Увидел, как глаза Дженни округлились, понял, что начал светиться. Воздух вокруг меня задрожал, словно я стал источником нестерпимого жара. Руки сами проделали нужные пассы, и я выпустил всю скопившуюся мощь в Туру,
   Спрута разорвало на куски. Дженни отлетела к корме, волной от взрыва качнуло катер, и нас залило водой. Белые ошметки залепили весь левый борт, море, где только что находился спрут, вспенилось темно-красными волнами, Обрывки щупальцев вяло отпустили погнутый борт и скрылись в воде.
   Боль в затылке прошла. Я вытер мокрое лицо и взглянул на Дженни. На ее лице еще оставалась кровь, но рана на лбу уже затянулась. Регенерация у Ферзей проходит быстро, поэтому за здоровье Дженни я не волновался. Гораздо больше меня интересовало мое собственное самочувствие. Выброс энергии, уничтоживший Туру, вызвал резкое головокружение и тошноту – побочные и весьма неприятные эффекты.
   Я оперся о поручень и постарался улучшить свое состояние парочкой врачебных заклинаний, которые не требовали больших физических усилий. Одновременно я анализировал только что произошедшее. На нас напал Страж, охранявший внешний рубеж Клетки. Игра по правилам, ничего необычного. Но в прошлый Прорыв Стражем оказался Слон, фигура послабее. Означает ли это, что Белые готовят нам еще немало сюрпризов весьма неприятного свойства? Безусловно. Ничего, это нам по плечу, управимся. Только следует вести себя осторожнее.
   Через минуту мне стало легче, и я наконец-то увидел, что Дженни пристально смотрит на меня.
   – Что? – спросил я внезапно осипшим голосом.
   – Это у тебя часто? – спросила она, и в ее голосе, как это ни странно, не слышалось обычной издевки.
   – Что именно у меня часто?
   – Такие чудовищные выбросы энергии?
   Я брезгливо посмотрел на ладони, испачканные белой слизью, покрывшей поручень,
   – Первый раз, – ответил я и плюнул за борт. Головная боль еще не прошла, но, к счастью, поутихла.
   – Ты меня предупреди, когда у тебя это случится снова – в такой момент опасно находиться рядом с тобой. – Дженни откинула со лба прядь мокрых волос и улыбнулась.
   У нее очаровательная улыбка, когда она улыбается искренне. Целительные заклинания постепенно возвращали меня к жизни. Дженни занялась осмотром глиссера, я ей пассивно помогал (просканировал механизмы и корпус и давал советы, где что надо проверить). Затем Дженни перешла к уборке – телекинезом смела все белые ошметки в океан и выправила погнутый поручень.
   – Порядок, – констатировала она, усаживаясь в кресло.
   Я завел мотор и осторожно тронулся. Гнать мне больше не хотелось. Хотя интуиция подсказывала. Что в ближайшем будущем нам ничто не грозит, я уже не доверял чутью. Почему оно молчало за пять минут до столкновения со спрутом?
   Я затянулся и посмотрел на Дженни. Она, похоже, все спала, как ребенок, и я опять невольно залюбовался ею. Хороша, чертовка. Жаль, что коллега, непременно закрутил бы с нею роман.
   Стоп. Охолонись, Толя. Она – твой подчиненный и фигура. Ни о каких романах речи быть не может. Проклятые гормоны. Мы, Фигуры, существа бесполые, но, когда принимаем определенную форму, подвергаемся воздействию всех биохимических процессов психических, инстинктивных установок человеческого тела. Инстинкт продолжения рода, сексуальное влечение – все это нам не чуждо.
   Но точно так же нам не чужд и контроль над эмоциями, так что я отбросил досужие мысли в сторону и принялся размышлять о чистом и возвышенном – о бренности всего земного.
   А ведь это утверждение ошибочно. Возьмите, к примеру, меня. За всю долгую эволюцию человечества (а это, прямо скажем, немалый отрезок времени), я практически не изменился. Сменялись эпохи, рушились цивилизации, менялись люди, нравы, мораль, религии и все остальное, что является атрибутами становления человечества, а я, каким был, таким и остался.
