Поттер Патриция. Непокорный

   Как она сможет пережить, если потеряет его? А ведь с каждым шагом к «Кругу Д» она теряла его. Они с Джеффом оба теряли его. И она даже не знала почему.
   Сумерки превратились в темноту, когда Уэйд и Джефф закончили управляться с лошадьми, умылись и присоединились к ней у костра. Отправляясь в путь, она не захватила кофе, упаковав только самое необходимое, поэтому сейчас молча разливала воду из фляжек, пока Уэйд раздавал сушеное мясо и фрукты — подарок индейцев.
   У Джеффа, хотя глаза его уже слипались, как обычно, было множество вопросов, почти все из них касались ютов. Сколько еще индейцы пробудут в долине? Как давно их знает Уэйд? Как они живут зимой, когда в горах холодно? Как юты женятся?
   Уэйд уделял все внимание мальчику, редко бросая взгляды на Мэри Джо, и подробно отвечал на каждый вопрос. В долине они пробудут, пока не уйдет дичь, возможно, еще месяц. Во время зимы они переходят на другой склон колорадских гор, имея в запасе сушеное вареное мясо, оставшееся после летней охоты. Юты женятся по взаимному согласию и могут легко развестись. Воин, ухаживающий за девушкой, убивает оленя и подвешивает его к ветви дерева недалеко от вигвама своей избранницы. Если девушка хочет принять его предложение, она должна освежевать тушу, разделать, затем разжечь костер и приготовить будущему мужу еду.
   — И ты тоже так делал? — спросил Джефф, сгорая от любопытства, хотя еще раньше Мэри Джо предупреждала его, чтобы он не задавал лишних вопросов.
   Мэри Джо приготовилась увидеть темный взгляд, какой обычно бывал у Фостера, стоило ему напомнить о прошлом, и удивилась, когда он в ответ слегка улыбнулся.
   — Нет, я просто отдал за нее нескольких лошадей.
   — Она была сестрой Манчеса?
   Уэйд кивнул.
   — Она была красивой?
   Мэри Джо даже перестала дышать, пораженная, с какой легкостью Уэйд говорит на тему, которая еще совсем недавно была для него невыносимо трудна. Она решила, что, наверное, визит в лагерь ютов немного успокоил его боль утраты.
   — Да.
   — Такая же красивая, как мама?
   Мэри Джо замерла от смущения, но такой вопрос можно было ожидать от Джеффа.
   Уэйд долго молчал, и она уже подумала, что он не станет отвечать. Наконец он посмотрел на нее, скривив рот в странной полуулыбке, так мало выражавшей что-либо.
   — Ты сам убедишься, что каждая женщина красива по-своему. Нельзя сравнить двух, потому что у каждой есть свои особенности. Чивита была самым мягким человеком из всех, кого я знал, и это одно делало ее красавицей. Твоя мама…
   Он внезапно замолк, а Мэри Джо обнаружила, что задержала дыхание.
   Джефф с волнением ждал ответа.
   Губы Уэйда снова скривились в подобие улыбки.
   — Твоя мама смущена, и, я думаю, тебе пора спать.
   — У-у-у.
   Мэри Джо чуть не завыла в унисон с сыном, но ей не хотелось услышать ложь или лесть. Она знала, что не может состязаться с женщиной, которую Уэйд когда-то так сильно любил, ради которой пошел на убийство, но ей не удалось подавить боль, всколыхнувшуюся в ней.
   — Уэйд прав, — сказала она, пытаясь говорить ровным голосом.
   Джефф презрительно фыркнул, но в конце концов улегся на своем одеяле. Уэйд и Мэри Джо посидели молча несколько минут, потом Мэри Джо поднялась.
   — Пойду умоюсь.
   Уэйд тоже поднялся:
   — Я с тобой. Никогда не знаешь, что там может быть.
   Мэри Джо покачала головой:
   — Я в состоянии позаботиться о себе.
   Он помедлил немного, словно споря с самим собой, и вновь опустился на землю. Неохотно, как ей показалось.
