Страница:
– Он, верно, уже женился? – спросила Хулия.
– Женился? – в ужасе и гневе повторила Паулита. – Нет, такого испытания я не выдержала бы… Не могу допустить даже мысли, чтобы он полюбил другую!..
– Но вы же вышли замуж…
– Я – да, но я не желаю, чтобы женился он… А в сущности, какое право я имею чего-то требовать, на что-то надеяться?
И Паулита залилась горькими слезами.
– Успокойтесь, успокойтесь, – повторяла Хулия, гладя ее по голове. – Где же ваша твердость, о которой вы мне вчера толковали?
– Я была тверда, Хулия, но, узнав, что он здесь, я потеряла мужество. Горе мне, горе мне!
– А как вы думаете, Паулита, что было бы, если бы тот, кого я люблю, вдруг появился передо мной?
– Но это невозможно, Хулия, ваш пират не смеет с мирными целями ступить на американскую землю.
– А ваш возлюбленный все-таки появился.
– Это совсем, совсем другое дело. Дон Энрике вернулся в Мехико, потому что он здесь родился, к тому же он не совершил никакого преступления против короля, а вашему даже в Веракрусе нельзя высадиться.
В дверь постучали.
– Кто там? – спросила Хулия.
– Сеньорита, – раздался за дверью голос служанки, – госпожа просит вашу милость пожаловать к ней.
– Скажи, я иду, – ответила Хулия и, обращаясь к Паулите, прибавила: – Наверное, матушка хочет сообщить мне ответ дона Хусто. Не уходите, подождите здесь, мне так нужна ваша поддержка.
– Не теряйте мужества, Хулия.
– Не бойтесь за меня, вы видите, я спокойна.
Хулия поднялась и с величавым видом вышла из комнаты, приведя Паулиту в изумление своей решимостью.
В то время, как Хулия и Паулита беседовали между собой, в кабинете сеньоры Магдалены тоже шел разговор о серьезных вещах.
Дон Хусто, как известно, явился в дом одновременно с Паулитой и направился в покои сеньоры Магдалены. Он велел доложить о себе и был тотчас же принят.
– Сеньора, – начал дон Хусто, – получив от вас записку, я поспешил откликнуться на ваш зов. Располагайте мной.
– Благодарю вас, дон Хусто. Известно ли вам, что произошло с моей дочерью?
– Да, сеньора, и поверьте, я весьма огорчен, что послужил невольной причиной печального происшествия и тех горестей, что выпали на долю Хулии, которую я всем сердцем люблю и почитаю.
– Благодарю вас.
– Я имел счастье узнать, где Хулия нашла себе приют, и смог прийти и предложить ей мои скромные услуги.
– Я этого не знала…
– Я хотел сообщить вам об этом не раньше, чем вы успокоитесь, чтобы испросить у вас прощения для Хулии и проводить ее домой.
– Благодарю вас, Хулия уже дома.
– О, как я рад!
– Она здесь и согласна стать вашей женой, если вы по-прежнему настаиваете на вашем предложении.
Дон Хусто вскочил, как ребенок, которому показали игрушку; он даже побледнел от радости.
– Боже мой! – воскликнул он, – как я счастлив! Сеньора, вы меня осчастливили, да, осчастливили! Хулия станет моей супругой! Когда же? На какой день намечается свадьба?
– Хулия поставила условие…
– Она желает повременить?
– Напротив, заключить брак немедленно.
– Такое условие я могу только приветствовать.
– Значит, вы согласны?
– Еще бы! Сегодня, завтра, когда Хулия пожелает.
– Так спросим у нее.
– Эта неделя вообще необыкновенно удачна для меня. Если бы вы знали!
– В чем же удача?
– Через три дня истекает срок, назначенный графом де Торре-Леаль для возвращения его старшего сына, которого все считают умершим. Ежели в этот день он не явится, – а мне известно, что он перешел в лучший мир, откуда возврата нет, – мой племянник, младший сын графа, вступит в права наследства. Вы легко можете себе представить мою радость, ведь он сын моей сестры, а кроме того, я его опекун.
– В таком случае, если желаете, назначим свадьбу именно на этот день.
– Если Хулия согласится, то ровно через три дня мы навсегда соединимся с ней. Какое это для меня счастье!
Дон Хусто потирал от радости руки.
– Хотите, я позову Хулию? – спросила сеньора Магдалена.
– Если вы находите возможным…
– Мария! – кликнула служанку сеньора Магдалена.
– Сеньора, – отозвалась Мария.
– Что, сеньорита Хулия уже встала?
– Да, сеньора.
– Попроси сеньориту Хулию ко мне.
Служанка вышла исполнить распоряжение хозяйки, а дон Хусто, не в силах скрыть свою радость, принялся шагать из угла в угол.
По правде говоря, сеньора Магдалена не менее жениха радовалась предстоящей свадьбе: одним соблазном меньше для Педро Хуана и одной надеждой больше на мир в доме.
IX. ТВЕРДОСТЬ И РЕШИТЕЛЬНОСТЬ
X. ДОЛГ ПЛАТЕЖОМ КРАСЕН
XI. НИТЬ АРИАДНЫ
– Женился? – в ужасе и гневе повторила Паулита. – Нет, такого испытания я не выдержала бы… Не могу допустить даже мысли, чтобы он полюбил другую!..
– Но вы же вышли замуж…
– Я – да, но я не желаю, чтобы женился он… А в сущности, какое право я имею чего-то требовать, на что-то надеяться?
И Паулита залилась горькими слезами.
– Успокойтесь, успокойтесь, – повторяла Хулия, гладя ее по голове. – Где же ваша твердость, о которой вы мне вчера толковали?
– Я была тверда, Хулия, но, узнав, что он здесь, я потеряла мужество. Горе мне, горе мне!
– А как вы думаете, Паулита, что было бы, если бы тот, кого я люблю, вдруг появился передо мной?
– Но это невозможно, Хулия, ваш пират не смеет с мирными целями ступить на американскую землю.
– А ваш возлюбленный все-таки появился.
– Это совсем, совсем другое дело. Дон Энрике вернулся в Мехико, потому что он здесь родился, к тому же он не совершил никакого преступления против короля, а вашему даже в Веракрусе нельзя высадиться.
В дверь постучали.
– Кто там? – спросила Хулия.
– Сеньорита, – раздался за дверью голос служанки, – госпожа просит вашу милость пожаловать к ней.
– Скажи, я иду, – ответила Хулия и, обращаясь к Паулите, прибавила: – Наверное, матушка хочет сообщить мне ответ дона Хусто. Не уходите, подождите здесь, мне так нужна ваша поддержка.
