- Думаешь, меня можно убить? - спросил он.
Взглянул на меня. Одними глазами, не поворачивая головы. - Думаешь, можно?
- Любой может убить любого, - сказал я.
Он кивнул:
- Что она обо мне говорила?
Я ничего не ответил. Он покачал головой:
- Правда. Некорректный вопрос. - И снова покачал головой. - Я забылся, - сказал он и побарабанил по дверце пальцами, словно в такт неслышной для меня музыке.
Мы молчали минут десять, а затем Рассел резко завернул влево, и, скрипя шинами, "хили" рванул по грязной дороге в долину. Нас подбрасывало и трясло, ехали, словно в телеге, примерно с милю. За пригорком Рассел остановился.
- Теперь пройдемся, - сказал он.
Вылез и направился в обход пригорка. День клонился к вечеру, низкое, светящее прямо в лицо солнце подсказало мне, что мы движемся на запад. В траве виднелись маленькие синенькие цветочки. Холмы волнами тянулись на запад, чем дальше, тем выше и выше, переходя в скалистые горы. Рассел носил ковбойские сапоги из змеиной кожи и из-за высоких каблуков слегка раскачивался на ходу из стороны в сторону. Благодаря сапогам он практически сравнялся со мной в росте.
Мы спустились с пригорка, за которым припарковались, поднялись на следующий и взглянули вниз. Долина и спуск в нее были усеяны здоровенными камнями, среди которых попадались заросли жесткого кустарника. Мы сошли в долину и стали подниматься на следующий холм.
Однако, не пройдя и пяти футов, остановились.
Рассел прислонился к выступу скалы, вытащил из кармана рубашки пачку "Лаки страйк" и прикурил одну сигарету от бутановой зажигалки - не от дешевки какой-нибудь, а от модели, инкрустированной золотом и обтянутой свиной кожей. А может быть, в среде богачей типа Рассела подобные штучки тоже считались дешевками и выкидывались сразу после употребления.
Он втянул в себя побольше дыма и медленно выпустил его сквозь губы тоненькой струйкой.
Среди пустоты ландшафта запах сигаретного дыма казался удивительно сильным.
- Откуда ты мог знать, что где-нибудь в засаде нас не поджидает десяток молодцов с оружием? - спросил Рассел.
- Я этого не знал.
- Но должен был об этом подумать, - указал Рассел.
- Она сказала, что ты не станешь этого делать.
- А если бы она ошиблась?
- Тогда, вполне возможно, твоим десятерым дружкам пришлось бы несладко.
Рассел снова по-волчьи ухмыльнулся.
- Когда мой старик отстраивал эту "Крепость", - сказал он, - то никому не доверял. Забраться в нее практически невозможно, но он не хотел зависеть от обстоятельств и потому сделал для себя потайной ход.
Он снова затянулся полной грудью. Сигарета была короткая, без фильтра. Он задержал дым в легких, а затем стал выпускать его, одновременно продолжая говорить:
- Для себя и своей семьи. Больше ни для кого. Для меня, жены и себя самого.
Он уронил сигарету на землю и растер ее носком правого сапога.
- Я собираюсь показать тебе этот ход.
- И?
- А затем встану в сторонке и посмотрю, что получится, - сказал он.
- Забава?
- Забава. Помоги отодвинуть этот камень.
Мы изо всей силы налегли на торчащий из травы валун. Сначала с неохотой, но потом неожиданно легко он поддался, и огромный пласт за нашими спинами скользнул в сторону. Рассел ухмыльнулся и поклонился мне, как метрдотель, приветствующий появление сиятельной особы.
Передо мной зиял темный проход.
- Вуаля, - сказал Рассел. .
Я подошел к провалу.
- Спенсер, - окликнул Рассел.
Я развернулся и взглянул на него.
- Я любил ее с тех самых пор, как повстречал, - произнес он. - И все еще люблю.
- Я тоже, - сказал я. - Это и есть та самая связь между нами.
А затем вошел в темный туннель и услышал за спиной скрежет закрывающейся стены.
52
ТАМ, ГДЕ я стоял, БЫЛО ТЕМНЕЕ, ЧЕМ в ЖИВОТЕ у дракона, тишина давила на уши. Черт возьми, где же эти чертовы киловатты, когда они так нужны. Сейчас я бы с удовольствием поменял коечто из своего арсенала на фонарик, но, похоже, эта сделка никого не заинтересовала, и потому я принялся, держась за стену, медленно продвигаться вперед, аккуратно опуская ноги, как это делают люди, спускаясь по темной лестнице. Если мне таким образом придется преодолеть значительное расстояние, значит, в моем распоряжении куча времени, чтобы спланировать стратегию. Пока план был прост: двигаться в темноте до тех пор, пока что-нибудь не случится. Потом я реагирую на то, что случaeтся. Не Бог весть какой план, зато привычный. "Живи как живется", - подумал я.
Я осторожно двигался, медленно переставляя ноги. И все ждал, когда глаза привыкнут к темноте. Они, естественно, этого делать не собирались. Они приноровились бы к тусклому свету, но чернота есть чернота. Я вытянул левую руку вперед. До противоположной стены не достал.
Поднял ее вверх. Зато дотянулся до потолка.
Провел пальцами по потолку и стене. Угла не было. Туннель, видимо, был сделан в форме трубы. Стены на ощупь сильно смахивали на гофрированную сталь. Пол был плоским. Я присел и потрогaл его. Очевидно, бетон. Наверное, пробив трубу, ее залили бетоном, чтобы пол стал ровным. Я встал и двинулся дальше. Уверенность как класс отсутствовала. Не видя того, до чего дотрагиваюсь, я не мог доверять своим ощущениям. Я снова остановился и прислушался. Звук собственного дыхания - ничего больше. Принюхался. Никакого запаха. Нейтральная температура - ни холодно, ни жарко. Не ощущалось сырости, так же как и не чувствовалось сухости.
Я осторожно ощупывал место, куда ставлю ногу, поджидая момент, когда подо мной разверзнется бесконечный пролет и я ухну вниз, в бездонный океан пропасти. Правда, в Айдахо, наверное, не так много бездонных океанов, так же как и бесконечных пролетов. Если это тайный ход для семейки Костиганов, беспокоиться за его безопасность нечего. Я продолжал продвигаться вперед дюйм за дюймом. Не будучи уверенным, что это семейный костигановский выход. Но если это не он, тогда, черт побери, что же это? Выстроено на совесть. Не шахта же, в самом деле. В туннеле не было другого смысла, кроме как бежать по нему изнутри наружу. Или наоборот. Моя нога наткнулась на какой-то край. Я остановился, отпрянул. Лестница? Бесконечный пролет? Я решил, что, наверное, все-таки лестница. Опустился на пол, лег на живот и пополз вперед. Параноик, выстроивший эту крепость и сделавший в ней параноидальный потайной выход, мог так, же параноидально устроить здесь какую-нибудь идиотскую ловушку. Я протянул вперед руки и принялся шарить внизу. Ступенька. Я потянулся еще дальше. Следующая ступенька. Я встал, придерживаясь за стенку, и сделал шаг вперед. Под рукой появились перила. Я вцепился в них. Перила. Жизнь прекрасна. Вцепился обеими руками, и сделал очередной шаг. И еще шаг. Господи, радость-то какая. Но любая радость относительна. Сейчас перила доставляли мне больше радости, чем секс, и почти столько же, сколько приносит любовь. Я спустился на третью, а затем и на четвертую ступеньку. И всякий раз за одной ступенькой возникала другая. Я слегка расслабился, разжал левую руку, придерживаясь за перила только правой, и, осторожно спускаясь, пробуя лестницу ногой, ощущал каждый раз под собой ступени. Я крепко держался за перила и спускался прямо, как человек или, по крайней мере, как примат, отчаянно борясь с искушением повернуться к спуску спиной, опуститься на четвереньки и лезть таким неподобающим образом.
