Страница:
— Так, рядовой. — Дубовых взял Колю за плечи. — Признавайся: спиртягу пил, клей нюхал, травку курил? Хотя откуда тут… Неужели с катушек съехал?
— Да не съехал я! Вы были в отключке, когда Дункельонкель показывал нам по зеркалу…
— Замолчи! — прикрикнул Палваныч и тряхнул Лавочкина, надеясь привести его в чувство. — Тебя послушать, сам с ума съедешь. Ишь карикатура: «По зеркалу показывал»! Не распускай сопли. Давай сюда автомат, язви тебя Хейердал.
Парень сдался. «Надеюсь, на месте не растеряется», — подумал он.
Прапорщик зашагал в дом, что-то решил добавить на ходу, повернулся к Коле и… налетел на открытую дверь, больно треснулся головой.
— Ух-е! — вырвалось у мужика, и он сел наземь. Рядовой не сдержал улыбки:
— Я ж говорил, не стучитесь там, где написано, что надо звонить.
Он помог командиру подняться.
— Вижу, вы столковались, — деловито сказал Всезнайгель, когда россияне вернулись в гостиную. Поправил седую прядку, белевшую в пышных черных волосах, надел теплый берет с ушами. — Готовьтесь, Николас, мы отбываем!
— Удачи, салапет, — сказал прапорщик.
— Вам тоже.
Коля сбегал в комнату, сгреб вещи, оделся и в коридоре встретил колдуна с ковром под мышкой.
— Пойдемте, — коротко скомандовал Тилль, выходя на улицу.
Он развернул ковер прямо перед крыльцом, прочитал заклятье, и предмет роскоши превратился в средство передвижения.
Солдат осторожно ступил на ковер, парящий в полуметре от земли. Потом сел Всезнайгель.
— Берегите лицо, Николас. А лучше — отвернитесь. Я-то поворожу, а вам, как я слышал, нельзя.
«И тут подколол», — отметил Лавочкин.
Ковер-самолет понесся на север.
Следующие несколько часов рядовой смотрел на бескрайние белые поля и леса, черные пятна сел, синь неба да насквозь промерзшую вату облаков. Он заметил печально известный забор, разделявший совсем недавно непримиримые государства Вальденрайх и Наменлос. Через какое-то время внизу показалась Циклопоуборная — памятник древнего каменного зодчества. «Наверное, Тилль нарочно прокатил меня по местам боевой славы, — выдвинул гипотезу Коля. — Уж мы тут зажгли с Болванычем!»
Лавочкин совсем не замерз, ведь Всезнайгель захватил весьма удобный амулет, чудесным образом сохраняющий вокруг себя комфортную температуру. Удивительно — ветер дул, а холодно не было! Парень хотел бы заполучить такой обогреватель, чтобы повесить у себя дома, в рязанской хрущевке. Но он знал: магия этого мира не распространяется на наш.
Мысли перескочили на более важное.
Эльза. «Зачем Дункельонкелю деревенская девчонка? Точно, из-за меня схватили, — решил парень. — Понятное дело, узнали о нашем коротком романе. Его и романом-то не назовешь. Так, сельский водевиль. Ну, говорят, беременная… Тогда ясно — хотели шантажировать. Нестыковка: похитили месяц назад, а буквально третьего дня Дункельонкель ни словом не обмолвился об Эльзе! Хотя мог… А может, не успел? Я ж в волка превратился!»
Вспомнив о превращении, рядовой забеспокоился, инстинктивно глянул на Луну, бледневшую на дневном небе.
«Тихо, тихо, Колян! — одернул себя солдат. — Тилль сказал, что вылечил… Так вот, как порядочный мужик, я должен найти ее, освободить и… жениться?»
Парень даже задержал дыхание. Мысль была абсолютно неожиданной и страшной. Она открыла шлюз для обрывков бредовых идей: «Боже мой! Женюсь, и придется остаться здесь! Хотя нет! Заберу Эльзу с собой! Дурацкая идея… Немка из невероятного мира посреди России. Без паспорта. По-русски ни бельмеса. Да она же с ума там, у нас, сойдет! Цивилизация… Что же делать?»
Промучившись около часа, Лавочкин пришел наконец к более-менее полезному выводу. Надо было сперва вызволить девушку, а потом решать, что дальше. И чем быстрее Коля освободит Эльзу, тем лучше. Для нее и для будущего ребенка.
Когда ковер достиг столицы Наменлоса, уже почти стемнело. Колдун стал править ниже.
— Что ж, Николас, — прокричал он, — мы в Наменлосе, столице Наменлоса! Прямо под нами — Наменлосская улица, выходящая на Наменлосскую площадь, а на ней стоит Наменлосбург — дворец здешнего монарха!
Коля удивлялся здешней простоте. Дома были одинаковы, стояли в правильном порядке — рядами, у каждого дома нарезали по равному клочку земли, на котором торчали три дерева. Королевский дворец, точнее, замок удручал безыскусностью: толстенные неприступные стены, башни напоминали шахматные ладьи. Если бы солдат был дизайнером, он назвал бы здешний стиль «серой утилитарщиной».
Тилль приземлил ковер у самых ворот замка-дворца, путешественники слезли. Волшебник обратился к четырем усатым стражам:
— Чрезвычайный и Полномочный Посол Вальденрайха его великолепие барон Николас Могучий и его старший советник колдун всех стихий и маг полного посвящения Тилль Всезнайгель прибыли со срочным письмом.
— Прошу вас, отгоните свою, э-э-э, повозку в сторону и добро пожаловать в Наменлос, — пробасил самый усатый страж.
Тилль ткнул указательным пальцем за будку охранников, и ковер послушно туда пропланировал.
Ворота приоткрылись, колдун и Лавочкин прошли во двор.
В центре замка стояло основное здание — большой каменный куб с узкими окнами. Рядовой в очередной раз отметил скудость фантазии местных строителей.
У входа их ждал распорядитель. Он поклонился и жестом пригласил гостей внутрь. Здесь им вновь пришлось отрекомендоваться, их усадили в уютной комнате и подали ужин.
— Надеюсь, в этот раз у нас верительные грамоты с собой? — лукаво поинтересовался Коля.
— Как ни странно, да, — усмехнулся Тилль. — Утром, пока вы спали, мне их доставили. Наш монарх был так любезен, что согласился даже на союз с Рамштайнтом. Как бы ни был Генрих слаб и капризен, но здравый смысл его не оставляет.
— Не слишком хорошего мнения вы о своем короле.
— Надо смотреть на вещи реально, мой друг. Вы бы наверняка не слегли с мнимой болезнью из-за пяти огненных шаров, упавших на ваш город, не так ли?
Неслышно подошел распорядитель:
— Уважаемые гости, вас ждут.
Всезнайгель обратил внимание на несколько принужденное поведение слуги. Того явно что-то тяготило, но долг обязывал оставаться в рамках.
