Наконец и прапорщик Дубовых смог рассмотреть наступавших.
   — Ектыш, Лавочкины! — выдохнул Палваныч.
   Хельга невозмутимо взирала на ровные ряды Николасов Могучих. На бледном лбе графини пролегли морщины.
   — Пауль, сие есть гомункулусы, — сказала она.
   — Кто? — просипел прапорщик.
   — Искусственные люди. Не люди даже, а живые механизмы.
   — И ты туда же! — Дубовых скинул шапку и растер плешку мокрым снегом. — Мы что, с ума сходим? Психическая атака, блин! Не зря я про «Чапаева» вспомнил.
   — Верь мне, это не настоящие люди, пустые подделки, — настаивала Страхолюдлих. — У них нет ни воли, ни разума. Стреляй в них без всякой опаски.
   — А почему они с моим рядовым на одну физиономию?
   — Он — их отец, — Хельга замялась, — в каком-то смысле.
   — Ох, е! И когда успел?.. Ну, ты и ксерокс, Лавочкин, — тихо проговорил Палваныч, снимая автомат с предохранителя.
   Раскатистый стрекот испугал армию ополченцев. Они окончательно сдрейфили и кинулись врассыпную, увеличивая прапорщику угол обстрела. Лже-Лавочкины продолжали шагать, падая, запинаясь друг об друга, оставаясь лежать с простреленными искусственными телами.
   Страхолюдлих заряжала рожок за рожком, а прапорщик уже видел, как кричат командиры — не похожие на Колю мужики. Еще Палваныч разглядел, что застреленные гомункулусы быстро разлагаются, превращаясь в вязкий серый кисель.
   — Ненастоящие, слава Богу, — прошептал Дубовых и снова застрочил из автомата.
   Несколько жутких подразделений Дункельонкеля перестроились и взяли курс на холм, где засели прапорщик с графиней. Командирам других подразделений удалось развернуть своих тупых подчиненных, чтобы ретироваться с поля бойни. Самые толковые заставляли лже-Лавочкиных залечь. Главное заключалось в том, что все неголемы рано или поздно драпали, оставляя армию на растерзание Палванычу.
   Бароны Лобенроген и Косолаппен, а также самые смелые их подданные наблюдали за работой Дубовых со стороны, недоумевая, откуда мог взяться этот таинственный чародей, в одиночку повергающий сотни врагов.
   Прапорщик делал минутные перерывы, благо гомункулусы шли со скоростью черепахи. Отступающих он не трогал. Спустя полчаса он закончил стрельбу.
   Раненых и уцелевших дорубили люди баронов.
   Сами Косолаппен и Лобенроген подъехали к Палванычу и Хельге. У Ференанда глаза на лоб полезли — теперь он узнал в Палваныче второго шпиона, который натравил на барона черта.
   — Ты?.. — выдавил фон Косолаппен. Дубовых тоже припомнил мордочку барона и слегка растерялся. Спасла графиня Страхолюдлих.
   — Трепещите, воины, — изрекла она самым драматичным тоном. — Перед вами знаменитый Повелитель Тьмы, непобедимый Пауль!
   Ференанд недолго колебался: кем бы ни был этот пухлый колдун, он только что совершил подлинное чудо.
   — Барон фон Косолаппен к вашим услугам! — Коротышка склонил голову.
   — Барон фон Лобенроген к ним же! — Союзник последовал примеру Ференанда.
   — Здравия желаю, — сказал Палваныч. — У вас есть пожрать, господа?

Глава 6.
Беседы с королями, или Песнь о стрельце Калашникове

 
   В полдень Коля и Всезнайгель вновь посетили тронный зал короля Наменлоса. Было шумно — вокруг толпились и шушукались придворные.
   — Я прочитал письмо Генриха. Полагаю, вы знаете его содержание, — произнес Томас. — Так вот, я принимаю предложение союза и обязуюсь все подготовить для встречи королей здесь, у нас.
   Монарх посмотрел вправо. Там сидели принц Петер и принцесса Катринель.
