Паласио Висенте Рива. Пираты Мексиканского залива

   – На очаровательной девушке, недавно поселившейся в нашем городе, – пояснил дон Диего. – Не знаю имени ее отца, но мне говорили, что семья жила постоянно на Эспаньоле, что девушка по происхождению француженка, а зовут ее Хулия.
   – Хулия! – воскликнул дон Энрике, снова забывая, что он находится перед вице-королем. – Хулия! Но, боже мой, это невозможно!
   – Как, вам знакома эта девушка? – спросил вице-король.
   – О да, сеньор! Простите, ваша светлость, что я осмелился забыться в вашем присутствии. Ведь с этой девушкой я мечтал соединить свою судьбу в тот день, когда мне удастся вновь обрести свободу. И вернул бы я свое богатство и знатное имя или остался бы нищим изгнанником, все равно я предложил бы ей руку.
   – А она знала все? Знала, кто вы?
   – Нет, сеньор, она не знала даже моего имени. Но она знала, что я люблю ее, что мы поженимся, и поклялась ждать меня.
   – Значит, она забыла вас.
   – Не думаю. Хулия на это не способна. Здесь кроется непонятная для меня тайна. По доброй воле Хулия не вышла бы замуж за другого.
   – В таком случае необходимо расстроить эту свадьбу, – сказал дон Диего.
   – Вы находите, что это возможно? – спросил вице-король.
   – Если девушка по-прежнему любит дона Энрике, то стоит ему появиться перед ней, как она откажется от брака с доном Хусто. А уладить все остальное очень просто, сеньор.
   – Превосходно. Но не будем терять ни минуты. Ночь на исходе, а свадьба, возможно, состоится рано поутру.
   – Просим у вашей светлости разрешения удалиться.
   – Разрешаю. Дон Энрике, вот пергамент с дарованным вам прощением. Приходите сообщить, успешно ли продвигаются ваши дела.
   – Благодарствуйте, сеньор, – ответил дон Энрике, почтительно склонившись перед вице-королем и принимая из его рук грамоту.
   Молодые люди вышли из дворца.
   – Дорогой друг, – сказал дон Энрике, – я вам и так уже многим обязан, но все же прошу вас, не покидайте меня: необходимо помешать этому браку. Если Хулия обвенчается с доном Хусто, я не знаю, что со мной будет.
   – Дон Энрике, то, что я сделал для вас, ничтожно по сравнению с возвращенной мне честью и счастьем; располагайте мною, я весь к вашим услугам.
   – Знаете ли вы, где живет Хулия?
   – Нет, понятия не имею.
   – У кого мы могли бы получить эти сведения?
   – Я знаю только одну особу, которой это известно.
   – Кто же она?
   – Это молодая женщина по имени Паулита.
   – Паулита?
   – Да, она-то и сообщила мне, что дон Хусто женится.
   – Так идемте же к ней.
   – Идемте.
   Дон Энрике с лихорадочной поспешностью направился к дому Паулиты. Дверь оказалась на запоре. На стук никто не отозвался. Подождав, дон Энрике снова постучал, потом забарабанил, но все было безуспешно.
   – Очевидно, ее нет дома, – заметил Индиано.
   – Как же быть?
   – Ничего не поделаешь, придется ждать.
   – Ждать? Но время летит… А если она до рассвета не вернется домой? Если никто не сможет сообщить нам, где дом Хулии, и бракосочетание тем временем состоится?
   – А как вы предлагаете поступить?
   Дон Энрике погрузился в размышления, потом горестно воскликнул:
   – Вы правы, – остается лишь ждать. Может быть, она вернется.
   – Будем ждать.
   Оба продолжали стоять около двери. Дон Энрике – снедаемый сильнейшей тревогой, дон Диего – задумчивый и печальный.
   Близилось утро, никто не появлялся, дон Энрике сходил с ума от беспокойства и нетерпения.
   Внезапно в переулке послышались шаги, мужские шаги. Друзья бросились вслед за незнакомцем, который при виде людей попытался было бежать, но его уже крепко держали четыре руки.
