- Рассел, - сказал Хоук.
   Сьюзен была заснята с запрокинутой назад головой - радостная и смеющаяся. Голова Рассела клонилась к ее плечу: он выдыхал сигаретный дым, струйка которого тянулась к самому нижнему углу снимка. Рассел оказался на удивление обыкновенным человеком. Моложавый, правда, с редеющей шевелюрой и неопределенными чертами лица.
   Странно, что такой тип мог понравиться Сьюзен.
   У Рассела было полным-полно шмоток - целых три встроенных шкафа. Все вещи повешены кое-как, многие слетели с вешалок и валялись мятыми на полу. Ботинки громоздились кучей.
   - Страшно трудно в наши дни отыскать хорошую прислугу, - констатировал я, оглядывая кучи обуви и одежды.
   Мы продолжили обход.
   На втором этаже смотреть оказалось не на что. В поисках мы провели почти час. Если Хоук и устал держать сорок четвертый под подбородком Костигана, он ничем это не выказал. Моя же левая рука стала неметь от держания костигановского ремня.
   На первом этаже, кроме огромнейшей гостиной, огромнейшей столовой и огромнейшей кухни, размещались еще кладовка и выходящая крылом в заднюю часть дома спальня из двух отдельных комнат. Одна принадлежала Костигану и была совершенно обыкновенная.
   Удобная и с правильно расположенной мебелью, но отмеченная печатью индивидуальности не больше, чем лучший номер в гостинице.
   Рядом с этой спальней имелась комната, по-видимому, используемая под кабинет, для которого она казалась слишком большой. На дубовом столе стоял телефон. Крутящееся кресло, дубовый шкаф, ксерокс и магнитофон. Мы вышли в гостиную.
   - Мея жена уже лежит в постели. Дверь справа от вас ведет в ее спальню, - сказал Костиган.
   - Ничего не поделаешь, мы должны проверить, - заметил я.
   - Мы войдем к ней втроем, - сказал Костиган. - Остальные подождут снаружи. Гарри, будешь наблюдать за нами сквозь открытую дверь.
   Седовласый кивнул. Остальные сделали несколько шагов в сторону.
   Мы открыли дверь и вошли. Миссис Костиган лежала в кровати и смотрела телевизор. Ее седые волосы были накручены на бигуди, на лице - толстый слой крема, и выглядела она лет на пятнадцать старше мужа.
   Под шелковой простыней чувствовалась солидная масса.
   - Джерри... Святые Иисус, Мария и Иосиф, - задохнулась она.
   Костиган, как регулировщик на перекрестке, поднял руку.
   - Грэйс, главное, не шевелись, - взмолился он. - Все не так плохо, как может показаться.
   - Вам придется присоединиться к нам, миссис Костиган, - сказал я.
   - Зачем это? - пролепетала женщина голоском маленькой девочки. - Я уже пижаму надела.
   - Накиньте поверх халат, - посоветовал я.
   - Только не смотрите, - сказала миссис Костиган. Хоук тихонько хмыкнул.
   Миссис Костиган стащила с кровати покрывало, обмоталась им и прошла к шкафу. Какимто образом, прежде чем покрывало окончательно свалилось с ее телее, ей удалось накинуть на себя зеленый велюровый халат. Никто ничего не заметил. Все вздохнули с облегчением.
   Комната миссис Костиган была выдержана в розовых тонах с серой деревянной обшивкой и розовыми же занавесями от пола до потолка.
   Ковер был серый, а мебель - белая. На кровати - розовые шелковые простыни. Огромный цветной телевизор и белый шкаф стояли у дальней стены напротив кровати. Миссис Костиган смотрела "Даллас". Рядом со спальней тоже находилось некое подобие кабинета или маленькой гостиной, из которой застекленные двери открывались в патио. Гостиная была выдержана все в тех же серо-розовых тонах: серые драпировки и розовый ковер. Одна стена была выполнена из цельного стекла, а возле нее стоял огромный туалетный стол: вокруг зеркала установлены лампочки, плюс лампа, больше смахивающая на прожектор.
