Подошел к своим и рухнул.
Беззвучно.
— Надеюсь, они удовлетворены, — сказал Олоннэ.
Ибервиль отрицательно покачал головой:
— Нет, видишь, ведут вторую.
— Ну что ж, иди.
— Ну что ж, пойду. Я и в обычное время довольно спокойно отношусь к женскому полу, а уж после всего, что с нами было…
— Кто?! — резко взвизгнул Серебряная Ноздря.
Ибервиль вздохнул и процедил сквозь зубы:
— Сволочь.
В ответ на это толмач возмущенно помахал руками и сделал несколько угрожающих выкриков. Могло показаться, что он понял, кем его считают.
Когда одноглазый носитель семени заковылял в направлении заветного чертога, к Беттеге подошли два индейца. Один с ножом, второй с небольшим глиняным горшком. Раненый посмотрел на них сонным взглядом. Ему было все равно, убьют его или нет.
Оказалось, что убивать его никто не собирается, а, наоборот, ему собираются оказать медицинскую помощь. Индеец с ножом был «хирургом», первым движением остро отточенного ножа он распорол замызганную повязку, охватившую воспаленное предплечье Беттеги. Вторым вскрыл большую опухоль. Гной так и хлынул. Раненый облегченно закрыл глаза, ему стало получше. Тогда второй индеец, подождав, пока рана очистится, вывернул на нее содержимое горшка. Это оказалась темно-зеленая кашицеобразная масса. Беттега попытался шевельнуться, но палец «врача» предупредил его, чтобы он этого не делал. Корсар подчинился и снова закрыл глаза.
Олоннэ перевел взгляд с него на вигвам, и как раз вовремя. Ибервиль кончил свою миссию и появился на пороге. Когда он подошел поближе, стало заметно, что выражение лица у него удовлетворенное.
— Слушай, они не зря кормили нас этими моллюсками.
— Да? — рассеянно спросил Олоннэ.
— Девочки у них, конечно… но если надо, то надо. Смотри, вон и твоя появилась. Или тебе обязательно нужно, чтоб было не меньше трех?
Капитан наотмашь саданул веселящегося товарища в единственный видящий зрак:
— Заткнись.
— Кто?! — раздался дежурный вопль.
Капитан медленно, но решительно поднялся.
До вигвама было тридцать шагов, пока он преодолевает это расстояние, есть время рассказать о том, что происходило с теми людьми, кто сопутствовал Жану-Давиду Hay, капитану Олоннэ, на страницах этого сочинения.
Командор Ангерран де ла Пенья был уже неделю как мертв; умер, как и ожидалось, от апоплексического удара. Он считал свое невероятное полнокровие следствием каких-то таинственных природных причин и совершенно был не склонен винить непомерное обжорство и пристрастие к хересу. За что и был» наказан.
На следующий день после описываемых событий Женевьева де Левассер перенесет выкидыш, а лет через пять-шесть превратится в желчную, раздражительную тетку. Более жестокой и жадной плантаторши не было на всем Антильском архипелаге.
Юный красавец Анджело де Левассер в этот момент наносил пощечину трудноразличимому на таком расстоянии негодяю, чтобы утром следующего дня на задворках Люксембургского дворца наткнуться левой частью груди на его безжалостную шпагу.
Брат капитана, иезуит Дидье, отразив первую атаку полковника Герреро, не стал дожидаться второй и распахнул ворота редукции. Он понимал, что зашел в своем свободомыслии слишком далеко, и решил пойти на сотрудничество с властями. Но сотрудничество это не принесло никаких результатов.
После того как раздраженный полковник удалился, ретивый патер выяснил, по чьей вине состоялся побег его брата с дружками, и, отдав приказ казнить всех, хоть сколько-нибудь виноватых, засел за продолжение своего «Города Луны».
Моисей Воклен не менее чем на полгода засел на маленьком островке, получившем свое название Лас-Перлас лет через пятьдесят после гибели бывшего сборщика налогов. Корабли обходили стороной эти места, и даже испанские разъезды, которых так опасались корсары, не желали здесь появляться. Корсары кормились тем, что ловили черепах и выращивали бобы. Время от времени им приходилось отбивать атаки местных индейцев. Чем там все закончилось, сказать с уверенностью трудно. Скорей всего, все погибли. Например, Горацио де Молина свой жизненный путь завершил следующим образом: пытаясь бежать из опостылевшего корсарского лагеря, он бросился в реку в надежде переплыть ее и затеряться в джунглях и, может быть, договориться с индейцами. Но вместе с отрубленными капитаном Олоннэ кистями рук его оставило и умение плавать. Он пошел ко дну на радость местным крокодилам.
Дочка же его, кстати, выросла в привлекательную, если не сказать более, девушку. В нее влюбился кастильский аристократ, находившийся на Эспаньоле в ссылке за дуэль с особой королевской крови. Но аристократ — он и в ссылке аристократ, а дочь разбойника всегда ею останется, сколь бы очаровательной ей ни удалось сделаться. Был роман, много страсти, слез, терзаний. Потом был отъезд аристократа, внебрачный ребенок, но это уже текут чернила следующего романа…
Кто там еще остался?