— Передайте поварам самые искренние благодарности, милейший, — сказал колдун, вставая. — Признайтесь, пожалуйста, здесь произошло несчастье?
Распорядитель смутился. Коле было забавно наблюдать, как седой рослый дядька непроизвольно потер нос. Правда, Лавочкину мгновенно стало известно, что мужчину зовут Фрицем («Вот товарищ прапорщик завелся бы!»), у него болеет жена, и он с недавнего времени панически боится зеркал.
— Знаете, — прошептал слуга. — Несчастья не было, нынче был весьма престранный случай, всколыхнувший королевство. Но я полагаю, вам все поведают сами его величество и их высочества. О большем позвольте умолчать.
— Вы самый надежный и любезный человек, которого я встречал, — произнес Тилль. — Ведите нас скорее!
Король Томас фон Бесфамиллюр Наменлосский принял гостей в тронном зале. Лавочкин посмотрел в открытое круглое лицо пятидесятилетнего мужчины, в широко расставленные большие глаза и почувствовал тревогу. Коля знал: монарх был воином, отчаянным поединщиком, даже нос сломал так, что не смогли выпрямить… Отчего же этот огненно-рыжий сильный человек был наполнен черными предчувствиями?
Тем не менее, Томас улыбался, сидя на троне. Жестом отпустив немногочисленную охрану, Бесфамиллюр обратился к Лавочкину и Всезнайгелю:
— Рад вас приветствовать, послы, хотя предпочел бы делать это в более счастливое время.
— Мы не вовремя, ваше величество? Простите! — Колдун изящно склонился.
Коля чуть замешкался, но сделал неуклюжий поклон наподобие того, что когда-то отбивал в секции дзюдо.
— Оставьте церемонии. И не обижайтесь на мое косноязычие. Виной ему страшное происшествие, хотя о нем позже. Нет сомнений, мой ныне родственный сосед прислал предложение союза. Я принимаю его. Бумаги передайте герольду.
Из-за спин посетителей вышел худой мужчина в дорогих пурпурных одеждах.
— Прошу любить и жаловать, граф Нихткапитулирен Наменлосский, — представил король Томас герольда.
Всезнайгель вынул нужные письма из сумки и с легким поклоном вручил их графу Нихткапитулирену. Тот удалился.
— Вы наверняка захотите заключить военный союз и с Дриттенкенихрайхом, — продолжил монарх, вставая и спускаясь с возвышения, на котором покоился трон.
— Это так, ваше величество, — подтвердил Тилль.
— И естественно будет предположить, что Генрих будет говорить с реальным, — Томас поморщился, — правителем королевства.
— Воистину вы правы. У нас есть письма и для Герхарда, и для Рамштайнта.
— Хорошо хоть Кирхоффу не написали, — съязвил владыка Наменлоса.
Лавочкин невольно хмыкнул: в Дриттенкенихрайхе было три короля — официальный, криминальный и король поп-музыки.
— Знаете, — тихо сказал Тилль, — если будет нужно, мы объединимся с любым противником Черного королевства.
— Да-да… — Бесфамиллюр вернулся к трону. — О вашей, господин придворный колдун, преданности делу ходят легенды. И я отлично понимаю, откуда растут ноги брака моего оболтуса-сына и золотоволосой падчерицы Генриха. Молчите, пожалуйста. Я уверен, вы найдете доводы и для союза с Рамштайнтом.
— Вы проницательны, ваше величество, — спокойно сказал Всезнайгель. — Доводы есть. Я назову главный. В руках криминального короля Дриттенкенихрайха находится Барабан Власти. С кем, по-вашему, должен быть Рамштайнт — с нами или Дункельонкелем?
Томас ударил кулаком в спинку трона:
— Как?! Как он получил Барабан?
— История длинная и запутанная. Если коротко, то нам пришлось выбирать, где окажется магический артефакт — у главы Черного королевства или у самого влиятельного преступника мира.
— Всегда есть третий вариант, — сквозь зубы процедил Бесфамиллюр.
— Поверьте, третий вариант был еще хуже.
— Сделанного не вернешь, — проговорил монарх, сев на трон. — Как все перепуталось, Всезнайгель, как завертелось!.. Сегодня утром прямо здесь, в этом зале, появился огромный тип в черных одеждах. Он сказал, что Дункельонкель передает нам предложение сдаться. На раздумья наглец отвел полмесяца. Если не подчинимся, добавил он, то все умрем. Затем он исчез.
— Как он исчез, откуда появился? — быстро спросил Тилль, шагая к Томасу.
— Из зеркала вышел и в зеркало же ушел.
— Но тут нет зеркал, — пробормотал Лавочкин, растерянно оглядываясь.
— Я собственноручно разбил его, барон Николас, — пояснил король. — Знали бы вы, чего мне это стоило! Уничтожить фамильную ценность, которая передавалась моими предками столько веков… Но не могу же я держать во дворце такие опасные двери! Нынче сквозь зеркало проходит один нахал с ультиматумом, завтра — отряд головорезов.
— И вы расколотили все зеркала, не так ли? — уточнил Тилль.
— Да. И в городе, и во всем королевстве. Я объявил зеркала вне закона.
— Вы явно погорячились, ваше величество, — учтиво сказал колдун. — Ваши маги исследовали осколки?
— Они нашли следы какой-то ворожбы, но я бы удивился, если бы их не было. У меня ощущение, что большинство волшебников — шарлатаны. Разбив зеркало, я сломал заклятье. Никто не смог найти в обломках ни крупицы полезных сведений! А ваш старший братец — между прочим, мой главный советник по колдовству — снова где-то пропадает!
— Иоганн сейчас составляет компанию Рамштайнту. Нельзя оставлять главу преступников наедине с такой вещью.
— Ох, и много же вы воли берете, колдуны, — резко произнес Томас. — Да еще и хлесткими словечками бросаетесь. Погорячился я, видите ли!
— Зеркало как таковое не является магической дверью, ваше величество, — негромко заговорил Всезнайгель, гася вспышку монаршего гнева. — Чтобы посетитель к вам проник, над зеркалом нужно провести серьезную магическую работу, то есть заговорить его. Когда вы подновляли свою реликвию? Ведь зеркала слишком долго не живут.
— Мой отец отдавал его стекольщикам, когда мне было девять лет.
— Тогда прошу вас, отдайте распоряжение начальнику стражи, пусть он представит список людей, имеющих доступ в зал. Особенно нас интересуют колдуны. Вообще, мне чрезвычайно странно, что эта мера не пришла на ум вашим подданным.
— Признаться, я их сам напугал, — задумчиво промолвил Томас. — И не верю я в измену, господин чужой волшебник. Но быть по-вашему. Теперь предлагаю вам отдохнуть. Закончим нашу беседу утром.
Распорядитель отвел гостей в уютные, хоть и аскетически обставленные покои. Рядовой Лавочкин спросил:
— Скажите, Фриц, а как бы нам свидеться с принцессой Катринель и принцем Петером?
