И сеньора Магдалена, словно подхваченная вихрем, выбежала из комнаты.
   Педро Хуан неподвижно застыл, с молчаливым ужасом глядя на Хулию и не решаясь оказать ей помощь, привести ее в чувство. Так прошло немало времени; наконец Хулия очнулась, привстала и обвела комнату помутившимся взором.
   – Боже мой! – тихо простонала она, обхватив руками голову. – Что это было? Сон? Где я? Что случилось? Я разговаривала с матерью… и вдруг она рассердилась… Но за что? Она сказала, что я… Боже, какое тяжкое обвинение!.. И потом, потом она прокляла меня! Ах! – вскрикнула Хулия, поднимаясь: она заметила наконец Педро Хуана, который молча смотрел на нее. – Вы наслаждаетесь моими страданиями? Из-за вас матушка заподозрила меня в низости, из-за вас, по вашей вине она отреклась от меня и прокляла. Я проклята, проклята! Проклята, проклята! – повторяла как безумная Хулия.
   – Но вы ведь этого не допустите! – продолжала она в сильном возбуждении. – Прошу вас, на коленях умоляю.
   – Но что, что я должен сделать? – спросил потрясенный Педро Хуан.
   – Прошу вас, – продолжала Хулия, опускаясь перед ним на колени, – заклинаю именем бога и памятью вашей матери, ступайте, расскажите, признайтесь ей во всем, скажите, что я не желала слушать ваши нашептывания и никогда не любила вас, что я вас ненавижу… Ступайте, ради бога, ради бога, разве вы не понимаете, не видите, что проклятие матери жжет и убивает меня…
   – Но поймите, она мне не поверит.
   – Сеньор, попытайтесь убедить ее, расскажите всю правду. Почему вы не спешите к ней? Почему? Боже мой! Именем бога молю. Неужто у вас нет сердца? Вы говорили, что любите меня. Так что же вы не торопитесь меня спасти? Ступайте, убедите ее, уговорите, и я вовек не забуду этой милости, я буду вашей рабой. Что вам еще надо?
   – Хулия, я попытаюсь. Только сейчас все будет напрасно. Не лучше ли обождать, дать ей время успокоиться?
   – Но я не в силах терпеть это позорное пятно; ее проклятие сведет меня с ума…
   Дверь открылась, и на пороге показался слуга.
   – Чего тебе? – с негодованием бросил Педро Хуан.
   – Прошу прощения, ваша милость, сеньора велела немедля передать вам это письмо.
   Педро Хуан взял из рук слуги пакет.
   – Ступай отсюда.
   Слуга вышел. Педро Хуан вскрыл пакет, и Хулия с ужасом услышала, как он прочел:
 
   «Сеньор, я не могу оставаться долее под одним кровом с вами и этой женщиной. Вы нанесли мне оскорбление. Оставляю вас обоих на суд вашей совести.
Магдалена».
 
   – Это ужасно! – воскликнул Педро Хуан и выбежал вон.
   – Всему виной я, – прошептала Хулия. – Пускай безвинно, но я проклята матерью и должна покинуть этот дом.
   Бросившись вниз по лестнице, она устремилась на улицу.
   Начинало смеркаться.

IV. ПРОКЛЯТИЕ МАТЕРИ

   Как безумная бежала Хулия по незнакомым улицам; пугливо озираясь, она отворачивалась от попадавшихся ей прохожих и от освещенных окон.
   Куда шла она? Этого она и сама не знала, но продолжала неутомимо идти вперед.
   Вечерело, улицы обезлюдели. Измученная усталостью и жаждой, Хулия опустилась близ какой-то двери в узком и темном переулке; хотелось уснуть, умереть или хотя бы на миг потерять сознание, позабыть все, что с ней случилось; но сознание не покидало ее.
   Она попыталась подняться, идти дальше, но не смогла сделать и шагу и примирилась с тем, что останется здесь. Она порылась в памяти, стараясь отыскать в ней имя друга, но так и не вспомнила ни одного имени, ни одного человека, который мог бы принять в ней участие, приютить ее у себя.
