Парнов Еремей Иудович. Александрийская гемма

   - Значит, мы его не возили, - категорически заявил главврач, втайне довольный скорым разрешением дела, ничего не сулившего, кроме лишних беспокойств. - Не наш больной.
   - Но свидетели утверждают, что видели, как на Пролетарской площади именно его укладывали в карету, - возразил Гуров. - Так что давайте разберемся.
   - А они не врут, ваши свидетели?
   - Помилуйте, зачем? - Гуров сохранял завидное терпение. - Ведь совершенно посторонние люди.
   - Мало ли... Встречаются, знаете ли, субчики с чрезмерно развитой фантазией. Мы это во как знаем, - главврач неуклюже согнулся и стукнул ребром ладони себя по затылку. - Вы даже не представляете, сколько бывает напрасных вызовов!
   - Сочувствую, - осторожно вмешался Крелин. - Но данный случай, надеюсь, сюда не относится?
   - Нет его, вашего случая, - почему-то обиделся главврач. - Я привык доверять своим сотрудникам.
   - И мы не сомневаемся в их добросовестности, - заверил Гуров. - Но не верить показаниям свидетелей тоже нет оснований. Надеюсь, у вас ведется регистрация?
   - А как же! - Главврач поспешно вызвал по селектору дежурную медсестру. - Принесите книгу вызовов! - властно распорядился и забарабанил в ожидании пальцами.
   Минут через пять в кабинет вступила неприветливая, излишне полная женщина.
   - Как, вы говорите, его фамилия? - спросил главврач, забирая у нее объемистый и изрядно потрепанный журнал.
   - Солитов Георгий Мартынович, - подсказал Крелин.
   - Так! - шеф волжанской "Скорой помощи" принялся водить пальцем по строчкам. - Ну, что я говорил? - Дойдя до конца, он захлебнулся торжествующим смешком. - Нет такого!
   - А если у человека вдруг не окажется документов? - спросил Крелин.
   - Регистрируем как безымянного.
   - Тогда поищите среди безымянных.
   - Я могу уйти? - угрюмо спросила сестра.
   - Нет, ждите! Я вам скажу, когда будет можно!
   - Трубку за меня Фантомас сымать будет?
   - Разговорчики! - прикрикнул главврач. - Только этого не хватало! Посмотрите среди безымянных. - Он перебросил книгу на соседний стол. Если был человек, значит, найдется и запись, а нет записи, так и суда нет.
   - Не записано, - изрекла приговор медсестра, закончив просмотр, и неприязненно отвернулась.
   - Вы свободны, Анфиса. - Главврач удовлетворенно отряхнул руки. Будут вопросы?
   - Какие документы еще заполняются на больных, кроме записи в книгу? спросил Гуров.
   - Ну, есть сопроводительные листы. Один экземпляр сдается в больницу, другой остается у нас.
   - Проверьте, пожалуйста, - проявил вежливую настойчивость Гуров.
   Главврач вначале раздраженно поиграл лицевыми мускулами, потом все же смилостивился и позвонил в регистратуру. Но результат вновь оказался отрицательным. Вопреки утверждению Горбунова, узнавшего в размноженном для всесоюзного розыска портрете человека, которого видел три дня назад лежащим без сознания на Пролетарской площади, Солитов ни под каким видом в волжанской "Скорой помощи" не значился.
   - Может, его еще какая машина взяла? - высказал напоследок предположение главврач. - Не наша?.. Вы поспрошайте в больницах.
   - Поспрошаем, - почти в один голос пообещали Гуров и Крелин. Они знали, что местный угрозыск уже и без того ищет по всем лечебным учреждениям.
   Первый намек на след обнаружился в пункте травматологии, где вконец задерганный дежурный врач опознал, хоть и с известной долей сомнения, предъявленную ему фотографию.