Падре Аттарезе.
Несмотря на часто повторяющиеся припадки, он продолжал здравствовать и шпионить в пользу Испании. Единственное, в чем изменилась его тактика, — он стал осторожнее и хитрее.
Если учесть, что губернатор Тортуги, славнейший господин де Левассер, под воздействием свалившихся на его голову несчастий пристрастился к барбадосскому рому и утратил свойственный ему трезвый взгляд на вещи, старому итальянцу не грозило никакое разоблачение.
Описать, что ли, кончину ле Пикара? Но что нам до этого татуированного болвана!
Мы возвращаемся к капитану Олоннэ. Ибо он уже сделал свой двадцать девятый шаг.
Стоявший у входа в вигвам индеец предупредительно поднял тростниковый полог перед носителем семени.
Ибервиль внимательно и заинтересованно следил за тем, что происходит. Беттега был не в состоянии открыть глаза. Ибервиль, посверкивая единственным глазом, ждал, во что выльется столкновение сексуального гиганта с представительницей вымирающего племени. Произведет ли он на нее такое же впечатление, как на женщин цивилизованных народов?
Когда послышались женские вопли, Ибервиль удовлетворенно улыбнулся. Он был рад за капитана и горд тем, что имеет в друзьях такого умельца.
Но удовлетворение длилось недолго. Голая толстушка выскочила из вигвама и стала что-то возмущенно высказывать стоящим у входа воинам. Она была вне себя. Старик с кольцом в ноздре, переместившийся от Ибервиля с Беттегой к месту основного действия, что-то угрожающе прокричал ей. Толстушка была вынуждена вернуться в вигвам.
— Что там происходит? — пробормотал Ибервиль.
— Что ты говоришь? — спросил Беттега, не открывая глаз.
Одноглазый не успел ответить — снова раздался возмущенный женский крик, снова произошло препирательство толмача с толстушкой. Ее в третий раз заставили отправиться в объятия корсарского капитана.
Но на этом все не закончилось. Было еще много возмущенных криков. Появился вождь. Он внимательно выслушал деву своего племени и сделал знак, который можно было истолковать только одним образом — «пошли, сходим вместе».
— Да что же там происходит?! — удивлялся Ибервиль. Свой ни к кому не обращенный вопрос он завершил длиннейшим ругательством.
Поднялся тростниковый полог, появился вождь. Если бы Ибервиль находился поближе к нему, он бы увидел, насколько у вождя обалдевшее лицо.
Вождь поднял руку, он указывал на кучу хвороста, сложенную рядом с вигвамом. Возникла множественная суета. Кто-то притащил пылающую головню и бросил в хворост. Трое дюжих индейцев бросились в вигвам и через мгновение выволокли оттуда упирающегося Олоннэ.
— Смотри! — крикнул Ибервиль, и Беттега открыл глаза.
Шумно треща, пламя распространялось внутри костра, но, заглушая этот шум, орал Олоннэ, извиваясь в руках индейцев. Ибервиль инстинктивно вскочил, чтобы броситься ему на помощь, но костяное острие больно уперлось ему в грудь.
Капитан Олоннэ почти вырвался из вцепившихся в него лап, но тут на его голову обрушился удар сучковатой дубины.
— Все, — сказал Беттега.
Он был и прав и не прав. С лежащего капитана сорвали остатки одежды, подволокли к столбу, увенчанному черепом, обмотали ноги волосяной веревкой, перебросили конец через перекладину, имевшуюся на столбе на высоте семи футов, и подняли. Оттого, что кровь резко прилила к голове, Олоннэ очнулся и начал извиваться, пытаясь руками дотянуться до веревочных узлов. Тогда один индеец, тот самый, что вскрывал рану Беттеги, схватил капитана за волосы и перерезал ему горло одним аккуратным экономным движением.
В этом племени лекарь и палач были одним лицом.
Чтобы хлещущая кровь не пролилась на землю, две индианки подставили блюдо из черепахового панциря, и тогда Ибервиль понял, в чем суть происходящего.
— Это людоеды, — прошептал он.
Волна жуткой тошноты подступила к горлу, но он удержался от рвоты.
— Но почему они хотят съесть именно его? — спросил Беттега.
На этот вопрос ни он, ни Ибервиль ответа не нашли, хотя размышляли над этим всю оставшуюся жизнь, а жизнь им обоим досталась длинная. Людоеды, сожрав капитана, спутников его отпустили. И даже дали им проводников до ближайшего поселения бледнолицых.
Единственное, что им приходило в голову, — что выбор людоедов был как-то связан с тем, что случилось в вигваме, то есть в постели с индианкой. Каков же он был, этот сексуальный фокус, если ответом на него явилось желание сожрать его изобретателя?
Этот вопрос не давал покоя ни Ибервилю, ни Беттеге долгие годы, бессонными ночами они размышляли только об этом. Оба оставили воспоминания, основной частью которых являются рассуждения на эту щекотливую тему.