   Здесь никого не оказалось, и это были последние комнаты в доме. Костиган, Хоук и я, плотно сбившись в одну кучу, стояли в центре гостиной, миссис Костиган - рядышком, а Гарри наблюдал за нами из дверного проема.
   - И что теперь? - спросил Костиган.
   - Теперь поговорим, и вы скажете нам, где она, - сказал я.
   - Где - кто? - удивилась миссис Костиган.
   - Сьюзен Силверман, - объяснил я.
   - Грэйс... - предупреждающе начал Костиган.
   - В охотничьем домике, - сказала миссис Костиган.
   Голоса супругов прозвучали практически одновременно.
   Миссис Костиган пораженно уставилась на мужа.
   - Выдай ее им, и они уберутся, - попросила она. - Неужели ты будешь защищать ее, а не меня?
   - Грэйс, помолчи, - велел Костиган тоном, приличествующим человеку, который превратил небольшой бизнес в огромную империю.
   - Расскажите мне об охотничьем домике, - обратился я к миссис Костиган.
   Казалось, миссис Костиган колеблется. Наконец она покачала головой. Я поднял руку и направил прямо на нее немигающий глаз двадцать пятого. Стоящий в дверях Гарри перевел оружие на меня.
   - Рассказывайте об охотничьем домике, или я вас пристрелю, - сказал я.
   - Гарри, позови остальных, - приказал Костиган. - Если он выстрелит, убейте его, даже если мне придется погибнуть.
   Левой рукой Гарри помахал в воздухе, приглашая своих-напарников, и в комнате возникли остальные охранники. Рядом с Гарри в дверном проеме встал нервный приятель с автомату.
   - Где находится домик? - спросил я.
   - Останови его, Джерри, - взмолилась миссис Костиган.
   - Нажмете курок, - предупредил Костиган, - все здесь и закончится. Все погибнут, и ваша подружка останется без поддержки.
   Я взглянул на Хоука.
   - Больше мы здесь ничего не добьемся, - сказал он.
   Я прыгнул к миссис Костиган. По-прежнему удерживая старика за шиворот, Хоук опустил правую руку с пистолетом, подвел ее сзади под пах Костигана и, приподняв миллиардера, швырнул его на Гарри и автоматчика. Развернув миссис Костиган к себе, я толкнул ее в том же направлении. Гарри, мистер и миссис Костиган, автоматчик - все повалились в дверях.
   "Узи" выплюнул серию пуль, которые проделали в потолке кривоватую линию, Хоук выскочил в двери патио, я - за ним, и мы тут же помчались к подъездной дороге и "бронко". Изза угла появился один из охранников, наблюдающих за периметром, и Хоук выстрелил в него из своего огромного сорок четвертого. Позади нас тоже раздался выстрел. Пуля прожужжала мимо и срикошетила от низенькой стены, окружавшей террасу. Мы успели завернуть за угол, прежде чем раздался следующий выстрел, а впереди уже показались дорога и черный "бронко". Хоук перепрыгнул через невысокую ограду и мягко приземлился на ноги возле машины. Я опустился рядом с ним, почувствовав, как удар откликнулся в мышцах живота. Мы сели в "бронко", и Хоук вывел машину на дорогу.
   - Ворота закрыты, - сообщил он.
   - Приткни "бронко" прямо к ограде, вытащи ключи из зажигания, и мы перепрыгнем через нее.
   Звонкая очередь из "узи" прозвучала сзади, и я почувствовал, как "бронко" вильнул и замотался на дороге.
   - Шины, - сказал Хоук.
   Мы подъехали к воротам, Хоук ударил по тормозам, нас занесло, и машина встала к ограде боком. Резким движением Хоук вынул из зажигания ключи, мы выпрыгнули из машины и вскочили на капот. С него ворота оказались нам по грудьк тому же здесь не было колючей проволоки. Мы без проблем перескочили ворота и с глухим стуком приземлились на другой стороне.
