же, Паулита.
   – Да, сеньор, очень люблю.
   – Паулита, – нежно сказал он, – выслушай меня. Я виноват в том, что вел себя неосторожно. Я должен был знать, к чему могут привести мои посещения, но теперь еще не поздно исправить зло. Ты хорошенькая, ты очень мне нравишься, и мне совсем нетрудно в тебя влюбиться. Но я могу только погубить тебя, потому что, ты сама понимаешь, жениться на тебе я не могу. Расстанемся. С другой женщиной я, может быть, и не был бы так совестлив, но ты – другое дело. Я тебя не оставлю, однако ты больше никогда меня не увидишь. Так будет лучше и для тебя, и для меня, и для твоего бедного слепого отца, который не должен платить своей честью за мою скромную помощь.
   Что я могла ответить? Дон Энрике ушел, а я проплакала немало дней и ночей. Когда я рассказала об этом разговоре отцу, он осыпал его благословениями и попытался меня утешить. Через год отец умер, а я открыла эту таверну, чтобы жить своим трудом, и благодарение богу, живу безбедно и счастливо, а главное, до сих пор не поддалась на уговоры ни одного из своих ухаживателей. Со всеми вами я обхожусь хорошо и ласково, но не больше того, Лукас, не больше того.
   – И с тех пор ты ни разу не видела дона Энрике?
   – Ни разу! Он узнал о смерти моего отца и передал мне деньги и добрые советы…
   – Вот это человек!
   – Права я, что люблю и уважаю его, как отца?
   – Еще бы, черт возьми! А я теперь люблю тебя еще больше и его тоже.
   – Ты спасешь его?
   – Клянусь! Меня раньше убьют, чем…
   В это время в таверну вошли приятели Москита.

XVI. К ЧЕМУ ПРИВЕЛА ИСТОРИЯ ПАУЛИТЫ

   – Уже пора? – спросил Москит.
   – Да.
   – Тогда пошли!
   – Пошли, – отозвались все трое.
   Москит поднялся, взял шляпу и сказал товарищам:
   – Подождите меня на улице.
   Они вышли.
   – Паулита, – проговорил Москит, нежно взяв ее за руку, – я сделаю для этого человека то, что сделал бы для родного брата.
   – Что же? – с волнением спросила девушка.
   – Я спасу ему жизнь и дам ему свободу. Дона Энрике везут под конвоем, а нам дано поручение убить его. Ему грозят две опасности, и от обеих я его спасу.
   – Лукас, ты настоящий мужчина!
   – Мы не убьем, его, Паулита, мы вырвем его из рук королевских солдат. То, что этот юноша сделал для тебя и твоего отца, дает ему право на уважение всех, кто только хлебнул горя и знал нищету.
   – О, как я буду любить тебя!
   – Теперь слушай, Паулита: если удастся спасти дона Энрике, я приведу его сюда.
   – Сюда? – побледнев, воскликнула Паулита.
   – Ты, может быть, боишься правосудия?
   – Нет, но… снова увидеть его в моем доме… это такое счастье. Ты не будешь ревновать?
   – Паулита, я – дурной человек. Я грабил, я убивал, черт побери! Но я знаю, что такое любовь и что такое благодарность. Какого дьявола! Я приведу его сюда, и если вы снова полюбите друг друга, да благословит вас бог, как вы благословите меня. Чего уж там, надо хоть один раз совершить доброе дело за все то зло, что я причинил людям, авось бог мне зачтет это. До свидания.
   И, закрыв лицо плащом, чтобы никто не увидел, как он взволнован, Москит выбежал из таверны.
   Паулита осталась одна. И тут, подняв глаза к небу и прижав руки к груди, она воскликнула голосом, идущим из самого сердца:
   – Благодарение богу… Я все еще его люблю!..
   Москит с товарищами прошли по безлюдным улицам к мосту Аудиенсии, не произнеся за всю дорогу ни единого слова. Неподалеку от моста Москит оставил свою троицу дожидаться и пошел вперед один. На мосту стоял какой-то человек. То был дон Хусто.
   – Москит, – окликнул он Лукаса.
   – Я, сеньор.
   – Ты готов?
