Страница:
Они вышли на улицу. Вдруг Хулия остановилась и нерешительно спросила:
– А если это не он?
Паулиту тоже охватило сомнение.
– А если это не он? – повторила она вслед за Хулией.
– Кто может поручиться, что это одно и тоже лицо? Ведь я не знаю его настоящего имени. А вы, разве вы знаете, как звали среди охотников того, о ком вы мне рассказывали?
– В самом деле, вы правы: было бы просто нелепо прийти вдруг ночью к незнакомому человеку – что подумал бы о нас дон Энрике, если бы он узнал об этом?
– Паулита, проводите меня домой.
– Идемте.
Немного времени спустя в доме сеньоры Магдалены раздался стук в дверь.
Первым его услышал Педро Хуан, которому не спалось после всех пережитых волнений. Ему пришло к голову, что стук в дверь как-то связан с ночным похищением. Он поспешно вскочил и спустился вниз, чтобы, не дожидаясь привратника, самому открыть дверь.
– Что вы скажете вашей матери? – спросила Паулита молодую девушку. – Откроете ли вы ей глаза на этого бесчестного человека?
– Бог поможет мне скрыть от нее ужасную правду.
Тут дверь открылась, и Хулия вошла, бросив на прощание:
– До завтра.
– Прощайте, – ответила Паулита.
Педро Хуан держал в руках светильник, и Хулия вмиг его узнала.
– Низкий человек! – воскликнула она.
– Ради бога, не выдавайте меня! – ответил дрожащим голосом Педро Хуан.
– Я не способна нанести моей матери этот удар. Скажите ей, будто в дверь стучался посторонний человек. Надеюсь, никто не знает, что ночью меня не было дома?
– Никто.
– Так позаботьтесь, чтобы и матушка об этом не узнала.
Хулия легко взбежала по лестнице наверх, но дверь ее комнаты оказалась на ключе.
В этот момент сеньора Магдалена вышла из своей спальни.
– Что случилось?
– Не знаю, матушка, – ответила Хулия, – я тоже вышла, чтобы посмотреть, в чем дело.
– Ты еще не раздевалась?
– Я молилась.
Тем временем Педро Хуан тоже поднялся наверх.
– Кто стучался? – спросила его сеньора Магдалена.
– Какая-то пьяная женщина пыталась вломиться в дом.
– Ушла она?
– Да.
– Так я ложусь. – И сеньора Магдалена вернулась к себе.
– Дайте ключ, – сказала Хулия.
– Вот он, – ответил Педро Хуан, протягивая ей ключ.
Хулия вошла к себе в спальню и заперла дверь.
XVI. СЛЕД ПОТЕРЯН
XVII. МАТЬ И ДОЧЬ
XVIII. БРАТ И СЕСТРА
– А если это не он?
Паулиту тоже охватило сомнение.
– А если это не он? – повторила она вслед за Хулией.
– Кто может поручиться, что это одно и тоже лицо? Ведь я не знаю его настоящего имени. А вы, разве вы знаете, как звали среди охотников того, о ком вы мне рассказывали?
– В самом деле, вы правы: было бы просто нелепо прийти вдруг ночью к незнакомому человеку – что подумал бы о нас дон Энрике, если бы он узнал об этом?
– Паулита, проводите меня домой.
– Идемте.
Немного времени спустя в доме сеньоры Магдалены раздался стук в дверь.
Первым его услышал Педро Хуан, которому не спалось после всех пережитых волнений. Ему пришло к голову, что стук в дверь как-то связан с ночным похищением. Он поспешно вскочил и спустился вниз, чтобы, не дожидаясь привратника, самому открыть дверь.
– Что вы скажете вашей матери? – спросила Паулита молодую девушку. – Откроете ли вы ей глаза на этого бесчестного человека?
– Бог поможет мне скрыть от нее ужасную правду.
Тут дверь открылась, и Хулия вошла, бросив на прощание:
– До завтра.
– Прощайте, – ответила Паулита.
Педро Хуан держал в руках светильник, и Хулия вмиг его узнала.
– Низкий человек! – воскликнула она.
– Ради бога, не выдавайте меня! – ответил дрожащим голосом Педро Хуан.
– Я не способна нанести моей матери этот удар. Скажите ей, будто в дверь стучался посторонний человек. Надеюсь, никто не знает, что ночью меня не было дома?
– Никто.
– Так позаботьтесь, чтобы и матушка об этом не узнала.
Хулия легко взбежала по лестнице наверх, но дверь ее комнаты оказалась на ключе.
В этот момент сеньора Магдалена вышла из своей спальни.
– Что случилось?
– Не знаю, матушка, – ответила Хулия, – я тоже вышла, чтобы посмотреть, в чем дело.
– Ты еще не раздевалась?
– Я молилась.
Тем временем Педро Хуан тоже поднялся наверх.
– Кто стучался? – спросила его сеньора Магдалена.
– Какая-то пьяная женщина пыталась вломиться в дом.
– Ушла она?
– Да.
– Так я ложусь. – И сеньора Магдалена вернулась к себе.
– Дайте ключ, – сказала Хулия.
– Вот он, – ответил Педро Хуан, протягивая ей ключ.
Хулия вошла к себе в спальню и заперла дверь.
XVI. СЛЕД ПОТЕРЯН
Индиано и дон Энрике поспешили к дому, указанному им Москитом, на поиски Хулии. Но ни Хулии, ни Паулиты там уже не было; служанка не смогла сообщить, куда они исчезли.
Быстро светало; уже на бледном небе вырисовывались очертания церковных куполов, колокола ударили к ранней мессе, на улице появились первые прохожие.
– Что делать? – спросил дон Энрике.
– Право, я и сам не знаю, – сказал Индиано. – Вот уж и день настал, просто теряюсь в догадках, куда могла деться Хулия.
– Москита мы теперь не сыщем.
– Да и Паулита едва ли вернется домой, а время летит.
– По счастью, свадьба не может состояться из-за похищения Хулии.
– Это верно, но кто знает, что с ней случилось.
– Мне пришла в голову мысль.
– Говорите.
– Помните донью Ану?
– Помню.
– Не знаю почему, но эта женщина стала вашим заклятым врагом. Боюсь, уж не замешана ли она в этой истории, ведь она на все способна.
– Вы думаете?
– О да! Знаете что? Не пойти ли нам к ней?
– Если вы считаете, что это нам поможет…
– Только там я надеюсь что-нибудь узнать.
– Так поспешим же к ней.
Закутавшись в плащи, оба друга устремились к дому доньи Аны. Уже совсем рассвело, когда они постучались в дверь, которая тотчас открылась перед ними. Друзья переступили порог.
– Сеньоры желают видеть мою госпожу? – спросила служанка.
– Да.
