Паласио Висенте Рива. Пираты Мексиканского залива

   Пираты, которые после облавы вернулись в крепость и предстали перед доном Энрике, нашли в лесу только двух беглецов: бедную женщину из поселка – ее дон Энрике велел тотчас отпустить на волю – и одного испанца, на которого дон Энрике пожелал взглянуть.
   – Как, это вы, дон Диего? – удивился дон Энрике при виде пленника, приведенного к нему в дом.
   – Да, дон Энрике! – ответил тот. – Несчастья преследуют меня.
   – Что же случилось?
   – Жены я не нашел; тщетно я ее разыскивал весь день и всю ночь; не знаю, где она и что с ней. Силы покинули меня, и вот я снова в плену! Велите меня убить.
   – Дон Диего, – возразил юноша, – я обещал освободить вас и вернуть вам супругу. Свое слово я сдержу.
   Дон Энрике встал и крикнул Хосе-рыбака, который повсюду следовал за ним.
   – Хосе, – сказал он, – многие из ваших людей живут в Портобело и, возможно, знают супругу дона Диего. Прошу вас, порасспросите их, может, они скажут, где ее найти.
   Хосе тотчас вышел.
   – Я надеюсь, – сказал дон Энрике, – что Хосе в скором времени принесет нам добрые вести.
   – Дай-то бог! – откликнулся Индиано.
   В порту продолжалась посадка; сперва погрузили добычу, потом стали переправлять людей.
   Близился час выхода в море, Хосе не возвращался, дон Диего ждал его в смертельной тревоге.
   Наконец Хосе пришел.
   – Ну, что? – спросили его одновременно дон Энрике и Индиано.
   – Я узнал, где находится сеньора.
   – Где же?
   – Вчера ночью ваши ребята нашли ее и, увидев, что она такая красавица, нарядили ее в богатый убор и на носилках отнесли в дар адмиралу Моргану.
   – Это ужасно! – воскликнул Индиано.
   – А что сделал Морган? – спросил дон Энрике.
   – Принял подарок, поблагодарил и велел отнести сеньору на борт своего корабля.
   – Все кончено! – в отчаянии прошептал Индиано. – Она навсегда потеряна!
   – Еще есть надежда, – сказал дон Энрике. – Подождите меня здесь, я пойду поговорю с адмиралом. Я дал вам слово и сдержу его.
   Дон Энрике поспешно взял шляпу и вышел, оставив дона Диего, в сердце которого отчаяние сменилось надеждой.
   Морган стоял на берегу, наблюдая за посадкой своих людей. Мысль о донье Марине не покидала адмирала. Он справился о ней у матросов, и те с привычной для них грубоватой откровенностью признались, что отнесли сеньору на борт «Венеры», ведь на флагмане адмирала поджидала другая женщина. Морган от души посмеялся столь мудрому решению своих соратников.
   Дон Энрике, не найдя Моргана на квартире, где он стоял, отправился на берег.
   – Ну что же, друг мой, – спросил его адмирал, – когда вы собираетесь поднять паруса?
   – Когда прикажете. Я пришел просить вас об одной милости.
   – Могу ли я отказать в чем-либо самому отважному из моих смельчаков? – ответил пират. – Говорите.
   – Сеньор, я прошу у вас свободы для той женщины, что находится на вашем корабле.
   При этом дон Энрике думал о донье Марине, а Морган, зная, что на борту флагмана находится донья Ана, понял, что именно ее освобождения добивается юноша, которого она оклеветала.
   – Вы просите освободить эту женщину?
   – Да, сеньор, я очень прошу вас об этом.
   – А вам известно, что она знает вас и ваше настоящее имя?
   – Да, сеньор, – ответил дон Энрике, не задумываясь над тем, каким образом это дошло до адмирала, – мы встречались прежде в Мексике.
   – И вам известно, что она ваш враг?
   – Как вы об этом узнали?
   – Это уж мое дело. Но вы-то знаете, что она ненавидит вас?
