Страница:
Плиний Гай
Письма Плиния Младшего, Панегирик императору Траяну
ГАЙ ПЛИНИЙ
ПИСЬМА ПЛИНИЯ МЛАДШЕГО
КНИГИ I-Х
СОДЕРЖАНИЕ
ПИСЬМА
Книга I. Письма 1-24. Перевод М. Е. Сергеенко
Книга II. Письма 1-20. Перевод М. Е. Сергеенко
Книга III. Письма 1-21. Перевод М. Е. Сергеенко
Книга IV. Письма 1-30. Перевод М. Е. Сергеенко
Книга V. Письма 1-21. Перевод М. Е. Сергеенко
Книга VI. Письма 1-34. Перевод М. Е. Сергеенко
Книга VII. Письма 1-33. Перевод А. И. Доватура
Книга VIII. Письма 1-24. Перевод А. И. Доватура
Книга IX. Письма 1-40. Перевод А. И. Доватура
Книга X. Письма 1-121. Переписка Плиния с Траяном. Перевод М. Е.Сергеенко
ДОПОЛНЕНИЯ
Панегирик императору Траяну. Перевод В. С. Соколова
Эпиграфические памятники. Перевод Н. Н. Казанского
ПРИЛОЖЕНИЯ
О Плинии Младшем. М. Е. Сергеенко
Панегирик Плиния Траяну. В. С. Соколов
ПРИМЕЧАНИЯ
Книга I. М. Е. Сергеенко
Книга II. М. Е. Сергеенко
Книга III. М. Е. Сергеенко
Книга IV. М. Е. Сергеенко
Книга V. М. Е. Сергеенко
Книга VI. М. Е. Сергеенко
Книга VII. А. И. Доватур
Книга VIII. А. И. Доватур
Книга IX. А. И. Доватур
Книга X. М. Е. Сергеенко
Панегирик императору Траяну. В. С. Соколов
Эпиграфические памятники. Я. Н. Казанский
Указатель собственных имен. М. Е. Сергеенко
КНИГА I
Плиний Септицию1 привет.
Ты часто уговаривал меня собрать письма, написанные несколько тщательнее, и опубликовать их. Я собрал, не соблюдая хронологического порядка (я ведь не писал историю), а как они попадались под руку2. (2) Только бы ты не раскаялся в своем совете, а я в своей уступчивости. Теперь я поищу те, что забросил, и не буду прятать, если еще что напишу. Будь здоров.
2
Плиний Арриану1 привет.
Я предвижу, что ты задержишься со своим приездом, и потому предлагаю тебе книгу, которую обещал в прежних письмах. Прочти ее, пожалуйста, и, по своему обычаю, внеси поправки2, - потому особенно, что я, кажется, до сих пор ничего не писал с таким ????1* [* усердием.](2) Я пытался подражать, по крайней мере в оборотах речи, Демосфену, твоему любимцу всегда, и Кальву 3, моему с недавних пор; силы таких ораторов могут достичь "немногие, кого справедливый"...4 (3) Материал вполне подходил для такого соревнования (боюсь за дерзкое слово): почти вся речь исполнена пафоса5: она пробудила меня от длительной спячки, если только я способен пробуждаться. (4) Не пренебрег я и ????????2* [** Лекифами.] нашего Марка6: я неизменно чуть-чуть сворачивал с дороги, когда уместно было украсить ими речь: я ведь хотел, чтобы речь потрясла людей, а не навела на них тоску.
(5) Не думай, что этой оговоркой я прошу снисхождения. Чтобы еще усилить твою правку, я тебе признаюсь: и меня самого и моих сотоварищей не отпугивает мысль об ее издании 7, если только ты благосклонно отнесешься к этой, может быть, нелегкой затее. (6) Надо, конечно, что-нибудь издать - лучше бы уже готовое - (молитва лентяя) - надо издать по множеству причин, а главное потому, что люди не выпускают из рук книжек, мной изданных, хотя они и утратили прелесть новизны. Книгопродавцы, может быть, только говорят мне приятные слова. Пусть, впрочем, говорят, если эта ложь заставляет меня работать. Будь здоров.
3
Плиний Канинию Руфу 1, привет.
Ну как Комо, наша с тобой радость? и прелестная пригородная вилла? портик, в котором всегда весна? аллея платанов с ее густой зеленью? канал с водой, отсвечивающей зеленью? Пруд внизу? он к нашим услугам? А та дорожка с землей плотной, но мягкой для ноги? а баня, круглый день залитая солнцем? столовые для большого общества и те, что лишь для некоторых? комнаты, где ты проводишь день, и спальни 2? (2) Они завладели тобой и передают, чередуясь, одна другой? Или тебя, внимательного хозяина, отвлекают обычные твои частые разъезды по имению? Если завладели тобой - счастливый ты человек, а если нет, ты "один из многих" 3.
(3) Почему ты (уже пора) не поручишь эти низменные мелкие заботы другим 4 и в этом глубоком полном уединении целиком не отдашься занятиям? им твой труд, им досуг; им работа и отдых, бдение и сон. (4) Создай, выкуй, что останется твоим навеки! Остальные твои владения после тебя не раз переменят хозяина; это, став твоим, никогда быть твоим не перестанет.
Я знаю, к какой душе, к какому дарованию обращаюсь я со своими увещеваниями; ты только постарайся понять сам, чего ты стоишь; если ты это поймешь, поймут и другие. Будь здоров.
4
Плиний Помпее Целерине1, своей теще, привет.
Всего у тебя полно в имении под Окрикулом, да и под Нарнией и под Карсулами, и под Перузией2! В имении под Нарнией даже баня3. Из писем моих (твоих уже не нужно) хватит одного старого и короткого. (2) Клянусь Геркулесом я больше дома у тебя, чем у себя. Есть, однако, разница: твои домочадцы принимают меня с большей заботой и вниманием, чем мои. (3) Может быть также будет и с тобой, если ты когда завернешь к нам. Я очень этого хотел бы; увидишь, у меня ни в чем тебе не будет отказа, как и мне у тебя не было, а затем пусть мои домочадцы, которые ожидают меня в пренебрежительном спокойствии, несколько встрепенутся. (4) У добрых хозяев рабы отвыкают бояться. Новые лица заставляют их очнуться, и они стараются получить одобрение хозяев за службу не им, а другим. Будь здорова.
5
Плиний Воконию Роману1 привет.