— Ох! А откуда вы узнали мое имя? — удивился распорядитель.
— Ну, милейший, — Всезнайгель похлопал его по плечу, — в вашем славном королевстве кто не Ганс, тот уж точно Фриц.
— Правда ваша, — согласился слуга. — Если принц и принцесса сами за вами не пришлют, то завтра вы наверняка встретитесь. Я передам вашу просьбу. Спокойной ночи.
Фриц удалился.
Тилль наставительно произнес:
— Николас, я бы на вашем месте не слишком выпячивал новый дар. Дешевые фокусы — удел уличных циркачей.
— Ну, вы прямо как король Альбрехт заговорили, — усмехнулся Коля. — Но что вы думаете об истории с зеркалом?
— Хм, это устрашающая акция, которая, возможно, значительно сильнее бомбометания огненными шарами, — признал Всезнайгель. — Взрывы и разрушения — одно, а вот опасение, что из каждого невинного предмета может запросто появиться громила, — совсем другое. Теперь, как бы мы ни разъясняли суть трюка Дункельонкеля, народная молва припишет ему выныривание из пара над любым котлом, появление из-под земли, хождение по воде и полеты на драконах.
— Елки-ковырялки, целый пиар уже получается… — протянул рядовой Лавочкин.
— Что вы сказали?
— Пиар. В нашем мире так называют целенаправленные, тщательно спланированные публичные акции или целую череду поступков, формирующих в народе некое представление о ком-то или о чем-то.
Колдун почесал подбородок:
— Слово новое, но методы древние. Зато вы, Николас, необычайно точно сформулировали! Дункельонкель разыгрывает давно просчитанную комбинацию. Знаете, почему его подручный вылез из зеркала именно здесь? Ведь было бы достаточно и пары-тройки огненных бомб, правда?
— Наверное, — растерялся Коля.
— Его птицы-бомбовозы просто не могут досюда долететь! — Глаза Всезнайгеля горели. — Драконы не пускают их через свою долину. Значит, здесь паника сеется иными методами. Но ничего, ничего…
Волшебник надолго замолчал, буравя жестким взором коврик на полу. Потом словно очнулся и сказал, улыбаясь:
— Не сомневайтесь, мой юный друг, на каждый их ход у нас найдется свой.
Глава 4.
— Да не съехал я! Вы были в отключке, когда Дункельонкель показывал нам по зеркалу…
— Замолчи! — прикрикнул Палваныч и тряхнул Лавочкина, надеясь привести его в чувство. — Тебя послушать, сам с ума съедешь. Ишь карикатура: «По зеркалу показывал»! Не распускай сопли. Давай сюда автомат, язви тебя Хейердал.
Парень сдался. «Надеюсь, на месте не растеряется», — подумал он.
Прапорщик зашагал в дом, что-то решил добавить на ходу, повернулся к Коле и… налетел на открытую дверь, больно треснулся головой.
— Ух-е! — вырвалось у мужика, и он сел наземь. Рядовой не сдержал улыбки:
— Я ж говорил, не стучитесь там, где написано, что надо звонить.
Он помог командиру подняться.
— Вижу, вы столковались, — деловито сказал Всезнайгель, когда россияне вернулись в гостиную. Поправил седую прядку, белевшую в пышных черных волосах, надел теплый берет с ушами. — Готовьтесь, Николас, мы отбываем!
— Удачи, салапет, — сказал прапорщик.
— Вам тоже.
Коля сбегал в комнату, сгреб вещи, оделся и в коридоре встретил колдуна с ковром под мышкой.
— Пойдемте, — коротко скомандовал Тилль, выходя на улицу.
Он развернул ковер прямо перед крыльцом, прочитал заклятье, и предмет роскоши превратился в средство передвижения.
Солдат осторожно ступил на ковер, парящий в полуметре от земли. Потом сел Всезнайгель.
— Берегите лицо, Николас. А лучше — отвернитесь. Я-то поворожу, а вам, как я слышал, нельзя.
«И тут подколол», — отметил Лавочкин.
Ковер-самолет понесся на север.
Следующие несколько часов рядовой смотрел на бескрайние белые поля и леса, черные пятна сел, синь неба да насквозь промерзшую вату облаков. Он заметил печально известный забор, разделявший совсем недавно непримиримые государства Вальденрайх и Наменлос. Через какое-то время внизу показалась Циклопоуборная — памятник древнего каменного зодчества. «Наверное, Тилль нарочно прокатил меня по местам боевой славы, — выдвинул гипотезу Коля. — Уж мы тут зажгли с Болванычем!»
Лавочкин совсем не замерз, ведь Всезнайгель захватил весьма удобный амулет, чудесным образом сохраняющий вокруг себя комфортную температуру. Удивительно — ветер дул, а холодно не было! Парень хотел бы заполучить такой обогреватель, чтобы повесить у себя дома, в рязанской хрущевке. Но он знал: магия этого мира не распространяется на наш.
Мысли перескочили на более важное.
Эльза. «Зачем Дункельонкелю деревенская девчонка? Точно, из-за меня схватили, — решил парень. — Понятное дело, узнали о нашем коротком романе. Его и романом-то не назовешь. Так, сельский водевиль. Ну, говорят, беременная… Тогда ясно — хотели шантажировать. Нестыковка: похитили месяц назад, а буквально третьего дня Дункельонкель ни словом не обмолвился об Эльзе! Хотя мог… А может, не успел? Я ж в волка превратился!»
Вспомнив о превращении, рядовой забеспокоился, инстинктивно глянул на Луну, бледневшую на дневном небе.
«Тихо, тихо, Колян! — одернул себя солдат. — Тилль сказал, что вылечил… Так вот, как порядочный мужик, я должен найти ее, освободить и… жениться?»
Парень даже задержал дыхание. Мысль была абсолютно неожиданной и страшной. Она открыла шлюз для обрывков бредовых идей: «Боже мой! Женюсь, и придется остаться здесь! Хотя нет! Заберу Эльзу с собой! Дурацкая идея… Немка из невероятного мира посреди России. Без паспорта. По-русски ни бельмеса. Да она же с ума там, у нас, сойдет! Цивилизация… Что же делать?»
Промучившись около часа, Лавочкин пришел наконец к более-менее полезному выводу. Надо было сперва вызволить девушку, а потом решать, что дальше. И чем быстрее Коля освободит Эльзу, тем лучше. Для нее и для будущего ребенка.
Когда ковер достиг столицы Наменлоса, уже почти стемнело. Колдун стал править ниже.
— Что ж, Николас, — прокричал он, — мы в Наменлосе, столице Наменлоса! Прямо под нами — Наменлосская улица, выходящая на Наменлосскую площадь, а на ней стоит Наменлосбург — дворец здешнего монарха!