   Нет, конечно, с течением времени я приобрел Жизненный опыт, недоступный смертному, множество раз менял свою внешность, стиль поведения, речь, выбирал всевозможные роли – от бога до нищего, и наоборот, но ни разу не менялся внутренне. И поэтому можно сделать совершенно резонный вывод: все На Земле бренно, кроме меня. Посудите сами – даже После реальной смерти я вернулся на Землю. Правда, в другом статусе, но вернулся же!
   Я затянулся, довольный своим открытием. Завышенное самомнение, скажете вы. Ничего подобного объективная реальность, отвечу я. И буду абсолютно прав!
   Пыжась от собственной значимости, я взглянул на Дженни, надеясь, что мои самодовольные флюиды ее разбудили и у нее появится возможность наблюдать мое сияющее от счастья лицо. Я жестоко ошибался; Дженни по-прежнему спала, мои флюиды ее абсолютно не беспокоили. Это несколько поколебало мою веру в собственную идеальность, но не совсем разрушило ее.
   И тут что-то меня насторожило. Что-то внутри меня вдруг вскрикнуло, и мне стало страшно. Я здорово испугался, поскольку внезапно понял, что все-таки изменился и меняюсь с каждой минутой все больше и больше. Я становился… самодовольнее, что ли?
   Это привело меня в ужас. Я задумался о своем новом статусе. Гениальность в стратегии, колоссальные внутренние силы меня, конечно же, радовали… Но стать напыжившимся снобом только из-за смены статуса – такая перспектива совсем не веселила. Что же делать?
   Обратного хода нет. Я – Король, и, видимо, положение обязывает. Только теперь мне стало понятно, почему от Королей все время веяло такой самоуверенностью – они не пускали пыль в глаза, они действительно думали, что круче их только горы. Будучи Ферзем, я смеялся над Королями, над их странной и ничем не обоснованной уверенностью в себе. Но теперь, когда сам стал одним из них… Черт возьми, бедные Короли! И я тут же впал в жалость к самому себе. Вообще такие перепады настроения мне несвойственны. В былые времена я никогда так не метался из одного состояния в другое. Возможно, все мои переживания связаны с переходным периодом, нечто вроде того, что происходит с бабочкой: сначала личинка, затем кокон, в котором совершается скрытая трансформация, а потом кокон треснет и – вуаля! – бабочка. Я хихикнул, сравнив себя с бабочкой. Нашел сравнение! Ничего себе!
   Посмеявшись над собой, я расслабился. Мир вновь заблестел радужными красками. Самоирония лечит.
 
   Он сидел на краю пропасти, глядя с вершины горы Фикион на долину. Воздух дрожал, пронизанный жаром, исходящим от раскаленных солнцем камней. Он ждал и знал, что дождется. Ра еще не успел подняться к небесному Нилу, как Он услышал сзади мягкую поступь.
   – Я ждал тебя, Фикс, – сказал Он не оборачиваясь.
   – А я не ждала тебя, незнакомец, – ответил Ему мелодичный женский голос.
   Он обернулся. Над Ним стояла Фикс, хищница, с головой и грудью женщины, телом льва и крыльями птицы.
   Лицо ее прекрасно, львиное тело с лоснящейся бурой шерстью завораживает своей мощью. Только не совсем уместная для львиного тела грудь, также покрытая шерстью, да слабые на вид крылья, которые в будущем, несомненно, атрофируются, несколько портили ее красоту. Фикс внимательно смотрела на Него, и Он невольно усмехнулся.
   – О твоей красоте слагают легенды, Фикс, я рад, что эти легенды не обманывают.
   – Довольно льстивых речей, – оборвала его Фикс. – Зачем ты пришел и кто ты?
   – Кто я – неважно. Зачем я пришел?.. Поговорить.