   Через десять футов мы выбежали из освещенной зоны и, окутанные тьмой, рванули к "вольво".. За нашими спинами два "узи" рвали темноту, беспорядочно поливая ее сквозь ворота. Мы слышали за поворотом, как пули пробивают листья и срезают ветки. К счастью, "вольво" стоял на месте.
   Треск "узи" сменился грохотом пистолетных выстрелов, но весь этот шум перекрыл вой далеких сирен. Мы вскочили в машину, выехали на бульвар Милл-Ривер и только тогда увидели первую полицейскую машину, мчавшуюся нам навстречу.
   - Как думаешь, они смогли отогнать от ворот "бронко"? - спросил Хоук.
   - Может быть, кто-то и смог завести его без ключа.
   - Для того чтобы заводить машины без ключей, нужно быть горожанином. Они на таких не похожи.
   Мы снова направлялись к Сто первому шоссе. Я уже начал привыкать к этой дороге. Хоук ехал со скоростью пятьдесят пять миль в час, мы мчались сквозь тихую калифорнийскую ночь, двигаясь наобум, не зная куда.
   - Надо бы взглянуть на этот охотничий домик, - сказал я.
   - Они знают, что мы появимся, - возразил Хоук.
   - И все-таки надо взглянуть, - настаивал я.
   - Для нас постараются придумать что-нибудь особенное, - предположил Хоук.
   - И могут переправить Сьюзен куда-нибудь еще, - добавил я.
   - И все-таки надо взглянуть, - согласился Хоук.
   14
   - ТЕБЯ БЕСПОКОИТ, что НАМ НЕ ИЗВЕСТНО МЕСТОнахождение этого домика, сказал Хоук, распростершись на сиденье "вольво".
   Мы стояли на парковке гостиницы "Рыбацкая верфь", притулившись в черной тени здания.
   Обычно в три часа утра полицейские в такие места не заглядывают.
   - Ничего, спросим о нем у доктора Хилльярд, - предложил я.
   - У психиатра Сьюзен? А ей откуда знать?
   - Вполне возможно, она и не знает, но люди говорят с психиатром о множестве вещей, а те знай себе запоминают.
   Сиденья в "вольво" откидывались назад, и мы почти горизонтально возлежали на них.
   - Жаль, - вздохнул Хоук, - что нам не удалось отобрать у Костигана немножко стволов.
   - Просто нам перестало везти.
   - Нам перестало везти с того самого момента, как мы попали в этот паршивый городишко, - уточнил Хоук.
   - Главное - готовность к лучшему, - сказал я.
   Было очень тихо. Иногда до меня доносился звук проезжающего по Эмбаркадеро грузовика.
   Тьма отдавала промозглым холодом, но включать обогреватель мне не хотелось: урчащий мотор автомобиля мог привлечь внимание полицейского.
   - Похоже, мы собрали в свой адрес довольнотаки неплохие обвинения,заметил Хоук.Нападение на полицейских, побег из тюрьмы, проникновение на территорию Костиганов, нападение на владельцев...
   - Интересно, а похищение нам пришить смогут? - полюбопытствовал я.
   - Это ты насчет задержания Костигана и его старухи? - спросил Хоук. Если попробуют, попадут впросак, это я точно говорю.
   - Но, по крайней мере, на нашем счету два убийства и вооруженное ограбление Лео и его телохранителя.
   - Если смогут доказать, что это мы, - хмыкнул Хоук.
   - Смогут, если очень постараются, -- сказал я.
   - Мне кажется, сан-францисские копы не будут чересчур опечалены тем фактом, что ктото замочил Лео.
   В одной из комнат гостиницы внезапно загорелся свет. Горел минуты две, затем погас. Когда мы отыщем охотничий домик, Сьюзен там уже не будет: Костиганы не дураки. Но мы не знали другого места, куда бы ткнуться. Итак, домик мы отыщем. Костиганы будут нас поджидать, возникнет заварушка, ситуация выйдет из-под контроля и, возможно, всплывут новые факты. Я вспомнил лицо на фотографии, лицо смеющейся Сьюзен рядом с Расселом. Вспомнил, как Хоук описывал ее с застывшей полуулыбкой и глазами, полными слез.