Я сошел по тридцати ступеням лестницы и почувствовал под ногой ровный пол. Я на ощупь двинулся вперед - все еще медленно, но с увереностью. Чувства до сих пор отсутствовали.
Присутствовали сплошь ощущения. Я продвигался вперед, погруженный сам в себя, объятый темнотой и тишиной. Я был вне ориентации. Мир света, звуков, запахов и красок остался наверху и позади. Казалось, мир, в котором существовала Сьюзен, остался в далеком прошлом. Теперь мир сосредоточился здесь. Я продвигался сквозь него, как одна из тех пещерных тварей, которые живут слепыми во внутренностях матушки-Земли.
Я следовал по бесконечному туннелю вниз, вперед, снова вниз, словно опускался все глубже и глубже в чрево чудовища. Может быть, мне придется перебираться через реку? Меня случайно не встретит какая-нибудь собачка с несколькими головами? Может, я тупею? Я подумал о Сьюзен, о ее странном оцепенении и боли. Подумал о ее силе, о том, как здорово она выглядит без одежды и как в глазах ее отражается интеллект и страсть. Подумал о вечности и о нас, вечных.
Вечных. В моем черном, неподвижном, неощутимом мире вечность прозвучала чистым звоном, и я снова подумал о ней. Вечность. Факт. Факт.
Мы со Сьюзен вечны. Значение этого факта предстояло еще осознать, но сам факт существовал, незыблемый, как вечность. Мы двинемся вместе, по одной дороге, после того как я убью человека в центре Земли. И вернусь наверх. Снова лестница. Медленно-медленно вниз. Рука на перилах, шаг за шагом, постукивая ступней. Молчаливо, как саламандра, медленно вдыхая и выдыхая, с приклеенными к животу патронами. Снова площадка. Иду на ощупь вдоль стены. Широко, изучающе, слепо распахнув глаза. Жизненные привычки. Бесполезные в полной темноте.
Вечность. Я унюхал запах лака для волос.
Лак для волос?
Я унюхал запах лака для волос. Время, проведенное в лабиринте, обострило восприятие.
Я унюхал банановый запах лака для волос, а затем осознал, что тьма перестала быть абсолютной. Я Bjjje еще ничего не видел, но безнадежность темноты пропала. А затем появился свет. Я заметил тонюсенькую полоску света у самого пола, пододвинулся к ней. Торопиться не надо. Не стоит портить игру, подобравшись к самому концу. Рва с водой не было. Как и чудовищ. По крайней мере, с этой стороны двери. Я протянул руку, дотронулся до нее. После проведенного в темноте времени тонкая полоска света под дверью казалась всем, о чем только может мечтать человек.
Медленно провел рукой по створке. Гладкая, металлическая. Напоминает противопожарную. С ручкой. Ухом я прижался к двери и прислушался. Негромкое гудение, как во время работы холодильника или посудомойки в сушащем цикле. А может быть, звук далекой, едва уловимой музыки. Вот только за этим гудением скрывалось еще что-то. Я дотронулся до "триста пятьдесят седьмого" в наплечной кобуре, затем передумал и оставил его под мышкой, под курткой.
Вторжения не ждали. Если я неслышно войду, меня могут даже не заметить. А могут и заметить. В таком случае я должен буду вытащить пистолет. Я взялся за ручку двери и повернул.
Створка отворилась, и я прошел сквозь зеркало.
53
Я ОЧУТИЛСЯ В ШКАФУ. ДВЕРЬ, В КОТОРУЮ Я ВОШЕЛ, С другой стороны оказалась зеркальной. Я провел пальцами по краю и отыскал защелку, ощупал край косяка и нашел зазор. Аккуратно задвинул язьгок, и дверь встала на место, превратившись в обыкновенное зеркало. Запах лака для волос усилился. Я попытался нажать на язычок, и он отошел. Я снова поставил его на место. Если придется резво удирать, надо знать, как закрывается и открывается эта дверь. Я снова открыл ее. Получилось. Я закрыл дверь и шагнул к выходу из шкафа. Он был огромен, как чулан, и в нем висело множество женских платьев. Именно от одежды исходил запах лака для волос.
Передняя стенка оказалась дверью с планками, как у жалюзи. Я стал вслушиваться. Гул не исчезал. Звук, который пробивался сквозь гул, превратился в голос ведущего телевизионной викторины. Я вслушался, но так ничего и не понял: звуки, издаваемые во время телевизионного шоу, мало похожи на человеческую речь.
За дверцей шкафа было тихо. Я приоткрыл ее. Это была спальня. Явно женская. В ней стояли две двуспальные кровати, одна из которых была застелена, надо сказать, скрупулезнейшим образом. Идеально разглаженные края серого одеяла. Вторая кровать оказалась разобранной, и огромная аквамариновая пуховая подушка высилась в изголовье мятым треугольником. Зеленоватые с цветочками простыни были смяты, наволочки измазаны тенями для век, помадой и пудрой. Корсет с поясом и резинками висел на спинке в ногах, а чулки - не колготки, - пристегиваемые к поясу, валялись на полу. На полу же лежал л иловатый с прозеленью ковер. "Очень мило, - подумал я, сплошной аквамарин".
В комнате стоял огромный стол красного дерева с резными ящиками. Его поверхность украшали косметика, бутылочки духов, огромные бигуди, а также несколько баночек пилюль с крышками, которые могут открыть только очень сильные мужчины. На подставке рядом со столом торчал телевизор, но он был выключен. Звук исходил из соседней комнаты. Над столом висело зеркало в раме из красного дерева, а на стенах по обеим сторонам кроватей - портреты большеглазых ребятишек. В стене по левую руку была распахнута дверь, ведущая в ванную. Там никого не было. С крючка свисали два купальных халата: один розовый, другой желтый.
Судя по всему, это была спальня Джерри и Грэйс Костиганов. Но кроме аккуратно заправленной кровати, присутствия Джерри не ощущалось. Хотя, быть может, я ошибся и это он спал на разобранной кровати с аквамариновыми простынями. И носил корсет с чулками.
