Страница:
Коля помог командиру.
— Ну? — промычал мужик. — Как мы теперь и что? А Хельга где?
— Не кричите, товарищ прапорщик, — спокойно сказал парень. — Сейчас все будет.
Лавочкин повернулся к нужной стене. «Смирить эмоции, — вспомнил он, заставляя себя дышать глубже и медленнее. — Сконцентрироваться. Почувствовать тепло, тяжесть и покой…»
— Цуг-цурюк! — провозгласил наконец Коля. Стена вновь засветилась фиолетовым.
— Делайте выводы, Палваныч, — буркнул парень и растворился в сиянии.
— Тьфу, Хейердала ломоть! — выругался прапорщик.
В этот раз стена приняла его без шуточек. Рядовой знал, что стена не сразу отпустит его в новую комнату. Плечи, ноги и спина будто прилипли к огромному студню. Потом сопротивление прекратилось, Коля сделал большой шаг вперед и удержал равновесие.
Зато Дубовых с непривычки рухнул на песок, подняв неслабое облако пыли.
— Ты не ушибся, Пауль? — Хельга склонилась над возлюбленным.
Коренастый коротышка лихо вскочил на ноги и подлетел к Лавочкину:
— Все разыгрываем старшего по званию, да? Почему не предупредил об эффекте жвачки липучечной?
— Жвачки липучечной? — переспросил Тилль. — Красиво изъясняется.
— Нас же Всезнайгель предупредил, — начал оправдываться Коля.
— Хватит! — громко сказала Страхолюдлих. — Вы находитесь у меня дома, и я прошу здесь не ссориться.
Палваныч осмотрелся и узнал зал. Это была многократно увеличенная копия шестистенной комнаты. Здесь жил циклоп Гроссмалыш, пока прапорщик не освободил его из заточения. Нужно ли говорить, что над огромным подземельем стоял замок графини?
— Так мы в Вальденрайхе?! — сипло прошептал Дубовых.
— Воистину, — подтвердила Хельга.
— Умиляюсь я вам, Пауль, — усмехнулся Всезнайгель. — Вы не первый день в нашем мире, вон, даже черта приручить сподобились, а все равно в магию не верите.
— А ты поработай с мое на армейском складе, сам перестанешь во что бы то ни было верить, — огрызнулся прапорщик.
— Хм, а я слышал, как раз кладовщики и есть самые талантливые и всемогущие кудесники, — отпарировал колдун.
— Прошу наверх, — пригласила Хельга и пошла к винтовой лестнице.
Подъем и блуждание по темному лабиринту ни Хельге, ни Палванычу, ни Коле не были в новинку. А Всезнайгель сохранял полное спокойствие. Он так увлеченно размышлял о чем-то своем, что, даже выбравшись в коридор замка, не заметил здоровенного мохнатого паука, сидевшего на плече, подобно черному эполету.
Графиня Страхолюдлих невозмутимо взяла паука тонкими пальцами за лапку и выпустила обратно в лабиринт.
Лавочкин ткнул пальцем в картину, висящую напротив входа в подземелье:
— А я в первый раз и не понял, что это полотно про тот самый бой, когда отряд Иоганна Всезнайгеля отвоевал у Дункельонкеля Барабан Власти.
Тилль очнулся от раздумий:
— Ах, действительно, вот и брата нарисовали!
— Картина стоила мне огромных денег, — проворчала Хельга. — Ни один художник не хотел работать для опальной аристократки. Никому не пожелаю оказаться среди проигравших.
Палваныч показал на непропорционально большую смоляную фигуру главного врага Вальденрайха.
— Это Дункельонкель? А какого рожна он черный? Я ж его видел. Старичок в белом. Или, типа, художник так чувствует?
— Нет, Пауль. — Хельга улыбнулась. — В те годы Дункельонкель действительно предпочитал темные оттенки. Пойдемте в покои.
Замок Страхолюдлих не производил впечатления заброшенного, хотя хозяйка отсутствовала долго. Слуги ухаживали за комнатами, на кухне нашелся сносный обед.
— Вот, рядовой, учись местной дисциплине, — изрек довольно чавкающий Палваныч. — А вас, солдат малолетних, оставь на пять минут, а вы и рады имущество портить и ценности воровать!
— Графиня, мне необходимо срочно отбыть во дворец, — сказал Всезнайгель, быстро расправившись с едой. — Надеюсь, у вас найдется лошадь. А вас всех я приглашаю к себе домой. Хайнц вас примет.
Хельга без лишних вопросов распорядилась дать придворному колдуну коня, и Тилль отбыл.
Чуть позже полудня Тилль прибыл в столицу Вальденрайха. Как выяснилось, Стольноштадт также подвергся воздушному нападению. Правда, ему повезло больше, чем Трахтенбургу. На город скинули пять огненных бомб. Разрушения были впечатляющими, но ни королевский дворец, ни дом Всезнайгеля не пострадали.
Колдун заехал домой, узнал у своего помощника последние новости и отправился к своему работодателю Генриху Вальденрайхскому.
Монарх принял Тилля в почивальне — вчерашняя бомбежка изрядно его расстроила. Всезнайгель смотрел на короля и видел в капризном обрюзгшем лице следы былой мужской красоты. Стопятидесятидвухлетний колдун помнил Генриха молодым, полным сил правителем. Подавив невольный вздох, Тилль начал отчет:
— Ваше высочество, у меня много новостей, многие из них вы, вероятно, уже слышали.
— Еще как слышал, господин придворный колдун, — издевательским фальцетом проговорил король. — Пять новостей вчера буквально упали нам на голову. А ты, вероятно, где-то загорал вместо того, чтобы защитить Стольноштадт.
— Увы, ваше величество, я в тот момент не загорал, а находился под бомбежкой в столице Труппенплаца, — сдержанно сказал Всезнайгель. — И должен вас огорчить: Трахтенбург почти полностью разрушен. Атака с воздуха была фактически неотразима. Без должной подготовки ни я, ни кто-либо другой не смог бы отбить такой массированный обстрел. Война началась, Дункельонкель сделал первые ходы.
— Ладно, ладно… Бедный циркач… Как он теперь?.. — Генрих принялся массировать виски. — Но что ты, дьявол тебя забери, делал в Труппенплаце?
— Я дрался с Дункельонкелем.
— Вот как?!
Король разом забыл о головной боли.
— Да. И помогал мне барон Николас Могучий, — сказал колдун. — Да-да, ваше величество, он вернулся. И с ним вернулся Пауль, известный как Повелитель Тьмы. Он теперь на нашей стороне и уже не раз доказал свою преданность.
Тилль нес ахинею про прапорщика, внутренне кривясь, но понимая, что иные слова до монарха не дойдут.
