Страница:
и, организовывать временный поселок — столовую там, коммерческие ларьки. Рабочий человек должен иметь нормальный выбор по качеству продукта и по ассортименту. А то, скажем, завезут одну дорогую водку, вот и потянет строителя в село. А в селе некачественный самогон, лихие бабы, ревнивые мужья. Мы контроль оставим за собой, не позволим Мишке накачивать людей паленым продуктом. Поставим пилорамы на берегу, поднимем затопленную баржу. Вот она. заря новой жизни, распространяющаяся над глухим сибирским селом.
Довольный, вышел на крылечко, постоял босиком на прохладных досках, шикнул на съехавшего с ума дятла. Потом случайно засек слабые отсветы со стороны берега. Пошел, заинтересовавшись, по огороду. С обрыва увидел: внизу почти у самой воды потрескивал костерок, качались неясные тени. Сразу упал лицом в картофельную ботву. Первая мысль: это рэкетиры вернулись со сгоревшего катера. Белоснежный красавец не мог не звать бандитские сердца к отмщению. Судя по теням, собралось внизу у костра не мало — человек пятнадцать. Настоящий десант! Пройдут сквозь село, как раскаленный нож сквозь масло!
— Ну, давай, дед Егор, — донеслось снизу.
Виталий изумленно свесил голову с обрыва.
Как это дед Егор Чистяков оказался ночью в Благушино? Почему он не в Рядновке? Где его волшебная дочь фельдшерица Катерина? Почему сидит у костра бурлак Ленька Вешкин, почти трезвый, а рядом, плечом к плечу. товарищ Ложкин, бывший партийный секретарь? И всероссийский староста… И небритые бурлаки с Запорожской Сечи… И Власов, сын кузнеца, и Ванька Васенев, скотник, и дед Митрич по фамилии Ивлев, совсем заскорузлый дед — в телогрейке, с красным бантом на шапке…
Подумал: Павлик прав — зреет в тишине грозное.
— Понятно?
По-видимому, бывший секретарь был призван растолковывать партийную литературу.
— Настоящей высокой гордостью обладал наш великий вождь революции. Спекулянтов никогда не поддерживал, пусть лучше с голоду помереть. А у нас все село нынче живет на подачки Золотых Яиц и гуманитарной жабы. Весь край под себя запрессовали. Спросите товарища Калинина, он подтвердит. Но пришло, пришло время! Покажем им, как кенгуру размножаются!
Произнеся такую необычную угрозу, товарищ Ложкин и возбудился необычно.
— Золотые Яйца и гуманитарная жаба людям малые копейки платят. Как египетские фараоны. Леспромхозовскую узкоколейку продали китайцам. Помните, приехало сразу пятьдесят одинаковых китайцев? Все зараз увезли — и рельсы, и шпалы, и тележки, и колесные пары, и ржавые костыли. Золотые Яйца и гуманитарная жаба для томского начальства банкеты закатывают в каменных дворцах, а в рабочих хижинах дети пухнут с голоду. В больнице нет никаких лекарств, один только градусник. Да и тот дают только умирающим. Эх, жизнь! Читай, дед Егор, читай!
— Дитя. Что возьмешь с малого? — умилился бывший партийный секретарь. — Ты теперь отдохни, дед Егор, пусть народ поразмышляет. Над нами капитализм проносится, как безумный ураган, стирает с лица земли светлые завоевания развитого социализма. Золотые Яйца и гуманитарная жаба повязали всех долгами, никто не пикни, спаивают сладким зарубежным вермутом. Да лучше нам отечественную паленку пить, чем ихний вермут заедать лимоном, — неожиданно признался товарищ Ложкин. — Золотые Яйца и гуманитарная жаба отбирают у нас заработанное, порушили институт интимных отношений. Недавно пришел к Золотым Яйцам, дай, говорю, немного денег по делу. — «Это по какому?» — «А вот выпишем для народа газету “Правду”, а к ней “Советскую Россию”, переоборудуем сельсовет в избу-читальню». А Золотые Яйца: «У тебя справка есть?» — «Какая?» — «Ну, что ты дурак?» — Говорю: «Если дашь денег, добуду справку». — Он посмотрел внимательно. — «Ладно, говорит, дам. Только научись отбивать SOS». — «Это в каком же смысле?» — «А морзянкой». — «Да зачем?» — «Будешь помогать ученому дятлу. Посадим тебя, бывший секретарь, на дерево. Будешь охранять завоевания молодого капитализма».
Бывший партийный секретарь от души поддал ногой. Над костром взлетело облако золотистых искр.
— Покажем, как кенгуру размножаются!
7
Вдруг заскорузлый дед Ивлев очнулся.
Скотники и бурлаки, бывшие советские и бывшие партийные деятели — все обернулись к старинному деду. Уважали. А Виталий на обрыве обалдел: как уж такого замшелого притащили с другого края села? Сто лет работал дед на реке бакенщиком, а до того сто лет служил в Москве.
Служил не просто так. Служил в охране главного партийного издательства.
Однажды ночью позвонил на вахту директор, большой славный человек с хорошими умными глазами, отзывчивый на беду, но строгий (так получалось по рассказу деда), сказал: «Ну, поздравляю, Митрич!» — «А чего?» — испугался старинный дед. — «А вот издали мы любимую книгу народа». — «Неужто? — обрадовался Митрич, он безумно любил всякую литературу. — Неужто про Муму?» — «Бери выше». — «Неужто про вечный зов?» — «Бери еще выше! — засмеялся директор, но гадать не дал. — „Малую землю“ мы издали в подарочном варианте. Переплет в дорогих мехах, обсыпан крупными бриллиантами, гравюры на платиновых пластинках. Чтобы видел трудовой народ, какой бесценной деятельностью заняты вожди и руководители. Сейчас придет, Митрич, правительственная машина, повезу книгу самому Ильичу».