Видел ты такого перепуганного и присмиревшего человека, как М. Регул после смерти Домициана? Преступлений при нем совершал он не меньше, чем при Нероне, но не так открыто2. Ему стало страшно моего гнева - и не зря: я разгневан. (2) Он взлелеял гибель Рустика Арулена и так радовался его смерти, что прочитал и опубликовал сочинение, в котором нападал на Рустика; назвал его "обезьяной стоиков" и еще добавил "заклейменный Вителлиевым шрамом"3 - ты узнаeшь красноречие Регула. (3) Геренния Сенециона он поносил так неистово, что Меттий Кар сказал ему: "Какое тебе дело до моих мертвецов? Разве я беспокою Красса или Камерина" 4? (4) (Регул донес на них при Нероне). Он считал, что все это мне тягостно, и поэтому даже не пригласил на свое чтение. (5) А кроме того, он вспомнил, как приставал ко мне у центумвиров5 с расчетом меня погубить. Я помогал по просьбе Аррулена Рустика, Аррионилле, жене Тимона 6; Регул выступал против. Я в этом деле частично опирался на мнение Меттия Модеста 7, человека прекрасного. Он тогда находился в ссылке; был выслан Домицианом. И вот тебе Регул: "Скажи, Секунд, - обращается он ко мне, - что ты думаешь о Модесте?" Ответь я: "хорошо" - гибель; ответь "плохо" - позор. Могу сказать одно: боги мне помогли. "Я отвечу, если об этом будут судить центумвиры". Он опять: "Я спрашиваю, что ты думаешь о Модесте?" - (6) "Свидетелей8, - ответил я, обычно спрашивают о подсудимых, а не об осужденных". Он в третий раз: "Я спрашиваю, что ты думаешь не о Модесте, а об его лояльности?" (7) "Ты спрашиваешь, что я думаю? Я считаю, что не дозволено даже обращаться с вопросом о том, о ком уже принято решение". Он замолчал; меня хвалили и поздравляли: я не повредил своему доброму имени ответом, хотя бы мне и полезным, но бесчестным, и не угодил в силок, расставленный таким коварным вопросом.
(8) Теперь, сознавая свою вину, он в перепуге хватает Цецилия Целера, сразу за ним Фабия Юста9 и просит их помирить меня с ним. Мало того: приходит к Спуринне 10 и униженнейшим образом (как всегда, когда он боится) молит его: "Молю тебя, пойди утром к Плинию, только совсем утром (я не в силах больше терпеть это беспокойство); каким угодно способом добейся, чтобы он на меня не сердился". (9) Я уже не спал; от Спуринны посол: "Я иду к тебе" - "ни в коем случае: я к тебе". Мы направились друг к другу и сошлись в портике Ливии 11, Спуринна излагает поручение Регула, добавив свою просьбу - скупо, как и полагается просить достойному человеку за негодяя. (10) "Смотри сам, чтo, по-твоему, ответить Регулу. Мне не пристало обманывать тебя: я жду Маврика12 (он еще не вернулся из ссылки) и не могу тебе ответить ни "да" ни "нет"; я буду поступать, как он решит: он тут глава, мне подобает идти за ним следом".
(11) Несколько дней спустя Регул встретился со мной в тот день, когда мы поздравляли претора13; занятый старым, он отводит меня в сторону и говорит: он боится, что у меня глубоко в душе засели слова, сказанные им однажды на суде центумвиров, когда он отвечал мне и Сатрию Руфу14: "Сатрий Руф, который не состязается с Цицероном и доволен современным красноречием". (12) Я ответил, что сейчас, после его признания, я понимаю его колкость, но ведь слова эти можно истолковать и в почетном смысле. "Да, - говорю я, - я состязаюсь с Цицероном, я недоволен современным красноречием и считаю крайней глупостью выбирать для подражания не самое лучшее. А раз ты помнишь этот случай в суде, почему же ты забыл о другом, когда ты меня допрашивал, чтo я думаю о лояльности Меттия Модеста?" Он заметно побледнел, - хотя и вообще бледен,- и, запинаясь, пробормотал: "Я спрашивал во вред не тебе, а Модесту". Какая жестокость в человеке! Он не скрывает своего желания навредить сосланному. (14) И вот замечательная для того причина: "Он ведь написал в одном письме, читанном у Домициана: "Царек, негоднейший из всех двуногих", - сущую правду написал Модест 15.
(15) На этом кончилась наша беседа; я не захотел ее продолжать, чтобы ничем не связать себя до приезда Маврика. Я прекрасно понимаю, что Регул ????????????? 3*[3* которого трудно уловить.]: он богат, влиятелен, многие за ним ухаживают, еще больше тех, кто его боится: страх обычно сильнее любви. Может, однако, случиться, что все это пошатнется и рухнет: преданность негодяев так же ненадежна, как они сами. (16) Повторяю опять, я жду Маврика. Он человек основательный, разумный, многими испытаниями многому наученный, способный по прошлому предвидеть будущее. По его указанию я или что-то попытаюсь сделать, или буду сидеть смирно. (17) Я написал тебе об этом потому, что по нашей взаимной любви надлежит тебе знать не только о том, что я делаю и говорю, но и о том, что собираюсь сделать. Будь здоров.
6
Плиний Корнелию Тациту привет.
Ты будешь смеяться - смейся, пожалуйста. Я - вот этот я, которого ты знаешь, взял трех кабанов - и превосходных. "Сам"? - спрашиваешь ты. - Сам, пребывая, однако, в своей обычной спокойной неподвижности. Я сидел у тенет1, рядом были не рогатины и копья, а стиль и дощечки2; я что-то обдумывал и делал заметки, чтобы вернуться домой, если и с пустыми руками, то с полными табличками. (2) Не пренебрегай таким способом работы: ходьба, движение удивительно возбуждают душу; а леса вокруг, уединение, само молчание, требуемое охотой, побуждают к размышлению.
(3) Потому, когда пойдешь на охоту, вот тебе мой совет: бери с собой не только корзиночку с едой и бутылку, но и дощечки: узнаешь, что Минерва бродит по горам не меньше, чем Диана. Будь здоров.
7
Плиний Октавию Руфу1 привет.
Смотри, на какую высоту ты меня поставил, уделив мне такую же царственную власть, какую Гомер Юпитеру сильнейшему величайшему:
?? ?'?????? ??? ????? ?????, ?'?????? ?????????4*.[4* "Дал Пелейону одно, а другое владыка отринул" (Илиада, XVI, 250; перевод Н. И. Гнедича).]
и я ведь могу на твое желание ответить подобным же кивком и в знак несогласия отрицательно покачать головой. (2) И если я еще могу, особенно по твоей просьбе, оправдаться перед жителями Ботики в том, что я не буду их защитником в тяжбе против некоего человека2, то выступить против провинции, любовь которой я приобрел, оказав ей столько услуг, столько для нее, даже с риском для себя, потрудившись 3, - это противно моим правилам неизменной верности (а ты это ценишь). (3) Я пойду средним путем: из двух твоих просьб (ты просишь исполнить какую-нибудь одну) я выберу ту, которой удовлетворю не только твое пристрастие, но и твое здравое суждение. Для меня важно не то, чего ты, человек хороший, хочешь в данную минуту, а то, что ты всегда сможешь одобрить.
(4) Я надеюсь около октябрьских ид 4 быть в Риме и лично подтвердить это Галлу5 твоим и моим словом. За меня ты можешь и сейчас ему поручиться:
? ??? ????????? ??' ?????? ?????5*.[5* "Рек и во знаменье черными Зевс помавает бровями" (Илиада, I, 528; перевод Н. И. Гнедича).]
Почему, в самом деле, мне и не разговаривать с тобой стихами из Гомера, пока ты не позволишь разговаривать твоими. А я горю желанием их иметь. (5) Пожалуй, это единственная взятка, которой можно было меня подкупить и заставить выступить против Бетики.
(6) Почти упустил из виду то, чего никак не следовало упускать: я получил великолепные финики, которым теперь придется поспорить с винными ягодами и грибами. Будь здоров.