   — Надеюсь, дети, вы мне поможете. Наследники закивали.
   — Вот мой официальный ответ! — Король жестом пригласил герольда.
   Нихткапитулирен вручил пакет Всезнайгелю и растворился в толпе придворных.
   — Спасибо, ваше величество, — сказал Тилль. — Разрешите откланяться.
   — Безусловно.
   — Единственная просьба, — вклинился Лавочкин. Монарх удивленно взглянул на рядового.
   — Если вы схватите заговорщика, — продолжил Коля, — он, скорее всего, постарается внести раскол в вашу семью. Мне было видение. Враги попробуют впутать в грязную историю с зеркалом самых дорогих вам людей. Вероятнее всего, это будет принц Петер, но и принцессу Катринель они тоже рискнут очернить. Знайте, что бы ни говорили пойманные шпионы, это ложь. Прошу нас простить, всего доброго.
   Солдат мысленно услышал два отчетливых «спасибо».
   — Пора на запад, Николас, — сказал Всезнайгель, выйдя на улицу.
   Летели молча. Лавочкин сначала обозревал бесконечные снежные поля, потом вновь задумался об Эльзе.
   Затем рядового сморил сон — пасмурная погода убаюкала.
   Тилль разогнал ковер до умопомрачительной скорости, и в столицу Дриттенкенихрайха послы прибыли засветло.
   — Куда пойдем? — спросил проснувшийся Коля. — К легальному или криминальному королю?
   — К Рамштайнту, — уверенно ответил колдун. — Он важнее.
   Внизу чернел Пикельбург. Ковер спикировал на широкую улицу, ведущую к помпезному дворцу короля Герхарда, но Всезнайгель резко свернул в древний парк, в центре которого стоял особняк лидера преступного мира.
   — Осторожно, тут арбалетчики, — предупредил Тилля Лавочкин.
   Похоже, колдун и сам знал об охране Рамштайнта. Посадив ковер метрах в двадцати от входа в мраморный особняк, маг и солдат сошли на дорожку и неспешно направились к крыльцу.
   Рядовой почувствовал угрозу. Из-за деревьев выступила пара воинов с арбалетами. Одежда и маски бойцов были цвета коры, поэтому охранники сливались со стволами.
   Визитеры остановились, миролюбиво демонстрируя пустые руки.
   На пороге особняка появился Колин знакомец — помощник Рамштайнта. Сохраняя непроницаемое лицо, он сказал:
   — Добро пожаловать, господа. Вас заждались.
   Подтянутый и исполненный достоинства слуга короля-преступника отвел гостей в просторную комнату, где сидел Иоганн Всезнайгель и поверх страниц какой-то древней книги наблюдал за пляской каминного огня.
   Старший брат Тилля отложил фолиант, встал с роскошного кресла.
   — Наконец-то! — произнес он, словно обвинял Лавочкина и младшего брата в постыдном опоздании.
   Тилль поморщился, как морщатся от старой зубной боли, к приступам которой давно привык, она притупилась, и лицо кривится просто по привычке. Иоганн был острым на язык… занудой. Самое ужасное: он постоянно улыбался.
   Парень смотрел на Всезнайгелей и невольно сравнивал. Иоганн казался немного полнее брата при одинаковом росте. Выглядел лет на десять старше. Волосы его были столь же густы, только седы, в них остался единственный черный вихор. Лицо, более смуглое, нежели у Тилля, глаза поуже. Чуть шире в плечах и лучился легкомысленным весельем. Сдержанно-серьезный Всезнайгель-младший словно терялся в тени энергичного Иоганна.
   — Что молчим?
   Солдату показалось: сейчас за насмешливым тоном Всезнайгель-старший прятал внутреннюю неуверенность.
   — А что с тобой говорить? — Тилль пожал плечами. — Ты и так все знаешь.
   — По плану? — по-деловому спросил старший. Младший кивнул. Потом, немного помучив брата молчанием, пояснил:
   — Встреча королей состоится через три дня. В Наменлосе.