Заслуживают внимания и мемуары еще одного человека, хорошо знавшего знаменитого злодея. Имеется в виду доктор Эксквемелин.
Узнав о кончине капитана Олоннэ и, главное, о том, каким именно образом она совершилась, он, правда в очень осторожной форме, предположил, что причиной гнева людоедов стало не особое сексуальное извращение, к которому Олоннэ якобы склонял девушку-людоедку, но, наоборот, нежелание дать семя. Другими словами, капитан был импотентом. Дикари не могли себе представить, что такое может быть, поэтому неспособность корсара вступить в соитие с девушкой восприняли как нежелание. Оскорбления более жуткого нельзя было и представить. Они принесли охальника в жертву и сожрали.
Свою теорию доктор сопровождает рассуждениями о причинах слабости капитана. Якобы в самом начале жизненного пути он перенес тяжелую травму, ставшую причиной его мужской немощи. Что же касается жутких любовных концертов, которые он закатывал вместе с пленными испанками, то делалось это для отвода глаз и для поддержания капитанского авторитета.
Он пытался лечиться, но вынужден был убивать врачей, посвященных в его тайну. Кто-то из знахарей сказал ему, что его слабость есть проявление глубокой привязанности (этот умник тоже, кстати, был зарезан) к одной женщине, с которой Олоннэ не может соединиться. Вылечиться же он может, только отыскав ее и женившись на ней. И капитан посвятил жизнь поискам Люсиль. Все разбойничьи подвиги Олоннэ были, оказывается, всего лишь стремлением избавиться от импотенции. На наш взгляд, это слишком научно-медицинское и в то же время легковесное объяснение. Доктор Эксквемелин выступает в своей книге этаким предшественником известного венского доктора, за что и пользуется незаслуженным авторитетом у ряда не заслуживающих никакого внимания исследователей.
Мысль о том, что всякое страшное кровопролитие есть проявление полной импотенции, кажется нам неубедительной.
ПОСЛЕСЛОВИЕ АВТОРА
КРАТКИЙ СЛОВАРЬ МОРСКИХ ТЕРМИНОВ
ХРОНОЛОГИЧЕСКАЯ ТАБЛИЦА
Беззвучно.
— Надеюсь, они удовлетворены, — сказал Олоннэ.
Ибервиль отрицательно покачал головой:
— Нет, видишь, ведут вторую.
— Ну что ж, иди.
— Ну что ж, пойду. Я и в обычное время довольно спокойно отношусь к женскому полу, а уж после всего, что с нами было…
— Кто?! — резко взвизгнул Серебряная Ноздря.
Ибервиль вздохнул и процедил сквозь зубы:
— Сволочь.
В ответ на это толмач возмущенно помахал руками и сделал несколько угрожающих выкриков. Могло показаться, что он понял, кем его считают.
Когда одноглазый носитель семени заковылял в направлении заветного чертога, к Беттеге подошли два индейца. Один с ножом, второй с небольшим глиняным горшком. Раненый посмотрел на них сонным взглядом. Ему было все равно, убьют его или нет.
Оказалось, что убивать его никто не собирается, а, наоборот, ему собираются оказать медицинскую помощь. Индеец с ножом был «хирургом», первым движением остро отточенного ножа он распорол замызганную повязку, охватившую воспаленное предплечье Беттеги. Вторым вскрыл большую опухоль. Гной так и хлынул. Раненый облегченно закрыл глаза, ему стало получше. Тогда второй индеец, подождав, пока рана очистится, вывернул на нее содержимое горшка. Это оказалась темно-зеленая кашицеобразная масса. Беттега попытался шевельнуться, но палец «врача» предупредил его, чтобы он этого не делал. Корсар подчинился и снова закрыл глаза.
Олоннэ перевел взгляд с него на вигвам, и как раз вовремя. Ибервиль кончил свою миссию и появился на пороге. Когда он подошел поближе, стало заметно, что выражение лица у него удовлетворенное.
— Слушай, они не зря кормили нас этими моллюсками.
— Да? — рассеянно спросил Олоннэ.
— Девочки у них, конечно… но если надо, то надо. Смотри, вон и твоя появилась. Или тебе обязательно нужно, чтоб было не меньше трех?
Капитан наотмашь саданул веселящегося товарища в единственный видящий зрак:
— Заткнись.
— Кто?! — раздался дежурный вопль.
Капитан медленно, но решительно поднялся.
До вигвама было тридцать шагов, пока он преодолевает это расстояние, есть время рассказать о том, что происходило с теми людьми, кто сопутствовал Жану-Давиду Hay, капитану Олоннэ, на страницах этого сочинения.
Командор Ангерран де ла Пенья был уже неделю как мертв; умер, как и ожидалось, от апоплексического удара. Он считал свое невероятное полнокровие следствием каких-то таинственных природных причин и совершенно был не склонен винить непомерное обжорство и пристрастие к хересу. За что и был» наказан.