Коля удивлялся здешней простоте. Дома были одинаковы, стояли в правильном порядке — рядами, у каждого дома нарезали по равному клочку земли, на котором торчали три дерева. Королевский дворец, точнее, замок удручал безыскусностью: толстенные неприступные стены, башни напоминали шахматные ладьи. Если бы солдат был дизайнером, он назвал бы здешний стиль «серой утилитарщиной».
Тилль приземлил ковер у самых ворот замка-дворца, путешественники слезли. Волшебник обратился к четырем усатым стражам:
— Чрезвычайный и Полномочный Посол Вальденрайха его великолепие барон Николас Могучий и его старший советник колдун всех стихий и маг полного посвящения Тилль Всезнайгель прибыли со срочным письмом.
— Прошу вас, отгоните свою, э-э-э, повозку в сторону и добро пожаловать в Наменлос, — пробасил самый усатый страж.
Тилль ткнул указательным пальцем за будку охранников, и ковер послушно туда пропланировал.
Ворота приоткрылись, колдун и Лавочкин прошли во двор.
В центре замка стояло основное здание — большой каменный куб с узкими окнами. Рядовой в очередной раз отметил скудость фантазии местных строителей.
У входа их ждал распорядитель. Он поклонился и жестом пригласил гостей внутрь. Здесь им вновь пришлось отрекомендоваться, их усадили в уютной комнате и подали ужин.
— Надеюсь, в этот раз у нас верительные грамоты с собой? — лукаво поинтересовался Коля.
— Как ни странно, да, — усмехнулся Тилль. — Утром, пока вы спали, мне их доставили. Наш монарх был так любезен, что согласился даже на союз с Рамштайнтом. Как бы ни был Генрих слаб и капризен, но здравый смысл его не оставляет.
— Не слишком хорошего мнения вы о своем короле.
— Надо смотреть на вещи реально, мой друг. Вы бы наверняка не слегли с мнимой болезнью из-за пяти огненных шаров, упавших на ваш город, не так ли?
Неслышно подошел распорядитель:
— Уважаемые гости, вас ждут.
Всезнайгель обратил внимание на несколько принужденное поведение слуги. Того явно что-то тяготило, но долг обязывал оставаться в рамках.
— Передайте поварам самые искренние благодарности, милейший, — сказал колдун, вставая. — Признайтесь, пожалуйста, здесь произошло несчастье?
Распорядитель смутился. Коле было забавно наблюдать, как седой рослый дядька непроизвольно потер нос. Правда, Лавочкину мгновенно стало известно, что мужчину зовут Фрицем («Вот товарищ прапорщик завелся бы!»), у него болеет жена, и он с недавнего времени панически боится зеркал.
— Знаете, — прошептал слуга. — Несчастья не было, нынче был весьма престранный случай, всколыхнувший королевство. Но я полагаю, вам все поведают сами его величество и их высочества. О большем позвольте умолчать.
— Вы самый надежный и любезный человек, которого я встречал, — произнес Тилль. — Ведите нас скорее!
Король Томас фон Бесфамиллюр Наменлосский принял гостей в тронном зале. Лавочкин посмотрел в открытое круглое лицо пятидесятилетнего мужчины, в широко расставленные большие глаза и почувствовал тревогу. Коля знал: монарх был воином, отчаянным поединщиком, даже нос сломал так, что не смогли выпрямить… Отчего же этот огненно-рыжий сильный человек был наполнен черными предчувствиями?
Тем не менее, Томас улыбался, сидя на троне. Жестом отпустив немногочисленную охрану, Бесфамиллюр обратился к Лавочкину и Всезнайгелю:
— Рад вас приветствовать, послы, хотя предпочел бы делать это в более счастливое время.
— Мы не вовремя, ваше величество? Простите! — Колдун изящно склонился.
Коля чуть замешкался, но сделал неуклюжий поклон наподобие того, что когда-то отбивал в секции дзюдо.
— Оставьте церемонии. И не обижайтесь на мое косноязычие. Виной ему страшное происшествие, хотя о нем позже. Нет сомнений, мой ныне родственный сосед прислал предложение союза. Я принимаю его. Бумаги передайте герольду.
Из-за спин посетителей вышел худой мужчина в дорогих пурпурных одеждах.
— Прошу любить и жаловать, граф Нихткапитулирен Наменлосский, — представил король Томас герольда.
Всезнайгель вынул нужные письма из сумки и с легким поклоном вручил их графу Нихткапитулирену. Тот удалился.
— Вы наверняка захотите заключить военный союз и с Дриттенкенихрайхом, — продолжил монарх, вставая и спускаясь с возвышения, на котором покоился трон.
— Это так, ваше величество, — подтвердил Тилль.
— И естественно будет предположить, что Генрих будет говорить с реальным, — Томас поморщился, — правителем королевства.
— Воистину вы правы. У нас есть письма и для Герхарда, и для Рамштайнта.
— Хорошо хоть Кирхоффу не написали, — съязвил владыка Наменлоса.
Лавочкин невольно хмыкнул: в Дриттенкенихрайхе было три короля — официальный, криминальный и король поп-музыки.
— Знаете, — тихо сказал Тилль, — если будет нужно, мы объединимся с любым противником Черного королевства.
— Да-да… — Бесфамиллюр вернулся к трону. — О вашей, господин придворный колдун, преданности делу ходят легенды. И я отлично понимаю, откуда растут ноги брака моего оболтуса-сына и золотоволосой падчерицы Генриха. Молчите, пожалуйста. Я уверен, вы найдете доводы и для союза с Рамштайнтом.
— Вы проницательны, ваше величество, — спокойно сказал Всезнайгель. — Доводы есть. Я назову главный. В руках криминального короля Дриттенкенихрайха находится Барабан Власти. С кем, по-вашему, должен быть Рамштайнт — с нами или Дункельонкелем?
Томас ударил кулаком в спинку трона:
— Как?! Как он получил Барабан?
— История длинная и запутанная. Если коротко, то нам пришлось выбирать, где окажется магический артефакт — у главы Черного королевства или у самого влиятельного преступника мира.
— Всегда есть третий вариант, — сквозь зубы процедил Бесфамиллюр.
— Поверьте, третий вариант был еще хуже.
— Сделанного не вернешь, — проговорил монарх, сев на трон. — Как все перепуталось, Всезнайгель, как завертелось!.. Сегодня утром прямо здесь, в этом зале, появился огромный тип в черных одеждах. Он сказал, что Дункельонкель передает нам предложение сдаться. На раздумья наглец отвел полмесяца. Если не подчинимся, добавил он, то все умрем. Затем он исчез.
— Как он исчез, откуда появился? — быстро спросил Тилль, шагая к Томасу.
— Из зеркала вышел и в зеркало же ушел.
— Но тут нет зеркал, — пробормотал Лавочкин, растерянно оглядываясь.
— Я собственноручно разбил его, барон Николас, — пояснил король. — Знали бы вы, чего мне это стоило! Уничтожить фамильную ценность, которая передавалась моими предками столько веков… Но не могу же я держать во дворце такие опасные двери! Нынче сквозь зеркало проходит один нахал с ультиматумом, завтра — отряд головорезов.