   – Да, сеньор.
   – А твои товарищи?
   – Ждут здесь рядом.
   – Пошли за лошадьми. Зови их.
   Москит свистнул условным образом, и его люди подошли.
   – Все вы вооружены? – спросил дон Хусто.
   – Не беспокойтесь, – ответил Москит.
   – Пошли.
   И дон Хусто зашагал вперед, ведя за собой четверых висельников.
   Свернув на улицу Такуба, они прошли, не останавливаясь, до самого конца города, пока не уперлись в ограду заброшенной фермы. За оградой росли деревья, смутно выделяясь на мрачном небосводе. Кругом – никаких признаков жизни. Ни луча света, ни собачьего лая, ни крика петуха, ни человеческого голоса – ничего.
   Дон Хусто отыскал на земле камень и три раза сильно ударил в ворота. Прошло много времени, никто не открывал. Он снова постучал, но только на третий раз где-то в глубине послышался женский голос:
   – Иду, иду!
   – Слава богу, – сказал дон Хусто, когда женщина открыла створку ворот. – Я уж думал, что все вы здесь вымерли или оглохли.
   – Нет, сеньор. Муж пошел за лошадьми, он сказал, уже пора. Проходите, сеньоры.
   Все вошли, и женщина снова заперла ворота.
   – Сюда, – сказала она и повела их за собой, освещая путь сальной свечкой, которую держала в руке.
   Они попали сначала в патио, со всех сторон окруженный низкими, грубо сложенными кирпичными арками. Во дворе кучами лежала земля, кое-где поросшая овсом. Мрачные закопченные стены, покосившаяся крыша, покрытые мхом карнизы.
   Женщина повела их в узкий, темный проход между двумя изгородями. Порыв ветра с зловещим стоном задул свечу.
   – Веселое местечко, – с досадой сказал дон Хусто.
   – Следуйте за мной, сеньоры, – откликнулась женщина, – вам нечего бояться.
   Дон Хусто и его люди, спотыкаясь на каждом шагу, потянулись за женщиной и вышли наконец в большой загон. Там в неверном свете звезд двигались какие-то темные тени.
   – Мануэль, Мануэль, – крикнула женщина.
   – Чего тебе? – отозвался вдалеке чей-то голос.
   – Пришли сеньоры.
   – Иду.
   Вскоре перед ними появился высокий человек в белых штанах и рубахе, без куртки и шляпы.
   – Добрый вечер, Мануэль.
   – Добрый вечер, сеньор.
   – Лошади готовы?
   – Да, сеньор.
   – Веди их сюда.
   Человек скрылся и вскоре появился вновь, ведя в поводу двух лошадей.
   – Эта, – сказал он, указывая на одну из них, – для сеньора начальника.
   Москит, не дожидаясь приглашения, легко вскочил в седло.
   – Хороша! – воскликнул он, погарцевав на месте. – Хороша. Эта мне годится.
   – Мне тоже, – сказал его товарищ, сев на своего коня.
   Остальным лошади тоже пришлись по вкусу.
   – Тогда в путь и да поможет вам бог, – произнес дон Хусто. – Ты знаешь, что надо делать, Москит: карета!
   – Да, сеньор. А как нам выбраться отсюда?
   – Сейчас покажу, – сказал Мануэль и подвел одну из лошадей к воротам, выходившим в поле. – По этой дороге попадете прямо в Чапультепек, а там уж сами знаете, куда вам ехать.
   – Прощай, – сказал Москит и пришпорил коня.
   – Прощай, – ответил Мануэль и, пропустив товарищей Лукаса, запер ворота.
 
   По дороге в Икстапалапа тяжело катилась карета, увозившая дона Энрике. Офицер не спал, а дон Энрике, снедаемый лихорадкой, дремал, привалившись в угол экипажа. Солдаты тоже подремывали, качаясь в седле.
   Отряд поравнялся с купой деревьев. Неожиданно из рощи вынырнули четыре вооруженных человека и напали на конвой. Застигнутые врасплох солдаты пустились наутек, трое из нападавших помчались за ними. Возницы, бросив мулов, разбежались в разные стороны. Москит очутился у кареты в тот самый момент, когда из нее со шпагой в руке выскочил офицер.