   Было около десяти часов вечера, когда в переулке послышались чьи-то шаги. Молодая девушка испугалась и прижалась к стене, стараясь слиться с мраком улицы.
   Человек приближался; не дойдя двух шагов до Хулии, он остановился и постучал в дверь рядом. Его, очевидно, поджидали, потому что на его стук тотчас же откликнулся женский голос:
   – Кто тут?
   – Это я, Паулита.
   Дверь отворилась, на улицу упал луч света, человек вошел, и все опять погрузилось в сумрак. А Хулия снова отдалась своим грустным размышлениям. Прошел час, и за дверью послышалось движение.
   «Кто-то выходит, – подумала Хулия, – дай бог, не заметит меня».
   В самом деле, дверь снова распахнулась, и тот же человек в сопровождении женщины со светильником в руке показался на пороге.
   – Ступай, Паулита, – сказал он, – ночь холодная, ты можешь простудиться.
   – Я хочу посветить тебе, пока ты не выберешься из этого переулка, ответила женщина.
   – Ладно, до свидания.
   – Храни тебя бог.
   Человек сделал шаг и невольно вскрикнул, увидев Хулию.
   – Что с тобой? – спросила женщина, подбегая со светильником ближе.
   – Ты только погляди, Паулита, – ответил тот, показывая на перепуганную Хулию.
   – Женщина, и совсем одна! – воскликнула Паулита, подходя к Хулии. – Сеньора, что с вами случилось, что вы здесь делаете?
   Хулия не отвечала.
   – Ах, бедняжка! – сказала Паулита. – Пойди-ка сюда, Москит, погляди, мне кажется, она «тронувшаяся», – молчит, не отвечает. А какая красивая.
   – Сеньора, сеньорита, – начал Москит, – как вас звать? Что вы здесь делаете? Паулита, как видно, она из богатой семьи, погляди на ее серьги, юбку.
   – Пускай войдет в дом, как ты думаешь? – предложила Паулита.
   – А что, если она и впрямь сумасшедшая? – ответил Москит.
   Паулита в испуге попятилась.
   – Ах, нет, сеньора, я не сумасшедшая! Я просто несчастная женщина. Меня прокляли!
   – Пресвятая дева! – воскликнули разом Паулита и Москит, осеняя себя крестом.
   – Да, надо мной висит проклятье моей матери. Но бог мне свидетель, что я невиновна.
   И, закрыв лицо руками, Хулия громко разрыдалась.
   Паулита не выдержала; сердце ее переполнилось жалостью, и она подошла к Хулии.
   – Не плачьте, – ласково сказала она. – Войдите в дом. Встаньте, пойдемте к нам; ночь холодная, да и случайные прохожие могут вас увидеть. Встаньте, зайдите в дом.
   Паулита попыталась приподнять девушку. При звуках ласкового голоса Хулия и сама было встала, но от усталости не смогла удержаться на ногах.
   – Москит, – позвала Паулита, – помоги мне. Внесем сеньору в дом, она совсем обессилела.
   Москит, хоть и был невелик ростом, легко поднял Хулию на руки.
   – Посвети-ка, Паулита, – сказал он, – сеньора потеряла сознание.
   Действительно, Хулия была в обмороке. Паулита отворила дверь, и Москит, войдя в дом, опустил свою ношу на кровать во второй комнате.
   – Хочешь, я останусь с тобой? – спросил Москит Паулиту.
   – Не надо. Ступай по своим делам и долго не задерживайся.
   Москит вышел, Паулита заперла за ним дверь. Хулия пришла в себя и глубоко вздохнула.
   – Вам уже лучше? – спросила Паулита, подойдя к кровати.
   – О да! Как я вам благодарна! Ведь я так несчастна, так несчастна!..
   – И девушка снова залилась слезами.
   – Успокойтесь, сеньора, успокойтесь! – повторяла Паулита, ласково гладя по руке свою гостью. – Вы нашли здесь мирный приют, забудьте же ваши невзгоды и успокойтесь. Я не прошу вас доверить мне свои тайны, я вашего доверия не стою, но я постараюсь принести вам утешение.