На следующий день после описываемых событий Женевьева де Левассер перенесет выкидыш, а лет через пять-шесть превратится в желчную, раздражительную тетку. Более жестокой и жадной плантаторши не было на всем Антильском архипелаге.
Юный красавец Анджело де Левассер в этот момент наносил пощечину трудноразличимому на таком расстоянии негодяю, чтобы утром следующего дня на задворках Люксембургского дворца наткнуться левой частью груди на его безжалостную шпагу.
Брат капитана, иезуит Дидье, отразив первую атаку полковника Герреро, не стал дожидаться второй и распахнул ворота редукции. Он понимал, что зашел в своем свободомыслии слишком далеко, и решил пойти на сотрудничество с властями. Но сотрудничество это не принесло никаких результатов.
После того как раздраженный полковник удалился, ретивый патер выяснил, по чьей вине состоялся побег его брата с дружками, и, отдав приказ казнить всех, хоть сколько-нибудь виноватых, засел за продолжение своего «Города Луны».
Моисей Воклен не менее чем на полгода засел на маленьком островке, получившем свое название Лас-Перлас лет через пятьдесят после гибели бывшего сборщика налогов. Корабли обходили стороной эти места, и даже испанские разъезды, которых так опасались корсары, не желали здесь появляться. Корсары кормились тем, что ловили черепах и выращивали бобы. Время от времени им приходилось отбивать атаки местных индейцев. Чем там все закончилось, сказать с уверенностью трудно. Скорей всего, все погибли. Например, Горацио де Молина свой жизненный путь завершил следующим образом: пытаясь бежать из опостылевшего корсарского лагеря, он бросился в реку в надежде переплыть ее и затеряться в джунглях и, может быть, договориться с индейцами. Но вместе с отрубленными капитаном Олоннэ кистями рук его оставило и умение плавать. Он пошел ко дну на радость местным крокодилам.
Дочка же его, кстати, выросла в привлекательную, если не сказать более, девушку. В нее влюбился кастильский аристократ, находившийся на Эспаньоле в ссылке за дуэль с особой королевской крови. Но аристократ — он и в ссылке аристократ, а дочь разбойника всегда ею останется, сколь бы очаровательной ей ни удалось сделаться. Был роман, много страсти, слез, терзаний. Потом был отъезд аристократа, внебрачный ребенок, но это уже текут чернила следующего романа…
Кто там еще остался?
Падре Аттарезе.
Несмотря на часто повторяющиеся припадки, он продолжал здравствовать и шпионить в пользу Испании. Единственное, в чем изменилась его тактика, — он стал осторожнее и хитрее.
Если учесть, что губернатор Тортуги, славнейший господин де Левассер, под воздействием свалившихся на его голову несчастий пристрастился к барбадосскому рому и утратил свойственный ему трезвый взгляд на вещи, старому итальянцу не грозило никакое разоблачение.
Описать, что ли, кончину ле Пикара? Но что нам до этого татуированного болвана!
Мы возвращаемся к капитану Олоннэ. Ибо он уже сделал свой двадцать девятый шаг.
Стоявший у входа в вигвам индеец предупредительно поднял тростниковый полог перед носителем семени.
Ибервиль внимательно и заинтересованно следил за тем, что происходит. Беттега был не в состоянии открыть глаза. Ибервиль, посверкивая единственным глазом, ждал, во что выльется столкновение сексуального гиганта с представительницей вымирающего племени. Произведет ли он на нее такое же впечатление, как на женщин цивилизованных народов?
Когда послышались женские вопли, Ибервиль удовлетворенно улыбнулся. Он был рад за капитана и горд тем, что имеет в друзьях такого умельца.
Но удовлетворение длилось недолго. Голая толстушка выскочила из вигвама и стала что-то возмущенно высказывать стоящим у входа воинам. Она была вне себя. Старик с кольцом в ноздре, переместившийся от Ибервиля с Беттегой к месту основного действия, что-то угрожающе прокричал ей. Толстушка была вынуждена вернуться в вигвам.
— Что там происходит? — пробормотал Ибервиль.
— Что ты говоришь? — спросил Беттега, не открывая глаз.
Одноглазый не успел ответить — снова раздался возмущенный женский крик, снова произошло препирательство толмача с толстушкой. Ее в третий раз заставили отправиться в объятия корсарского капитана.
Но на этом все не закончилось. Было еще много возмущенных криков. Появился вождь. Он внимательно выслушал деву своего племени и сделал знак, который можно было истолковать только одним образом — «пошли, сходим вместе».
— Да что же там происходит?! — удивлялся Ибервиль. Свой ни к кому не обращенный вопрос он завершил длиннейшим ругательством.
Поднялся тростниковый полог, появился вождь. Если бы Ибервиль находился поближе к нему, он бы увидел, насколько у вождя обалдевшее лицо.
Вождь поднял руку, он указывал на кучу хвороста, сложенную рядом с вигвамом. Возникла множественная суета. Кто-то притащил пылающую головню и бросил в хворост. Трое дюжих индейцев бросились в вигвам и через мгновение выволокли оттуда упирающегося Олоннэ.