   – Вы дон Энрике? – спросил Москит.
   – Я офицер его величества, – ответил тот.
   Москит бросился вперед и, прежде чем офицер успел приготовиться к защите, саблей рассек ему череп.
   В это время, разогнав солдат, вернулись остальные.
   – Добейте его, – приказал Москит, указав на офицера, и поднялся в карету.
   – Дон Энрике, дон Энрике! – позвал он.
   – Что вам нужно? – слабым голосом откликнулся больной.
   – Выходите скорее! Вы свободны.
   Зов свободы способен оживить даже мертвого. Дон Энрике сделал усилие и прыгнул из кареты. Товарищи Москита окружили его.
   – Садитесь на этого коня, – сказал Лукас, помогая дону Энрике сесть на лошадь, которую его люди отбили у конвоя.
   Дон Энрике повиновался.
   – Теперь за мной!
   И все помчались галопом, оставив на месте происшествия лишь мертвое тело и пустую карету.
 
   С тех пор дон Энрике Руис де Мендилуэта исчез бесследно. Вице-король и дон Хусто считали его мертвым. Старый граф де Торре-Леаль оплакивал своего первенца, но, не теряя надежды на его возвращение, не хотел объявлять сына доньи Гуадалупе наследником графского титула.
   В то же время была пышно отпразднована свадьба дона Диего с доньей Мариной, и оба они покинули Мехико.
   Для того чтобы описать все эти события, нам пришлось вернуться на несколько лет назад. Теперь же, после необходимого отступления, возобновим нить нашего повествования.

Часть третья. АНТОНИО ЖЕЛЕЗНАЯ РУКА

I. ХУАН ДАРЬЕН

   Помощь, которую испанская армада направила в Пуэрто-Принсипе, пришла слишком поздно; пираты уже успели покинуть город, захватив с собой все, что было возможно; однако прежде чем поднять паруса, Морган отпустил пленников-испанцев на волю.
   Такое великодушие произвело весьма благоприятное впечатление на адмирала флотилии, и когда перед ним предстал Антонио Железная Рука, он принял его милостиво.
   По свидетельству моряков «Санта-Мария де ла Виктория», Антонио состоял на службе его величества на острове Эспаньола и, возможно, бежал оттуда, как это сделали другие. Адмирал удовлетворился таким объяснением и велел освободить Антонио.
   Морган со своими приспешниками взял курс на Ямайку, где предстояло разделить добычу, и Антонио понимал, что ему надо попасть туда же и соединиться с ними. Но как это сделать?
   Ни один корабль не решался выйти в море, – так велик был страх перед пиратами в этих водах.
   Антонио не знал, как быть; правда, его отпустили на все четыре стороны, но люди смотрели на него недоверчиво, с опаской, чуть ли не пальцем на него указывали. Такое положение становилось нестерпимым.
   Юноша задумчиво брел по одной из малолюдных улиц на окраине города, как вдруг кто-то тронул его за плечо. Он обернулся и увидел перед собой толстяка в сером суконном камзоле, в широкополой шляпе, без оружия, всем своим видом напоминавшего богатого, почтенного и мирного торговца.
   – Прошу прощения, – сказал незнакомец, – я желал бы поговорить с вами.
   – К вашим услугам, – ответил Антонио, решив в душе, что его собираются арестовать.
   – Еще сегодня поутру вы были пленником, и, как я полагаю, у вас в нашем городе нет ни друзей, ни знакомых, и вам негде было перекусить.
   – Вы угадали.
   – Так окажите мне честь отобедать со мной.
   – Но, кабальеро, вы меня совершенно не знаете.
   – Неважно. Желая помочь своему ближнему, христианин не спрашивает, как его зовут.
   – Это и впрямь так.
   – Прекрасно. Но есть и другая причина: по вашему виду мне сдается, что вы индианец.
   – Я родом из Мехико.
   – Ну вот видите. А я родом из Кампече, потому-то у меня и явилось желание разделить с вами мою трапезу, которую, если говорить откровенно, нельзя назвать скудной.
   Антонио Железная Рука с удивлением поглядывал на незнакомца, посланного ему самим провидением.