– Госпожи нет дома.
– Так рано и уже нет дома?
– Госпожа вышла из дому до рассвета.
– Наверно, в церковь?
– Нет, сеньор, она пошла в сторону главной улицы.
Друзья переглянулись, их лица выражали отчаяние.
– Так вы думаете, все пропало? – спросил дон Энрике.
– Пока еще нет, – ответил дон Диего после короткого раздумья. – Сделаем последнее усилие – идем к дому Хусто. Донья Ана пыталась заключить с ним союз, и кто знает, не было ли это похищение приманкой, чтобы заполучить его…
– Но с какой целью?
– Я и сам этого не пойму, но замыслы злых людей так хитро сплетены, что, даже разгадав их, не сразу найдешь их тайные пружины.
– Так идем к дому Хусто.
Окрыленные новой надеждой, друзья пустились в путь.
Дом дона Хусто выглядел опустевшим и покинутым, из просторного патио не доносилось ни малейшего шума. Не было видно ни слуг, ни рабов, ни конюхов; лишь один привратник сидел на скамье и, прикрыв голову беретом, грелся на солнышке.
– Где сеньор дон Хусто? – спросил дон Энрике.
Старик с удивлением посмотрел на пришельцев.
– Видно, сеньоры не знакомы с моим господином.
– Почему ты так думаешь?
– Да иначе сеньоры знали бы, что сегодня у моего господина свадьба, может, как раз в эту минуту в церкви совершается обряд. Я не смог пойти в храм из-за проклятого ревматизма, который меня мучит вот уже десять лет, с той поры как покойный сеньор вице-король, упокой господи его душу…
– Отлично. Итак, дон Хусто в церкви?
– А как же моему господину было не поспешить в церковь? Его милость аккуратен, как часы. Я его хорошо знаю, скоро тридцать лет, как я ему служу. Еще молодая Гуадалупита не успела выйти замуж за сеньора графа, упокой господи его душу, да и знать-то мне ее жениха пришлось больше понаслышке, потому как сеньор граф в ту пору еще не бывал у нас в доме, а я из-за своего ревматизма…
– Так ты говоришь, что в церкви уже началось венчание?
– Да, если бог милостив. Мой господин поднялся спозаранку, да и ничего удивительного, что он торопился подняться, ведь девушка, говорят, прекраснее золотого дублона и белее китайской фарфоровой чашечки.
– А невеста тоже была готова к свадьбе?
– Разумеется, ведь мой господин чуть свет послал в ее дом гонца спросить, не пора ли ему уже ехать за невестой; а послал он Коласа, мальчишку-мулата, живого, словно ртуть, а уж как мой господин его любит, и сказать невозможно, так вот ваша милость сейчас услышит, как все произошло.
– Так что же ему в доме невесты ответили?
– Кому?
– Посланцу дона Хусто.
– К этому я и речь веду помаленьку да полегоньку. Как говорится, тише едешь, дальше будешь. Так мы остановились на том, что паренек, а зовут его Колас, побежал к невесте спросить от имени моего господина, все ли готово и не пора ли моему господину уже идти навстречу своему счастью. А Колас уж так прыток – стрелу перегонит. Сеньорам, может, неизвестно, а я этого мальчишку вырастил и, как говорится, собственной грудью выкормил.
Дону Энрике и дону Диего не терпелось поскорее узнать, что же ответили гонцу в доме Хулии, но они понимали, – если прервать старика, он начнет все рассказывать сызнова, – и запаслись терпением.
– Так вот, – продолжал старик, – господин кликнул Коласа, – а паренек, надо вам сказать, ходит теперь в ливрее, ни дать ни взять алькальд из Севильи, – и говорит ему: «Колас, мигом слетай в дом сеньоры доньи Магдалены», – так зовут мать невесты, и, говорят, она родом оттуда, где шла война против турка, – позабыл, как зовется это место…
– Лепанто, – с яростью подсказал дон Диего.
– Так вот с божьей помощью она оттуда и приехала. «Спроси-ка у сеньоры, – говорит мой господин, – все ли готово и не пора ли мне уже явиться…»
– Ну, Колас спросил, а дальше что? – не утерпел прервать старика дон Энрике.
– А паренек – такой шустрый! Одна нога тут, другая там, и не успели мы оглянуться, как он уже вернулся. По чистой случайности мой господин стоял на этом самом месте в своем лиловом камзоле, и Колас говорит ему: «Так и так, сеньора Магдалена низко кланяется и целует руки вашей милости, а в доме все готово, и ждут только вашу милость, чтобы ехать венчаться»… Что за бесовское наваждение, сеньоры бегом пустились от меня прочь, даже договорить не дали, так слово на языке и застряло…
В самом деле, едва услышав полученный гонцом ответ, друзья переглянулись и, не обращая больше внимания на старика, быстро зашагали по улице.
– Здесь кроется какая-то тайна, я в ней никак не разберусь, – сказал дон Энрике.
– Да и я ничего не понимаю, – откликнулся дон Диего. – Если Хулии этой ночью не было дома, возможно ли, что сегодня поутру, она как ни в чем не бывало, поехала в церковь венчаться?
– Может, не она была похищена этой ночью?
– Конечно, могла произойти ошибка. Но самое ужасное, если как раз в эту минуту совершается венчание, и мы не поспеем вовремя.
– Прибавим же шагу.
И друзья чуть не бегом пустились вперед, к дому Хулии.
Там они ожидали застать шумное оживление, вереницу карет, толпу пажей и слуг, но, к их удивлению, дом оказался запертым, лишь на пороге задней двери стояла женщина, по виду служанка.
– Скажите, – обратился к ней дон Диего, – бракосочетание уже закончилось?
– Не знаю, сеньор, – ответила служанка.
– Не знаете? Разве вы не служите здесь в доме?
– Как же, сеньор, я здешняя, но сеньорита венчается не у себя в доме.
– А где же?
– В доме сеньоры графини, вдовы Торре-Леаль, своей посаженой матери.
– И все уже отправились туда?
– Да, сеньор. Жених поехал в карете вместе с сеньоритой Хулией, сеньорой, ее матерью и отчимом.
– Давно они выехали?
– С полчаса. Если ваши милости поторопятся, они, возможно, еще застанут венчание, а оглашение уже наверняка закончилось.
– Кто знает, может, еще поспеем, – сказал дон Диего и, подавая пример, торопливо зашагал прочь от дома Хулии. Дон Энрике, поникнув головой, последовал за ним. Ему предстояло вновь очутиться под отчим кровом, где он родился, где провел первые годы жизни и достиг юношеского возраста. Горькие воспоминания с небывалой силой нахлынули на него. Перед ним возник образ старого, безутешного отца, которому не привелось перед смертью повидаться с сыном, вспомнились все невзгоды, обрушившиеся на него, бедного изгнанника, и при этом он невольно подумал о доне Диего, виновнике его злосчастий.