   – Боже мой, сеньора, вы, конечно, имеете право знать, кого вы у себя приютили. Вы имеете право обо всем расспросить меня и даже выгнать из дому, если мой рассказ приведет вас в ужас.
   – Выгнать вас? За что? Да сохранит меня бог от такого зла. Нет, сеньора, я у себя хозяйка и не считаюсь здесь ни с кем, кроме моего мужа – это он взял вас на руки и внес в дом. Знайте, мой муж одобряет все мои поступки. Нет, здесь вам будет покойно, здесь никто даже имени вашего не спросит.
   – У вас золотое сердце, я доверю вам все мои горести. Слушайте…
   – Помните, сеньора, я ни о чем вас не расспрашиваю, ничего не хочу знать.
   – Да, я вижу, вы не любопытны, и все же я хочу довериться вам, облегчить свое сердце. Наконец-то в мире сыскался человек, которому я могу поведать мои невзгоды. Я уверена, мне не найти более достойного сердца, чем ваше; только вам я могу открыться, поведать мою тайну.
   – Тогда говорите, сеньора, я сохраню вашу тайну и постараюсь утешить вас в горе.
   Хулия приподнялась на кровати, Паулита села рядом с ней. Две женские головки, такие непохожие, хотя обе прелестные, прижались друг к другу, спаянные нерасторжимыми узами страдания и жалости.
   Хулия не сразу справилась с волнением; наконец, решительно вытерев слезы и сделав над собой усилие, она стала рассказывать. Паулита с участием слушала ее исповедь.
   Хулия поведала ей все свои беды, не умолчав ни о своей любви к Антонио, ни о домогательствах отчима, ни о проклятии матери. В свой рассказ, прерываемый слезами и тяжкими вздохами, она вложила столько искреннего чувства, что Паулита была растрогана.
   – О, вы невиновны, и вы так несчастны, сеньора! – сказала она, выслушав исповедь до конца. – Я счастлива, что приютила вас у нашего бедного очага.
   Прижав к себе головку Хулии, она поцеловала ее в лоб.
   – Вы мой ангел-хранитель, – ответила Хулия. – Что было бы со мной, беззащитной и бесприютной, потерявшей всякую надежду на помощь? Вы – мое провидение. Я буду вечно благодарить вас.
   – Не говорите больше, вы утомлены. Хотите чего-нибудь поесть?
   – Нет, но мне уже лучше.
   В эту минуту раздался стук в дверь. Паулита почувствовала, как Хулия вздрогнула.
   – Не пугайтесь, это Москит, мой муж. – И, тихонько отстранив от себя девушку, Паулита поспешила к двери.
   В комнату вошел Москит, но он был не один, его сопровождал закутанный в плащ незнакомец в низко надвинутой широкополой шляпе.
   Ни слова не сказав Паулите, Москит подошел вместе с незнакомцем к порогу спальни, где лежала Хулия, и спросил, указывая на нее:
   – Вот. Это она?
   – Она! – воскликнул незнакомец, откидывая плащ и снимая шляпу.
   – Дон Хусто! – удивилась девушка, узнав его.
   – Да, это я, – ответил дон Хусто, – я, невольная причина всех бед, происшедших сегодня в вашем доме. Москиту я всецело доверяю; прослышав о вашем исчезновении, я послал за ним, чтобы разыскать вас. Судьба была ко мне милостива: едва я обратился к нему с просьбой найти вас, как узнал, что он приютил у себя незнакомую молодую девушку. Я сразу подумал, что это вы, и, не колеблясь, пришел сюда убедиться. Бог помог мне найти вас и предложить вам мои услуги в столь тягостный час.
   Паулита, стоявшая позади дона Хусто, не удержалась от насмешливого движения, а Москит в ответ слегка нахмурил брови.
   – Благодарю вас, сеньор, – ответила Хулия, – благодарю вас. Вы ни в чем не виноваты, поверьте, я сама ни о чем не догадывалась. Однако я пока не знаю, на что решиться. Я не в силах двинуться с места, мысли у меня в голове путаются, и, если хозяева мне разрешат, я останусь у них еще хотя бы дня на два.