   - По-моему, он у нас был. Травма черепа, если память не изменяет. Я, правда, не смог им заняться, потому что в тот день, как назло, было много несчастных случаев. Сами понимаете, что это для нас значит. Мы буквально разрывались на части... Полной гарантии дать не могу, но лицо определенно знакомое.
   - Кто его доставил, не помните? - спросил Крелин.
   - "Скорая помощь", надо думать. Помнится, он был без сознания. Вся голова в крови, над левой бровью ссадина. Я первым делом велел обработать раны. А потом привезли девочку со сложным переломом голени, и я его больше не видел.
   Подняли документы, хотя было уже далеко за полночь. Куря сигарету за сигаретой, Гуров сам перелистал журнал, не слишком полагаясь на клевавшую носом сестру. Таинственный пациент с ранением черепа не значился, однако, и в этих списках.
   - Чертовщина какая-то! - Борис Платонович снял очки и устало зажмурился. - Девочка с голенью есть, а его нету. Как это может быть?
   - Кроме вас, кто-нибудь еще дежурил в тот день? - сохраняя полнейшую невозмутимость, включился в разговор Крелин.
   - Галина Марковна. Мы с ней постоянно в одной смене работаем.
   - И сейчас тоже? - Крелин обменялся с Гуровым понимающим взглядом.
   - Конечно. Она у себя в кабинете.
   - Ее можно сюда пригласить?
   - Почему же нет? Только вам придется немного подождать.
   - Сложный случай? - Крелин сочувственно улыбнулся. - Мы подождем.
   - Алкоголик из окна вывалился, - дал соответствующее пояснение врач. - С третьего этажа... Вы извините, но мне тоже пора бежать. Трехлетнего мальчика привезли на милицейском мотоцикле. Папин свисток проглотил, понимаете... И смех, и грех.
   - Работка, - заметил Крелин, оставшись вдвоем с Гуровым.
   - Не позавидуешь, - согласно кивнул следователь, ощущая, как мозг заволакивает расслабляющая дымка. - Выйду покурить чуток. - Он привычно хлопнул себя по карманам.
   Крелин молча смежил отяжелевшие веки.
   Галина Марковна явилась не скоро, когда ночь пребывала в самой глухой поре. Охваченные настороженным оцепенением криминалист и следователь встрепенулись, как по команде, когда раздался уверенный стук каблуков, гулко отозвавшийся в пустоте коридора.
   - Это вы меня ждете? - В ореоле воспаленного света возникла высокая женщина с нездоровым румянцем. Она была явно взвинчена и не расположена к долгим пересудам.
   - Видно, тот еще фрукт вам достался! - Крелин шагнул ей навстречу.
   - Не то слово!.. Вы из милиции?
   - Из милиции.
   - Тогда можете забрать свое сокровище. Ничего серьезного. Таким почему-то всегда везет. Счастливо отделался.
   - Простите, Галина Марковна, но мы совсем по другому вопросу. - Гуров поспешно достал фотографии. - Вам знаком этот человек?
   - Где-то я его как будто видела. - Она неуверенно пожевала губами. Нет, не припоминаю.
   - Травма черепа, - подсказал Крелин. - Ссадина над левой бровью...
   - Ах, этот! - вспомнила Галина Марковна. - Ну конечно, ко мне его доставили после перевязки, когда он был уже весь в бинтах... Однако у того было немножко другое лицо. - Она еще раз внимательно взглянула на снимок. - По-моему, это не он.
   - Вы уверены? - Крелин вновь переглянулся со следователем.
   - Определенно. - Она щелкнула ногтем по фотографии. - Здесь круче излом бровей и форма носа иная: горбинка и более широкий разворот крыльев.
   - Очень может быть, Галина Марковна! - вспыхнул Гуров, то ли в приливе восторга, то ли, наоборот, негодующе. - Вы исключительно наблюдательная женщина!
   - Я специалист по черепным травмам. - Она охладила его неуместный порыв высокомерным взглядом.