— Смотри! — крикнул Ибервиль, и Беттега открыл глаза.
Шумно треща, пламя распространялось внутри костра, но, заглушая этот шум, орал Олоннэ, извиваясь в руках индейцев. Ибервиль инстинктивно вскочил, чтобы броситься ему на помощь, но костяное острие больно уперлось ему в грудь.
Капитан Олоннэ почти вырвался из вцепившихся в него лап, но тут на его голову обрушился удар сучковатой дубины.
— Все, — сказал Беттега.
Он был и прав и не прав. С лежащего капитана сорвали остатки одежды, подволокли к столбу, увенчанному черепом, обмотали ноги волосяной веревкой, перебросили конец через перекладину, имевшуюся на столбе на высоте семи футов, и подняли. Оттого, что кровь резко прилила к голове, Олоннэ очнулся и начал извиваться, пытаясь руками дотянуться до веревочных узлов. Тогда один индеец, тот самый, что вскрывал рану Беттеги, схватил капитана за волосы и перерезал ему горло одним аккуратным экономным движением.
В этом племени лекарь и палач были одним лицом.
Чтобы хлещущая кровь не пролилась на землю, две индианки подставили блюдо из черепахового панциря, и тогда Ибервиль понял, в чем суть происходящего.
— Это людоеды, — прошептал он.
Волна жуткой тошноты подступила к горлу, но он удержался от рвоты.
— Но почему они хотят съесть именно его? — спросил Беттега.
На этот вопрос ни он, ни Ибервиль ответа не нашли, хотя размышляли над этим всю оставшуюся жизнь, а жизнь им обоим досталась длинная. Людоеды, сожрав капитана, спутников его отпустили. И даже дали им проводников до ближайшего поселения бледнолицых.
Единственное, что им приходило в голову, — что выбор людоедов был как-то связан с тем, что случилось в вигваме, то есть в постели с индианкой. Каков же он был, этот сексуальный фокус, если ответом на него явилось желание сожрать его изобретателя?
Этот вопрос не давал покоя ни Ибервилю, ни Беттеге долгие годы, бессонными ночами они размышляли только об этом. Оба оставили воспоминания, основной частью которых являются рассуждения на эту щекотливую тему.
Заслуживают внимания и мемуары еще одного человека, хорошо знавшего знаменитого злодея. Имеется в виду доктор Эксквемелин.
Узнав о кончине капитана Олоннэ и, главное, о том, каким именно образом она совершилась, он, правда в очень осторожной форме, предположил, что причиной гнева людоедов стало не особое сексуальное извращение, к которому Олоннэ якобы склонял девушку-людоедку, но, наоборот, нежелание дать семя. Другими словами, капитан был импотентом. Дикари не могли себе представить, что такое может быть, поэтому неспособность корсара вступить в соитие с девушкой восприняли как нежелание. Оскорбления более жуткого нельзя было и представить. Они принесли охальника в жертву и сожрали.
Свою теорию доктор сопровождает рассуждениями о причинах слабости капитана. Якобы в самом начале жизненного пути он перенес тяжелую травму, ставшую причиной его мужской немощи. Что же касается жутких любовных концертов, которые он закатывал вместе с пленными испанками, то делалось это для отвода глаз и для поддержания капитанского авторитета.
Он пытался лечиться, но вынужден был убивать врачей, посвященных в его тайну. Кто-то из знахарей сказал ему, что его слабость есть проявление глубокой привязанности (этот умник тоже, кстати, был зарезан) к одной женщине, с которой Олоннэ не может соединиться. Вылечиться же он может, только отыскав ее и женившись на ней. И капитан посвятил жизнь поискам Люсиль. Все разбойничьи подвиги Олоннэ были, оказывается, всего лишь стремлением избавиться от импотенции. На наш взгляд, это слишком научно-медицинское и в то же время легковесное объяснение. Доктор Эксквемелин выступает в своей книге этаким предшественником известного венского доктора, за что и пользуется незаслуженным авторитетом у ряда не заслуживающих никакого внимания исследователей.
Мысль о том, что всякое страшное кровопролитие есть проявление полной импотенции, кажется нам неубедительной.
ПОСЛЕСЛОВИЕ АВТОРА
Многочисленные и часто противоречивые документальные источники по истории пиратства оставляют немало белых пятен. И это неудивительно, ведь свидетели того или иного похода джентльменов удачи зачастую оказывались на дне морском.
Однако некоторыми достаточно достоверными данными мы все же располагаем. Так, например, известно, что в нападении на Маракаибо в 1666 году вместе с Олоннэ участвовал капитан Мигель Баск. Помощники знаменитого пирата — Воклен и ле Пикар реально существовавшие лица, правда разные документы по-разному цитируют нам их имена: ван Вайн, ван Вэйн, Пьер Пикар, Пикардиец.
Губернатор Левассер действительно правил Тортугой, но в 1652 году был убит, после чего остров на какое-то время захватили испанцы. Однако уже в 1659 году новый губернатор Бертран дю Россе возвращает Тортугу Франции. В 1662 году на этом посту его сменил губернатор Бертран д'Ожерон.
