Страница:
— Слышь, Катька! Из кедра!
— Участок пять акров, — продолжил американец. — Задний двор выходит в собственный лес. Там деревянная терраса, бассейн с подогревом, два гаража. Если всерьез заинтересуетесь, могу рекомендовать хозяину, — совсем дружелюбно закончил американец. — У него бизнес в Австралии.
— А цена дома?
— Пятьсот девяносто девять тысяч.
— Не рублей? — на всякий случай уточнил Павлик.
— Нет, не рублей, — тоже на всякий случай уточнил Дэнис. — Если покупаете такой дом впервые, могу рекомендовать юриста, имеющего много программ.
— Это как? — заинтересовался Павлик.
— Первый взнос — три процента. Покупка — без стоимости клоузинга. Наконец, если у вас плохой кредит или совсем нет кредита, можно получить моргидж. А саму покупку провести без проверки дохода.
— Без проверки? — обрадовался Павлик. — Слышишь, Катька? Моргидж и клоузинг! Туалет в доме. Не надо бегать на улицу!
— К вам… К вам…
— Чего тебе, Кошкин?
— Я не в Г-г-гановер… Я в П-п-париж…
— Ну, совсем запутал, — весело укорил Павлик. — Чего тебе в этом Париже? Были мы там с Катькой. Писсуары на улицах. Жлобы. Каждый сантим считают. Лети лучше в Барнаул, Кошкин. Там грязи по уши и везде пьянь, зато воздух чище и люди простые. Тухтур-бухтур. Ничего не надо.
— О, Париж, Париж! — вступился за Кошкина американец. — Конечно, в Париж надо попадать в молодости. Уже в тридцать лет Париж не так прекрасен.
3
4
5
— Участок пять акров, — продолжил американец. — Задний двор выходит в собственный лес. Там деревянная терраса, бассейн с подогревом, два гаража. Если всерьез заинтересуетесь, могу рекомендовать хозяину, — совсем дружелюбно закончил американец. — У него бизнес в Австралии.
— А цена дома?
— Пятьсот девяносто девять тысяч.
— Не рублей? — на всякий случай уточнил Павлик.
— Нет, не рублей, — тоже на всякий случай уточнил Дэнис. — Если покупаете такой дом впервые, могу рекомендовать юриста, имеющего много программ.
— Это как? — заинтересовался Павлик.
— Первый взнос — три процента. Покупка — без стоимости клоузинга. Наконец, если у вас плохой кредит или совсем нет кредита, можно получить моргидж. А саму покупку провести без проверки дохода.
— Без проверки? — обрадовался Павлик. — Слышишь, Катька? Моргидж и клоузинг! Туалет в доме. Не надо бегать на улицу!
— К вам… К вам…
— Чего тебе, Кошкин?
— Я не в Г-г-гановер… Я в П-п-париж…
— Ну, совсем запутал, — весело укорил Павлик. — Чего тебе в этом Париже? Были мы там с Катькой. Писсуары на улицах. Жлобы. Каждый сантим считают. Лети лучше в Барнаул, Кошкин. Там грязи по уши и везде пьянь, зато воздух чище и люди простые. Тухтур-бухтур. Ничего не надо.
— О, Париж, Париж! — вступился за Кошкина американец. — Конечно, в Париж надо попадать в молодости. Уже в тридцать лет Париж не так прекрасен.
3
Впервые Дейв Дэнис попал в Париж в одиннадцать лет.
Папа Дэниса, крупный бизнесмен, летел из Бостона в Амстердам по делам своей фирмы и прихватил с собой сына. Одиннадцать лет — серьезный возраст. Юный Дэнис знал о Париже все. На пару с приятелем он просмотрел не менее сотни порнофильмов, и почти во всех главное происходило в Париже. На взгляд юного Дейва даже химеры Нотр-Дама выглядели возбужденными. Ничего Дэнису не хотелось так сильно, как оказаться в Париже. Но отец сказал: «Только если останется свободное время».
Такой подход Дэнису не нравился.
Наверное, поэтому он с восторгом принял появление в самолете крепких ребят с зелеными банданами на лбах, с гранатами, с ножами в руках. Они коротко приказали пилотам: «В Париж!» Само собой, юный американец постарался подружиться с такими удивительными людьми. «Я ведь в душе социалист», — признался он восхищенному Павлику. Под удрученными взглядами отца и других пассажиров юный Дейв Дэнис с гордостью носил напитки и еду террористам. Ему пришлось пробовать все принесенные им блюда и вина, поэтому полет не показался ему страшным. «Скоро будем в Париже!» — радовался. Террористы тоже радовались и выказывали приязнь к юному американцу. Только перед самым Парижем его вырубили ударом гранаты по голове. «Рисковый человек», — восхищенно пробормотал американец, вспомнив ударившего его террориста. Так и провалялся в кресле, пока крепкие ребята торговались с французами. В итоге переговоров, в Амстердам пассажиров отправили уже из Алжира.