   И неохотно, очень неохотно она ушла от него, стараясь сохранить гордость и не пролить ни слезинки. Жаль только, что для этого ей потребовалось огромное усилие воли.

Глава 21

   Уэйд пролежал без сна всю ночь, борясь с самим собой. Временами он садился, смотрел на спящих Мэри Джо и Джеффа и жалел, что они оба не принадлежат ему. Он часто подкидывал дрова в костер; с одной стороны, нужно было хоть чем-то заняться, а с другой, нельзя было допустить повторения того ночного кошмара, который приключился с Джеффом. Но больше всего он боролся с соблазном подвинуться к Мэри Джо и прижать ее к себе. Не заниматься любовью, а просто согреть ее теплом, почувствовать, что она рядом, разрушить одиночество.
   Теперь оно было невыносимо. Раньше, когда он был один, он еще мог как-то смириться с ним. Он привык к нему и даже упивался им. Считал, что это своего рода искупление за прошлое, которое все еще не отступало от него.
   Однако нет ничего хуже, чем находиться среди тех, кто тебе дорог, и понимать, что ты не имеешь права заботиться о них, стать частью их жизни. И никогда не будешь иметь этого права.
   От него не ускользнула боль, мелькнувшая в глазах Мэри Джо, когда он говорил о Чивите. Впервые разговор о жене и сыне не подействовал на него как раскаленное клеймо, приложенное к внутренностям. Боль по-прежнему была с ним, но притупилась. Он уже мог вспоминать хорошие времена, когда был жив сын, и при этом не чувствовать, как внутри вскипает слепящий гнев, уничтожавший в нем все человеческое.
   Он мог вновь встречать рассвет и чувствовать, что жив, а не ощущать мертвый груз, который он носил с собой так долго, проживая еще один день, потому что ничего другого ему не оставалось.
   Он больше не хотел умереть, и это было самым удивительным. Даже когда Чивита и сын были живы, он не дорожил жизнью, ему всегда казалось, что он не заслуживает жить, не заслуживает счастья или покоя. Из-за этого он отталкивал двух людей, которые любили его, а когда их не стало, он очень сожалел, что так вел себя, но было уже поздно.
   А теперь он снова должен так поступить, на этот раз не ради себя, а ради них.
   Откуда-то донесся смех, то ли с вершины, то ли с низовьев.
   Наконец Уэйд поднялся, потянулся и, удостоверившись, что костер не погаснет, ушел к горному ручью, куда ходила Мэри Джо. Набрал пригоршню ледяной воды, плеснул себе в лицо и, почувствовав отросшую щетину, тихо выругался. Бриться левой рукой было чрезвычайно неудобно, но бросить это занятие означало признать свое поражение его немало удивило, что он не собирается сдаваться. Он согнул правую руку, отметив, что она лучше движется. Ему захотелось сбросить перевязь и испытать руку, но время для этого еще не настало. Он мог бы причинить руке еще больший вред. Пройдет по крайней мере месяц, а то и два, прежде чем он сможет попытаться узнать, насколько зажила рука и будет ли от нее толк. А если нет…
   Он оставался возле ручья, один, вдали от тех, в ком так сильно нуждался. Наблюдал, как первые серебряные лучики просочились над горизонтом, а за ними появилось солнце, окрасившее горные вершины розовым цветом. Он плеснул еще раз холодной водой себе в лицо и отправился будить спящих.
 
   Ближе к середине утра Джефф увидел то место, где он сбился с пути. Оно отпечаталось в его памяти. Когда-нибудь он сюда вернется. Когда-нибудь он навестит Шавну и Манчеса и поблагодарит их. Когда-нибудь он узнает побольше об их лошадях, удивительно мягкой замше, обычаях. Ему действительно понравился их образ жизни. Столько свободы. Не нужно ни кормить цыплят, ни доить коров, ни дергать сорняки в огороде.