   – О да, сеньор! Она еще в Мексике относилась ко мне враждебно, вот потому-то я и хочу оказать ей эту услугу. В этом мое возмездие.
   – Значит, вы любите ее или любили прежде?
   – Когда-то я в самом деле любил ее.
   – А она отплатила вам неблагодарностью?
   – Да, черной неблагодарностью.
   – Я поражен вашим великодушием и приветствую его. Но скажите, почему бы вам теперь не оставить у себя эту женщину?
   – Я хочу отплатить ей добром за причиненное мне зло.
   – Отлично. Она свободна.
   – Благодарю вас, сеньор, благодарю вас.
   – Только подождите, пока не закончится погрузка на суда; потом ступайте вместе с Хуаном Дарьеном на «Венеру» и, когда услышите пушечный выстрел – сигнал к выходу в море, – велите послать шлюпку на флагман за дамой.
   – Благодарю вас, сеньор.
   Дон Энрике с легким сердцем вернулся к себе, где его ждал Индиано.
   – Дон Диего, – сказал он, – приготовьте лодку с четырьмя гребцами и, когда услышите пушечный выстрел, пошлите ее на флагман за вашей супругой.
   – Я сам поеду.
   – Нет. Вас, пожалуй, узнают, ведь вы защищали малый замок. Останьтесь лучше здесь, на берегу, чтобы наше дело не сорвалось.
   – Вы уверены, что адмирал сдержит свое слово?
   – Головой ручаюсь. Прощайте. Не забудьте о назначенной встрече.
   – Я помню.
   Дон Энрике вышел из дома и отправился на берег, где его уже поджидал Хуан Дарьен. Они сели в шлюпку.
   – Вы совершили благороднейший поступок, – сказал Хуан Дарьен. – Адмирал все рассказал мне.
   – Какой поступок? – удивился дон Энрике; он никак не думал, что эти люди обратят внимание на то, что он сделал для доньи Марины.
   – Ну как же! Добиваться свободы для женщины, которая и прежде-то была вашим врагом – не знаю точно, по какой причине, – и теперь продолжает свои козни против вас.
   – Что делать. Она попала в беду, надо помочь.
   – Может, вы еще не знаете всего.
   – А именно?
   – Она сказала, что, проникнув в город, вы донесли губернатору о нашей высадке на берег.
   – А что же вы?..
   – Адмирал, зная вас, только посмеялся, а я, признаюсь, лег в дрейф и пошел за этой капитаншей.
   – Неужто она рассказывала обо мне такие вещи?
   – При этом она уверяла, что ваше настоящее имя…
   – Ну, договаривайте.
   – Дон Энрике Руис де Мендилуэта.
   Дон Энрике побледнел; ему стало не по себе при мысли, что благородное имя его предков будет произноситься в среде пиратов.
   – Это правда? – спросил Хуан Дарьен.
   – Я никому не даю права копаться в тайнах моей жизни, разве что жизнь мне уж очень прискучит. Для вас и всех остальных я здесь Антонио, охотник, известный под кличкой Железная Рука. Таково мое прозвище, оно дано мне не зря, и никому не советую проверять, заслужил ли я его.
   Дон Энрике говорил твердо и решительно; его слова звучали грозным предостережением. Хуан Дарьен это понял.
   – Вы правы, – сказал он, – в нашей среде тайны священны, а любопытство непростительно. Малейшая неосторожность – и погибла вся оснастка. Так покинем же эти воды и возьмем другой курс. Готово. Я дорожу вашей дружбой.
   – Я тоже. Мне по душе ваша смелость и откровенность.
   Дон Энрике протянул руку, и Хуан Дарьен с жаром пожал ее.
   Тут шлюпка подошла к «Венере», и оба они легко поднялись по трапу на борт. Немедленно был дан сигнал к отплытию: на флагмане показался белый дымок, грянул пушечный выстрел.
   – Пойдем ко мне и выпьем по стакану вина за благополучное путешествие, – предложил Хуан Дарьен.
   – Сейчас, но сперва я хочу увидеть то, что меня интересует.