Действительно близко к полуночи поднялся в кабинет неприметный полковник КГБ в штатском и попросил директора взять книгу, а также положить во внутренний карман пиджака гонорар, полагающийся автору. Мы, дескать, держим руку на пульсе. Гонорар, кстати, оказался не столь уж велик, всего тысяч двенадцать. Все равно крепкие деньги по тем временам, Митричу хватило бы их до смерти. «Если самзаинтересуется гонораром, то вручите, — строго, но вежливо предупредил полковник директора. — Ну, а не заинтересуется… Мы держим руку на пульсе».
И научил, как правильно вручать книгу.
Значит, нужно остановиться в двух метрах от главного стола и ни на кого не обращать внимания, пока самне обратит. А еще, строго заметил полковник (наверное, умел читать мысли), знаю, что крыша издательства у вас течет, и с фондами трудно, и с бумагой напряг, а сам,известно, — добрый, на каждое душевное слово откликается… Только не дай вам Бог…
Даже договаривать не стал.
А кабинет Ильича оказался просторный, в красивых коврах.
Стоял в отдалении главный стол с непростой, но качественной закуской.
Самдержал в руках хрустальный бокал и вилку, как раньше цари — скипетр и державу. Стояли за спиной Ильича товарищи Горбачев, Гришин, Громыко, Андропов, все на букву г. И товарищ Черненко там стоял. Почти самостоятельно. И товарищ Суслов покашливал, не хотел привлекать к себе внимание. Деликатный, крепкий, идейный человек.
Директор остановился в двух метрах от стола.
Красиво. Умные люди. Дорогая поблескивающая посуда. Все улыбаются, что-то говорят, товарищ Суслов деликатно покашливает. А самувлекся, брови кустами, ну, очень живо рассказывает, брызжет хрустальной слюной, расчувствовался. Товарищ Громыко к нему зачарованно наклонился. И товарищ Горбачев зачарованно наклонился. И товарищ Устинов, к тому времени еще не умерший. Все кивают, радуются, жизнь понимают. А сам, то есть Ильич, посмеялся, порадовался, поднял добрый взгляд и вдруг вычислил перед собой совершенно незнакомого ему человека.
«Ты хто?»
«Я директор главного партийного издательства, — четко отрапортовал директор. — Издали любимую книгу народа — „Малую землю“ в подарочном варианте. Переплет в дорогих мехах, обсыпан крупными бриллиантами, гравюры на платиновых пластинках. Чтобы видел трудовой народ, какой бесценной деятельностью заняты наши вожди и руководители».
А неприметный полковник зашел за спину очкастого товарища Андропова и оттуда директору этак одобрительно кивнул. Многие там были в очках, директор даже вспомнил, страшась, подброшенную недавно в его почтовый ящик злобную антисоветскую книжку «Как избавиться от очкастых».
А самдобрый.
Самполистал книжку, ничего в ней не понял, отложил и трогательно заговорил о чем-то вечном и нужном. И наклонились к нему зачарованно товарищи Громыко и Горбачев. И товарищ Суслов деликатно покашлял. Даже товарищ Черненко немножечко наклонился. А Ильич поговорил, порадовался, опять полистал книгу. Не поняв ничего, поднял добрые глаза и снова вычислил стоящего перед ним незнакомого человека.
«Ты хто?»
«Я директор главного партийного издательства, — еще четче отрапортовал директор. — Вот издали любимую книгу народа — „Малую землю“ в подарочном варианте. Переплет в дорогих мехах, обсыпан бриллиантами, гравюры на платиновых пластинках. Чтобы видел трудовой народ, какой бесценной деятельностью заняты наши вожди и руководители».
Ильич сильно удивился, но на этот раз открыл книжку удачно, наткнулся на знакомые фотографии. Кого-то узнал, расчувствовался. По этому поводу немедленно выпили. Ильич плачет, водит рукой по фотографиям. Взволнованно пригнулись к нему соратники по партии, даже товарищ Черненко немного пригнулся. «Малая земля… — перешептываются взволнованно. — Это же решающая битва… Там фашизму хребет сломали… — И взволнованно: — А кто командовал? Кто поддерживал боевой дух? С кем товарищ Сталин советовался?»
Поплакав и отдышавшись, самподнял взгляд и снова вычислил стоящего перед ним незнакомого человека.
«Ты хто?»
«Я директор главного партийного издательства, — совсем уже четко отрапортовал директор. — Издали любимую книгу народа — „Малую землю“ в подарочном варианте. Переплет в дорогих мехах, обсыпан бриллиантами, гравюры на платиновых пластинках. Чтобы видел трудовой народ, какой бесценной деятельностью заняты наши вожди и руководители». И вдруг пришло ему в голову… А что такого? Кто тут ему помешает сказать правду? Товарищ Горбачев, что ли? Ведь крыша издательства течет, и с фондами трудно, и с бумагой вечный напряг. Все сейчас выложу, как на духу…
Но только так подумал, как настиг его ледяной взгляд неприметного кэгэбэшного полковника, устроившегося за плечом очкастого товарища Андропова. И по ледяному этому взгляду понял директор, что десять лет ему уже обеспечены, а грозный прокурор готовится добавить очередные пять, а личное имущество конфисковано, а рыдающую семью грузят в телячий вагон, отправляющийся на Север…
И ничего не сказал.
Зато Ильич, порадовавшись, поплакав над фотографиями, снова вычислил перед собой незнакомого человека.
«Ты хто?»
«Я директор главного партийного издательства, — все еще четко отрапортовал директор. — Вот издали любимую книгу народа — „Малую землю“ в подарочном варианте. Переплет в дорогих мехах, обсыпан бриллиантами, гравюры на платиновых пластинках».
И тогда до Ильича что-то дошло. «А-а-а, “Муму”… Галка читала…»
И сразу выпили еще раз. А прощаясь на пустой лестнице, кэгэбэшный полковник выловил из кармана директора плотный пакет с деньгами. Спасибо, мол, товарищ директор за правильное партийное поведение. Мы это запомним. Даже пообещал: в нужный день зачтется.