8
Плиний Помпею Сатурнину1 привет.
Очень кстати мне вручили твое письмо, в котором ты требуешь прислать тебе что-нибудь из моих писаний. Я и сам намеревался это сделать. Ты дал шпоры коню, который бежит по собственной охоте, и разом уничтожил необходимость для себя просить прощения за отказ от работы, а для меня извиняться за требование ее. (2) Не следует мне стесняться и не брать того, что предложено, а тебе тяготиться тем, чего сам домогался. Не ожидай, однако, чего-нибудь нового от человека, любящего безделие. Я собираюсь тебя попросить: удели мне время опять для той речи, которую я держал своим землякам перед открытием библиотеки 2. (3) Я помню, у тебя уже были какие-то замечания, касающиеся частностей: поэтому сейчас я прошу тебя, займись ею не только в целом, но пройдись даже по отдельным параграфам и отшлифуй их так, как это у тебя в обычае. И после исправления от меня ведь будет зависеть издать эту речь или оставить ее лежать. (4) И может быть итоги исправления покончат с моими колебаниями и приведут меня к определенному решению: или недостойной издания найдет эту речь неоднократный пересмотр, или он сделает ее достойной, - над чем я и стараюсь.
(5) Колебания мои вызваны не качеством моих писаний, а содержанием их. Тут есть слабый привкус как бы самохвальства и превозношения, и меня при моей скромности это тяготит. Пусть я буду говорить сжато в просто, но все же я вынужден толковать и о щедрости своих родителей3 и о своей собственной, а это тема опасная и скользкая, хотя говорить о близких и соблазнительно. (6) И если хвалу посторонним выслушивают обычно с некоторой досадой, то как трудно сделать, чтобы речь человека, повествующего о себе и о своих, не показалась и вовсе несносной! Мы завидуем нравственному благородству, но гораздо больше тому, что его прославляют, и не судим вкривь и вкось только о добрых делах, укрытых молчанием и мраком. (7) Потому я часто думал: ради себя только составил я эту речь (что бы она собой не представляла) или это мой долг и перед другими? "Ради себя": в этом меня убеждает то обстоятельство, что большинство поступков, необходимых в каком-то деле, по завершении его кажутся бесполезными и не стоящими благодарности.
(8) Не будем искать примеров дальше. Что было бы полезнее сочинения о смысле и значении щедрости? Оно дало бы мне возможность, во-первых, спокойно заняться размышлениями о высоком и достойном, затем, длительно всматриваясь, вникнуть в их красоту, и, наконец, избавить от раскаяния, сопровождающего внезапную щедрость. Эти мысли упражняли бы в презрении к деньгам. (9) Природа оковала людей стремлением сберегать их; с меня же, много и долго думавшего над тем, что такое щедрость, любовь к ней сняла цепи скупости, весьма весомые. Моя щедрость, казалось бы, заслуживает тем более похвалы, что меня влечет к ней не бессмысленный порыв, а размышление.
(10) В добавок к этому я обещал ежегодно выдавать сумму не на театральные представления и не на гладиаторов, а на содержание свободнорожденных детей4. Представления, услаждающие глаз и ухо, не нуждаются в рекомендации: тут людей надо не возбуждать словом, а скорее сдерживать; (11) чтобы человек охотно взял на себя докучный труд воспитания, этого следует добиваться не только наградами, но и особо подобранными увещаниями. (12) Врачи предписывают здоровую, но невкусную пищу с ласковыми уговорами: тем более приличествует замыслившему одарить общество даром полезнейшим, но не столь приятным, представить его в речи вежливой и любезной - еще и потому особенно, что я старался получить одобрение дару, предназначаемому отцам, и от людей бездетных: пусть чести, оказанной немногим, остальные терпеливо дожидаются, стараясь ее заслужить. (13) Тогда, однако, я больше беспокоился об общем благе, чем о самолюбии отдельных лиц: я хотел, чтобы цель и значение моего дара были поняты; теперь же, издавая свою речь, я боюсь, не показалось бы, что я потрудился не для чужой пользы, а для собственного прославления.
(14) А затем я помню, насколько выше считать наградой за благородный поступок не молву, а сознание сделанного. Слава должна придти сама, ее нечего искать, а если случайно она и не придет, то поступок, заслуживший славу, все равно останется прекрасным. (15) Те, кто украшает словами свои благодеяния, совершают их, по-видимому, ради того, чтобы разгласить о них. Поступок, в рассказе свидетеля великолепный, в оценке самого совершившего бледнеет. Люди, не будучи в силах разрушить сделанное, придираются к похвальбе им. Если о твоем поступке лучше умолчать, они корят поступок; если ты не молчишь о том, что стоит похвалы, они обвиняют тебя самого.
(16) Есть еще особая причина, меня удерживающая. Я говорил эту речь не перед народом, а перед декурионами, и не на площади, а в курии5. (17) Боюсь оказаться непоследовательным: при моем выступлении я хотел избежать громкого одобрения и согласия толпы; теперь, издавая свою речь, я ищу его. А я ведь не пустил этот самый народ, о котором заботился, на порог курии, чтобы не показалось, будто я перед ним как-то заискиваю; теперь же явно угодничаю даже перед теми, для кого мой дар имеет значение только примера.
(18) Вот тебе причины моих колебаний; я послушаюсь, впрочем, твоего совета: твой авторитет заменит для меня размышления. Будь здоров.
9
Плиний Миницию Фрундану 1 привет.
Удивительно, как в Риме каждый день занят или кажется занятым; если же собрать вместе много таких дней - окажется, ничего ты не делал. (2) Спроси любого: "Что ты сегодня делал?", он ответит: "Присутствовал на празднике совершеннолетия2, был на сговоре или на свадьбе3. Один просил меня подписать завещание4, другой защищать его в суде, третий придти на совет" 5. (3) Все это было нужно в тот день, когда ты этим был занят, но это же самое, если подумаешь, что занимался этим изо дня в день, покажется бессмыслицей, особенно если ты уедешь из города. И тогда вспомнишь: "сколько дней потратил я на пустяки!"
(4) Так бывает со мной, когда я в своем Лаврентийском поместии что-то читаю или пишу или даже уделяю время на уход за телом: оно ведь поддерживает душу. Я и не слушаю и не говорю того, в чем пришлось бы потом каяться; (5) никто у меня никого не злословит; никого я не браню, разве что себя за плохую работу; ни надежда, ни страх меня не тревожит, никакие слухи не беспокоят; (6) я разговариваю только с собой и с книжками. О правильная, чистая жизнь, о сладостный честный досуг, который прекраснее всякого дела! море, берег, настоящий уединенный ????????6*,[6* храм Муз.] сколько вы мне открыли, сколько продиктовали!
(7) Оставь же при первой удобной службе этот грохот, пустую болтовню, нелепейшие занятия; сохрани себя для литературы и предайся досугу! лучше ведь, по остроумному глубокомысленному слову нашего Атилия6, "ничем не заниматься, чем заниматься ничем". Будь здоров.
10
Плиний Аттию Клементу1 привет.