   — Отлично. Жаль, потеплело. Снова попрет армия Дункельонкеля.
   — Не попрет, — уверенно вклинился Коля. — Товарищ прапорщик остановит.
   Иоганн вскинул бровь, но солдат не стал удовлетворять его любопытства. Лавочкин прошел к креслу и сел.
   — Ну, граждане колдуны, — почти вальяжно сказал он, — вы как хотите, а я двину в Черное королевство. У меня там невеста с будущим дитем.
   Теперь и Иоганн, и Тилль подняли брови.
   — Я полагал, вы разумнее, Николас, — проговорил Всезнайгель-младший.
   — Да ты, юноша, не спешил бы, — насмешливо добавил старший. — Твоя геройская гибель сильно осложнит игру.
   — Игру?! — тихо переспросил Коля. — Вам это, может, и игра, а мне…
   Распахнулась дверь. Пожаловал хозяин особняка.
   Рамштайнт, толстый человек с обвисшими щеками, имел спортивный темперамент: он чуть ли не вбежал в комнату.
   — Ха-ха, Николас! Отлично, отлично! — воскликнул король преступности. — Я так и знал! Вы не по зубам Четырем всадникам. Надеюсь, их смерть была быстрой и достойной.
   — Они живы, — удивленно протянул Лавочкин. — Мы смогли найти общий язык.
   — Вот! — Рамштайнт потряс пухлым указательным пальцем. — Подлинные таланты всегда поймут друг друга. Здравствуйте, Тилль. Давайте сюда ваши послания. Я уверен: напыщенные болваны из так называемой дворянской знати готовы воспользоваться моими скромными возможностями и, морща аристократические шнобели, строятся в очередь, чтобы заключить со мной союз. Ха-ха!
   Щеки криминального монарха затряслись, землистое лицо побагровело. Он был доволен.
   — Доброго дня, Рамштайнт, — сказал Тилль, вручая ему послания Генриха и Томаса.
   Преступник сгреб бумаги, небрежно кинул их на столик:
   — Потом почитаю. Я вот одного не могу понять: мы-то с братом давние придворные работнички, а зачем Николасу дипломатией заниматься? — Рамштайнт повернулся к Лавочкину. — Вы же, барон, человек действия. Вам бы горы сворачивать, пока старики бумажками обмениваются.
   — Именно об этом я и говорил, — пробурчал рядовой.
   — Ладно, молодой человек, — бесцеремонно встрял Иоганн. — Нам есть о чем перемолвиться. И, похоже, нам с вами по пути.
   Тилль пристально посмотрел в лицо брата. Тот не отвел мрачного взгляда.
   Неожиданно для себя Коля прочитал в мыслях Иоганна решимость идти к дочери. Солдат удивлялся, насколько капризен его дар: то пропадет, то вновь проявится. Парень хотел было покопаться в мозгах Рамштайнта, но тот хлопнул в ладоши и сказал:
   — Располагайтесь, а мне пора. Встретимся за ужином.
   Криминальный король удалился так же стремительно, как и появился.
   — Я пойду с вами, — отрезал Тилль, нацелив на брата указательный палец.
   — Исключено, — припечатал Иоганн. — Ты нужен здесь, чтобы состоялся союз.
   — Ты тоже не помешал бы.
   — Справишься. Солдат кашлянул.
   — Вы не хотите отложить нашу акцию? — спросил он.
   — Разумно, — подхватил младший колдун.
   — Нет! — Старший покачал пальцем. — Я должен сейчас же… Ты не представляешь, Тилль, как я ждал вашего приезда! Лучше бы ты не посылал мне весточку, а рассказал при встрече.
   Иоганн спохватился, зыркнул на Лавочкина:
   — Знаешь, Николас, сейчас мы с братцем прогуляемся до дворца Герхарда. Надеюсь, Аустринкен-Андер-Брудершафт не сильно пьян. Во всяком случае, вчера у него болела печень, и врачи рекомендовали ему снизить дозу. Я был бы тебе благодарен, если бы ты не составлял нам компанию.