Но мысль о благородном поведении дона Диего благодетельным бальзамом успокоила возмущенное сердце дона Энрике. Прибавив шагу, он взял под руку своего доброго друга.
Быстро светало; уже на бледном небе вырисовывались очертания церковных куполов, колокола ударили к ранней мессе, на улице появились первые прохожие.
– Что делать? – спросил дон Энрике.
– Право, я и сам не знаю, – сказал Индиано. – Вот уж и день настал, просто теряюсь в догадках, куда могла деться Хулия.
– Москита мы теперь не сыщем.
– Да и Паулита едва ли вернется домой, а время летит.
– По счастью, свадьба не может состояться из-за похищения Хулии.
– Это верно, но кто знает, что с ней случилось.
– Мне пришла в голову мысль.
– Говорите.
– Помните донью Ану?
– Помню.
– Не знаю почему, но эта женщина стала вашим заклятым врагом. Боюсь, уж не замешана ли она в этой истории, ведь она на все способна.
– Вы думаете?
– О да! Знаете что? Не пойти ли нам к ней?
– Если вы считаете, что это нам поможет…
– Только там я надеюсь что-нибудь узнать.
– Так поспешим же к ней.
Закутавшись в плащи, оба друга устремились к дому доньи Аны. Уже совсем рассвело, когда они постучались в дверь, которая тотчас открылась перед ними. Друзья переступили порог.
– Сеньоры желают видеть мою госпожу? – спросила служанка.
– Да.
– Госпожи нет дома.
– Так рано и уже нет дома?
– Госпожа вышла из дому до рассвета.
– Наверно, в церковь?
– Нет, сеньор, она пошла в сторону главной улицы.
Друзья переглянулись, их лица выражали отчаяние.
– Так вы думаете, все пропало? – спросил дон Энрике.
– Пока еще нет, – ответил дон Диего после короткого раздумья. – Сделаем последнее усилие – идем к дому Хусто. Донья Ана пыталась заключить с ним союз, и кто знает, не было ли это похищение приманкой, чтобы заполучить его…
– Но с какой целью?
– Я и сам этого не пойму, но замыслы злых людей так хитро сплетены, что, даже разгадав их, не сразу найдешь их тайные пружины.
– Так идем к дому Хусто.
Окрыленные новой надеждой, друзья пустились в путь.
Дом дона Хусто выглядел опустевшим и покинутым, из просторного патио не доносилось ни малейшего шума. Не было видно ни слуг, ни рабов, ни конюхов; лишь один привратник сидел на скамье и, прикрыв голову беретом, грелся на солнышке.
– Где сеньор дон Хусто? – спросил дон Энрике.
Старик с удивлением посмотрел на пришельцев.
– Видно, сеньоры не знакомы с моим господином.
– Почему ты так думаешь?
– Да иначе сеньоры знали бы, что сегодня у моего господина свадьба, может, как раз в эту минуту в церкви совершается обряд. Я не смог пойти в храм из-за проклятого ревматизма, который меня мучит вот уже десять лет, с той поры как покойный сеньор вице-король, упокой господи его душу…
– Отлично. Итак, дон Хусто в церкви?
– А как же моему господину было не поспешить в церковь? Его милость аккуратен, как часы. Я его хорошо знаю, скоро тридцать лет, как я ему служу. Еще молодая Гуадалупита не успела выйти замуж за сеньора графа, упокой господи его душу, да и знать-то мне ее жениха пришлось больше понаслышке, потому как сеньор граф в ту пору еще не бывал у нас в доме, а я из-за своего ревматизма…
– Так ты говоришь, что в церкви уже началось венчание?
– Да, если бог милостив. Мой господин поднялся спозаранку, да и ничего удивительного, что он торопился подняться, ведь девушка, говорят, прекраснее золотого дублона и белее китайской фарфоровой чашечки.
– А невеста тоже была готова к свадьбе?
– Разумеется, ведь мой господин чуть свет послал в ее дом гонца спросить, не пора ли ему уже ехать за невестой; а послал он Коласа, мальчишку-мулата, живого, словно ртуть, а уж как мой господин его любит, и сказать невозможно, так вот ваша милость сейчас услышит, как все произошло.
– Так что же ему в доме невесты ответили?
– Кому?
– Посланцу дона Хусто.
– К этому я и речь веду помаленьку да полегоньку. Как говорится, тише едешь, дальше будешь. Так мы остановились на том, что паренек, а зовут его Колас, побежал к невесте спросить от имени моего господина, все ли готово и не пора ли моему господину уже идти навстречу своему счастью. А Колас уж так прыток – стрелу перегонит. Сеньорам, может, неизвестно, а я этого мальчишку вырастил и, как говорится, собственной грудью выкормил.
Дону Энрике и дону Диего не терпелось поскорее узнать, что же ответили гонцу в доме Хулии, но они понимали, – если прервать старика, он начнет все рассказывать сызнова, – и запаслись терпением.
– Так вот, – продолжал старик, – господин кликнул Коласа, – а паренек, надо вам сказать, ходит теперь в ливрее, ни дать ни взять алькальд из Севильи, – и говорит ему: «Колас, мигом слетай в дом сеньоры доньи Магдалены», – так зовут мать невесты, и, говорят, она родом оттуда, где шла война против турка, – позабыл, как зовется это место…
– Лепанто, – с яростью подсказал дон Диего.
– Так вот с божьей помощью она оттуда и приехала. «Спроси-ка у сеньоры, – говорит мой господин, – все ли готово и не пора ли мне уже явиться…»
– Ну, Колас спросил, а дальше что? – не утерпел прервать старика дон Энрике.
– А паренек – такой шустрый! Одна нога тут, другая там, и не успели мы оглянуться, как он уже вернулся. По чистой случайности мой господин стоял на этом самом месте в своем лиловом камзоле, и Колас говорит ему: «Так и так, сеньора Магдалена низко кланяется и целует руки вашей милости, а в доме все готово, и ждут только вашу милость, чтобы ехать венчаться»… Что за бесовское наваждение, сеньоры бегом пустились от меня прочь, даже договорить не дали, так слово на языке и застряло…
В самом деле, едва услышав полученный гонцом ответ, друзья переглянулись и, не обращая больше внимания на старика, быстро зашагали по улице.
– Здесь кроется какая-то тайна, я в ней никак не разберусь, – сказал дон Энрике.
– Да и я ничего не понимаю, – откликнулся дон Диего. – Если Хулии этой ночью не было дома, возможно ли, что сегодня поутру, она как ни в чем не бывало, поехала в церковь венчаться?