— Более того, Николасу удалось вывести на чистую воду мнимую Белоснежку — шпиона, действовавшего в Наменлосе, Дриттенкенихрайхе, Труппенплаце и даже у нас, возле городка Лохенберга. Именно она стоит за многочисленными кражами железа во всех наших государствах.
— А этот, как же его?.. — Сухие пальцы короля издали щелчок: Генрих требовал подсказки.
— Пауль?
— Да!
— Он оказал неоценимую помощь. Вместе они смогли переправить Барабан Власти моему брату, в Наменлос. Затем мы дали бой Дункельонкелю и Белоснежке. К сожалению, им удалось уйти, но мы порядком потрепали друг друга.
— Тебе бы сказания о подвигах сочинять, — усмехнулся монарх. — Что еще?
— Главная новость заключается в том, что войска Дункельонкеля ступили на земли Дробенланда. Война, о которой я предупреждал несколько лет назад, началась.
Генрих театрально взмахнул бледной рукой:
— Ах, давай без этих вот «я же говорил», «я же предупреждал»! К нашему счастью, как-то резко наступила зима, и агрессоры завязнут в разгильдяйском Дробенланде. В Труппенплац они не сунутся, ограничиваясь бомбежками. Значит, у нас есть три-четыре месяца на подготовку.
— Поверьте, ваше величество, у нас нет и месяца, — произнес Всезнайгель. — Дункельонкель целенаправленно готовился к войне, пока мы занимались текущими местечковыми проблемками.
— Тихо, тихо, мой добрый слуга! — резко проговорил король. — За твоим «мы» мне слышится «вы»…
— Что вы, ваше величество. Ничего не имел в виду. Я предпочел бы беспокоиться о будущем, вместо того чтобы искать козлов отпущения в прошлом. Главное, что мы сейчас должны сделать, — это как можно быстрее заключить крепкий и честный союз с Наменлосом, Труппенплацем и Дриттенкенихрайхом.
— Подожди, мудрейшество. С Наменлосом после женитьбы тамошнего принца и моей падчерицы все ясно — мы союзники. Труппенплац разделяет нас и Черное королевство, и мы были бы дураками, если бы не поддержали Альбрехта, хоть он и циркачишка. Но Дриттенкенихрайх… Это уже слишком. Старина Герхард фон Аустринкен-Андер-Брудершафт является легендарным выпивохой, а заключать союз с невменяемым человеком я не буду.
— Позволю себе намекнуть. Истинная власть в Дриттенкенихрайхе принадлежит королю преступников, а не Герхарду. Характер этой власти таков, что многие преступники нашего королевства считают себя подданными Рамштайнта…
— Ни слова о грязнолицем преступнике! — воскликнул Генрих. — Теперь оставь меня.
Тилль затронул больную тему. Союз с преступником, пусть и самым могущественным в современном мире, претил потомственному монарху. Но Всезнайгель знал своего короля: после долгих раздумий тот должен был прийти к верным выводам.
Придворный колдун поклонился и вышел.
Часам к трем дня сани Хельги Страхолюдлих привезли хозяйку и ее гостей к жилищу Всезнайгеля. Серого камня дом все так же словно стремился вверх, а у двери по-прежнему висела табличка:
Придворный колдун господин Всезнайгель.
Посмевший стучать будет по зубам получать.
Палваныч, не удостоивший табличку вниманием, начал стучать. Коля поймал руку Дубовых, когда тот уже нанес один удар костяшками пальцев.
— Товарищ прапорщик, это дверь дома колдуна. Лучше позвонить.
Хайнц, лысый высокий мужчина со скорбно вытянутым лицом, впустил гостей. Облаченный в черные просторные одежды слуга был рад Николасу. Демонически изогнутые густые брови распрямились, наполовину прикрытые веками грустные глаза раскрылись шире, в них заиграли искорки. Это было максимально возможное выражение счастья.
Коля вспомнил, что, когда он впервые увидел помощника колдуна, ему на ум пришло сравнение с бассетом.
— Здравствуйте, Хайнц, — сказал Лавочкин. — Тилль дома?
— Хозяина нет, — ответил слуга фирменным тенором. — Но он предупреждал о вашем прибытии. Позвольте, я приму ваши шубы… Проходите, сделайте милость, в гостиную.
В гостиной было тепло — горел камин. Комнату освещали масляные лампады, причем неестественно яркие. Мебель красного дерева была крепка и в то же время изящна. На полу — ковер. В центре комнаты стоял широкий круглый стол, окруженный резными стульями. На столе покоилась затейливая ваза, похожая на женскую фигурку. В углах гостиной находились удобные роскошные кресла.
Пока Хайнц ходил на улицу, загонял сани во двор и заводил коней в стойла, Коля, Палваныч и Хельга расселись.
Прапорщик Дубовых посмотрел на огонь, полыхающий в камине, и сказал:
— Сейчас я доведу до вас случай типа байка. Офицер из нашего полка, не буду называть пофамильно, сложил себе такой полено-нагревательный прибор. Естественно, выбрал путь дешевизны и превышения полномочий, то есть клали ему камин солдатики из срочников. Нашлась пара смышленых братьев, у них отец был печником. Ну, он им пообещал спирта и увольнительную. Те, значит, обрадовались, что на родину съездят. Выложили камин — комар носа не подточит: хоть из хаты офицера выламывай и в музей ставь. Сам видел. А он зачем-то пожадничал. Пузырь водки им дал, а когда про отпуск заикнулись, кукишем перед их носами повертел. Пареньки обиделись, но промолчали. Правда, через месяц подсунули ему хитрое поленышко.
— Какое? — спросила Хельга.
— Хитрое. Расщепили, выдолбили полость внутри, вложили толовую шашечку и соединили створки, будто так и было. Отомстить, соответственно, решили. То, что убить могут, как-то не подумали, наверное. Офицер полено в числе прочих загрузил, зажег, а сам ушел на кухню сооружать нехитрый холостяцкий ужин по схеме «яичница с колбасой». А у него был кот. Жирный такой, кастрированный. Очень полюбил у камина полежать, брюхо погреть. Когда шашку разорвало, этого кота ударной волной в окно выкинуло и об забор припечатало. Сам-то он жив-здоров остался, только писаться стал на коврики и любой огонь обходить за версту.
Палваныч засмеялся с резким подхрюкиванием.
Страхолюдлих и Лавочкин переглянулись.
— Не смотрите на меня, графиня, — сказал Коля. — Я сам не знаю, что тут смешного.
Раскрасневшийся пухлый прапорщик ворочался в кресле, мотая плешивой головой. Шея у Дубовых почти отсутствовала, поэтому его телодвижения были особенно потешны. Маленькие глаза слезились. Чувствовалось, Палваныч находился в состоянии подлинной юмористической эйфории.
— Как мало человеку надо, — пробормотал солдат.