   – Разве ты не знаешь, что обо мне ходят и другие легенды?
   – О да. Я слышал их. Ты хищница и пожираешь всякого, кто осмелится приблизиться к Фикиону. Жители Беотии в ужасе, многие покинули этот край.
   – И зная это, ты пришел сюда?
   – Да.
   – Ты лишился рассудка?
   – Напротив, мой рассудок при мне. Именно поэтому я здесь.
   – Ты говоришь загадками, незнакомец.
   – Загадками? – усмехнулся Он. – Меня забавляет, что ты вдруг вспомнила о загадках.
   – Я не понимаю тебя.
   Он поднялся. Фикс огромна, и, даже выпрямившись, Ему все равно пришлось поднять голову, чтобы заглянуть в янтарные глаза хищницы,
   – Ты последняя из своего племени, Фикс, – сказал Он. – Самцов уже нет, ты обречена остаться без потомства.
   Лицо Фикс исказилось, губы приподнялись, обнажив угрожающего вида клыки. Его это не смутило, и Он продолжал:
   – Совсем скоро ты исчезнешь, и о тебе не останется никакой памяти, кроме расплывчатых историй о каком-то неведомом льве, жившем на горе Фикион. Я не могу предложить тебе самца. Я предлагаю тебе другой вариант.
   – Вариант? – Фикс повторила незнакомое слово.
   – Другой путь, способный даровать тебе вечную людскую память.
   – Кто ты, незнакомец?
   – Пойдя этим путем, ты навеки останешься в истории этого мира. Может быть, под другим именем, но в этом ли суть? Тебя будут помнить.
   – Я спросила, кто ты?
   Он усмехнулся.
   – Я пришел издалека. Называй меня оракулом.
   Фикс села и задумчиво склонила голову.
   – Что за путь ты предлагаешь мне, оракул?
   – Есть город Фивы. Я хочу, чтобы ты отправилась туда, загадывая каждому встречному загадку.
   – Что за загадку?
   – Кто из живых существ ходит утром на четырех ногах, днем – на двух и вечером – на трех?
   Фикс широко открыла глаза.
   – И кто же это?
   – Подумай, – сказал Он, улыбнувшись.
   Фикс задумалась. Она сохраняла неподвижность, только львиный хвост беспокойно бил по щебню. Наконец она вздохнула и сказала:
   – Я не знаю, оракул. Кто это?
   – Человек, – сказал Он, – Младенец, ползающий на рассвете жизни, мужчина, крепко стоящий на двух ногах, и старец на закате жизни, пользующийся палкой для ходьбы. С теми, кто не сможет ответить, – мы хищница и знаешь, ЧТО нужно делать. В Фивах созови городскую знать и задай им эту загадку. Тебе не сможет ответить никто. Знай, что, совершив это, ты навсегда останешься в людской памяти.
   – Но что будет, если кто-нибудь отгадает ее?
   Он на мгновение задумался.
   – Поступи, как тебе подскажет рассудок, – Ответил Он и вновь улыбнулся.
   Фикс прищурилась.
   – А какая выгода в этом тебе?
   – Никакой. Меня раздражает поведение Креолта, царя Фив, его двор погряз в распутстве и безделье. Это немного подстегнет его. Удели особое внимание его сыну.
   – Я не верю тебе. Должно быть, за твоими словами кроется что-то большее. Ты недоговариваешь.
   – Ну хорошо. Считай, что это эксперимент, который позабавит меня.
   – Экс… Что?
   Он вздохнул и сложил руки на груди.
   – Фикс, отправляйся в путь. Поверь мне, я не лукавлю с тобой. Если ты хочешь, чтобы о тебе и обо всем вашем племени помнили и впредь продолжали слагать легенды, – ступай в Фивы. Немедленно!
   Фикс задумчиво посмотрела на Него, и стало ясно, что она решает – убить ли незнакомца одним ударом мощной лапы или сделать то, что он предложил. В первом случае она ничего не теряет… Как, впрочем, и во втором.