   "Все очень плохо, но я тебя люблю". Вспомнил Лео, когда я в него выстрелил. Я был обязан. По-другому не выходило. Эти шлюхи умерли бы, а ведь это мы их втравили в неприятности. Ночной сторож, гремя подошвами тяжелых ботинок, прошел по стоянке. Мы с Хоуком замерли, пока он не отошел. Шлюхи были не виноваты. Им просто не стоило становиться шлюхами. А может, у них были на то свои причины? Ведь я тоже не хотел стрелять в Лео. Но я должен отыскать Сьюзен.
   - Как, черт побери, получилось, что мы завязли здесь? - спросил я.
   - Я жертва социальных обстоятельств, - сказал Хоук.
   - Значит, ты костоломом стал из-за расизма? - yТОЧНИЛ я
   - Нет, костоломом я стал из-за того, что занятие это необременительное, а платят хорошо.
   И завяз я здесь только потому, что якшаюсь с белым громилой средних лет. Неужели твоя мама мечтала о таком будущем для своего сыночка?
   - Я не помню свою мать, - сказал я. - Меня воспитывали отец с двумя дядьями, братьями матери.
   - Жили с твоим отцом?
   - Ага. Плотничали вместе. Так мой отец и повстречался с моей матерью.
   - Она бросила вас или умерла? - спросил Хоук.
   - Умерла.
   Сторож прошел обратно мимо другого ряда автомобилей. Шаги тихо уплывали в темноту.
   - Ладно, домик мы отыщем, - пообещал Хоук. - Но я думаю, нам нужно экипироваться. Всякие там пули, куртки, ремень для тебя - в общем, что-нибудь такое.
   - Сначала узнаем, где она находится, - сказал я и поерзал на сиденье. Никогда не сплю на спине, потому и ворочаюсь.
   Солнце встало в пять тридцать. В шесть тридцать мы обнаружили местечко, где нас напоили кофе и накормили английскими булочками, а в семь тридцать я позвонил доктору Хилльярд из телефона-автомата на углу Бичстрит и Тэйлор. Ответила секретарша, и я попросил перезвонить мне, как только доктор появится.
   - Речь идет о Сьюзен Силверман, - сказал я. - А также о жизни и смерти. Так и передайте доктору Хилльярд.
   Я продиктовал номер телефона-автомата, повесил трубку и стал ждать. Два человека подходили к будке, поглядывая на телефон, но всякий раз я поднимал трубку, прикладывал ее к уху и вслушивался в гудок, пока они не уходили. В семь пятьдесят пять телефон зазвонил.
   Я поднял трубку:
   - Алло.
   - Это доктор Хилльярд.
   - Меня зовут Спенсер. Может быть, Сьюзен Силверман обо мне упоминала.
   - Мне знакомо это имя.
   - Он.попала в беду. Беда по моей части, не по вашей. Но мне необходимо с вами побеседовать.
   - А что значит "беда по вашей части"?
   - Рассел Костиган удерживает ее против ее воли, - пояснил я.
   - Так, может быть, эта ситуация возникла из той беды, что по моей части? - предположила она.
   - Именно, - сказал я. - Но сейчас она нуждается в моей помощи, чтобы потом получить помощь от вас.
   - Приходите в восемь пятьдесят в мой офис, - сказала доктор Хилльярд. - Думаю, раз вам известен мой номер телефона, вы должны и адрес знать.
   - Верно. Я буду. Видели меня по телеку?
   -Да.
   - Будете звонить в полицию, как только я повешу трубку?
   - Нет.