Никогда в нашем городе умственная жизнь так не била ключом, как сейчас: примеров тому много и они известны, но достаточно одного - я упомяну только философа Эвфрата 2. (2) Когда я юношей был на военной службе в Сирии3, я хорошо пригляделся к нему у него в доме и постарался, чтобы он полюбил меня. Стараться, впрочем, нужды не было: сам он идет навстречу, он доступен и полон той доброты, которой учит. (3) О, если бы я в той же мере осуществил надежды, которые он тогда возлагал на меня, в какой он возрос в своих добродетелях! Или я сейчас им удивляюсь больше потому, что больше их понимаю. (4) И сейчас, впрочем, понимаю не вполне: как о художнике, скульпторе, резчике может судить только мастер, так и мудреца может постичь только мудрец.
(5) В Эвфрате, насколько мне дано судить, много черт выдающихся и блестящих; даже на людей мало образованных они производят впечатление. В его рассуждениях есть тонкость, основательность, изящество; часто даже что-то от Платоновой высоты и размаха. Речи его богаты и разнообразны по содержанию и, главное, они сладостны и заставляют соглашаться раже противников. (6) А к этому еще высокий рост, красивое лицо, отпущенные волосы, большая седая борода. Пусть все это несущественно и неважно, но все-таки это вызывает к нему почтения еще больше. В одежде ничего отпугивающего, ничего мрачного, но она очень строгая; при встрече с ним почувствуешь почтение, но не испугаешься 4. (7) Жизнь совершенно святая, доброта совершенная: он преследует пороки, но не людей; заблуждающихся не корит, но исправляет. Следи со всем вниманием за его увещаниями, - и хотя ты уже убежден, но тебе хочется, чтобы тебя еще убеждали. (8) У него трое детей - двое мальчиков, которых он тщательно воспитывает5. Его тесть, Помпей Юлиан6, человек, проживший большую и славную жизнь; возвеличить и прославить его, впрочем, могло уже то, что он, первый человек в провинции, выбрал среди людей высокого ранга в зятья себе первого не по званиям, а по мудрости.
(9) Но зачем я так много говорю о человеке, обществом которого мне не дано пользоваться? Чтобы еще больше тосковать от того, что не дано? Я завален работой по службе, очень важной и очень тягостной7: сижу перед трибуналом, подписываю отчеты, составляю счета, пишу много писем, не думая об их литературной отделке. (10) Иногда (часто ли это удается) я жалуюсь на эти занятия Эвфрату. Он утешает меня и утверждает даже, что философия в лучшем своем отделе учит служить обществу: расследовать, творить суд, выявлять справедливость, значит осуществлять на практике то, чему она учит. (11) В одном только он не может убедить меня: будто заниматься всем этим лучше, чем проводить с ним целые дни, слушая и поучаясь.
Поэтому я тебе, человеку свободному, настоятельно советую, как только ты приедешь в Рим (и приезжай ради этого поскорей), вручи ему себя для окончательного усовершенствования. (12) Я не завидую, как большинство, чужому счастью, которого лишен сам, а наоборот: испытываю некоторое удовольствие, что друзьям моим досталось то, в чем мне отказано. Будь здоров.
11
Плиний Фабию Юсту привет.
Давно от тебя ни одного письма. "Не о чем писать", - говоришь ты. Вот это самое и напиши: "нечего было писать", или только ту фразу, с которой обычно начинали наши предки: "если ты здоров, хорошо; я здоров". С меня этого хватит: это ведь самое главное. Думаешь, шучу? Я прошу всерьез, уведомь, как живешь. Не зная этого, я не могу не быть в величайшей тревоге. Будь здоров.
12
Плиний Калестрию Тирону1 привет.
Тяжкая постигла меня утрата: я лишился такого человека, как Кореллий Руф2. Он умер, умер добровольно, и это растравляет мое горе. Особенно ведь скорбишь о смерти, которую не считаешь естественной и предопределенной. (2) Неизменным и великим утешением в смерти людей, скончавшихся от болезни, служит ее неотвратимость; о тех, кто сами призвали смерть, горюешь неисцелимо, ибо веришь, что они могли еще долго жить. (3) Кореллия подвиг на это решение разум 3; люди мудрые повинуются разумному, а не неизбежному. А у него было много причин жить: сознание незапятнанного прошлого, незапятнанное имя, большая авторитетность, а затем еще дочь, жена, внук, сестры и среди стольких близких истинные друзья. (4) Его мучила болезнь такая длительная и такая опасная, что смерть и ее доводы одержали победу над жизнью и всем, что было в ней ценного.
На тридцать третьем году, как я слышал от него самого, он заболел подагрой. Эта болезнь у него от отца; болезни, как и прочее, передаются по наследству. (5) Пока он был молод и силен, он побеждал болезнь, одолевая ее жизнью воздержанной и чистой; в последнее время, когда со старостью она усилилась, выносил ее с помощью сил душевных, хотя страдания были невероятные и пытки жесточайшие. (6) Боль уже не сидела только в ногах, а ходила по всем членам. Я посетил его при Домициане, когда он лежал у себя в пригородной вилле. (7) Рабы вышли из спальни; таков уж был у него порядок: когда приходил близкий друг, то все удалялись, даже жена, хотя она умела свято хранить любую тайну. (8) Он огляделся кругом: "Как ты думаешь, почему я так долго терплю такую муку? Да чтобы хоть на один день пережить этого грабителя" 4. Дай этому духу тело, столь же сильное, и он выполнил бы то, чего хотел 5.
Бог услышал его молитву. Она исполнилась: он спокойно ожидал смерти, чувствуя себя свободным, и оборвал то многое, что привязывало его, но уже слабо, к жизни. (9) Болезнь росла, он старался смягчить ее воздержанием, но перед ее упорством дрогнула его стойкость. Прошел второй день, третий, четвертый, он ничего не ел. Жена его, Гиспулла 6, послала ко мне общего нашего друга Геминия со скорбной вестью: Кореллий решил умереть, он не склоняется к мольбам ни ее, ни дочери, и я единственный человек, который может вернуть его к жизни. (10) Я кинулся к нему и был уже совсем близко, когда Юлий Аттик7 сообщает мне со слов той же Гиспуллы, что и я ничего не добьюсь: он все прочнее утверждается в своем намерении; "???????"7*,[7* я решил.] - сказал он врачу, поднесшему пищу. Это слово оставило в душе моей столько же восхищения, сколько и тоски.
(11) Я думаю о том, какого друга, какого человека я лишился. Ему исполнилось шестьдесят лет: даже для очень крепких людей это срок длинный знаю; он избавился от хронической болезни - знаю; он умер, оставив близких живыми, здоровыми, а государство, которое было ему дороже всех, в благополучии - и это знаю. (12) И все же я горюю о нем, как о юноше, как о человеке полном сил, горюю (можешь считать меня малодушным) ради себя. Я ведь потерял человека, следившего за моей жизнью, потерял вожатого и учителя. Коротко говоря, скажу то же, что в своем горе сказал своему другу Кальвизию8: "боюсь, что не буду так внимателен к своей жизни"9. (13) Поэтому не утешай меня; "он был стар, был немощен" (это я ведь знаю). Найди что-нибудь новое, что-нибудь сильное, о чем я никогда не слыхал, никогда не читал. То, что я слыхал, о чем читал, само собой приходит мне на ум, но перед таким горем это бессильно. Будь здоров.