   Он надеялся, что сможет поехать с Уэйдом, но хотя его друг разговорился вчера больше, чем обычно, Джефф все равно заметил напряженность между ним и матерью, не ускользнуло от него то, что теперь между ними выросла какая-то стена, которой раньше не было.
   Ему хотелось почесать зудевшую рану, но он мужественно подавил это желание и откинулся в седле так, как это делал его старший друг.
   Уэйд обернулся и с улыбкой спросил:
   — Устал?
   Джефф действительно устал, но отрицательно покачал головой. Мальчик видел, что Уэйд обернулся и вопросительно взглянул на мать. Ма и Уэйд часто обменивались взглядами. Если бы только…
   Он снова поудобнее устроился в седле и принялся обдумывать хитроумный план. От дома, от Джейка их отделяло еще несколько часов пути. Мальчик подъехал к Уэйду.
   — Можно мне теперь немного повести лошадей? — попросил он.
   Он видел, что Уэйд сомневается, но потом последовал кивок головой. Уэйд отвязал веревку, за которую одна за другой были привязаны все лошади, и вручил ее Джеффу, внимательно следя, как мальчик привязывает ее к луке своего седла и начинает медленный шаг. Джефф почувствовал, как натянулась веревка и Кинг Артур на секунду заартачился. Мальчик оглянулся на Уэйда, но тот лишь вопросительно поднял бровь.
   Уэйд не собирался помогать ему, и Джефф ощутил прилив гордости. Его друг не сомневался в том, что он справится, что он теперь достаточно хороший наездник, чтобы подчинить себе остальных животных. Джефф сжал коленями бока Кинга Артура, и тот пошел вперед с тихим протестующим ржанием, но исполняя то, что ему велели. В мальчике появилась какая-то новая уверенность. Он улыбнулся Уэйду и получил в ответ слабый намек на улыбку. Несмотря на такой скромный знак одобрения, Джеффу казалось, что он совершает что-то великое.
   Джефф подождал до следующего привала, когда они остановились, чтобы дать отдых лошадям и перекусить сушеным мясом. Затем, когда они вновь тронулись в путь, он почувствовал себя настолько уверенным, что совершил маневр на Кинге Артуре и оказался вместе с вереницей лошадей позади Уэйда Фостера и матери, вынудив их ехать рядом.
   Он сосредоточенно вел лошадей, но не выпускал из виду ехавших впереди. Тело Уэйда вытянулось в струну. Спина матери была такой прямой, что Джеффу казалось, она вот-вот сломается. Ему захотелось подстегнуть их обоих. Но вместо этого он просто ждал.
   Ну почему она так чертовски красива?
   Уэйд вспомнил вчерашний вопрос Джеффа. Она была такой же красивой, как ма? Вспомнил выражение лица Мэри Джо, когда он так и не ответил.
   Ну конечно же Мэри Джо красавица, но он не имел права говорить об этом.
   И он никогда не мог сравнивать этих двух женщин — Чивиту и Мэри Джо. Чивита была именно тем человеком, в ком он нуждался десять лет назад: мягким нежным существом, безропотно воспринимавшим его таким, каким он был. Она никогда не требовала ничего больше простой привязанности, никогда не задавала вопросов, никогда не пыталась влезть ему в душу.
   А Мэри Джо всегда копалась в его душе, и ее приводило в ужас то, что она там находила. Ее страстность проявлялась во всем, тогда как Чивита… была тихой и нетребовательной. Он не сомневался, что Чивита любила его, но она никогда не претендовала на его сердце и душу, а Мэри Джо никогда не сможет довольствоваться меньшим, что бы она там ни говорила. Но его душа уже принадлежала дьяволу.
   Сейчас она выглядела совершенно неотразимой. Каштановые волосы были заплетены в длинную косу, из которой выбились несколько непослушных локонов, обрамивших ее лицо с зелеными изменчивыми глазами. Ему не верилось, что она не понимает, как она желанна, как прелестна, когда ее губы улыбаются, глаза сверкают и лицо выражает неукротимость духа, которая никогда не перестает его удивлять.