– Может, не она была похищена этой ночью?
– Конечно, могла произойти ошибка. Но самое ужасное, если как раз в эту минуту совершается венчание, и мы не поспеем вовремя.
– Прибавим же шагу.
И друзья чуть не бегом пустились вперед, к дому Хулии.
Там они ожидали застать шумное оживление, вереницу карет, толпу пажей и слуг, но, к их удивлению, дом оказался запертым, лишь на пороге задней двери стояла женщина, по виду служанка.
– Скажите, – обратился к ней дон Диего, – бракосочетание уже закончилось?
– Не знаю, сеньор, – ответила служанка.
– Не знаете? Разве вы не служите здесь в доме?
– Как же, сеньор, я здешняя, но сеньорита венчается не у себя в доме.
– А где же?
– В доме сеньоры графини, вдовы Торре-Леаль, своей посаженой матери.
– И все уже отправились туда?
– Да, сеньор. Жених поехал в карете вместе с сеньоритой Хулией, сеньорой, ее матерью и отчимом.
– Давно они выехали?
– С полчаса. Если ваши милости поторопятся, они, возможно, еще застанут венчание, а оглашение уже наверняка закончилось.
– Кто знает, может, еще поспеем, – сказал дон Диего и, подавая пример, торопливо зашагал прочь от дома Хулии. Дон Энрике, поникнув головой, последовал за ним. Ему предстояло вновь очутиться под отчим кровом, где он родился, где провел первые годы жизни и достиг юношеского возраста. Горькие воспоминания с небывалой силой нахлынули на него. Перед ним возник образ старого, безутешного отца, которому не привелось перед смертью повидаться с сыном, вспомнились все невзгоды, обрушившиеся на него, бедного изгнанника, и при этом он невольно подумал о доне Диего, виновнике его злосчастий.
Но мысль о благородном поведении дона Диего благодетельным бальзамом успокоила возмущенное сердце дона Энрике. Прибавив шагу, он взял под руку своего доброго друга.
XVII. МАТЬ И ДОЧЬ
Донья Ана поняла, что для нее все потеряно: дон Диего каким-то таинственным образом проведал, что анонимное письмо вице-королю с сообщением о жизни дона Энрике среди пиратов написано ею. К тому же возвращение доньи Марины в Мехико навсегда лишило донью Ану надежды стать женой или хотя бы возлюбленной дона Диего.
Но она отомстит за себя, она погубит и дона Энрике и дона Диего. Во что бы то ни стало, любой ценой.
В ее легкомысленном, непостоянном сердце любовные страсти – бурные и порывистые – сменяли одна другую, подобно тому как набегающие чередой волны меняют очертания песчаного побережья.
Донья Ана размышляла всю ночь напролет, и, прежде чем наступил рассвет следующего дня, она надела свой лучший наряд, накинула длинный плащ, закрыла лицо густой вуалью и отправилась к дону Хусто.
Несмотря на ранний час, жизнь в его доме кипела ключом; все были на ногах. Донья Ана, не колеблясь, с независимым видом прошла мимо слуг, словно она была здесь своим человеком. Никто не посмел остановить ее.
Поднявшись по лестнице, она столкнулась лицом к лицу с доном Хусто, который выходил из покоев.
– Кабальеро, – сказала донья Ана, обращаясь к нему, – мне надо поговорить с вами. – Дон Хусто в нерешительности молча остановился и готов был уже ответить отказом, как вдруг перед его глазами из-под плаща незнакомки мелькнули нарядное платье, прекрасная холеная рука и маленькие ножки в расшитых золотом башмачках. Пожалуй, решил он, стоит выслушать пришедшую даму.
Красота, скрытая от глаз, таит в себе особую манящую привлекательность. Если бы женщины понимали, какую прелесть придает таинственность даже тем из них, кто не блещет красотой, они никогда не согласились бы расстаться с маской и плащом из счастливых и романтических времен Филиппа II, эпохи чарующих приключений с «закутанными незнакомками».
Нынешние женщины показываются на улице при свете дня; конечно, они могут понравиться, но что бы ни проповедовали последователи материализма, ничто не производит такого неотразимого впечатления на сердце мужчины, как романтическая загадочность.
Бывало, под вуалью скрывалось лицо дурнушки, и разочарованный поклонник спасался от нее бегством. Но ведь нынче, когда все женщины ходят с открытыми лицами, дурнушка все равно не привлекает к себе восторженных взоров.
Дон Хусто, человек опытный, готов был поклясться, что перед ним красивая и знатная дама.
– Сеньора, – ответил он, – ежели вы пришли по важному делу, а главное, не намерены долго задержать меня, я буду весьма рад вас выслушать.
– О важности дела вы сможете судить сами, – сказала донья Ана.
– В таком случае благоволите следовать за мной.
Дон Хусто провел донью Ану в один из богато убранных покоев.
– Мы здесь одни? – спросила донья Ана, опускаясь в кресло.
– Да, сеньора.
– Будьте добры, заприте дверь.
Дон Хусто повиновался, удивляясь в душе таким предосторожностям.
– Вы узнаете меня, дон Хусто? – спросила донья Ана, откидывая вуаль.
– Донья Ана! – воскликнул, отступая, дон Хусто.
– Я вижу, вы не забываете старых друзей.
– Могу ли я вас забыть? – ответил дон Хусто, любуясь своей гостьей и находя ее еще прекраснее, чем прежде; даже накануне свадьбы встреча с доньей Аной взволновала его. – Забыть вас! Да вы стали еще красивее! Кто видел вас хоть раз в жизни, тот никогда вас не забудет.
– Бросьте расточать любезности в день вашей свадьбы и выслушайте меня.
– Говорите.
– Я была здесь вчера, но мне не удалось с вами увидеться.
– К моему большому огорчению.
– Я хотела сообщить вам, что дон Энрике Руис де Мендилуэта в Мехико.
Дон Хусто даже подскочил от ужаса, словно на него неожиданно упал скорпион.
– Дон Энрике?! – воскликнул он. – Вам пригрезилось. Он умер.
– Ошибаетесь. Дон Энрике жив, я сама его видела.
– Вы видели его?
– Да.
– Вы хотите сказать, он прибыл сюда вместе с вами?
– Нет. Но я хочу вас предупредить, будьте настороже, ибо дон Энрике намерен потребовать свой титул и отцовское наследство.
– Тогда я пропал, – прошептал в полном унынии дон Хусто.
– А может, и не пропал.
– Что вы говорите?
– Имеется средство предотвратить вашу гибель, незачем падать духом.
– Так что же вы молчите? Скажите, какое средство?
– Прежде всего нам надлежит заключить с вами договор. В этом мире все имеет свою цену, все зиждется на определенных условиях.