Реальное лицо — врач Эксквемелин, оставивший записки о своих плаваниях с Олоннэ и Морганом. В 1678 году в Голландии увидела свет и с тех пор неоднократно переиздавалась на многих языках мира его книга «Пираты Америки».
Судьба же главного героя этого романа, одного из самых жестоких пиратов, Жана Давида Hay, Олоннэ, слишком загадочна. И поэтому, хотя в историографии пиратства утвердилась версия, что Олоннэ был растерзан и съеден индейцами-каннибалами, достоверных доказательств не существует. Очевидцев не осталось в живых. Более того, одна из версий представляет аргументацию, что свою жизнь знаменитый пират окончил монахом в иезуитском монастыре.
В связи со всем вышесказанным известная доля вымысла, допущенная мной в романе, имеет право на существование и в качестве версии представляется равновероятностной остальным.
Ноябрь, 1997 год
Москва
М. ПОПОВ
Однако некоторыми достаточно достоверными данными мы все же располагаем. Так, например, известно, что в нападении на Маракаибо в 1666 году вместе с Олоннэ участвовал капитан Мигель Баск. Помощники знаменитого пирата — Воклен и ле Пикар реально существовавшие лица, правда разные документы по-разному цитируют нам их имена: ван Вайн, ван Вэйн, Пьер Пикар, Пикардиец.
Губернатор Левассер действительно правил Тортугой, но в 1652 году был убит, после чего остров на какое-то время захватили испанцы. Однако уже в 1659 году новый губернатор Бертран дю Россе возвращает Тортугу Франции. В 1662 году на этом посту его сменил губернатор Бертран д'Ожерон.
Реальное лицо — врач Эксквемелин, оставивший записки о своих плаваниях с Олоннэ и Морганом. В 1678 году в Голландии увидела свет и с тех пор неоднократно переиздавалась на многих языках мира его книга «Пираты Америки».
Судьба же главного героя этого романа, одного из самых жестоких пиратов, Жана Давида Hay, Олоннэ, слишком загадочна. И поэтому, хотя в историографии пиратства утвердилась версия, что Олоннэ был растерзан и съеден индейцами-каннибалами, достоверных доказательств не существует. Очевидцев не осталось в живых. Более того, одна из версий представляет аргументацию, что свою жизнь знаменитый пират окончил монахом в иезуитском монастыре.
В связи со всем вышесказанным известная доля вымысла, допущенная мной в романе, имеет право на существование и в качестве версии представляется равновероятностной остальным.
Ноябрь, 1997 год
Москва
М. ПОПОВ
КРАТКИЙ СЛОВАРЬ МОРСКИХ ТЕРМИНОВ
Анкерок — бочонок с водой.
Бакштаг — натянутый канат, поддерживающий мачту с кормовой стороны.
Бар — песчаная подводная отмель, образуется в море на некотором расстоянии от устья реки.
Бейдевинд — курс парусного судна относительно ветра, когда направление составляет с направлением судна угол меньше 90 градусов.
Бизань — нижний косой парус на бизань-мачте, последней, третьей мачте трехмачтового корабля.
Брандер — судно, нагруженное горючими и взрывчатыми веществами, во времена парусного флота применялось для поджога вражеских кораблей.
Брас — снасть, служащая для поворота реи.
Бриг — двухмачтовое парусное судно.
Бушприт — горизонтальный или наклонный брус, выступающий впереди форштевня и служащий для вынесения вперед носовых парусов.
Ванты — оттяжки из стальных или пеньковых тросов, которыми производится боковое крепление мачт, стеньг или брам-стеньг.
Верповать — передвигать судно с помощью малого якоря — верпа, его перевозят на шлюпках, а потом подтягивают к нему судно.
Вертлюжная пушка — пушка, вращающаяся на специальной установке — вертлюге.
Вымбовка — рычаг шпиля (ворота, служащего для подъема якоря).
Гакаборт — верхняя часть кормовой оконечности судна.
Галион — большое трехмачтовое судно особо прочной постройки, снабженное тяжелой артиллерией. Эти суда служили для перевозки товаров и драгоценностей из испанских и португальских колоний в Европу (XV-XVII вв.).
Галс — направление движение судна относительно ветра.
Гандшпуг — рычаг для подъема тяжестей.
Гафель — перекладина, к которой прикрепляется верхняя кромка косого паруса.
Гик — горизонтальный шест, по которому натягивается нижняя кромка косого паруса.
Гинея — английская монета.
Грот — самый нижний парус на второй от носа мачте (грот-мачте).
Испанское море — старое название юго-восточной части Карибского моря.
Кабельтов — морская мера длины, равная 185, 2 м.
Камбуз — корабельная кухня.
Капер — каперское судно, владельцы которого занимались в море захватом торговых судов (XVI-XVIII вв.).
Квадрант — угломерный инструмент для измерения высот небесных светил и солнца. Применялся в старину до изобретения более совершенных приборов.