   - Тогда тем более мы должны положиться на ваше авторитетное заключение. - Гуров привычно потянулся за сигаретой, но опомнился и лишь огорченно махнул рукой. - Если бы не одна досадная мелочь. Почему больной, о котором идет речь, нигде не значится?
   - Понятия не имею. В мои обязанности не входит вести запись.
   - Кто же знает в таком случае?
   - Поинтересуйтесь у сестры. Я вам ее подошлю. - Галина Марковна возвратила снимок, обнаружив намерение удалиться.
   - Одну минуточку! - деликатно остановил ее Крелин. - Извините... Нас вовсе не интересуют регистрационные процедуры. Нам человек нужен, Галина Марковна.
   - Какой? - мгновенно и точно отреагировала она. - Этот, что на карточке, или тот, кого мы обследовали?
   - Безусловно, этот. - Крелин машинально взглянул на фотографию. Вашего мы ищем, чтобы исключить всякую возможность ошибки. Где он может находиться в данный момент, как по-вашему?
   - Узнайте в психоневрологическом. Скорее всего мы переправили его туда. Правильно, так оно и было.
   - На чем переправили? - спросил Гуров.
   - Да на той же машине!
   - Понятно, - кивнул Крелин. - Но почему именно в психоневрологический? Для этого, очевидно, были какие-то основания?
   - Без оснований, товарищи, ничего не делается. Во-первых, больной, придя ненадолго в сознание, был очень возбужден. Судя по всему, его мучили нестерпимые боли. Установить с ним контакт не удалось, хотя каких-либо внешних нарушений я не обнаружила. При рентгеноскопии костей черепа повреждений тоже не выявилось.
   - Значит, у вас должен остаться рентгеновский снимок?! - обрадованно воскликнул Гуров.
   - Не думаю. В подобных случаях мы все отправляем вместе с больным. Порой от какой-то минуты зависит человеческая жизнь.
   - М-да, у вас времени зря не теряют, - саркастически процедил Гуров. - Наверное, сестра даже не успела оформить как следует!
   - Не знаю, спросите у сестры. Мы сделали все, что полагается: обработали раны, наложили повязку, ввели обезболивающее. Специалистов по нейрохирургии у нас нет, психиатров - тоже.
   На том и расстались к обоюдному облегчению.
   - А ночь хороша! - Выйдя наружу, Гуров полной грудью вдохнул теплый, насыщенный сыростью воздух. - Тихо-то как, господи! И звезды! - Он достал сигареты и присел на ступеньку возле дряхлого облупившегося льва. - В гостиницу поедем?
   - Куда же еще?.. Вздремнуть часок-другой не мешает.
   - Что верно, то верно. Утро вечера, как известно, мудренее. Может, и нам блеснет улыбка удачи на путях скорби.
   - Вряд ли, Борис Платонович, не обольщайтесь. В своем деле эта дама действительно разбирается.
   - Ошибка, значит? Тухлый номер?
   - Выходит, так.
   - Возможно, вы и правы, - со вздохом признал Гуров. - А жаль!
   - Еще бы!
   - Проверить все равно необходимо, хотя, признаюсь, особых надежд не питаю. Дурацкая ситуация! Такое ощущение, словно преследуешь пустоту. Погоня за призраком. Вам не кажется?
   - К сожалению, нет. От посещения "Скорой помощи" у меня осталось впечатление несколько иного рода. По-моему, там здорово попахивает самым типичным разгильдяйством. Безответственность полнейшая.
   - Эти в травмопункте тоже хороши! Экая бездушная бабенция... Хотя понять можно. Работы у них выше головы. Чуть ли не со всей трассы везут. Я по журналу проверил. Почти сплошь дорожные инциденты. Пьяные водители, неуверенный в себе частник...
   - А тут еще листопад и как следствие - аварийный пик.
   - И все же разве можно так отфутболивать человека? Хотелось бы знать, кто он...
   - Завтра узнаем.