   Она повела слабыми крыльями и улыбнулась. У нее очень приятная улыбка.
   – Будь по-твоему, оракул. Прощай.
   Она пошла к тропе, а Он долго смотрел ей вслед огромными желтыми глазами, печально качая соколиной головой.
   – Прощай, Фикс, – наконец тихо сказал Он. – Надеюсь, что ты не скоро умрешь.
   Он взглянул на долину и усмехнулся. Что ж, долгий путь из страны фараонов оказался ненапрасным – Сфинкс найден. Осталось найти Эдипа.
 
   Следующим утром, когда впереди показался остров, я сбавил ход и окликнул Дженни. Она в этот момент чистила «глок» – оружие, к которому и я в свое время испытывал слабость. Она подошла ко мне и встала рядом, жадно разглядывая творение Белых.
   – Итак, – сказал я, – вот и Клетка. Есть какие-нибудь мысли?
   – Да, – ответила Дженни, по-прежнему рассматривая остров. – Как же мы с этим Прорывом справимся?
   Я улыбнулся. В точности – мои мысли.
   – Понятия не имею. Но справиться мы обязательно должны.
   Дженни посмотрела мне в глаза и молча отправилась на корму, собирать сумки.
   Я же внезапно почувствовал нечто непонятное. Какой-то едва различимый источник Силы, очень слабые потоки энергии, исходящие от моей помощницы, которая стояла у борта, копаясь в сумке. Интересно. Какое-то странное ощущение, Как будто… Да нет, ерунда…
   Я тряхнул головой и повел глиссер на самом малом ходу к острову. Он оказался не очень большим – казалось, его можно обойти минут за двадцать. Пышная тропическая растительность покрывала центр острова – довольно высокую гору правильной конусообразной формы. Наверняка конкретное место Прорыва связано именно с горой – Источник расположен либо на одном из склонов, либо, что наиболее вероятно, внутри горы.
   За пятьдесят метров до пляжа цвет воды из темно-фиолетового внезапно перешел в лазурно-голубой – дно уходило вниз отвесно, и я решил, что Белые расположили остров на гигантской платформе. Я вновь ощутил почти забытое чувство прохождения барьера обычное ощущение, когда выходишь к месту Прорыва. Дженни либо не почувствовала Ограду, либо не показала виду.
   Через минуту нос глиссера уперся в мелкий белый песок пляжа. Я заглушил мотор и огляделся, обострив все свои чувства. Ничего. Ни малейшего намека на угрозу,
   – Все тихо, – сказал я Дженни, которая уже стояла рядом, держа в руке огромную сумку.
   Дженни вместо ответа легко забралась на нос глиссера и спрыгнула на мягкий песок. Достав носовой якорь, я тоже спрыгнул на пляж и двинулся к лесу, разматывая на ходу трос. Дженни шла рядом, осматриваясь по сторонам.
   – Ни одной чайки, – сказала она.
   – Птицы чуют Клетку, – пояснил я. – Сегодня вечером произведем расчеты, уточним, когда будет Прорыв. Я думаю, у нас есть еще день. Потом счет пойдет на часы.
   – На острове есть Белые?
   – Не думаю. По крайней мере, я не чувствую никакой угрозы. А ты?
   – Я тоже.
   – Значит, скорее всего, второй Страж где-то прячется… Вряд ли в ближайшее время нас ждут серьезные схватки. Нужно как можно быстрее найти Источник Прорыва. Хотя, зная Белых, могу предположить, что мы изрядно попотеем: они обожают путать следы, ставить обманки…
   – Анатолий, ты забыл, что я – Ферзь. Я знаю все, что ты мне говоришь.
   Я чуть было не ляпнул: «Конечно, ведь у тебя моя память», но вовремя одумался. Дойдя до ближайшей пальмы, я обвязал тросом ствол и глубоко вонзил якорь в землю, зацепив два зубца за выпирающий корень. Дженни спряталась в тени и, бросив сумку на песок, села рядом. Я же пошел обратно к глиссеру, глядя на наши следы на песке.