   – Ага, освобождение вашей подопечной! Так я жду вас внизу. Золотое у вас сердце.
   Хуан Дарьен сошел вниз, а дон Энрике остался на палубе.
   Едва прогремел пушечный выстрел, как от берега отделилась шлюпка с шестью могучими гребцами и, словно летя над поверхностью океана, устремилась к флагману. С борта спустили трап, по которому сошла дама, встреченная гребцами с глубокой почтительностью.
   Шлюпка с той же стремительностью вернулась в порт, где ее поджидал дон Диего, окруженный женщинами.
   Флотилия Моргана при попутном ветре уже легко скользила по океану.
   Корабль удалялся, но дон Энрике не отрывал глаз от берега. Там происходило нечто непонятное. Лодка подошла к причалу, дон Диего, открыв объятия, бросился навстречу вышедшей женщине, но вместо того, чтобы нежно прижать ее к груди, как того ожидал дон Энрике, в ужасе попятился, а освобожденная пленница без чувств упала на руки подоспевших женщин.
   Дон Диего стремительно бросился к океану, но гребцы удержали его, и между ними завязалась отчаянная борьба. Дону Энрике не удалось увидеть развязки, ибо мачты ближайшего корабля заслонили на время землю. Когда же берег снова открылся перед его глазами, судно было уже далеко в море.
   Что произошло? Чем объяснить эту непонятную сцену? Дон Энрике терялся в догадках.
   – Антонио, – донесся до него голос пирата из Кампече, – вряд ли вы еще можете различить что-либо на суше. Пойдемте и выпьем за благополучное плавание.
   Дон Энрике задумчиво последовал за Хуаном Дарьеном.
   – Я вижу, – сказал тот, – все это здорово вас взволновало, пожалуй, зря вы ее отпустили. Черт подери, такой человек, как вы, заслуживает женской любви. Клянусь, на вашем месте я взял бы пример с адмирала.
   – А как поступил адмирал?
   – Очень просто: подхватил на суше газель, которой цены нет. Что перед ней наша «Венера» со всей своей добычей из Портобело! Красавица, да и только! Глаза как два солнца…
   – Впервые слышу.
   – Да она ведь здесь, на борту, ее подарили адмиралу наши ребята.
   – Как вы сказали? – испуганно переспросил дон Энрике, предчувствуя беду.
   – А вы разве не слыхали, что эту женщину притащили сюда на носилках для адмирала?
   – Слыхал, но ведь она вернулась на берег.
   – Боюсь, дружище, вы потеряли компас. На берег сошла та, что попала к нам в плен, когда мы высадились в бухте близ Портобело. Она нам тут невесть что наплела о вас.
   – Кто, донья Ана?
   – Не знаю, как ее зовут, только она не адмиральская газель.
   – А где же та, другая?
   – Та здесь. Идемте, взгляните на нее.
   В смятении, ничего не понимая, дон Энрике пошел следом за Хуаном Дарьеном и внезапно очутился перед женщиной, сидевшей неподалеку в кресле; занятый другими мыслями, он не заметил ее раньше.
   – Донья Марина! – воскликнул юноша.
   – Дон Энрике! – крикнула женщина, узнавшая его.
   – Попутного ветра! – пожелал им Хуан Дарьен. – Как видно, нашему молодцу знакомы все знамена противника.
   Оставив дона Энрике наедине с дамой, Хуан Дарьен отошел, напевая с детства знакомую песенку.
 
   Дон Диего с лихорадочным нетерпением ждал минуты, когда флотилия пиратов выйдет наконец в море. На его глазах закончились последние сборы, и от берега отошли последние шлюпки с людьми. У причала стояла наготове лодка с гребцами в ожидании сигнала.
   Наконец на флагмане грянул долгожданный пушечный выстрел. Нанятая доном Диего лодка устремилась по волнам к пиратскому судну, чтобы вернуть дону Диего честь и счастье его жизни.