Квартердек — приподнятая часть верхней палубы судна в кормовой части.
Кильватерная струя — след, остающийся на воде позади идущего судна.
Кливер — косой парус перед фок-мачтой.
Кильсон — брус на дне корабля, идущий параллельно килю.
Кордегардия — помещение для военного караула, а также для содержания арестованных под стражей.
Кренговать — положить судно на бок для починки боков и киля.
Крюйс-марс — наблюдательная площадка на бизань-мачте, кормовой мачте судна.
Кулеврина — старинное длинноствольное орудие.
Лаг — простейший прибор для определения пройденного судном расстояния.
Люггер — небольшое парусное судно.
Нок-рея — оконечность реев, гафелей, бушприта и вообще всех горизонтальных или наклонных рангоутных деревянных частей на судне.
Нирал — снасть для спуска парусов.
Оверштаг — поворот парусного судна против линии ветра с одного курса на другой.
Пиастр, дублон, реал, мараведис — старинные испанские и мавританские монеты.
Планшир — брус, проходящий поверх фальшборта судна.
Полубак, или бак — носовая часть верхней палубы судна.
Порты — отверстия в борту судна для пушечных стволов.
Рангоут — совокупность деревянных частей оснащения судна, предназначенных для постановки парусов, сигнализации (мачты, реи, гики и т. д.).
Рея — поперечный брус на мачте, к которому прикрепляют паруса.
Румпель — рычаг для управления рулем.
Салинг — верхняя перекладина на мачте, состоящая из двух частей.
Скула — место наиболее крутого изгиба борта, переходящего в носовую или кормовую часть.
Стеньга — рангоутное дерево, служащее продолжением мачты; брам-стеньга — продолжение стеньги.
Сходный тамбур — помещение, в которое выходит трап — лестница, ведущая в трюм.
Табанить — грести назад.
Такелаж — все снасти на судне, служащие для укрепления рангоута и управления парусами.
Траверс — направление, перпендикулярное направлению курса судна.
Утлегарь — рангоутное дерево, являющееся продолжением бушприта.
Фальшборт — легкая обшивка борта судна выше верхней палубы.
Фал — веревка, при помощи которой поднимают на судах паруса, реи, сигнальные огни и т. п.
Фартинг — мелкая английская монета.
Фелюга — узкое парусное судно, которое может идти на веслах.
Фок-зейл — нижний прямой парус фок-мачты, первой мачты корабля.
Форштевень — носовая оконечность судна, продолжение киля.
Фут — мера длины, равная 30, 48 см.
Шканцы — палуба в кормовой части парусного корабля.
Шкот — снасть для управления нижним концом паруса, а также растяжки паруса по рею или гику.
Шпигат — отверстие в фальшборте или в палубной настилке для удаления воды с палубы.
Шпиль — ворот, на который наматывается якорный канат.
Штаг — снасть, поддерживающая мачту.
Шлюп — одномачтовое морское судно.
Шкафут — широкие доски, уложенные вдоль бортов. Служили для прохода с бака на квартердек (или шканцы).
Юферс — блок для натягивания вант.
Ярд — английская мера длины, равна 3 футам (около 91 см).
Бакштаг — натянутый канат, поддерживающий мачту с кормовой стороны.
Бар — песчаная подводная отмель, образуется в море на некотором расстоянии от устья реки.
Бейдевинд — курс парусного судна относительно ветра, когда направление составляет с направлением судна угол меньше 90 градусов.
Бизань — нижний косой парус на бизань-мачте, последней, третьей мачте трехмачтового корабля.
Брандер — судно, нагруженное горючими и взрывчатыми веществами, во времена парусного флота применялось для поджога вражеских кораблей.
Брас — снасть, служащая для поворота реи.
Бриг — двухмачтовое парусное судно.
Бушприт — горизонтальный или наклонный брус, выступающий впереди форштевня и служащий для вынесения вперед носовых парусов.
Ванты — оттяжки из стальных или пеньковых тросов, которыми производится боковое крепление мачт, стеньг или брам-стеньг.
Верповать — передвигать судно с помощью малого якоря — верпа, его перевозят на шлюпках, а потом подтягивают к нему судно.
Вертлюжная пушка — пушка, вращающаяся на специальной установке — вертлюге.
Вымбовка — рычаг шпиля (ворота, служащего для подъема якоря).
Гакаборт — верхняя часть кормовой оконечности судна.
Галион — большое трехмачтовое судно особо прочной постройки, снабженное тяжелой артиллерией. Эти суда служили для перевозки товаров и драгоценностей из испанских и португальских колоний в Европу (XV-XVII вв.).
Галс — направление движение судна относительно ветра.
Гандшпуг — рычаг для подъема тяжестей.
Гафель — перекладина, к которой прикрепляется верхняя кромка косого паруса.
Гик — горизонтальный шест, по которому натягивается нижняя кромка косого паруса.
Гинея — английская монета.
Грот — самый нижний парус на второй от носа мачте (грот-мачте).