   Внезапно я остановился, увидев на песке иероглифы. Могу поклясться, что когда мы шли к лесу, никаких иероглифов не было. Иероглифы древнеегипетские. Означали они примерно следующее: «Я чист, чист, чист». Я перечитал их снова, и потом стер ногой. Мысли заскакали в голове, словно ретивые кони.
   «Я чист, чист, чист». Черт побери. Слова мертвого человека на загробном суде Осириса. Я создал сигарету, прикурил и оглянулся на гору в центре острова.
   Итак, Древний Египет. Белые намекают на то, что нас ждет. Видимо, на этот раз они так уверены в своих силах, что «великодушно» оставляют нам подсказки. В прошлый раз они отстроили пирамиды майя. Сейчас, скорее всего, решили выбрать египетский антураж.
   Я закрыл глаза и обратился к воспоминаниям, лихорадочно просматривая все, что связано с Древним Египтом. Вскоре я нашел то, что нужно.
   Это случилось еще до гибели Атлантиды. Тогда, помнится, произошел второй Прорыв. Да, второй, один из самых сложных. Мы потеряли Короля.
   Белые намекают, что дела мои ни к черту не годятся. Намекают, что скоро я окажусь на суде Осириса, и буду твердить, что «я чист, чист, чист». Злорадствуют, подонки. Ну да ладно. Мы еще посмотрим, кто кого. Я плюнул и пошел к глиссеру.
 
   Больше всего меня поразило в острове то, что он оказался необычайно красивым, Красивым и спокойным. Это неестественное спокойствие меня настораживало так же, как и красота. Никогда бы не подумала, что Белые сумеют создать такое чудо.
   В лесу не слышно ни звука – только ветер шелестит листьями папоротников и кокосовых пальм. Лианы обвивают стволы, словно толстая паутина, огромные ярко-красные цветы дурманят ароматом. Здесь по-настоящему красиво, и я поймала себя на мысли, что мне нравятся эстетические изыски Белых, Хотелось сорвать красный цветок и вплести его в волосы. Хотелось раздеться и прилечь на песок, подставив тело под ласковые лучи солнца. Хотелось окунуться в теплую воду, пробежаться по берегу в фонтане брызг…
   Но нельзя. Я на работе и должна забыть о своих желаниях. Кроме того, остров создан Белыми, а, значит, все здесь нам враждебно. Недаром же сердце сжимается от чувства смутной угрозы. Кто знает, возможно, красивый цветок ядовит, а в воде притаились чудовища?
   Анатолий вернулся от глиссера и сел рядом, поставив рюкзак на песок. Мельком взглянув на меня, он вытянул вперед руку и создал сигарету. Выпендрежник…
   Но сильный. То, как он расправился с Турой, заставило меня по-новому взглянуть на него. Отрицать его мощь просто глупо, он действительно искуснее меня в магии, но зато я гибче и хитрее, так что пусть не задирает нос.
   Интересно, о чем он сейчас думает? Наверное, строит планы, решает, что делать. Будь я на его месте, предложила бы осмотреть остров, так как Сеанс лучше проводить вечером. Но он не спрашивает моих советов, а я не собираюсь навязывать ему свое мнение.
   Раз он Король, пусть и занимается стратегией. Мне все равно. Когда дело дойдет до драки, действовать буду я. Без меня он не справится, каким бы умным себя ни считал.
   Меня раздражало, что я никак не могу понять, откуда его знаю. Возможно, давным-давно мы встречались с ним в «Ящике», еще до того как Черные захватили эту Доску? Но те времена я помнила крайне смутно. Впрочем, память у меня еще не оформилась окончательно – неприятное последствие Пробуждения.
   В моей голове перемешались тысячи жизней и миллионы лиц, я часто путалась, не зная, что произошло со мной, а что – с моим предшественником. Оставалось надеяться, что со временем все встанет на свои места, и тогда я сумею разгадать тайну Короля.