Я потихоньку высунул голову и заглянул в соседнюю комнату. Она оказалась пустой. Телевизор вовсю транслировал мыльную оперу. Мыльная опера, орущая в пустой комнате, - разве это нормально? Я прошел забитый креслами с подголовниками, огромнейшими диванами и прочей ерундой зал, оставив за спиной мыльный cор. Следующая дверь. Комната, куда я вошел, оказалась гостиной: обитая кожей мебель, восточные ковры, медь, ореховое дерево и - как у всех подземных жилищ - низкие потолки. Справа - проход в столовую, слева - цельнометаллическая дверь. Я вышел в нее и очутился в залитом светом коридоре с арочным потолком. Видимо, он был близнецом того темного туннеля, по которому я сюда добрался. Впереди коридор расширялся настолько, что в него удалось втиснуть стол, на котором располагался телефон и лежал блокнот в голубом кожаном переплете. За столом спиной ко мне сидел здоровенный темноволосый мужик в белой, с короткими рукавами рубашке и надетой поверх нее наплечной кобурой. Семейный секретарь. Когда я проходил мимо, он повернулся и уставился на меня.
- Я приехал вчера вечером, - сказал я. - С Расселом.
Пистолет в наплечной кобуре оказался автоматическим браунингом сорок пятого калибра.
- Меня никто не предупреждал, - сказал охранник.
Я пожал плечами:
- Ты же знаешь Рассела.
Мужик коротко хохотнул:
- Его все знают.
Я ухмыльнулся:
- Меня хотел видеть Джерри. Куда идти?
- Он, наверное, в офисе, - сказал охранник. - Вторая дверь по коридору, а там спросишь у охранника.
- Спасибо, - поблагодарил я. - Тут целый лабиринт.
- Впервые здесь?
- Ага.
- Надо время, чтобы привыкнуть.
Я приветливо помахал рукой и засунул ладони в карманы, чтобы выпирающая битка в правом не выдала себя. Затем двинулся по коридору. Периодически в стальной стене прорезались крайне приветливые стальные двери. Я отпер вторую, выходящую в следующий туннель, и двинулся по нему. Очутившись вне поля зрения охранника, запихнул битку за пояс под футболку и наполовину застегнул молнию на куртке, чтобы выпуклость не была заметна.
Коридор оказался длинным и прямым с сужающейся перспективой. В нем тоже имелись двери. Пока я шел, стараясь выглядеть приветливым посетителем, выяснилось, что вся система, по-видимому, представляет собой серию комнат, соединенных туннелями. Беспрерывное гудение подающих воздух и энергию механизмов через день-два пребывания под землей переставало привлекать внимание. Впереди показался перекресток, тут же стоял следующий охранник в рабочей рубашке и брюках из рубчатого плиса.
У него был огромный кольт "магнум" в кобуре, стилизованной под Дикий Запад.
- Я приехал с Расселом, - объяснил я. - А сейчас Джерри вызвал меня к себе в офис.
- Хорошо, сэр, - сказал охранник. - Знаете, куда идти?
- Нет, мы с Расселом приехали вчера вечером, и он не успел показать мне этот лабиринт.
Охранник улыбнулся:
- Поначалу здесь можно заблудиться. Офис Джерри дальше по коридору. Третья дверь справа.
- Благодарю, - сказал я.
- Не за что, - отозвался охранник.
Третья дверь, сто ярдов по коридору, прогулочная ходьба, минута по времени. Кислорода в легких явно не хватало. Дышалось с трудом. Глоталось тоже. Может быть, потому, что во рту не осталось слюны. Глотка напоминала пересохший колодец. Убей или умри. Убей и умри. Не убей и умри. Миленькие перспективы. Я согнул руки.
А там наверху - Сьюзен.
Я еще сильнее сжал зубы. Скулы свело. Подойдя к третьей двери, я открыл ее и вошел.
За столом сидела секретарша, женщина средних лет. Господи, секретарша моего возраста. С позолоченной цепочки свисали очки с загнутыми вверх уголками. Она выглядела уверенной и дружелюбной, как артистка, рекламирующая кофе.
- Чем могу помочь? - спросила она.
- Джерри у себя?
- Сейчас он со своей семьей, - проговорила она участливо. - Может быть, вы подождете?
- Разумеется, - сказал я. - Кстати, он хотел, чтобы я вам кое-что показал.
Я подошел к столу, вытянув сжатую в кулак левую руку.
- Смотрите, - промолвил я, - когда откроется ладонь...
Она улыбнулась и посмотрела вниз. Правой рукой я выхватил из-под рубашки битку и резко ударил секретаршу в основание черепа. Она ткнулась в стол лицом и замерла. Я положил битку в задний карман, вытащил пистолет, прошел к двери во внутреннее помещение и открыл ее.
Джерри сидел за столом, положив ноги на крышку, и покуривал тонкую, явно дорогую сигару.
Грэйс расположилась в кожаном кресле, а Рассел привалился рядышком к стене.
- Хорошо у вас тут, - сказал я.
Джерри медленно повернулся и уставился на меня. Однако, прежде чем увидеть меня, он увидел пистолет, и, прежде чем узнать меня, он узнал дуло, направленное на него. А уж потом понял, кто этот пистолет держит. На лице узнавание, медленно сменяющееся изумлением.
Грэйс выдохнула:
- Господи, Джерри...
Рассел как-то странно, натянуто ухмылялся.
Лицо его сияло. Он не двигался, не произносил ни слова. Джерри смотрел на меня.
- Джерри, - сказала Грэйс. - Джерри, ради всего святого, сделай же хоть что-нибудь. Джерри, что ему нужно?
Несколько секунд Джерри смотрел на меня, а затем повернулся к Расселу.
- Это ты его провел, - заявил он.
Рассел усмехнулся ему в лицо:
- Нет, папа, не я.
- Ах ты гаденыш! Еврейский задолиз, - сказал Джерри.
- Джерри, - укоризненно произнесла Грэйс.
Но тот продолжал смотреть на Рассела.
- Мерзкий еврейский прихвостень, - повторил Джерри. Его голос слегка подрагивал.
- Дкерри, - на этот раз громче изрекла Грэйс.
Костиган взглянул на меня.
- Черт с ним, - сказал он. - Давай кончай это дело.
И я застрелил его. В его лбу появилась дырка, а от удара крутящееся кресло развернуло вполоборота. Он свалился на бок и повис на одном из подлокотников. Ни Рассел, ни Грэйс не пошевелились. Я обошел стол и еще раз выстрелил Джерри за ухо - контрольный выстрел. Чтобы наверняка. После чего повернулся к вдове и сиротке.
На лице Рассела по-прежнему сияла улыбка.
Руки все так же были сложены на груди, и он все так же опирался о стену. В едкой тишине я слышал его быстрое, неглубокое дыхание. На щеках появились яркие пятна. Лицо Грэйс скукожилось, словно печеное яблоко, в уголке рта появилась ниточка слюны. А ее поза напоминала сжатый кулак.
- Не смейте меня касаться, - сказала она.
Голос прозвучал, как наждак, елозящий по металлу. - Не сметь меня касаться. Даже не подходите.