   Дон Диего стоял, окруженный женщинами, и напряженно следил за каждым взмахом весел на лодке. Он трепетал при мысли, что Морган в последнюю минуту передумает, не сдержит своего слова и велит потопить лодку вместе с доньей Мариной. На благородство пиратов, рассуждал дон Диего, надеяться нечего.
   Женщины на берегу разделяли эти муки томительного ожидания, никто не решался произнести ни слова.
   – Лодка причалила! – сказал Индиано.
   – Спускают трап, – добавила одна из женщин.
   – А вот и донья Марина, – подхватили остальные, увидев, что с корабля в лодку сошла женщина.
   Лодка повернула назад, дон Диего готов был лететь ей навстречу.
   Наконец она причалила, женщина под вуалью прыгнула на песок. Дон Диего, раскрыв объятия, кинулся к ней навстречу и вдруг отпрянул с горестным криком. Он узнал донью Ану.
   – Это не моя жена, нет, нет! Меня обманули! Надо мной насмеялись! – кричал он. – Негодяи!
   – А донья Марина? – спросили перепуганную донью Ану женщины.
   – Кажется, она на другом судне, – ответила та.
   – Лучше смерть! – воскликнул дон Диего и бросился к океану.
   Гребцы угадали его намерение, и не успел он добежать до берега, как они схватили его.
   – Пустите, дайте мне умереть! – кричал Индиано. – Марина, моя жена, наложница пирата! Дайте же мне умереть, если вы не такие же низкие люди, как те!
   Но тщетно рвался дон Диего из крепких рук гребцов.
   Тем временем донья Ана обратилась к женщинам:
   – Вы что-нибудь знаете о доне Кристобале де Эстрада?
   – Он погиб в бою, – услышала она в ответ.
   Вскрикнув, донья Ана упала без чувств.
   Дон Диего утих и в мрачном молчании выслушивал уговоры женщин.
   Донья Ана, придя в себя, взглянула на дона Диего, потом склонилась к его ногам и прошептала:
   – Я так одинока. Будьте мне отцом, братом, защитником. Сохраните вашу жизнь ради дочери. И ради мщения!
   Взглянув на нее, дон Диего воскликнул:
   – Да, я буду жить, и мы отомстим!

XIII. НА БОРТУ КОРАБЛЯ

   В донье Марине трудно было узнать наивную девушку, с которой мы познакомились в столице Новой Испании в те времена, когда она выражалась поэтическим языком патриархальных обитателей Мексики. Выйдя замуж, она в своем новом положении знатной дамы быстро освоила все тонкости европейской цивилизации.
   При виде доньи Марины рой ужасных мыслей закружился в голове дона Энрике. Несомненно, дон Диего сочтет себя умышленно обманутым и припишет дону Энрике этот коварный заговор; таким образом, благородный поступок, которым гордился юноша, превратится в воображении дона Диего в постыдный и низкий обман.
   – Итак, вы отомщены, дон Энрике, – прервала наконец тягостное молчание донья Марина.
   – Сеньора, – ответил юноша, и голос его дрогнул. – Клянусь богом, я не способен на такой гнусный поступок.
   – Но чем же объяснить ваше присутствие среди этих людей, мой плен и те козни, которые – я чувствую – плетутся вокруг меня?
   – Сеньора, все говорит против меня. Но бог мне свидетель, что все произошло помимо моей воли, и вы можете рассчитывать на мою помощь.
   – На что мне теперь ваша помощь? Дон Диего погиб, дочь потеряна…
   – Вы ошибаетесь, сеньора; дон Диего жив и разыскал свою дочь…
   – Дон Диего жив? И дочь моя жива?! – воскликнула, поднимаясь, донья Марина. – Ах, прошу вас, повторите еще раз эти слова. Но не надо меня обманывать, не надо.
   – Дон Диего жив; я говорил с ним и от него знаю, что ваша дочь тоже жива.
   – Так почему же вы были так жестоки и скрыли от него, где я нахожусь?