— И вы расколотили все зеркала, не так ли? — уточнил Тилль.
— Да. И в городе, и во всем королевстве. Я объявил зеркала вне закона.
— Вы явно погорячились, ваше величество, — учтиво сказал колдун. — Ваши маги исследовали осколки?
— Они нашли следы какой-то ворожбы, но я бы удивился, если бы их не было. У меня ощущение, что большинство волшебников — шарлатаны. Разбив зеркало, я сломал заклятье. Никто не смог найти в обломках ни крупицы полезных сведений! А ваш старший братец — между прочим, мой главный советник по колдовству — снова где-то пропадает!
— Иоганн сейчас составляет компанию Рамштайнту. Нельзя оставлять главу преступников наедине с такой вещью.
— Ох, и много же вы воли берете, колдуны, — резко произнес Томас. — Да еще и хлесткими словечками бросаетесь. Погорячился я, видите ли!
— Зеркало как таковое не является магической дверью, ваше величество, — негромко заговорил Всезнайгель, гася вспышку монаршего гнева. — Чтобы посетитель к вам проник, над зеркалом нужно провести серьезную магическую работу, то есть заговорить его. Когда вы подновляли свою реликвию? Ведь зеркала слишком долго не живут.
— Мой отец отдавал его стекольщикам, когда мне было девять лет.
— Тогда прошу вас, отдайте распоряжение начальнику стражи, пусть он представит список людей, имеющих доступ в зал. Особенно нас интересуют колдуны. Вообще, мне чрезвычайно странно, что эта мера не пришла на ум вашим подданным.
— Признаться, я их сам напугал, — задумчиво промолвил Томас. — И не верю я в измену, господин чужой волшебник. Но быть по-вашему. Теперь предлагаю вам отдохнуть. Закончим нашу беседу утром.
Распорядитель отвел гостей в уютные, хоть и аскетически обставленные покои. Рядовой Лавочкин спросил:
— Скажите, Фриц, а как бы нам свидеться с принцессой Катринель и принцем Петером?
— Ох! А откуда вы узнали мое имя? — удивился распорядитель.
— Ну, милейший, — Всезнайгель похлопал его по плечу, — в вашем славном королевстве кто не Ганс, тот уж точно Фриц.
— Правда ваша, — согласился слуга. — Если принц и принцесса сами за вами не пришлют, то завтра вы наверняка встретитесь. Я передам вашу просьбу. Спокойной ночи.
Фриц удалился.
Тилль наставительно произнес:
— Николас, я бы на вашем месте не слишком выпячивал новый дар. Дешевые фокусы — удел уличных циркачей.
— Ну, вы прямо как король Альбрехт заговорили, — усмехнулся Коля. — Но что вы думаете об истории с зеркалом?
— Хм, это устрашающая акция, которая, возможно, значительно сильнее бомбометания огненными шарами, — признал Всезнайгель. — Взрывы и разрушения — одно, а вот опасение, что из каждого невинного предмета может запросто появиться громила, — совсем другое. Теперь, как бы мы ни разъясняли суть трюка Дункельонкеля, народная молва припишет ему выныривание из пара над любым котлом, появление из-под земли, хождение по воде и полеты на драконах.
— Елки-ковырялки, целый пиар уже получается… — протянул рядовой Лавочкин.
— Что вы сказали?
— Пиар. В нашем мире так называют целенаправленные, тщательно спланированные публичные акции или целую череду поступков, формирующих в народе некое представление о ком-то или о чем-то.
Колдун почесал подбородок:
— Слово новое, но методы древние. Зато вы, Николас, необычайно точно сформулировали! Дункельонкель разыгрывает давно просчитанную комбинацию. Знаете, почему его подручный вылез из зеркала именно здесь? Ведь было бы достаточно и пары-тройки огненных бомб, правда?
— Наверное, — растерялся Коля.
— Его птицы-бомбовозы просто не могут досюда долететь! — Глаза Всезнайгеля горели. — Драконы не пускают их через свою долину. Значит, здесь паника сеется иными методами. Но ничего, ничего…
Волшебник надолго замолчал, буравя жестким взором коврик на полу. Потом словно очнулся и сказал, улыбаясь:
— Не сомневайтесь, мой юный друг, на каждый их ход у нас найдется свой.
Глава 4.
Экстремальная инсектология, или Новое о Дункельонкеле
Перед отлетом в Дробенланд Палваныч и Хельга прошлись по рынку. Торговля была куцей, но прапорщику и графине удалось купить в дорогу хорошего сыра, копченого мяса и доброго вина.
Дубовых подслушал интересный разговор. Зеленщик в красочных подробностях излагал симпатичной покупательнице историю возвращения «того самого Николаса Могучего» и то, как «славный барон чуть ли не смертельно ранил проклятого Дункельонкеля». Было там и про Барабан Власти, и про разоблачение гномьего воровства… Зеленщик поведал и о «восставшем из мертвых Повелителе Тьмы, ушедшем в услужение Николасу и готовом покарать Черное королевство самой страшной карой, вот увидите».
— Откуда он взял всю эту карикатуру? — недоуменно спросил Палваныч Хельгу.
Та не знала. Да и откуда ей было знать, что намедни Всезнайгель, сидя у начальника сыска Шпикунднюхеля, пересказал ему подвиги Лавочкина, прапорщика и самой Страхолюдлих. Вместе со Шпикунднюхелем колдун разработал байки, которые должны были травить агенты сыска. Уже наутро на рынках, в харчевнях и лавках гремела слава Николаса Могучего и прирученного им Повелителя Тьмы.
Может быть, Тилль Всезнайгель и не знал слова «пиар», но имел неоспоримый талант политтехнолога.
В арсенале Хельги не нашлось амулета, поддерживающего температуру, поэтому прапорщик и графиня оделись особенно тепло. Заворожив ковер и погрузившись на него, диверсанты взяли курс на северо-запад. Скорость была невелика, однако путники быстро замерзли.
— Эх, сюда бы спиртику! — размечтался Палваныч.
— Что такое спиртик? — спросила Страхолюдлих.
— Спиртик, Хельгуша, — это сила! — прокричал прапорщик. — Он греет. Эх, черт, зябко!
Рядом с Палванычем тут же появился черт. Рогатый, с копытами и хвостом. Клочки бурой шерсти трепетали на ветру. Маленькие злые глазки беспрерывно бегали, жиденькая бороденка тряслась, а розовый пятачок как-то брезгливо втягивал морозный воздух.
— Рядовой Аршкопф прибыл! — премерзко провизжал черт.