   Но напрасны были упования на утро. Оно не принесло ясности. В психоневрологическом диспансере материальных следов таинственного пациента тоже почему-то не обнаружилось. Прямо наваждение какое-то! То ли срок его пребывания в означенном учреждении оказался слишком непродолжительным, что и помешало сделать соответствующую запись, то ли внесенные в журнал строчки улетучились под влиянием трансцендентальных сил.
   Последнее предположение следовало безжалостно отбросить, что Гуров и сделал, крепко взяв в оборот заместителя главврача.
   - Значит, вы признаете, что у вас был такой больной? - быстро разобравшись в обстоятельствах, поставил он вопрос перед явно страдающим ожирением замом.
   - Несомненно.
   - Его доставили в машине "скорой помощи" из травматологии?
   - По-видимому, так, раз они утверждают.
   - Но записи нет?
   - Записи нет, хотя дежурная сестра Глазунова Лариса Ивановна была обязана это сделать.
   - Вы слышите, гражданка Глазунова? - Борис Платонович медленно перевел взгляд на миловидную девушку в кокетливо облегающем халатике.
   - Я хотела записать, когда будет заполнена медицинская карта. - Она обиженно заморгала, не чувствуя за собой никакой вины.
   - Карту заполнили? - Гуров вновь переключился на зама, который то и дело вытирал платком солидную лысину.
   - Поймите же наконец, что в этом не было никакого смысла!
   - Почему, позвольте узнать?
   - Да потому, что больной был направлен явно не по адресу! Мы сразу поняли, что это не наш больной. В травматологии не разобрались должным образом и спихнули нам.
   - Теперь понятно. Вы обнаружили ошибку, разобрались как следует и перепихнули дальше. Я правильно понимаю?
   - Почему? - Нарочито кроткий тон следователя не обманул тучного медика.
   - Я не знаю почему, но так получается. И кому же вы его, бедного, отпасовали?
   - Вам не кажется, что вы разговариваете со мной в недопустимом тоне?
   - Не кажется, - с обдуманной резкостью оборвал Гуров. - Я лишь повторяю ваши слова. Или спихивают только в травматологии? Вы, значит, переправляете по принадлежности? - Он постарался поточнее передать интонационное звучание. - Если так, то прошу прощения... Короче говоря, куда направлен больной?
   - В первую больницу. У них хорошая терапия и есть опытный консультант по нейрохирургии.
   - Поедем туда, Борис Платонович, - сказал молчавший до тех пор Крелин. - Не будем терять времени. Ведь все ясно: больной не их, его переправили по принадлежности, а эта милая девушка, не обнаружив заполненной карты, забыла сделать запись в журнале. С кем не бывает?
   - Да. - Гуров медленно и как-то не очень охотно поднялся. - Дело действительно ясное. Но мы еще вернемся сюда...
   Возвратиться в обитель печали им однако же не пришлось. Ни радости, ни горести людские не могут длиться до бесконечности. Рано или поздно, но всему приходит срок перемен. И в этом свойстве жизни таится великое утешение. Будь иначе, она могла бы обернуться нескончаемой мукой.
   В первой больнице мистический туман развеялся без следа. Все объявилось, как по щучьему велению: запись в книге, история болезни за номером девять тысяч семьсот двадцать три, амбулаторная карта и даже сопроводительные листы, которые недоверчивый Борис Платонович совершенно напрасно отнес к категории мифических. Они пребывали в первозданной целости, то есть в двух экземплярах, потому что перевозившая больного бригада, точнее входившая в нее сестра, позабыла в хлопотах оторвать положенную половину. Так и передавали человека из рук в руки вместе с бумагами (рентгенограмма черепа тоже нашлась), и никто не обратил внимания на "пустяк".
   А "пустяк" этот наглухо обрубил за безвестным страдальцем концы. Распутать столь безнадежно, хотя и без всякого умысла, запутанный узел воистину мог лишь следователь, притом столь цепкий и многоопытный, да еще с помощью криминалиста из уголовного розыска.