— А у нас? — взволнованно заговорил внизу бывший партийный секретарь товарищ Ложкин. — Ни власти, ни совести!
Разгорячился:
— Всю страну, весь народ надо посадить в лагеря! Отсидит народ — выйдет честный!
Даже погрозил кулаком в сторону невидимого в темноте обрыва (а значит, как бы в сторону прячущегося в темноте Колотовкина):
— Покажем, как кенгуру размножаются!
Революция, потрясенно понял Виталий.
Вот собрались у костра глашатаи революции, буревестники, как и предсказывал бывший капитан Мишка Шишкин. Вот куда привела перестройка, вот откуда гнильца в селе.
Вдруг все обернулись, а дед Егор замолчал.
Вынырнула из колеблющейся темноты запыхавшаяся фигура.
Вроде как Колька Дрожжин — рыжий молодой скотник, болезненно много пьющий. Но ведь добежал, добежал! Не пал по пути, слава Богу! Крикнул задохнувшись: «Немцы в селе!» И страстно перекрестился в ответ на эти слова бывший партийный секретарь товарищ Ложкин: «Начинается!»
Глава V Мертвяки Июль, 1999
Довольный, вышел на крылечко, постоял босиком на прохладных досках, шикнул на съехавшего с ума дятла. Потом случайно засек слабые отсветы со стороны берега. Пошел, заинтересовавшись, по огороду. С обрыва увидел: внизу почти у самой воды потрескивал костерок, качались неясные тени. Сразу упал лицом в картофельную ботву. Первая мысль: это рэкетиры вернулись со сгоревшего катера. Белоснежный красавец не мог не звать бандитские сердца к отмщению. Судя по теням, собралось внизу у костра не мало — человек пятнадцать. Настоящий десант! Пройдут сквозь село, как раскаленный нож сквозь масло!
— Ну, давай, дед Егор, — донеслось снизу.
…
…в один из вечеров в нашу квартиру (мы жили тогда в помещении Наркомпроса, на Остоженке) пришли Владимир Ильич с надеждой Константиновной, А. В. Луначарский с женой и Бонч-Бруевич с женой. — Дед Егор внизу солидно откашлялся. — Времена тогда были нелегкие, питались мы неважно в наркомпросовской столовой, а мне очень хотелось угостить своих гостей чем-нибудь вкусным. Воспользовавшись тем, что мать Пантелеймона Николаевича прислала ему из деревни немного муки, я купила на рынке конины и сделала сибирские пельмени, которые, как я помнила, очень любил Владимир Ильич…Виталий изумленно свесил голову с обрыва.
Как это дед Егор Чистяков оказался ночью в Благушино? Почему он не в Рядновке? Где его волшебная дочь фельдшерица Катерина? Почему сидит у костра бурлак Ленька Вешкин, почти трезвый, а рядом, плечом к плечу. товарищ Ложкин, бывший партийный секретарь? И всероссийский староста… И небритые бурлаки с Запорожской Сечи… И Власов, сын кузнеца, и Ванька Васенев, скотник, и дед Митрич по фамилии Ивлев, совсем заскорузлый дед — в телогрейке, с красным бантом на шапке…
Подумал: Павлик прав — зреет в тишине грозное.
…
…Владимир Ильич,— откашлявшись, продолжил внизу дед , — вскоре же после своего прихода попросил Пантелеймона Николаевича показать его новые карикатуры. Тот передал ему свои папки и альбом. Владимир Ильич просматривал рисунки и показывал их остальным, а некоторые из карикатур откладывал и никому не давал в них заглядывать. Почти каждый рисунок вызывал у него веселый смех, — голос деда Егора восторженно зазвенел. — Особенно понравилась ему карикатура с фараоновыми коровами. Но когда к нему подошла Вера Михайловна и хотела тоже посмотреть на листок, бывший причиной его смеха, он быстро спрятал бумагу в карман и сказал: «Нет, нет, это не для вас». Затем, когда она отошла и занялась разговором, отвлекшим ее внимание, он добавил вполголоса: «Зачем обижать человека?» Сели за стол. И тут, даже в мелочи, снова сказалась щепетильность и честность Ульяновых. Увидев пельмени, Надежда Константиновна спросила меня, улыбнувшись: «Что это вы, спекулянтов поддерживаете?» Ильич же сказал, что ему нездоровится и поэтому пельмени есть он не может…— Понятно?
По-видимому, бывший секретарь был призван растолковывать партийную литературу.
— Настоящей высокой гордостью обладал наш великий вождь революции. Спекулянтов никогда не поддерживал, пусть лучше с голоду помереть. А у нас все село нынче живет на подачки Золотых Яиц и гуманитарной жабы. Весь край под себя запрессовали. Спросите товарища Калинина, он подтвердит. Но пришло, пришло время! Покажем им, как кенгуру размножаются!
Произнеся такую необычную угрозу, товарищ Ложкин и возбудился необычно.
— Золотые Яйца и гуманитарная жаба людям малые копейки платят. Как египетские фараоны. Леспромхозовскую узкоколейку продали китайцам. Помните, приехало сразу пятьдесят одинаковых китайцев? Все зараз увезли — и рельсы, и шпалы, и тележки, и колесные пары, и ржавые костыли. Золотые Яйца и гуманитарная жаба для томского начальства банкеты закатывают в каменных дворцах, а в рабочих хижинах дети пухнут с голоду. В больнице нет никаких лекарств, один только градусник. Да и тот дают только умирающим. Эх, жизнь! Читай, дед Егор, читай!