– Не теряйте мужества, Хулия.
– Не бойтесь за меня, вы видите, я спокойна.
Хулия поднялась и с величавым видом вышла из комнаты, приведя Паулиту в изумление своей решимостью.
В то время, как Хулия и Паулита беседовали между собой, в кабинете сеньоры Магдалены тоже шел разговор о серьезных вещах.
Дон Хусто, как известно, явился в дом одновременно с Паулитой и направился в покои сеньоры Магдалены. Он велел доложить о себе и был тотчас же принят.
– Сеньора, – начал дон Хусто, – получив от вас записку, я поспешил откликнуться на ваш зов. Располагайте мной.
– Благодарю вас, дон Хусто. Известно ли вам, что произошло с моей дочерью?
– Да, сеньора, и поверьте, я весьма огорчен, что послужил невольной причиной печального происшествия и тех горестей, что выпали на долю Хулии, которую я всем сердцем люблю и почитаю.
– Благодарю вас.
– Я имел счастье узнать, где Хулия нашла себе приют, и смог прийти и предложить ей мои скромные услуги.
– Я этого не знала…
– Я хотел сообщить вам об этом не раньше, чем вы успокоитесь, чтобы испросить у вас прощения для Хулии и проводить ее домой.
– Благодарю вас, Хулия уже дома.
– О, как я рад!
– Она здесь и согласна стать вашей женой, если вы по-прежнему настаиваете на вашем предложении.
Дон Хусто вскочил, как ребенок, которому показали игрушку; он даже побледнел от радости.
– Боже мой! – воскликнул он, – как я счастлив! Сеньора, вы меня осчастливили, да, осчастливили! Хулия станет моей супругой! Когда же? На какой день намечается свадьба?
– Хулия поставила условие…
– Она желает повременить?
– Напротив, заключить брак немедленно.
– Такое условие я могу только приветствовать.
– Значит, вы согласны?
– Еще бы! Сегодня, завтра, когда Хулия пожелает.
– Так спросим у нее.
– Эта неделя вообще необыкновенно удачна для меня. Если бы вы знали!
– В чем же удача?
– Через три дня истекает срок, назначенный графом де Торре-Леаль для возвращения его старшего сына, которого все считают умершим. Ежели в этот день он не явится, – а мне известно, что он перешел в лучший мир, откуда возврата нет, – мой племянник, младший сын графа, вступит в права наследства. Вы легко можете себе представить мою радость, ведь он сын моей сестры, а кроме того, я его опекун.
– В таком случае, если желаете, назначим свадьбу именно на этот день.
– Если Хулия согласится, то ровно через три дня мы навсегда соединимся с ней. Какое это для меня счастье!
Дон Хусто потирал от радости руки.
– Хотите, я позову Хулию? – спросила сеньора Магдалена.
– Если вы находите возможным…
– Мария! – кликнула служанку сеньора Магдалена.
– Сеньора, – отозвалась Мария.
– Что, сеньорита Хулия уже встала?
– Да, сеньора.
– Попроси сеньориту Хулию ко мне.
Служанка вышла исполнить распоряжение хозяйки, а дон Хусто, не в силах скрыть свою радость, принялся шагать из угла в угол.
По правде говоря, сеньора Магдалена не менее жениха радовалась предстоящей свадьбе: одним соблазном меньше для Педро Хуана и одной надеждой больше на мир в доме.
IX. ТВЕРДОСТЬ И РЕШИТЕЛЬНОСТЬ
Хулия появилась перед ожидавшими ее матерью и гостем бледная, но спокойная; голос ее не дрожал, только глаза покраснели от слез.
– Вы меня звали, матушка? – спросила она.
– Да, дочь моя, сядь и выслушай меня.
Хулия без возражений повиновалась.
– Вчера, – продолжала сеньора Магдалена, – ты выразила согласие стать супругой сеньора дона Хусто, который просил твоей руки.
– Да, матушка.
– Единственным условием ты поставила заключение брака возможно скорее.
– Да.
– Ты по-прежнему согласна на этот брак?
– Согласна.
– Сеньор желал бы назначить свадьбу через три дня.
– Он может назначить любой день по своему усмотрению.
– В таком случае, дочурка, я полагаю, ты можешь поговорить с ним наедине.
– В этом нет надобности, – сказала молодая девушка.
– Надобности нет, но я полагаю, что так лучше, и оставляю вас одних; раз вы собираетесь пожениться, вам есть о чем побеседовать между собой.
И, не ожидая ответа, сеньора Магдалена ушла, оставив наедине дона Хусто и Хулию.
Дон Хусто, не привыкший к женскому обществу, почувствовал смущение: перед ним была девушка, согласившаяся стать его женой, а он не решался сказать ей ни единого слова. Брак с Хулией представлялся дону Хусто огромной победой; воплощалась в жизнь его мечта, и он боялся, как бы эта мечта не рассеялась.
Хулия молчала, потому что ей решительно нечего было сказать своему жениху; она даже не глядела в его сторону.
Наконец, сделав над собой неслыханное усилие, дон Хусто нарушил молчание; но как и все недалекие люди, он повел речь так неуклюже, что, пожалуй, ему лучше было бы по-прежнему безмолвствовать.
– Так вот как, Хулия, вы хотите выйти за меня замуж, – сказал он.
– Нет, этого я не говорила, – возразила молодая девушка, – но я согласна назвать вас моим мужем.
– Значит, вы любите меня, – продолжал он самодовольно.
– Дон Хусто, этого я пока не могу утверждать.
– Но вы же выходите за меня замуж? Раз вы согласны стать моей женой, стало быть, вы меня любите. Зачем отрицать?
– Кабальеро, если вы настаиваете на тягостном для меня разговоре, позвольте откровенно поведать вам, что происходит в моем сердце, и объяснить мой поступок. Если затем вы по-прежнему будете настаивать на браке, я со своей стороны дам согласие.
– Откройте мне ваше сердце, Хулия.
– Прежде всего я должна вас предупредить, сеньор, что я вас не люблю.
– Предупреждение весьма для меня горестное.
– Но необходимое. Я не люблю вас, слышите? Не люблю, но это не значит, будто я вас ненавижу, будто вы мне неприятны и вызываете во мне чувство отвращения…
– Это значит…
– Это значит, что вы мне совершенно безразличны.
– О господи!
– Не удивляйтесь. Быть может, со временем, оценив ваше благородство и приятное обращение, вашу привязанность и уважение ко мне, я полюблю вас как доброго мужа. Но сейчас я не могу к вам относиться, как невеста к жениху.
– Хулия!