- Мы уйдем вместе, - сказал я. -Втроем.
Если мне удастся выбраться отсюда, вы останетесь в живых. В ином случае - вы покойники.
- Лучше не прикасайтесь ко мне, - повторила Грэйс.
- Нет, я не пойду, - сказал Рассел. Его голос дрожал.
- Я застрелил его, - сказал я. - И ее застрелю. Так что выходим все вместе.
Рассел покачал головой:
- С этого момента ты предоставлен самому себе, супермен.
- Рыжик, - прохрипела Грэйс. Голос был наэлектризован до предела. - Ты сделаешь все, что он приказывает.
- Черта лысого, ма, - сказал Рассел. - Меня он убивать не станет.
- А как же твоя мамочка? - спросила она. - Разве тебе наплевать на мамочку?
Пятна на щеках Рассела стали расползаться и темнеть, словно его терзала жестокая лихорадка.
- Ма, - сказал он.
Она один раз резко хлопнула в ладоши:
- Слипай меня, Рассел Костиган. Ты пока еще мой сын. Сейчас, когда папочка мертв, ты все, что у меня осталось. И ты сделаешь все, что говорит этот человек. Не позволяй ему причинить мне боль.
Хрипота исчезла из ее голоса, сменившись сюсюканьем маленькой девочки, делающей упор на букве "л". Дыхание Рассела участилось. Лицо было полностью залито краской.
- Пошли, - сказал я.
Грэйс встала, взяла Рассела за руку и развернула сына к двери.
- Я знаю, что ты хочешь сесть в это кресло, - сказал я Расселу. - Но клянусь, если мы не выберемся из этой шахты, я пристрелю вас обоих.
- Только не касайтесь меня, - велела Грэйс.
Ее рука крепко сжимала руку Рассела. - Ведите себя прилично.
Секретарша в приемной все еще лежала лицом на столе. Когда мы вышли в коридор, я сунул "триста пятьдесят седьмой" в кобуру под куртку.
- Только покажите охраннику глазами, что что-то не так, - пригрозил я, - и все умрут.
Грэйс еще крепче сжала руку сына и прислонилась к нему плечом.
- Мы пойдем прямо в мою комнату, - сказала она. - Там есть запасной выход.
Подойдя к охраннику, я спросил Рассела:
- Ты смотрел по кабельному "Кьюбз"? Этот Сэндберг нормально играет?
- Как ваша семья, Ральф? - спросила охранника Грэйс.
Тот улыбнулся:
- Замечательно, миссис Костиган.
- Очень хорошо, - сказала Грэйс.
Я кивнул так, словно Рассел мне что-то ответил.
- Все-таки мое мнение, что главный заводила у них Бобби Дэрнье.
Выйдя за пределы слышимости охранника, Грэйс сказала:
- Ты видел, что сделал твой отец: он умер за меня, умер потому, что не хотел, чтобы этот человек причинил мне зло. Теперь твоя очередь. Будешь делать только то, что приказывает этот человек. Только то, что сделал бы на твоем месте отец. Только то, что прикажу я.
- То, что на моем месте сделал бы отец... - хмыкнул Рассел.
Мы с ним знали, почему умер его папаша.
Подойдя ко второму охраннику, мы повторили спектакль. На сей раз Рассел сказал: да, он видел "Кьюбз" по кабельному.
Мы вошли в апартаменты Костиганов. Я вытащил пистолет.
- Туда, - сказала Грэйс. - В моем шкафу. Не смотрите вокруг, я сегодня не прибиралась.
Изнутри туннель можно было осветить, и Рассел об этом знал. То, что во тьме казалось Дантовым Адом, в свете флаоресцентных ламп выглядело банальным коридором в несколько сотен ярдов. Выйдя на травянистый склон, под высокое небо с яркими звездами, я подумал, что, видимо, путешествие к центру Земли случилось несколько столетий назад и не со мной.
- Вот, мы выполнили ваше условие, - заявила Грэйс. Она крепко держала Рассела под руку. - Помогли вам бежать.
Я кивнул. Я смотрел на Рассела. Он - на меня, и стылость черт его лица еще очевиднее проступила при свете полной луны. Он смотрел на меня.
Наши взгляды сомкнулись. Похоже, он чего-то ждал.
Я тоже. Ни один из нас не знал точно, чего именно.
- Вы обязаны нас отпустить, - сказала Грэйс. - Вы сами обещали, что, если мы вам поможем, вы меня не тронете. Сами обещали.
Мы с Расселом еще немного поглазели друг на друга. Я почувствовал запах травы, когда легонький ночной ветерок подул в мою сторону.
- Вы сами обещали, - повторила Грэйс. - Рыжик, он ведь обещал?
- Иди отсюда, ма, - сказал Рассел, не отводя от меня глаз, - он тебя не тронет.
- Одна? - удивилась Грэйс. - Отсюда? В темноте? Нет, я не могу одна. Ты должен меня отвести.
Аромат травы сменился запахом росы, выпавшей во время моего пребывания под землей. Запах весеннего утра, который я запомнил с малолетства.
- До свидания. - Я медленно развернулся и пошел прочь.
- Спенсер, - сказал Рассел.
Я повернулся. Он держал пистолет. Небольшой, автоматический.
- брось это, - велела Грэйс.
Свой пистолет я пока не убрал. Нас разделяло футов десять.
- Что она скажет, если ты меня убьешь? - спросил Рассел.
- Рыжик, - позвала Грэйс.
- Я не убью тебя, - сказал я.
- Она заставила тебя пообещать? -г спросил Рассел.
-Да
- Прекратите, - приказала Грэйс. - Прекратите сейчас же. Рыжик?
- А я ничего не обещал, - заявил Рассел.
Я сунул пистолет в кобуру:
- Мы оба должны остаться в живых, чтобы она могла выбрать. Если у нее не будет выбора - беда.
Грэйс резко хлопнула в ладоши - так обычно привлекают внимание щенка.
- Рассел Костиган, - сказала она.
Рассел держал пистолет в вытянутой руке и целился в меня. Грэйс стояла от него в пяти футах и, сцепив руки замком на затылке, тихонько раскачивалась. Рассел водил пистолетом между нами.
- Она уже выбрала, - сказал он, едва поворачивая голову, следуя за движением пистолетного дула. - Еще в Милл-Ривер сказала, что возвращается к тебе. "Беретта", девять миллиметров.
- Сказала, что любит меня, но тебя - больше, - сказал Рассел. Дрожь исчезла из голоса. - Что ей помогла психиатр и что ты тоже изменился к лучшему.
Уголком глаз я видел, что Грэйс прекратила раскачиваться и теперь стояла неподвижно, не снимая рук с затылка.
- Я не мог ее отпустить, - сказал он.
Я кивнул.
- Приказал людям отца следить за ней, - продолжал он.
- Твой отец был против этого, - сказала Грэйс. Она опустила руки. Ему хотелось, чтобы ты сам во всем разобрался, но я сказала: "Джерри, это же наш сын. Если ты меня любишь, то сделаешь все как нужно".