   – Сеньора, судьба нас преследует, она зло насмеялась над нами. Я обещал вашему супругу добиться вашего освобождения, вернуть ему вас. Мне удалось уговорить Моргана отпустить вас; но по какой-то роковой ошибке, которая до сих пор остается для меня загадкой, другая женщина, пленница с флагманского корабля, была освобождена вместо вас.
   – Боже мой! Что же теперь будет?
   – С борта нашего судна я наблюдал сцену, происшедшую на берегу между этой женщиной и вашим супругом: он бросился к ней навстречу, уверенный, что это вы…
   – Несчастный!
   – Понимаете ли вы, сеньора, весь ужас происшедшего? Дон Диего, конечно, решил, – и не без оснований: ибо все говорит против меня, – что я обманул его, что я сыграл с ним злую шутку, а я, я готов был своей жизнью заплатить за вашу свободу…
   – Разве вы больше не враг дону Диего?
   – Нет, нет, не думайте, донья Марина, что я могу забыть нанесенное мне жестокое оскорбление. Помните, какую шутку сыграл со мною ваш супруг в тот злополучный для меня день, когда вы давали бал в честь вице-короля? По милости дона Диего я потерял родину, имя – все в жизни.
   – Дон Энрике, как беспощадны ваши упреки в такое невыносимо тягостное для меня время.
   – Сеньора, это не упреки, с моей стороны было бы слишком не по-рыцарски упрекать вас. Я только хотел сказать, что еще не рассчитался с вашим супругом; но этот долг чести я взыщу с него в другое время, а теперь, когда над вами и над ним нависла беда, вы можете всецело рассчитывать на мою поддержку и помощь. Слава богу, я оказался в трудную минуту поблизости от вас, и я вас спасу, хотя бы ценой собственной жизни.
   – У вас поистине золотое сердце.
   – Нет, нет, сеньора, это не так, я просто не могу идти против своей совести.
   – Скажите, вам известно, с каким намерением меня привели сюда?
   – Да, сеньора.
   – Итак, я во власти Моргана. Он надеется превратить меня в свою любовницу, в игрушку своих страстей. О, этот человек готов на все, лишь бы удовлетворить свои низкие желания. Когда меня на носилках принесли в его дом, я поняла, что настал мой последний час. Страха во мне не было, я считала дона Диего погибшим, мою малютку Леонору навсегда для меня потерянной, и я приготовилась умереть. Смотрите.
   Донья Марина выхватила из-за корсажа маленький кинжал с золотой рукояткой.
   – Этот кинжал, – продолжала она, – отравлен; яд приготовлен из сока растений, известных лишь нам, коренным обитателям Нового Света. Смерть наступает мгновенно. Я хотела умереть, потому что ни на что больше не надеялась. Но теперь я хочу жить, жить ради дочери и мужа. Не правда ли, я должна жить?
   – Конечно, вы должны жить, сеньора.
   – Но мне придется вести жестокую борьбу каждый день, каждый час, каждый миг. Преодолеть страх, страдания, устоять против силы, соблазна, может быть, против самой смерти.
   – Это верно. Вас ждут суровые испытания.
   – Я ничего не страшусь, если вы обещаете помочь мне.
   – Я помогу вам, сеньора, хотя бы мне это стоило жизни.
   – Тогда у меня хватит сил выдержать все. Мне надо знать, что кто-то поддерживает меня, разделяет мои страдания, а если мне придется умереть, расскажет дону Диего и Леоноре, на какие муки я пошла ради них.
   – Так будьте мужественны до конца, сеньора.
   – Вы думаете, что у меня недостанет сил, что я уступлю?
   – Никогда. Я только опасаюсь, что в минуту отчаяния вы обратите против себя это страшное оружие.
   – Вы правы, – сказала донья Марина и кинула кинжал в волны.
   – Что вы сделали! – воскликнул дон Энрике.
   – Кто знает, пожалуй, я не выдержала бы испытания и покончила бы с собой. А я хочу жить, жить. У меня должно хватить сил, а если я не выдержу, значит, борьба оказалась неравной. Но я не покончу с собой, нет.