   Не склонный к проявлению сантиментов, Гуров настолько расчувствовался, что даже поцеловал руку пожилой даме, заведовавшей отделением, в котором - в это все еще было трудно поверить - находился в данную минуту больной.
   - Спасибо вам за вашу доброту! - едва не прослезившись, поблагодарил он, выслушав подробный рассказ о предпринятых медицинских мерах.
   - Никакой моей доброты тут нет, - отклонила она незаслуженную похвалу. - Просто самый элементарный долг.
   - Но ведь без документов человек, и даже имя его неизвестно!..
   - Ну и что? Медицинская помощь гарантирована у нас всем без исключения. Был бы человек, а документы найдутся.
   - Вот это правильно! - восхитился Гуров. - А на него можно взглянуть хоть одним глазом?
   - Вообще-то мы стараемся в реанимацию не особенно допускать, но у вас, как я понимаю, исключительный случай?
   - Совершенно исключительный, - заверил Борис Платонович. - И всего на какую-нибудь секунду.
   Глава четырнадцатая
   ___________________________________
   "ЗОЛОТОЙ ЭЛИКСИР"
   Надеясь перехватить Бариновича до начала рабочего дня, Люсин вышел из дому затемно, когда в простом геометрическом узоре спящих окон можно было насчитать лишь два-три освещенных квадратика. Служебная машина на такой случай была не предусмотрена - чином не вышел, а ехать предстояло через весь город. Сначала на метро с двумя пересадками, затем автобусом.
   Записанное все на том же газетном клочке имя ничего не говорило ему, и он совершенно не представлял себе, с кем придется иметь дело. Звонить в справочную почему-то не захотелось. Да и что существенного она могла сообщить? Разве только место работы?
   Люсин не знал, что у Бариновича два присутственных дня в неделю и застать его дома отнюдь не проблема. Для этого не только не требуется вставать ни свет ни заря, но вообще удобнее явиться с визитом попозже, поскольку Гордей Леонович предпочитает работать ночью, а утром поспать.
   Уже рассвело, когда Люсин добрался до Теплого Стана. К счастью для него, события этого дня складывались так, что привычный распорядок в семье Бариновичей оказался подорванным на корню. Виновником переполоха был старший сын, Валя, образцовый первоклассник, ревностно переживавший золотую зарю ученичества. Получив от учительницы домашнее задание по части озеленения класса, он учинил такой разор, азартно передвигая горшки, что переполошил всю квартиру. Опрокинув мамин любимый столетник, он заодно ухитрился засыпать землей глаза младшему брату, Марику. Как потом выяснилось, разбуженный бурной деятельностью Марик проявил некоторое неудовольствие, за что и был немедленно покаран. На его рев выскочила пятилетняя Танечка и, приняв посильное участие в завязавшейся потасовке, тоже залилась горестными слезами.
   Однако юный тиран недолго праздновал торжество грубой силы. Видавшая и не такие виды хранительница домашнего очага, Ирина Борисовна молниеносно воздала каждому по деяниям его. Возмутитель спокойствия был временно интернирован в ванной, последствия стычки, включая перепачканные черноземом простыни, ликвидированы, а все пострадавшие получили медицинскую помощь.
   Баринович вышел из опочивальни, по-совиному щурясь на свет, когда в семье вновь воцарились мир и благоволение. Лишь на лице темпераментного первенца не истаяли до конца мрачные знаки. Надменно отказавшись от утренней трапезы, он не только не добился признания своих особых, сопряженных с общественным положением прав, но был вытолкнут в школу на целый час раньше, причем без вожделенного цветка. Вместо предвкушаемого триумфа ему предстояло испить нестерпимую желчь унижения.
   С мрачным видом шагнув за порог, он чуть было не налетел на незнакомого дядю, который уже тянулся к пуговке звонка. Оба были обрадованы и смущены неожиданной встречей.