   – Так пойдемте же, я живу недалеко, – сказал толстяк и, дружелюбно взяв Антонио под руку, повел его к себе в дом.
   В комнате, куда они вошли, стоял стол, накрытый на двоих.
   – Садитесь, – сказал незнакомец, снимая шляпу, – садитесь и пообедаем, вам необходимо подкрепиться.
   Антонио без слов повиновался; открытое лицо и добродушный вид его нового друга внушали ему доверие.
   За столом прислуживали двое слуг; хозяин говорил с ними на непонятном для Антонио языке. Угощение было поистине царским: вина, фрукты, овощи, изысканные мясные и рыбные кушанья – все подавалось на дорогих серебряных блюдах.
   Бросалось в глаза отсутствие женщин в доме, однако Антонио поостерегся сделать какое-либо замечание по этому поводу.
   Между тем радушный хозяин становился все оживленнее.
   – Надеюсь, – сказал он, – я успел внушить вам доверие и вы поняли, что человек моего склада не способен причинить кому-либо зло, не так ли?
   – Пожалуй, – ответил Антонио.
   – Сознайтесь, вы принадлежите к людям Моргана, вы один из его доверенных и приближенных лиц.
   – Сеньор, – с улыбкой ответил Антонио Железная Рука, – ваше странное предположение может стоить мне жизни.
   – Смею вас заверить, я далек от мира судейских или военных. Откройтесь мне, вы в этом не раскаетесь.
   – Что ж, вы и в самом деле внушаете мне доверие, и в доказательство моих слов признаюсь: вы правы, я связан с Морганом, но вот беда – не знаю, как мне отсюда выбраться, чтобы присоединиться к нему.
   – Кабальеро, – сказал, меняя тон, незнакомец, – доверие за доверие, выслушайте меня.
   При этих словах в лице и во всем облике толстяка произошла такая мгновенная и разительная перемена, что Антонио глазам своим не верил: перед ним сидел уже не добродушный, мирный торговец, а человек, исполненный неукротимой воли, с надменной осанкой и пламенным взором.
   – Я тоже пират, – начал он, – меня зовут Хуан Дарьен, я получил это имя за мои первые приключения в Дарьенском заливе. Родом я из Кампече; сюда, на этот остров, я прибыл в поисках Моргана, чтобы предложить ему славное и верное дело на материке. Но я опоздал – Морган уже успел уйти. Мой корабль стоит в надежном укрытии в небольшой бухте поблизости. Один из моих бывших матросов, случайно оказавшийся здесь, рассказал мне, кто вы и как сюда попали. Он сам видел, что вы высадились вместе с людьми Моргана: вот вам и объяснение моей догадливости. Считаю, что нам нужно убираться отсюда, и поживее.
   Антонио слушал с напряженным вниманием.
   – Пуститься в путь надо сегодня же ночью, – продолжал Хуан Дарьен. – По счастью, погода нам благоприятствует, ни один испанский корабль еще долго не отважится выйти в море, и мы не замедлим встретиться с Морганом. По рукам?
   – По рукам.
   – Покинуть город следует под вечер, не дожидаясь ночи, чтобы не навлечь на себя подозрений.
   – Хорошо ли вам знакома местность?
   – Как родной дом.
   – Отлично.
   – А как вы полагаете, согласится ли Морган взять курс на материк?
   – Отчего же, если дело сулит выгоды…
   – Да еще какие! Мы захватим Портобело, Гибралтар, Маракайбо и десятки других городов и селений. В наши руки попадут корабли с богатым грузом какао, и вскоре мы так разбогатеем, что нам позавидует сам король.
   – В таком случае полагаю, что Морган согласится.
   – Вы мне поможете убедить его?
   – Попытаюсь сделать все, что в моих силах.
   – Отлично; займемся же приготовлениями к путешествию.
   Хуан Дарьен позвал слуг, что-то сказал им на непонятном языке, потом снова обратился к Антонио:
   – Берите вашу шляпу – и в путь! Не будем терять времени.
   Антонио надел шляпу; вновь напустив на себя благодушие мирного торговца, Хуан Дарьен вышел из дому вместе с гостем.