   Тилль кивнул. Коля развел руками:
   — Здесь теплее.
   Колдуны ушли.
   Парень сел в кресло, взял со столика фолиант. Открыл.
   — «Закон о семье и наследии. Часть первая». Пять кило, не меньше, — изумленно пробормотал солдат. — О чем тут можно писать?!
   Он открыл наугад и прочитал: «Какой ребенок в семье является первым, вторым, третьим и так далее, определяется по возрасту конкретного ребенка».
   Теперь стало понятно, почему книга такая толстая. Если уж местные юристы настолько дотошны, что увековечивают в законах очевидные истины, то предсказать количество томов просто невозможно.
   Лавочкин оценил размеры шкафа с фолиантами, стоявшего справа от камина. На одной из полок пустовало место. Скорее всего, для книги, которую рассматривал сейчас парень.
   Он ухмыльнулся:
   — Забавно, юридическая библиотека в доме главного преступника королевства.
   — Уважаемый барон! — Бесцветный голос помощника Рамштайнта застал Колю врасплох. — Вот уже второй десяток лет почти все интересы моего хозяина легальны. Если же ему иногда приходится преступать закон, он интересуется, какой конкретно и чем это чревато. Людям нашего профиля жить по закону, знаете ли, значительно труднее, нежели нарушать его.
   — Но разве не вы сейчас диктуете законы? — спросил рядовой.
   — Нет, не мы. Вы пока не искушены в государственных делах, барон. Автором и заказчиком права в любой стране является аристократия. В ночном, или, как принято говорить, преступном, мире аристократии нет. Любые попытки сформировать такое сословие в разбойничьей среде оборачиваются пародией, влияние моего хозяина настолько велико, что ему можно хоть сейчас переезжать во дворец Герхарда. Однако стоит Рамштайнту официально провозгласить себя королем, и он тут же сделается частью механизма управления Дриттенкенихрайхом.
   — Так он и сейчас…
   — И да и нет, барон. — Слуга позволил себе легкий намек на улыбку. — Сейчас он стоит особняком. Структура, выстроенная Рамштайнтом, параллельна государственной. У нас есть подкупленные чиновники, родственники и друзья во власти, но сами мы преступники, внушающие страх и, как ни странно, любовь народа. Если бы хозяин объявил себя монархом, он бы растерял уважение преступников и не обрел уважения у чиновников. Народ расценил бы уход легендарного лиходея во власть как… предательство. А немного погодя с востока пришел бы Томас Бесфамиллюр и восстановил бы порядок. В итоге все бы проиграли!
   Помощник криминального короля заметно оживился. Он дополнял лекцию скупыми жестами, его речь несколько ускорилась, глаза заблестели, плечи расправились, сам он стал казаться выше.
   Коля спохватился:
   — Что же это я?! Садитесь, пожалуйста.
   — Благодарю. Я вообще-то пришел пригласить вас к ужину.
   — Спасибо… А как вас зовут?
   Слуга шагнул к Лавочкину и тихим заговорщицким шепотом спросил:
   — А вы никому не скажете?
   — Нет, — так же еле слышно ответил парень.
   — Вот и я не скажу.
   Солдат несколько секунд таращился на непроницаемое лицо слуги, затем расхохотался:
   — Хорошо поддели! И, зная любовь Рамштайнта к хорошей еде, предполагаю, что ужин будет пиром.
   Так уж ведется, после боя выигравшая сторона пирует.
   Объединенная армия баронов Лобенрогена и Косолаппена отмечала свое чудесное спасение. Бойцы предпочли забыть о позорном бегстве и вспоминали выступление Палваныча и Хельги. Впрочем, бегство было не столь уж позорным — организованное наступление двойников произвело на воинов-крестьян поистине устрашающее воздействие.
   Даже бароны не стеснялись признаться: да, струсили.
   Пирушка проходила в замке здоровяка Лобенрогена. Щуплый Косолаппен сидел по правую руку от хозяина поместья. Прапорщик Дубовых и графиня Страхолюдлих — слева.
