Попов Михаил Михайлович. Паруса смерти

   — Не будем раздувать опасное пламя хотя бы за этим столом. Из всякой ситуации есть выход. Из этой подходящего выхода я пока не вижу. Но что-то мне подсказывает — выход найдется. Когда — не знаю, но найдется.
   — Время у нас пока есть, — усмехнулся Ибервиль.
   — Время не деньги, его всегда достаточно, как говорят у нас в Бретани, — усмехнулся ле Пикар.
   — А теперь, — Олоннэ поднялся со своего места, — я предлагаю всем лечь спать. Все, что мы могли сказать друг другу, уже сказано.
   — А ужин, — удивленно спросил Ибервиль, указывая на стол, — вино, свинина?..
   — Нет, пить мы сегодня не будем, ибо достигнутое в трезвом виде равновесие начнет раскачиваться уже после третьей кружки. После пятой вы вцепитесь друг другу в глотки. Вам ли себя не знать.
   В словах капитана было много правды. Немного побурчав, корсары разошлись.
   Когда двор опустел, Олоннэ подозвал к себе доктора:
   — Мне нужна еще одна перемена белья, я потею как мышь.
   — Ром выгоняет заразу, — высказал свое ученое мнение Эксквемелин.
   — Тогда вместе с бельем принесите мне еще и рома.
   Спокойному течению лечения помешал Роже. Приблизившись к голому капитану, он что-то прошептал ему на ухо.
   — Кто такой?
   — По выговору похож на испанца, но не испанец.
   — Что ему нужно?
   — Просит беседы наедине.
   Олоннэ усмехнулся:
   — Наедине — это значит минимум два телохранителя.
   — И правильно, господин, уж больно он страшен. Как будто его несколько раз четвертовали.
   — Четвертовали? Это, пожалуй, любопытно. Пусть приведут.
   — Слушаюсь, господин.
   Когда Горацио де Молину ввели в патио, Олоннэ сидел на своем прежнем месте, но в новом окружении. За спиной у него стояли двое дюжих корсаров, в руках у каждого было по два пистолета со взведенными курками.
   Достаточно было бросить один взгляд на ночного гостя, чтобы понять: эти меры предосторожности отнюдь не излишни. Вошедший был если и не громадного роста, то весьма крупного, шагал он несколько неловко — видимо, следствие полученных некогда ран, — но в теле его чувствовалась огромная, животная сила. Лицо представляло собой сплошную маску из шрамов. В первый момент Олоннэ показалось, что это прокаженный. Оказалось — нет.
   Взгляд же у де Молины был живой и довольно веселый. Возможно, такой эффект рождали отсветы пламени догоравших в патио костров.
   — Кто ты?
   — Меня зовут Марко Лупо.
   — Ты не испанец?
   — Я родом из Генуи, но испанцев знаю хорошо и много с ними общался.
   — Где же?
   — В тюрьме.
   — Понятно. Тот факт, что ты сидел у них в тюрьме, освобождает меня от необходимости спрашивать, где тебя так изувечили.
   Лупо жутко улыбнулся, как бы давая понять, что отдает должное понятливости собеседника.
   — А где именно находилась эта тюрьма — в Европе или, может быть, в Новом Свете?
   — Мне довелось побывать за решеткой и там и там.
   — За что же судьба была к тебе так несправедлива?
   — Я не говорю о несправедливости, меня всегда пытали и заковывали в железо за дело.
   Олоннэ переменил позу, разговор делался все занимательнее.
   — В чем же состояло твое прегрешение? Ты прелюбодействовал, может быть?
   Телохранители капитана весело заржали.
   — Нет, что вы, со мной даже портовые проститутки отказываются спать, не то что… Я грабитель.
   — Вот оно что, грабитель! — с притворным ужасом воскликнул Олоннэ.
   — Меня пытали в тюрьмах трех королевств и там же приговаривали к смертной казни.