Отец сердился, что опаздывает на деловую встречу.
Еще больше он сердился на собственного сына: из-за угонщиков.
Да и пассажиры поглядывали на мальчишку неприязненно, поэтому Дэнис страшно обрадовался, когда на втором часу полета невзрачный седой улыбчивый человечек в третьем ряду деловито подозвал к себе стюардессу и коротко сообщил, что он в три слоя обвязан тротилом, пластитом и еще чем-то, и что если он прервет какой-то там контакт, от самолета, а соответственно и от усталых пассажиров ничего не останется.
«Вы куда-то торопитесь?» — спросила стюардесса.
«Да, мне уже шестьдесят», — кивнул деловитый человечек.
«Но куда можно торопиться в таком возрасте? Простите меня за навязчивость, но всегда интересно знать, куда люди торопятся?»
«В Париж, в Париж! В столицу любви, дочка!»
Услышав такое, некоторые пассажиры зароптали, а отец крикнул: «Дейв, сядь рядом со мной!» Однако, мальчишка, потирая голову, уже восхищенно расспрашивал деловитого человечка:
«Мы, правда, летим в Париж?»
«Я никогда не вру, сынок».
«Слышишь, папа? Какая удача!»
На этот раз пассажиры амстердамского рейса провели в аэропорту Орли почти двое суток, потому что деловой человечек торговался с прижимистым правительством Франции из-за каждого сантима. Только получив требуемую сумму, он выпустил из самолета женщин и детей. «Отпусти с ними моего папу, — попросил террориста подружившийся с ним Дэнис. — У папы срывается деловая встреча в Амстердаме».
«О, бизнес — первое дело! — согласился террорист. — Я отпущу твоего отца, только пусть он пообещает, что поедет в Амстердам поездом. В нашем возрасте путешествовать самолетом слишком опасно».
Отец Дэниса уехал.
«Хочешь полететь со мной, сынок?»
«А куда вы летите?»
«На остров Свободы».
«На остров Свободы? На Кубу? Зачем?»
«Разве тебе никогда не хотелось вдохнуть воздуха свободы, сынок?»
«А чем он пахнет? Карточками на мыло? — в юном Дейве Дэнисе романтизм странно сочетался с прагматизмом. — Давайте лучше останемся в Париже». — Просмотрев не менее сотни порнофильмов, он считал, что лучше Парижа городов не существует, ну а воздух свободы… «Я потом видел в газетах фотографии пилотов амстердамского рейса. Прямо какой-то Летучий Голландец, — сообщил американец Павлику, Катерине и Шишкину. — За несколько дней экипаж покрыл очень большие расстояния. Побывал в Алжире, трижды в Париже, потом на Кубе. Менялись только террористы. Даже на газетных фотографиях пилоты выглядели усталыми. Заросшие щетиной, злые, похожие на мормонов. Здорово им не везло в тот год».
— А ты? — спросил Павлик. — Ты-то оттянулся в Париже?
— Не успел, — вздохнул Дэнис. — В аэропорту Орли исламских фундаменталистов, последними захвативших борт, расстреляли снайперы Иностранного легиона, а нас всех отправили в фильтрационный пункт. Меня там здорово били. Французская полиция решила, что я сознательно помогаю террористам. Только малые лета и деньги отца помогли мне вылезти из этой истории. Поэтому Париж для меня пахнет полицейским участком. Я же говорю, в Париж надо попадать вовремя.
— А порнуха? Что ты там смотрел?
— Павлик! — предостерегла Катерина.
— Хочешь еще глоток? — радушно спросил Павлик опечаленного Кошкина.
— К вам… К вам… — несомненно, это был знак согласия.
— Ну, так пойди передай привет Пахомычу.
— Он г-г-говорит, что он не Пахомыч.
— А тебе какая разница?
Кошкин задумался.
Может, все-таки самому заказать молдавского коньяка? Сразу целую бутылку? И не унижаться? Ведь «Хеннеси» много не дадут. Правда, мне и не надо много.
Сжав зубы, Кошкин снова отправился в эконом-класс.
Казалось, лица стали еще бледнее. Сонное дыхание, приглушенный свист турбин. Кто-то болтался в хвосте около туалетов, наверное, не мог уснуть. На секунду Кошкин поймал себя на желании подойти к бодрствующему пассажиру, поговорить о жизни, пожаловаться, но лысина этого… как его там?… фэтсоу… была уже рядом.
— К вам… К вам… — заквакал Кошкин приветливо.
— Слушай ты, маз, — непонятно, но злобно сказал лысый, приоткрыв один глаз. — Подбери соплю и слазь с паровоза!
Но не успел прикрыть лысину.
Вернувшись, Кошкин сделал честно заработанный глоток.