Прапорщик скривился. Он был зол на бесенка за то, что в прошлый раз тот поздно явился на зов. И как ни оправдывался потом Аршкопф, Дубовых был непреклонен — нарушение воинской дисциплины он потерпеть не мог. Ведь речь шла не о командирской прихоти, а о жизни и смерти: на Палваныча и его спутников надвигался злобный тролль. Впрочем, черт успел вовремя. Он перенес тролля за далекие восточные горы.
— Как не надо, так ты здрасьте, а как срочно, так обед, учет и санитарный день, — проворчал Дубовых.
— Ну, не обижайтесь, товарищ прапорщик! Я же объяснял — бабка задержала.
— Ладно, комик, сделаю вид, что верю. Проблема такая. Нам с Хельгой холодно. Надо как-то решить.
— Вон, внизу деревня, там корчма с очагом, — пропищал черт.
— Издеваешься, Хейердалов сын? — прорычал Палваныч.
— Никак нет!
— Нам нужно быстро лететь и не мерзнуть, адское отродье, — ледяным тоном сказала графиня Страхолюдлих.
— А, сразу бы и объяснили, — залебезил Аршкопф. — Это я мигом.
Он исчез и тут же вернулся, держа в мохнатых руках два драных одеяла.
Дубовых утробно зарычал:
— Ох, е! Держите меня семеро, задушу поганца!
— Не надо, товарищ прапорщик! Это волшебные одеяла! Они хранят в себе жар преисподней. Чем сильнее холод, тем они теплее. Вот попробуйте…
Палваныч потрогал краешек. Действительно, горячий.
— Ладно, давай сюда, — проворчал Дубовых. — Погреемся. Попутно пообвыкну к адскому пеклу. Чую, с таким помощничком туда мне и дорога…
Теперь Хельга ускорила полет. Часам к четырем дня путники достигли границ Драконьей долины. Она располагалась значительно ниже королевств, ее окружавших. Спуск в долину со стороны Вальденрайха был сравнительно пологим. Ковер скользил параллельно земле.
Снега резко закончились, теперь на земле зеленела трава. Графине и прапорщику стало жарко, они сняли одеяла и теплую одежду. Драконы умели управлять климатом, поэтому, несмотря на то, что во всем мире царила зима, в долине было настоящее лето.
Вскоре уклон закончился, и летчики увидели древние исполинские деревья. Затем одиноких зеленых великанов сменил лес.
Страхолюдлих предложила сделать привал. Палваныч был за. Он не переносил воздушных путешествий, и если на морозном ветру его почти не укачивало, то в зное Драконьей долины он моментально почувствовал себя вывернутым наизнанку.
Прапорщик скатился с ковра на луг, пряча от подруги сизое лицо.
— Как же я забыла, что тебе бывает нехорошо при полетах? — всплеснула руками Хельга. — Прости, Пауль. Я знаю отличный способ справиться с воздушной болезнью. Перед следующим перелетом я тебя усыплю.
— Чтобы я свалился? — страдальчески протянул Палваныч.
— Ох, горе ты мое, — выдохнула графиня.
Они сели под деревом, и Страхолюдлих достала еду и питье. Прапорщик немного попил, но есть, разумеется, не хотел.
— Я прогуляюсь, — сказал он и пошел вглубь леса. Самочувствие Дубовых постепенно улучшилось.
Прохладный воздух, твердая почва под ногами, свежий ветерок в лицо. Палваныч даже принялся мычать себе под нос какой-то фальшивый мотивчик. Лес, как обычно, звучал: переговаривались птицы, скрипели ветви, шелестела листва. И тут в привычный фон ворвался новый необычный шум. Прапорщику почудилось: где-то выше и сзади летит вертолет.
Дубовых резко обернулся. Прямо на него пикировал комар. Комар был размером с кавказскую овчарку. Большие прозрачные крылья стучали, как вертолетные лопасти. Но больше всего Палваныча поразил хоботок. Он был раза в два толще соломинки для коктейлей.
— Ектыш! — воскликнул прапорщик и упал наземь.
Комар протарахтел мимо и заложил крутой вираж.
«Как же я забыл? — мысленно возопил Дубовых. — В этой дурацкой долине все здоровенное!» Палваныч быстро поднялся на ноги.
— Ну, лети сюда, кровопийца, — хмуро сказал он. — Сейчас я тебе хобот оторву.
Переросток снова приближался к жертве. Прапорщик понимал: встречать такую тушу «лоб в лоб» не стоит. Он отскочил влево и обеими руками вцепился в хоботок. Хищник набрал достаточную скорость, чтобы Палваныча дернуло, сшибло с ног. Комариный ротовой аппарат не выдержал веса толстого мужчины и с громким «чвак!» оторвался от головы. Дубовых рухнул на траву, со всего маха вонзая добытое жало в кочку. Комар, качаясь, пролетел дальше и врезался в ствол дерева.
Раздался громкий хруст. Насекомое кверху лапками упало наземь.
Прапорщик встал, опасливо приблизился к поверженному врагу.
Комар не подавал признаков жизни. Искалеченная голова свесилась набок. Подрагивали лапки. Конвульсивно трепетало крылышко.
— У, бегемот носорожий или как там тебя, — пробубнил Палваныч.
Он живо вспомнил очаровательных существ, с которыми уже встречался в Драконьей долине: белку в полтора человеческих роста, саблезубого енота, улитку-переростка, паучка с банкетный стол…
— Хельга! — сипло вымолвил прапорщик и бросился к любимой женщине.
Коренастого плешивого мужика, бегущего на коротких толстых ножках, можно было принять за местного колобка. Дубовых пыхтел, сопел и коротко поругивался.
Выкатившись к месту стоянки, колобок-Палваныч застыл на месте. Лежал ковер. Валялись вещи — провиант, автомат, коробки с патронами, одеяла, шубы…
Графини Страхолюдлих не было.
— Хельгуша, — прошептал прапорщик, затравленно осматриваясь.
Он поглядел наверх, в крону дерева, под которым оставил спутницу.
Все было тихо.
Палваныч тяжело дышал, сжимая кулаки.
— Где же ты, милая? — произнес он, и в этом печальном вопросе сквозила такая мука, что сам Гамлет позавидовал бы. — Где же ты?..
— Пауль, откуда такое любопытство? — раздался за спиной Дубовых голос Страхолюдлих. — Мне надо было посетить кусты.
— Ты жива! — Прапорщик, чуть ли не плача от радости, подбежал к Хельге и заключил ее в объятия.
— Право же, мне приятна твоя страсть, но к чему такая драма? Вполне ординарная отлучка… — непонимающе проговорила графиня.
Палваныч справился с эмоциями:
— Здесь опасно. На меня было совершено диверсионное нападение силами комара больших габаритов. Еле отбился. Тут, Хельгуленочек, все твари больше, чем надо. Поэтому мой тебе командирский наказ: проявляй осторожность!
— Ах, точно! Я что-то подобное читала о местной живности! — закивала Страхолюдлих. — Ты не ранен?
— Нет. Но я полный болван по двум пунктам. Пункт первый: оставил тебя одну. Пункт второй: не взял с собой автомат. А сейчас лучше убраться отсюда.