   — И каждый раз тебе удавалось бежать?
   — Я цепенею от проницательности вашего ума, капитан Олоннэ.
   Корсарский капитан засмеялся, было в этом уроде что-то одновременно и опасное и забавное.
   — И вот ты, сбежав из очередной тюрьмы, решил пристать ко мне, правильно?
   — Не совсем так, капитан.
   — А как?
   — Я расскажу. После многочисленных пыток моя внешность стала слишком запоминающейся, любой стражник в самом провинциальном городе знал, как я выгляжу. Чтобы спасти свою шкуру…
   — Ты спас жизнь, а отнюдь не шкуру. — Олоннэ провел пальцем по своим щекам, показывая, что имеет в виду.
   Лупо не отреагировал на этот оскорбительный выпад.
   — Так вот, чтобы спасти свою жизнь, я хорошо заплатил одному лиссабонскому капитану, и он доставил меня в Никарагуа. Там я решил было предаться своим прежним занятиям, но недавно снова был схвачен. И за свои кровавые поступки приговорен к очередной смертной казни.
   — И снова тебе удалось бежать?
   — Почти.
   — Что это значит, почти?
   — Из самого здания тюрьмы мне удалось выбраться, и из города тоже, но вокруг Сан-Педро живут несколько странных индейских племен…
   — Говори, говори.
   Когда бы у телохранителей была возможность видеть не только затылок капитана, но и его лицо, они, несомненно, отметили бы, как он изменился в лице, услышав слова «Никарагуа» и «Сан-Педро».
   — Эти индейцы схватили меня и приволокли обратно в город и сдали алькальду.
   — В чем же тут странность?
   — Считается, что индейцы враждуют с испанцами.
   — Что еще ты можешь рассказать об этих индейцах?
   Лупо задумался, он был явно обескуражен этим вопросом, он ждал других.
   — Что я могу о них рассказать, когда я их почти и не видел и провел у них в поселке едва полдня? Одно могу сказать, странные индейцы. Живут они не так, как охотники за черепахами, но и на городских не похожи. По-моему, сразу за частоколом раскинулось возделанное маисовое поле… В общем, я не слишком присматривался, мне было не до того.
   Олоннэ втягивал ноздри и кусал верхнюю губу, было видно, что он о чем-то напряженно размышляет.
   — Ладно, Господь с ними, с этими индейцами. Если потом что-нибудь еще вспомнишь, расскажешь.
   — Не вспомню. Рассказал все.
   — Хорошо, на чем мы остановились?.. Ты оказался снова в тюрьме Сан-Педро, что дальше?
   — А дальше прибыл в город капитан Пинилья, это начальник стражи в Кампече: ему были нужны добровольцы для войны с Олоннэ.
   — Добровольцы?
   — Да, регулярных войск у них не хватает, до сезона дождей подкрепление из метрополии прибыть не может. А губернатор Эспаньолы всерьез решил с вами покончить. Он вместе с адмиралом де Овьедо собирает целую армию. Заключенным они предлагают взять в руки оружие и за это обещают помилование. Я вот взял.
   — Ну, у тебя, насколько я понимаю, особого выбора не было.
   — Пожалуй.
   — И что же, испанцы такие дураки, что поверили тебе, будто ты станешь проливать за них кровь, а не сбежишь при первой возможности?
   — Я тоже рассчитывал на легкий побег, но у них все хорошо продумано. Охрана так расставлена, что риск слишком велик. Лучше сразиться с корсарами и получить свободу, чем броситься в чащу, где еще неизвестно что ждет, и получить пулю в спину.
   Олоннэ налил себе стакан рома, приблизил к губам, но пить не стал.
   — Но ты все-таки убежал.
   — Мне это удалось только позавчера.
   — Позавчера?
   — Два дня пробирался сюда по джунглям.
   Капитан вскочил и быстро прошелся от костра до костра.
   — Дьявол! Так это значит, что армия дона Антонио поблизости!