   Я собрала волосы в хвост и надела кепку. Эх, сейчас бы помыться. Жаль, что Белые не установили на пляже душевых кабинок.
   Анатолий поднялся, взял рюкзак и, вытащив из специального отделения два мачете, протянул одно мне.
   – Пойдем в глубь острова, – сказал он. – Надо посмотреть, что к чему.
   Неужели он все это время размышлял над тем, что мне открылось за считанные секунды? Может, он не такой умный, как я считала? Впрочем, ладно, язвить не будем. Решение он принял верное, и на том спасибо.
   Я молча встала, взвалила рюкзак на плечи, и мы отправились в лес…
 
   Я не сомневался, что мы обязательно что-нибудь найдем. Какой-нибудь очередной след, который поможет понять, чего ждать в дальнейшем.
   Вообще, я удивлялся Белым. Очень неосторожно с их стороны так расслабляться. Нет, понятно, что они абсолютно уверены в своих силах и им начхать на то, что мы узнаем. Но они нас явно недооценивают. Надо действовать, и действовать быстро. Воспользуемся их самоуверенностью и отыграем партию в нашу пользу.
   Через полчаса частичной вырубки тропической растительности мы с Дженни вышли к подножию горы. Дальнейшая дорога требовала небольшой передышки. Нужно решить, подниматься ли на вершину или же просто обойти вокруг горы.
   Моя Королева вдруг заупрямилась, настаивая на восхождении. Ей явно некуда девать энергию. Я предлагал сначала обойти гору, чтобы посмотреть, есть ли и там какие-нибудь подсказки Белых, но Дженни не соглашалась, заявляя, что я лишь хочу потратить время, которого у нас и так немного.
   Пять минут ожесточенного спора убедили меня, что препираться с очаровательной помощницей бесполезно, поэтому я заявил, что отправляюсь вокруг горы, а Дженни, если ей так хочется, может лезть на вершину. Она ответила, что ее такой вариант устраивает, махнула на меня рукой и полезла по склону наверх. Я пожал плечами и пошел в лес, огибая гору с запада.
   Не успел я пройти и двадцати метров, как впереди, в переплетении изумрудной зелени, заметил нечто бурое, явно искусственного происхождения. Я прорубился сквозь сеть лиан и воздушных корней и оказался на маленькой прогалине, в центре которой возвышалась статуя.
   В виде фараона на троне сидел Геб, древнеегипетский бог Земли. Приятно, когда осознаешь, что прав. Белые действительно оставили подсказку, осталось только понять, какую. Я подошел к монументу и принялся внимательно его изучать.
   На голове Геба красовалась корона Верхнего и Нижнего Египта. В египетской мифологии Геб – отец Осириса, Сета, Исиды и Нефтиды, основных богов пантеона. Босс, короче говоря, один из сильнейших. На самом же деле он являлся просто нашим разведчиком, который изучал долину Нила.
   Иероглифы на левой стороне трона содержали довольно бессмысленный текст, в основном восхваляющий мудрость и силу дарящего жизнь Геба, – ничего конкретного. Но вот правая сторона…
   Здесь я обнаружил короткий отрывок из «Книги мертвых» о суде над Сетом. Но внизу Белые добавили иероглифы, смысл которых заключался приблизительно в следующем: «Гор будет свержен не на небесном Ниле». На первый взгляд – полная ахинея. Я задумался.
   Суд, на котором Гор утверждал свое право на земной трон, согласно мифам, проходил в загробном царстве, под землей. Гор и Сет – враги. Уж кому, как не Мне, об этом знать. Гор победил Сета. Поэтому текст на правом подлокотнике – явная угроза.
   Что касается второй части текста, надо заметить что, по представлениям древних египтян, над Землей есть Нил небесный, по которому Ра совершает свой ежедневный «променад» в течение дня, а ночью плывет на своей лодке вниз, под землю, где якобы течет еще и Нил Подземный.