   Человек, известный под именем Повелителя Тьмы, вызывал у баронов и их приближенных подозрения. Они оценили мощь его колдовства. Могущественный незнакомый маг с угрожающей репутацией…
   Женщина, сопровождавшая Повелителя, также внушала опаску. Бледная, с длинными смоляными волосами, изящная и подчеркнуто аристократичная… Несомненно, сильная колдунья. Надо же, графиня Хельга фон Страхолюдлих!
   В ходе долгих размышлений напуганный и сбитый с толку Ференанд Косолаппен додумался до полной чепухи: Повелитель Тьмы и его спутница — посланники ада. Ференанд никогда не слыл сообразительным малым, но тут все указывало на причастность его сегодняшних спасителей к нечистой силе. Имя? Темный Повелитель. Репутация? Тот, кто совсем недавно чуть не поработил Вальденрайх. Спутница? Ничего конкретного, но возникают смутные ассоциации с восстанием Дункельонкеля и легендой о злом горбуне Страхенцверге.
   Получается, добра не жди ни от одного, ни от второй. И не дай бог, узнают о том, что именно он, Ференанд фон Косолаппен, натравил на Повелителя тьмы убийц — Четырех всадников. Теперь барону стало кристально ясно, почему всадники отказались от задания и вернули плату.
   Чем дольше Ференанд сидел рядом с грозной парочкой, тем больше проливал холодного пота.
   А застолье развивалось по давно известным законам: выпили, закусили, вновь выпили, опять закусили… Воины окончательно повеселели.
   — Расскажите историю своего славного магического оружия, Пауль! — потребовали они.
   Палваныч смутился. Он не был оратором. К тому же публика явно не ждала отчета о том, как на ижевском заводе собрали автомат, отправили его в ракетный полк, а там выдали Коле Лавочкину… Опять же, врать без особой выгоды прапорщик не любил.
   — Поведай им какую-нибудь чудесную байку, — шепнула ему на ухо графиня. — Поверь, чем бессовестнее ты солжешь, тем громче будет слава твоего нынешнего подвига.
   Откашлявшись, Палваныч встал и поправил висящий на плече автомат. Пирующие затихли.
   — Ну, я понимаю, вы хотите знать, как вот эта штука и что, — неуклюже начал Дубовых.
   Люди закивали.
   — Да, у чудесного артефакта наверняка романтическая история, — с придыханием вымолвила супруга Лобенрогена, дурная на лицо женщина, да и в целом тоже.
   — Тогда я доложу вам ее по форме древнего русского сказа о стрельце Калашникове.
   Глотнув для храбрости эля, прапорщик наплел диковатую басню, которая в приблизительном переводе с немецкого звучала примерно так:
 
   Жил да был купец Калашников,
   Торговал-менял, магазин имел.
   А во том ли магазине товары-то
   Всяки-разныя, все заморския.
   Как-то раз да под Новый год
   Выходил из подпола крысиный царь
   Со своею крысиною матерью —
   То ли Шушерой, то ль Чучундрою.
   Подошел крысиный царь к добру молодцу,
   Молвил нагло языком человеческим:
   — Ты, Калашников, отдавай-ка мне
   Половину дохода торгового,
   А за дань твою возведу тебе
   Кровлю новую, стопудовую.
   И никто на тебя не позарится,
   А позарится — разберуся с ним.
   Сдвинул брови купец, осерчал вельми:
   — Как ты смел, пасюк, предлагать сие?
   Крыса ты лицом, а нутром свинья.
   Как посмел ты влезть, ой, незваный гость,
   С таковым мурлом во калашный ряд? —
   Взял купец скамью да прибил царя,
   Раздробил ему все три головы.
   Испустил пасюк свой последний дух,
   А Чучундра-то злая волшебница,
   Мать его да подпольная хищница
   Наслала на купца на Калашникова
   Чары страшныя, неминучия.
   Превратился он не в орехокол
   Да не в ступочку с мясорубкою,
   А в оружие огнестрельное.