– Я говорю правду и хочу, чтобы вы узнали от меня все, я еще никогда никого не обманывала.
– Но если вы не любите меня, я не смогу быть спокойным.
– Напрасно вы так думаете, дон Хусто. Я не посрамлю своего имени и чести, я свято исполню мой долг перед религией. Знайте, в моих руках ваша честь будет так же сохранна, как драгоценности в шкатулке. Если бы, став вашей женой, я почувствовала, что в моем сердце зародилась любовь к другому, я задушила бы себя собственными руками, и никто не узнал бы об этом чувстве.
– Хулия, такие суждения делают вам честь. Ежели дело обстоит так, я согласен. Да что я говорю, согласен? Я счастлив быть вашим супругом.
– Слушайте дальше, сеньор. Я вам откровенно призналась, что не люблю вас, но обещаю хранить вам безупречную верность. Кроме того, я хочу предупредить вас, что мне ненавистен деспотический обычай супругов ревниво следить друг за другом, как это принято в Испании. Я никогда не соглашусь стать пленницей в браке. По-моему, муж, который берет на себя охрану своей чести вместо того, чтобы довериться сердцу достойной женщины, поступает безрассудно. Согласны?
– О да, Хулия, вполне.
– Теперь скажите, дон Хусто, продолжаете ли вы по-прежнему настаивать на нашем браке?
– Даже больше, чем прежде.
– Итак, если вы не забудете ничего из сказанного, назначьте день нашей свадьбы. Но до этого дня, прошу вас, не ищите встречи со мной. Я решаюсь на очень важный шаг в моей жизни и хочу побыть одна; запершись у себя, я хочу молиться и плакать, и, если мои горестные переживания не сведут меня в могилу и не лишат рассудка, в назначенный день я стану рядом с вами, чтобы отдать вам мою руку.
– Но, Хулия, какое горе терзает вас?
– Это тайна моего сердца. Я не выведываю ваших тайн, не стараюсь узнать что-либо о вашей прошлой жизни. Научитесь доверять мне, как я доверяю вам.
Такой ответ ошеломил дона Хусто.
– До свидания, сеньор, – закончила молодая девушка, – до дня нашей свадьбы.
– Прощайте, Хулия.
Молодая девушка ушла, а дон Хусто на мгновение задумался, потом, словно придя в себя, воскликнул:
– Тем лучше! Такой она еще больше мне нравится. Она не похожа на других женщин. Превосходно. Итак, скоро она будет моей.
Покинув комнату, он отправился разыскивать сеньору Магдалену.
– Ну, как? – спросила она дона Хусто.
– Все прекрасно, – ответил тот, – Хулия именно та женщина, которую я искал. Мужчина в моем возрасте не жаждет романтических приключений и рыцарских подвигов.
Паулите не терпелось поскорее увидеть Хулию, что не мешало ей по-прежнему думать о доне Энрике. Бедная женщина страдала.
Внезапно появилась Хулия и бросилась в ее объятия.
– Ну, как? – спросила Паулита, вглядываясь в лицо подруги.
– Жертва принесена. Я обещала быть его женой.
– Вы ненавидите его?
– Нет, я просто его не люблю.
– Как мне жаль вас! И все-таки жизнь ваша потечет если не счастливо, то хоть спокойно, а главное, вы осчастливили вашу мать.
– Совесть у меня чиста, Паулита, но сердцу больно. Не надо больше говорить об этом, решение принято.
– Вы правильно поступили, Хулия. Когда назначена свадьба?
– Через три дня, как я понимаю. В этот день истекает срок какого-то важного для дона Хусто дела. Ну, что бог даст! Я сказала, что не люблю его, и просила не приходить и не говорить со мной до самой свадьбы. Я хочу эти три дня принадлежать только себе. Ну, а как вы, немного успокоились?
– Ах, если бы! Меня не покидает мысль, как поступить?
– Будьте мужественны, решительны, и вы победите. Вы мне дали разумный совет? Вот и следуйте ему.
Паулита вскоре распрощалась, и Хулия заперлась у себя в спальне. Они обе были несчастны, но старались всячески поддержать друг друга; каждая из них, чувствуя в сердце смертельный холод, хотела согреть подругу теплом сочувствия.
Дон Хусто и сеньора Магдалена занялись приготовлением к свадьбе.
Педро Хуан злился, но пытался разыграть полное безразличие, словно в доме не происходило ничего особенного.
Желание Хулии было исполнено: никто с ней не советовался, ее судьбой распоряжались так, будто у нее не было собственной воли.
– Вы меня звали, матушка? – спросила она.
– Да, дочь моя, сядь и выслушай меня.
Хулия без возражений повиновалась.
– Вчера, – продолжала сеньора Магдалена, – ты выразила согласие стать супругой сеньора дона Хусто, который просил твоей руки.
– Да, матушка.
– Единственным условием ты поставила заключение брака возможно скорее.
– Да.
– Ты по-прежнему согласна на этот брак?
– Согласна.
– Сеньор желал бы назначить свадьбу через три дня.
– Он может назначить любой день по своему усмотрению.
– В таком случае, дочурка, я полагаю, ты можешь поговорить с ним наедине.
– В этом нет надобности, – сказала молодая девушка.
– Надобности нет, но я полагаю, что так лучше, и оставляю вас одних; раз вы собираетесь пожениться, вам есть о чем побеседовать между собой.
И, не ожидая ответа, сеньора Магдалена ушла, оставив наедине дона Хусто и Хулию.
Дон Хусто, не привыкший к женскому обществу, почувствовал смущение: перед ним была девушка, согласившаяся стать его женой, а он не решался сказать ей ни единого слова. Брак с Хулией представлялся дону Хусто огромной победой; воплощалась в жизнь его мечта, и он боялся, как бы эта мечта не рассеялась.
Хулия молчала, потому что ей решительно нечего было сказать своему жениху; она даже не глядела в его сторону.
Наконец, сделав над собой неслыханное усилие, дон Хусто нарушил молчание; но как и все недалекие люди, он повел речь так неуклюже, что, пожалуй, ему лучше было бы по-прежнему безмолвствовать.
– Так вот как, Хулия, вы хотите выйти за меня замуж, – сказал он.
– Нет, этого я не говорила, – возразила молодая девушка, – но я согласна назвать вас моим мужем.
– Значит, вы любите меня, – продолжал он самодовольно.
– Дон Хусто, этого я пока не могу утверждать.
– Но вы же выходите за меня замуж? Раз вы согласны стать моей женой, стало быть, вы меня любите. Зачем отрицать?