Дубовых бережно поднял автомат, обмотал ремень вокруг кулака. Графиня собрала вещи.
Путники сели на ковер и продолжили путь. Скользили над кронами деревьев, дабы не привлекать внимания драконов. Изредка прапорщик замечал движение в зелени. Например, он воочию убедился, что воробей — родственник орла. Во всяком случае, любой российский орел смотрелся бы воробьем рядом с серым «птенчиком» из Драконьей долины.
Пока Дубовых наслаждался видами дикой природы, графиня управляла ковром и предавалась невеселым раздумьям. Недавняя встреча со своим старым повелителем тягостно повлияла на настроение Хельги. «Слишком ты силен, Дункельонкель, — размышляла Страхолюдлих. — Мощь твоя многократно возросла со времен Темного ордена. Сможем ли мы одолеть твой сумрачный гений?..»
Обычные люди считают, что гении, как правило, ненормальны. Правда это или ложь, неизвестно. Но гениальный колдун Дункельонкель служил неплохим доказательством упомянутой истины.
Если бы нашелся историк, захотевший написать биографию главы Черного королевства, то он быстро бы сдался, так как Дункельонкель тщательно уничтожал любые следы, документы и свидетелей своих дел.
Происхождение злого колдуна оставалось секретом. Возраст тоже. Первое упоминание о Дункельонкеле относится к временам Зингершухера, то есть отстоит от событий нашего повествования на сто поколений. Разумеется, это явный подлог. Создатель Черного королевства занялся подделкой древних скрижалей еще в юности.
В Дриттенкенихрайх Дункельонкель прибыл около двадцати лет назад. Он поселился отшельником, часто и надолго отлучался из страны, не был замечен в сомнительных делах. Меж тем его всегда окружал ореол тайны. Поэтому никто не удивился, когда стало известно, что он — глава Темного ордена, причем не шутейного, а самого настоящего: с шабашами и кровавыми планами. Орден объединил колдунов и ведьм, искавших вдохновение в черной символике и запрещенных видах ворожбы. Идеология Дункельонкеля провозгласила волшебников сверхлюдьми, стоящими над серой рутиной, которая объявлялась Уделом бездарей. Мысль была не новой, но отчего-то именно тогда, именно в среде вальденрайхских колдунов она нашла горячий отклик.
Дубовых подслушал интересный разговор. Зеленщик в красочных подробностях излагал симпатичной покупательнице историю возвращения «того самого Николаса Могучего» и то, как «славный барон чуть ли не смертельно ранил проклятого Дункельонкеля». Было там и про Барабан Власти, и про разоблачение гномьего воровства… Зеленщик поведал и о «восставшем из мертвых Повелителе Тьмы, ушедшем в услужение Николасу и готовом покарать Черное королевство самой страшной карой, вот увидите».
— Откуда он взял всю эту карикатуру? — недоуменно спросил Палваныч Хельгу.
Та не знала. Да и откуда ей было знать, что намедни Всезнайгель, сидя у начальника сыска Шпикунднюхеля, пересказал ему подвиги Лавочкина, прапорщика и самой Страхолюдлих. Вместе со Шпикунднюхелем колдун разработал байки, которые должны были травить агенты сыска. Уже наутро на рынках, в харчевнях и лавках гремела слава Николаса Могучего и прирученного им Повелителя Тьмы.
Может быть, Тилль Всезнайгель и не знал слова «пиар», но имел неоспоримый талант политтехнолога.
В арсенале Хельги не нашлось амулета, поддерживающего температуру, поэтому прапорщик и графиня оделись особенно тепло. Заворожив ковер и погрузившись на него, диверсанты взяли курс на северо-запад. Скорость была невелика, однако путники быстро замерзли.
— Эх, сюда бы спиртику! — размечтался Палваныч.
— Что такое спиртик? — спросила Страхолюдлих.
— Спиртик, Хельгуша, — это сила! — прокричал прапорщик. — Он греет. Эх, черт, зябко!
Рядом с Палванычем тут же появился черт. Рогатый, с копытами и хвостом. Клочки бурой шерсти трепетали на ветру. Маленькие злые глазки беспрерывно бегали, жиденькая бороденка тряслась, а розовый пятачок как-то брезгливо втягивал морозный воздух.
— Рядовой Аршкопф прибыл! — премерзко провизжал черт.
Прапорщик скривился. Он был зол на бесенка за то, что в прошлый раз тот поздно явился на зов. И как ни оправдывался потом Аршкопф, Дубовых был непреклонен — нарушение воинской дисциплины он потерпеть не мог. Ведь речь шла не о командирской прихоти, а о жизни и смерти: на Палваныча и его спутников надвигался злобный тролль. Впрочем, черт успел вовремя. Он перенес тролля за далекие восточные горы.
— Как не надо, так ты здрасьте, а как срочно, так обед, учет и санитарный день, — проворчал Дубовых.
— Ну, не обижайтесь, товарищ прапорщик! Я же объяснял — бабка задержала.
— Ладно, комик, сделаю вид, что верю. Проблема такая. Нам с Хельгой холодно. Надо как-то решить.
— Вон, внизу деревня, там корчма с очагом, — пропищал черт.
— Издеваешься, Хейердалов сын? — прорычал Палваныч.
— Никак нет!
— Нам нужно быстро лететь и не мерзнуть, адское отродье, — ледяным тоном сказала графиня Страхолюдлих.
— А, сразу бы и объяснили, — залебезил Аршкопф. — Это я мигом.
Он исчез и тут же вернулся, держа в мохнатых руках два драных одеяла.
Дубовых утробно зарычал:
— Ох, е! Держите меня семеро, задушу поганца!
— Не надо, товарищ прапорщик! Это волшебные одеяла! Они хранят в себе жар преисподней. Чем сильнее холод, тем они теплее. Вот попробуйте…
Палваныч потрогал краешек. Действительно, горячий.
— Ладно, давай сюда, — проворчал Дубовых. — Погреемся. Попутно пообвыкну к адскому пеклу. Чую, с таким помощничком туда мне и дорога…
Теперь Хельга ускорила полет. Часам к четырем дня путники достигли границ Драконьей долины. Она располагалась значительно ниже королевств, ее окружавших. Спуск в долину со стороны Вальденрайха был сравнительно пологим. Ковер скользил параллельно земле.
Снега резко закончились, теперь на земле зеленела трава. Графине и прапорщику стало жарко, они сняли одеяла и теплую одежду. Драконы умели управлять климатом, поэтому, несмотря на то, что во всем мире царила зима, в долине было настоящее лето.
Вскоре уклон закончился, и летчики увидели древние исполинские деревья. Затем одиноких зеленых великанов сменил лес.
Страхолюдлих предложила сделать привал. Палваныч был за. Он не переносил воздушных путешествий, и если на морозном ветру его почти не укачивало, то в зное Драконьей долины он моментально почувствовал себя вывернутым наизнанку.