…
…Ильич не любил прогулок по воскресным дням. В такие дни за городом была масса народу и отдохнуть как следует не удавалось. Но вот как-то случилось, что большой компанией мы отправились в горы. Было это как раз в воскресенье. По дороге мы заглянули в квартиру Ульяновых, и так как Ильич не пошел, то мы прихватили Надежду Константиновну, а нашу пятилетнюю Олю оставили на попечении Ленина… —От умиления дед Егор страшно засопел. В следующий раз, небось, припрет на сходку бетонного Ильича из Рядновки, подумал Виталий. — Когда мы ушли, Владимир Ильич, полагая, что маленькая гостья будет вести себя, как тихий мышонок, взялся за газету, но не тут-то было. Малышка напомнила о себе, и пришлось ею заняться. Отложив газеты, Ильич принес из кухни таз с водой и, используя пустые скорлупки от грецких орехов, стал пускать по этому «озеру» кораблики. —Голос деда Егора подозрительно дрогнул и увлажнился. — Оля заинтересовалась, увлеклась приятным для нее занятием, а Ильич смог снова приняться за чтение. Но вот кораблики прискучили дочурке, и она забралась на диван. Воцарилось молчание. Вперившись своими голубыми глазами в Ленина, она долго изучала его внешность, и вдруг до его слуха донеслось: «Ленин, а Ленин, отчего у тебя на голове два лица?» Ленин прекратил чтение и удивленно переспросил: «Как так два лица?» — «А одно спереди, а другое сзади». Ильич не сразу нашелся. Лишь после продолжительной паузы он промолвил: «Это гм, гм… от того, что я очень много думаю». — «Ага… — удовлетворилась любознательная гостья, с таким старанием выяснявшая природу появления у Ленина… лысины.— Дитя. Что возьмешь с малого? — умилился бывший партийный секретарь. — Ты теперь отдохни, дед Егор, пусть народ поразмышляет. Над нами капитализм проносится, как безумный ураган, стирает с лица земли светлые завоевания развитого социализма. Золотые Яйца и гуманитарная жаба повязали всех долгами, никто не пикни, спаивают сладким зарубежным вермутом. Да лучше нам отечественную паленку пить, чем ихний вермут заедать лимоном, — неожиданно признался товарищ Ложкин. — Золотые Яйца и гуманитарная жаба отбирают у нас заработанное, порушили институт интимных отношений. Недавно пришел к Золотым Яйцам, дай, говорю, немного денег по делу. — «Это по какому?» — «А вот выпишем для народа газету “Правду”, а к ней “Советскую Россию”, переоборудуем сельсовет в избу-читальню». А Золотые Яйца: «У тебя справка есть?» — «Какая?» — «Ну, что ты дурак?» — Говорю: «Если дашь денег, добуду справку». — Он посмотрел внимательно. — «Ладно, говорит, дам. Только научись отбивать SOS». — «Это в каком же смысле?» — «А морзянкой». — «Да зачем?» — «Будешь помогать ученому дятлу. Посадим тебя, бывший секретарь, на дерево. Будешь охранять завоевания молодого капитализма».
Бывший партийный секретарь от души поддал ногой. Над костром взлетело облако золотистых искр.
— Покажем, как кенгуру размножаются!
7
Вдруг заскорузлый дед Ивлев очнулся.
Скотники и бурлаки, бывшие советские и бывшие партийные деятели — все обернулись к старинному деду. Уважали. А Виталий на обрыве обалдел: как уж такого замшелого притащили с другого края села? Сто лет работал дед на реке бакенщиком, а до того сто лет служил в Москве.
Служил не просто так. Служил в охране главного партийного издательства.
Однажды ночью позвонил на вахту директор, большой славный человек с хорошими умными глазами, отзывчивый на беду, но строгий (так получалось по рассказу деда), сказал: «Ну, поздравляю, Митрич!» — «А чего?» — испугался старинный дед. — «А вот издали мы любимую книгу народа». — «Неужто? — обрадовался Митрич, он безумно любил всякую литературу. — Неужто про Муму?» — «Бери выше». — «Неужто про вечный зов?» — «Бери еще выше! — засмеялся директор, но гадать не дал. — „Малую землю“ мы издали в подарочном варианте. Переплет в дорогих мехах, обсыпан крупными бриллиантами, гравюры на платиновых пластинках. Чтобы видел трудовой народ, какой бесценной деятельностью заняты вожди и руководители. Сейчас придет, Митрич, правительственная машина, повезу книгу самому Ильичу».
Действительно близко к полуночи поднялся в кабинет неприметный полковник КГБ в штатском и попросил директора взять книгу, а также положить во внутренний карман пиджака гонорар, полагающийся автору. Мы, дескать, держим руку на пульсе. Гонорар, кстати, оказался не столь уж велик, всего тысяч двенадцать. Все равно крепкие деньги по тем временам, Митричу хватило бы их до смерти. «Если самзаинтересуется гонораром, то вручите, — строго, но вежливо предупредил полковник директора. — Ну, а не заинтересуется… Мы держим руку на пульсе».
И научил, как правильно вручать книгу.
Значит, нужно остановиться в двух метрах от главного стола и ни на кого не обращать внимания, пока самне обратит. А еще, строго заметил полковник (наверное, умел читать мысли), знаю, что крыша издательства у вас течет, и с фондами трудно, и с бумагой напряг, а сам,известно, — добрый, на каждое душевное слово откликается… Только не дай вам Бог…
Даже договаривать не стал.
А кабинет Ильича оказался просторный, в красивых коврах.
Стоял в отдалении главный стол с непростой, но качественной закуской.
Самдержал в руках хрустальный бокал и вилку, как раньше цари — скипетр и державу. Стояли за спиной Ильича товарищи Горбачев, Гришин, Громыко, Андропов, все на букву г. И товарищ Черненко там стоял. Почти самостоятельно. И товарищ Суслов покашливал, не хотел привлекать к себе внимание. Деликатный, крепкий, идейный человек.
Директор остановился в двух метрах от стола.