– Кабальеро, если вы настаиваете на тягостном для меня разговоре, позвольте откровенно поведать вам, что происходит в моем сердце, и объяснить мой поступок. Если затем вы по-прежнему будете настаивать на браке, я со своей стороны дам согласие.
– Откройте мне ваше сердце, Хулия.
– Прежде всего я должна вас предупредить, сеньор, что я вас не люблю.
– Предупреждение весьма для меня горестное.
– Но необходимое. Я не люблю вас, слышите? Не люблю, но это не значит, будто я вас ненавижу, будто вы мне неприятны и вызываете во мне чувство отвращения…
– Это значит…
– Это значит, что вы мне совершенно безразличны.
– О господи!
– Не удивляйтесь. Быть может, со временем, оценив ваше благородство и приятное обращение, вашу привязанность и уважение ко мне, я полюблю вас как доброго мужа. Но сейчас я не могу к вам относиться, как невеста к жениху.
– Хулия!
– Я говорю правду и хочу, чтобы вы узнали от меня все, я еще никогда никого не обманывала.
– Но если вы не любите меня, я не смогу быть спокойным.
– Напрасно вы так думаете, дон Хусто. Я не посрамлю своего имени и чести, я свято исполню мой долг перед религией. Знайте, в моих руках ваша честь будет так же сохранна, как драгоценности в шкатулке. Если бы, став вашей женой, я почувствовала, что в моем сердце зародилась любовь к другому, я задушила бы себя собственными руками, и никто не узнал бы об этом чувстве.
– Хулия, такие суждения делают вам честь. Ежели дело обстоит так, я согласен. Да что я говорю, согласен? Я счастлив быть вашим супругом.
– Слушайте дальше, сеньор. Я вам откровенно призналась, что не люблю вас, но обещаю хранить вам безупречную верность. Кроме того, я хочу предупредить вас, что мне ненавистен деспотический обычай супругов ревниво следить друг за другом, как это принято в Испании. Я никогда не соглашусь стать пленницей в браке. По-моему, муж, который берет на себя охрану своей чести вместо того, чтобы довериться сердцу достойной женщины, поступает безрассудно. Согласны?
– О да, Хулия, вполне.
– Теперь скажите, дон Хусто, продолжаете ли вы по-прежнему настаивать на нашем браке?
– Даже больше, чем прежде.
– Итак, если вы не забудете ничего из сказанного, назначьте день нашей свадьбы. Но до этого дня, прошу вас, не ищите встречи со мной. Я решаюсь на очень важный шаг в моей жизни и хочу побыть одна; запершись у себя, я хочу молиться и плакать, и, если мои горестные переживания не сведут меня в могилу и не лишат рассудка, в назначенный день я стану рядом с вами, чтобы отдать вам мою руку.
– Но, Хулия, какое горе терзает вас?
– Это тайна моего сердца. Я не выведываю ваших тайн, не стараюсь узнать что-либо о вашей прошлой жизни. Научитесь доверять мне, как я доверяю вам.
Такой ответ ошеломил дона Хусто.
– До свидания, сеньор, – закончила молодая девушка, – до дня нашей свадьбы.
– Прощайте, Хулия.
Молодая девушка ушла, а дон Хусто на мгновение задумался, потом, словно придя в себя, воскликнул:
– Тем лучше! Такой она еще больше мне нравится. Она не похожа на других женщин. Превосходно. Итак, скоро она будет моей.
Покинув комнату, он отправился разыскивать сеньору Магдалену.
– Ну, как? – спросила она дона Хусто.
– Все прекрасно, – ответил тот, – Хулия именно та женщина, которую я искал. Мужчина в моем возрасте не жаждет романтических приключений и рыцарских подвигов.
Паулите не терпелось поскорее увидеть Хулию, что не мешало ей по-прежнему думать о доне Энрике. Бедная женщина страдала.
Внезапно появилась Хулия и бросилась в ее объятия.
– Ну, как? – спросила Паулита, вглядываясь в лицо подруги.
– Жертва принесена. Я обещала быть его женой.
– Вы ненавидите его?
– Нет, я просто его не люблю.
– Как мне жаль вас! И все-таки жизнь ваша потечет если не счастливо, то хоть спокойно, а главное, вы осчастливили вашу мать.
– Совесть у меня чиста, Паулита, но сердцу больно. Не надо больше говорить об этом, решение принято.
– Вы правильно поступили, Хулия. Когда назначена свадьба?
– Через три дня, как я понимаю. В этот день истекает срок какого-то важного для дона Хусто дела. Ну, что бог даст! Я сказала, что не люблю его, и просила не приходить и не говорить со мной до самой свадьбы. Я хочу эти три дня принадлежать только себе. Ну, а как вы, немного успокоились?
– Ах, если бы! Меня не покидает мысль, как поступить?
– Будьте мужественны, решительны, и вы победите. Вы мне дали разумный совет? Вот и следуйте ему.
Паулита вскоре распрощалась, и Хулия заперлась у себя в спальне. Они обе были несчастны, но старались всячески поддержать друг друга; каждая из них, чувствуя в сердце смертельный холод, хотела согреть подругу теплом сочувствия.
Дон Хусто и сеньора Магдалена занялись приготовлением к свадьбе.
Педро Хуан злился, но пытался разыграть полное безразличие, словно в доме не происходило ничего особенного.
Желание Хулии было исполнено: никто с ней не советовался, ее судьбой распоряжались так, будто у нее не было собственной воли.
X. ДОЛГ ПЛАТЕЖОМ КРАСЕН
Следуя за Индиано, дон Энрике и донья Марина подошли к дому, где он жил. Донья Марина поспешила в детскую, к своей дочурке, и всецело отдалась материнскому счастью.
Дон Диего велел приготовить комнату для дона Энрике, где ему предстояло провести неделю.
На следующее утро дон Диего отправился во дворец к вице-королю маркизу де Мансера.
Дон Диего пользовался большим расположением маркиза и искренне любил его, но не за те милости, которые ему оказывал маркиз, а за его трезвые суждения, прекрасное образование и умение быть мудрым и обходительным на посту правителя. Видно, недаром современники маркиза окрестили его проницательным хитрецом.
Вице-король принимал дона Диего в любое время и охотно вел с ним наедине долгие беседы.
В то утро вице-король был в превосходном расположении духа: он получил добрые вести о формировании отрядов на побережье для отпора пиратским набегам, что составляло его главную заботу.
Дон Диего, хорошо знавший вице-короля, сразу понял, что более благоприятного случая для важного разговора и представить себе невозможно.
– Добро пожаловать, кабальеро дон Диего де Альварес, – приветствовал вице-король своего крестника.
– Всегда и при всяком случае рад служить вашей светлости.