   - Папа дома? - поспешно отступив в сторону, несколько заискивающе спросил Люсин. - Он не спит?
   - Пап! К тебе пришли! - возликовал изгнанник и, потянув гостя за пуговицу, торжествующе возвратился назад.
   Ирина Борисовна не посмела ему воспрепятствовать. По неписаному правилу, всякое выяснение отношений при чужих считалось недопустимым.
   - Извините за столь раннее вторжение. - Люсин с сомнением покосился на блистающие лаком янтарные полы, не зная, надо ли ему разуваться. - Могу я видеть Гордея Леоновича?
   - Вы, наверное, за отзывом? Проходите, пожалуйста. - Ирина Борисовна провела его в маленькую, сплошь заставленную книжными полками комнату, где не так бросались в глаза следы утреннего беспорядка. - Присаживайтесь, он сейчас выйдет, - улыбнулась она, поспешно прибирая раздвижной диван.
   Затылком она ощущала, как несносный мальчишка, нагло хрупая сахаром, заталкивает в ранец горшок с традесканцией. А ведь ему уже дважды выдавались деньги на покупку в цветочном магазине! Ничего не поделаешь, приходится терпеть.
   Торопливо и уже с готовой улыбкой вошел Баринович. Отличаясь скверной памятью на лица, он на всякий случай поприветствовал Люсина, как доброго знакомого.
   - Хорошо сделали, что зашли! - Гордей Леонович энергично потряс в пожатии руку и выжидательно примолк.
   - Мне сообщили о вашем звонке, - коротко объяснил Люсин и нерешительно, словно что-то ему мешало, потянулся за служебным удостоверением. Этот чудаковатый человек с воспаленно припухшими веками определенно не подходил ни под какие стандарты. С удостоверением лучше было повременить.
   - Я вам звонил? - удивился Баринович и тотчас, словно устыдившись своей забывчивости, закивал круглой, коротко остриженной головой. Вообще-то звонил, надо думать.
   - Я по поводу профессора Солитова, - осторожно намекнул Владимир Константинович, запоздало кляня себя за то, что явился без всякой подготовки.
   - Ах, как это я сразу не догадался! - всплеснул руками Гордей Леонович. - Значит, вы от Натальи Андриановны?
   - Конечно, - уверенно подтвердил потрясенный в душе Люсин, чувствуя, что вляпался, не спросясь броду, в какой-то очень круто заверченный омут. - Мы с ней неплохо знакомы, - предпочитая не кривить душой без крайней нужды, он выбрал именно такую формулировку.
   - Понятно, иначе бы она не дала мне ваш телефон.
   - Ну, не обязательно, - уклончиво протянул Владимир Константинович, не уставая изумляться. Внутренний облик Бариновича, которого связывали с Наташей какие-то совершенно неизвестные отношения, стал еще более загадочен. Обычная квартира, примечательная разве что обилием книг, ничего не проясняла.
   - Если я правильно понял Наталью Андриановну, - Баринович пропустил реплику мимо ушей, - вам может пригодиться даже самая незначительная с виду подробность. По-видимому, это действительно так, потому что нет более трудной задачи, чем воссоздание прошлого. Близкого ли, далекого - не в том суть.
   - Вы совершенно точно поняли.
   - Тогда будет лучше, если я попытаюсь почти дословно восстановить тот телефонный разговор. С моим знакомым. Он, кстати сказать, даже не подозревал, что с Георгием Мартыновичем могло что-то такое случиться. Как и я, впрочем. Странная вещь: человека уже нет, а о нем говорят, как о живом. И все потому, что не знают. Это похоже на свет сколлапсировавшей звезды. Она безмятежно горит в ночном небе, а мы и не догадываемся о чудовищной катастрофе, которая случилась миллионы лет назад. Просто информация не успела дойти, хотя и несется со скоростью света.