ПИСЬМА ПЛИНИЯ МЛАДШЕГО
КНИГИ I-Х
СОДЕРЖАНИЕ
ПИСЬМА
Книга I. Письма 1-24. Перевод М. Е. Сергеенко
Книга II. Письма 1-20. Перевод М. Е. Сергеенко
Книга III. Письма 1-21. Перевод М. Е. Сергеенко
Книга IV. Письма 1-30. Перевод М. Е. Сергеенко
Книга V. Письма 1-21. Перевод М. Е. Сергеенко
Книга VI. Письма 1-34. Перевод М. Е. Сергеенко
Книга VII. Письма 1-33. Перевод А. И. Доватура
Книга VIII. Письма 1-24. Перевод А. И. Доватура
Книга IX. Письма 1-40. Перевод А. И. Доватура
Книга X. Письма 1-121. Переписка Плиния с Траяном. Перевод М. Е.Сергеенко
ДОПОЛНЕНИЯ
Панегирик императору Траяну. Перевод В. С. Соколова
Эпиграфические памятники. Перевод Н. Н. Казанского
ПРИЛОЖЕНИЯ
О Плинии Младшем. М. Е. Сергеенко
Панегирик Плиния Траяну. В. С. Соколов
ПРИМЕЧАНИЯ
Книга I. М. Е. Сергеенко
Книга II. М. Е. Сергеенко
Книга III. М. Е. Сергеенко
Книга IV. М. Е. Сергеенко
Книга V. М. Е. Сергеенко
Книга VI. М. Е. Сергеенко
Книга VII. А. И. Доватур
Книга VIII. А. И. Доватур
Книга IX. А. И. Доватур
Книга X. М. Е. Сергеенко
Панегирик императору Траяну. В. С. Соколов
Эпиграфические памятники. Я. Н. Казанский
Указатель собственных имен. М. Е. Сергеенко
КНИГА I
Плиний Септицию1 привет.
Ты часто уговаривал меня собрать письма, написанные несколько тщательнее, и опубликовать их. Я собрал, не соблюдая хронологического порядка (я ведь не писал историю), а как они попадались под руку2. (2) Только бы ты не раскаялся в своем совете, а я в своей уступчивости. Теперь я поищу те, что забросил, и не буду прятать, если еще что напишу. Будь здоров.
2
Плиний Арриану1 привет.
Я предвижу, что ты задержишься со своим приездом, и потому предлагаю тебе книгу, которую обещал в прежних письмах. Прочти ее, пожалуйста, и, по своему обычаю, внеси поправки2, - потому особенно, что я, кажется, до сих пор ничего не писал с таким ????1* [* усердием.](2) Я пытался подражать, по крайней мере в оборотах речи, Демосфену, твоему любимцу всегда, и Кальву 3, моему с недавних пор; силы таких ораторов могут достичь "немногие, кого справедливый"...4 (3) Материал вполне подходил для такого соревнования (боюсь за дерзкое слово): почти вся речь исполнена пафоса5: она пробудила меня от длительной спячки, если только я способен пробуждаться. (4) Не пренебрег я и ????????2* [** Лекифами.] нашего Марка6: я неизменно чуть-чуть сворачивал с дороги, когда уместно было украсить ими речь: я ведь хотел, чтобы речь потрясла людей, а не навела на них тоску.
(5) Не думай, что этой оговоркой я прошу снисхождения. Чтобы еще усилить твою правку, я тебе признаюсь: и меня самого и моих сотоварищей не отпугивает мысль об ее издании 7, если только ты благосклонно отнесешься к этой, может быть, нелегкой затее. (6) Надо, конечно, что-нибудь издать - лучше бы уже готовое - (молитва лентяя) - надо издать по множеству причин, а главное потому, что люди не выпускают из рук книжек, мной изданных, хотя они и утратили прелесть новизны. Книгопродавцы, может быть, только говорят мне приятные слова. Пусть, впрочем, говорят, если эта ложь заставляет меня работать. Будь здоров.
3
Плиний Канинию Руфу 1, привет.
Ну как Комо, наша с тобой радость? и прелестная пригородная вилла? портик, в котором всегда весна? аллея платанов с ее густой зеленью? канал с водой, отсвечивающей зеленью? Пруд внизу? он к нашим услугам? А та дорожка с землей плотной, но мягкой для ноги? а баня, круглый день залитая солнцем? столовые для большого общества и те, что лишь для некоторых? комнаты, где ты проводишь день, и спальни 2? (2) Они завладели тобой и передают, чередуясь, одна другой? Или тебя, внимательного хозяина, отвлекают обычные твои частые разъезды по имению? Если завладели тобой - счастливый ты человек, а если нет, ты "один из многих" 3.
(3) Почему ты (уже пора) не поручишь эти низменные мелкие заботы другим 4 и в этом глубоком полном уединении целиком не отдашься занятиям? им твой труд, им досуг; им работа и отдых, бдение и сон. (4) Создай, выкуй, что останется твоим навеки! Остальные твои владения после тебя не раз переменят хозяина; это, став твоим, никогда быть твоим не перестанет.
Я знаю, к какой душе, к какому дарованию обращаюсь я со своими увещеваниями; ты только постарайся понять сам, чего ты стоишь; если ты это поймешь, поймут и другие. Будь здоров.
4
Плиний Помпее Целерине1, своей теще, привет.
Всего у тебя полно в имении под Окрикулом, да и под Нарнией и под Карсулами, и под Перузией2! В имении под Нарнией даже баня3. Из писем моих (твоих уже не нужно) хватит одного старого и короткого. (2) Клянусь Геркулесом я больше дома у тебя, чем у себя. Есть, однако, разница: твои домочадцы принимают меня с большей заботой и вниманием, чем мои. (3) Может быть также будет и с тобой, если ты когда завернешь к нам. Я очень этого хотел бы; увидишь, у меня ни в чем тебе не будет отказа, как и мне у тебя не было, а затем пусть мои домочадцы, которые ожидают меня в пренебрежительном спокойствии, несколько встрепенутся. (4) У добрых хозяев рабы отвыкают бояться. Новые лица заставляют их очнуться, и они стараются получить одобрение хозяев за службу не им, а другим. Будь здорова.
5
Плиний Воконию Роману1 привет.