   Вот тут я и запутался. При чем тут подземный Нил? «Гор будет свержен» – это понятно, мне угрожают. Но подземный Нил?
   Я поднялся и тут же заметил некоторые изменения, произошедшие со статуей Геба. Из-под короны потекла темно-красная кровь. Лицо треснуло, трещина пробежала вниз, разделяя статую на две части, от основной борозды разбежались в разные стороны маленькие, из которых тоже брызнула кровь, и через секунду статуя развалилась на куски, оставив после себя только бесформенные осколки окровавленного песчаника.
   Если Белые хотели меня запугать подобным образом, они, должно быть, сейчас жестоко разочарованы, потому что все эти мелодраматические страсти не произвели на меня никакого впечатления. Я пнул ногой один из осколков и, весело насвистывая, пошел дальше в лес.
   Через пару минут я увидел тропу. Тропа шла наверх, на гору, и я, не долго думая, пошел по ней, надеясь вскорости встретить Дженни, с которой хотел поделиться новостями.
   Тропа оказалась узкой, пологой – идти по ней не представляло никакого труда – так что я шел, наслаждаясь жизнью. Единственное, что несколько омрачало мое радужное настроение – это дурацкая часть иероглифов про подземный Нил. Может, я неправильно понял смысл надписи?
   В любом случае теперь, когда старина Геб рассыпался, проверить правильность толкования текста не представляется возможным, так что следует отбросить в сторону мысль о неправильном переводе. Единственное, на что остается надеяться, это на то, что Белые, в своей идиотской самоуверенности, оставят еще какие-нибудь знаки, которые мне и помогут понять смысл изречения.
   Тропа не вела к вершине серпантином – она шла зигзагами, и я на каждом повороте ожидал увидеть еще какой-нибудь знак, но напрасно. Зато, когда вышел на вершину, мои ожидания окупились сторицей.
   На круглой плоской площадке, являвшейся вершиной горы, стоял обелиск. Огромный, остроконечный обелиск, точная копия тех, что возводились в Египте. В соответствии с традициями, все четыре стороны обелиска были покрыты иероглифами и барельефами.
   Я в первую очередь осмотрел площадку, убедился, что Дженни еще нет, потом обошел обелиск и увидел, что его грани указывают на все четыре стороны света. Убрав мачете, я бросил рюкзак на землю и, уперев руки в бока, встал у грани, указывающей на юг.
   Чтобы разглядеть верхний рисунок, который располагался на высоте десяти метров от земли, пришлось напрячь зрение. Рисунок изображал Сета, убивающего Осириса. Иероглифы комментировали барельеф, но несколько не так, как это принято у египтян. Здесь восхвалялся Сет, победивший Осириса в честном поединке и избавивший мир от…
   Когда я дошел до части иероглифов, описывающей Осириса, я чуть не упал. Текст в буквальном переводе звучал так: «избавивший мир от Осириса, Черного Короля». Я заскрипел зубами. Белые перегибают палку. Это уже не намеки, это четкое указание на исторический факт, известный только играющим сторонам.
   Сзади послышалось чертыханье, и я обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть округлившиеся от удивления глаза Дженни, которая, с трудом добравшись до вершины, встретила здесь меня, свеженького и нисколько не уставшего. Правда, Дженни довольно быстро справилась с изумлением и мигом изобразила невозмутимое лицо человека, который с гордостью прошел трудный путь и наконец достиг цели.
   Если бы я не был озабочен обелиском, наверняка сказал бы что-нибудь колкое, но я волновался, поэтому даже не улыбнулся, а лишь поманил Дженни пальцем.
   – У нас проблемы, – сказал я ей, указывая на южную сторону обелиска.
   Она обладала всеми знаниями Ферзя, поэтому я не стал переводить иероглифы, зная, что Дженни и так их прочтет. Она минуту разглядывала рисунок и иероглифы, потом бросила сумку на землю и достала пачку сигарет.