– О чем говорят в нашем благородном и честном городе?
– Сеньор, обитатели его живут спокойно, доверясь отеческим попечениям вашей светлости.
– Не правда ли? Я и в самом деле никогда не забываю о делах его величества и его верных подданных в Америке. Вчера вечером пришли вести о высоком состоянии духа новых отрядов береговой охраны.
– От всего сердца поздравляю вашу светлость.
– Теперь пираты не сунутся безнаказанно в Новую Испанию.
– Надеюсь, сеньор. Радуясь таким добрым вестям, осмелюсь просить вашу светлость выслушать одно сообщение, переполнившее счастьем мое сердце.
– Я охотно его выслушаю. Дорогой крестник, раз оно вам доставило столько радости.
– Сеньор, я нашел свою супругу.
– Как? Донью Марину? Мою дорогую крестницу?
– Да, сеньор!
– Весьма этому рад! А как обрадуется вице-королева! Но разве вы не говорили, что донья Марина погибла от руки пиратов в Портобело?
– Я и сам так думал. Но, к счастью, ей удалось спастись, и вот она здесь.
– Здесь, в Мехико! Ну, расскажите же мне об этом чудесном спасении. Я всегда считал, что женщина, попавшая в руки пиратов, обречена на смерть или – еще хуже – на бесчестие.
– Милосердный бог послал донье Марине в помощь одного человека, который по прихоти судьбы очутился среди пиратов и сумел завоевать расположение их главаря, злодея Моргана. Благодаря отваге и находчивости, ему удалось спасти и вернуть мне мою супругу.
– Но расскажите же, как все произошло?
– Донья Марина попала в руки морских разбойников; Морган влюбился в нее и велел с почетом проводить ее на борт своего корабля. Я также был захвачен в плен; но человек, оказавшийся нашим ангелом-спасителем, даровал мне свободу и обещал вырвать из плена Марину. Шли дни, пираты покинули Портобело, и я уже считал, что моя жена погибла или обесчещена, а это, как вы сами сказали, еще хуже. Морган домогался любви Марины, она боролась, прибегая ко всяким уловкам. Отчаявшись добиться ее любви, злодей велел бросить в трюм мою бедную Марину. Наш ангел-спаситель, пользуясь случайной отлучкой Моргана, перевел Марину на свой корабль, а когда пираты вступили в бой с испанской флотилией, он поднял паруса и ушел в море. Чтобы осуществить свой дерзкий замысел, спаситель Марины пренебрег всеми опасностями и не остановился перед смертельным риском. С вашего позволения, сеньор, скажу, что лишь немногие способны на столь отважный подвиг.
– Итак, пират-спаситель сейчас здесь, в Мехико?
– Да, сеньор, он сам привез мне мою супругу.
– Вот как, он не побоялся явиться сюда?
– Очевидно, своим добрым поступком он надеялся заслужить себе прощение.
– Поступок необычный! Этот человек не похож на других.
– Да, сеньор, он обладает благородным сердцем.
– А как его имя?
– Разрешите сперва испросить для него полное прощение у вашей светлости, а уж потом сообщить его имя.
– Вы просите для него прощения? Как видите, я не преследую его и не лишаю свободы, ибо вы поведали мне обо всем не как вице-королю, а как дворянину. Но могу ли я его помиловать, когда он сам об этом не просит? Ведь мне даже неизвестны все совершенные им злодеяния.
– Сеньор, за него прошу я. Мне известно, что тягостные обстоятельства оторвали этого человека от его родины и привели в стан пиратов. Он не совершал никаких преступлений и спас честь знатной дамы, вашей крестницы. Вот почему я прошу у вашей светлости полного прощения для этого человека.
– Пусть так, дарую ему прощение. Как его имя?
– Дон Энрике Руис де Мендилуэта, граф де Торре-Леаль.
– Дон Энрике! – воскликнул вице-король. – Тот самый дон Энрике, которого я подверг изгнанию после незабываемой сцены, разыгравшейся в вашем доме!
– Он самый, ваша светлость.
– Но кто распространил слух об его смерти?
– Не знаю, сеньор. Да это и не имеет значения.
– Однако вам известно, что дон Энрике был изгнан мною за недостойное поведение.
– Прошу прощения, сеньор, во всем случившемся виновен один лишь я, и с моей стороны было бы нечестно скрыть это от вашей светлости.
– Вы, дон Диего? Право, я не могу считать вас виновным, я знаю вас как безупречно честного человека.
– О сеньор, умоляю вас, не заставляйте меня рассказывать все подробности и причины того, что произошло у меня в доме. Я замыслил погубить дона Энрике. Он невиновен, виноват во всем я один, клянусь честью!
– Верю вам. Но вспомните, на совести дона Энрике лежит похищение доньи Аны.
– Сеньор, донью Ану похитил не он, а дон Кристобаль де Эстрада, погибший при защите Портобело. В этом похищении дон Энрике также неповинен. Донья Ана находится сейчас в Мехико, и, если ваша светлость желает, она может подтвердить справедливость моих слов.
– Выходит, все возведенные на дона Энрике обвинения были лишь злыми наветами его врагов?
– Могу я узнать, ваша светлость, кто именно возводил обвинения на дона Энрике?
– У меня нет причин скрывать это от вас, юноша возбуждает во мне большое сочувствие. Поверьте, я сожалею, что был несправедлив к нему. Нам, правителям, нетрудно впасть в ошибку, ведь все вокруг стараются скрыть от нас правду.
– К несчастью это так, сеньор.
– Так вот, эти ложные сведения поступали от монахинь через посредство дона Хусто, который приходится братом супруги покойного графа.
– Понимаю, сеньор, понимаю и сейчас все объясню вашей светлости.
– Как, вы что-нибудь знаете об этом?
– Да, сеньор. В те времена, когда я был врагом дона Энрике, брат графини явился ко мне и предложил действовать заодно с ним против дона Энрике, служившего ему помехой. Он собирался убрать юношу со своего пути. Я не стал его слушать и прогнал прочь с моих глаз. Теперь понятно, почему он постарался оклеветать дона Энрике, унизить его в ваших глазах.
– Возможно, вы правы, дон Диего.
– Такой человек, как дон Энрике, не способен на низкие поступки, позорящие его честь. Он был моим врагом, ваша светлость, он знал или, во всяком случае, подозревал, что причиной его изгнания была сцена, происшедшая в моем доме; ему были известны мои черные замыслы против него, по моей вине он потерял имя, родину, семью, будущность. И вот, вместо того чтобы отомстить мне, он дарует мне свободу и спасает жизнь и честь моей жены.