Видел ты такого перепуганного и присмиревшего человека, как М. Регул после смерти Домициана? Преступлений при нем совершал он не меньше, чем при Нероне, но не так открыто2. Ему стало страшно моего гнева - и не зря: я разгневан. (2) Он взлелеял гибель Рустика Арулена и так радовался его смерти, что прочитал и опубликовал сочинение, в котором нападал на Рустика; назвал его "обезьяной стоиков" и еще добавил "заклейменный Вителлиевым шрамом"3 - ты узнаeшь красноречие Регула. (3) Геренния Сенециона он поносил так неистово, что Меттий Кар сказал ему: "Какое тебе дело до моих мертвецов? Разве я беспокою Красса или Камерина" 4? (4) (Регул донес на них при Нероне). Он считал, что все это мне тягостно, и поэтому даже не пригласил на свое чтение. (5) А кроме того, он вспомнил, как приставал ко мне у центумвиров5 с расчетом меня погубить. Я помогал по просьбе Аррулена Рустика, Аррионилле, жене Тимона 6; Регул выступал против. Я в этом деле частично опирался на мнение Меттия Модеста 7, человека прекрасного. Он тогда находился в ссылке; был выслан Домицианом. И вот тебе Регул: "Скажи, Секунд, - обращается он ко мне, - что ты думаешь о Модесте?" Ответь я: "хорошо" - гибель; ответь "плохо" - позор. Могу сказать одно: боги мне помогли. "Я отвечу, если об этом будут судить центумвиры". Он опять: "Я спрашиваю, что ты думаешь о Модесте?" - (6) "Свидетелей8, - ответил я, обычно спрашивают о подсудимых, а не об осужденных". Он в третий раз: "Я спрашиваю, что ты думаешь не о Модесте, а об его лояльности?" (7) "Ты спрашиваешь, что я думаю? Я считаю, что не дозволено даже обращаться с вопросом о том, о ком уже принято решение". Он замолчал; меня хвалили и поздравляли: я не повредил своему доброму имени ответом, хотя бы мне и полезным, но бесчестным, и не угодил в силок, расставленный таким коварным вопросом.
(8) Теперь, сознавая свою вину, он в перепуге хватает Цецилия Целера, сразу за ним Фабия Юста9 и просит их помирить меня с ним. Мало того: приходит к Спуринне 10 и униженнейшим образом (как всегда, когда он боится) молит его: "Молю тебя, пойди утром к Плинию, только совсем утром (я не в силах больше терпеть это беспокойство); каким угодно способом добейся, чтобы он на меня не сердился". (9) Я уже не спал; от Спуринны посол: "Я иду к тебе" - "ни в коем случае: я к тебе". Мы направились друг к другу и сошлись в портике Ливии 11, Спуринна излагает поручение Регула, добавив свою просьбу - скупо, как и полагается просить достойному человеку за негодяя. (10) "Смотри сам, чтo, по-твоему, ответить Регулу. Мне не пристало обманывать тебя: я жду Маврика12 (он еще не вернулся из ссылки) и не могу тебе ответить ни "да" ни "нет"; я буду поступать, как он решит: он тут глава, мне подобает идти за ним следом".
(11) Несколько дней спустя Регул встретился со мной в тот день, когда мы поздравляли претора13; занятый старым, он отводит меня в сторону и говорит: он боится, что у меня глубоко в душе засели слова, сказанные им однажды на суде центумвиров, когда он отвечал мне и Сатрию Руфу14: "Сатрий Руф, который не состязается с Цицероном и доволен современным красноречием". (12) Я ответил, что сейчас, после его признания, я понимаю его колкость, но ведь слова эти можно истолковать и в почетном смысле. "Да, - говорю я, - я состязаюсь с Цицероном, я недоволен современным красноречием и считаю крайней глупостью выбирать для подражания не самое лучшее. А раз ты помнишь этот случай в суде, почему же ты забыл о другом, когда ты меня допрашивал, чтo я думаю о лояльности Меттия Модеста?" Он заметно побледнел, - хотя и вообще бледен,- и, запинаясь, пробормотал: "Я спрашивал во вред не тебе, а Модесту". Какая жестокость в человеке! Он не скрывает своего желания навредить сосланному. (14) И вот замечательная для того причина: "Он ведь написал в одном письме, читанном у Домициана: "Царек, негоднейший из всех двуногих", - сущую правду написал Модест 15.
(15) На этом кончилась наша беседа; я не захотел ее продолжать, чтобы ничем не связать себя до приезда Маврика. Я прекрасно понимаю, что Регул ????????????? 3*[3* которого трудно уловить.]: он богат, влиятелен, многие за ним ухаживают, еще больше тех, кто его боится: страх обычно сильнее любви. Может, однако, случиться, что все это пошатнется и рухнет: преданность негодяев так же ненадежна, как они сами. (16) Повторяю опять, я жду Маврика. Он человек основательный, разумный, многими испытаниями многому наученный, способный по прошлому предвидеть будущее. По его указанию я или что-то попытаюсь сделать, или буду сидеть смирно. (17) Я написал тебе об этом потому, что по нашей взаимной любви надлежит тебе знать не только о том, что я делаю и говорю, но и о том, что собираюсь сделать. Будь здоров.
6
Плиний Корнелию Тациту привет.
Ты будешь смеяться - смейся, пожалуйста. Я - вот этот я, которого ты знаешь, взял трех кабанов - и превосходных. "Сам"? - спрашиваешь ты. - Сам, пребывая, однако, в своей обычной спокойной неподвижности. Я сидел у тенет1, рядом были не рогатины и копья, а стиль и дощечки2; я что-то обдумывал и делал заметки, чтобы вернуться домой, если и с пустыми руками, то с полными табличками. (2) Не пренебрегай таким способом работы: ходьба, движение удивительно возбуждают душу; а леса вокруг, уединение, само молчание, требуемое охотой, побуждают к размышлению.
(3) Потому, когда пойдешь на охоту, вот тебе мой совет: бери с собой не только корзиночку с едой и бутылку, но и дощечки: узнаешь, что Минерва бродит по горам не меньше, чем Диана. Будь здоров.
7
Плиний Октавию Руфу1 привет.
Смотри, на какую высоту ты меня поставил, уделив мне такую же царственную власть, какую Гомер Юпитеру сильнейшему величайшему:
?? ?'?????? ??? ????? ?????, ?'?????? ?????????4*.[4* "Дал Пелейону одно, а другое владыка отринул" (Илиада, XVI, 250; перевод Н. И. Гнедича).]
и я ведь могу на твое желание ответить подобным же кивком и в знак несогласия отрицательно покачать головой. (2) И если я еще могу, особенно по твоей просьбе, оправдаться перед жителями Ботики в том, что я не буду их защитником в тяжбе против некоего человека2, то выступить против провинции, любовь которой я приобрел, оказав ей столько услуг, столько для нее, даже с риском для себя, потрудившись 3, - это противно моим правилам неизменной верности (а ты это ценишь). (3) Я пойду средним путем: из двух твоих просьб (ты просишь исполнить какую-нибудь одну) я выберу ту, которой удовлетворю не только твое пристрастие, но и твое здравое суждение. Для меня важно не то, чего ты, человек хороший, хочешь в данную минуту, а то, что ты всегда сможешь одобрить.
(4) Я надеюсь около октябрьских ид 4 быть в Риме и лично подтвердить это Галлу5 твоим и моим словом. За меня ты можешь и сейчас ему поручиться:
? ??? ????????? ??' ?????? ?????5*.[5* "Рек и во знаменье черными Зевс помавает бровями" (Илиада, I, 528; перевод Н. И. Гнедича).]
Почему, в самом деле, мне и не разговаривать с тобой стихами из Гомера, пока ты не позволишь разговаривать твоими. А я горю желанием их иметь. (5) Пожалуй, это единственная взятка, которой можно было меня подкупить и заставить выступить против Бетики.
(6) Почти упустил из виду то, чего никак не следовало упускать: я получил великолепные финики, которым теперь придется поспорить с винными ягодами и грибами. Будь здоров.
8
Плиний Помпею Сатурнину1 привет.