— Ух-е! — отдувался Дубовых. — Я все слышал, рядовой! Будешь дерзить — устрою тебе модельный кружок. Будешь делать модель землянки в натуральную величину.
Прапорщика сотряс очередной приступ хохота.
— Все же, Пауль, ты остаешься для меня загадкой, — с затаенной нежностью проговорила Хельга.
На ее бледном лице играла легкая улыбка. Сейчас графиня напоминала Лавочкину знаменитую Мону Лизу.
Вошел Хайнц, неся на подносе чай и лакомства:
— Прошу к столу.
Чаепитие было в самом разгаре, когда вернулся Тилль Всезнайгель. Придворный колдун был задумчив, но деятелен.
— Вы здесь, отлично. Хайнц вас расселит, — Тилль говорил быстро и как-то механически. — Графиня, вы великолепны. Николас, мне нужно поговорить с вами. Пауль, не обижайтесь. Пойдемте, барон.
Коля отставил недопитый чай и последовал за колдуном. Они поднялись в рабочий кабинет Всезнайгеля.
Лавочкин помнил этот зал, занимавший весь второй этаж.
Здесь горели те же яркие лампады, что и в гостиной. Полки упирались в потолок. На полках — книги, свертки, прочие предметы. Столы, хаотично заваленные всякой магической всячиной, все так же располагались полукругом посредине зала.
Коля посмотрел на мозаичную пентаграмму, выложенную в центре зала. Мысленно вернулся к моменту, когда экспериментировал над горшочком и Знаменем. Как же, казалось, давно это было!
Ничего не изменилось, лишь высокая толстая клюка, торчавшая над крайним справа столом, была пуста. Когда-то на ней сидела сова — посыльная Всезнайгеля.
Колдун поймал взгляд солдата:
— Она погибла. Я думал, вы знаете. Не будем терять время. Я уже имел возможность оценить ваш новый дар чтения мыслей. Удивительная вещь! Я знаю лишь одну ведьму, способную к такому фокусу. До тех пор пока вы не назвали имя Эриха, считалось, что мужчины не способны к чтению мыслей. Знамя приготовило сюрпризы, не так ли?
— Так. Оно снова общалось со мной, пока я дремал, топая по Труппенплацу. Оно обещало полностью восстановить свою мощь. Просило не пытаться ворожить, но и не разрывать контакта.
— Отлично! — Тилль потер руки. — Это согласуется с нашими общими планами. Я был у короля, потом забежал к Шпикунднюхелю. Старина измотан, но тверд. Особый королевский полк боеспособен как никогда, а сыск наконец заработал в правильном направлении. Последние новости с Дробенландского фронта обнадеживают. Войска Черного королевства остановились — слишком холодно. Захватив несколько тамошних княжеств, армия Дункельонкеля расползлась по зимним квартирам и, как докладывает разведка, ждет тепла и обозов с теплой амуницией.
Рядовой Лавочкин живо представил полчища его двойников, расселяющихся по захваченным лачугам. Зачесалась правая икра. От нее отхватил кусок сумасшедший колдун Улькхемикер, чтобы создать големов-солдат.
— Конечно, сие есть временная заминка, — продолжил Всезнайгель. — Но и этот подарок судьбы надо использовать полностью. Завтра же мы отправимся к соседям с предложением мира и союза. Если не объединиться, все проиграют.
— Но… — начал было Коля.
— Знаю и без чтения мыслей, о чем вы подумали, мой юный друг, — перебил Тилль. — Надеяться лишь на ваше Знамя — непростительная беспечность. Вы — наш главный резерв и последняя надежда. Вам потребуется любая помощь. Дункельонкель тщательно готовился. Мы — нет.
— Пока мы проездим…
— Ваше Знамя восстановится. И еще. Мы проездим недолго. Вы не забыли, какова скорость ковров-самолетов?
Парень понимающе кивнул.
— И последнее, — сказал колдун. — Командир сыска велел передать, что месяц назад исчезла ваша деревенская подруга.
— Эльза?!
Лавочкин часто вспоминал самое начало путешествия по сказочному миру. Тогда он встретил девушку, похожую на Алису Селезневу из фильма «Гостья из будущего»…
— Надо же… А я обещал вернуться… — пробормотал Коля.
— Шпикунднюхель думает, что ее выкрали слуги Дункельонкеля. Похоже, вы, Николас, должны стать отцом, и черный маг сильно заинтересован в том, чтобы ваш ребенок оказался у него.
— Зачем? — севшим голосом спросил рядовой.
— Ну, кроме банального шантажа, у Дункельонкеля, вероятно, есть какие-то магические планы. Не зря же он вылепил по вашему образу и подобию целую армию? Вы, Николас, выходец из иного мира. В вас кипит новая кровь, новая мощь. Я закрываю глаза, и на экране моего внутреннего взора горит ваш силуэт. Знайте, вы — огромная сила, даже если реально не являетесь таковой, — торжественно закончил Тилль.
— То есть?
— От вас многого ждут, мой юный друг. А в нашем мире, пронизанном магией, сильные ожидания способны воплощаться.
— Впрочем, как и в нашем… — промямлил парень и поплелся вниз, в гостиную.
Хайнц поселил Лавочкина и Дубовых в комнате с двумя кроватями.
Расположившись на ближней к выходу койке, солдат стал разбирать мешок. Сначала он достал форму, чтобы просушить, затем вынул автомат.
Палваныч мечтательно проговорил, глядя на «Калашников»:
— К этой машинке ящичка бы три патронов, да, рядовой?
— Правда ваша, товарищ прапорщик, — улыбнулся Лавочкин.
Улыбнулся и тут же скорчил скорбную мину — перед ним появились знакомые цинковые ящики. Три штучки.
— Ух-е! — Дубовых хлопнул себя по коленям. — Как на заказ.
— Елки-ковырялки, Знамя напряг впустую, — пробурчал Коля.
— Впустую?! Да мы теперь, как этот, как его?.. Рэмбо в Афганистане!
— Ни хрена-то ты не понимаешь, — прошептал солдат, кляня себя за то, что не сдержал обещания, данного полковой реликвии.
Глава 3.
— Ну? — промычал мужик. — Как мы теперь и что? А Хельга где?
— Не кричите, товарищ прапорщик, — спокойно сказал парень. — Сейчас все будет.
Лавочкин повернулся к нужной стене. «Смирить эмоции, — вспомнил он, заставляя себя дышать глубже и медленнее. — Сконцентрироваться. Почувствовать тепло, тяжесть и покой…»
— Цуг-цурюк! — провозгласил наконец Коля. Стена вновь засветилась фиолетовым.
— Делайте выводы, Палваныч, — буркнул парень и растворился в сиянии.
— Тьфу, Хейердала ломоть! — выругался прапорщик.