– Замечательный поступок! Но вы, дон Диего, нисколько не уступаете ему в благородстве, ведь я по вашей просьбе принимаю участие в его судьбе. Но как вы полагаете, какая причина заставила дона Хусто оклеветать дона Энрике?
– Не знаю. Может быть, это связано с наследством покойного графа, ведь дон Хусто брат его вдовы. Если ваша светлость желает, я все разузнаю.
– Да, вы мне окажете этим услугу. Я желал бы, как честный человек, восстановить справедливость и загладить свою невольную вину перед юношей.
– И вы согласны даровать ему прощение, ваша светлость?
– Скажите, дон Диего, только вы и ваша супруга знаете, что дон Энрике был в стане пиратов?
– Нет, есть еще одно лицо.
– Кто же?
– Донья Ана. Он спас ее от когтей пиратов.
– Вы думаете, на нее можно положиться?
– Да, сеньор.
– В таком случае он вовсе не нуждается в прощении; ему достаточно предстать передо мной, чтобы я отменил изгнание.
– И он получит, таким образом, право на титул и имущество отца?
– Да, если отец не лишил его наследства. Узнайте, как обстоят дела, и я вам во всем помогу. Мы оба должны загладить нашу вину перед доном Энрике.
– Благодарствуйте, сеньор. Я обо всем доложу вашей светлости. Из ваших рук дон Энрике снова обретет счастье. Он сумеет стать достойным вассалом его величества и слугой вашей светлости.
– Вот и отлично.
– Желает ли ваша светлость поговорить с доном Энрике?
– Пока повременим; вы соберете все сведения, и тогда мне станет ясно, что надо сделать для юноши.
– Завтра же ваша светлость узнает обо всем.
– Чем скорее, тем лучше.
– С разрешения вашей светлости я удаляюсь.
– Ступайте, и да поможет вам господь во всех ваших начинаниях.
Дон Диего удалился; сердце его было переполнено радостью и надеждой.
Вице-король в раздумье проговорил:
– Как нам, правителям, легко совершить ошибку!
Дон Диего велел приготовить комнату для дона Энрике, где ему предстояло провести неделю.
На следующее утро дон Диего отправился во дворец к вице-королю маркизу де Мансера.
Дон Диего пользовался большим расположением маркиза и искренне любил его, но не за те милости, которые ему оказывал маркиз, а за его трезвые суждения, прекрасное образование и умение быть мудрым и обходительным на посту правителя. Видно, недаром современники маркиза окрестили его проницательным хитрецом.
Вице-король принимал дона Диего в любое время и охотно вел с ним наедине долгие беседы.
В то утро вице-король был в превосходном расположении духа: он получил добрые вести о формировании отрядов на побережье для отпора пиратским набегам, что составляло его главную заботу.
Дон Диего, хорошо знавший вице-короля, сразу понял, что более благоприятного случая для важного разговора и представить себе невозможно.
– Добро пожаловать, кабальеро дон Диего де Альварес, – приветствовал вице-король своего крестника.
– Всегда и при всяком случае рад служить вашей светлости.
– О чем говорят в нашем благородном и честном городе?
– Сеньор, обитатели его живут спокойно, доверясь отеческим попечениям вашей светлости.
– Не правда ли? Я и в самом деле никогда не забываю о делах его величества и его верных подданных в Америке. Вчера вечером пришли вести о высоком состоянии духа новых отрядов береговой охраны.
– От всего сердца поздравляю вашу светлость.
– Теперь пираты не сунутся безнаказанно в Новую Испанию.
– Надеюсь, сеньор. Радуясь таким добрым вестям, осмелюсь просить вашу светлость выслушать одно сообщение, переполнившее счастьем мое сердце.
– Я охотно его выслушаю. Дорогой крестник, раз оно вам доставило столько радости.
– Сеньор, я нашел свою супругу.
– Как? Донью Марину? Мою дорогую крестницу?
– Да, сеньор!
– Весьма этому рад! А как обрадуется вице-королева! Но разве вы не говорили, что донья Марина погибла от руки пиратов в Портобело?
– Я и сам так думал. Но, к счастью, ей удалось спастись, и вот она здесь.
– Здесь, в Мехико! Ну, расскажите же мне об этом чудесном спасении. Я всегда считал, что женщина, попавшая в руки пиратов, обречена на смерть или – еще хуже – на бесчестие.
– Милосердный бог послал донье Марине в помощь одного человека, который по прихоти судьбы очутился среди пиратов и сумел завоевать расположение их главаря, злодея Моргана. Благодаря отваге и находчивости, ему удалось спасти и вернуть мне мою супругу.
– Но расскажите же, как все произошло?
– Донья Марина попала в руки морских разбойников; Морган влюбился в нее и велел с почетом проводить ее на борт своего корабля. Я также был захвачен в плен; но человек, оказавшийся нашим ангелом-спасителем, даровал мне свободу и обещал вырвать из плена Марину. Шли дни, пираты покинули Портобело, и я уже считал, что моя жена погибла или обесчещена, а это, как вы сами сказали, еще хуже. Морган домогался любви Марины, она боролась, прибегая ко всяким уловкам. Отчаявшись добиться ее любви, злодей велел бросить в трюм мою бедную Марину. Наш ангел-спаситель, пользуясь случайной отлучкой Моргана, перевел Марину на свой корабль, а когда пираты вступили в бой с испанской флотилией, он поднял паруса и ушел в море. Чтобы осуществить свой дерзкий замысел, спаситель Марины пренебрег всеми опасностями и не остановился перед смертельным риском. С вашего позволения, сеньор, скажу, что лишь немногие способны на столь отважный подвиг.
– Итак, пират-спаситель сейчас здесь, в Мехико?
– Да, сеньор, он сам привез мне мою супругу.
– Вот как, он не побоялся явиться сюда?
– Очевидно, своим добрым поступком он надеялся заслужить себе прощение.
– Поступок необычный! Этот человек не похож на других.
– Да, сеньор, он обладает благородным сердцем.
– А как его имя?
– Разрешите сперва испросить для него полное прощение у вашей светлости, а уж потом сообщить его имя.
– Вы просите для него прощения? Как видите, я не преследую его и не лишаю свободы, ибо вы поведали мне обо всем не как вице-королю, а как дворянину. Но могу ли я его помиловать, когда он сам об этом не просит? Ведь мне даже неизвестны все совершенные им злодеяния.
– Сеньор, за него прошу я. Мне известно, что тягостные обстоятельства оторвали этого человека от его родины и привели в стан пиратов. Он не совершал никаких преступлений и спас честь знатной дамы, вашей крестницы. Вот почему я прошу у вашей светлости полного прощения для этого человека.