   15
   ХоУК ОСТАЛСЯ НА УЛИЦЕ, А Я ВОШЕЛ. ОФИС ДОКТОРА Хилльярд находился в большом розовато-лиловом викторианском доме на Джоун-стрит, около Филберт. Дорожка возле него, составленная из каменнь блоков два фута на восемь, вела к задней части дома, где висела табличка: "ПОЗВОНИТЕ И ВХОДИТЕ". Я сделал и то и другое. Очутился в небольшой бежевой приемной с двумя креслами и столиком посередине, на котором стояла чистая пепельница. Кресла и столик были выполнены в стиле датского модерна. Пепельница из разноцветной мозаики выглядела так, словно ее делали в младшей группе бойскаутов. Тут же стояла вешалка со слегка покосившейся верхушкой и напольная лампа. Одна из трех лампочек в ней перегорела. На столе лежали кипы журналов ."Нью-Йоркер", несколько "Атлантик мансли" и "Сайентифик американз".
   На противоположной стене, на полке, - кипы интеллектуальных журнальчиков для детей. Никаких тебе комиксов, никаких "Человекопауков".
   Не было даже "Нэшнл инкуайерер". Может быть, люди с плебейскими вкусами не сходят с ума или не лечатся. В углу приемной, напротив двери, широкая лестница вела на площадку шестью ступенями выше, затем сворачивала куда-то и пропадала из виду. Приемная и лестница были покрыты серо-белым, скрадывающим шаги ковровым покрытием. Я сел в кресло рядом с батареей.
   Через две минуты молодая женщина в черных слаксах и белой блузке спустилась по лестнице и, не глядя на меня, вышла на улицу. Наверху послышался шум открывающейся двери, затем - минутная пауза, и вот на площадке объявилась еще одна женщина.
   - Мистер Спенсер?
   -Да.
   - Поднимайтесь, - кивнула она мне.
   И я поднялся по ступеням. Доктор Хилльярд стояла в дверном проеме, к которому вел короткий коридор. Я прошел мимо нее в кабинет. Она закрыла за мной сначала одну дверь, затем другую. Конфиденциальность. Ни одной тайне не выскользнуть отсюда. "Доктор, я просто не выношу свою мать". "Доктор, я никак не могу кончить" . "Доктор, я боюсь". Двойные двери все сохранят в тайне. Так что можете спокойно выговариваться. "Доктор, я боюсь, что я педераст".
   "Доктор, я не выношу своего мужа". Бизнес, основанный на правде, За двойными дверями.
   "Доктор, я боюсь". Я спросил:
   - Никакой полиции?
   - Никакой полиции, - подтвердила она.
   Я сел в кресло рядом со столом. За спиной находилась кушетка. Господи ты Боже, действительно кушетка. За столом - огромный аквариум, в котором лениво плавали тропические рыбы.
   На стене висели дипломы, а рядом с двойными дверьми стоял книжный шкаф, забитый медицинскими книгами. Доктор Хилльярд села. Ей было лет эдак пятьдесят пять, шестьдесят. Белые волосы закручены во французский узел, на лице - в нужных пропорциях отменная косметика. Кожа покрыта естественным загаром. Она носила черную юбку, двубортный черный пиджак и полосатую черно-серебристую блузку, открытую у ворота, с выпущенным на лацканы воротничком. На шее покоилась толстая антикварная золотая цепь, с которой свешивался большой бриллиант. Серьги тоже оказались из старинного золота с бриллиантовыми вставками. На левой руке поблескивало обручальное кольцо из белого золота.
   - Что вы обо мне знаете? - спросил я.
   - Вы сыщик. Вы со Сьюзен были любовниками. В последнее время между вами как бы пробежал холодок. И тем не менее ваша связь до сих пор остается действительно впечатляющей. Если верить Сьюзен, то, несмотря на недостатки, вы по-настоящему хороший человек.
   Сила интеллекта доктора Хилльярд была почти осязаема. Она слегка напомнила мне Рейчел Уоллес. И не только ее, скорее -- Сьюзен. Богатство и сила интеллекта - это то, что мне так нравилось в Сьюзен.
   - Бьюсь об заклад, что насчет недостатков вы сами придумали, - заявил я.
   Доктор Хилльярд улыбнулась.
   - Та реальность, с которой мне здесь приходится иметь дело, достаточно сурова, - сказала она. - Мне на самом деле ничего не приходится выдумывать.
   Так реагировать на легкий подкол,..