   — Поблизости, — охотно кивнул урод, — в двух днях пути.
   — И насколько она велика?
   — Восемь рот регулярного войска и шесть добровольческих. Причем у добровольцев все сержанты… из разжалованных офицеров. Очень хотят выслужиться, им обещано восстановление в звании. Просто звери.
   — И где точно они стоят?
   — В миле южнее Маракаибо. Там, где к берегу подходит огромная отмель.
   — Даже если ты говоришь правду… — медленно заговорил Олоннэ.
   — Я говорю правду, капитан, зачем мне врать?
   — Этого я не знаю, но я не знаю также, зачем тебе было убегать от испанцев. При таком соотношении сил победа им обеспечена, а значит, тебе обеспечена свобода.
   — Я им не верю. Сегодня они не моргнув глазом сулят мне освобождение, завтра опять-таки не моргнув глазом меня повесят. Я убил сборщика налогов и двоих солдат. Я зарезал вдову командора Бернардо, и, самое главное, я ограбил церковь, это уже в Сан-Педро. После этого…
   — Хватит.
   Урод осекся.
   Капитан обратился к телохранителям:
   — Уведите и заприте его. Как следует. Вы сами слышали, какой он мастер по части побегов.
   — Я только хотел сказать, капитан…
   — Это просто мера предосторожности, тебе нечем подтвердить твои слова, кроме изодранной испанской пехотной формы, что ты на себя нацепил. Так что залогом правдивости твоих слов будет твоя жизнь. Это, на мой взгляд, справедливо.
   — Я бы мог быть полезен в бою, — глухо и недовольно сказал Лупо, опустив израненную голову на израненную грудь.
   — Возможно. Но мне будет спокойнее, когда ты будешь под замком. Уведите.
   — Одно слово, капитан.
   — Что еще?
   — Индейцы.
   — Что? — поморщился Олоннэ. — Какие еще индейцы?!
   — Те, что поймали меня возле Сан-Педро.
   — А-а! Говори.
   — Я предлагал им деньги, чтобы они меня освободили. Большие деньги, вдова командора Бернардо была богатая женщина. Так вот, они не взяли у меня денег.
   — Такие честные дикари?
   — По-моему, они просто не знали, что это такое.
   Перебежчика увели, предварительно скрутив ему руки.
   Рядом с задумавшимся капитаном остался один из телохранителей. Чутье ему подсказывало, что не все дела на сегодня закончены. Возможно, именно сейчас все и начнется. Олоннэ опустил голову на стол, раскинув при этом руки, и что-то шептал про себя.
   Угли в кострах почти погасли, и кострища переливались в углах патио, как остывающие саламандры.
   Летучие мыши совершенно обнаглели и проносились в каких-нибудь трех футах над столом.
   — Франсуа, — сказал Олоннэ, не отрывая щеки от теплых досок.
   — Я слушаю, капитан.
   — Сейчас ты возьмешь с собой надежного парня, и такого, который умеет держаться в седле.
   — Возьму, капитан.
   — И отправишься к Маракаибо.
   — Отправлюсь, капитан.
   — Ты слышал, что сказал этот урод: примерно в миле южнее этого городишки стоит лагерем армия дона Антонио де Кавехенья.
   — Сосчитать их костры и палатки?
   — И это тоже, но главное — выясни, что у них там на берегу.
   Франсуа помотал головой, чувствуя, что смысл слов капитана до него доходит не вполне.
   — На берегу?
   — Да, на берегу, вдоль берега. Нет ли там пушек. Большого количества пушек.
   — Понимаю, капитан.
   — И вот еще что. Возьмешь мою подзорную трубу, она лежит в изголовье кровати, если ее кто-нибудь не украл, пользуясь моей слабостью. Так вот, с этой трубой заберешься на самое высокое дерево и осмотришь окрестности. И смотреть будешь не в сторону берега, а в сторону лагуны и моря. Где-нибудь на горизонте постарайся заметить корабельные мачты.