Прапорщик скатился с ковра на луг, пряча от подруги сизое лицо.
— Как же я забыла, что тебе бывает нехорошо при полетах? — всплеснула руками Хельга. — Прости, Пауль. Я знаю отличный способ справиться с воздушной болезнью. Перед следующим перелетом я тебя усыплю.
— Чтобы я свалился? — страдальчески протянул Палваныч.
— Ох, горе ты мое, — выдохнула графиня.
Они сели под деревом, и Страхолюдлих достала еду и питье. Прапорщик немного попил, но есть, разумеется, не хотел.
— Я прогуляюсь, — сказал он и пошел вглубь леса. Самочувствие Дубовых постепенно улучшилось.
Прохладный воздух, твердая почва под ногами, свежий ветерок в лицо. Палваныч даже принялся мычать себе под нос какой-то фальшивый мотивчик. Лес, как обычно, звучал: переговаривались птицы, скрипели ветви, шелестела листва. И тут в привычный фон ворвался новый необычный шум. Прапорщику почудилось: где-то выше и сзади летит вертолет.
Дубовых резко обернулся. Прямо на него пикировал комар. Комар был размером с кавказскую овчарку. Большие прозрачные крылья стучали, как вертолетные лопасти. Но больше всего Палваныча поразил хоботок. Он был раза в два толще соломинки для коктейлей.
— Ектыш! — воскликнул прапорщик и упал наземь.
Комар протарахтел мимо и заложил крутой вираж.
«Как же я забыл? — мысленно возопил Дубовых. — В этой дурацкой долине все здоровенное!» Палваныч быстро поднялся на ноги.
— Ну, лети сюда, кровопийца, — хмуро сказал он. — Сейчас я тебе хобот оторву.
Переросток снова приближался к жертве. Прапорщик понимал: встречать такую тушу «лоб в лоб» не стоит. Он отскочил влево и обеими руками вцепился в хоботок. Хищник набрал достаточную скорость, чтобы Палваныча дернуло, сшибло с ног. Комариный ротовой аппарат не выдержал веса толстого мужчины и с громким «чвак!» оторвался от головы. Дубовых рухнул на траву, со всего маха вонзая добытое жало в кочку. Комар, качаясь, пролетел дальше и врезался в ствол дерева.
Раздался громкий хруст. Насекомое кверху лапками упало наземь.
Прапорщик встал, опасливо приблизился к поверженному врагу.
Комар не подавал признаков жизни. Искалеченная голова свесилась набок. Подрагивали лапки. Конвульсивно трепетало крылышко.
— У, бегемот носорожий или как там тебя, — пробубнил Палваныч.
Он живо вспомнил очаровательных существ, с которыми уже встречался в Драконьей долине: белку в полтора человеческих роста, саблезубого енота, улитку-переростка, паучка с банкетный стол…
— Хельга! — сипло вымолвил прапорщик и бросился к любимой женщине.
Коренастого плешивого мужика, бегущего на коротких толстых ножках, можно было принять за местного колобка. Дубовых пыхтел, сопел и коротко поругивался.
Выкатившись к месту стоянки, колобок-Палваныч застыл на месте. Лежал ковер. Валялись вещи — провиант, автомат, коробки с патронами, одеяла, шубы…
Графини Страхолюдлих не было.
— Хельгуша, — прошептал прапорщик, затравленно осматриваясь.
Он поглядел наверх, в крону дерева, под которым оставил спутницу.
Все было тихо.
Палваныч тяжело дышал, сжимая кулаки.
— Где же ты, милая? — произнес он, и в этом печальном вопросе сквозила такая мука, что сам Гамлет позавидовал бы. — Где же ты?..
— Пауль, откуда такое любопытство? — раздался за спиной Дубовых голос Страхолюдлих. — Мне надо было посетить кусты.
— Ты жива! — Прапорщик, чуть ли не плача от радости, подбежал к Хельге и заключил ее в объятия.
— Право же, мне приятна твоя страсть, но к чему такая драма? Вполне ординарная отлучка… — непонимающе проговорила графиня.
Палваныч справился с эмоциями:
— Здесь опасно. На меня было совершено диверсионное нападение силами комара больших габаритов. Еле отбился. Тут, Хельгуленочек, все твари больше, чем надо. Поэтому мой тебе командирский наказ: проявляй осторожность!
— Ах, точно! Я что-то подобное читала о местной живности! — закивала Страхолюдлих. — Ты не ранен?
— Нет. Но я полный болван по двум пунктам. Пункт первый: оставил тебя одну. Пункт второй: не взял с собой автомат. А сейчас лучше убраться отсюда.
Дубовых бережно поднял автомат, обмотал ремень вокруг кулака. Графиня собрала вещи.
Путники сели на ковер и продолжили путь. Скользили над кронами деревьев, дабы не привлекать внимания драконов. Изредка прапорщик замечал движение в зелени. Например, он воочию убедился, что воробей — родственник орла. Во всяком случае, любой российский орел смотрелся бы воробьем рядом с серым «птенчиком» из Драконьей долины.
Пока Дубовых наслаждался видами дикой природы, графиня управляла ковром и предавалась невеселым раздумьям. Недавняя встреча со своим старым повелителем тягостно повлияла на настроение Хельги. «Слишком ты силен, Дункельонкель, — размышляла Страхолюдлих. — Мощь твоя многократно возросла со времен Темного ордена. Сможем ли мы одолеть твой сумрачный гений?..»
Обычные люди считают, что гении, как правило, ненормальны. Правда это или ложь, неизвестно. Но гениальный колдун Дункельонкель служил неплохим доказательством упомянутой истины.
Если бы нашелся историк, захотевший написать биографию главы Черного королевства, то он быстро бы сдался, так как Дункельонкель тщательно уничтожал любые следы, документы и свидетелей своих дел.
Происхождение злого колдуна оставалось секретом. Возраст тоже. Первое упоминание о Дункельонкеле относится к временам Зингершухера, то есть отстоит от событий нашего повествования на сто поколений. Разумеется, это явный подлог. Создатель Черного королевства занялся подделкой древних скрижалей еще в юности.
В Дриттенкенихрайх Дункельонкель прибыл около двадцати лет назад. Он поселился отшельником, часто и надолго отлучался из страны, не был замечен в сомнительных делах. Меж тем его всегда окружал ореол тайны. Поэтому никто не удивился, когда стало известно, что он — глава Темного ордена, причем не шутейного, а самого настоящего: с шабашами и кровавыми планами. Орден объединил колдунов и ведьм, искавших вдохновение в черной символике и запрещенных видах ворожбы. Идеология Дункельонкеля провозгласила волшебников сверхлюдьми, стоящими над серой рутиной, которая объявлялась Уделом бездарей. Мысль была не новой, но отчего-то именно тогда, именно в среде вальденрайхских колдунов она нашла горячий отклик.