– Пусть так, дарую ему прощение. Как его имя?
– Дон Энрике Руис де Мендилуэта, граф де Торре-Леаль.
– Дон Энрике! – воскликнул вице-король. – Тот самый дон Энрике, которого я подверг изгнанию после незабываемой сцены, разыгравшейся в вашем доме!
– Он самый, ваша светлость.
– Но кто распространил слух об его смерти?
– Не знаю, сеньор. Да это и не имеет значения.
– Однако вам известно, что дон Энрике был изгнан мною за недостойное поведение.
– Прошу прощения, сеньор, во всем случившемся виновен один лишь я, и с моей стороны было бы нечестно скрыть это от вашей светлости.
– Вы, дон Диего? Право, я не могу считать вас виновным, я знаю вас как безупречно честного человека.
– О сеньор, умоляю вас, не заставляйте меня рассказывать все подробности и причины того, что произошло у меня в доме. Я замыслил погубить дона Энрике. Он невиновен, виноват во всем я один, клянусь честью!
– Верю вам. Но вспомните, на совести дона Энрике лежит похищение доньи Аны.
– Сеньор, донью Ану похитил не он, а дон Кристобаль де Эстрада, погибший при защите Портобело. В этом похищении дон Энрике также неповинен. Донья Ана находится сейчас в Мехико, и, если ваша светлость желает, она может подтвердить справедливость моих слов.
– Выходит, все возведенные на дона Энрике обвинения были лишь злыми наветами его врагов?
– Могу я узнать, ваша светлость, кто именно возводил обвинения на дона Энрике?
– У меня нет причин скрывать это от вас, юноша возбуждает во мне большое сочувствие. Поверьте, я сожалею, что был несправедлив к нему. Нам, правителям, нетрудно впасть в ошибку, ведь все вокруг стараются скрыть от нас правду.
– К несчастью это так, сеньор.
– Так вот, эти ложные сведения поступали от монахинь через посредство дона Хусто, который приходится братом супруги покойного графа.
– Понимаю, сеньор, понимаю и сейчас все объясню вашей светлости.
– Как, вы что-нибудь знаете об этом?
– Да, сеньор. В те времена, когда я был врагом дона Энрике, брат графини явился ко мне и предложил действовать заодно с ним против дона Энрике, служившего ему помехой. Он собирался убрать юношу со своего пути. Я не стал его слушать и прогнал прочь с моих глаз. Теперь понятно, почему он постарался оклеветать дона Энрике, унизить его в ваших глазах.
– Возможно, вы правы, дон Диего.
– Такой человек, как дон Энрике, не способен на низкие поступки, позорящие его честь. Он был моим врагом, ваша светлость, он знал или, во всяком случае, подозревал, что причиной его изгнания была сцена, происшедшая в моем доме; ему были известны мои черные замыслы против него, по моей вине он потерял имя, родину, семью, будущность. И вот, вместо того чтобы отомстить мне, он дарует мне свободу и спасает жизнь и честь моей жены.
– Замечательный поступок! Но вы, дон Диего, нисколько не уступаете ему в благородстве, ведь я по вашей просьбе принимаю участие в его судьбе. Но как вы полагаете, какая причина заставила дона Хусто оклеветать дона Энрике?
– Не знаю. Может быть, это связано с наследством покойного графа, ведь дон Хусто брат его вдовы. Если ваша светлость желает, я все разузнаю.
– Да, вы мне окажете этим услугу. Я желал бы, как честный человек, восстановить справедливость и загладить свою невольную вину перед юношей.
– И вы согласны даровать ему прощение, ваша светлость?
– Скажите, дон Диего, только вы и ваша супруга знаете, что дон Энрике был в стане пиратов?
– Нет, есть еще одно лицо.
– Кто же?
– Донья Ана. Он спас ее от когтей пиратов.
– Вы думаете, на нее можно положиться?
– Да, сеньор.
– В таком случае он вовсе не нуждается в прощении; ему достаточно предстать передо мной, чтобы я отменил изгнание.
– И он получит, таким образом, право на титул и имущество отца?
– Да, если отец не лишил его наследства. Узнайте, как обстоят дела, и я вам во всем помогу. Мы оба должны загладить нашу вину перед доном Энрике.
– Благодарствуйте, сеньор. Я обо всем доложу вашей светлости. Из ваших рук дон Энрике снова обретет счастье. Он сумеет стать достойным вассалом его величества и слугой вашей светлости.
– Вот и отлично.
– Желает ли ваша светлость поговорить с доном Энрике?
– Пока повременим; вы соберете все сведения, и тогда мне станет ясно, что надо сделать для юноши.
– Завтра же ваша светлость узнает обо всем.
– Чем скорее, тем лучше.
– С разрешения вашей светлости я удаляюсь.
– Ступайте, и да поможет вам господь во всех ваших начинаниях.
Дон Диего удалился; сердце его было переполнено радостью и надеждой.
Вице-король в раздумье проговорил:
– Как нам, правителям, легко совершить ошибку!
XI. НИТЬ АРИАДНЫ
Возвращаясь домой, дон Диего горел желанием немедля приняться за дело, порученное ему вице-королем. Однако необходимо было найти нить Ариадны, которая поможет ему проникнуть в этот лабиринт козней против юноши. Пожалуй, решил про себя дон Диего, лучше всего обратиться к самому дону Энрике, ему, без сомнения, кое-что известно.
Между тем дону Энрике не терпелось поскорее покинуть Мехико. Жизнь в добровольном заточении тяготила его: проводя дни и ночи взаперти, во власти горьких воспоминаний и мрачных мыслей о будущем, дон Энрике приходил в отчаяние и готов был бежать, нарушив данное слово.
Изредка к нему заглядывала сияющая счастьем донья Марина, но вид этой счастливой женщины только усиливал страдания дона Энрике.
В день беседы дона Диего с вице-королем дон Энрике был особенно подавлен; ему становилось решительно невмоготу переносить долее свое заточение.
Дон Диего вошел к нему и разом приступил к делу.
– Не пеняйте на мою навязчивость, – начал он, – но не было ли у вас каких-нибудь личных врагов, когда вы находились под стражей?
– Насколько мне известно, нет, – ответил, порывшись в памяти, дон Энрике.
– Не случалось ли вам вступать в какие-либо споры с неким доном Хусто?
– Нет, дон Хусто брат моей мачехи, и никаких споров у нас с ним не выходило.
– Вы знали, что ваш отец умер?
– Да, один человек, которому я многим обязан – кстати, он близок к дону Хусто, – сообщил мне о смерти моего отца. Бедный отец, он, верно, считал меня погибшим.