Красиво. Умные люди. Дорогая поблескивающая посуда. Все улыбаются, что-то говорят, товарищ Суслов деликатно покашливает. А самувлекся, брови кустами, ну, очень живо рассказывает, брызжет хрустальной слюной, расчувствовался. Товарищ Громыко к нему зачарованно наклонился. И товарищ Горбачев зачарованно наклонился. И товарищ Устинов, к тому времени еще не умерший. Все кивают, радуются, жизнь понимают. А сам, то есть Ильич, посмеялся, порадовался, поднял добрый взгляд и вдруг вычислил перед собой совершенно незнакомого ему человека.
«Ты хто?»
«Я директор главного партийного издательства, — четко отрапортовал директор. — Издали любимую книгу народа — „Малую землю“ в подарочном варианте. Переплет в дорогих мехах, обсыпан крупными бриллиантами, гравюры на платиновых пластинках. Чтобы видел трудовой народ, какой бесценной деятельностью заняты наши вожди и руководители».
А неприметный полковник зашел за спину очкастого товарища Андропова и оттуда директору этак одобрительно кивнул. Многие там были в очках, директор даже вспомнил, страшась, подброшенную недавно в его почтовый ящик злобную антисоветскую книжку «Как избавиться от очкастых».
А самдобрый.
Самполистал книжку, ничего в ней не понял, отложил и трогательно заговорил о чем-то вечном и нужном. И наклонились к нему зачарованно товарищи Громыко и Горбачев. И товарищ Суслов деликатно покашлял. Даже товарищ Черненко немножечко наклонился. А Ильич поговорил, порадовался, опять полистал книгу. Не поняв ничего, поднял добрые глаза и снова вычислил стоящего перед ним незнакомого человека.
«Ты хто?»
«Я директор главного партийного издательства, — еще четче отрапортовал директор. — Вот издали любимую книгу народа — „Малую землю“ в подарочном варианте. Переплет в дорогих мехах, обсыпан бриллиантами, гравюры на платиновых пластинках. Чтобы видел трудовой народ, какой бесценной деятельностью заняты наши вожди и руководители».
Ильич сильно удивился, но на этот раз открыл книжку удачно, наткнулся на знакомые фотографии. Кого-то узнал, расчувствовался. По этому поводу немедленно выпили. Ильич плачет, водит рукой по фотографиям. Взволнованно пригнулись к нему соратники по партии, даже товарищ Черненко немного пригнулся. «Малая земля… — перешептываются взволнованно. — Это же решающая битва… Там фашизму хребет сломали… — И взволнованно: — А кто командовал? Кто поддерживал боевой дух? С кем товарищ Сталин советовался?»
Поплакав и отдышавшись, самподнял взгляд и снова вычислил стоящего перед ним незнакомого человека.
«Ты хто?»
«Я директор главного партийного издательства, — совсем уже четко отрапортовал директор. — Издали любимую книгу народа — „Малую землю“ в подарочном варианте. Переплет в дорогих мехах, обсыпан бриллиантами, гравюры на платиновых пластинках. Чтобы видел трудовой народ, какой бесценной деятельностью заняты наши вожди и руководители». И вдруг пришло ему в голову… А что такого? Кто тут ему помешает сказать правду? Товарищ Горбачев, что ли? Ведь крыша издательства течет, и с фондами трудно, и с бумагой вечный напряг. Все сейчас выложу, как на духу…
Но только так подумал, как настиг его ледяной взгляд неприметного кэгэбэшного полковника, устроившегося за плечом очкастого товарища Андропова. И по ледяному этому взгляду понял директор, что десять лет ему уже обеспечены, а грозный прокурор готовится добавить очередные пять, а личное имущество конфисковано, а рыдающую семью грузят в телячий вагон, отправляющийся на Север…
И ничего не сказал.
Зато Ильич, порадовавшись, поплакав над фотографиями, снова вычислил перед собой незнакомого человека.
«Ты хто?»
«Я директор главного партийного издательства, — все еще четко отрапортовал директор. — Вот издали любимую книгу народа — „Малую землю“ в подарочном варианте. Переплет в дорогих мехах, обсыпан бриллиантами, гравюры на платиновых пластинках».
И тогда до Ильича что-то дошло. «А-а-а, “Муму”… Галка читала…»
И сразу выпили еще раз. А прощаясь на пустой лестнице, кэгэбэшный полковник выловил из кармана директора плотный пакет с деньгами. Спасибо, мол, товарищ директор за правильное партийное поведение. Мы это запомним. Даже пообещал: в нужный день зачтется.
— А у нас? — взволнованно заговорил внизу бывший партийный секретарь товарищ Ложкин. — Ни власти, ни совести!
Разгорячился:
— Всю страну, весь народ надо посадить в лагеря! Отсидит народ — выйдет честный!
Даже погрозил кулаком в сторону невидимого в темноте обрыва (а значит, как бы в сторону прячущегося в темноте Колотовкина):
— Покажем, как кенгуру размножаются!
Революция, потрясенно понял Виталий.
Вот собрались у костра глашатаи революции, буревестники, как и предсказывал бывший капитан Мишка Шишкин. Вот куда привела перестройка, вот откуда гнильца в селе.
…
…Старков был большим мастером по части вокального искусства и немало усилий приложил к организации хора из членов нашей ссыльной колонии, —вновь завел шарманку дед Егор Чистяков. — Особую страстность вносил в наши вокальные увлечения Владимир Ильич. Как-то Старков возился со своим хором, разучивавшим его любимую мелодическую, но тягучую и печальную украинскую песню «Така же ии доля, о боже ж мий милий». Вдруг пришел Ильич. Услышав меланхолическое завывание нашего хора, он вскричал: «К черту „Таку ж ии долю!“ Давайте грянем „Смело, товарищи, в ногу“. И не дождавшись могущих возникнуть возражений против нарушения им хоровой программы, Ильич, слегка детонируя, с увлечением и страстью запел своим высоким, несколько хрипловатым голосом: „Смело, товарищи, в ногу. Духом окрепнем в борьбе“. Все сразу подтянули. Полились боевые звуки рабочего марша, и когда Ильичу казалось, что наиболее темпераментные слова песни поются недостаточно выразительно, он начинал энергично, в такт размахивать кулаками и притопывать ногой, напрягая свой голос при исполнении особенно боевых слов песни, иногда в ущерб правилам гармонии, и к ужасу нашего завзятого вокалиста Старкова повышал подчас какую-нибудь ответственную ноту на целых полтона…Вдруг все обернулись, а дед Егор замолчал.