   — Постараюсь, если они там есть.
   — По моим расчетам, они там должны быть. Это все. Лошади здесь, за домом на конюшне. Да, самое главное — вернуться необходимо к рассвету. До Маракаибо два дня пешего хода, на лошадях можно успеть.
   — Успеем, капитан.
   Франсуа нырнул в пропитанный мраком дом.
   — Роже! — крикнул Олоннэ.
   Седой камердинер явился на зов. Его голос прозвучал за спиной капитана:
   — Я здесь, господин. Вам вновь плохо?
   Олоннэ принял более естественную позу.
   — Пойди сейчас к этому уроду и скажи, что, если он забыл мне что-то рассказать, я готов его выслушать. Я попробую заснуть, но не бойся меня разбудить, когда генуэзец скажет, что созрел для разговора.

Глава девятая

   Несмотря на страшную жару, капитан Олоннэ появился на собрании команды во всем черном. Черный камзол, черные панталоны, чулки и башмаки. Единственная защита от обжигающих лучей полуденного солнца — шляпа тоже была черного цвета.
   Корсары собрались перед самым высоким зданием в городе — церковью Святого Себастьяна. Это место они выбрали не по духовным соображениям. Просто церковь располагалась на границе «северной» и «южной» частей Гибралтара и являлась, таким образом, нейтральной территорией.
   На ее высоких каменных ступенях стояли кроме Олоннэ капитаны Шарп, Баддок, ле Пикар, Ибервиль и доктор Эксквемелин. Воклен отсутствовал, он с особо выделенной командой корсаров охранял захваченное золото.
   Капитан Олоннэ эту сходку не собирал, она возникла стихийно после того, как корсары узнали, что их главный вожак выздоравливает. Они требовали от него немедленного решения затянувшегося спора.
   Толпа была очень возбуждена и вооружена так, словно прямо с этой площади всем предстояло отправиться на штурм укрепленной вражеской крепости. Капитан надеялся, что поднявшееся в зенит солнце разгонит собравшуюся на рассвете толпу, но на этот раз его надеждам не суждено было сбыться.
   Самый лучший способ оттянуть принятие решения — это начать игру в демократию. Надо дать высказаться всем, кто этого хочет. Как правило, по вопросам, имеющим жизненно важное значение, свое мнение имеют все.
   Один за другим выходили перед толпой украшенные шрамами, ожогами и акульими укусами бывалые морские волки и, выразительно положив руки на рукояти пистолетов, сабель и тесаков, начинали пространно объяснять, почему нужно поступить так, как считают они, а не иначе.
   В глубине души Олоннэ благодарил Бога за то, что его матросы и канониры, несмотря на свое французское происхождение, не научились говорить коротко и афористично, что для выражения самой простой мысли им необходимо так много слов.
   Прочие капитаны смотрели на него с некоторым недоумением. Они понимали, что он чего-то ждет, но не могли понять, чего именно. Зачем накалять эту воинственную вольницу, ведь еще немного, и грянет такой взрыв, что не спастись никому.
   Да, капитан Олоннэ ждал — ждал возвращения своих разведчиков, но, как впоследствии выяснилось, ждал напрасно и напрасно жарил на солнцепеке всех собравшихся. И Франсуа, и его напарник нелепыми тушами плавали в глубоком тропическом ручье, и вода вокруг них была окрашена красным. Их выследили не испанцы, испанцам они ни за что бы этого не позволили. Судя по тому, что оба трупа были без скальпов, они стали жертвой нападения здешних индейцев.
   Капитан Олоннэ знал, что он хочет сказать корсарской сходке, и знал, в каком направлении хочет повернуть развитие событий, но ему нужны были доказательства того, что он правильно оценивает ситуацию.
   — Капитан, — сказал Ибервиль, наклонившись к Олоннэ и невольно подмигивая бельмастым глазом, — посмотри.