   – Конечно, конечно, – с жаром откликнулась Паулита, подходя к Хулии и словно желая защитить ее. – И не два дня, а два года. Я буду так счастлива, и поверьте, мы ни в чем не будем нуждаться, я заставлю Москита работать. Не правда ли, Москит, ты с радостью позаботишься о сеньоре?
   – Верно, сеньора, – ответил Москит, – здесь вам будет спокойно, и вы ни в чем не будете терпеть недостатка.
   – В таком случае, – сказал дон Хусто, – больше говорить не о чем. Тем не менее послезавтра я снова навещу вас, чтобы узнать, не надо ли вам чего-нибудь. До свидания, Хулия, до послезавтра. Если же вам что-либо понадобиться раньше, передайте через Москита.
   – Благодарю вас, сеньор, благодарю, – повторила Хулия, протянув ему руку.
   – Прощайте.
   – Да, я хотела просить вас об одном одолжении, – сказала Хулия.
   – Пожалуйста, всегда готов служить вам.
   – Обещайте никому не говорить, что вы разыскали меня. Ни моей матери, ни дону Педро Хуану.
   – Обещаю. Об этом будем знать только мы четверо на целом свете.
   – Ах, сеньор, вы так добры! – Дон Хусто удалился, Москит проводил его до дверей. Паулита и Хулия остались вдвоем.
   – Замечательный человек! – воскликнула Хулия.
   – Напрасно вы так думаете, – возразила Паулита.
   – Как?
   – Не советую доверять ему.
   – Но…
   – Тише, Москит идет, он ему очень предан.
   Закрыв за гостем дверь, Москит вернулся в спальню.
   – И зачем ты только притащил с собой этого жука? – сказала Паулита.
   – Что это с тобой? – спросил Москит.
   – Ты знаешь, я недолюбливаю его.
   – Он принял горячее участие в судьбе сеньоры, я хотел ее порадовать. У вас бывали с ним раньше размолвки?
   – Нет, – ответила Хулия.
   – Так в чем же дело?
   – Просто предчувствие, – сказала Паулита.
   – Если он себе хоть что-либо позволит, ему не поздоровиться, – пообещал Москит. – А теперь давайте спать.
   Радушные хозяева ушли на ночь в соседнюю комнату, уступив гостье свою спальню.

V. СДЕЛКА

   Пробежав глазами прощальную записку жены, Педро Хуан бросился на ее половину, решив во что бы то ни стало помешать ей покинуть дом, и подоспел как раз в тот момент, когда сеньора Магдалена переступила за порог своей комнаты.
   – Магдалена! – воскликнул Педро Хуан. – Куда ты?
   – Я ухожу навсегда, – надменно ответила сеньора Магдалена.
   – Понимаешь ли ты, что делаешь? Произойдет ужасный скандал, о нас пойдут сказки по городу.
   – Я все обдумала. Что будет, то будет, но в этом доме я не останусь.
   – Магдалена, ради бога!
   – Пустите меня.
   – Дай сказать тебе хоть слово.
   – Ничего не желаю слышать.
   – Магдалена, опомнись, подумай…
   – Дайте мне пройти.
   – Послушай…
   – Не желаю слушать! – решительно воскликнула Магдалена и направилась к лестнице.
   – Что ж, поступай как хочешь, Магдалена, но завтра тебя замучают укоры совести, несправедливая, бесчеловечная мать!
   – Ты говоришь – несправедливая! – Сеньора Магдалена с негодованием повернулась к мужу. – Несправедливая? Бесчеловечная?
   – Да, – повторил Педро Хуан, – несправедливая!
   – И ты смеешь говорить это после того, как Хулия нанесла мне самое тяжкое оскорбление, какое только может нанести дочь своей матери? Ты называешь меня несправедливой за то, что я отреклась от дочери – твоей соучастницы?
   – Ты несправедлива, Магдалена. Чудовищно несправедлива. Хулия невинна.
   – Невинна?
   – Да, невинна! Клянусь спасением моей души! Она невинна, Магдалена.