Очень кстати мне вручили твое письмо, в котором ты требуешь прислать тебе что-нибудь из моих писаний. Я и сам намеревался это сделать. Ты дал шпоры коню, который бежит по собственной охоте, и разом уничтожил необходимость для себя просить прощения за отказ от работы, а для меня извиняться за требование ее. (2) Не следует мне стесняться и не брать того, что предложено, а тебе тяготиться тем, чего сам домогался. Не ожидай, однако, чего-нибудь нового от человека, любящего безделие. Я собираюсь тебя попросить: удели мне время опять для той речи, которую я держал своим землякам перед открытием библиотеки 2. (3) Я помню, у тебя уже были какие-то замечания, касающиеся частностей: поэтому сейчас я прошу тебя, займись ею не только в целом, но пройдись даже по отдельным параграфам и отшлифуй их так, как это у тебя в обычае. И после исправления от меня ведь будет зависеть издать эту речь или оставить ее лежать. (4) И может быть итоги исправления покончат с моими колебаниями и приведут меня к определенному решению: или недостойной издания найдет эту речь неоднократный пересмотр, или он сделает ее достойной, - над чем я и стараюсь.
(5) Колебания мои вызваны не качеством моих писаний, а содержанием их. Тут есть слабый привкус как бы самохвальства и превозношения, и меня при моей скромности это тяготит. Пусть я буду говорить сжато в просто, но все же я вынужден толковать и о щедрости своих родителей3 и о своей собственной, а это тема опасная и скользкая, хотя говорить о близких и соблазнительно. (6) И если хвалу посторонним выслушивают обычно с некоторой досадой, то как трудно сделать, чтобы речь человека, повествующего о себе и о своих, не показалась и вовсе несносной! Мы завидуем нравственному благородству, но гораздо больше тому, что его прославляют, и не судим вкривь и вкось только о добрых делах, укрытых молчанием и мраком. (7) Потому я часто думал: ради себя только составил я эту речь (что бы она собой не представляла) или это мой долг и перед другими? "Ради себя": в этом меня убеждает то обстоятельство, что большинство поступков, необходимых в каком-то деле, по завершении его кажутся бесполезными и не стоящими благодарности.
(8) Не будем искать примеров дальше. Что было бы полезнее сочинения о смысле и значении щедрости? Оно дало бы мне возможность, во-первых, спокойно заняться размышлениями о высоком и достойном, затем, длительно всматриваясь, вникнуть в их красоту, и, наконец, избавить от раскаяния, сопровождающего внезапную щедрость. Эти мысли упражняли бы в презрении к деньгам. (9) Природа оковала людей стремлением сберегать их; с меня же, много и долго думавшего над тем, что такое щедрость, любовь к ней сняла цепи скупости, весьма весомые. Моя щедрость, казалось бы, заслуживает тем более похвалы, что меня влечет к ней не бессмысленный порыв, а размышление.
(10) В добавок к этому я обещал ежегодно выдавать сумму не на театральные представления и не на гладиаторов, а на содержание свободнорожденных детей4. Представления, услаждающие глаз и ухо, не нуждаются в рекомендации: тут людей надо не возбуждать словом, а скорее сдерживать; (11) чтобы человек охотно взял на себя докучный труд воспитания, этого следует добиваться не только наградами, но и особо подобранными увещаниями. (12) Врачи предписывают здоровую, но невкусную пищу с ласковыми уговорами: тем более приличествует замыслившему одарить общество даром полезнейшим, но не столь приятным, представить его в речи вежливой и любезной - еще и потому особенно, что я старался получить одобрение дару, предназначаемому отцам, и от людей бездетных: пусть чести, оказанной немногим, остальные терпеливо дожидаются, стараясь ее заслужить. (13) Тогда, однако, я больше беспокоился об общем благе, чем о самолюбии отдельных лиц: я хотел, чтобы цель и значение моего дара были поняты; теперь же, издавая свою речь, я боюсь, не показалось бы, что я потрудился не для чужой пользы, а для собственного прославления.
(14) А затем я помню, насколько выше считать наградой за благородный поступок не молву, а сознание сделанного. Слава должна придти сама, ее нечего искать, а если случайно она и не придет, то поступок, заслуживший славу, все равно останется прекрасным. (15) Те, кто украшает словами свои благодеяния, совершают их, по-видимому, ради того, чтобы разгласить о них. Поступок, в рассказе свидетеля великолепный, в оценке самого совершившего бледнеет. Люди, не будучи в силах разрушить сделанное, придираются к похвальбе им. Если о твоем поступке лучше умолчать, они корят поступок; если ты не молчишь о том, что стоит похвалы, они обвиняют тебя самого.
(16) Есть еще особая причина, меня удерживающая. Я говорил эту речь не перед народом, а перед декурионами, и не на площади, а в курии5. (17) Боюсь оказаться непоследовательным: при моем выступлении я хотел избежать громкого одобрения и согласия толпы; теперь, издавая свою речь, я ищу его. А я ведь не пустил этот самый народ, о котором заботился, на порог курии, чтобы не показалось, будто я перед ним как-то заискиваю; теперь же явно угодничаю даже перед теми, для кого мой дар имеет значение только примера.
(18) Вот тебе причины моих колебаний; я послушаюсь, впрочем, твоего совета: твой авторитет заменит для меня размышления. Будь здоров.
9
Плиний Миницию Фрундану 1 привет.
Удивительно, как в Риме каждый день занят или кажется занятым; если же собрать вместе много таких дней - окажется, ничего ты не делал. (2) Спроси любого: "Что ты сегодня делал?", он ответит: "Присутствовал на празднике совершеннолетия2, был на сговоре или на свадьбе3. Один просил меня подписать завещание4, другой защищать его в суде, третий придти на совет" 5. (3) Все это было нужно в тот день, когда ты этим был занят, но это же самое, если подумаешь, что занимался этим изо дня в день, покажется бессмыслицей, особенно если ты уедешь из города. И тогда вспомнишь: "сколько дней потратил я на пустяки!"
(4) Так бывает со мной, когда я в своем Лаврентийском поместии что-то читаю или пишу или даже уделяю время на уход за телом: оно ведь поддерживает душу. Я и не слушаю и не говорю того, в чем пришлось бы потом каяться; (5) никто у меня никого не злословит; никого я не браню, разве что себя за плохую работу; ни надежда, ни страх меня не тревожит, никакие слухи не беспокоят; (6) я разговариваю только с собой и с книжками. О правильная, чистая жизнь, о сладостный честный досуг, который прекраснее всякого дела! море, берег, настоящий уединенный ????????6*,[6* храм Муз.] сколько вы мне открыли, сколько продиктовали!
(7) Оставь же при первой удобной службе этот грохот, пустую болтовню, нелепейшие занятия; сохрани себя для литературы и предайся досугу! лучше ведь, по остроумному глубокомысленному слову нашего Атилия6, "ничем не заниматься, чем заниматься ничем". Будь здоров.
10
Плиний Аттию Клементу1 привет.