В этот раз стена приняла его без шуточек. Рядовой знал, что стена не сразу отпустит его в новую комнату. Плечи, ноги и спина будто прилипли к огромному студню. Потом сопротивление прекратилось, Коля сделал большой шаг вперед и удержал равновесие.
Зато Дубовых с непривычки рухнул на песок, подняв неслабое облако пыли.
— Ты не ушибся, Пауль? — Хельга склонилась над возлюбленным.
Коренастый коротышка лихо вскочил на ноги и подлетел к Лавочкину:
— Все разыгрываем старшего по званию, да? Почему не предупредил об эффекте жвачки липучечной?
— Жвачки липучечной? — переспросил Тилль. — Красиво изъясняется.
— Нас же Всезнайгель предупредил, — начал оправдываться Коля.
— Хватит! — громко сказала Страхолюдлих. — Вы находитесь у меня дома, и я прошу здесь не ссориться.
Палваныч осмотрелся и узнал зал. Это была многократно увеличенная копия шестистенной комнаты. Здесь жил циклоп Гроссмалыш, пока прапорщик не освободил его из заточения. Нужно ли говорить, что над огромным подземельем стоял замок графини?
— Так мы в Вальденрайхе?! — сипло прошептал Дубовых.
— Воистину, — подтвердила Хельга.
— Умиляюсь я вам, Пауль, — усмехнулся Всезнайгель. — Вы не первый день в нашем мире, вон, даже черта приручить сподобились, а все равно в магию не верите.
— А ты поработай с мое на армейском складе, сам перестанешь во что бы то ни было верить, — огрызнулся прапорщик.
— Хм, а я слышал, как раз кладовщики и есть самые талантливые и всемогущие кудесники, — отпарировал колдун.
— Прошу наверх, — пригласила Хельга и пошла к винтовой лестнице.
Подъем и блуждание по темному лабиринту ни Хельге, ни Палванычу, ни Коле не были в новинку. А Всезнайгель сохранял полное спокойствие. Он так увлеченно размышлял о чем-то своем, что, даже выбравшись в коридор замка, не заметил здоровенного мохнатого паука, сидевшего на плече, подобно черному эполету.
Графиня Страхолюдлих невозмутимо взяла паука тонкими пальцами за лапку и выпустила обратно в лабиринт.
Лавочкин ткнул пальцем в картину, висящую напротив входа в подземелье:
— А я в первый раз и не понял, что это полотно про тот самый бой, когда отряд Иоганна Всезнайгеля отвоевал у Дункельонкеля Барабан Власти.
Тилль очнулся от раздумий:
— Ах, действительно, вот и брата нарисовали!
— Картина стоила мне огромных денег, — проворчала Хельга. — Ни один художник не хотел работать для опальной аристократки. Никому не пожелаю оказаться среди проигравших.
Палваныч показал на непропорционально большую смоляную фигуру главного врага Вальденрайха.
— Это Дункельонкель? А какого рожна он черный? Я ж его видел. Старичок в белом. Или, типа, художник так чувствует?
— Нет, Пауль. — Хельга улыбнулась. — В те годы Дункельонкель действительно предпочитал темные оттенки. Пойдемте в покои.
Замок Страхолюдлих не производил впечатления заброшенного, хотя хозяйка отсутствовала долго. Слуги ухаживали за комнатами, на кухне нашелся сносный обед.
— Вот, рядовой, учись местной дисциплине, — изрек довольно чавкающий Палваныч. — А вас, солдат малолетних, оставь на пять минут, а вы и рады имущество портить и ценности воровать!
— Графиня, мне необходимо срочно отбыть во дворец, — сказал Всезнайгель, быстро расправившись с едой. — Надеюсь, у вас найдется лошадь. А вас всех я приглашаю к себе домой. Хайнц вас примет.
Хельга без лишних вопросов распорядилась дать придворному колдуну коня, и Тилль отбыл.
Чуть позже полудня Тилль прибыл в столицу Вальденрайха. Как выяснилось, Стольноштадт также подвергся воздушному нападению. Правда, ему повезло больше, чем Трахтенбургу. На город скинули пять огненных бомб. Разрушения были впечатляющими, но ни королевский дворец, ни дом Всезнайгеля не пострадали.
Колдун заехал домой, узнал у своего помощника последние новости и отправился к своему работодателю Генриху Вальденрайхскому.
Монарх принял Тилля в почивальне — вчерашняя бомбежка изрядно его расстроила. Всезнайгель смотрел на короля и видел в капризном обрюзгшем лице следы былой мужской красоты. Стопятидесятидвухлетний колдун помнил Генриха молодым, полным сил правителем. Подавив невольный вздох, Тилль начал отчет:
— Ваше высочество, у меня много новостей, многие из них вы, вероятно, уже слышали.
— Еще как слышал, господин придворный колдун, — издевательским фальцетом проговорил король. — Пять новостей вчера буквально упали нам на голову. А ты, вероятно, где-то загорал вместо того, чтобы защитить Стольноштадт.
— Увы, ваше величество, я в тот момент не загорал, а находился под бомбежкой в столице Труппенплаца, — сдержанно сказал Всезнайгель. — И должен вас огорчить: Трахтенбург почти полностью разрушен. Атака с воздуха была фактически неотразима. Без должной подготовки ни я, ни кто-либо другой не смог бы отбить такой массированный обстрел. Война началась, Дункельонкель сделал первые ходы.
— Ладно, ладно… Бедный циркач… Как он теперь?.. — Генрих принялся массировать виски. — Но что ты, дьявол тебя забери, делал в Труппенплаце?
— Я дрался с Дункельонкелем.
— Вот как?!
Король разом забыл о головной боли.
— Да. И помогал мне барон Николас Могучий, — сказал колдун. — Да-да, ваше величество, он вернулся. И с ним вернулся Пауль, известный как Повелитель Тьмы. Он теперь на нашей стороне и уже не раз доказал свою преданность.
Тилль нес ахинею про прапорщика, внутренне кривясь, но понимая, что иные слова до монарха не дойдут.
— Более того, Николасу удалось вывести на чистую воду мнимую Белоснежку — шпиона, действовавшего в Наменлосе, Дриттенкенихрайхе, Труппенплаце и даже у нас, возле городка Лохенберга. Именно она стоит за многочисленными кражами железа во всех наших государствах.
— А этот, как же его?.. — Сухие пальцы короля издали щелчок: Генрих требовал подсказки.
— Пауль?
— Да!
— Он оказал неоценимую помощь. Вместе они смогли переправить Барабан Власти моему брату, в Наменлос. Затем мы дали бой Дункельонкелю и Белоснежке. К сожалению, им удалось уйти, но мы порядком потрепали друг друга.
— Тебе бы сказания о подвигах сочинять, — усмехнулся монарх. — Что еще?
— Главная новость заключается в том, что войска Дункельонкеля ступили на земли Дробенланда. Война, о которой я предупреждал несколько лет назад, началась.