   – А ее замешательство? Ее обморок?
   – Магдалена, настало время открыть тебе правду. Во всем виноват я. Я пытался соблазнить невинную девушку…
   – А что же она?
   – Она не желала слушать мои слова, всегда избегала и, наконец, возненавидела меня. Но дочерняя любовь, желание оградить тебя от горя заставляли ее молчать, а ты отплатила за ее любовь гнусным подозрением.
   – Так это правда, Педро Хуан? Ты не обманываешь меня?
   – Клянусь тебе всем святым, что есть на земле, Магдалена! Неужто ты не чувствуешь искренности моего признания?
   – Да, да, сердце мое подсказывает, что это правда, что ты не лжешь. Моя Хулия, моя дочь невиновна, а я оскорбила ее подозрением, я прокляла ее.
   – Ты ее прокляла?
   – Да. Ах, как я была жестока! Я должна увидеть ее, попросить у нее прощения!.. Хулия! Хулия!
   И сеньора Магдалена бросилась в комнату Хулии с криком:
   – Хулия, Хулия, моя дочь!
   Но Хулия была уже далеко.
   – Хулия! – повторяла сеньора Магдалена, заглядывая во все покои. – Где Хулия? Где моя дочь?
   – Сеньора, – сказал слуга, – сеньорита вышла из дому уже давно.
   – Боже мой! Как я перед ней виновата! – воскликнула сеньора Магдалена, падая в кресло.
   Педро Хуан немедля распорядился, чтобы все слуги отправились на розыски Хулии; потом, взяв шляпу и плащ, он сам вышел из дому, оставив сеньору Магдалену в глубоком отчаянии.
   Один из слуг рассказал дону Хусто об исчезновении Хулии, вот почему ему и удалось по чистой случайности найти ее. Но был уже поздний час, кроме того, он ничего не знал о раскаянии сеньоры Магдалены, да и Хулия просила его сохранить все в тайне, так что он решил не сообщать пока семье, где беглянка нашла себе приют.
   И наконец, он полагал, что ему легче добиться своей цели, пока беззащитная Хулия живет у Паулиты, а не у себя дома рядом с Педро Хуаном. Итак, дон Хусто в самом радужном настроении отправился домой, помалкивая о своей нежданной удаче.
   А в доме Педро Хуана по-прежнему царила тревога. Слуги продолжали безуспешные поиски и возвращались с самыми неутешительными вестями. По одним сведениям, какие-то приезжие встретили молодую девушку, вероятно, Хулию, по дороге на Койоакан. Другие утверждали, что молодая девушка на глазах у альгвасила бросилась в канал. А иные делали предположение, что Хулия нашла убежище в монастыре.
   Сеньора Магдалена с редким мужеством выслушивала все противоречивые сведения и предположения. Сердце матери обливалось кровью; она обвиняла себя в гибели дочери, – позабыв священные узы, которые связывают мать и дочь, она дала ревности одержать над собой победу.
   Ночь прошла в мучительной неизвестности; сеньора Магдалена молилась, не зная покоя; Педро Хуан в сопровождении слуг с факелами и фонарями обходил улицы, выспрашивал всех дозорных и прохожих, стучась во все двери.
   Уже брезжило утро, когда бывший живодер вернулся домой, измученный и приунывший: он ничего не узнал, не принес жене никаких утешительных вестей, не мог подать ни малейшей надежды. Несчастная мать рыдала и была на грани безумия. Педро Хуан опустился рядом с ней в кресло; вскоре усталость взяла свое, и он уснул.
   Так прошло утро. Сеньора Магдалена заперлась в спальне и отказалась от еды. Педро Хуан позавтракал с аппетитом и снова взялся за свои бесплодные поиски.
   Он вернулся в сумерки, так и не узнав, где скрывается Хулия.
   Колокол ударил к вечерней молитве, когда слуга доложил сеньоре Магдалене, что ее желает видеть незнакомая женщина.
   – Скажи, что я никого не принимаю, у меня в семье большое горе, – ответила Магдалена.
   – Я так и сказал ей, но она настаивает, говорит, что это дело весьма интересует вашу милость.