Испанское море — старое название юго-восточной части Карибского моря.
Кабельтов — морская мера длины, равная 185, 2 м.
Камбуз — корабельная кухня.
Капер — каперское судно, владельцы которого занимались в море захватом торговых судов (XVI-XVIII вв.).
Квадрант — угломерный инструмент для измерения высот небесных светил и солнца. Применялся в старину до изобретения более совершенных приборов.
Квартердек — приподнятая часть верхней палубы судна в кормовой части.
Кильватерная струя — след, остающийся на воде позади идущего судна.
Кливер — косой парус перед фок-мачтой.
Кильсон — брус на дне корабля, идущий параллельно килю.
Кордегардия — помещение для военного караула, а также для содержания арестованных под стражей.
Кренговать — положить судно на бок для починки боков и киля.
Крюйс-марс — наблюдательная площадка на бизань-мачте, кормовой мачте судна.
Кулеврина — старинное длинноствольное орудие.
Лаг — простейший прибор для определения пройденного судном расстояния.
Люггер — небольшое парусное судно.
Нок-рея — оконечность реев, гафелей, бушприта и вообще всех горизонтальных или наклонных рангоутных деревянных частей на судне.
Нирал — снасть для спуска парусов.
Оверштаг — поворот парусного судна против линии ветра с одного курса на другой.
Пиастр, дублон, реал, мараведис — старинные испанские и мавританские монеты.
Планшир — брус, проходящий поверх фальшборта судна.
Полубак, или бак — носовая часть верхней палубы судна.
Порты — отверстия в борту судна для пушечных стволов.
Рангоут — совокупность деревянных частей оснащения судна, предназначенных для постановки парусов, сигнализации (мачты, реи, гики и т. д.).
Рея — поперечный брус на мачте, к которому прикрепляют паруса.
Румпель — рычаг для управления рулем.
Салинг — верхняя перекладина на мачте, состоящая из двух частей.
Скула — место наиболее крутого изгиба борта, переходящего в носовую или кормовую часть.
Стеньга — рангоутное дерево, служащее продолжением мачты; брам-стеньга — продолжение стеньги.
Сходный тамбур — помещение, в которое выходит трап — лестница, ведущая в трюм.
Табанить — грести назад.
Такелаж — все снасти на судне, служащие для укрепления рангоута и управления парусами.
Траверс — направление, перпендикулярное направлению курса судна.
Утлегарь — рангоутное дерево, являющееся продолжением бушприта.
Фальшборт — легкая обшивка борта судна выше верхней палубы.
Фал — веревка, при помощи которой поднимают на судах паруса, реи, сигнальные огни и т. п.
Фартинг — мелкая английская монета.
Фелюга — узкое парусное судно, которое может идти на веслах.
Фок-зейл — нижний прямой парус фок-мачты, первой мачты корабля.
Форштевень — носовая оконечность судна, продолжение киля.
Фут — мера длины, равная 30, 48 см.
Шканцы — палуба в кормовой части парусного корабля.
Шкот — снасть для управления нижним концом паруса, а также растяжки паруса по рею или гику.
Шпигат — отверстие в фальшборте или в палубной настилке для удаления воды с палубы.
Шпиль — ворот, на который наматывается якорный канат.
Штаг — снасть, поддерживающая мачту.
Шлюп — одномачтовое морское судно.
Шкафут — широкие доски, уложенные вдоль бортов. Служили для прохода с бака на квартердек (или шканцы).
Юферс — блок для натягивания вант.
Ярд — английская мера длины, равна 3 футам (около 91 см).
ХРОНОЛОГИЧЕСКАЯ ТАБЛИЦА
1630 год
Родился Жан-Давид Hay, Олоннэ, в местечке Сабль-д'Олоннэ.
1650 год
Олоннэ отплывает в Вест-Индию из Ла-Рошели.
1650 — 1653 годы
Олоннэ — буканьер на Эспаньоле.
1653 год
Первое появление Олоннэ на Тортуге.
1653-1659 годы
Олоннэ совершает ряд экспедиций и грабит несколько городов. Потеря первого корабля во время шторма.
1666 год
Разграбление испанских городов Маракаибо и Гибралтар.
1667-1670 годы
Походы в Никарагуа и Гватемалу.
1671 год
Смерть Олоннэ от рук индейцев в Дарьенском заливе на острове Бару.
Родился Жан-Давид Hay, Олоннэ, в местечке Сабль-д'Олоннэ.
1650 год
Олоннэ отплывает в Вест-Индию из Ла-Рошели.
1650 — 1653 годы
Олоннэ — буканьер на Эспаньоле.
1653 год
Первое появление Олоннэ на Тортуге.
1653-1659 годы
Олоннэ совершает ряд экспедиций и грабит несколько городов. Потеря первого корабля во время шторма.
1666 год
Разграбление испанских городов Маракаибо и Гибралтар.
1667-1670 годы
Походы в Никарагуа и Гватемалу.
1671 год
Смерть Олоннэ от рук индейцев в Дарьенском заливе на острове Бару.