   Вчера вечером ей понадобилось удостовериться во всем этом, а он не мог успокоить ее, потому что тогда открылось бы, как сильно он к ним привязан, как сильно ему хочется остаться с ней и Джеффом еще на несколько недель, месяцев, лет. Однако он не мог так рисковать. Появление Келли отлично доказало, как хрупко все его существование, как легко может наступить разоблачение. Он не мог допустить, чтобы Мэри Джо получила клеймо жены убийцы, мародера, военного преступника.
   И все же он не мог сдержаться, чтобы не ответить, когда она задохнулась от внезапного восторга при виде оленихи с олененком, появившимися неожиданно в высокой траве неподалеку от них. Почуяв их запах, животное грациозно выгнуло шею, прежде чем повернуться и умчаться прочь, а маленький олененок последовал за матерью.
   Ее глаза улыбались, и он не мог не улыбнуться в ответ. Лицо ее смягчилось, улыбка передавала восторг. Он уже и раньше замечал, как она любит малышей. Ей бы следовало иметь много детей. Возможно, шериф…
   Мысль полоснула как кинжалом. Непривычная ревность отравила его змеиным ядом.
   — Они прекрасны, — сказала Мэри Джо, нарушая неловкую тишину, которая все утро сопровождала их путешествие.
   Он кивнул, по-прежнему сохраняя молчание, так как яд ревности лишил его возможности вежливо ответить. Он кипел от гнева, от одной мысли, что она может быть с кем-то другим и иметь детей от кого-то другого.
   Мэри Джо вновь напряженно выпрямилась, прикусила губу, ее лицо слегка порозовело под золотистым загаром. Она отвернулась.
   Ясно одно — он обидел ее, и это было невыносимо.
   — Мэри Джо! Она оглянулась.
   — Никогда не теряй ощущения… радости.
   Он сам не знал, почему выбрал именно это слово. Обычно он его не произносил. Но сейчас ему захотелось его сказать. Она умела тихо, но искренне радоваться жизни, что доставляло ему особую боль.
   Его слова поразили ее, и она бросила на него пытливый взгляд.
   — А ты когда-нибудь позволишь себе хоть немного радости? — наконец спросила она.
   Вопрос больно резанул. Он никогда не считал, что у него есть выбор. Радость, счастье — как ни назови — были отобраны у него, когда ему исполнилось пятнадцать, когда убили всю его семью. Последующие события, в которых он участвовал и по своей, и по чужой вине, лишили его последней возможности вернуть утерянную радость. Если человек когда-то пережил убийство, террор и даже участвовал в них, вряд ли что осталось от его души. Радость требует в какой-то степени невинности души, а этого у него не осталось. Да, он переживал минуты удовольствия, особенно недавно, когда занимался любовью. Но радость? Это ушло навсегда, как и многое другое. Но он не хотел, чтобы Мэри Джо теряла ее. Или чтобы Джефф перестал удивляться всему новому и необычному. Этого он не смог бы вынести.
   Он почувствовал, что его лицо окаменело.
   — Уэйд!
   В ее голосе послышалось столько беспокойства, что он удивился — неужели она сумела прочесть что-то по его лицу? Жаль, он не умеет скрывать свои мысли.
   — Нам нужно ехать быстрее, — коротко бросил он, — если мы хотим попасть на ранчо до наступления ночи.
   Он подстегнул своего коня, пустив его легким галопом, надеясь, что прекратит ее вопросы и избежит ненужных ответов.
 
   На ранчо «Круг Д» они приехали в сумерках. Такер накачивал воду в поилку и, увидев их, оживился, Мэри Джо заметила, что он переводил взгляд с одного на другого, пока не остановился на Джеффе, и улыбка озарила его лицо.
   — Тут заезжал один старый чудак и сказал, что вы нашли Джеффа, но гораздо лучше самому убедиться, — поведал он Мэри Джо, которая первая подъехала к нему.
   Уэйд сразу направился к загону, чтобы открыть ворота.
   Мэри Джо устало спешилась. Она знала, что Джефф устал гораздо сильнее.