   – Москит! – с удивлением воскликнул дон Энрике. – Мы спасены.
   – Да, это я, дон Энрике, – сказал Москит, справившись с испугом.
   – Знаешь ли ты, где живет Хулия? – спросил дон Энрике.
   – Да, сеньор.
   – Ну, так веди меня к ней.
   – Это невозможно.
   – Невозможно? Почему?
   – Сеньор, меня преследует стража, я должен бежать.
   – Так укажи улицу, дом.
   – А для чего это вам, сеньор?
   – Москит, мне необходимо расстроить свадьбу Хулии, а для этого я должен с ней увидеться.
   – Ну, вы можете быть совершенно спокойны, свадьба и без того расстроена.
   – Свадьба расстроена? Откуда ты знаешь?
   – Да очень просто: этой ночью сеньорита Хулия бежала из дому.
   – Бежала?
   – Вернее сказать, я ее похитил из дому по приказу дона Педро Хуана, он, видите ли, тоже жаждет расстроить эту свадьбу.
   – И где же сейчас находится сеньорита?
   – Сеньор, узнав, что за мной гонится стража, я ее оставил на попечение Паулиты в доме на углу той улицы, где монастырь Санто-Доминго. Ступайте туда.
   – Чей же это дом?
   – Спросите там дона Педро Хуана де Борику.
   – Дом принадлежит ему?
   – Он нанял его на время. Там же увидите и Паулиту.
   – Плохо тебе придется, если ты нас обманываешь.
   – Клянусь богом!
   – Ступай. Вы пойдете со мной, дон Диего?
   – Конечно.
   Друзья поспешно направились на ту улицу, где стоял монастырь Санто-Доминго.

XIV. ПОХИЩЕНИЕ

   Педро Хуан де Борика безуспешно пытался совладать со своей страстью и найти покой и счастье у домашнего очага. Любовь к Хулии нахлынула на него с такой силой, что ему никак не удавалось забыть девушку.
   Правда, в первые дни после бурных объяснений между матерью и дочерью Педро Хуан испытал глубокое потрясение и, казалось, излечился от своей страсти.
   Он избегал встречаться с Хулией, беседовать с ней и даже не справлялся о ней у жены. Но известие о ее браке с доном Хусто вновь зажгло в его сердце пламя страсти. Ревность терзала его, нелепая и бессмысленная ревность, которую можно было назвать скорее досадой.
   Он не мог себе представить, что Хулия будет принадлежать другому; он привык жить с ней под одной кровлей, ежедневно видеть ее, слышать ее голос и нашептывать ей нежные слова; правда, Хулия выслушивала их без удовольствия, но все же ей приходилось считаться с отчимом, и это вселяло в его сердце некоторую надежду. Кто знает, не смягчится ли в один прекрасный день девичье сердце.
   Но отдать ее другому, расстаться с ней означало навсегда потерять надежду, и с этим Педро Хуан не мог примириться. День свадьбы близился, и Педро Хуан решился на отчаянный шаг, лишь бы расстроить свадьбу.
   Похитить девушку – вот первая мысль, которая пришла ему в голову; он понимал, что Хулия не покорится ему, но он желал во что бы то ни стало вырвать ее из дому. Он предпочитал видеть ее мертвой, чем замужем за другим.
   Для выполнения этого замысла Педро Хуану нужен был соучастник; порывшись в памяти и перебрав всех, кого он знал в Мехико, – а знал он очень немногих, – он надумал обратиться за помощью к Москиту, мужу Паулиты, которая часто бывала у них в доме.
   Педро Хуан мало знал Москита, а потому решил предварительно поговорить с ним.
   – У вас как будто нет сейчас подходящего занятия, не правда ли? – начал бывший живодер.
   – Что верно, то верно, – ответил Москит, – нынче дела в Мехико для нас, бедняков, идут из рук вон плохо; было бы славно, если бы ваша милость нашла мне выгодное дельце.
   – Для меня это нетрудно, но прежде всего надо знать, что вы умеете делать.