   Величать да звать его «автомат» —
   Распрекрасный стрелец Калашников.
   С магазином он, сиречь рожком, теперь
   И со всеми-то причиндалами.
 
   — И все?! — недоуменно спросил Лобенроген, когда стало ясно, что Палваныч не продолжит.
   — Все.
   — Знаете, Пауль… Вообще-то мне нравится, когда в сказке есть счастливое окончание. Но вот сейчас я очень рад, что ваш стрелец снова не стал купцом. Нынче это прискорбное обстоятельство необычайно нам помогло.
   Из-за стола встал седоватый длинноволосый мужик:
   — Ваши благородия, дозвольте вашему певцу прославить сегодняшний бой. Я не дерзну соревноваться с господином Паулем — Повелителем Тьмы. Но мы просто обязаны ответить на хорошую балладу!
   — Пой, пой! — заголосили с мест.
   Косолаппен дал согласие. Певец вышел на середину зала, достал из-за спины лютню. Узловатые пальцы пробежались по струнам.
   — Спою вам, братья, о событиях давних… — продекламировал седоватый и тут же услышал недовольные вопли:
   — Какие давние? Сегодняшние! Совсем допился, бард пивной!
   — Да, о давних! — огрызнулся певец. — Ну, они сейчас недавние, но любая легенда начинается с того, что подчеркивается древность событий!
   — А, так бы и сказал… — зароптали слушатели.
   — Значит, я все же спою, братья, о событиях давних, хотя вы сами видели, как это случилось…
 
   — Как это случилось? — еле слышно спросил Дункельонкель трясущегося человечка.
   Человечек трясся от холода и страха. Он почти сутки безостановочно мчался в столицу Доцланда. Загнав две лошади, он добрался до ставки командования армией, а оттуда его переправили в Зингершухерштадт ковром-самолетом. Не успев опомниться, человечек предстал перед самим Вождем и Учителем.
   Колени уперлись в ледяной каменный пол. Голова покорно склонилась.
   — Командир-десятник Факельмакель, ваше величество! — заикаясь, отрекомендовался подданный.
   — Ты издеваешься?! — все так же тихо поинтересовался Дункельонкель. — Факельмакель…
   — Нет, ваше величество! — Человечек захлопал глазами. — Мой прадед опозорил деревенский светоч.
   — Что такое деревенский светоч?
   — Неугасимый очаг, который горел в нашей деревне со времен первых титанов. — В рабском голоске мужичка прорезались нотки гордости, но он тут же сник. — Пока мой прадед не проворонил огонь.
   — Хватит! — нетерпеливо рявкнул владыка Доцланда. — Тебя не смущает, что ты, Факельмакель, пришел ко мне, Дункельонкелю?
   — По-по-поверьте, это мечта всей моей жизни, — залопотал десятник. — И кабы не печальный повод…
   — Докладывай, Факельмакель.
   Хотя колдун знал о поражении войск в Дриттенкенихрайхе, он желал знать подробности.
   — Я в числе других добровольцев, прошедших курсы младших командиров для пейзан, был распределен командовать десятком солдат. С потеплением армия под командованием генерала Баббельнъягда вышла вчера на позиции, чтобы продолжить наступательную операцию. Был слух, дескать, нам окажут сопротивление два или три барона с немногочисленным войском. Так и случилось. Только, ваше величество, стоило ополченцам рассмотреть нашу армию — и они бросились наутек! Тут и произошла трагедия. На холме возник странный человек, вероятно, великий чародей. В его руках был волшебный и смертоносный предмет. Громко треща, смерть полетела в наших солдат, и, пусть они чурбаны, мне было их жаль. Они падали как подкошенные, целыми рядами. Каждый удар проклятого мага разил сразу нескольких солдат. За каждое мгновение он умудрялся нанести десятки таких ударов…
   — Не надо. Что вы предприняли?