Генрих театрально взмахнул бледной рукой:
— Ах, давай без этих вот «я же говорил», «я же предупреждал»! К нашему счастью, как-то резко наступила зима, и агрессоры завязнут в разгильдяйском Дробенланде. В Труппенплац они не сунутся, ограничиваясь бомбежками. Значит, у нас есть три-четыре месяца на подготовку.
— Поверьте, ваше величество, у нас нет и месяца, — произнес Всезнайгель. — Дункельонкель целенаправленно готовился к войне, пока мы занимались текущими местечковыми проблемками.
— Тихо, тихо, мой добрый слуга! — резко проговорил король. — За твоим «мы» мне слышится «вы»…
— Что вы, ваше величество. Ничего не имел в виду. Я предпочел бы беспокоиться о будущем, вместо того чтобы искать козлов отпущения в прошлом. Главное, что мы сейчас должны сделать, — это как можно быстрее заключить крепкий и честный союз с Наменлосом, Труппенплацем и Дриттенкенихрайхом.
— Подожди, мудрейшество. С Наменлосом после женитьбы тамошнего принца и моей падчерицы все ясно — мы союзники. Труппенплац разделяет нас и Черное королевство, и мы были бы дураками, если бы не поддержали Альбрехта, хоть он и циркачишка. Но Дриттенкенихрайх… Это уже слишком. Старина Герхард фон Аустринкен-Андер-Брудершафт является легендарным выпивохой, а заключать союз с невменяемым человеком я не буду.
— Позволю себе намекнуть. Истинная власть в Дриттенкенихрайхе принадлежит королю преступников, а не Герхарду. Характер этой власти таков, что многие преступники нашего королевства считают себя подданными Рамштайнта…
— Ни слова о грязнолицем преступнике! — воскликнул Генрих. — Теперь оставь меня.
Тилль затронул больную тему. Союз с преступником, пусть и самым могущественным в современном мире, претил потомственному монарху. Но Всезнайгель знал своего короля: после долгих раздумий тот должен был прийти к верным выводам.
Придворный колдун поклонился и вышел.
Часам к трем дня сани Хельги Страхолюдлих привезли хозяйку и ее гостей к жилищу Всезнайгеля. Серого камня дом все так же словно стремился вверх, а у двери по-прежнему висела табличка:
Придворный колдун господин Всезнайгель.
Посмевший стучать будет по зубам получать.
Палваныч, не удостоивший табличку вниманием, начал стучать. Коля поймал руку Дубовых, когда тот уже нанес один удар костяшками пальцев.
— Товарищ прапорщик, это дверь дома колдуна. Лучше позвонить.
Хайнц, лысый высокий мужчина со скорбно вытянутым лицом, впустил гостей. Облаченный в черные просторные одежды слуга был рад Николасу. Демонически изогнутые густые брови распрямились, наполовину прикрытые веками грустные глаза раскрылись шире, в них заиграли искорки. Это было максимально возможное выражение счастья.
Коля вспомнил, что, когда он впервые увидел помощника колдуна, ему на ум пришло сравнение с бассетом.
— Здравствуйте, Хайнц, — сказал Лавочкин. — Тилль дома?
— Хозяина нет, — ответил слуга фирменным тенором. — Но он предупреждал о вашем прибытии. Позвольте, я приму ваши шубы… Проходите, сделайте милость, в гостиную.
В гостиной было тепло — горел камин. Комнату освещали масляные лампады, причем неестественно яркие. Мебель красного дерева была крепка и в то же время изящна. На полу — ковер. В центре комнаты стоял широкий круглый стол, окруженный резными стульями. На столе покоилась затейливая ваза, похожая на женскую фигурку. В углах гостиной находились удобные роскошные кресла.
Пока Хайнц ходил на улицу, загонял сани во двор и заводил коней в стойла, Коля, Палваныч и Хельга расселись.
Прапорщик Дубовых посмотрел на огонь, полыхающий в камине, и сказал:
— Сейчас я доведу до вас случай типа байка. Офицер из нашего полка, не буду называть пофамильно, сложил себе такой полено-нагревательный прибор. Естественно, выбрал путь дешевизны и превышения полномочий, то есть клали ему камин солдатики из срочников. Нашлась пара смышленых братьев, у них отец был печником. Ну, он им пообещал спирта и увольнительную. Те, значит, обрадовались, что на родину съездят. Выложили камин — комар носа не подточит: хоть из хаты офицера выламывай и в музей ставь. Сам видел. А он зачем-то пожадничал. Пузырь водки им дал, а когда про отпуск заикнулись, кукишем перед их носами повертел. Пареньки обиделись, но промолчали. Правда, через месяц подсунули ему хитрое поленышко.
— Какое? — спросила Хельга.
— Хитрое. Расщепили, выдолбили полость внутри, вложили толовую шашечку и соединили створки, будто так и было. Отомстить, соответственно, решили. То, что убить могут, как-то не подумали, наверное. Офицер полено в числе прочих загрузил, зажег, а сам ушел на кухню сооружать нехитрый холостяцкий ужин по схеме «яичница с колбасой». А у него был кот. Жирный такой, кастрированный. Очень полюбил у камина полежать, брюхо погреть. Когда шашку разорвало, этого кота ударной волной в окно выкинуло и об забор припечатало. Сам-то он жив-здоров остался, только писаться стал на коврики и любой огонь обходить за версту.
Палваныч засмеялся с резким подхрюкиванием.
Страхолюдлих и Лавочкин переглянулись.
— Не смотрите на меня, графиня, — сказал Коля. — Я сам не знаю, что тут смешного.
Раскрасневшийся пухлый прапорщик ворочался в кресле, мотая плешивой головой. Шея у Дубовых почти отсутствовала, поэтому его телодвижения были особенно потешны. Маленькие глаза слезились. Чувствовалось, Палваныч находился в состоянии подлинной юмористической эйфории.
— Как мало человеку надо, — пробормотал солдат.
— Ух-е! — отдувался Дубовых. — Я все слышал, рядовой! Будешь дерзить — устрою тебе модельный кружок. Будешь делать модель землянки в натуральную величину.
Прапорщика сотряс очередной приступ хохота.
— Все же, Пауль, ты остаешься для меня загадкой, — с затаенной нежностью проговорила Хельга.
На ее бледном лице играла легкая улыбка. Сейчас графиня напоминала Лавочкину знаменитую Мону Лизу.
Вошел Хайнц, неся на подносе чай и лакомства:
— Прошу к столу.
Чаепитие было в самом разгаре, когда вернулся Тилль Всезнайгель. Придворный колдун был задумчив, но деятелен.
— Вы здесь, отлично. Хайнц вас расселит, — Тилль говорил быстро и как-то механически. — Графиня, вы великолепны. Николас, мне нужно поговорить с вами. Пауль, не обижайтесь. Пойдемте, барон.