Пистолет так и мотался туда-сюда.
Взглянул на меня. Одними глазами, не поворачивая головы. - Думаешь, можно?
- Любой может убить любого, - сказал я.
Он кивнул:
- Что она обо мне говорила?
Я ничего не ответил. Он покачал головой:
- Правда. Некорректный вопрос. - И снова покачал головой. - Я забылся, - сказал он и побарабанил по дверце пальцами, словно в такт неслышной для меня музыке.
Мы молчали минут десять, а затем Рассел резко завернул влево, и, скрипя шинами, "хили" рванул по грязной дороге в долину. Нас подбрасывало и трясло, ехали, словно в телеге, примерно с милю. За пригорком Рассел остановился.
- Теперь пройдемся, - сказал он.
Вылез и направился в обход пригорка. День клонился к вечеру, низкое, светящее прямо в лицо солнце подсказало мне, что мы движемся на запад. В траве виднелись маленькие синенькие цветочки. Холмы волнами тянулись на запад, чем дальше, тем выше и выше, переходя в скалистые горы. Рассел носил ковбойские сапоги из змеиной кожи и из-за высоких каблуков слегка раскачивался на ходу из стороны в сторону. Благодаря сапогам он практически сравнялся со мной в росте.
Мы спустились с пригорка, за которым припарковались, поднялись на следующий и взглянули вниз. Долина и спуск в нее были усеяны здоровенными камнями, среди которых попадались заросли жесткого кустарника. Мы сошли в долину и стали подниматься на следующий холм.
Однако, не пройдя и пяти футов, остановились.
Рассел прислонился к выступу скалы, вытащил из кармана рубашки пачку "Лаки страйк" и прикурил одну сигарету от бутановой зажигалки - не от дешевки какой-нибудь, а от модели, инкрустированной золотом и обтянутой свиной кожей. А может быть, в среде богачей типа Рассела подобные штучки тоже считались дешевками и выкидывались сразу после употребления.
Он втянул в себя побольше дыма и медленно выпустил его сквозь губы тоненькой струйкой.
Среди пустоты ландшафта запах сигаретного дыма казался удивительно сильным.
- Откуда ты мог знать, что где-нибудь в засаде нас не поджидает десяток молодцов с оружием? - спросил Рассел.
- Я этого не знал.
- Но должен был об этом подумать, - указал Рассел.
- Она сказала, что ты не станешь этого делать.
- А если бы она ошиблась?
- Тогда, вполне возможно, твоим десятерым дружкам пришлось бы несладко.
Рассел снова по-волчьи ухмыльнулся.
- Когда мой старик отстраивал эту "Крепость", - сказал он, - то никому не доверял. Забраться в нее практически невозможно, но он не хотел зависеть от обстоятельств и потому сделал для себя потайной ход.
Он снова затянулся полной грудью. Сигарета была короткая, без фильтра. Он задержал дым в легких, а затем стал выпускать его, одновременно продолжая говорить:
- Для себя и своей семьи. Больше ни для кого. Для меня, жены и себя самого.
Он уронил сигарету на землю и растер ее носком правого сапога.
- Я собираюсь показать тебе этот ход.
- И?
- А затем встану в сторонке и посмотрю, что получится, - сказал он.
- Забава?
- Забава. Помоги отодвинуть этот камень.
Мы изо всей силы налегли на торчащий из травы валун. Сначала с неохотой, но потом неожиданно легко он поддался, и огромный пласт за нашими спинами скользнул в сторону. Рассел ухмыльнулся и поклонился мне, как метрдотель, приветствующий появление сиятельной особы.
Передо мной зиял темный проход.
- Вуаля, - сказал Рассел. .
Я подошел к провалу.
- Спенсер, - окликнул Рассел.
Я развернулся и взглянул на него.
- Я любил ее с тех самых пор, как повстречал, - произнес он. - И все еще люблю.
- Я тоже, - сказал я. - Это и есть та самая связь между нами.
А затем вошел в темный туннель и услышал за спиной скрежет закрывающейся стены.
52
ТАМ, ГДЕ я стоял, БЫЛО ТЕМНЕЕ, ЧЕМ в ЖИВОТЕ у дракона, тишина давила на уши. Черт возьми, где же эти чертовы киловатты, когда они так нужны. Сейчас я бы с удовольствием поменял коечто из своего арсенала на фонарик, но, похоже, эта сделка никого не заинтересовала, и потому я принялся, держась за стену, медленно продвигаться вперед, аккуратно опуская ноги, как это делают люди, спускаясь по темной лестнице. Если мне таким образом придется преодолеть значительное расстояние, значит, в моем распоряжении куча времени, чтобы спланировать стратегию. Пока план был прост: двигаться в темноте до тех пор, пока что-нибудь не случится. Потом я реагирую на то, что случaeтся. Не Бог весть какой план, зато привычный. "Живи как живется", - подумал я.
Я осторожно двигался, медленно переставляя ноги. И все ждал, когда глаза привыкнут к темноте. Они, естественно, этого делать не собирались. Они приноровились бы к тусклому свету, но чернота есть чернота. Я вытянул левую руку вперед. До противоположной стены не достал.
Поднял ее вверх. Зато дотянулся до потолка.
Провел пальцами по потолку и стене. Угла не было. Туннель, видимо, был сделан в форме трубы. Стены на ощупь сильно смахивали на гофрированную сталь. Пол был плоским. Я присел и потрогaл его. Очевидно, бетон. Наверное, пробив трубу, ее залили бетоном, чтобы пол стал ровным. Я встал и двинулся дальше. Уверенность как класс отсутствовала. Не видя того, до чего дотрагиваюсь, я не мог доверять своим ощущениям. Я снова остановился и прислушался. Звук собственного дыхания - ничего больше. Принюхался. Никакого запаха. Нейтральная температура - ни холодно, ни жарко. Не ощущалось сырости, так же как и не чувствовалось сухости.
Я осторожно ощупывал место, куда ставлю ногу, поджидая момент, когда подо мной разверзнется бесконечный пролет и я ухну вниз, в бездонный океан пропасти. Правда, в Айдахо, наверное, не так много бездонных океанов, так же как и бесконечных пролетов. Если это тайный ход для семейки Костиганов, беспокоиться за его безопасность нечего. Я продолжал продвигаться вперед дюйм за дюймом. Не будучи уверенным, что это семейный костигановский выход. Но если это не он, тогда, черт побери, что же это? Выстроено на совесть. Не шахта же, в самом деле. В туннеле не было другого смысла, кроме как бежать по нему изнутри наружу. Или наоборот. Моя нога наткнулась на какой-то край. Я остановился, отпрянул. Лестница? Бесконечный пролет? Я решил, что, наверное, все-таки лестница. Опустился на пол, лег на живот и пополз вперед. Параноик, выстроивший эту крепость и сделавший в ней параноидальный потайной выход, мог так, же параноидально устроить здесь какую-нибудь идиотскую ловушку. Я протянул вперед руки и принялся шарить внизу. Ступенька. Я потянулся еще дальше. Следующая ступенька. Я встал, придерживаясь за стенку, и сделал шаг вперед. Под рукой появились перила. Я вцепился в них. Перила. Жизнь прекрасна. Вцепился обеими руками, и сделал очередной шаг. И еще шаг. Господи, радость-то какая. Но любая радость относительна. Сейчас перила доставляли мне больше радости, чем секс, и почти столько же, сколько приносит любовь. Я спустился на третью, а затем и на четвертую ступеньку. И всякий раз за одной ступенькой возникала другая. Я слегка расслабился, разжал левую руку, придерживаясь за перила только правой, и, осторожно спускаясь, пробуя лестницу ногой, ощущал каждый раз под собой ступени. Я крепко держался за перила и спускался прямо, как человек или, по крайней мере, как примат, отчаянно борясь с искушением повернуться к спуску спиной, опуститься на четвереньки и лезть таким неподобающим образом.