   Друзья покинули город безо всяких помех. Очутившись на дороге, пират из Кампече снова преобразился – его движения приобрели прежнюю энергию и живость.
   – Далеко ли до бухты, где стоит ваше судно? – спросил Антонио.
   – По меньшей мере восемь часов, если идти обычным путем, – ответил Хуан Дарьен, – но я вас проведу туда за два часа: мы пойдем напрямик.
   В самом деле, Хуан Дарьен так уверенно шел через холмы, овраги и долины, словно шагал по ровной проезжей дороге. Через два часа с небольшим до слуха путников донесся рокот морского прибоя, и вскоре они достигли побережья.
   Погода стояла тихая, дул слабый береговой ветер, невдалеке покачивалось на волнах легкое, изящное судно.
   – Ну вот мы и пришли, – сказал Хуан Дарьен.
   – А ваши слуги? – спросил Антонио.
   – За ними дело не станет, но нам лучше всего дожидаться их на борту.
   Собрав охапку сухой травы, Хуан Дарьен достал из кармана кремень, огниво, фитиль и серную палочку, высек огонь и сунул горящую серную палочку под собранную охапку. На миг взвилось и быстро погасло яркое пламя.
   – Сейчас с корабля спустят шлюпку, – сказал пират.
   Действительно, в тишине ночи послышались мерные удары весел, и вскоре показалась лодка.
   – Это за нами, – сказал Хуан Дарьен.
   Лодка пристала к берегу.
   – Пошли! – воскликнул пират и одним прыжком очутился в лодке.
   Антонио последовал за ним; затянув однообразную и унылую песню, гребцы налегли на весла.
   Не успели они подойти к судну, как на берегу снова вспыхнул огонь.
   – Ну вот, я же вам говорил, что мои слуги не заставят себя долго ждать, – сказал Хуан, поднимаясь по трапу; следом за ним на борт взошел Антонио Железная Рука, а лодка повернула к берегу.
   Час спустя ветер, надувая паруса быстроходного судна, гнал его по направлению к Ямайке.
   Антонио Железная Рука мог спокойно уснуть.

II. ДЖОН МОРГАН И ХУАН ДАРЬЕН

   Подгоняемая попутным ветром «Венера» – так называлось судно Хуана Дарьена – легко скользила по океану навстречу флотилии Моргана.
   Перед рассветом Антонио поднялся и пошел разыскивать капитана, который спокойно курил на палубе.
   – Как вы думаете, – спросил его Хуан, – удастся нам застать на Ямайке Моргана и его людей?
   – Не думаю, – ответил Антонио. – Я слышал, Морган хотел заняться дележом добычи; впрочем, если он надумал сперва расплатиться с англичанами, тогда, конечно, вся флотилия сейчас на Ямайке.
   – В противном случае мы найдем ее у Невиса или на одном из мелких островов Моранте.
   – Пожалуй. Вам знаком этот путь?
   – Воды Эль-Фрери между Эспаньолой, Кубой и Ямайкой я знаю как свои пять пальцев. Так что лучше всего идти на Невис, ведь архипелаг Морант состоит из четырех крохотных островков, они поднимаются от силы на семь футов над уровнем моря; на трех из них встречаются рощи, но стоянка там опасна: надо остерегаться Пласер-Бланко-и-Арресифе, это примерно в двух милях от архипелага; кроме песчаных отмелей длиною в три с половиной – четыре морских сажени, там еще немало коралловых рифов, и, прежде чем отдать якорь, надо основательно выверить дно лотом.
   – Вам, как видно, отлично знакомы эти воды?
   – Еще бы! Я здесь плавал на королевских галерах.
   – Добровольно?
   – Как же, со скрежетом зубовным и со слезами на глазах.
   – Итак, надо полагать, что Морган выбрал для стоянки Невис.
   – Вероятнее всего. Там удобные берега и отличное песчаное дно. Можно без опасений подойти и стать в четверти мили от острова, разве что при свежем ветре помешает высокий прилив.
   – Ну, так мы туда и направимся.
   – Я вас доведу туда с закрытыми глазами.
   Дул по-прежнему попутный ветер, и «Венера», казалось, летела по волнам.