   – Ну что ж, проси ее, – разрешила наконец сеньора Магдалена и вошла в соседнюю комнату. Перед ней стояла женщина вся в черном; под густой вуалью. С церемонным поклоном хозяйка дома указала гостье на стул.
   – Сеньора, – начала женщина под вуалью, – меня привело к вам важное дело, и я желала бы поговорить с вами со всей откровенностью.
   – Я слушаю вас, – ответила сеньора Магдалена.
   – Сеньора, ваша дочь у меня в доме…
   – Моя дочь? Хулия?
   – Именно так, сеньора. Мы с мужем люди бедные, но, пока мы живы и здоровы, мы не станем сидеть сложа руки, и ваша дочь не будет терпеть нужды…
   – Но…
   – Разрешите мне закончить. Я буду беречь сеньориту Хулию, как зеницу моего ока, она настоящий ангел, и я была бы счастлива, если бы она навсегда осталась у нас, но она плачет, грустит, и я решила: «Пойду и поговорю с этой жестокой матерью…»
   – Сеньора, что вы говорите?
   – Прошу прощения, ваша милость, но я, право, не пойму вас, богачей. Если дети бедняков уходят из дому, так их нужда гонит на заработки, ведь один отец не может прокормить всю семью; но мы, бедняки, неспособны со зла выгнать из дому дочь, да еще такую красавицу; не ровен час, она может погибнуть на улице.
   – Но вы не знаете…
   – Я все знаю. И Хулия правильно поступила, рассказав мне, как ваша милость вбила себе в голову, будто у дочки любовь с вашим мужем, и, ничего не разузнав, выгнала дочку вон.
   – Но я совсем не гнала Хулию из дому, напротив, ее исчезновение стоило мне многих слез.
   – Да, да, я знаю, ваша милость не сказала дочери: поди прочь, но прокляла ее. Пресвятая дева! Ведь вот вы, богачи, какие: проклинаете своих детей, а о спасении души и не думаете. Нам, беднякам, случается поколотить детей, но проклясть – упаси нас боже. Ведь проклятие губит детей, а если оно несправедливо, то заодно и родителей. Как ваша милость не подумала об этом?
   Слова Паулиты звучали суровым укором, сеньора Магдалена сидела, не поднимая головы. Ее терзали укоры совести.
   – Но я решила вмешаться в чужие дела, – продолжала Паулита, – пришла без ведома сеньориты к вашей милости и все выложила, как есть. Я больше не в силах смотреть на слезы бедняжки. Ведь у вас, ваша милость, тоже небось сердце кровью исходит.
   – Пусть она поскорее возвращается домой, я приму ее с распростертыми объятиями.
   – Что вы, сеньора! Да как ей сюда вернуться, ведь она покинула дом, потому что мать прокляла ее. Да и какая я заступница за Хулию? Я ничего не значу, вот и выйдет, будто она придет сюда за прощением, как за милостыней, хотя ни в чем не виновата и ничем не заслужила такой несправедливости.
   Сеньора Магдалена почувствовала себя пристыженной.
   – Да я не знаю, согласна ли она к вам вернуться. У каждого ведь есть свое достоинство. Что, если завтра повторится все сызнова?
   – Так как же, по-вашему, мне следует поступить? – произнесла сеньора Магдалена, чувствуя себя окончательно уничтоженной.
   – Думаю, лучше всего рассказать ей весь наш разговор с вами, и, если она примет это спокойно, я пошлю к вашей милости моего мужа, и вы сами придете за Хулией. Вот как, мне кажется, лучше всего сделать.
   – Где вы живете?
   – Я пришлю мужа, он вас проводит; я живу близехонько от главной площади; дайте, ваша милость, мне какую-нибудь вещицу, по ней вы узнаете моего мужа.
   – Вот возьмите, – сказала сеньора Магдалена, снимая с пальца драгоценный перстень.
   – Нет, перстень не годится, не ровен час, он потеряется, а ваша милость подумает, что я взяла его себе.
   – Но Хулия знает этот перстень, он послужит ей доказательством, что вы говорили со мной.