Вынырнула из колеблющейся темноты запыхавшаяся фигура.
Вроде как Колька Дрожжин — рыжий молодой скотник, болезненно много пьющий. Но ведь добежал, добежал! Не пал по пути, слава Богу! Крикнул задохнувшись: «Немцы в селе!» И страстно перекрестился в ответ на эти слова бывший партийный секретарь товарищ Ложкин: «Начинается!»
Глава V Мертвяки Июль, 1999
1
Ответы Липецкого журналистку Ив анову действительно не интересовали. Писала она только то, что подсказали заказчики.
Менеджмент «Бассейна» можно понять. Ведь господину Липецкому и послушному ему директорату удобно сидеть на теплом местечке, разбазаривая акции Общества и абсолютно ничего не делая для тех, кто в отчетах дирекции гордо именуется «наши акционеры».
…Встреча вашего собкора с генеральным директором «Бассейна», —сообщала читателям Полина Иванова , — состоялась в присутствии какого-то адвоката, стыдливо названного господином Липецким «обыкновенным акционером». Правда, известно, что без адвоката в последнее время Николай Иванович ни с кем не разговаривает, даже с женой. Это становится еще понятнее, когда вчитываешься в документы, предоставленные газете сотрудниками аналитического отдела КАСЕ. С одной стороны — резкое падение прибылей «Бассейна», с другой — резкий рост доходов начальствующего состава. Роскошные коттеджи растут как грибы на живописных берегах речки Лиственничной, бывшем райском уголке советских и партийных властей. Если это впрямь коттеджи «самых обыкновенных акционеров», то я и не знаю, что сказать.
Зато знаю, что надо спросить.
Куда уходят миллионы рублей со счетов «Бассейна»?
Не пора ли прояснить позицию губернатора, который столь терпеливо взирает на перипетии борьбы, развернувшейся между консорциумом КАСЕ, кровно заинтересованным в дальнейшем развитии пароходства, и нынешней одряхлевшей, закостеневшей в своем бездействии дирекцией «Бассейна», плывущей в будущее, не имея лоции, не зная фарватера?
Впрочем, дальше окрестностей Лиственничной этим господам плыть не надо. Вот почему важно и нужно заставить господина Липецкого представить специальной комиссии читаемые, достоверные, полные, надлежащим образом оформленные и заверенные копии всех официальных документов, проливающих свет на деятельность дирекции акционерного общества…
Злая баба.
Усмехнувшись, Семин тронул диктофон, работавший в его кармане при встрече журналистки с генеральным директором «Бассейна». Не позвонить ли ей? Позвонить и улыбнуться, что вот мол, госпожа Ив а нова, существует абсолютно точная запись вашего разговора с гендиром «Бассейна». Если авторитетные газеты опубликуют сразу оба варианта, да с соответствующими комментариями, читатели, несомненно, сильно удивятся. Понятно, что при этом тень упадет и на и без того не безупречную репутацию консорциума КАСЕ.
2
Ветерок с реки обдувал лицо.
Низкие берега скользили, уходя за корму катера.
Я был прав, подумал Семин. Интервью Ив ановой было подготовлено заранее.
Покачав головой, внес в органайзер: « Золотаревский — двойное интервью Ивановой… Договориться с газетами «Век», «Труд-7», «Новой газетой», «Известиями»… Оценка работы «Бассейна» специалистами…»
На первую полосу, кстати, были вынесены фотографии с пожара.
Время ушло, но снимки дымящей гостиницы появились только сейчас. И подобраны они были так, что мощными клубами дыма застлало весь берег. Понятно, даны врезки с испуганными лицами… Даны обдуманные подписи… « Акционеры «Бассейна» глядят, как огонь уничтожает их собственность»… И крупно — полуголая Мария, спускающаяся по лестнице. Снятая так, чтобы в кадр попали голые груди, но не лицо. « Приезжают пожарные, —гласила наглая врезка . — Видят — возле бани мужик ржет: «Опоздали, братки!» — «Как опоздали? — разматывают пожарники шланг. — Баня-то еще горит». — «Ну, баня-то горит, а голые бабы разбежались». И тут же выделенные шрифтом вопросы:
кто пользуется недвижимостью так называемых обыкновенных акционеров?
кто пользуется роскошными номерами люкс?
кто снимает роскошных девочек за валюту?
« Тех, кого интересуют эти вовсе не простые вопросы, советуем позвонить лично господину Липецкому, — указывала Полина Ив анова. — Это он отвечает за то, как и кем используется недвижимость акционеров Общества».
Тут же приводились номера приемной «Бассейна», рабочий — Липецкого, его же — домашний. В ближайшие дни длинноногой Оксане, да и жене Липецкого придется туго, усмехнулся Семин. Занервничает рыба в тонированном аквариуме. Господин Липецкий, конечно, выдвинет упрямую челюсть, но сделать уже ничего нельзя: запачканная репутация — это запачканная репутация.
Пометил в органайзере: « Золотаревскому — дать в газетах фото и нормальный отчет о пожаре. Прокомментировать снимки свидетельствами пожарников и свидетелей». Пусть читатели знают, что никакая это не гостиничная валютная проститутка спускалась по лестнице, испуганно отворачивая в сторону лицо, а насмерть перепуганная юристка Сибирской регистрационной компании. Это Семину подсказал Элим Золотаревский. — «Раньше не мог сказать?» — «Ты не спрашивал».