– Сообщите же ваши условия. Чего вы хотите? Золота? Вы его получите…
– Я пришла не за тем, чтобы торговать моей тайной.
– В таком случае?..
– Я жажду отомстить и дону Энрике и дону Диего де Альваресу.
– Каким образом?
– Об этом надобно подумать вам, вы должны помочь мне в моих намерениях. Ничего другого я не требую.
– Однако такие вещи не приходят сразу в голову.
– Поразмыслите. Придумайте, как вернее отомстить, хотя и с опозданием.
– Обещаю помочь вам.
– Поклянитесь.
– Клянусь богом, его пречистой матерью и всеми святыми, – торжественно произнес дон Хусто и, осенив себя крестом, поднес руку к губам.
– Хорошо. А теперь выслушайте мой план, как вам освободиться от дона Энрике. Этот план, пожалуй, хорош и для моей мести.
– Я вас слушаю.
– Мне известна роковая тайна в жизни дона Энрике, она не только помешает ему потребовать назад отцовское наследство, но даже может привести его на виселицу.
– Что это за тайна?
– Известно ли вам, чем занимался дон Энрике вдали от Новой Испании?
– Нет.
– Он был пиратом.
– Пресвятая дева! – в ужасе воскликнул дон Хусто.
– Да, пиратом, пиратом. Я сама видела, как он участвовал в осаде и разграблении Портобело. Он был любимцем этого богоотступника Моргана. Заодно с его злодеями грабил города и селения испанского короля, жег дома и храмы, бесчестил женщин и девушек из знатных семейств. Так неужто такой человек достоин стать графом де Торре-Леаль? И не спасаю ли я вас, разоблачая перед вами истинную сущность этого человека?
– Конечно, еще бы. Но готовы ли вы подтвердить это перед судом?
– И даже перед самим королем, если потребуется.
– В таком случае я пошлю за вами, когда понадобиться…
– Нет, вы должны сегодня же взять меня под свое покровительство. Поймите, ко мне подошлют убийц, и, мертвая, я навсегда умолкну. Дон Энрике знает, где я живу, знает, что мне известно его прошлое, что я одинока и беззащитна, и, прежде чем я успею громогласно разоблачить его, он убьет меня, я в этом уверена.
– Пожалуй, вы правы.
– Я единственная помеха на его пути, и он не остановится перед тем, чтобы убрать меня.
– Мне пришла в голову превосходная мысль.
– Какая?
– Сегодня состоится моя свадьба в доме моей сестры и посаженой матери Гуадалупе, вдовы де Торре-Леаль. Мы пробудем там весь день, сюда вернемся только к ночи. Я провожу вас сейчас к сестре, а потом вы поселитесь здесь, у меня. Согласны?
– Да.
– Моя сестра знает вас?
– Не думаю.
– Тем лучше. Идемте же.
– А как, по-вашему, мне следует поступать дальше?
– Вы приедете вместе со мной к графине, и едва в ее доме появится дон Энрике, вы бросите ему в лицо все, что вы о нем знаете, и прибавите к этому, что он похитил вас.
– В моем похищении он не виновен.
– Пусть так, но кто может опровергнуть ваши обвинения?
– Никто.
– Вот ему и не удастся оправдаться.
– Понимаю.
– Следуйте за мной, время не терпит.
Об руку со своей гостьей дон Хусто сошел вниз, где у подъезда их ожидала карета, запряженная парой превосходных мулов. Заговорщики уселись в карету, которая легко и быстро покатила по улицам города, пока не остановилась у величавого обиталища графов де Торре-Леаль. Здесь также царило лихорадочное оживление, – все готовилось к предстоящему торжеству.
Ведя закутанную в непроницаемую вуаль даму, дон Хусто прошел мимо слуг, толпившихся в патио. Слуги и конюхи провожали жениха низкими поклонами, уверенные, что он ведет свою невесту.
Чета поднялась по лестнице и вошла в одну из комнат, где, кроме служанки, никого не было.
– Хулиана, – обратился к ней дон Хусто, – передай сеньоре графине, что мне надо поговорить с ней. Она у себя одна?
– Нет, у сеньоры гостья.
– Все равно, передай, что я жду ее.
Мгновенье спустя дверь отворилась, и в комнату вошла графиня де Торре-Леаль. Это была женщина средних лет, необычайно бледная; черты ее лица и вся манера держать себя говорили о природной доброте и мягкости ее характера.
На ней было платье черного бархата, отделанное черными кружевами, брильянтовая диадема сверкала на головном уборе из черных кружев и бархатных лент. Длинные подвески, широкое ожерелье и брильянтовая брошь на груди дополняли ее богатый наряд.
– Добрый день, Гуадалупе, моя посаженая мать, – сказал ей с горделивой улыбкой дон Хусто. – Как ты сегодня почивала?
– Несколько лучше, – ответила графиня, легким наклоном головы приветствуя донью Ану, поднявшуюся с кресла.
– Гуадалупе, прошу тебя, приюти у себя на сегодняшний день эту даму.
– С большим удовольствием, – ответила графиня.
– И ты и я, мы чрезвычайно многим обязаны сеньоре. Потом я расскажу тебе об этом подробнее.
– Ты говоришь, мы многим обязаны?
– Да, позднее ты все узнаешь. Снимите вуаль, сеньора, – продолжал дон Хусто, обращаясь к донье Ане, – здесь вы можете чувствовать себя как дома.
Донья Ана открыла лицо и рассыпалась перед графиней в благодарностях, на что та с мягкой улыбкой ответила:
– Сеньора, я рада предложить вам гостеприимство, мне достаточно того, что за вас просит мой брат.
– Благодарствуйте, сеньора графиня, – ответила донья Ана.
– Я желал бы поговорить с тобой наедине, сестра, – сказал дон Хусто, – если ты не возражаешь, сеньора могла бы проследовать в другие покои.
– Прекрасно, она составит компанию моей гостье, которая сидит пока одна в ожидании венчания.
– Отлично.
– Хулиана, – сказала графиня, обращаясь к служанке, ожидавшей у дверей.
– Госпожа, – откликнулась служанка.
– Проводи сеньору в зал. Прощу вас, сеньора, чувствовать себя здесь, как в вашем собственном доме.
– Бесконечно тронута вашей добротой, сеньора графиня.
Донья Ана встала и последовала за служанкой через анфиладу покоев в зал, где собирались гости в ожидании свадьбы. По пути она внимательно разглядывала ковры и богатое убранство комнат. Войдя в зал, она увидела сидевшую в кресле пожилую, изысканно одетую даму.
Молодая женщина подошла ближе, чтобы приветствовать ее, дама повернула к ней голову, и у обеих одновременно вырвался крик удивления.
– Ана! – воскликнула старая дама.