   — С ним все в порядке. Он устал. Мы все устали.
   — Я позабочусь о лошадях. С виду прекрасные животные, — сказал Такер.
   Мэри Джо бросила взгляд на вереницу.
   — Да.
   — Они объезжены?
   — Да. Что-нибудь произошло, пока меня не было?
   — Вчера здесь был шериф, спрашивал вас. Я не знал, стоит ли сообщать о том, что пропал ваш мальчик, но тот старик говорил, что лучше помалкивать. Я, правда, был не уверен, поэтому просто сказал, что вы уехали покупать лошадей.
   Он с беспокойством взглянул на хозяйку, ожидая одобрения.
   — Вы поступили совершенно правильно, — сказала Мэри Джо, испытывая глубокую благодарность, что Такер от неуверенности проявил такую осторожность.
   Мэтт Синклер никогда много не говорил об индейцах, и ей оставалось только предполагать, что он придерживается того же мнения, что и все жители в округе: индейцев следует выселить как можно дальше. Шериф, вероятно, собрал бы вооруженный отряд добровольцев, повел бы их в горы, и одному Богу известно, что бы тогда произошло. Она подумала, что, наверное, стоит попытаться изменить их мнение. И поняла, что обязательно попытается.
   — Как бы там ни было, мэм, мы обо всем позаботились. Эд сейчас присматривает за стадом. С гор спустился лев, зарезал одного теленка. Эд пытается его выследить.
   Джефф уже спешился и теперь неровной походкой направлялся к ним, его усталое лицо покрывал слой пыли. Мэри Джо хотела обнять его и сразу отправить спать, но так не поступают с мужчиной, а Джефф последние несколько дней вел себя почти как настоящий мужчина.
   Такер, видимо, понял это и, приветствуя его, взмахнул рукой.
   — Рад, что ты вернулся, Джефф.
   У Джеффа был смущенный вид.
   — Я очень виноват, что причинил столько беспокойства. — Он бросил взгляд на дом. — А где Джейк?
   — Нам пришлось запереть его. Он все время пытался убежать за тобой. Сейчас он в твоей комнате. Не хотелось, чтобы ты вернулся и обнаружил, что пес пропал, а в сарае его было не удержать. Надеюсь, ты не против.
   Джефф благодарно улыбнулся ему и направился к дому, позабыв об усталости.
   Мэри Джо тоже поблагодарила Такера улыбкой.
   — Спасибо, — сказала она тихо. — Вам и Эду.
   — Не стоит благодарности, мэм. Нам нравится это место. Пойду-ка я лучше помогу загнать лошадей.
   Она кивнула и направилась к дому. Ей предстояло приготовить ужин на скорую руку. Она надеялась, что Уэйд присоединится к ним, хотя понимала, что вряд ли он согласится. Он был молчалив почти весь день. Она пожалела, что задала ему тот вопрос о радости, но ее побудило к этому его замечание, прозвучавшее невероятно печально и проникновенно, что было очень на него не похоже.
   Джейк лежал на спине, подставив живот и радостно колотя хвостом по полу, пока Джефф почесывал его. Появление Джо он встретил радостным урчанием, и она улыбнулась, было смешное зрелище. Хвост Джейка задвигался быстрее, урчание перешло в радостное повизгивание. Она наклонилась, почесала его за ухом.
   — Мы тоже рады видеть тебя, Джейк, — сказала Мэри Джо и услышала в ответ радостный лай.
   Джефф зарылся лицом в собачью шерсть, и Мэри Джо в который раз подумала, что Джеффу не хватает человеческого общения. Она пожалела, что у него нет брата или сестры.
   От этой мысли ей стало больно. Мечта была слишком нереальна. Она прошла на кухню, накачала воды, чтобы вымыть руки, и проверила полки с продуктами. Нашла консервированные томаты, привезенные из Техаса, бобы, которые успела собрать на своем огороде до наводнения, картофель, купленный в городе, и яйца от собственных несушек. Придется довольствоваться этим. Она слишком устала, чтобы печь хлеб или печенье.