   - Давайте я расскажу то, что известно мне, - предложил я. - Примерно год назад или чуть больше Сьюзен отправилась в Вашингтон поработать в больнице. Встретилась там с Расселом Костиганом, и у них завязался роман. Когда она получила докторскую степень, то перебралась сюда и осела в Милл-Ривер, работая в больнице имени Костигана. Мы время от времени перезванивались, писали друг другу, а когда Сьюзен поняла, что не может ни бросить меня, ни вернуться ко мне, она обратилась за помощью к вам.
   Примерно недели две назад она позвонила нашему общему другу Хоуку.
   - Этот негр появлялся вместе с вами в выпусках новостей, - вставила доктор Хилльярд.
   - Правильно. Так вот Сьюзен сказала ему, что нуждается в помощи, но не может обратиться ко мне, поэтому попросила приехать Хоука. Он приехал. Рассел Костиган поставил ему ловушку, и Хоука сцапали милл-риверские копы. Он убил человека, и его арестовали. Сьюзен прислала мне письмо. В нем говорилось: "Времени нет. Хоук сидит в тюрьме Милл-Ривер, Калифорния. Ты должен его вытащить. Мне самой нужна помощь.
   Хоук все объяснит. Все очень плохо, но я тебя люблю". Я приехал, и мы совершили побег, затем отправились в дом к Расселу, то есть к его отцу, Джерри, в надежде найти там Сьюзен, но не нашли, зато узнали, что ее держат в каком-то охотничьем домике. Мы ушли оттуда, приехали сюда, и вот теперь мне, кроме всего прочего, нужно узнать, где же этот охотничий домик находится.
   Доктор Хилльярд снова улыбнулась.
   - "Хоук все объяснит", - повторила она. - У нее не возникло и тени сомнения в том, что вы приедете и высвободите его.
   - Вам известно, где находится этот домик?
   Сьюзен когда-нибудь о нем упоминала?
   Доктор Хилльярд выпрямилась и сложила руки на коленях.
   - С такой историей вы, разумеется, не можете пойти в полицию. Но, быть может, я могу?
   - А куда именно? - спросил я. - Какую юрисдикцию предпочитаете? Если рассуждать логически, следует отправиться в полицейский департамент Милл-Ривер. Именно там жила Сьюзен. Но вся тамошняя полиция лежит в кармане Джерри Костигана. Они участвовали в засаде на Хоука.
   Она слегка выпятила вперед нижнюю губу, глаза пристально изучали мое лицо.
   - Охотничий домик находится в Каскадных горах, недалеко от Такомы, штат Вашингтон, в местечке Хрустальная Гора. Тамошняя полиция, если им сообщить о возможном похищении, может оказать помощь.
   Я помчал головой.
   - Может быть, Костиган и их тоже подчинил себе, - сказал я. - Ведь он хозяин, поэтому должен заставить слушаться всю округу. Не важно, кто в этой округе проживает.
   Доктор Хилльярд кивнула.
   - Кроме того, - продолжил я, - Сьюзен там не будет. Они ведь знают, что мы там появимся.
   - Зачем же тогда лезть на рожон? - спросила врач.
   - Нужно откуда-то начинать поиски.
   Доктор Хилльярд кивнула. Мы посидели молча. В аквариуме бесшумно плавала рыба.
   - Вы ничего не спрашиваете о Сьюзен, - удивилась доктор Хилльярд. Многие на вашем месте спросили бы.
   - Все, о чем вы с ней гов9рили, касается только ее, - сказал я.
   - А когда вы ее отыщете, что тогда?
   - Тогда она станет свободной и сможет снова прийти сюда к вам и рассказывать все, что у нее накопилось, до тех пор, пока сама не сделает выбор, какой пожелает.
   - А если этим выбором окажетесь не вы?
   - Думаю, она выберет меня, но ставить это под контроль не хочу. Я могу лишь посодействовать тому, чтобы ее выбор был свободным.
   - Все дело как раз в контроле, - сказала доктор Хилльярд. Это был не вопрос, не утверждение, а просто ее мнение.