   – Положитесь на провидение, донья Марина, оно даст вам силы, и, наконец, доверьтесь мне, я буду вашей поддержкой.
   – Бог свидетель вашего обещания!
   – И я исполню его.
   Подошедший в этот момент Хуан Дарьен прервал их разговор.
   – Будь я проклят, если вам не знакомы все женщины этой страны, – сказал он. – Вы с таким жаром ведете беседу, словно вас связывают с сеньорой необыкновенно важные дела.
   – Эта дама, – ответил дон Энрике, – супруга моего близкого друга, вот почему я принимаю в ней участие.
   – Совершенно верно, – подтвердила донья Марина, несколько успокоенная после разговора с доном Энрике, – сеньор – друг моего мужа.
   – Я хочу добиться ее освобождения, – сказал дон Энрике, – и надеюсь на вашу дружескую помощь.
   – Боюсь, что тут вы потерпите поражение: сердце адмирала основательно село на мель или, вернее, пошло ко дну из-за этих черных глаз. Не так-то просто снова поднять его на воду.
   – Но мы все же попытаемся, правда? – сказал Энрике.
   – Что ж, я готов, но ежели адмирал ляжет в дрейф и даст бортовой залп по нашей посудине, мы как пить дать пойдем ко дну…
   – Кто знает, может, он уже позабыл о сеньоре, раз до сих пор не удосужился за ней прислать.
   – И не надейтесь, вот увидите, скоро он сам за ней явится.
   – Надеюсь на бога и на вашу помощь.
   Флотилии предстояло подойти к берегу, чтобы получить контрибуцию от губернатора Панамы.
   Объясним, почему испанский губернатор посылал пирату так называемую военную дань.
   Когда Морган овладел городом Портобело, он отрядил в Панаму двух пленных, наказав им собрать выкуп в сто тысяч реалов, в противном случае пират грозился сжечь Панаму дотла.
   Узнав о высадке пиратов, губернатор Панамы немедля выступил с войсками в поход; он надеялся, что гарнизон отстоит крепость, а его помощь сведется к преследованию и разгрому отступающего противника; вместо этого люди Моргана преградили ему путь в горном ущелье.
   Разъяренный губернатор пригрозил пирату беспощадной войной, но пират лишь посмеялся над его угрозами и продолжал настаивать на уплате ста тысяч реалов, которые по тем временам назывались «военной данью».
   Торговцы и землевладельцы сложились, чтобы откупиться от Моргана. Деньги договорились вручить пиратам на побережье.
   Дул попутный ветер, и вскоре после полудня пиратская флотилия достигла назначенного места; посланцы адмирала подошли на шлюпке к берегу, чтобы получить обещанный выкуп.
   Тем временем Морган на другой шлюпке отправился на «Венеру» за своей пленницей.
   Донья Марина решила проявить на первых порах покорность. Для победы над пиратом надо было вооружиться не только силой духа, но и хитростью. В ее положении, кроме мужества, требовалась осмотрительность, от обороны ей предстояло со временем перейти к наступлению.
   Она задумала, не прибегая к крайностям, приобрести власть над сердцем этого человека, а чтобы добиться такой власти, нужно было внушить ему то глубокое и чистое чувство, ту истинную любовь, которая возвышает душу и торжествует над плотским вожделением.
   Удастся ли ей победить? Сердце подсказывало, что такая победа возможна, но разум напоминал, что она решительно ничего не знает ни о прежней жизни пирата, ни об его нраве. Донья Марина захотела очистить душу пирата, подготовить ее к жертве, зажечь в ней пламя той высокой страсти, которая приводит к самоотречению; она задумала очистительным огнем облагородить сердце Моргана, превратить его греховные намерения в добродетельные.
   – Подошла шлюпка адмирала, – сказал дон Энрике, – как прикажете мне поступить, сеньора? Желаете ли вы, чтобы я поговорил с ним?