– Этот человек, говорите вы, оказал вам большую услугу, и он же, по вашим словам, тесно связан с доном Хусто?
– Да, и вот как было дело: однажды ночью в мой дом именем вице-короля вошла стража; я лежал в лихорадке и помню все как сквозь туман. Мне велели одеться и сесть в карету, окруженную стражей; я едва соображал, что происходит, и двигался как во сне; не знаю, сколько времени тащилась карета; внезапно я услышал выстрелы, шум короткой схватки, дверь кареты распахнулась, и какой-то человек предложил мне выйти. Мы вскочили на коней. Тут я потерял сознание и не могу точно сказать, где все это произошло. Вообще в этом происшествии было что-то загадочное. Когда я пришел в себя, я узнал, что нахожусь в доме Попотла. Там за мной ходила девушка по имени Паулита, дочь слепого. Она сообщила мне, что двенадцать дней я был на краю могилы, что вице-король преследует меня после памятной ночи в вашем доме и что мне необходимо бежать. Я вспомнил все, что случилось на балу, и – простите – обвинил вас в недостойном поступке. Итак, мне не оставалось ничего другого, как бежать; у меня оказались могущественные враги среди лиц, близких к вице-королю; я видел в вас моего главного противника и поклялся в вечной ненависти к вам. От Паулиты я узнал, что из рук королевской стражи меня освободил человек, который любит ее. Я встретился с ним снова, он помог мне покинуть город и добраться до Веракруса. В пути я спросил, кто поручил ему спасти меня, но он отказался ответить. Когда мы добрались до Веракруса, я устроился на судно, шедшее на Эспаньолу: там я жил охотой, пока не примкнул к пиратам.
– Вы говорите, что ваш спаситель тесно связан с доном Хусто?
– Он сам мне так сказал.
– А где он теперь?
– Женился на Паулите и живет в переулке, выходящем на Студенческую площадь. Вы его легко найдете, он известен под прозвищем Москит.
– И вы полностью доверяете ему?
– Москит оказал мне много услуг, но я больше доверяю Паулите, чем ему.
– Значит, с ней я могу говорить вполне откровенно?
– Да. Но что вы задумали?
– Подождите, у меня свои планы.
– Скажите мне, по крайней мере…
– Нет, нет. Нить найдена, теперь я надеюсь разузнать все. Прощайте.
Не медля долее, Индиано взял свою шляпу и отправился на розыски Паулиты, повторяя:
– Нить найдена…
В тот день Паулита пошла к Хулии, и дон Диего не застал ее дома. Вечером он снова отправился к ней. Паулита не знала, что и думать о внезапном исчезновении дона Энрике. Тщетно Москит поджидал его; наконец он сказал жене:
Между тем дону Энрике не терпелось поскорее покинуть Мехико. Жизнь в добровольном заточении тяготила его: проводя дни и ночи взаперти, во власти горьких воспоминаний и мрачных мыслей о будущем, дон Энрике приходил в отчаяние и готов был бежать, нарушив данное слово.
Изредка к нему заглядывала сияющая счастьем донья Марина, но вид этой счастливой женщины только усиливал страдания дона Энрике.
В день беседы дона Диего с вице-королем дон Энрике был особенно подавлен; ему становилось решительно невмоготу переносить долее свое заточение.
Дон Диего вошел к нему и разом приступил к делу.
– Не пеняйте на мою навязчивость, – начал он, – но не было ли у вас каких-нибудь личных врагов, когда вы находились под стражей?
– Насколько мне известно, нет, – ответил, порывшись в памяти, дон Энрике.
– Не случалось ли вам вступать в какие-либо споры с неким доном Хусто?
– Нет, дон Хусто брат моей мачехи, и никаких споров у нас с ним не выходило.
– Вы знали, что ваш отец умер?
– Да, один человек, которому я многим обязан – кстати, он близок к дону Хусто, – сообщил мне о смерти моего отца. Бедный отец, он, верно, считал меня погибшим.
– Этот человек, говорите вы, оказал вам большую услугу, и он же, по вашим словам, тесно связан с доном Хусто?
– Да, и вот как было дело: однажды ночью в мой дом именем вице-короля вошла стража; я лежал в лихорадке и помню все как сквозь туман. Мне велели одеться и сесть в карету, окруженную стражей; я едва соображал, что происходит, и двигался как во сне; не знаю, сколько времени тащилась карета; внезапно я услышал выстрелы, шум короткой схватки, дверь кареты распахнулась, и какой-то человек предложил мне выйти. Мы вскочили на коней. Тут я потерял сознание и не могу точно сказать, где все это произошло. Вообще в этом происшествии было что-то загадочное. Когда я пришел в себя, я узнал, что нахожусь в доме Попотла. Там за мной ходила девушка по имени Паулита, дочь слепого. Она сообщила мне, что двенадцать дней я был на краю могилы, что вице-король преследует меня после памятной ночи в вашем доме и что мне необходимо бежать. Я вспомнил все, что случилось на балу, и – простите – обвинил вас в недостойном поступке. Итак, мне не оставалось ничего другого, как бежать; у меня оказались могущественные враги среди лиц, близких к вице-королю; я видел в вас моего главного противника и поклялся в вечной ненависти к вам. От Паулиты я узнал, что из рук королевской стражи меня освободил человек, который любит ее. Я встретился с ним снова, он помог мне покинуть город и добраться до Веракруса. В пути я спросил, кто поручил ему спасти меня, но он отказался ответить. Когда мы добрались до Веракруса, я устроился на судно, шедшее на Эспаньолу: там я жил охотой, пока не примкнул к пиратам.
– Вы говорите, что ваш спаситель тесно связан с доном Хусто?
– Он сам мне так сказал.
– А где он теперь?
– Женился на Паулите и живет в переулке, выходящем на Студенческую площадь. Вы его легко найдете, он известен под прозвищем Москит.
– И вы полностью доверяете ему?
– Москит оказал мне много услуг, но я больше доверяю Паулите, чем ему.
– Значит, с ней я могу говорить вполне откровенно?
– Да. Но что вы задумали?
– Подождите, у меня свои планы.
– Скажите мне, по крайней мере…
– Нет, нет. Нить найдена, теперь я надеюсь разузнать все. Прощайте.
Не медля долее, Индиано взял свою шляпу и отправился на розыски Паулиты, повторяя:
– Нить найдена…
В тот день Паулита пошла к Хулии, и дон Диего не застал ее дома. Вечером он снова отправился к ней. Паулита не знала, что и думать о внезапном исчезновении дона Энрике. Тщетно Москит поджидал его; наконец он сказал жене: