(36) Спрашиваю себя, не пропустил ли еще чего? Едва не пропустил. В последний день Сальвий Либерал накинулся на остальных послов за то, что они не привлекли к суду всех, кого поручила провинция, а так как он человек горячий и страстный, то им пришлось туго. Я взял под охрану этих прекрасных, исполненных благодарности людей: они заявляют, что обязаны мне спасением от этого смерча.
   (37) Кончаю, кончаю по-настоящему; буквы не прибавлю, если даже вспомню, что пропустил что-то. Будь здоров.
   10
   Плиний Вестирицию Спуринне и Коттии1 привет.
   Когда я был у вас в прошлый раз, я не сказал вам, что написал кое-что о вашем сыне2, - не сказал потому, что писал не затем, чтобы об этом рассказывать, а чтобы утолить свою любовь и свое горе. А потом, Спуринна, когда ты сказал, что слышал о моей рецитации, я подумал, что ты слышал и о чем она была. (2) А кроме того я боялся нарушить праздники, оживив эту тяжкую скорбь.
   И теперь я несколько колеблюсь, прислать ли вам, как вы требуете, только то, что я читал, или добавить и то, что я думаю оставить для другой книги. (3) И моей любви мало одной книжки, посвященной этой дорогой и священной памяти. Я больше сделаю для нее, разумно все распределив и разложив. (4) Я колебался, вручить ли вам все написанное или кое-что пока придержать, но потом решил, что и откровеннее и более по-дружески послать все. Тем более, по утверждению вашему, до моего решения издавать это будет находиться только у вас.
   (5) Еще прошу вас: если вы сочтете, что нужно что-то прибавить, изменить, опустить, укажите мне с такой же откровенностью. (6) Трудно в горе заниматься этим, трудно, и, однако, вы указывали скульптору и художнику, работавшим над портретом вашего сына, что надо выразить, что исправить. Так же руководите и мной: я ведь пытаюсь создать образ не хрупкий и обреченный на забвение, а вечный (так вы думаете). Чем правдивее, лучше, законченное он станет, тем долговечнее будет. Будьте здоровы.
   11
   Плиний Юлию Генитору 1 привет.
   Наш Артемидор2, по природе своей человек очень благожелательный и привыкший превозносить дружескую помощь, о моей услуге распустил слух верный, но только все преувеличил.
   (2) Когда философы были изгнаны из города3, я навестил его на его пригородной вилле. Я был претором, мой приезд был приметен и тем более опасен. Он тогда нуждался в деньгах - и больших - для уплаты долга, сделанного из побуждений прекрасных. Под ворчание некоторых моих важных - и богатых - друзей я сам взял взаймы и подарил ему эти деньги. (3) Сделал я это, когда семеро моих друзей были или убиты или высланы: убиты Сенецион, Рустик, Гельвидий; высланы Маврик, Гратилла, Аррия, Фанния4 - столько молний упало вокруг меня. Словно опаленный ими, я, по некоторым верным признакам, предугадывал нависшую надо мной гибель5.
   (4) Этим поступком, о котором он трубит, я особой славы не заслужил, я только не вел себя постыдным образом. (5) Г. Музонием6, его тестем, я восторгался и был с ним - в меру своего возраста - близок; с Артемидором меня связывает тесная дружба со времени, когда я в Сирии был военным трибуном. Впервые тогда обнаружились во мне кое-какие неплохие задатки: я сумел понять, что передо мной или мудрец, или человек, очень похожий на мудреца и близкий к мудрости. (6) Среди всех, кто сейчас называет себя философами, ты едва ли найдешь одного-двух столь искренних, столь правдивых. Я не говорю уже о том, как терпеливо переносит он и холод, и зной, как неутомим в труде, как равнодушен к еде и питью, как умеет управлять взглядом и душой. (7) Все это велико - для другого, в нем это мелочи по сравнению с теми достоинствами, которыми он заслужил выбор Музония, наметившего в зятья, среди всех искателей и всех званий, именно его.
   (8) Я вспоминаю об этом и мне приятно, что у других и у тебя он засыпает меня похвалами. Я боюсь только, как бы он не переступил меру: по своей благожелательности (я возвращаюсь к тому, с чего начал) он не умеет соблюсти меру. (9) Только в этом одном он, человек вообще здравомыслящий, иногда ошибается (ошибка, правда, благородная): он думает, что друзья его стоят больше, чем в действительности. Будь здоров.
   12
   Плиний Катилию Северу 1 привет.
   Я приду на обед, но вот мои условия: он должен быть прост, дешев и изобиловать только беседами в сократовом духе, но и тут в меру2. (2) Еще до рассвета появятся клиенты3, а наткнуться на них не прошло даром и Катону, хотя укоры ему от цезаря скорее похвала. (3) Он описывает, как люди, встретившись с ним, застыдились, стянув у него, пьяного, с головы плащ, и добавляет: "ты мог бы подумать, что не они застигли Катона, а Катон их" 4. Можно ли было воздать Катону больше уважения? Даже пьяный внушал он такое почтение. (4) В нашем обеде пусть все будет в меру: и убранство стола, и расходы, и обед, и время, за ним проведенное. Мы не из тех людей, похвала которым сквозит и в порицании врагов. Будь здоров.
   13
   Плиний Воконию Роману1 привет.
   Благодарственную речь, которую я по обязанности консула произнес перед наилучшим принцепсом2, я послал по твоему требованию, но собирался послать, хотя бы ты ее и не потребовал. (2) Обрати, пожалуйста, внимание, как прекрасна тема и как трудна ее разработка. В других речах новизна темы держит читателя в напряжении, здесь все знакомо, общеизвестно, уже сказано, и поэтому читатель, словно отдыхая от забот, обращает внимание только на слог, а занятого только им удовлетворить труднее. (3) Если бы одновременно смотрели на композицию, переходы и фигуры речи 3! Хорошо придумать, великолепно рассказать могут порой и невежды4, но удачно расположить, использовать разные фигуры могут только люди образованные. (4) Не надо гнаться за высоким стилем. Как в картине ничто так не выделяет свет, как тени, так и в речи следует то снижать, то возвышать ее слог5.
   (5) Зачем, однако, говорю я это такому сведущему человеку? Отметь лучше то, что, по-твоему, надо исправить. Если я узнаю, что тебе что-то не понравилось, я скорее поверю, что остальное тебе нравится.
   14
   Плиний Ацилию 1 привет.
   Что претерпел от своих рабов преторий Ларций Македон! Страшное дело! Об этом стоит рассказать не только в письме. Был он, правда, господином неприступным и жестоким и почти забыл - нет, неверно слишком хорошо помнил, что отец его был рабом2.
   (2) Он мылся в бане на своей вилле под Формиями3. Вдруг его окружают рабы: кто хватает за горло, кто бьет по лицу, кто по груди и животу и - стыдно сказать - даже по тайным частям. Решив, что он мертв, они выбрасывают его на раскаленный пол поглядеть, не оживет ли. Он то ли ничего не чувствовал, то ли притворился, что ничего не чувствует, но только лежал, вытянувшийся и неподвижный, и в смерти его уверились. (3) Тогда его выносят, словно обмершего от жары; верные рабы принимают его; с воем и криком сбегаются наложницы. Крики и прохлада привели его в чувство: он поднял глаза, пошевелился - доказал, что жив (сейчас это было безопасно). (4). Рабы разбегаются, многие уже схвачены, остальных разыскивают. Сам он, с трудом вернувшись к жизни, через несколько дней умер, утешенный местью: за него живого наказали так, как обычно наказывают за умерших4.
   (5) Ты видишь, сколько нам грозит опасностей, оскорблений, издевательств; никто не может чувствовать себя спокойно потому, что он снисходителен и мягок: господ уничтожают не по суду над ними, а по склонности к преступлениям.
   (6) Вот и все. Что еще нового? было бы что, так я бы добавил: и место на бумаге есть и день праздничный, можно много чего вплести. Расскажу, что мне кстати вспомнилось о том же Македоне. Мылся он однажды в Риме в общественных банях5, и тут случилось нечто примечательное и, судя по всему, вещее. (7) Римский всадник, до которого раб Македона слегка дотронулся, прося дать проход, повернулся и не рабу, его тронувшему, а самому Македону дал такую пощечину, что тот едва не упал. (8) Так баня стала последовательно для Македона сначала местом оскорбления, и потом и смерти. Будь здоров.
   15
   Плиний Силию Прокулу 1 привет.
   Ты просишь меня прочесть в деревне твои книги и посмотреть, стоят ли они издания, умоляешь, ссылаешься на пример: упрашиваешь отрезок времени, оставшийся от моих занятий, уделить твоим и добавляешь, что М. Туллий относился к поэтам благосклонно и покровительственно.
   (2) Меня не надо ни просить, ни уговаривать: я благоговейно чту поэзию и очень к тебе расположен. Я выполню твою просьбу и тщательно и охотно. (3) Мне кажется, я уже сейчас могу написать, что работа твоя хороша и держать ее под спудом нечего, насколько можно судить по отрывкам2, которые ты читал в моем присутствии, и если меня не подвела твоя манера читать: ты читаешь как превосходный опытный чтец. Верю, однако, что уши не так уж руководят мной, чтобы, наслаждаясь, обломать все колючки моих суждений. (4) Их можно несколько притупить, но вырвать и вытащить невозможно.
   (5) Итак, я уже сейчас уверенно высказываюсь о твоем произведении в целом; о частях буду судить, читая. Будь здоров.
   16
   Плиний Непоту1 привет.
   Я, кажется, заметил, что есть дела и слова прославленные, а есть великие. (2) Эту мысль утвердил во мне вчерашний рассказ Фаннии, внучки той Аррии2, которая была для мужа и утешением и примером в смерти. Она рассказывала о многом из жизни своей бабки, что не уступает этому ее поступку, но менее известно. Я думаю, ты прочтешь об этом с таким же изумлением, с каким я слушал.
   (3) Болел Цецина Пет, муж ее, болел и сын - оба, по-видимому, смертельно. Сын умер; был он юношей редкой красоты и такого же благородства. Родителям он был дорог и за эти качества и как сын. (4) Она так подготовила похороны, так устроила проводы, что муж ничего не узнал; больше того, входя в его комнату, она говорила, что сын жив и чувствует себя лучше; на постоянные расспросы отца, как мальчик, отвечала: "хорошо спал, с удовольствием поел". (5) Когда долго сдерживаемые слезы прорывались, она выходила из комнаты и тогда уже отдавалась горю; наплакавшись вволю, возвращалась с сухими глазами и спокойным лицом, словно оставив за дверями свое сиротство. (6) Обнажить нож, пронзить грудь, вытащить кинжал и протянуть его мужу со словом бессмертным, внушенным свыше: "Пет, не больно" - это, конечно, поступок славы великой. Но когда она это делала и говорила, перед ее глазами вставала неумирающая слава. Не больший ли подвиг - скрывать слезы, таить скорбь; потеряв сына, играть роль матери, не ожидая в награду бессмертной славы.
   (7) Скрибониан поднялся в Иллирике против Клавдия3; Пет был на его стороне, и когда Скрибониана убили. Пета потянули в Рим. (8) Он собирался сесть на корабль; Аррия стала просить солдат, чтобы посадили и ее: "ведь вы дадите консуляру рабов, которые будут подавать ему пищу, будут одевать, будут обувать его; я все это сделаю сама". (9) Ей отказали; она наняла рыбачье суденышко и на этой скорлупке поехала за огромным кораблем.
   Жене Скрибониана, во всем сознавшейся у Клавдия4, она сказала: "мне слушать тебя? на твоей груди убили Скрибониана, и ты жива?" Ясно, что мысль о славной смерти пришла к ней не вдруг. (10) Тразея, зять ее, умолял ее не искать смерти, сказал между прочим: "что же, если мне придется погибнуть5, ты хочешь, чтобы и дочь твоя умерла со мной?" - "если она проживет с тобой так долго и в таком согласии, как я с Петом, то да - хочу", ответила она. (11) Тревога близких возросла от такого ответа; следить за ней стали внимательнее. Она заметила это: "Бросьте! в ваших силах заставить меня умереть злой смертью; заставить не умереть - не в ваших". (12) Сказав это, она вскочила с кресла, изо всей силы с разбега хватилась головой о стенку и рухнула на пол. Ее привели в чувство; она сказала: "я вам говорила, что найду любую трудную дорогу к смерти, если легкую вы для меня закрываете".
   (13) Не кажется ли тебе, что здесь больше величия, чем в прославленном: "Пет, не больно"? Дорога к ним была уже проложена здесь. Но слова эти произносят, а об остальном молчат. Из этого следует, как я сказал вначале, что есть поступки славные и есть великие. Будь здоров.
   17
   Плиний Сервиану 1 привет.
   Все ли у тебя благополучно? Давно нет от тебя писем. Благополучно, но ты занят? Ты не занят, но случая написать нет или подвертывается он редко? (2) Избавь меня от этого беспокойства; я не в силах с ним справиться. Избавь, потрудись послать письмоносца2! Я дам ему денег на дорогу3, даже награжу его, только бы весть его была желанной. (3) Я здоров, если можно считать здоровым человека, который живет в неутихающей тревоге, со страхом с часу на час ожидая, не случилось ли с его дорогим другом какой беды, для человека естественной. Будь здоров.
   18
   Плиний Вибию Северу1 привет.
   По обязанности консула я должен был от имени государства принести благодарность принцепсу2, что и сделал в сенате - так, как этого требовало и место и время. И я подумал, что долгом хорошего гражданина было бы изложить то же самое, но в охвате более широком3: (2) во-первых, чтобы по-настоящему восславить добродетели нашего императора, а затем, чтобы показать будущим принцепсам, не в наставлениях, а на примере, идя каким путем смогут они достичь такой же славы. (3) Поучать принцепса, каким он должен быть, прекрасно, но очень ответственно и, пожалуй, заносчиво; хвалить же наилучшего принцепса и этими похвалами указывать потомкам, словно светом со сторожевой вышки, чему следовать, это полезно в той же мере и вовсе не дерзко.
   (4) Собираясь прочесть эту речь друзьям, я не рассылал письменных приглашений, а приглашал лично с оговорками: "если удобно", "если ты совсем свободен" (в Риме никто и никогда не бывает совсем свободен, а слушать рецитацию всегда неудобно) 4. Мне доставило большое удовольствие, что, несмотря на это и вдобавок по отвратительной погоде, у меня собирались два дня, а когда я по скромности захотел прекратить рецитацию, то от меня потребовали добавить еще третий день5. (5) Мне оказана эта честь или литературе? Я предпочел бы, чтобы литературе, которая почти совсем замерла и только начинает оживать6. А что вызвало такое пристальное внимание? В сенате, где волей-неволей приходилось терпеть и слушать, лишняя минута была уже в тягость, а теперь находятся люди, которые охотно три дня подряд и читают и слушают речь на такую же тему - и не потому, что сейчас пишут красноречивее, а потому, что пишут свободнее и охотнее. (7) Добавим еще к восхвалениям нашего принцепса: речи ненавистные и лживые ранее, искренни и приятны теперь.
   (8) Я очень оценил и охоту своих слушателей, и суд их. Я заметил, что им особенно нравилось написанное строго и просто. (9) Я помнил, что читал немногим то, что написал для всех. И тем не менее, словно рассчитывая на такой же всеобщий суд в будущем, я радуюсь этому строгому вкусу. Раньше театр7 худо учил музыкантов играть, сейчас я начинаю питать надежду, что тот же театр сумеет хорошо обучить их. (10) Ведь все, кто пишет, чтобы нравиться, будут писать с расчетом понравиться. Я все же думаю, что для таких тем подходит стиль более веселый: сжатые, скупые страницы могут показаться вымученными и лишними по сравнению с теми, какие я писал непринужденно, словно по вдохновению. И тем не менее я усердно молюсь, чтобы пришел день (если бы он уже пришел!), когда нежный сладостный стиль предоставит суровому и сильному его законную территорию.
   (11) Вот что я делал эти три дня: я хотел, чтобы ты и в отсутствие столько же порадовался за литературу и за меня, сколько бы радовался, присутствуя тут. Будь здоров.
   19
   Плиний Кальвизию1 привет.
   Приглашаю тебя, как обычно, на совет по делам хозяйственным. Продается имение, соседнее с моими землями, как бы в них вклинившееся. Многое соблазняет в этой покупке, многое и отпугивает. (2) Соблазняет, во-первых, красота округленного поместья; затем и выгодно и приятно посещать оба имения без лишней траты и сил и дорожных расходов, поставить одного прокуратора и почти тех же подручных2; за одной усадьбой всячески ухаживать и украшать ее, а другую только держать в хорошем состоянии. (3) Тут учитываются расходы на инвентарь, домашнюю прислугу, садовников и ремесленников, а также на охотничью снасть: гораздо выгоднее все собрать в одном месте, а не разбрасывать по разным. (4) А с другой стороны, я боюсь, не опрометчиво ли на таком большом пространстве подвергаться одной и той же непогоде, одним и тем же случайностям. Не спокойнее ли отражать капризы судьбы разнообразием мест, тебе принадлежащих? Есть и большая прелесть в перемене климата, земель, в путешествии среди своих владений.
   (5) И вот главное в моих соображениях: земля плодородная, жирная, обильная влагой; есть поля, виноградники; леса, дающие строительный материал: это доход небольшой, но верный3. (6) Эта щедрая земля истощена, однако, разорившимися земледельцами. Прежний хозяин часто продавал их инвентарь: временно уменьшая недоимки, он совершенно обессилил своих колонов, и недоимки стали расти вновь. (7) Нужно доставить им, хотя это обойдется дороже, честных рабов: я сам не держу колодников, да и никто в окрестности4.
   Остается тебе узнать, за сколько его можно купить? за три миллиона; когда-то оно стоило пять, но недостаток колонов и повсеместные неурожаи снизили доходы с земли и ее цену5. (8) Ты спрашиваешь, легко ли мне будет собрать эти самые три миллиона? Почти все деньги вложены у меня в имения; кое-что дано под проценты. Взять взаймы нетрудно: возьму у тещи, сундуком которой я пользуюсь, как своим. (9) Если остальное не вызывает у тебя возражения, то об этом не беспокойся. Обдумай, пожалуйста, все тщательно. В размещении средств, как и вообще во всем, ты очень опытен и предусмотрителен. Будь здоров.
   20
   Плиний Мезию Максиму1 привет.
   Помнишь, ты часто читал, какие жаркие споры поднялись вокруг закона о тайном голосовании2, какую славу и какие укоры навлек он на своего автора? (2) Сейчас сенат принял его как наилучший без всякого разногласия. (3) В день комиций все потребовали табличек. Мы, конечно, при открытом явном голосовании превзошли разнузданность народных сходок. Не соблюдался порядок выступлений, не было почтительного молчания, не сидели с достоинством по своим местам. (4) Со всех сторон нестройные крики, все выскакивали со своими кандидатами, посередине целая толпа, множество отдельных групп - суматоха непристойная 3. Да, отреклись мы от обычая наших отцов, когда величие и честь места охранялись общим порядком и сдержанным спокойствием. (5) Живы еще старики 4, от которых я и слышал о таком порядке при выборах: выкликалось имя кандидата и наступало полное молчание. Он сам говорил за себя, развертывал всю свою жизнь, называл свидетелей и людей, хорошо о нем отзывающихся: того, под чьей командой он воевал, или магистрата, у кого был квестором, или, если мог, то того и другого; называл еще кого-нибудь из своих благожелателей. Они высказывались важно и немногословно. Все это имело значения больше, чем упрашивания. (6) Иногда кандидат отрицательно отзывался о происхождении своего соперника, его возрасте и нравах5. Сенат слушал его со строгостью цензоров. Поэтому люди достойные брали верх чаще, чем люди сильные.
   (7) Все это теперь выродилось по причине партийных пристрастий, к тайному голосованию прибегли как к лекарству, и на время оно оказалось действительно лекарством, как нечто новое и внезапное. (8) Боюсь, как бы с течением времени само лекарство не вызвало заболевания. Можно опасаться, что при тайном голосовании бесстыдство сумеет проложить себе дорогу к выборам. Много ли людей, которые так же озабочены своим нравственным достоинством наедине с собой, как и при людях. Молвы боятся многие, совести - кое-кто. (9) Рано, впрочем, говорить о будущем. Пока что благодаря табличкам у нас будут магистратами именно те, кому и надлежало быть. Как в суде рекуператоров6, так и мы на этих выборах, словно захваченные врасплох, оказались честными судьями.
   (10) Это я написал тебе, чтобы сообщить некую новость, а затем, чтобы поговорить иногда о политике. Такой случай бывает гораздо реже, чем в старину, и потому никак нельзя его упускать. (11) Клянусь Геркулесом! доколе повторять эти избитые фразы: "что поделываешь?" "здоров ли?" Пусть в наших письмах не будет ни мелочей, ни сплетен, пусть они не будут взаперти у домашних интересов. (12) Все, правда, зависит от одного человека; он в заботе о всеобщей пользе, о всех заботится и за всех трудится, но, в силу разумной умеренности7, к нам из того щедрого источника текут кое-какие ручейки, откуда мы и сами можем зачерпнуть и в письмах как бы подать напиться отсутствующим друзьям. Будь здоров.
   21
   Плиний Корнелию Приску1 привет.
   Я слышу, умер Валерий Марциал; горюю о нем; был он человек талантливый, острый, едкий; в стихах его было много соли и желчи, но немало и чистосердечия. (2) Я проводил его, дал денег на дорогу: это была дань дружбе, а также дань стихам, которые он написал обо мне. (3) Был в старину обычай: тех, кто написал похвальное слово человеку или городу, награждали почетным званием или деньгами2; в наше время вместе с другими прекрасными обычаями вывелся в первую очередь и этот. Не совершая больше поступков, достойных хвалы, мы считаем и похвалу себе бессмыслицей.
   (4) Ты спрашиваешь, за какие стихи я его благодарил. Я отослал бы тебя к самой книжке, если бы кое-что не удержалось у меня в памяти 3. (5) Ты, если эти тебе понравятся, отыщешь остальные в книге. Он обращается к Музе и поручает ей поискать мой дом в Эсквилиях и почтительно войти:
   Но смотри же, в обитель красноречья
   Не ломись ты не вовремя, пьянчужка.
   Целый день он Минерве строгой предан,
   Речь готовя для Ста мужей такую,
   Что ее все потомки сопоставить
   Смогут лишь с твореньями Арпинца.
   При лампадах пройдешь ты безопасней.
   Этот час для тебя: Лией гуляет
   И царит в волосах душистых роза:
   Тут меня и Катон прочтет суровый 4*.
   (6) Стоит ли человек, так обо мне написавший, чтобы я и тогда проводил его, как дорогого друга, и сейчас горюю как о дорогом друге? Он дал мне все, что мог; дал бы и больше, если бы мог. А впрочем, чем можно одарить человека больше, как не вечной славой? "Его стихи вечными не будут" - может быть, и не будут, но писал он их, рассчитывая, что будут. Будь здоров.
   КНИГА IV
   1
   Плиний Фабату, деду жены1, привет.
   Ты давно хочешь увидеть свою внучку, а заодно и меня. Обоим нам дорого твое желание; оно взаимно, клянусь Геркулесом. (2) И мы живем в такой тоске по вас, что терпеть ее дальше не станем: мы уже увязываем свои пожитки и будем спешить, насколько позволяет дорога. (3) Будет одна задержка, правда, короткая, мы свернем в Этрурию2 не затем, чтобы оглядеть свои земли и все хозяйство (это можно отложить), но чтобы выполнить лежащую на мне обязанность.
   (4) Есть по соседству с нашими имениями городок Тифернум Тиберинум по имени. Он выбрал меня, почти мальчика, в свои патроны3: расположения ко мне было тем больше, чем меньше благоразумия. Празднуют мое прибытие, огорчаются отъездом, радуются почетным званиям. (5) И я в благодарность (стыдно ведь любить меньше, чем любят тебя) выстроил им на свои деньги храм; он готов, и еще откладывать его посвящение было бы нечестием. (6) Мы пробудем там день посвящения, - я постановил отпраздновать его пиршеством4, - задержимся, может быть, и на следующий, - и тем стремительнее одолеем дорогу.
   (7) Только бы застать тебя и твою дочь здоровыми и благополучными. И вы обрадуетесь, встретив нас целыми и невредимыми. Будь здоров.
   2
   Плиний Аттию Клементу1 привет.
   Регул2 утратил сына, он не стоил одного этого несчастья, хотя не знаю, считает ли он это несчастьем. Мальчик был способный, но неустойчивый: мог бы пойти прямой дорогой, не будь весь в отца. (2) Регул отказался от отцовской власти над ним, чтобы сделать его наследником матери3; "проданным", а не "освобожденным" называли люди мальчика, зная отцовские нравы; он заискивал у него притворной снисходительностью, мерзкой и для родителей необычной. Невероятно? - но ведь это Регул!
   (3) Об утраченном он горюет без ума. У мальчика было много лошадок и верховых и упряжных, были собаки, крупные и маленькие; были соловьи, попугаи, дрозды4; всех Регул перебил около погребального костра. (4) Это уже не горе, а выставка горя. Людей к нему приходит видимо-невидимо; все его клянут, ненавидят - и устремляются к нему; толпятся у него, как у человека, которого уважают и любят. Выскажу свою мысль коротко: выслуживаясь перед Регулом, Регулу уподобляются.
   (5) Он живет за Тибром в парке; очень большое пространство застроил огромными портиками, а берег захватил под свои статуи5. При крайней скупости он расточителен; в крайнем позоре - хвастлив. (6) В самое нездоровое время он не дает покоя городу и утешается тем, что не дает покоя6.
   Он говорит, что хочет жениться: и это, как и все прочее, противоестественно. Ты услышишь вскоре о свадьбе человека, которого постигло горе, о свадьбе старика. (7) Она и преждевременная и запоздалая. Ты спрашиваешь, почему я это предсказываю. (8) Не по его утверждениям (нет ведь человека лживее Регула), но несомненно, что Регул сделает то, чего делать не следовало. Будь здоров.
   3
   Плиний Аррию Антонину 1 привет.
   Что ты был дважды консулом, похожим на консулов старых времен, что таких проконсулов Азии, как ты, и до тебя и после тебя вряд ли было один-два человека (уважая твою скромность, не могу прямо сказать: ни одного не было); что по чистоте своих нравов, по авторитетности и возрасту 2 ты первый в Риме все это прекрасно и внушает уважение, (2) но я еще больше удивляюсь, глядя, каков ты на покое. Смягчить эту строгость ласковостью, соединить предельную важность с такой же приветливостью - это и трудно и прекрасно. Этого же ты достиг в своих таких сладостных беседах и особенно в своих писаниях. (3) Ты говоришь - это медовая речь Гомерова старца3; твои писания пчелы наполнили цветочным медом4. Такое впечатление было у меня, когда я недавно читал твои греческие эпиграммы и мимиямбы5. Сколько в них тонкого вкуса и прелести, как они сладостны, сколько в них любовного чувства, как они остроумны и правдивы! Я думал, что держу в руках Каллимаха, Герода или что-то еще лучшее. Ни тот, ни другой, однако, не достигли совершенства сразу в обоих этих видах поэзии, да обоими и не занимались. (5) Ужели римлянин так говорит по-гречески? Клянусь, я сказал бы, что в самих Афинах нет такого аттического духа. Завидую грекам, что ты предпочел писать на их языке. Не трудно догадаться, как бы ты заговорил на родном, если сумел создать такие прекрасные вещи на чужом, к нам ввезенном. Будь здоров.