Я сошел по тридцати ступеням лестницы и почувствовал под ногой ровный пол. Я на ощупь двинулся вперед - все еще медленно, но с увереностью. Чувства до сих пор отсутствовали.
Присутствовали сплошь ощущения. Я продвигался вперед, погруженный сам в себя, объятый темнотой и тишиной. Я был вне ориентации. Мир света, звуков, запахов и красок остался наверху и позади. Казалось, мир, в котором существовала Сьюзен, остался в далеком прошлом. Теперь мир сосредоточился здесь. Я продвигался сквозь него, как одна из тех пещерных тварей, которые живут слепыми во внутренностях матушки-Земли.
Я следовал по бесконечному туннелю вниз, вперед, снова вниз, словно опускался все глубже и глубже в чрево чудовища. Может быть, мне придется перебираться через реку? Меня случайно не встретит какая-нибудь собачка с несколькими головами? Может, я тупею? Я подумал о Сьюзен, о ее странном оцепенении и боли. Подумал о ее силе, о том, как здорово она выглядит без одежды и как в глазах ее отражается интеллект и страсть. Подумал о вечности и о нас, вечных.
Вечных. В моем черном, неподвижном, неощутимом мире вечность прозвучала чистым звоном, и я снова подумал о ней. Вечность. Факт. Факт.
Мы со Сьюзен вечны. Значение этого факта предстояло еще осознать, но сам факт существовал, незыблемый, как вечность. Мы двинемся вместе, по одной дороге, после того как я убью человека в центре Земли. И вернусь наверх. Снова лестница. Медленно-медленно вниз. Рука на перилах, шаг за шагом, постукивая ступней. Молчаливо, как саламандра, медленно вдыхая и выдыхая, с приклеенными к животу патронами. Снова площадка. Иду на ощупь вдоль стены. Широко, изучающе, слепо распахнув глаза. Жизненные привычки. Бесполезные в полной темноте.
Вечность. Я унюхал запах лака для волос.
Лак для волос?
Я унюхал запах лака для волос. Время, проведенное в лабиринте, обострило восприятие.
Я унюхал банановый запах лака для волос, а затем осознал, что тьма перестала быть абсолютной. Я Bjjje еще ничего не видел, но безнадежность темноты пропала. А затем появился свет. Я заметил тонюсенькую полоску света у самого пола, пододвинулся к ней. Торопиться не надо. Не стоит портить игру, подобравшись к самому концу. Рва с водой не было. Как и чудовищ. По крайней мере, с этой стороны двери. Я протянул руку, дотронулся до нее. После проведенного в темноте времени тонкая полоска света под дверью казалась всем, о чем только может мечтать человек.
Медленно провел рукой по створке. Гладкая, металлическая. Напоминает противопожарную. С ручкой. Ухом я прижался к двери и прислушался. Негромкое гудение, как во время работы холодильника или посудомойки в сушащем цикле. А может быть, звук далекой, едва уловимой музыки. Вот только за этим гудением скрывалось еще что-то. Я дотронулся до "триста пятьдесят седьмого" в наплечной кобуре, затем передумал и оставил его под мышкой, под курткой.
Вторжения не ждали. Если я неслышно войду, меня могут даже не заметить. А могут и заметить. В таком случае я должен буду вытащить пистолет. Я взялся за ручку двери и повернул.
Створка отворилась, и я прошел сквозь зеркало.
53
Я ОЧУТИЛСЯ В ШКАФУ. ДВЕРЬ, В КОТОРУЮ Я ВОШЕЛ, С другой стороны оказалась зеркальной. Я провел пальцами по краю и отыскал защелку, ощупал край косяка и нашел зазор. Аккуратно задвинул язьгок, и дверь встала на место, превратившись в обыкновенное зеркало. Запах лака для волос усилился. Я попытался нажать на язычок, и он отошел. Я снова поставил его на место. Если придется резво удирать, надо знать, как закрывается и открывается эта дверь. Я снова открыл ее. Получилось. Я закрыл дверь и шагнул к выходу из шкафа. Он был огромен, как чулан, и в нем висело множество женских платьев. Именно от одежды исходил запах лака для волос.
Передняя стенка оказалась дверью с планками, как у жалюзи. Я стал вслушиваться. Гул не исчезал. Звук, который пробивался сквозь гул, превратился в голос ведущего телевизионной викторины. Я вслушался, но так ничего и не понял: звуки, издаваемые во время телевизионного шоу, мало похожи на человеческую речь.
За дверцей шкафа было тихо. Я приоткрыл ее. Это была спальня. Явно женская. В ней стояли две двуспальные кровати, одна из которых была застелена, надо сказать, скрупулезнейшим образом. Идеально разглаженные края серого одеяла. Вторая кровать оказалась разобранной, и огромная аквамариновая пуховая подушка высилась в изголовье мятым треугольником. Зеленоватые с цветочками простыни были смяты, наволочки измазаны тенями для век, помадой и пудрой. Корсет с поясом и резинками висел на спинке в ногах, а чулки - не колготки, - пристегиваемые к поясу, валялись на полу. На полу же лежал л иловатый с прозеленью ковер. "Очень мило, - подумал я, сплошной аквамарин".
В комнате стоял огромный стол красного дерева с резными ящиками. Его поверхность украшали косметика, бутылочки духов, огромные бигуди, а также несколько баночек пилюль с крышками, которые могут открыть только очень сильные мужчины. На подставке рядом со столом торчал телевизор, но он был выключен. Звук исходил из соседней комнаты. Над столом висело зеркало в раме из красного дерева, а на стенах по обеим сторонам кроватей - портреты большеглазых ребятишек. В стене по левую руку была распахнута дверь, ведущая в ванную. Там никого не было. С крючка свисали два купальных халата: один розовый, другой желтый.
Судя по всему, это была спальня Джерри и Грэйс Костиганов. Но кроме аккуратно заправленной кровати, присутствия Джерри не ощущалось. Хотя, быть может, я ошибся и это он спал на разобранной кровати с аквамариновыми простынями. И носил корсет с чулками.