   – Нет, дон Энрике, – спокойно ответила донья Марина, – предоставьте все мне, у меня есть план. Что бы вы ни услыхали, ничему не верьте и не сомневайтесь во мне. Не судите по внешним обстоятельствам, не покидайте меня, будьте настороже. Если услышите, что против меня замышляется зло, сообщите мне. Вот и все. Когда мне понадобится ваша помощь, я позову вас; а пока сделайте вид, будто моя участь вам совсем безразлична. Но главное, еще раз прошу, – не доверяйтесь видимости и не судите меня по ней.
   Морган был уже на борту «Венеры» и в сопровождении Хуана Дарьена направлялся к Марине.
   Молодая женщина сняла с себя все драгоценности, которыми ее украсили в ту злополучную ночь, и постаралась придать своему наряду как можно более простой и скромный вид.
   – Бог да хранит вас, красавица, – сказал Морган, протягивая ей руку, – я пришел, чтобы проводить вас на мой корабль, где вы будете жить королевой.
   – Сеньор, – ответила донья Марина, – близ вас я могу быть лишь вашей рабыней. Я ваша пленница, ваша военная добыча, располагайте же мною по своей прихоти; если желаете, можете бросить меня за борт, как негодный груз, – я целиком в вашей власти.
   Морган с восхищением внимал словам доньи Марины; ее красота заворожила его, кроткий и нежный голос, исполненный печальной покорности, пробудил в его сердце неведомое дотоле чувство.
   Еще ни к одной женщине в мире пират не испытывал этой робкой почтительности, которая не позволяла ему ни обнять ее, ни приказать ей следовать за ним.
   Такое явление можно наблюдать часто: самый суровый и беспощадный человек, чье закаленное сердце бесстрашно встретит любую опасность, чье мужество не дрогнет даже перед смертельной угрозой, легче других поддается очарованию и власти любви. Близ слабой женщины он вдруг робеет, превращается в безвольного ребенка.
   Донья Марина разгадала, что происходит в душе пирата, но не захотела воспользоваться своим мгновенным торжеством, таившим в себе тем больше опасности, чем покорнее казался адмирал в эту минуту.
   – Приказывайте, сеньор, – сказала она, – я готова, как послушная рабыня, последовать за вами.
   – Следуйте за мной, сеньора, – ответил Морган, – но не как рабыня, нет, а как моя владычица и королева.
   Пираты, приспешники Моргана, почтительно стояли в стороне, предоставляя адмиралу на свободе беседовать с его пленницей; когда же донья Марина встала и оперлась на руку адмирала, все приблизились. Морган бережно подвел донью Марину к трапу и помог ей спуститься в шлюпку.
   Дон Энрике украдкой наблюдал за всем происходившим. Проводив шлюпку долгим взглядом, он беззвучно прошептал:
   – Кто разгадает сердце женщины?
   Поднявшись на флагман, донья Марина призвала к себе на помощь небо:
   – Господи, не оставь меня своим милосердием!

XIV. ПОЕДИНОК

   Донья Марина произвела на Моргана чарующее впечатление; каждое слово, каждое движение молодой женщины таило в себе особую прелесть, он больше ни о чем не думал, только о ней, и чувствовал себя ее счастливым обладателем.
   Человеку непреклонной, железной воли в голову не приходило, что хрупкая женщина задумала отстоять себя одна, своими слабыми силами, на том самом корабле, где слово адмирала было законом для всех, где под его взглядом, бывало, бледнели испытанные судьбой искатели приключений.
   Меньше всего Морган ожидал встретить сопротивление со стороны доньи Марины, но именно за эту мысль, как за спасительный якорь, ухватилась молодая женщина.
   Морган и донья Марина поднялись на флагман.
   Стоял тихий день, легкий ветер веял над океаном, освежая знойный берег своим ласковым дыханием. Солнце закатилось за горы, окрасив пылающим отблеском облака на горизонте.
   Влюбленный пират впервые чувствовал себя поэтом. Моряк, для которого тучи, солнце и небо были всего лишь вестниками надвигающейся бури или благоприятного ветра, вдруг увидел несказанную красоту перламутровых облаков и темневших на горизонте горных вершин.