– Матушка! – отозвалась донья Ана.
На какой-то миг женщины замерли в нерешительности, потом, рыдая, бросились друг другу в объятия.
Служанка, провожавшая донью Ану, с удивлением смотрела на эту сцену, потом, рассудив, что графиня, очевидно, заранее подготовила эту встречу и ей здесь делать нечего, ушла, покинув взволнованную мать наедине с дочерью.
Меж тем у графини с доном Хусто завязался горячий спор.
Но она отомстит за себя, она погубит и дона Энрике и дона Диего. Во что бы то ни стало, любой ценой.
В ее легкомысленном, непостоянном сердце любовные страсти – бурные и порывистые – сменяли одна другую, подобно тому как набегающие чередой волны меняют очертания песчаного побережья.
Донья Ана размышляла всю ночь напролет, и, прежде чем наступил рассвет следующего дня, она надела свой лучший наряд, накинула длинный плащ, закрыла лицо густой вуалью и отправилась к дону Хусто.
Несмотря на ранний час, жизнь в его доме кипела ключом; все были на ногах. Донья Ана, не колеблясь, с независимым видом прошла мимо слуг, словно она была здесь своим человеком. Никто не посмел остановить ее.
Поднявшись по лестнице, она столкнулась лицом к лицу с доном Хусто, который выходил из покоев.
– Кабальеро, – сказала донья Ана, обращаясь к нему, – мне надо поговорить с вами. – Дон Хусто в нерешительности молча остановился и готов был уже ответить отказом, как вдруг перед его глазами из-под плаща незнакомки мелькнули нарядное платье, прекрасная холеная рука и маленькие ножки в расшитых золотом башмачках. Пожалуй, решил он, стоит выслушать пришедшую даму.
Красота, скрытая от глаз, таит в себе особую манящую привлекательность. Если бы женщины понимали, какую прелесть придает таинственность даже тем из них, кто не блещет красотой, они никогда не согласились бы расстаться с маской и плащом из счастливых и романтических времен Филиппа II, эпохи чарующих приключений с «закутанными незнакомками».
Нынешние женщины показываются на улице при свете дня; конечно, они могут понравиться, но что бы ни проповедовали последователи материализма, ничто не производит такого неотразимого впечатления на сердце мужчины, как романтическая загадочность.
Бывало, под вуалью скрывалось лицо дурнушки, и разочарованный поклонник спасался от нее бегством. Но ведь нынче, когда все женщины ходят с открытыми лицами, дурнушка все равно не привлекает к себе восторженных взоров.
Дон Хусто, человек опытный, готов был поклясться, что перед ним красивая и знатная дама.
– Сеньора, – ответил он, – ежели вы пришли по важному делу, а главное, не намерены долго задержать меня, я буду весьма рад вас выслушать.
– О важности дела вы сможете судить сами, – сказала донья Ана.
– В таком случае благоволите следовать за мной.
Дон Хусто провел донью Ану в один из богато убранных покоев.
– Мы здесь одни? – спросила донья Ана, опускаясь в кресло.
– Да, сеньора.
– Будьте добры, заприте дверь.
Дон Хусто повиновался, удивляясь в душе таким предосторожностям.
– Вы узнаете меня, дон Хусто? – спросила донья Ана, откидывая вуаль.
– Донья Ана! – воскликнул, отступая, дон Хусто.
– Я вижу, вы не забываете старых друзей.
– Могу ли я вас забыть? – ответил дон Хусто, любуясь своей гостьей и находя ее еще прекраснее, чем прежде; даже накануне свадьбы встреча с доньей Аной взволновала его. – Забыть вас! Да вы стали еще красивее! Кто видел вас хоть раз в жизни, тот никогда вас не забудет.
– Бросьте расточать любезности в день вашей свадьбы и выслушайте меня.
– Говорите.
– Я была здесь вчера, но мне не удалось с вами увидеться.
– К моему большому огорчению.
– Я хотела сообщить вам, что дон Энрике Руис де Мендилуэта в Мехико.
Дон Хусто даже подскочил от ужаса, словно на него неожиданно упал скорпион.
– Дон Энрике?! – воскликнул он. – Вам пригрезилось. Он умер.
– Ошибаетесь. Дон Энрике жив, я сама его видела.
– Вы видели его?
– Да.
– Вы хотите сказать, он прибыл сюда вместе с вами?
– Нет. Но я хочу вас предупредить, будьте настороже, ибо дон Энрике намерен потребовать свой титул и отцовское наследство.
– Тогда я пропал, – прошептал в полном унынии дон Хусто.
– А может, и не пропал.
– Что вы говорите?
– Имеется средство предотвратить вашу гибель, незачем падать духом.
– Так что же вы молчите? Скажите, какое средство?
– Прежде всего нам надлежит заключить с вами договор. В этом мире все имеет свою цену, все зиждется на определенных условиях.
– Сообщите же ваши условия. Чего вы хотите? Золота? Вы его получите…
– Я пришла не за тем, чтобы торговать моей тайной.
– В таком случае?..
– Я жажду отомстить и дону Энрике и дону Диего де Альваресу.
– Каким образом?
– Об этом надобно подумать вам, вы должны помочь мне в моих намерениях. Ничего другого я не требую.
– Однако такие вещи не приходят сразу в голову.
– Поразмыслите. Придумайте, как вернее отомстить, хотя и с опозданием.
– Обещаю помочь вам.
– Поклянитесь.
– Клянусь богом, его пречистой матерью и всеми святыми, – торжественно произнес дон Хусто и, осенив себя крестом, поднес руку к губам.
– Хорошо. А теперь выслушайте мой план, как вам освободиться от дона Энрике. Этот план, пожалуй, хорош и для моей мести.
– Я вас слушаю.
– Мне известна роковая тайна в жизни дона Энрике, она не только помешает ему потребовать назад отцовское наследство, но даже может привести его на виселицу.
– Что это за тайна?
– Известно ли вам, чем занимался дон Энрике вдали от Новой Испании?
– Нет.
– Он был пиратом.
– Пресвятая дева! – в ужасе воскликнул дон Хусто.
– Да, пиратом, пиратом. Я сама видела, как он участвовал в осаде и разграблении Портобело. Он был любимцем этого богоотступника Моргана. Заодно с его злодеями грабил города и селения испанского короля, жег дома и храмы, бесчестил женщин и девушек из знатных семейств. Так неужто такой человек достоин стать графом де Торре-Леаль? И не спасаю ли я вас, разоблачая перед вами истинную сущность этого человека?
– Конечно, еще бы. Но готовы ли вы подтвердить это перед судом?
– И даже перед самим королем, если потребуется.