Я потихоньку высунул голову и заглянул в соседнюю комнату. Она оказалась пустой. Телевизор вовсю транслировал мыльную оперу. Мыльная опера, орущая в пустой комнате, - разве это нормально? Я прошел забитый креслами с подголовниками, огромнейшими диванами и прочей ерундой зал, оставив за спиной мыльный cор. Следующая дверь. Комната, куда я вошел, оказалась гостиной: обитая кожей мебель, восточные ковры, медь, ореховое дерево и - как у всех подземных жилищ - низкие потолки. Справа - проход в столовую, слева - цельнометаллическая дверь. Я вышел в нее и очутился в залитом светом коридоре с арочным потолком. Видимо, он был близнецом того темного туннеля, по которому я сюда добрался. Впереди коридор расширялся настолько, что в него удалось втиснуть стол, на котором располагался телефон и лежал блокнот в голубом кожаном переплете. За столом спиной ко мне сидел здоровенный темноволосый мужик в белой, с короткими рукавами рубашке и надетой поверх нее наплечной кобурой. Семейный секретарь. Когда я проходил мимо, он повернулся и уставился на меня.
- Я приехал вчера вечером, - сказал я. - С Расселом.
Пистолет в наплечной кобуре оказался автоматическим браунингом сорок пятого калибра.
- Меня никто не предупреждал, - сказал охранник.
Я пожал плечами:
- Ты же знаешь Рассела.
Мужик коротко хохотнул:
- Его все знают.
Я ухмыльнулся:
- Меня хотел видеть Джерри. Куда идти?
- Он, наверное, в офисе, - сказал охранник. - Вторая дверь по коридору, а там спросишь у охранника.
- Спасибо, - поблагодарил я. - Тут целый лабиринт.
- Впервые здесь?
- Ага.
- Надо время, чтобы привыкнуть.
Я приветливо помахал рукой и засунул ладони в карманы, чтобы выпирающая битка в правом не выдала себя. Затем двинулся по коридору. Периодически в стальной стене прорезались крайне приветливые стальные двери. Я отпер вторую, выходящую в следующий туннель, и двинулся по нему. Очутившись вне поля зрения охранника, запихнул битку за пояс под футболку и наполовину застегнул молнию на куртке, чтобы выпуклость не была заметна.
Коридор оказался длинным и прямым с сужающейся перспективой. В нем тоже имелись двери. Пока я шел, стараясь выглядеть приветливым посетителем, выяснилось, что вся система, по-видимому, представляет собой серию комнат, соединенных туннелями. Беспрерывное гудение подающих воздух и энергию механизмов через день-два пребывания под землей переставало привлекать внимание. Впереди показался перекресток, тут же стоял следующий охранник в рабочей рубашке и брюках из рубчатого плиса.
У него был огромный кольт "магнум" в кобуре, стилизованной под Дикий Запад.
- Я приехал с Расселом, - объяснил я. - А сейчас Джерри вызвал меня к себе в офис.
- Хорошо, сэр, - сказал охранник. - Знаете, куда идти?
- Нет, мы с Расселом приехали вчера вечером, и он не успел показать мне этот лабиринт.
Охранник улыбнулся:
- Поначалу здесь можно заблудиться. Офис Джерри дальше по коридору. Третья дверь справа.
- Благодарю, - сказал я.
- Не за что, - отозвался охранник.
Третья дверь, сто ярдов по коридору, прогулочная ходьба, минута по времени. Кислорода в легких явно не хватало. Дышалось с трудом. Глоталось тоже. Может быть, потому, что во рту не осталось слюны. Глотка напоминала пересохший колодец. Убей или умри. Убей и умри. Не убей и умри. Миленькие перспективы. Я согнул руки.
А там наверху - Сьюзен.
Я еще сильнее сжал зубы. Скулы свело. Подойдя к третьей двери, я открыл ее и вошел.
За столом сидела секретарша, женщина средних лет. Господи, секретарша моего возраста. С позолоченной цепочки свисали очки с загнутыми вверх уголками. Она выглядела уверенной и дружелюбной, как артистка, рекламирующая кофе.
- Чем могу помочь? - спросила она.
- Джерри у себя?
- Сейчас он со своей семьей, - проговорила она участливо. - Может быть, вы подождете?
- Разумеется, - сказал я. - Кстати, он хотел, чтобы я вам кое-что показал.
Я подошел к столу, вытянув сжатую в кулак левую руку.
- Смотрите, - промолвил я, - когда откроется ладонь...
Она улыбнулась и посмотрела вниз. Правой рукой я выхватил из-под рубашки битку и резко ударил секретаршу в основание черепа. Она ткнулась в стол лицом и замерла. Я положил битку в задний карман, вытащил пистолет, прошел к двери во внутреннее помещение и открыл ее.
Джерри сидел за столом, положив ноги на крышку, и покуривал тонкую, явно дорогую сигару.
Грэйс расположилась в кожаном кресле, а Рассел привалился рядышком к стене.
- Хорошо у вас тут, - сказал я.
Джерри медленно повернулся и уставился на меня. Однако, прежде чем увидеть меня, он увидел пистолет, и, прежде чем узнать меня, он узнал дуло, направленное на него. А уж потом понял, кто этот пистолет держит. На лице узнавание, медленно сменяющееся изумлением.
Грэйс выдохнула:
- Господи, Джерри...
Рассел как-то странно, натянуто ухмылялся.
Лицо его сияло. Он не двигался, не произносил ни слова. Джерри смотрел на меня.
- Джерри, - сказала Грэйс. - Джерри, ради всего святого, сделай же хоть что-нибудь. Джерри, что ему нужно?
Несколько секунд Джерри смотрел на меня, а затем повернулся к Расселу.
- Это ты его провел, - заявил он.
Рассел усмехнулся ему в лицо:
- Нет, папа, не я.
- Ах ты гаденыш! Еврейский задолиз, - сказал Джерри.
- Джерри, - укоризненно произнесла Грэйс.
Но тот продолжал смотреть на Рассела.
- Мерзкий еврейский прихвостень, - повторил Джерри. Его голос слегка подрагивал.
- Дкерри, - на этот раз громче изрекла Грэйс.
Костиган взглянул на меня.
- Черт с ним, - сказал он. - Давай кончай это дело.
И я застрелил его. В его лбу появилась дырка, а от удара крутящееся кресло развернуло вполоборота. Он свалился на бок и повис на одном из подлокотников. Ни Рассел, ни Грэйс не пошевелились. Я обошел стол и еще раз выстрелил Джерри за ухо - контрольный выстрел. Чтобы наверняка. После чего повернулся к вдове и сиротке.
На лице Рассела по-прежнему сияла улыбка.
Руки все так же были сложены на груди, и он все так же опирался о стену. В едкой тишине я слышал его быстрое, неглубокое дыхание. На щеках появились яркие пятна. Лицо Грэйс скукожилось, словно печеное яблоко, в уголке рта появилась ниточка слюны. А ее поза напоминала сжатый кулак.
- Не смейте меня касаться, - сказала она.
Голос прозвучал, как наждак, елозящий по металлу. - Не сметь меня касаться. Даже не подходите.
- Мы уйдем вместе, - сказал я. -Втроем.