   — Вижу, — сухо ответил Олоннэ.
   Он и вправду видел, что в плотной человеческой массе, толпившейся перед церковными ступенями, началось медленное, но вполне определенное движение. Наблюдательному человеку было нетрудно распознать смысл этого движения. Капитан Олоннэ был наблюдательным человеком.
   К Олоннэ подошел Шарп, старавшийся во время всего собрания держаться от него как можно дальше, чтобы продемонстрировать своим сторонникам собственную непримиримость в отстаивании их интересов.
   — Послушай, время разговоров подходит к концу. Они уже делятся на команды. Скажи что-нибудь.
   Слова ирландца поддержал крик из толпы:
   — Олоннэ, почему ты молчишь, Олоннэ?
   — Ну что ж, — прошептал он про себя, — придется открывать карты.
   Он сделал было шаг вперед, придерживая свою шляпу, чтобы поднятой рукой скрыть гримасу раздражения на лице, но тут за его спиной появился Роже. Появился и быстро прошептал черными губами на ухо своему господину:
   — Он согласен. Он хочет немедленно с вами поговорить.
   Капитан едва заметно кивнул и, выйдя на край верхней ступени, сказал:
   — Я долго слушал ваши речи. Я слушал их очень внимательно. Я надеялся найти в них хотя бы крохотное зернышко здравого смысла. Я разочарован. Глубоко разочарован. Жадность и глупость — вот что сидит в ваших головах, ничего больше.
   Приземистый рыжебородый корсар в красном платке и кожаной безрукавке на голом теле выскочил вперед:
   — Вместо того чтобы обличать нас, ты бы лучше предложил, как нам честно разделить наши деньги.
   Сход одобрительно загудел.
   — Положение безвыходное, причина в вас самих, Посмотрите на себя.
   Толпа разделилась, как амеба, на две неравные части. Между этими частями образовалось расстояние шагов в пять. Один плотный строй стоял против другого.
   Было слышно, как защелкали взводимые курки.
   — Но я помогу вам, я знаю справедливый способ.
   Все взгляды обратились к говорившему.
   — Погодите, совсем недолго. Я сейчас вернусь. И когда вернусь, все устрою.
   Заявление было столь ошеломительным в создавшемся положении, что не прозвучало ни одного возражения. Пока перегретые корсарские мозги пытались сообразить, что же произошло, Олоннэ исчез с крыльца.
   Войдя в темную, каменную, без единого окна каморку, где пахло перепрелым сеном, плесенью и еще чем-то столь же отвратительным, Олоннэ бросил:
   — Только очень быстро, твои откровения должны быть короткими, у меня нет времени на словесные игры.
   Лупо лежал у дальней стены, связанный по рукам и ногам сыромятными ремнями.
   — Прикажите меня развязать.
   — Сначала правда, потом все остальное.
   — Мне трудно говорить.
   — Тогда я сам все скажу. Ты не сбежал от испанцев, они сами тебя послали. Кто именно? Да, впрочем, можешь и не говорить, я и так знаю — дон Антонио де Кавехенья. Да?
   Лупо несколько раз сглотнул слюну и глухо сказал:
   — Да.
   — А дальше все просто. Никакого огромного войска там у Маракаибо нет, а есть батарея на берегу, в форте Ла-Палома, правильно? Большую Желтую отмель мы сможем обойти только по фарватеру вдоль берега. Вдоль того берега, где стоят ваши пушки, угадал? Корабли у нас груженые, медленные, а если кто и проскочит под дулами береговой батареи, их ждут несколько галионов адмирала де Овьедо. Вот видишь, я все угадал сам. Твоя миссия не удалась, генуэзец. Я не испугался твоих россказней, сейчас я отправлю своих людей в тыл вашей батарее, и мы проверим, каковы ваши канониры в сухопутном бою. Ну, что молчишь?