   — Джефф, возьми Джейка и пойди узнай, не хотят ли мужчины поужинать с нами. Примерно через час.
   Он кивнул и направился к двери. Потом обернулся:
   — Сколько еще здесь пробудет Уэйд?
   — Не знаю, дорогой, — сказала она.
   — Ты ему нравишься, — печально произнес Джефф. — Может быть, ты сумеешь уговорить его остаться.
   — Я так не думаю, — мягко возразила она.
   — Но почему?
   — Не знаю, — сказала она. — Просто мне кажется, что он сильно горюет о своей семье и хочет вернуться в горы. Его место там.
   — Мы тоже могли бы туда поехать.
   — Поди сюда, Джефф.
   Он отошел от двери и настороженно приблизился. Она обняла сына за шею и прижала к себе.
   — Он уже сделал нам чудесные подарки, — тихо произнесла она. — А теперь ты должен позволить ему поступить так, как он считает нужным.
   — Ты сама не хочешь, чтобы он ушел, — упрекнул ее сын.
   — Да, — согласилась она. — Я не хочу, чтобы он ушел.
   — Ты можешь заставить его остаться.
   — Я не хочу заставлять его, — сказала она. — Он должен захотеть остаться.
   По лицу мальчика было видно, что он не понимает разницы. Что ж, когда-нибудь поймет.
   — Я полюбил его, — выпалил Джефф, раскрасневшись от смущения и досады.
   Я тоже. Она еще крепче обняла его.
   — Тогда тебе придется отпустить его.
   Он помрачнел, но не стал возражать. С шумом вздохнул, чтобы сдержать слезы — мужчине ведь не подобает плакать, — вывернулся из ее рук и выскочил за дверь. Джейк, прихрамывая, помчался за ним.
 
   Уэйд помогал Такеру поить новых лошадей и коротко рассказывал о каждой. Одна была послушной, другая строптивой. Низенькая была умнее всех, а черная — выносливее. Потом он занялся своим серым конем, а покончив с делом, отправился к себе в комнату, отгороженную в глубине сарая.
   Уэйд очень устал. Последние трое суток он почти не спал, борясь с самим собой, чувствуя, как его безудержно тянет к Мэри Джо. Завтра он вновь разыщет Келли, узнает, что там происходит. Вопреки здравому смыслу его все-таки не покидала надежда, что Келли уберется со своими головорезами, как только встретит Шепарда.
   У него осталось еще немного сушеного мяса, которое он съел, сидя на койке, и запил водой из фляги. Погасив керосиновую лампу, он прилег, ожидая, что сразу уснет. Судя по всему, забвение должно было наступить легко. Но в голове продолжали роиться мысли.
   В дверь постучали, и Уэйд тихо выругался. Он свесился с кровати, чиркнул спичкой и зажег лампу.
   — Входите.
   Робко вошел Джефф, а вот Джейк не оробел. Несмотря на больную лапу, он быстро подбежал к Уэйду, положил свою большую мохнатую голову ему на колено и просительно заглянул в глаза.
   — Он соскучился, — сказал Джефф.
   Уэйд попытался сердито посмотреть на мальчика.
   — И ты пришел для того, чтобы сказать мне это? Джефф не обратил внимания на сердитый взгляд.
   — Нет, мама хочет знать, придешь ли ты ужинать.
   — Я уже поел.
   У Джеффа вытянулось лицо.
   Уэйд почувствовал себя ничтожной тварью. Попытался загладить вину.
   — Ты сегодня отлично справился. Джефф посмотрел на него:
   — Но ведь я совсем был тебе не нужен.
   Его голос был таким печальным, что Уэйд понял, как важно для мальчика быть ему нужным. Но прежде всего он обязан оставаться с ним честным.
   — Я мог бы и сам справиться, — спокойно сказал он, — но ты облегчил мне задачу. Я бы не стал с тобой лукавить насчет этого.
   — Ты никогда не лукавишь, правда? Уэйд невольно улыбнулся:
   — Нет, приходилось.