   — Я закричал: «Десятка, ложись!» Но в моем распоряжении осталось всего три чурбана да еще двое из соседнего. Они залегли. Уничтоженные колдуном солдаты стали распадаться на куски и превращаться в вязкие серые… в общем, в сопли. Это меня не испугало, ведь на курсах предупреждали…
   — Мне нет дела до того, что вам говорили на курсах, — проговорил Дункельонкель, глядя на зеленый кристалл карты.
   — Поняв, что никому не удастся подобраться к волшебнику, я скомандовал отход ползком. Мне подумалось: лучше сохранить живую силу. Мы выбрались с поля, я пришел в штаб, но там никого не было.
   — Все были мертвы? — быстро спросил глава Доцланда.
   — Нет. Все куда-то ушли. — Факельмакель виновато потупил взор. — Я отправился во вторую армию, оттуда меня направили к вам.
   — Ты выбрался один?
   — Были еще. Чуть позже меня добрели. Пригнали около сотни чурбанов.
   — Чурбаны… Странное прозвище.
   — А кто же они еще, ваше величество? — осмелел десятник. — Тупые, с первого раза ничего не исполняют. Во второй армии куда смышленее, я сам видел.
   — Подтверждаю, — сказал Дункельонкель, обращаясь не к Факельмакелю, а к себе. — Следующие будут большим сюрпризом. А с магической ротой они будут несокрушимым сюрпризом, да…
   Человечек ждал своей участи.
   — Воистину, пейзанин, ты принес дурную весть и заслуживаешь наказания. Однако бывший генерал Баббельнъягд заслуживает большего возмездия. Вот тебе и охотник побрехать… Ты же, наоборот, получился самым сильным бойцом. Было бы несправедливо карать лучшего. Теперь ты сотник, Факельмакель. Иди.
   — Спасибо, спасибо, ваше величество! — залебезил человечек, пятясь к выходу.
   Дункельонкель не слушал лепета свежеиспеченного сотника.
   «Что за колдун? — задавался вопросом Вождь и Учитель. — Кто-то из Всезнайгелей?»
   — Стой! — крикнул глава Доцланда.
   Факельмакель обмер.
   — Как выглядел волшебник, победивший мою тупую армию?
   — Он был невысок, ваше величество, и толстоват. На нем не было шапки, поэтому я заметил, что он или лысый, или плешивый. Большего сказать не могу.
   «Значит, не Всезнайгели. Тогда кто?»
   — Он был один?
   — Ой! Нет, ваше величество. — Факельмакель вжал голову в острые плечи. — С ним была женщина. Черные длинные волосы. Черный или темно-синий наряд. Мне показалось, у нее очень белая кожа…
   — Свободен, — устало выдохнул Дункельонкель.
   «Значит, Страхолюдлих и ее спутник, так называемый Повелитель Тьмы, — не без удивления подумал колдун. — Быстро очухался. И мне сильно повезло, что в нашей стычке со Всезнайгелем и его сворой я нанес первый удар плешивому. Стоило бы сразу остеречься этого человека. Все-таки черта подчинил. Благо моя интуиция исправляет недочеты логики».
   — Хорошо, Повелитель, — сказал глава Доцланда. — Я знаю, кого на тебя натравить.

Глава 7.
В логове Белоснежки, или Слухами земля полнится

   Утро следующего дня выдалось отчаянно морозным. Лавочкин долго не мог заставить себя вылезти из нагретой постели в прохладу мраморного особняка. В итоге Коля заключил сделку с совестью, прикинувшись задумавшимся.
   Вчера рядовой наконец-то выторговал себе настоящее дело. Всезнайгели вернулись из дворца Герхарда недовольными. Пьяница монарх принял предложение монархов Вальденрайха и Наменлоса и обещал быть на исторической встрече. По пути к Рамштайнту братьям удалось договориться о том, что Иоганн и барон Николас совершат вылазку в тыл врага, а Тилль продолжит заниматься дипломатией. Присоединившись к королю преступности и Коле за ужином, Всезнайгели изложили свой план. Рамштайнт смотрел на Иоганна с неодобрением, но молчал. Он уважал чужие решения, какими бы глупыми они ни были.