   – А этого вовсе не требуется. Хулия достаточно хорошо меня знает, чтобы не сомневаться во мне. Дайте ваш носовой платок.
   – Вот он, – ответила сеньора Магдалена, – но будьте добры, примите от меня в подарок этот перстень за те одолжения, которые вы оказали Хулии.
   – Какие одолжения?
   – Вы пригласили ее к себе, она живет у вас.
   – Ах вот оно что! Нет, нет, оставьте перстень у себя. Раньше у меня и в самом деле был постоялый двор; но один благородный человек, попавший сейчас в беду, обеспечил мою жизнь, я вышла замуж и больше не держу постояльцев. Бог да хранит вашу милость.
   По натуре своей сеньора Магдалена была доброй, но она не умела обращаться с простыми честными людьми, вот почему она в тот вечер потерпела жестокое поражение в разговоре с Паулитой.
   Гостья поднялась и направилась к двери.
   – Ах, простите! Как вас зовут? – спохватилась наконец сеньора Магдалена.
   – Меня зовут Паулита, а замужем я за Москитом.
   – Москит – это его имя?
   – Нет, сеньора, – рассмеялась Паулита, – его так прозвали за маленький рост.
   Услышав, что мужа Паулиты зовут не по имени, а по кличке, сеньора Магдалена не скрыла своего неприятного удивления, позабыв при этом, что ее собственного мужа прозвали на Эспаньоле Медведь-толстосум.
   От Паулиты не укрылась пренебрежительная усмешка на лице Магдалены, и она сказала:
   – Знаете, ваша милость, мой покровитель однажды рассказал мне, что даже у королей бывают прозвища. Так отчего же беднякам от них отказываться?
   Сеньора Магдалена прикусила язык и поспешила оправдаться:
   – Нет, нет, я ведь ничего не говорю.
   – Это верно. Прощайте, ваша милость, храни вас бог. – С этими словами Паулита вышла на улицу, где ее поджидал Москит, сидя на корточках против дома.
   – Ну как? – спросил он.
   – Все устроилось как нельзя лучше.
   – Рассказывай.
   – Расскажу дома при Хулии.
   – Она будет рада?
   – О да, если только ей хочется вернуться домой.
   – Стоит ли ей возвращаться?
   – Ей решать.
   Весело болтая, Паулита вместе с мужем направилась домой, где их с нетерпением поджидала Хулия.

VI. БРАЧНЫЕ ПЛАНЫ

   Хулия в отсутствие хозяев оставалась в доме одна. Паулита скрыла от молодой девушки, куда она идет, так как не была уверена в успехе своей затеи. Зная, что Хулии не по душе оставаться одной в доме, Паулита посоветовала ей запереть дверь на замок и не открывать никому, пока не раздастся условный стук.
   Незадолго до возвращения Паулиты к дому подошли два незнакомца, закутанные в плащи до самых глаз, и постучались; но это не был условный стук, и Хулия не шелохнулась.
   Стук в дверь повторился, но снова безуспешно. Незнакомцы стали между собой переговариваться.
   – А ты уверен, что это его дом?
   – Еще бы, ведь вчера утром я сам был здесь вместе с Москитом.
   – Однако никто нам не отворяет, а ты говорил, что Паулита по вечерам всегда дома.
   – Но вы поглядите, ваша милость, внутри свет.
   Тот, кого называли «ваша милость», приложил глаз к замочной скважине.
   – В самом деле! – воскликнул он. – Свет горит. Может, Паулита уснула. Стучи покрепче.
   И оба принялись громко стучать.
   – Пожалуй, они все-таки ушли.
   – Возможно, но, раз она оставила свет, значит, скоро вернется.
   – Придем еще раз попозже.
   – Как прикажет ваша милость.
   Незнакомцы ушли.
   Через мгновение вернулись Паулита и Москит. Едва они постучались, как Хулия открыла им.
   – Благодарите меня, моя красавица, благодарите! – сказала Паулита, обнимая Хулию.
   – Благодарить за что? – спросила та.
   – А вы не знаете, где я только что была?
   – Не могу догадаться.