   - Очень образно, - оценил Люсин, мысленно сделав стойку. Ничем не выдавая своего интереса, он выслушал короткий рассказ о телефонном звонке неизвестного пока Пети, предложившего продать травник с печатью метра Макропулоса. Ценность сведений едва ли можно было завысить. Не говоря уже о том, что стало ясно, для чего Солитову спешно понадобились деньги, обозначилась еще одна неизвестная доселе нить.
   - Когда вы виделись с Натальей Андриановной в последний раз? - Люсину прежде всего было необходимо прояснить общую диспозицию.
   - Позавчера. Мы вместе возвращались из гостей. А наутро я уже вам звонил. - Баринович по-своему понял вопрос. - Но вас, к сожалению, не оказалось на месте... Надеюсь, мое сообщение не слишком запоздало?
   - Ни в коей мере, - Люсин задумчиво покачал головой. - В самый раз. Большое спасибо, Гордей Леонович. А Наталья Андриановна молодец, что надоумила вас! Не премину высказать ей благодарность.
   - А может, не надо?
   - Это еще почему?
   - Видите ли, - Баринович смущенно замялся. - Я далеко не уверен, что вы этим доставите ей удовольствие. Наталья Андриановна женщина исключительной деликатности. Очевидно, у нее были причины настаивать на том, чтобы я сам рассказал вам обо всем. Вернее, не причины как таковые, а психологически точное ощущение того, что подобает, а что по тем или иным причинам неприемлемо. Вы меня понимаете?
   - Пожалуй, - согласился Люсин. - Вероятно, вы правы.
   Баринович все острее будил его любопытство. Наивная распахнутость естественно сочеталась у него с углубленной чуткостью и широтой мысли.
   - Петю этого вы хорошо знаете? - Владимир Константинович зашел с другой стороны, хоть его и покоробила примитивная обнаженность вопроса. Уж очень по-милицейски выходило, в худшем, разумеется, смысле. Тем более что имя книжника вырвалось у Гордея Леоновича определенно ненароком.
   - Я бы сказал, давно, - мягко поправил Баринович. - Одно время он поставлял мне необходимые для работы книги. Это лучший знаток библиографических редкостей, какого я знаю.
   - Постарайтесь понять меня правильно, - затаенно страдая, воззвал он к разуму собеседника, - мне нужны более подробные сведения: фамилия, адрес, можно телефон... Нет-нет! - предвидя реакцию, Владимир Константинович протестующе воздел руку. - Я не произношу слово "спекулянт", хоть оно и просится на язык, и вообще, даю честное слово, мне нет никакого дела до побочных занятий вашего знакомого. Он интересует меня только в связи с Георгием Мартыновичем. Исключительно!
   - Понимаю вас, - наливаясь краской, опустил голову Баринович. - Но позвольте не отвечать. Я должен хорошенько обдумать.
   - Я вас тоже глубоко понимаю, Гордей Леонович. Если есть внутренние препятствия, лучше вообще снять проблему. Целиком. Как говорится, замнем для ясности, - Люсин взмахом развеял воображаемый дым.
   Он мог позволить себе этот красивый жест. Книжник такого класса, да еще имя названо, не долго останется неизвестным. Бариновичу, при всем его уме, и невдомек, как это поразительно просто. Времени жаль и лишних усилий, но чем не пожертвуешь ради главного.
   - Ценю ваш такт, - без тени иронии Гордей Леонович приложил руку к сердцу.
   - Помните у Ильфа? "Скажи мне, что ты читаешь, и я скажу, у кого ты украл эту книгу", - пошутил Люсин, задержав взгляд на истрепанных корешках. - Или это они вместе с Петровым?..
   - Честно говоря, не помню, - улыбнулся Баринович. - Я давно преодолел соблазн перечитывать. На новинки и то времени не хватает. Едва успеваю следить по специальности... Когда писал поэму "Шестнадцатый век", так вообще к книгам не прикасался. Мешает чужое, навязывая свой строй. Противоестественно застревает в зубах.