   Лежащий пошевелился, пытаясь сменить свое положение на менее мучительное. Ему это не удалось, говорить пришлось, выдыхая воздух прямо в прелую подстилку.
   — Я ничего не знаю про батарею, но, даже если она есть, не это самое важное.
   — Ну, договаривай!
   — Все, что я вам говорил про армию дона Антонио, правда.
   — То есть эти полторы тысячи не миф?
   — Ни в коем случае. Более того… — Лупо страшно чихнул, подняв целый вихрь трухи.
   — Я жду.
   — Они не ждут вас возле Маракаибо.
   — Выражайся яснее.
   — Одно условие.
   — Ты еще пытаешься ставить мне условия?! Находясь в таком положении?!
   — Вы обещаете мне сохранить жизнь, а я сообщу вам то, что спасет вас. И вас, и всех ваших людей.
   Олоннэ невольно обернулся и прислушался. Возле церкви все еще было тихо.
   — Ладно, черт с тобой, обещаю.
   — Они направляются сюда.
   — Испанцы? Не лги, никогда они не вылезут из крепости ради того, чтобы сразиться с корсарами на открытом месте. Тем более в джунглях. Дон Антонио сто раз наложит в штаны, прежде чем подумает о такой возможности всерьез.
   — Они слишком уверены в своих силах. И потом, они думают, что вы их не ждете. При неожиданном нападении… Вспомните побережье Кампече.
   — Им понравилось заставать меня врасплох, -задумчиво произнес Олоннэ.
   — Прикажите меня развязать.
   — Прикажу после того, как подтвердится, что ты меня не обманул. Но учти, и после этого я не стану тебе полностью доверять. Мне бы надо тебя пристрелить.
   — Вы же дали слово…
   Олоннэ расхохотался:
   — Ты, истребитель командорских вдов и грабитель церквей, веришь в силу данного слова!
   Лупо страшно и тяжко заворочался на гнилой соломе.
   — Ты не умрешь, урод, но совсем не потому, что я дал слово тебя не убивать.
   С этими словами Олоннэ выскочил из камеры.
   Когда он появился перед церковью Святого Себастьяна, то застал почти не изменившуюся картину. Те же два сплоченных строя, те же оскаленные рты, вынутые из-за пояса пистолеты, обнаженные кинжалы. Бешено сверкающие глаза.
   Между двумя вооруженными стенами расхаживал Ибервиль. Он единственный верил в то, что кровопролитие удастся предотвратить, единственный, кто пытался образумить рвущихся в бой.
   — Могу вас обрадовать! — крикнул Олоннэ, входя в тот же коридор. — Вы добились, чего хотели!
   — Деньги, скажи нам, как ты их предлагаешь разделить!
   — Деньги!
   — Говори!
   — Перестань издеваться, Олоннэ!
   Человек в черном камзоле остановился. Не по своей воле — и в правое и в левое плечо его впилось по острию шпаги. Он не в силах был сделать больше ни шага.
   — Говори, наконец!
   — Добытые нами деньги придется делить не на две, а на три части.
   — Что это значит?! — заревели пираты.
   — Пока вы тут препирались друг с другом, а я валялся без сознания, явился всем нам хорошо знакомый дон Антонио де Кавехенья с войском и с большим желанием вмешаться в процесс дележа.
   Гробовое, даже загробное молчание было реакцией на эти слова.
   Потом хлынули крики:
   — Где он?! К дьяволу! Смерть ему! — и тому подобное.
   Олоннэ поднял руку, и все замолкли. Он снова стал для них командиром.
   — Он находится в двух милях от города, собирается уже сегодня напасть на нас и всерьез рассчитывает застать нас врасплох. Только что явился мой лазутчик и рассказал все это.
   Корсарские толпы заволновались, теряя плотность.
   — Предлагаю сделать две вещи, — продолжал говорить капитан, — отложить дележ и не позволить этому благородному сеньору напасть на нас неожиданно.