   — Но не в чем-то важном?
   Уэйду тяжело было от такой серьезной настойчивости. Он не лгал Мэри Джо и Джеффу, если не считать, что скрыл свое настоящее имя, но, с другой стороны, правды он им тоже не говорил. Ему самому не нравилось это тонкое различие, которого они не заслуживали.
   Он положил руку на плечо Джеффу и заговорил даже резче, чем намеревался.
   — Я не герой, Джефф. Меня даже нельзя назвать хорошим человеком. Конечно, мне приходилось лгать. Я лгал и убивал и, вероятно, буду делать это вновь. — Он посмотрел на свою руку. — Если смогу.
   — Но у тебя были причины. Ма так говорила.
   Уэйду хотелось покончить с обожанием героя, которое читалось во взгляде Джеффа. Уэйд не заслужил такого отношения, и его пугало, что наступит день, когда Джефф узнает, какой он недостойный человек.
   — Твой отец был герой, Джефф, — медленно продолжил он, надеясь, что это правда. — А из меня получится дрянная замена.
   Под его взглядом мальчик совсем сник.
   — Джефф, — тихо позвал он, — Я хотел бы, чтобы мой сын вырос таким же, как ты. Из тебя вышел отличный парнишка. Но от меня никому не было добра, и никогда не будет.
   — Это неправда, — зло выпалил Джефф.
   — Послушай, Джефф. Встреча со мной — самое худшее, что могло случиться с твоей матерью. С тобой.
   — Я бы погиб, если бы не ты.
   — Нет. Ты отправился на реку, потому что разозлился на меня, а потом последовал за мной в горы, пытаясь что-то мне доказать. Над тобой никогда бы не нависла опасность, если бы не я. Этого больше не произойдет, я не позволю, черт меня возьми.
   Джейка насторожила такая горячность, он отдернул голову и заскулил. Джефф секунду смотрел на него немигающим взглядом, потом резко повернулся и выбежал, не сказав ни слова. Пес укоризненно взглянул на Уэйда и неохотно последовал за хозяином. Уэйд выругался.
   Он закрыл глаза, потом открыл их и задул лампу, понимая, что предстоит еще одна ужасная ночь.
 
   Это была ночь, полная кошмаров и призраков. Даже хуже, чем обычно. Словно напоминая ему об опасности надеяться на что-либо, кошмар вернулся, когда Уэйд сумел наконец сомкнуть веки. Он ясно увидел все, как будто это случилось вчера. Раздетые люди выстроились вдоль поезда, все они перепуганы насмерть. Почти его ровесники. Виноваты только в том, что их призвали или они сами пошли добровольно защищать свою родину.
   Их форму отшвырнули пинками подальше от строя, чтобы брызги крови не испортили одежду, которая достанется партизанам. Они, видимо, догадались о том, что сейчас произойдет. Андерсон и Келли выжидательно поглядывали по сторонам, тут началась стрельба… и его начало тошнить.
   Уэйд проснулся оттого, что его выворачивает наизнанку, как бы в протест против увиденного. Он открыл глаза, вначале не понимая, где находится, но вскоре его глаза привыкли к темноте, и он вспомнил. А ведь он когда-то думал, что преодолел этот кошмар. Он ошибался.
   Уэйд свесился с кровати, и его снова вытошнило.
   Как его угораздило считать, пусть даже на кратчайший миг, что он снова может надеяться? Стоило ему заглянуть в прошлое, все, что он видел, — это смерть. Он вдруг вспомнил проповеди, которые его заставляли высиживать, когда он был мальчишкой. Что-то насчет всадника на белом коне.
   Он подошел к окну. Черное небо освещали миллионы звезд, похожих на огоньки свечей. Ночь, холмы — все, казалось, дышит покоем, он даже чуть не забыл, что только месяц назад неподалеку отсюда убил человека. Как будто прошел год, целая жизнь. На самом деле прошел всего месяц, и руки Уэйда все еще в крови. Как и двенадцать лет назад. И ничто никогда не изменит этого.