Коля отставил недопитый чай и последовал за колдуном. Они поднялись в рабочий кабинет Всезнайгеля.
Лавочкин помнил этот зал, занимавший весь второй этаж.
Здесь горели те же яркие лампады, что и в гостиной. Полки упирались в потолок. На полках — книги, свертки, прочие предметы. Столы, хаотично заваленные всякой магической всячиной, все так же располагались полукругом посредине зала.
Коля посмотрел на мозаичную пентаграмму, выложенную в центре зала. Мысленно вернулся к моменту, когда экспериментировал над горшочком и Знаменем. Как же, казалось, давно это было!
Ничего не изменилось, лишь высокая толстая клюка, торчавшая над крайним справа столом, была пуста. Когда-то на ней сидела сова — посыльная Всезнайгеля.
Колдун поймал взгляд солдата:
— Она погибла. Я думал, вы знаете. Не будем терять время. Я уже имел возможность оценить ваш новый дар чтения мыслей. Удивительная вещь! Я знаю лишь одну ведьму, способную к такому фокусу. До тех пор пока вы не назвали имя Эриха, считалось, что мужчины не способны к чтению мыслей. Знамя приготовило сюрпризы, не так ли?
— Так. Оно снова общалось со мной, пока я дремал, топая по Труппенплацу. Оно обещало полностью восстановить свою мощь. Просило не пытаться ворожить, но и не разрывать контакта.
— Отлично! — Тилль потер руки. — Это согласуется с нашими общими планами. Я был у короля, потом забежал к Шпикунднюхелю. Старина измотан, но тверд. Особый королевский полк боеспособен как никогда, а сыск наконец заработал в правильном направлении. Последние новости с Дробенландского фронта обнадеживают. Войска Черного королевства остановились — слишком холодно. Захватив несколько тамошних княжеств, армия Дункельонкеля расползлась по зимним квартирам и, как докладывает разведка, ждет тепла и обозов с теплой амуницией.
Рядовой Лавочкин живо представил полчища его двойников, расселяющихся по захваченным лачугам. Зачесалась правая икра. От нее отхватил кусок сумасшедший колдун Улькхемикер, чтобы создать големов-солдат.
— Конечно, сие есть временная заминка, — продолжил Всезнайгель. — Но и этот подарок судьбы надо использовать полностью. Завтра же мы отправимся к соседям с предложением мира и союза. Если не объединиться, все проиграют.
— Но… — начал было Коля.
— Знаю и без чтения мыслей, о чем вы подумали, мой юный друг, — перебил Тилль. — Надеяться лишь на ваше Знамя — непростительная беспечность. Вы — наш главный резерв и последняя надежда. Вам потребуется любая помощь. Дункельонкель тщательно готовился. Мы — нет.
— Пока мы проездим…
— Ваше Знамя восстановится. И еще. Мы проездим недолго. Вы не забыли, какова скорость ковров-самолетов?
Парень понимающе кивнул.
— И последнее, — сказал колдун. — Командир сыска велел передать, что месяц назад исчезла ваша деревенская подруга.
— Эльза?!
Лавочкин часто вспоминал самое начало путешествия по сказочному миру. Тогда он встретил девушку, похожую на Алису Селезневу из фильма «Гостья из будущего»…
— Надо же… А я обещал вернуться… — пробормотал Коля.
— Шпикунднюхель думает, что ее выкрали слуги Дункельонкеля. Похоже, вы, Николас, должны стать отцом, и черный маг сильно заинтересован в том, чтобы ваш ребенок оказался у него.
— Зачем? — севшим голосом спросил рядовой.
— Ну, кроме банального шантажа, у Дункельонкеля, вероятно, есть какие-то магические планы. Не зря же он вылепил по вашему образу и подобию целую армию? Вы, Николас, выходец из иного мира. В вас кипит новая кровь, новая мощь. Я закрываю глаза, и на экране моего внутреннего взора горит ваш силуэт. Знайте, вы — огромная сила, даже если реально не являетесь таковой, — торжественно закончил Тилль.
— То есть?
— От вас многого ждут, мой юный друг. А в нашем мире, пронизанном магией, сильные ожидания способны воплощаться.
— Впрочем, как и в нашем… — промямлил парень и поплелся вниз, в гостиную.
Хайнц поселил Лавочкина и Дубовых в комнате с двумя кроватями.
Расположившись на ближней к выходу койке, солдат стал разбирать мешок. Сначала он достал форму, чтобы просушить, затем вынул автомат.
Палваныч мечтательно проговорил, глядя на «Калашников»:
— К этой машинке ящичка бы три патронов, да, рядовой?
— Правда ваша, товарищ прапорщик, — улыбнулся Лавочкин.
Улыбнулся и тут же скорчил скорбную мину — перед ним появились знакомые цинковые ящики. Три штучки.
— Ух-е! — Дубовых хлопнул себя по коленям. — Как на заказ.
— Елки-ковырялки, Знамя напряг впустую, — пробурчал Коля.
— Впустую?! Да мы теперь, как этот, как его?.. Рэмбо в Афганистане!
— Ни хрена-то ты не понимаешь, — прошептал солдат, кляня себя за то, что не сдержал обещания, данного полковой реликвии.
Глава 3.
Стрельба через пень-колоду, или Зеркалофобия
Лавочкин уснул не сразу — сначала одолевали нехорошие мысли, потом прапорщик захрапел, как заикающийся отбойный молоток. А когда Коля отключился, стало ясно: лучше бы вообще не спал.
Снилось ему всякое непотребство. Смешались все значимые события. Сначала в тягучем мятущемся видении преобладали армейские мотивы.
Вот свежеотчисленный студент Лавочкин приходит из института домой, а родители смотрят телевизор. По телевизору гремит реклама: «Соберите вещи своего сына и отправьте его в армию — и вы получите два года отдыха!»
Затем провал.
Коля почему-то стоит на сцене и поет песню «Вдруг, как в сказке, скрипнула дверь»:
Снова провал.
Парень осознает себя солдатом, но служит не в ракетном полку под Москвой, а где-то далеко, среди снегов, на секретном ядерном полигоне. Носит свинцовые трусы, спит в противогазе, но ничего не помогает. Садится письмо писать: «Дорогие папа и мама! Я живу хорошо, просто замечательно. У меня все есть. Я по вам очень скучаю. А здоровье мое не очень: то лапы ломит, то хвост отваливается. А на днях я линять начал. Старая шерсть с меня сыплется, хоть в казарму не заходи, зато новая растет чистая, шелковистая. Так что лохматость у меня повысилась. До свидания. Ваш сын дядя Шлюпфриг». Срывает Лавочкин противогаз, бежит к зеркалу, а там отражается пес. В башмаках.
Опять провал.