   В уговорах не было нужды. Могли бы возникнуть проблемы, если бы дон Антонио находился где-нибудь далеко, а когда выяснилось, что враг рядом, о деньгах было тут же забыто.
   За каким чертом деньги идущему в бой?!

Глава десятая

   Дон Антонио де Кавехенья очень боялся Олоннэ, но при этом был полностью уверен в победе. Слишком хорошо он подготовился в этот раз. План мести казался ему безупречным. По его подсчетам, которые были сделаны на основании донесений нескольких лазутчиков, у корсаров осталось никак не больше четырех сотен человек. Скорей всего, спасая награбленное, они попытаются уклониться от боя, узнав о приближении к Гибралтару целой армии. Разбойники бросятся к своим судам и отправятся на север, к выходу в открытое море, и попадут под огонь замаскированной на побережье, в полуразваленном форте Ла-Палома, батареи. Тех, кому, паче чаяния, удастся спастись, ждут корабли адмирала де Овьедо, яростно мечтающего о реванше. Конечно, при таком развитии событий большая часть драгоценного груза окажется на дне озера, но слава победителя Олоннэ стоит нескольких сотен тысяч реалов.
   Возможен был и другой вариант развития событий. Корсары, известные своей безумной храбростью, могут атаковать испанскую армию. Втайне дон Антонио мечтал об этом. Таким образом, как говорят в Галисии, можно будет убить двух уток одновременно, а также перестрелять всю эту корсарскую шваль и сохранить наворованные ими денежки. Но в такое счастье его высокопревосходительство, будучи человеком реалистически мыслящим, всерьез не верил.
   Не верил он и в то, что на бандитское логово, каким стал славный город Гибралтар, можно будет напасть неожиданно. На это рассчитывали некоторые молодые офицеры. Но на то они и молоды, чтобы питаться несбыточными надеждами.
   Поедая куропатку и запивая завтрак белым астурийским вином, губернатор Эспаньолы предавался вышеприведенным размышлениям. За его спиной, у входа в губернаторскую палатку, стояли два пехотинца в касках, кирасах и с аркебузами на сгибе правой руки. В некотором отдалении тесной группой расположились штабные офицеры. Они с иронией посматривали в сторону завтракающего дона Антонио. Все они были экипированы для боя и никак не могли понять, почему им никак не отдадут приказа к немедленной атаке.
   Солдаты двух резервных рот, под охраной которых его высокопревосходительство наслаждался вином и дичью, сидели на голой земле под кронами развесистых деревьев, укрываясь от жары. В битву их тянуло меньше, чем господ офицеров, но и они понимали, что дело лучше закончить днем. О ночном сражении с этими бешеными бандитами никто из них не мог думать без содрогания.
   Послышался стук копыт с той стороны, где находилась передовая линия. Это прискакал лейтенант Лопес. Спрыгнув на землю, он вытянулся перед импровизированным губернаторским столом.
   — Новости? — поинтересовался его высокопревосходительство.
   — Нет.
   — Так зачем тебя послали?
   — Капитан Пинилья велел передать, что стрелки его роты вот уже полтора часа находятся в виду окраин города.
   Дон Антонио специально взял с собой в поход капитана, забрав его из подчинения дону Ангеррану де ла Пенья. Капитан был единственным, кто имел положительное сальдо в смертельной торговле с Олоннэ. Присутствие такого человека в своем войске дон Антонио считал хорошим знаком.
   Лейтенант Лопес продолжал:
   — Один бросок — и мы можем овладеть внешними укреплениями. Они никем не охраняются.
   Губернатор с некоторым неудовольствием подумал, что капитан, конечно, очень хороший офицер, но уж больно беспокойный.
   — Может быть, корсаров уже нет в городе, а, лейтенант?
   Лейтенант пожал плечами.
   — Может быть, они уже грузятся на корабли. Прослышали о нашем приближении и бегут.
   Лейтенант снова не нашел ничего лучшего, как сделать движение плечами.