Никогда в нашем городе умственная жизнь так не била ключом, как сейчас: примеров тому много и они известны, но достаточно одного - я упомяну только философа Эвфрата 2. (2) Когда я юношей был на военной службе в Сирии3, я хорошо пригляделся к нему у него в доме и постарался, чтобы он полюбил меня. Стараться, впрочем, нужды не было: сам он идет навстречу, он доступен и полон той доброты, которой учит. (3) О, если бы я в той же мере осуществил надежды, которые он тогда возлагал на меня, в какой он возрос в своих добродетелях! Или я сейчас им удивляюсь больше потому, что больше их понимаю. (4) И сейчас, впрочем, понимаю не вполне: как о художнике, скульпторе, резчике может судить только мастер, так и мудреца может постичь только мудрец.
(5) В Эвфрате, насколько мне дано судить, много черт выдающихся и блестящих; даже на людей мало образованных они производят впечатление. В его рассуждениях есть тонкость, основательность, изящество; часто даже что-то от Платоновой высоты и размаха. Речи его богаты и разнообразны по содержанию и, главное, они сладостны и заставляют соглашаться раже противников. (6) А к этому еще высокий рост, красивое лицо, отпущенные волосы, большая седая борода. Пусть все это несущественно и неважно, но все-таки это вызывает к нему почтения еще больше. В одежде ничего отпугивающего, ничего мрачного, но она очень строгая; при встрече с ним почувствуешь почтение, но не испугаешься 4. (7) Жизнь совершенно святая, доброта совершенная: он преследует пороки, но не людей; заблуждающихся не корит, но исправляет. Следи со всем вниманием за его увещаниями, - и хотя ты уже убежден, но тебе хочется, чтобы тебя еще убеждали. (8) У него трое детей - двое мальчиков, которых он тщательно воспитывает5. Его тесть, Помпей Юлиан6, человек, проживший большую и славную жизнь; возвеличить и прославить его, впрочем, могло уже то, что он, первый человек в провинции, выбрал среди людей высокого ранга в зятья себе первого не по званиям, а по мудрости.
(9) Но зачем я так много говорю о человеке, обществом которого мне не дано пользоваться? Чтобы еще больше тосковать от того, что не дано? Я завален работой по службе, очень важной и очень тягостной7: сижу перед трибуналом, подписываю отчеты, составляю счета, пишу много писем, не думая об их литературной отделке. (10) Иногда (часто ли это удается) я жалуюсь на эти занятия Эвфрату. Он утешает меня и утверждает даже, что философия в лучшем своем отделе учит служить обществу: расследовать, творить суд, выявлять справедливость, значит осуществлять на практике то, чему она учит. (11) В одном только он не может убедить меня: будто заниматься всем этим лучше, чем проводить с ним целые дни, слушая и поучаясь.
Поэтому я тебе, человеку свободному, настоятельно советую, как только ты приедешь в Рим (и приезжай ради этого поскорей), вручи ему себя для окончательного усовершенствования. (12) Я не завидую, как большинство, чужому счастью, которого лишен сам, а наоборот: испытываю некоторое удовольствие, что друзьям моим досталось то, в чем мне отказано. Будь здоров.
11
Плиний Фабию Юсту привет.
Давно от тебя ни одного письма. "Не о чем писать", - говоришь ты. Вот это самое и напиши: "нечего было писать", или только ту фразу, с которой обычно начинали наши предки: "если ты здоров, хорошо; я здоров". С меня этого хватит: это ведь самое главное. Думаешь, шучу? Я прошу всерьез, уведомь, как живешь. Не зная этого, я не могу не быть в величайшей тревоге. Будь здоров.
12
Плиний Калестрию Тирону1 привет.
Тяжкая постигла меня утрата: я лишился такого человека, как Кореллий Руф2. Он умер, умер добровольно, и это растравляет мое горе. Особенно ведь скорбишь о смерти, которую не считаешь естественной и предопределенной. (2) Неизменным и великим утешением в смерти людей, скончавшихся от болезни, служит ее неотвратимость; о тех, кто сами призвали смерть, горюешь неисцелимо, ибо веришь, что они могли еще долго жить. (3) Кореллия подвиг на это решение разум 3; люди мудрые повинуются разумному, а не неизбежному. А у него было много причин жить: сознание незапятнанного прошлого, незапятнанное имя, большая авторитетность, а затем еще дочь, жена, внук, сестры и среди стольких близких истинные друзья. (4) Его мучила болезнь такая длительная и такая опасная, что смерть и ее доводы одержали победу над жизнью и всем, что было в ней ценного.
На тридцать третьем году, как я слышал от него самого, он заболел подагрой. Эта болезнь у него от отца; болезни, как и прочее, передаются по наследству. (5) Пока он был молод и силен, он побеждал болезнь, одолевая ее жизнью воздержанной и чистой; в последнее время, когда со старостью она усилилась, выносил ее с помощью сил душевных, хотя страдания были невероятные и пытки жесточайшие. (6) Боль уже не сидела только в ногах, а ходила по всем членам. Я посетил его при Домициане, когда он лежал у себя в пригородной вилле. (7) Рабы вышли из спальни; таков уж был у него порядок: когда приходил близкий друг, то все удалялись, даже жена, хотя она умела свято хранить любую тайну. (8) Он огляделся кругом: "Как ты думаешь, почему я так долго терплю такую муку? Да чтобы хоть на один день пережить этого грабителя" 4. Дай этому духу тело, столь же сильное, и он выполнил бы то, чего хотел 5.
Бог услышал его молитву. Она исполнилась: он спокойно ожидал смерти, чувствуя себя свободным, и оборвал то многое, что привязывало его, но уже слабо, к жизни. (9) Болезнь росла, он старался смягчить ее воздержанием, но перед ее упорством дрогнула его стойкость. Прошел второй день, третий, четвертый, он ничего не ел. Жена его, Гиспулла 6, послала ко мне общего нашего друга Геминия со скорбной вестью: Кореллий решил умереть, он не склоняется к мольбам ни ее, ни дочери, и я единственный человек, который может вернуть его к жизни. (10) Я кинулся к нему и был уже совсем близко, когда Юлий Аттик7 сообщает мне со слов той же Гиспуллы, что и я ничего не добьюсь: он все прочнее утверждается в своем намерении; "???????"7*,[7* я решил.] - сказал он врачу, поднесшему пищу. Это слово оставило в душе моей столько же восхищения, сколько и тоски.
(11) Я думаю о том, какого друга, какого человека я лишился. Ему исполнилось шестьдесят лет: даже для очень крепких людей это срок длинный знаю; он избавился от хронической болезни - знаю; он умер, оставив близких живыми, здоровыми, а государство, которое было ему дороже всех, в благополучии - и это знаю. (12) И все же я горюю о нем, как о юноше, как о человеке полном сил, горюю (можешь считать меня малодушным) ради себя. Я ведь потерял человека, следившего за моей жизнью, потерял вожатого и учителя. Коротко говоря, скажу то же, что в своем горе сказал своему другу Кальвизию8: "боюсь, что не буду так внимателен к своей жизни"9. (13) Поэтому не утешай меня; "он был стар, был немощен" (это я ведь знаю). Найди что-нибудь новое, что-нибудь сильное, о чем я никогда не слыхал, никогда не читал. То, что я слыхал, о чем читал, само собой приходит мне на ум, но перед таким горем это бессильно. Будь здоров.