– В таком случае я пошлю за вами, когда понадобиться…
– Нет, вы должны сегодня же взять меня под свое покровительство. Поймите, ко мне подошлют убийц, и, мертвая, я навсегда умолкну. Дон Энрике знает, где я живу, знает, что мне известно его прошлое, что я одинока и беззащитна, и, прежде чем я успею громогласно разоблачить его, он убьет меня, я в этом уверена.
– Пожалуй, вы правы.
– Я единственная помеха на его пути, и он не остановится перед тем, чтобы убрать меня.
– Мне пришла в голову превосходная мысль.
– Какая?
– Сегодня состоится моя свадьба в доме моей сестры и посаженой матери Гуадалупе, вдовы де Торре-Леаль. Мы пробудем там весь день, сюда вернемся только к ночи. Я провожу вас сейчас к сестре, а потом вы поселитесь здесь, у меня. Согласны?
– Да.
– Моя сестра знает вас?
– Не думаю.
– Тем лучше. Идемте же.
– А как, по-вашему, мне следует поступать дальше?
– Вы приедете вместе со мной к графине, и едва в ее доме появится дон Энрике, вы бросите ему в лицо все, что вы о нем знаете, и прибавите к этому, что он похитил вас.
– В моем похищении он не виновен.
– Пусть так, но кто может опровергнуть ваши обвинения?
– Никто.
– Вот ему и не удастся оправдаться.
– Понимаю.
– Следуйте за мной, время не терпит.
Об руку со своей гостьей дон Хусто сошел вниз, где у подъезда их ожидала карета, запряженная парой превосходных мулов. Заговорщики уселись в карету, которая легко и быстро покатила по улицам города, пока не остановилась у величавого обиталища графов де Торре-Леаль. Здесь также царило лихорадочное оживление, – все готовилось к предстоящему торжеству.
Ведя закутанную в непроницаемую вуаль даму, дон Хусто прошел мимо слуг, толпившихся в патио. Слуги и конюхи провожали жениха низкими поклонами, уверенные, что он ведет свою невесту.
Чета поднялась по лестнице и вошла в одну из комнат, где, кроме служанки, никого не было.
– Хулиана, – обратился к ней дон Хусто, – передай сеньоре графине, что мне надо поговорить с ней. Она у себя одна?
– Нет, у сеньоры гостья.
– Все равно, передай, что я жду ее.
Мгновенье спустя дверь отворилась, и в комнату вошла графиня де Торре-Леаль. Это была женщина средних лет, необычайно бледная; черты ее лица и вся манера держать себя говорили о природной доброте и мягкости ее характера.
На ней было платье черного бархата, отделанное черными кружевами, брильянтовая диадема сверкала на головном уборе из черных кружев и бархатных лент. Длинные подвески, широкое ожерелье и брильянтовая брошь на груди дополняли ее богатый наряд.
– Добрый день, Гуадалупе, моя посаженая мать, – сказал ей с горделивой улыбкой дон Хусто. – Как ты сегодня почивала?
– Несколько лучше, – ответила графиня, легким наклоном головы приветствуя донью Ану, поднявшуюся с кресла.
– Гуадалупе, прошу тебя, приюти у себя на сегодняшний день эту даму.
– С большим удовольствием, – ответила графиня.
– И ты и я, мы чрезвычайно многим обязаны сеньоре. Потом я расскажу тебе об этом подробнее.
– Ты говоришь, мы многим обязаны?
– Да, позднее ты все узнаешь. Снимите вуаль, сеньора, – продолжал дон Хусто, обращаясь к донье Ане, – здесь вы можете чувствовать себя как дома.
Донья Ана открыла лицо и рассыпалась перед графиней в благодарностях, на что та с мягкой улыбкой ответила:
– Сеньора, я рада предложить вам гостеприимство, мне достаточно того, что за вас просит мой брат.
– Благодарствуйте, сеньора графиня, – ответила донья Ана.
– Я желал бы поговорить с тобой наедине, сестра, – сказал дон Хусто, – если ты не возражаешь, сеньора могла бы проследовать в другие покои.
– Прекрасно, она составит компанию моей гостье, которая сидит пока одна в ожидании венчания.
– Отлично.
– Хулиана, – сказала графиня, обращаясь к служанке, ожидавшей у дверей.
– Госпожа, – откликнулась служанка.
– Проводи сеньору в зал. Прощу вас, сеньора, чувствовать себя здесь, как в вашем собственном доме.
– Бесконечно тронута вашей добротой, сеньора графиня.
Донья Ана встала и последовала за служанкой через анфиладу покоев в зал, где собирались гости в ожидании свадьбы. По пути она внимательно разглядывала ковры и богатое убранство комнат. Войдя в зал, она увидела сидевшую в кресле пожилую, изысканно одетую даму.
Молодая женщина подошла ближе, чтобы приветствовать ее, дама повернула к ней голову, и у обеих одновременно вырвался крик удивления.
– Ана! – воскликнула старая дама.
– Матушка! – отозвалась донья Ана.
На какой-то миг женщины замерли в нерешительности, потом, рыдая, бросились друг другу в объятия.
Служанка, провожавшая донью Ану, с удивлением смотрела на эту сцену, потом, рассудив, что графиня, очевидно, заранее подготовила эту встречу и ей здесь делать нечего, ушла, покинув взволнованную мать наедине с дочерью.
Меж тем у графини с доном Хусто завязался горячий спор.
XVIII. БРАТ И СЕСТРА
– Хусто, – начала донья Гуадалупе, – я никогда не одобряла твоих намерений отделаться от дона Энрике.
– Я заботился о твоем сыне, моем племяннике. Наследство и титул принадлежат ему.
– Не будем обманываться, Хусто, наследство и титул ему не принадлежат. Бог накажет нас, если мы завладеем чужими правами.
– Ты слишком щепетильна для матери…
– Быть щепетильной, как это ты называешь, моя святая обязанность. Да, я мать, но прежде всего я христианка. Я люблю своего сына, но, именно любя его, я не желаю ему богатства, приобретенного преступным путем. Неправедно добытое богатство – проклятье для того, кто им завладел…
– Все эти рассуждения хороши в устах проповедника, Гуадалупе, они не заставят меня ни на йоту отступиться от намеченного плана. Как опекун, я обязан заботится о благе твоего сына.
– Но не в ущерб его совести…
– Его совести? А что понимает ребенок в таких делах? За них отвечаю я, что же касается моей совести, то она у меня вполне спокойна. Дай бог, чтобы дон Энрике мог похвалиться тем же.
– Это значит, что ты не уверен в его смерти?
– Да, не уверен… Сеньора, что явилась со мной, утверждает, что он жив и находится в Мехико.
– Жив! Боже, благодарю тебя! – с искренней радостью воскликнула донья Гуадалупе.
– Как, ты радуешься, что дон Энрике жив и в любой момент может появиться, чтобы отнять у твоего сына отцовское состояние?
– Хусто, будущность и состояние моего сына вполне обеспечены тем, что оставил ему и мне граф, нам не к лицу посягать на чужие богатства. Да, я счастлива, что дон Энрике жив, у меня сердце разрывалось при мысли, что на моем безвинном сыне лежит кровь брата. Запятнанные кровью дона Энрике, графский титул и состояние не принесли бы ничего, кроме несчастья, моему дорогому ребенку. Бог карает тех, кто нечестно завладел богатством.
– Итак, если дон Энрике появится, ты способна вернуть ему все, в ущерб твоему родному сыну?
– Конечно, и это не нанесло бы никакого ущерба моему ребенку, напротив, бог вознаградил бы его за такое доброе дело.
– Ну, знаешь, Гуадалупе, ты просто с ума сошла. Так ты в самом деле способна?.. По счастью, я еще жив и, вопреки твоей воле, помешаю такому сумасбродству, слышишь? Я опекун ребенка и не допущу, чтобы ты со своей щепетильностью подарила другому состояние, которое принадлежит твоему сыну по праву наследства. Я недаром сумел отстоять это право за моим племянником.
– Хусто, ради бога!
– Нет, нет, Гуадалупе, дай мне свободу, не мешай мне. Дон Энрике придет, я в этом уверен; но предупреждаю тебя – не мешай мне действовать. Пусть он появится здесь, но горе ему! Я сумею обратить его в бегство. Опозоренный, он или отступится, или погибнет.
– Но это низость! Не забывай, он брат моего сына.
– Однако теперь не время заниматься этим вопросом. Близится час венчания, мне пора ехать за Хулией и ее семьей. Увидим. Прощай. Позаботься о твоей гостье…
Не ожидая ответа, дон Хусто поднялся и вышел из комнаты.
Донья Гуадалупе склонила голову и задумалась. Потом, поднявшись с кресла, она решительно произнесла:
– Нет, тысячу раз нет! Мой сын не беден, но, будь он даже нищим, я не желаю ему сокровищ и титула, приобретенных нечестным путем. Я поговорю с этой женщиной, которую привел с собой брат… увидим…
Сеньора Магдалена не смогла уснуть после разбудившего ее ночного стука в дверь; поднявшись с постели, она прошла в комнату Хулии. Молодая девушка все еще не раздевалась; она молилась, плакала и размышляла.
Что, если юноша, о котором ей рассказала Паулита, в самом деле Антонио Железная Рука? Неужто она выйдет замуж за дона Хусто? А если это не он, то под каким предлогом отказаться от свадьбы? Что, если юный охотник навсегда забыл ее? Смеет ли она ради призрачной мечты пожертвовать покоем матери?
– Я заботился о твоем сыне, моем племяннике. Наследство и титул принадлежат ему.
– Не будем обманываться, Хусто, наследство и титул ему не принадлежат. Бог накажет нас, если мы завладеем чужими правами.
– Ты слишком щепетильна для матери…
– Быть щепетильной, как это ты называешь, моя святая обязанность. Да, я мать, но прежде всего я христианка. Я люблю своего сына, но, именно любя его, я не желаю ему богатства, приобретенного преступным путем. Неправедно добытое богатство – проклятье для того, кто им завладел…
– Все эти рассуждения хороши в устах проповедника, Гуадалупе, они не заставят меня ни на йоту отступиться от намеченного плана. Как опекун, я обязан заботится о благе твоего сына.
– Но не в ущерб его совести…
– Его совести? А что понимает ребенок в таких делах? За них отвечаю я, что же касается моей совести, то она у меня вполне спокойна. Дай бог, чтобы дон Энрике мог похвалиться тем же.
– Это значит, что ты не уверен в его смерти?
– Да, не уверен… Сеньора, что явилась со мной, утверждает, что он жив и находится в Мехико.
– Жив! Боже, благодарю тебя! – с искренней радостью воскликнула донья Гуадалупе.
– Как, ты радуешься, что дон Энрике жив и в любой момент может появиться, чтобы отнять у твоего сына отцовское состояние?
– Хусто, будущность и состояние моего сына вполне обеспечены тем, что оставил ему и мне граф, нам не к лицу посягать на чужие богатства. Да, я счастлива, что дон Энрике жив, у меня сердце разрывалось при мысли, что на моем безвинном сыне лежит кровь брата. Запятнанные кровью дона Энрике, графский титул и состояние не принесли бы ничего, кроме несчастья, моему дорогому ребенку. Бог карает тех, кто нечестно завладел богатством.
– Итак, если дон Энрике появится, ты способна вернуть ему все, в ущерб твоему родному сыну?
– Конечно, и это не нанесло бы никакого ущерба моему ребенку, напротив, бог вознаградил бы его за такое доброе дело.
– Ну, знаешь, Гуадалупе, ты просто с ума сошла. Так ты в самом деле способна?.. По счастью, я еще жив и, вопреки твоей воле, помешаю такому сумасбродству, слышишь? Я опекун ребенка и не допущу, чтобы ты со своей щепетильностью подарила другому состояние, которое принадлежит твоему сыну по праву наследства. Я недаром сумел отстоять это право за моим племянником.
– Хусто, ради бога!
– Нет, нет, Гуадалупе, дай мне свободу, не мешай мне. Дон Энрике придет, я в этом уверен; но предупреждаю тебя – не мешай мне действовать. Пусть он появится здесь, но горе ему! Я сумею обратить его в бегство. Опозоренный, он или отступится, или погибнет.
– Но это низость! Не забывай, он брат моего сына.
– Однако теперь не время заниматься этим вопросом. Близится час венчания, мне пора ехать за Хулией и ее семьей. Увидим. Прощай. Позаботься о твоей гостье…
Не ожидая ответа, дон Хусто поднялся и вышел из комнаты.
Донья Гуадалупе склонила голову и задумалась. Потом, поднявшись с кресла, она решительно произнесла:
– Нет, тысячу раз нет! Мой сын не беден, но, будь он даже нищим, я не желаю ему сокровищ и титула, приобретенных нечестным путем. Я поговорю с этой женщиной, которую привел с собой брат… увидим…
Сеньора Магдалена не смогла уснуть после разбудившего ее ночного стука в дверь; поднявшись с постели, она прошла в комнату Хулии. Молодая девушка все еще не раздевалась; она молилась, плакала и размышляла.
Что, если юноша, о котором ей рассказала Паулита, в самом деле Антонио Железная Рука? Неужто она выйдет замуж за дона Хусто? А если это не он, то под каким предлогом отказаться от свадьбы? Что, если юный охотник навсегда забыл ее? Смеет ли она ради призрачной мечты пожертвовать покоем матери?