Поднял голову.
На носу катера на палубной скамье сидела Мария.
Красный пиджак, красная юбка. Черные чулки, высокий каблук.
Мария явно была смущена приказом Шермана помочь московскому гостю, но таковы причуды жизни. Семин вынул сотовый и набрал номер. Увидел, как юристка вздрогнула.
«Видели сегодняшние газеты?»
«Нет. А что там?»
«Отчет о пожаре в гостинице. Оказывается, газетчики приняли вас за представительницу очень древней профессии».
«Вы, кажется, тоже».
Он усмехнулся и закрыл сотовый.
Вот с Катериной Чистяковой из Рядновки он поговорил бы дольше.
Может, она появится на базе? Мысль странным образом выровняла его настроение. Он сразу ощутил нежность плывущего за бортом пейзажа. Мохнатые ели в неопрятных седых бородах лишайника. Серые обрывы. Заиленные косы. Он глубоко вдохнул влажный воздух. Кажется, Катерина не нуждается в совершенствовании. Колотовкин не понимает — с кемспит. Впрочем, не все ли равно с кем? « И Джуди О`Греди, и знатная леди во всем остальном равны…» По какой-то ассоциации Семин вспомнил звонок Шермана недельной давности. — «Андрей Семенович, я чего звоню? Кузнецов опять на меня наехал. Опять требует выписку из реестра. Теперь категорически. И запрос в этот раз прислал в таком виде, что не придерешься. Отказать мотивированно не могу. А откажу немотивированно — будет выглядеть как саботаж. С Кузнецова станется, подключит Федеральную комиссию по ценным бумагам». — «Да отдайте вы им этот реестр».
Шерман ошеломленно замолчал.
Зато бывший полковник КГБ Федин все понял. Только спросил:
«Пора?»
«Теперь да. Отправлю к тебе юриста с документами».
Семин улыбнулся.
Уголовное дело возбуждено. Опытный следак ждет на базе.
На базу плывет и Мария, присутствия которой при допросе категорически потребовал Шерман. Странно, что Марии так часто звонят. Проверяя некую мысль, набрал номер Золотаревского: «Элим, перезвони». Увидел, как при звонке Элима дрогнули впереди плечи Марии. Да, похожее ее мобильник настроен на их волну. — «Мария тоже на борту? — Золотаревский о подслушке не знал, потому и заржал так нагло, что Семин невольно пожалел юристку. — Помнишь петуха, который все звал приятелей в магазин? Дескать, куры там голые!»
Семин ждал, что Мария спрячет трубку, но она сидела прямо, с каменной спиной.
Ее сотовый, несомненно, ловил входящие Семина. Косоглазый директор регистрационной компании пожелал вести свою игру… Что ж… Берега в нежной дымке… Вода как плавящееся зеркало…
Ответы Липецкого журналистку Ив анову действительно не интересовали. Писала она только то, что подсказали заказчики.
…
…Сегодняшний конфликт вокруг ОАО «Бассейн» выглядит так, будто его заранее расписали по сценарию. Консорциум КАСЕ смело и прямо выступает против консервативного и неэффективного управления обществом, а перепуганный менеджмент «Бассейна» конвульсивно блокирует все попытки провести внеочередное собрание акционеров.Менеджмент «Бассейна» можно понять. Ведь господину Липецкому и послушному ему директорату удобно сидеть на теплом местечке, разбазаривая акции Общества и абсолютно ничего не делая для тех, кто в отчетах дирекции гордо именуется «наши акционеры».
…Встреча вашего собкора с генеральным директором «Бассейна», —сообщала читателям Полина Иванова , — состоялась в присутствии какого-то адвоката, стыдливо названного господином Липецким «обыкновенным акционером». Правда, известно, что без адвоката в последнее время Николай Иванович ни с кем не разговаривает, даже с женой. Это становится еще понятнее, когда вчитываешься в документы, предоставленные газете сотрудниками аналитического отдела КАСЕ. С одной стороны — резкое падение прибылей «Бассейна», с другой — резкий рост доходов начальствующего состава. Роскошные коттеджи растут как грибы на живописных берегах речки Лиственничной, бывшем райском уголке советских и партийных властей. Если это впрямь коттеджи «самых обыкновенных акционеров», то я и не знаю, что сказать.
Зато знаю, что надо спросить.
Куда уходят миллионы рублей со счетов «Бассейна»?
Не пора ли прояснить позицию губернатора, который столь терпеливо взирает на перипетии борьбы, развернувшейся между консорциумом КАСЕ, кровно заинтересованным в дальнейшем развитии пароходства, и нынешней одряхлевшей, закостеневшей в своем бездействии дирекцией «Бассейна», плывущей в будущее, не имея лоции, не зная фарватера?
Впрочем, дальше окрестностей Лиственничной этим господам плыть не надо. Вот почему важно и нужно заставить господина Липецкого представить специальной комиссии читаемые, достоверные, полные, надлежащим образом оформленные и заверенные копии всех официальных документов, проливающих свет на деятельность дирекции акционерного общества…
Злая баба.
Усмехнувшись, Семин тронул диктофон, работавший в его кармане при встрече журналистки с генеральным директором «Бассейна». Не позвонить ли ей? Позвонить и улыбнуться, что вот мол, госпожа Ив а нова, существует абсолютно точная запись вашего разговора с гендиром «Бассейна». Если авторитетные газеты опубликуют сразу оба варианта, да с соответствующими комментариями, читатели, несомненно, сильно удивятся. Понятно, что при этом тень упадет и на и без того не безупречную репутацию консорциума КАСЕ.