   - Судя по всему - да, - согласился я. - Мне кажется, я переусердствовал в том, чтобы держать ее под контролем, и теперь я стараюсь исправиться.
   - Вы когда-нибудь проходили психотерапевтический курс, мистер Спенсер?
   - Нет, но привык много думать.
   - Разумеется, - улыбнулась доктор Хилльярд.
   Рыбы медленно плавали в аквариуме. Доктор сидела неподвижно. Уходить мне не хотелось. Каждую неделю, а может быть, даже чаще, Сьюзен приходила сюда. Интересно, садилась ли она в это кресло или ложилась на кушетку? Нетнет. Она не могла лечь, конечно садилась в кресло. Сейчас передо мной находилась женщина, которая хорошо изучила ее. Она знала Сьюзен с такой стороны, о которой я и понятия не имел.
   Не только я, но и все остальные. Эта женщина знала оашей совместной жизни. О наших отношениях. Об отношениях Сьюзен и Рассела.
   Я сидел, сцепив пальцы рук за головой. Непроизвольно напряглись бицепсы. Я увидел, что доктор Хилльярд это заметила.
   - Я думал о Сьюзен и Расселе Костигане, - объяснил я.
   - Сьюзен, - сказала она, - выросла в такой семье и среди таких людей, которые из-за своих фобий обращались с ней как с вещью, - вещью, которая может чем-то их порадовать, сделать им приятное или нужное, дать им почувствовать себя взрослыми. Она не научилась относиться к себе уважительно, как к самостоятельной личности, привыкнув быть зависимой от других. Взрослея и узнавая мир, она осознавала это все четче и четче. Именно на этом был построен ее первый брак. Потом она стала учиться на психолога и потратила на это годы. В то самое время, как ее внутренний мир стал постепенно обретать форму, ваша настойчивость и потребность в Сьюзен показались ей разновидностью контроля. Ей необходимо было уехать.
   - И Рассел ее спас, - съязвил я.
   - Он спас ее от вас. Теперь вы спасете ее от него, - сказала доктор Хилльярд. - Я согласна с вами в том, что сделать это необходимо. Ее ситуация бессмысленна без полной свободы. От кого бы то ни было, от чьего бы то ни было влияния.
   Было бы лучше, если бы она самостоятельно спаслась от него.
   Доктор Хилльярд выждала несколько секунд, а затем посмотрела мне прямо в глаза. Пауза затягивалась. Наконец она проговорила:
   - Меня раздирает на части. Конфиденциальность информации о Сьюзен является непреложным фактом. Но для того, чтобы спасти ее душу, следует сначала позаботиться о ее бренном теле.
   Я промолчал. Я знал: что бы я сейчас ни сказал, это будет расходиться с мнением доктора Хилльярд.
   - Для вас главное - помнить, что она боится оказаться в зависимости, несмотря на всю привлекательность этого состояния для нее. Спасая ее, вы не развеете этих страхов, наоборот, ей вы покажетесь еще более цельной, более опасной фигурой, а все потому, что она подобной цельности не добилась.
   - Гофрди Боже, - вздохнул я.
   - Вот именно, - согласилась доктор Хилльярд.
   Солнце просочилось сквозь жалюзи окна, находящегося за спиной доктора Хилльярд, и расплескалось по бежевому ковру.
   - Она хотела, чтобы ее спасли, - сказал я, - но не хотела, чтобы этим занимался я.
   Потирая костяшками пальцев подбородок, я на какое-то время застыл в кресле.
   - Но если я не спасу ее...
   - Не путайте. Ее следует спасти. Принуждение не бывает положительным. А все, что мне о вас известно, говорит о том, что вы - наиболее подходящая фигура для этого дела. Я рассказала вам обо всем лишь для того, чтобы предупредить, что может возникнуть впоследствии. Если вы преуспеете в своем деле.
   - Если я не преуспею, то умру, - произнес я. - Таким образом, это меня тяготить не будет. Лучше нацелиться на успех.
   - Наверное, - сказала доктор Хилльярд.