 
   Пиратские суда подошли к небольшому острову Невис, чтобы там без помех разделить добычу, захваченную в последнем набеге.
   Этим людям была присуща своеобразная честность. Никто из них не был способен утаить ни гроша; все шло в общий котел, а затем делилось по уговору.
   Однако дело оказалось не слишком выгодным; этот первый набег дал всего-навсего двадцать пять тысяч песо, – ничтожная добыча для жадных до денег людей, ожидавших с первых же шагов получить горы золота. Нечем было даже расплатиться с англичанами на Ямайке.
   И наконец, случилось еще нечто непредвиденное: от Моргана самым решительным образом откололись французы; они не поддавались ни на какие уговоры и посулы. Уход французов сильно поколебал твердость англичан, и Морган был вне себя.
   Количество его соратников и кораблей уменьшилось почти вдвое, да и воинственный пыл людей заметно угас.
   В раздумье Морган опустился на скалу; он потратил немало сил ради заманчивого будущего, но ничего не достиг; никто из его приспешников не понимал его. В памяти невольно встал образ юного Антонио.
   Где он, что с ним? Уж не погиб ли смельчак от руки испанских солдат? Размышления Моргана прервал гонец с известием, что на горизонте показалось судно. Морган одним прыжком вскочил на ноги.
   Судно быстро приближалось.
   – Это наши друзья, – воскликнул Морган. – Ведь ни один испанский корабль не отважится выйти в море, зная, что неподалеку плавает Джон Морган. Разве что целая флотилия… Дайте судну подойти к острову, сердцем чую, что оно несет нам добрые вести.
   Наконец парусник приблизился к берегу; он подошел так уверенно и непринужденно, что у Моргана не осталось никаких сомнений, – прибывшие мореходы были друзьями.
   Парусник спустил на воду шлюпку, и вскоре на берегу показались двое мужчин. Обрадованный Джон Морган поспешил к ним навстречу, узнав в одном из них своего друга Антонио Железную Руку.
   Антонио познакомил Моргана с Хуаном Дарьеном и рассказал обо всем, что ему довелось пережить.
   – Ваше имя, – сказал Морган, обращаясь к Хуану Дарьену, – мне хорошо знакомо. Кто не слыхал об отважном капитане, который держит в страхе все испанские гарнизоны на Большой Земле?
   – К сожалению, – ответил Хуан Дарьен, – в настоящее время у меня не хватает людей, чтобы взяться за одно надежное дело. Вот почему я решил отыскать вас: вы располагаете и людьми и кораблями. Стоит ли прозябать в этих водах? Ничтожные остатки богатств, сохранившиеся на Антильских островах, – слишком скудная добыча для таких мужественных людей, как вы. Идем на материк; правда, побережье там значительно обезлюдело, но, двинувшись вглубь, мы найдем города, которые падут под натиском наших смельчаков. Мне хорошо знакомы эти места; я буду служить вам проводником и до конца останусь под вашим началом. На материке у меня немало друзей, я знаю, они охотно покинут свои очаги и возьмутся за оружие, чтобы помочь нам. Все нам благоприятствует. Итак, скорее в путь!
   – Хуан Дарьен, – уныло откликнулся Морган, – вы, верно, не знаете, от меня откололось много народу, суда тоже ушли.
   – А те, что стоят здесь на якоре?
   – Это все, что у меня осталось.
   – И этого вам мало? Так вы не знаете те края и земли. С оставшимися у вас силами я берусь захватить важнейшие города и селения. Неужто у вас недостает мужества? Возможно ли, что я в вас ошибался?
   – Вы сомневаетесь в моем мужестве? Плохо же вы знаете Джона Моргана. Идем на Большую Землю! И пусть против нас ополчатся все эскадры испанского короля! Мы сумеем победить или умереть.
   – Мне по душе ваши речи!
   – Хуан Дарьен, вот вам моя рука в знак нерушимого союза. Завтра же, нет, этой же ночью, или еще раньше, словом, едва подует попутный ветер, мы поднимем паруса и пойдем на Большую Землю, где нас ждут сокровища, раз вы обещаете там богатство для моих людей.