…
…Ходят слухи, что хозяином заправочного пункта в селе Благушино на самом деле является все же генеральный директор «Бассейна» господин Липецкий. —(Неважно, что это вранье. Главное, намекнуть. Главное, посеять подозрение.) — Процессы приватизации в нашей часто затемнены. Можно даже сказать, что прозрачностью они нигде у нас не отличаются. Если даже заправкой владеет не сам господин Липецкий, а один из его «обыкновенных акционеров», надо бы поинтересоваться деталями сделки. На чье имя она оформлялась? Кем?…2
Ветерок с реки обдувал лицо.
Низкие берега скользили, уходя за корму катера.
Я был прав, подумал Семин. Интервью Ив ановой было подготовлено заранее.
Покачав головой, внес в органайзер: « Золотаревский — двойное интервью Ивановой… Договориться с газетами «Век», «Труд-7», «Новой газетой», «Известиями»… Оценка работы «Бассейна» специалистами…»
…
…Как вы относитесь к господину Кузнецову? Казалось бы, самый простой вопрос, но господин Липецкий уклонился от ответа. Что, впрочем, немудрено. Ведь его интересует только он сам, его интересует только прибыль, удачно разделяемая с командой. А то, что закрываются детские садики и медпункты, обслуживавшие до того обычных акционеров, господина Липецкого нисколько не волнует…На первую полосу, кстати, были вынесены фотографии с пожара.
Время ушло, но снимки дымящей гостиницы появились только сейчас. И подобраны они были так, что мощными клубами дыма застлало весь берег. Понятно, даны врезки с испуганными лицами… Даны обдуманные подписи… « Акционеры «Бассейна» глядят, как огонь уничтожает их собственность»… И крупно — полуголая Мария, спускающаяся по лестнице. Снятая так, чтобы в кадр попали голые груди, но не лицо. « Приезжают пожарные, —гласила наглая врезка . — Видят — возле бани мужик ржет: «Опоздали, братки!» — «Как опоздали? — разматывают пожарники шланг. — Баня-то еще горит». — «Ну, баня-то горит, а голые бабы разбежались». И тут же выделенные шрифтом вопросы:
кто пользуется недвижимостью так называемых обыкновенных акционеров?
кто пользуется роскошными номерами люкс?
кто снимает роскошных девочек за валюту?
« Тех, кого интересуют эти вовсе не простые вопросы, советуем позвонить лично господину Липецкому, — указывала Полина Ив анова. — Это он отвечает за то, как и кем используется недвижимость акционеров Общества».
Тут же приводились номера приемной «Бассейна», рабочий — Липецкого, его же — домашний. В ближайшие дни длинноногой Оксане, да и жене Липецкого придется туго, усмехнулся Семин. Занервничает рыба в тонированном аквариуме. Господин Липецкий, конечно, выдвинет упрямую челюсть, но сделать уже ничего нельзя: запачканная репутация — это запачканная репутация.
Пометил в органайзере: « Золотаревскому — дать в газетах фото и нормальный отчет о пожаре. Прокомментировать снимки свидетельствами пожарников и свидетелей». Пусть читатели знают, что никакая это не гостиничная валютная проститутка спускалась по лестнице, испуганно отворачивая в сторону лицо, а насмерть перепуганная юристка Сибирской регистрационной компании. Это Семину подсказал Элим Золотаревский. — «Раньше не мог сказать?» — «Ты не спрашивал».
Поднял голову.
На носу катера на палубной скамье сидела Мария.
Красный пиджак, красная юбка. Черные чулки, высокий каблук.
Мария явно была смущена приказом Шермана помочь московскому гостю, но таковы причуды жизни. Семин вынул сотовый и набрал номер. Увидел, как юристка вздрогнула.
«Видели сегодняшние газеты?»
«Нет. А что там?»
«Отчет о пожаре в гостинице. Оказывается, газетчики приняли вас за представительницу очень древней профессии».
«Вы, кажется, тоже».
Он усмехнулся и закрыл сотовый.
Вот с Катериной Чистяковой из Рядновки он поговорил бы дольше.
Может, она появится на базе? Мысль странным образом выровняла его настроение. Он сразу ощутил нежность плывущего за бортом пейзажа. Мохнатые ели в неопрятных седых бородах лишайника. Серые обрывы. Заиленные косы. Он глубоко вдохнул влажный воздух. Кажется, Катерина не нуждается в совершенствовании. Колотовкин не понимает — с кемспит. Впрочем, не все ли равно с кем? « И Джуди О`Греди, и знатная леди во всем остальном равны…» По какой-то ассоциации Семин вспомнил звонок Шермана недельной давности. — «Андрей Семенович, я чего звоню? Кузнецов опять на меня наехал. Опять требует выписку из реестра. Теперь категорически. И запрос в этот раз прислал в таком виде, что не придерешься. Отказать мотивированно не могу. А откажу немотивированно — будет выглядеть как саботаж. С Кузнецова станется, подключит Федеральную комиссию по ценным бумагам». — «Да отдайте вы им этот реестр».
Шерман ошеломленно замолчал.
Зато бывший полковник КГБ Федин все понял. Только спросил:
«Пора?»
«Теперь да. Отправлю к тебе юриста с документами».
Семин улыбнулся.
Уголовное дело возбуждено. Опытный следак ждет на базе.
На базу плывет и Мария, присутствия которой при допросе категорически потребовал Шерман. Странно, что Марии так часто звонят. Проверяя некую мысль, набрал номер Золотаревского: «Элим, перезвони». Увидел, как при звонке Элима дрогнули впереди плечи Марии. Да, похожее ее мобильник настроен на их волну. — «Мария тоже на борту? — Золотаревский о подслушке не знал, потому и заржал так нагло, что Семин невольно пожалел юристку. — Помнишь петуха, который все звал приятелей в магазин? Дескать, куры там голые!»
Семин ждал, что Мария спрячет трубку, но она сидела прямо, с каменной спиной.
Ее сотовый, несомненно, ловил входящие Семина. Косоглазый директор регистрационной компании пожелал вести свою игру… Что ж… Берега в нежной дымке… Вода как плавящееся зеркало…