Если мне удастся выбраться отсюда, вы останетесь в живых. В ином случае - вы покойники.
- Лучше не прикасайтесь ко мне, - повторила Грэйс.
- Нет, я не пойду, - сказал Рассел. Его голос дрожал.
- Я застрелил его, - сказал я. - И ее застрелю. Так что выходим все вместе.
Рассел покачал головой:
- С этого момента ты предоставлен самому себе, супермен.
- Рыжик, - прохрипела Грэйс. Голос был наэлектризован до предела. - Ты сделаешь все, что он приказывает.
- Черта лысого, ма, - сказал Рассел. - Меня он убивать не станет.
- А как же твоя мамочка? - спросила она. - Разве тебе наплевать на мамочку?
Пятна на щеках Рассела стали расползаться и темнеть, словно его терзала жестокая лихорадка.
- Ма, - сказал он.
Она один раз резко хлопнула в ладоши:
- Слипай меня, Рассел Костиган. Ты пока еще мой сын. Сейчас, когда папочка мертв, ты все, что у меня осталось. И ты сделаешь все, что говорит этот человек. Не позволяй ему причинить мне боль.
Хрипота исчезла из ее голоса, сменившись сюсюканьем маленькой девочки, делающей упор на букве "л". Дыхание Рассела участилось. Лицо было полностью залито краской.
- Пошли, - сказал я.
Грэйс встала, взяла Рассела за руку и развернула сына к двери.
- Я знаю, что ты хочешь сесть в это кресло, - сказал я Расселу. - Но клянусь, если мы не выберемся из этой шахты, я пристрелю вас обоих.
- Только не касайтесь меня, - велела Грэйс.
Ее рука крепко сжимала руку Рассела. - Ведите себя прилично.
Секретарша в приемной все еще лежала лицом на столе. Когда мы вышли в коридор, я сунул "триста пятьдесят седьмой" в кобуру под куртку.
- Только покажите охраннику глазами, что что-то не так, - пригрозил я, - и все умрут.
Грэйс еще крепче сжала руку сына и прислонилась к нему плечом.
- Мы пойдем прямо в мою комнату, - сказала она. - Там есть запасной выход.
Подойдя к охраннику, я спросил Рассела:
- Ты смотрел по кабельному "Кьюбз"? Этот Сэндберг нормально играет?
- Как ваша семья, Ральф? - спросила охранника Грэйс.
Тот улыбнулся:
- Замечательно, миссис Костиган.
- Очень хорошо, - сказала Грэйс.
Я кивнул так, словно Рассел мне что-то ответил.
- Все-таки мое мнение, что главный заводила у них Бобби Дэрнье.
Выйдя за пределы слышимости охранника, Грэйс сказала:
- Ты видел, что сделал твой отец: он умер за меня, умер потому, что не хотел, чтобы этот человек причинил мне зло. Теперь твоя очередь. Будешь делать только то, что приказывает этот человек. Только то, что сделал бы на твоем месте отец. Только то, что прикажу я.
- То, что на моем месте сделал бы отец... - хмыкнул Рассел.
Мы с ним знали, почему умер его папаша.
Подойдя ко второму охраннику, мы повторили спектакль. На сей раз Рассел сказал: да, он видел "Кьюбз" по кабельному.
Мы вошли в апартаменты Костиганов. Я вытащил пистолет.
- Туда, - сказала Грэйс. - В моем шкафу. Не смотрите вокруг, я сегодня не прибиралась.
Изнутри туннель можно было осветить, и Рассел об этом знал. То, что во тьме казалось Дантовым Адом, в свете флаоресцентных ламп выглядело банальным коридором в несколько сотен ярдов. Выйдя на травянистый склон, под высокое небо с яркими звездами, я подумал, что, видимо, путешествие к центру Земли случилось несколько столетий назад и не со мной.
- Вот, мы выполнили ваше условие, - заявила Грэйс. Она крепко держала Рассела под руку. - Помогли вам бежать.
Я кивнул. Я смотрел на Рассела. Он - на меня, и стылость черт его лица еще очевиднее проступила при свете полной луны. Он смотрел на меня.
Наши взгляды сомкнулись. Похоже, он чего-то ждал.
Я тоже. Ни один из нас не знал точно, чего именно.
- Вы обязаны нас отпустить, - сказала Грэйс. - Вы сами обещали, что, если мы вам поможем, вы меня не тронете. Сами обещали.
Мы с Расселом еще немного поглазели друг на друга. Я почувствовал запах травы, когда легонький ночной ветерок подул в мою сторону.
- Вы сами обещали, - повторила Грэйс. - Рыжик, он ведь обещал?
- Иди отсюда, ма, - сказал Рассел, не отводя от меня глаз, - он тебя не тронет.
- Одна? - удивилась Грэйс. - Отсюда? В темноте? Нет, я не могу одна. Ты должен меня отвести.
Аромат травы сменился запахом росы, выпавшей во время моего пребывания под землей. Запах весеннего утра, который я запомнил с малолетства.
- До свидания. - Я медленно развернулся и пошел прочь.
- Спенсер, - сказал Рассел.
Я повернулся. Он держал пистолет. Небольшой, автоматический.
- брось это, - велела Грэйс.
Свой пистолет я пока не убрал. Нас разделяло футов десять.
- Что она скажет, если ты меня убьешь? - спросил Рассел.
- Рыжик, - позвала Грэйс.
- Я не убью тебя, - сказал я.
- Она заставила тебя пообещать? -г спросил Рассел.
-Да
- Прекратите, - приказала Грэйс. - Прекратите сейчас же. Рыжик?
- А я ничего не обещал, - заявил Рассел.
Я сунул пистолет в кобуру:
- Мы оба должны остаться в живых, чтобы она могла выбрать. Если у нее не будет выбора - беда.
Грэйс резко хлопнула в ладоши - так обычно привлекают внимание щенка.
- Рассел Костиган, - сказала она.
Рассел держал пистолет в вытянутой руке и целился в меня. Грэйс стояла от него в пяти футах и, сцепив руки замком на затылке, тихонько раскачивалась. Рассел водил пистолетом между нами.
- Она уже выбрала, - сказал он, едва поворачивая голову, следуя за движением пистолетного дула. - Еще в Милл-Ривер сказала, что возвращается к тебе. "Беретта", девять миллиметров.
- Сказала, что любит меня, но тебя - больше, - сказал Рассел. Дрожь исчезла из голоса. - Что ей помогла психиатр и что ты тоже изменился к лучшему.
Уголком глаз я видел, что Грэйс прекратила раскачиваться и теперь стояла неподвижно, не снимая рук с затылка.
- Я не мог ее отпустить, - сказал он.
Я кивнул.
- Приказал людям отца следить за ней, - продолжал он.
- Твой отец был против этого, - сказала Грэйс. Она опустила руки. Ему хотелось, чтобы ты сам во всем разобрался, но я сказала: "Джерри, это же наш сын. Если ты меня любишь, то сделаешь все как нужно".
Пистолет так и мотался туда-сюда.