Коля чувствует себя Колей, но не Лавочкиным, а Герасимовым, учеником шестого «б» класса. Лежит он на полу заброшенного дома, побитый и несчастный, потом доползает до подоконника и кричит из последних сил: «Алиса! Они меня пытали, но я ничего не сказал!..» А внизу стоит она в форме советской школьницы. Чуть вздернутый носик, огромные обиженные глаза, круглое личико с ямочками на розовых щечках… И — слеза течет единственная. А сама отвечает укоризненно: «Какая Алиса, Николас? Эльза я, Эльза! Поматросил, стало быть, и бросил? Эх, мужики!..»
Парню стало стыдно, и он проснулся.
Рассвело. Палваныч сидел на кровати и насмешливо таращился на Лавочкина:
— Слышь, рядовой, а кто эта твоя Алиса, про которую ты так кричал? Подружка, типа?
— Секс-символ восьмидесятых, — буркнул Коля, накрываясь с головой одеялом.
В комнату заглянул Всезнайгель:
— Господа, пора вставать! А это что за ящики?
— Я вчера по ошибке наколдовал, — голос Лавочкина прозвучал глухо.
— С чем они?
— Это, товарищ маг, боевые припасы к автомату Калашникова, — авторитетно заявил прапорщик Дубовых. — Сам автомат вот он — на стуле. Он представляет собой огнестрельное оружие с высокой скорострельностью. Поражает живую силу противника на расстоянии… э… на большом расстоянии.
— А вы не могли бы продемонстрировать? — спросил Тилль.
Коля вылез из-под одеяла:
— Сейчас я оденусь и спущусь во двор. Мне пришла в голову отличная мысль: автомат можно использовать в войне против моих клонов.
— Клонов?
— Ну, солдат, похожих на меня.
— Ага, если солдат не похож на вас, то автомат не действует?
Парень скривился:
— Похоже, к вам вернулось ваше своеобразное чувство юмора.
Палваныч умело вскрыл цинк и сноровисто набил патронами рожок. Второй (а в караул выдавали два) не стал.
— Чтобы не тратить драгоценный припас, — пояснил прапорщик.
Во внутреннем дворике россиян уже ждали Всезнайгель, Хайнц и графиня Страхолюдлих. У Дубовых застучало сердце. Хельга была обворожительна: изящное темно-синее платье, песцовый полушубок, длинные смоляные волосы, на которые падали редкие снежинки. Даже ее бледность казалась особенно привлекательной на фоне снега. Муза прапорщика Колю не вдохновляла. «Готичненько», — отметил парень и занялся осмотром двора. Каменный мешок, да и только. Несколько деревянных столбов, ворота стойла и в дальнем углу колода для разделки мяса.
— Вот, пожалуй, на колоде и испытаем, — вынес вердикт солдат. — Будет громко, но вы уж потерпите.
Он перевел автомат на стрельбу одиночными и с плеча всадил несколько пуль в деревянный чурбан.
Резкие хлопки «акашных» выстрелов произвели впечатление. Хельга спряталась за спиной Палваныча. Хайнц недоуменно поднял бровь. Тилль был в восторге.
— Бабахает отменно, дырки тоже вижу, — неестественно громко сказал он. — Что еще?
— Ну, если стрелять не в колоду, а в человека, то убивает наповал, — смутился Коля. — Теперь я переведу на стрельбу очередями. Представьте, будто на нас надвигается толпа врагов. Я не стану водить дулом, чтобы не было рикошета.
Лавочкин дал короткую очередь, но немного не рассчитал. Как известно, при стрельбе автомат забирает вверх. Последняя пуля прошла выше чурбака и отскочила от каменной кладки в окно второго этажа. Стекло разбилось.
Всезнайгель небрежно взмахнул рукой, окно восстановилось.
— Все, я понял, — промолвил колдун. — Несколько минут работы этой штукой уничтожат большой отряд солдат Дункельонкеля, так?
— Да. — Коля поставил автомат на предохранитель.
— И вы все время ходили с ней по нашему миру?
— Конечно, только у меня патронов не было. Без патронов не постреляешь.
Парень был озадачен: придворный маг был не особо рад обретению нового оружия против Черного королевства.
— Тю-тю… — присвистнул Тилль. — У вас, господа мои, ужасный мир. Я боюсь представить, что бы было, если бы Дункельонкель смог завладеть парой таких штуковин.
— Вот, ектыш, интеллигенция! — хохотнул Палваныч. — Я по-простому считаю. Ствол и комплект у нас, значит, будем плясать от этой печки. А прикидывать, что там «если бы да кабы» или как где чего, некогда. Предложение мое будет категорически верным. Я и Хельга садимся на ковровую авиацию дальнего подскока и оказываем огневую поддержку угнетенному народу Дробенланда. А вы, как мне перед сном доложил рядовой Лавочкин, летите с дипмиссией.
— Хм, план хорош, — согласился после недолгих раздумий Всезнайгель.
— Нет, в Дробенланд полечу я, — сказал Коля. — Автомат мой, я и должен…
— Ладно, рядовой, не дрейфь, верну оружие в цельности и сохранности, — заверил парня Дубовых. — Я же понимаю, Родина вверила автомат в твои руки, ты и ответственный. Да ты прикинь, что именно тебе придется там делать…
— 3-знаете, я б-б-бы зашла в д-дом, — проговорила Хельга.
— Разумеется! Прошу вас, — захлопотал Тилль. Лавочкин поймал Палваныча за рукав, дескать, надо остаться.
— Товарищ прапорщик, я ведь все понимаю, — сказал парень, пронзая командира пылким взглядом. — Стрелять там придется не совсем по людям, точнее, совсем не по людям. Там будут големы, тупые и бессловесные машины-убийцы. Их вырастили за неделю в магических котлах. Но самое страшное — у них моя внешность!
Снилось ему всякое непотребство. Смешались все значимые события. Сначала в тягучем мятущемся видении преобладали армейские мотивы.
Вот свежеотчисленный студент Лавочкин приходит из института домой, а родители смотрят телевизор. По телевизору гремит реклама: «Соберите вещи своего сына и отправьте его в армию — и вы получите два года отдыха!»
Затем провал.
Коля почему-то стоит на сцене и поет песню «Вдруг, как в сказке, скрипнула дверь»:
Военком в тишине постучался в двери.Да не просто поет Лавочкин! К нему и военком выходит с повесткой, и какие-то люди спешат: кто кирзовые сапоги на шею вешает, кто китель участливо на плечи накидывает, один сует автомат в руки, другой фуражку нахлобучивает… Сильно удивляется Коля и…
Неужель ты ко мне? Верю и не верю.
Он повесткой махнул и сказал мне: «Милый,
Сколько зим, сколько лет! Где тебя носило?»
Вдруг, как в сказке, скрипнула дверь,
Все мне ясно стало теперь.