   Москит, как и все ловкие пройдохи, был неглуп и разом смекнул, что Педро Хуан нащупывает почву, желая убедиться, можно ли ему, Москиту, доверять.
   – Ваша милость, – ответил он, – я умею делать все, что мне прикажут, и за хорошие денежки возьмусь обделать любое дельце, лишь бы при этом не требовалось ни читать, ни писать, – каюсь, в грамоте я не силен.
   – О, я вижу, вы малый решительный.
   – Каждый станет решительным, когда нужда подопрет. Дайте мне поручение, ваша милость, и вы убедитесь, что я способен на все.
   – На все?
   – На все.
   – Это сильно сказано.
   – На все, что возможно исполнить.
   – А если бы понадобилось вступить в схватку с королевскими солдатами?
   – То это был бы не первый случай в моей жизни, – хвастливо ответил Москит.
   Педро Хуан с любопытством и некоторым сомнением поглядел на Москита.
   – Ваша милость не верит мне? – вскипел Москит.
   – А вы взялись бы помочь мне похитить даму из ее дома?
   – Вашей милости нужна моя помощь, или мне придется все проделать одному?
   – Возможно и то и другое.
   – Все зависит от того, сколько ваша милость положит за дельце. Я ни от чего не откажусь.
   – А если понадобится прибегнуть к какой-нибудь хитрой уловке?
   – За этим дело не станет.
   – Однако вы уверены в себе.
   – Я побывал в разных переделках и не привык трусить.
   – Отлично. Так я могу рассчитывать на вас?
   – Безусловно.
   – Так слушайте: речь идет о Хулии, о той самой девушке, которая в ту ночь оказалась в вашем доме.
   – Продолжайте, сеньор, – сказал, не моргнув глазом, Москит.
   – Действовать придется против ее воли. Другими словами, девушку надо выманить из дому обманом или силой, но так, чтобы об этом не узнала сеньора Магдалена. Каков ваш план?
   Москит на миг задумался.
   – Нет ли окна или балкона в комнате, где спит девушка? – спросил он.
   – Есть балкон.
   – Она спит одна в комнате?
   – Одна.
   – Сможет ли ваша милость подмешать девушке сонный порошок за ужином?
   – Нет ничего легче; я его всыплю в стакан с вином.
   – А можно ли незаметно прокрасться ночью в ее спальню?
   – Можно. Дверь выходит в коридор; правда, она ее запирает на ключ, но я заказал себе второй в надежде, что мне посчастливится попасть в ее спальню.
   – В таком случае ручаюсь за успех. Слушайте же, ваша милость: сегодня вечером я принесу вам порошок, после которого она уснет как мертвая. Тогда ваша милость даст мне знать – я буду поджидать где-нибудь неподалеку, – мы вдвоем вытащим девушку через балкон на улицу, и ваша милость мне скажет, куда ее отнести.
   – Я уже снял для этого случая дом на углу улицы, где монастырь Санто-Доминго.
   – Отлично, тогда все в порядке. Иду за порошком. А сколько ваша милость положит мне за труд?
   – Тысячу дуро.
   – Заметано. Спешу.
   – Так сегодня вечером?
   – Ровно в десять.
   Нахлобучив шляпу, Москит отправился на поиски «бесчувственного порошка» к одной из тех знахарок, которые в те времена без зазрения совести торговали разными снадобьями по неслыханным ценам.
   А в десять часов вечера он уже стучался в дверь к Педро Хуану.
   С нетерпением поджидая Москита, бывший живодер не покидал склада, находившегося в первом этаже дома, и поспешил сам открыть ему дверь.
   – Это вы? – спросил он шепотом.
   – Да, сеньор.
   – Где порошок?
   – Вот возьмите, ваша милость.
   Педро Хуан взял пакетик и тщательно спрятал его у себя.
   – А теперь пойдемте, – сказал он.
   Москит последовал за ним. Они пересекли главное патио и, попав во второй дворик, поднялись по тайной лестнице в комнату, где стояли кровать и несколько стульев. На столе горела сальная свеча.
   – Вот ваш тайник, – сказал Педро Хуан, – запритесь на ключ; здесь вас никто не увидит; я приду за вами, когда наступит время. Хотите поужинать?
   – Благодарствуйте, ваша милость, у меня нет аппетита.
   – Если желаете прилечь, вот вам кровать; только не проспите моего стука…
   – Об этом не беспокойтесь, – с улыбкой ответил Москит.
   – Ну, так до скорого.
   Педро Хуан вышел, а Москит повернул в замке ключ.
   В тот вечер Педро Хуан ужинал дома; он сидел во главе стола между сеньорой Магдаленой и Хулией. Во время ужина Педро Хуан держался совершенно спокойно; Хулия выглядела озабоченной, сеньора Магдалена – веселой и оживленной.
   – Сегодня Хулия проведет с нами свой последний вечер, – сказал Педро Хуан, обращаясь к жене. – Мне очень жаль, но я спокоен за нашу Хулию, ведь она отдаст свою судьбу в руки человека, который ее безгранично любит, хотя она и отвечает равнодушием на его чувство.
   В этих словах скрывался тайный смысл, но разгадать его мог бы только Москит, ужинай он в это время за одним столом с семьей.
   – Да, завтра свадьба, если богу будет угодно, – откликнулась сеньора Магдалена.
   – Для нашего последнего ужина, – продолжал Педро Хуан, – я припас превосходное вино, которое, к сожалению, не придется по вкусу моей Магдалене, – ведь оно из Испании.
   – Ошибаешься, мой друг, – с улыбкой заметила сеньора Магдалена, – я делаю исключение в двух случаях: мне нравятся, несмотря на их испанское происхождение…
   – Вина, – подсказал Педро Хуан, – и…
   – И мой дорогой муж, – нежно заключила сеньора Магдалена.
   – Ну так вот, муж идет в погреб за вином! – весело воскликнул бывший живодер, поднимаясь из-за стола.
   В этот миг сеньора Магдалена почувствовала себя поистине счастливой. Нагнувшись к Хулии и поцеловав ее в лоб, она сказала взволнованно:
   – Видишь, дочурка? Тебе я обязана своим счастьем.
   Хулия ответила матери поцелуем и украдкой смахнула слезу со щеки. Дорогой ценой платила она за счастье матери.
   Педро Хуан вернулся, неся в одной руке откупоренную бутылку, а в другой – наполненный бокал.
   – Вот так вино! – воскликнул он. – Я разрешил себе его отведать, сделал всего один глоток из вежливости, да, именно из вежливости. Это ваш бокал, Хулия, возьмите; ты, Магдалена, дай мне свой бокал, а тебе я налью в свой… отлично… Теперь выпьем втроем за то, чтобы Хулия была счастлива, как я на то надеюсь.
   Все трое осушили свои бокалы.
   – В самом деле, прекрасное вино, – сказала сеньора Магдалена, – не правда ли, дочурка?
   – Да, чудесное, – ответила Хулия, подавляя ощущение какого-то неприятного привкуса.
   Ужин проходил оживленно, семья засиделась за столом; Хулия первая встала со словами:
   – Я пойду к себе, матушка.
   – Тебе нездоровится?
   – Нет, просто хочется спать. Покойной ночи.
   – Храни тебя господь.
   Хулия ушла в свою комнату.
   – Уж не заболела ли она? – с участием спросил Педро Хуан.
   – Да нет, у нее, наверно, голова закружилась от этого вина, – сказала сеньора Магдалена, – да и мне уже пора на покой.
   – А я пойду заканчивать дела. Мы должны выделить Хулии приданое. Для нас это вопрос чести.
   – Как ты добр, Педро Хуан! – сказала сеньора Магдалена. – Не задерживайся слишком долго.
   Сеньора Магдалена удалилась в спальню, а Педро Хуан отправился на склад, чтобы там переждать некоторое время.
   Хулия вошла к себе, еле держась на ногах от слабости и непреодолимой сонливости; чувство непривычной истомы охватило ее с такой силой, что, позабыв запереть дверь, она, как была в платье, бросилась на кровать, сомкнула глаза и погрузилась в глубокий сон.
   Немного времени спустя дверь в ее комнату тихонько отворилась и два человека, проскользнув, как тени, повернули ключ в замке.
   – А что, если она проснется? – шепотом спросил Педро Хуан.
   – Для этого ей надо было бы дать понюхать уксусу, – успокоил его Москит.
   – Что же дальше?
   – Я открою балкон, спущусь по веревке вниз, а вы свяжете девушку и спустите ее вслед за мной.
   – Веревка может поранить Хулию.
   – Так оберните ее сперва в простыню и веревку привяжите к простыне. Здесь невысоко, я приму ее на руки.
   – Отлично.
   – Подождать вас внизу?
   – Нет, отнесите ее в тот дом. Я приду туда только завтра, чтобы не вызвать подозрений.
   Москит скользнул по веревке вниз, Педро Хуан спустил вслед за ним крепко спящую девушку. Москит взял ее на руки и пустился в путь.
   Педро Хуан свернул веревку и вышел, заперев за собой на ключ спальню Хулии.

XV. СОПЕРНИЦЫ

   Москит отнес Хулию в дом на улице Санто-Доминго. Покачивание в пути и свежий ночной воздух понемногу привели девушку в чувство, и, когда Москит со своей ношей вошел в дом, она окончательно очнулась от сна.
   Против ожидания, дом оказался незапертым, но внутри Москит не нашел никого, кроме женщины, заранее нанятой Педро Хуаном; Паулита еще не успела прийти.
   Задыхаясь от усталости, Москит опустил свою ношу на кровать в комнате, предназначенной для Хулии.
   Девушка села на край кровати и с ужасом огляделась по сторонам; все происшедшее было так странно и необычно, как бывает только во сне. Наконец ее взгляд остановился на Моските; она узнала его.
   – Что это?! – воскликнула она. – Где я? Это ваш дом? А мне снилось, будто я вернулась к матери и должна выйти замуж…
   Москит молчал, не зная, что сказать.
   – Ради бога, объясните, что происходит, – продолжала Хулия. – Кажется, я схожу с ума. Где Паулита?
   На этот вопрос ответить было нетрудно:
   – Она скоро придет, сеньора, вот-вот придет.
   – Не понимаю, что со мной, была ли я больна или видела все это во сне? Никак не могу собраться с мыслями, голова такая тяжелая.
   – Сеньора, вы еще не вполне выздоровели: думаю, вам будет полезно поспать до прихода Паулиты.
   Хулия не могла отличить явь от сна, хотя она и проснулась, но наркотическое действие порошка продолжало туманить ей голову, мысли путались; она попыталась размышлять, но была не в силах сосредоточиться и припомнить все, что произошло ночью.
   События вчерашнего дня всплывали перед ней сквозь легкую дымку – слишком ясные, чтобы походить на сон, и слишком смутные, чтобы быть явью.
   Голова отяжелела и клонилась на грудь с ощущением неясной боли; казалось, Хулию лихорадит; с покорностью больного человека она согласилась:
   – Вы правы, посплю до прихода Паулиты; у меня какая-то слабость.
   И, опустив голову на подушку, она снова погрузилась в сон. Москит вышел из комнаты и встретился лицом к лицу с Паулитой.
   – Как ты задержалась, Паулита!
   – Ты еще не знаешь, какие дурные вести я тебе принесла.
   – Что такое?
   – А то, что едва я собралась уходить, как в дом пришли за тобой альгвасилы со стражей.
   – За мной? А по какой причине?
   – Они сказали, будто ты напал на отряд королевских солдат. Я соврала, что тебя нет в Мехико, они перерыли весь дом и, наконец, ушли, поклявшись разыскать тебя.
   – Ну, пускай попробуют!
   – А что же ты собираешься сделать?
   – Прежде всего скроюсь, а там увидим.
   – Зачем ты вызвал меня?
   – Для одного дельца, – ответил Москит, показывая на комнату рядом, где спала Хулия. – Этой ночью я заработал хороший куш, будет на что прожить целый год, даже если мне весь год придется скрываться.
   – Что же там такое?! – воскликнула Паулита, собираясь войти в таинственную комнату.
   – Погоди, сейчас все расскажу толком и объясню, что тебе следует делать. Мне ведь придется бежать, понимаешь? С альгвасилами шутки плохи. Здесь спит девушка, которую я похитил по поручению одного кабальеро. С девушкой уговора не было, а потому ей пришлось дать сонный порошок, и уж потом я приволок ее сюда. Кабальеро придет только завтра утром; ты постереги ее здесь, чтобы она не сбежала, и подожди прихода сеньора.
   – Но кто она, как ее зовут?
   – Ты ее знаешь и будешь весьма удивлена.
   – Скажи же мне…
   – Сеньора, велевшего мне похитить девушку, зовут дон Педро Хуан де Борика, он муж той дамы, у которой ты бывала.
   – А девушка?
   – Сама увидишь. Мне пора. Завтра к ночи загляну домой, если не застану тебя, приду сюда. Что поделаешь, возиться с альгвасилами мне неохота.
   Москит торопливо вышел, а Паулита шагнула в соседнюю комнату, чтобы увидеть, кто же там находится.
   Хулия лежала лицом к стене; Паулита подошла к ней и при слабом свете ночника вмиг ее узнала.
   – Хулия!
   – Паулита! – откликнулась девушка, вскакивая.
   – Что такое, Хулия? Почему вы здесь, что означает ваше спокойствие?
   – Я сама не понимаю, что происходит. Разве я не в вашем доме?
   – Нет.
   – Так где же я? Чей это дом? Как я сюда попала?
   – Не знаю, чей это дом. Вас привели сюда обманом, но я не дам свершиться этому злодейству, хотя мой собственный муж принимает в нем участие.
   – Что, что вы говорите? Объясните все толком.
   – Хулия, вчера вечером вам подсыпали порошок, и вы заснули как убитая. Пользуясь этим, вас вынесли из дому и принесли сюда.
   – Кто это сделал?
   – Дон Педро Хуан, ваш отчим.
   – Боже мой, какая низость! Но зачем?
   – Сами понимаете, ведь он влюблен в вас. Итак, он расстроил вашу свадьбу и держит вас в своей власти.
   – Бесчестный человек! Я никогда, никогда не соглашусь на это. Прошу вас, Паулита, проводите меня домой. Я должна завтра же повенчаться, вот единственная возможность освободиться от преследований этого чудовища. Когда я буду замужем, ему придется расстаться со своей надеждой.
   Паулиту вмиг осенила новая мысль: когда Хулия будет замужем, дон Энрике тоже навсегда потеряет надежду. Теперь она знала, как надо действовать.
   – Вы правы! – сказала она. – Вам надо вернуться домой. Вставайте, я вас провожу.
   Хулия, пошатываясь, встала.
   – Мужайтесь, – сказала Паулита, – завтра в это время вы будете навеки связаны с доном Хусто.
   Теперь настала очередь Хулии вспомнить о доне Энрике, или, вернее, об Антонии Железной Руке, – ведь она знала его лишь под этим именем.
   – Паулита, – сказала она, – это неслыханно тяжелая жертва: я навеки расстаюсь с человеком, которого люблю, я решаюсь забыть его, хотя он не дал мне повода проявить столь черную неблагодарность. Появись он передо мной завтра в час венчания, я умерла бы от стыда и горя, – ведь он не только любил меня, он спас мне честь и жизнь, а я плачу ему, благороднейшему человеку, непростительной изменой.
   Паулита вздрогнула, слова Хулии прозвучали упреком в ответ на ее недостойный замысел; ей показалось, что она слышит голос своих покойных родителей, шепчущих ей «неблагодарная», и ей стало невмоготу долее сдерживаться. По природе своей Паулита была создана, чтобы творить добро.
   – Послушайте, – сказала она вдруг, – тот пират, о котором вы мне рассказывали, был родом мексиканец?
   – Да, а почему вы спрашиваете?
   – У себя на родине он был богат и знатен?
   – Моей матери он говорил, будто самому королю не уступит в богатстве и знатности.
   – Боже мой, Хулия, кажется, этот человек здесь, в Мехико.
   – Что вы сказали?! – в ужасе воскликнула Хулия.
   – Да, мне кажется, он здесь… а зовут его дон Энрике Руис де Мендилуэта, я вам говорила о нем.
   – Милосердный боже! Тот самый, кого вы так страстно любите?
   – Тот самый.
   – Паулита, бог этого не допустит, ведь я способна возненавидеть вас.
   – А вы не думаете, Хулия, что я тоже вправе возненавидеть вас? Ведь вы у меня отняли того, кого я полюбила задолго до вашей встречи.
   – Но вы отказались от него и вышли замуж за другого.
   – Потому что я не смела надеяться на счастье принадлежать ему.
   – Так надо было пожертвовать всей своей жизнью и продолжать боготворить его, а не связывать себя с другим.
   – А вы, Хулия, разве вы не решаетесь выйти замуж за другого?
   – Ради счастья моей матери. И очень страдаю.
   – И я, я тоже страдаю.
   Обе застыли в молчании; недоверие, ревность, ненависть и любовь боролись в сердцах этих женщин. Они не знали, что делать, как поступить. Хулия восторгалась великодушием Паулиты, которая сообщила ей, что ее возлюбленный находится в Мехико. Паулита думала о том, что она своим сообщением, может быть, вернула счастье дону Энрике.
   Неожиданно Паулита спросила:
   – Как вы думаете поступить?
   Хулия, не отвечая, посмотрела на нее с недоверием.
   – Отвечайте, Хулия, вы еще не знаете, на что я способна.
   Хулия поняла эти слова, как угрозу, и, закинув голову, спросила с вызывающим видом:
   – На что же вы способны?
   – Хулия, – сказала Паулина, бледнея, и голос ее дрогнул. – Хулия, я способна на все самое хорошее и самое дурное. Да удержит меня рука бога.
   В ответ Хулия лишь надменно усмехнулась.
   – Заклинаю вас счастьем вашей матери, не смейтесь надо мной – ревность сжигает меня, я способна убить вас или убить себя. Я не хочу мешать счастью дона Энрике, но я не в силах стать свидетельницей его счастья.
   – Поступайте же так, как вам больше по душе.
   Бледная, с обезумевшими глазами Паулита выхватила из-за корсажа кинжал, который зловеще блеснул в ее руке. Хулия вскрикнула.
   Паулита замерла, потом, словно внезапная перемена произошла в ее сердце, она отбросила кинжал далеко от себя и судорожно схватила Хулию за руку.
   – Идемте!
   – Куда? – спросила Хулия.
   – Я уже сказала вам, что одинаково способна на добро и на зло. В порыве ярости я готова была убить вас; опомнившись, я хочу вести вас к дону Энрике и отдать вас ему.
   – Такая девушка, как я, – высокомерно проговорила Хулия, – не способна пойти к мужчине, которого она любит, тем более в полночь.
   – Выходит, вы не доверяете тому, кого любите? Вы считаете его способным на низость? О, вы его не любите или недостаточно знаете. Дон Энрике настолько благороден, что ваша честь под его опекой осталась бы такой же незапятнанной, как и в доме вашей матери. Хулия, вы не знаете величия его души, вы недостойны его любви. Только ему я обязана своей чистотой, это он оберегал ее, а я, – слышите? – я была бы счастлива все принести ему в жертву. Ведь я люблю его так, как он этого заслуживает, для меня не существуют светские условности и соображения женской чести, ничто, ничто не существует для меня. Ради него все – даже смерть, ради него все – даже честь.
   – Паулита, вы мне делаете больно.
   – Вы не хотите понять; поймите, как велика моя любовь: ради нее я жертвую моим чувством и, не колеблясь, веду вас к дону Энрике.
   – Вы великодушны, Паулита.
   – Так вы пойдете со мной?
   – Идемте! – воскликнула Хулия, чувствуя, как исчезает ее робость под влиянием твердой решимости Паулиты.