Сколько лет я спорил с судьбой,
Чтобы не встречаться с тобой!
Шел я лесом, плыл за моря,
Только это, видимо, зря,
Зря косил я, прятался зря,
Все напрасно было!..
Снова провал.
Парень осознает себя солдатом, но служит не в ракетном полку под Москвой, а где-то далеко, среди снегов, на секретном ядерном полигоне. Носит свинцовые трусы, спит в противогазе, но ничего не помогает. Садится письмо писать: «Дорогие папа и мама! Я живу хорошо, просто замечательно. У меня все есть. Я по вам очень скучаю. А здоровье мое не очень: то лапы ломит, то хвост отваливается. А на днях я линять начал. Старая шерсть с меня сыплется, хоть в казарму не заходи, зато новая растет чистая, шелковистая. Так что лохматость у меня повысилась. До свидания. Ваш сын дядя Шлюпфриг». Срывает Лавочкин противогаз, бежит к зеркалу, а там отражается пес. В башмаках.
Опять провал.
Коля чувствует себя Колей, но не Лавочкиным, а Герасимовым, учеником шестого «б» класса. Лежит он на полу заброшенного дома, побитый и несчастный, потом доползает до подоконника и кричит из последних сил: «Алиса! Они меня пытали, но я ничего не сказал!..» А внизу стоит она в форме советской школьницы. Чуть вздернутый носик, огромные обиженные глаза, круглое личико с ямочками на розовых щечках… И — слеза течет единственная. А сама отвечает укоризненно: «Какая Алиса, Николас? Эльза я, Эльза! Поматросил, стало быть, и бросил? Эх, мужики!..»
Парню стало стыдно, и он проснулся.
Рассвело. Палваныч сидел на кровати и насмешливо таращился на Лавочкина:
— Слышь, рядовой, а кто эта твоя Алиса, про которую ты так кричал? Подружка, типа?
— Секс-символ восьмидесятых, — буркнул Коля, накрываясь с головой одеялом.
В комнату заглянул Всезнайгель:
— Господа, пора вставать! А это что за ящики?
— Я вчера по ошибке наколдовал, — голос Лавочкина прозвучал глухо.
— С чем они?
— Это, товарищ маг, боевые припасы к автомату Калашникова, — авторитетно заявил прапорщик Дубовых. — Сам автомат вот он — на стуле. Он представляет собой огнестрельное оружие с высокой скорострельностью. Поражает живую силу противника на расстоянии… э… на большом расстоянии.
— А вы не могли бы продемонстрировать? — спросил Тилль.
Коля вылез из-под одеяла:
— Сейчас я оденусь и спущусь во двор. Мне пришла в голову отличная мысль: автомат можно использовать в войне против моих клонов.
— Клонов?
— Ну, солдат, похожих на меня.
— Ага, если солдат не похож на вас, то автомат не действует?
Парень скривился:
— Похоже, к вам вернулось ваше своеобразное чувство юмора.
Палваныч умело вскрыл цинк и сноровисто набил патронами рожок. Второй (а в караул выдавали два) не стал.
— Чтобы не тратить драгоценный припас, — пояснил прапорщик.
Во внутреннем дворике россиян уже ждали Всезнайгель, Хайнц и графиня Страхолюдлих. У Дубовых застучало сердце. Хельга была обворожительна: изящное темно-синее платье, песцовый полушубок, длинные смоляные волосы, на которые падали редкие снежинки. Даже ее бледность казалась особенно привлекательной на фоне снега. Муза прапорщика Колю не вдохновляла. «Готичненько», — отметил парень и занялся осмотром двора. Каменный мешок, да и только. Несколько деревянных столбов, ворота стойла и в дальнем углу колода для разделки мяса.
— Вот, пожалуй, на колоде и испытаем, — вынес вердикт солдат. — Будет громко, но вы уж потерпите.
Он перевел автомат на стрельбу одиночными и с плеча всадил несколько пуль в деревянный чурбан.
Резкие хлопки «акашных» выстрелов произвели впечатление. Хельга спряталась за спиной Палваныча. Хайнц недоуменно поднял бровь. Тилль был в восторге.
— Бабахает отменно, дырки тоже вижу, — неестественно громко сказал он. — Что еще?
— Ну, если стрелять не в колоду, а в человека, то убивает наповал, — смутился Коля. — Теперь я переведу на стрельбу очередями. Представьте, будто на нас надвигается толпа врагов. Я не стану водить дулом, чтобы не было рикошета.
Лавочкин дал короткую очередь, но немного не рассчитал. Как известно, при стрельбе автомат забирает вверх. Последняя пуля прошла выше чурбака и отскочила от каменной кладки в окно второго этажа. Стекло разбилось.
Всезнайгель небрежно взмахнул рукой, окно восстановилось.
— Все, я понял, — промолвил колдун. — Несколько минут работы этой штукой уничтожат большой отряд солдат Дункельонкеля, так?
— Да. — Коля поставил автомат на предохранитель.
— И вы все время ходили с ней по нашему миру?
— Конечно, только у меня патронов не было. Без патронов не постреляешь.
Парень был озадачен: придворный маг был не особо рад обретению нового оружия против Черного королевства.
— Тю-тю… — присвистнул Тилль. — У вас, господа мои, ужасный мир. Я боюсь представить, что бы было, если бы Дункельонкель смог завладеть парой таких штуковин.
— Вот, ектыш, интеллигенция! — хохотнул Палваныч. — Я по-простому считаю. Ствол и комплект у нас, значит, будем плясать от этой печки. А прикидывать, что там «если бы да кабы» или как где чего, некогда. Предложение мое будет категорически верным. Я и Хельга садимся на ковровую авиацию дальнего подскока и оказываем огневую поддержку угнетенному народу Дробенланда. А вы, как мне перед сном доложил рядовой Лавочкин, летите с дипмиссией.
— Хм, план хорош, — согласился после недолгих раздумий Всезнайгель.
— Нет, в Дробенланд полечу я, — сказал Коля. — Автомат мой, я и должен…
— Ладно, рядовой, не дрейфь, верну оружие в цельности и сохранности, — заверил парня Дубовых. — Я же понимаю, Родина вверила автомат в твои руки, ты и ответственный. Да ты прикинь, что именно тебе придется там делать…
— 3-знаете, я б-б-бы зашла в д-дом, — проговорила Хельга.
— Разумеется! Прошу вас, — захлопотал Тилль. Лавочкин поймал Палваныча за рукав, дескать, надо остаться.
— Товарищ прапорщик, я ведь все понимаю, — сказал парень, пронзая командира пылким взглядом. — Стрелять там придется не совсем по людям, точнее, совсем не по людям. Там будут големы, тупые и бессловесные машины-убийцы. Их вырастили за неделю в магических котлах. Но самое страшное — у них моя внешность!