Он постарался, чтобы глоток получился большим, очень даже большим, и подумал: сейчас-то я, наконец, усну. Бормотание американца и этой странной румынской пары (так он почему-то решил) ему не мешали. Все откуда-то сбежали, печально заключил он. Все в его голове перепуталось. Один я лечу сам по себе. Никаких приключений, торгую санфаянсом. А эти сбежали из Румынии и радуются. А у меня жена… Не из Румынии, а от меня сбежала…
— Остановят за рулем, дохнешь, найдут в твоей крови сколько-то промилле… Заранее нужно знать, где чего ожидать… В Англии вообще легко налететь на штраф в пять тысяч фунтов… — объяснял негромко американец.
— А в штатах?
— В Нью-Джерси могут нагреть на четыреста баксов.
— На двенадцать тысяч рублей? — не поверил Кошкин.
— Ну что вы! Копы не берут рублями. — Американец разговорился. — Вот в штате Миссури еще серьезней. Можно залететь на всю тысячу.
– Залететь? — покраснела Катерина.
— В свободной стране много парадоксов.
Папа Дэниса, крупный бизнесмен, летел из Бостона в Амстердам по делам своей фирмы и прихватил с собой сына. Одиннадцать лет — серьезный возраст. Юный Дэнис знал о Париже все. На пару с приятелем он просмотрел не менее сотни порнофильмов, и почти во всех главное происходило в Париже. На взгляд юного Дейва даже химеры Нотр-Дама выглядели возбужденными. Ничего Дэнису не хотелось так сильно, как оказаться в Париже. Но отец сказал: «Только если останется свободное время».
Такой подход Дэнису не нравился.
Наверное, поэтому он с восторгом принял появление в самолете крепких ребят с зелеными банданами на лбах, с гранатами, с ножами в руках. Они коротко приказали пилотам: «В Париж!» Само собой, юный американец постарался подружиться с такими удивительными людьми. «Я ведь в душе социалист», — признался он восхищенному Павлику. Под удрученными взглядами отца и других пассажиров юный Дейв Дэнис с гордостью носил напитки и еду террористам. Ему пришлось пробовать все принесенные им блюда и вина, поэтому полет не показался ему страшным. «Скоро будем в Париже!» — радовался. Террористы тоже радовались и выказывали приязнь к юному американцу. Только перед самым Парижем его вырубили ударом гранаты по голове. «Рисковый человек», — восхищенно пробормотал американец, вспомнив ударившего его террориста. Так и провалялся в кресле, пока крепкие ребята торговались с французами. В итоге переговоров, в Амстердам пассажиров отправили уже из Алжира.
Отец сердился, что опаздывает на деловую встречу.
Еще больше он сердился на собственного сына: из-за угонщиков.
Да и пассажиры поглядывали на мальчишку неприязненно, поэтому Дэнис страшно обрадовался, когда на втором часу полета невзрачный седой улыбчивый человечек в третьем ряду деловито подозвал к себе стюардессу и коротко сообщил, что он в три слоя обвязан тротилом, пластитом и еще чем-то, и что если он прервет какой-то там контакт, от самолета, а соответственно и от усталых пассажиров ничего не останется.
«Вы куда-то торопитесь?» — спросила стюардесса.
«Да, мне уже шестьдесят», — кивнул деловитый человечек.
«Но куда можно торопиться в таком возрасте? Простите меня за навязчивость, но всегда интересно знать, куда люди торопятся?»
«В Париж, в Париж! В столицу любви, дочка!»
Услышав такое, некоторые пассажиры зароптали, а отец крикнул: «Дейв, сядь рядом со мной!» Однако, мальчишка, потирая голову, уже восхищенно расспрашивал деловитого человечка:
«Мы, правда, летим в Париж?»
«Я никогда не вру, сынок».
«Слышишь, папа? Какая удача!»
На этот раз пассажиры амстердамского рейса провели в аэропорту Орли почти двое суток, потому что деловой человечек торговался с прижимистым правительством Франции из-за каждого сантима. Только получив требуемую сумму, он выпустил из самолета женщин и детей. «Отпусти с ними моего папу, — попросил террориста подружившийся с ним Дэнис. — У папы срывается деловая встреча в Амстердаме».
«О, бизнес — первое дело! — согласился террорист. — Я отпущу твоего отца, только пусть он пообещает, что поедет в Амстердам поездом. В нашем возрасте путешествовать самолетом слишком опасно».
Отец Дэниса уехал.
«Хочешь полететь со мной, сынок?»
«А куда вы летите?»
«На остров Свободы».
«На остров Свободы? На Кубу? Зачем?»
«Разве тебе никогда не хотелось вдохнуть воздуха свободы, сынок?»
«А чем он пахнет? Карточками на мыло? — в юном Дейве Дэнисе романтизм странно сочетался с прагматизмом. — Давайте лучше останемся в Париже». — Просмотрев не менее сотни порнофильмов, он считал, что лучше Парижа городов не существует, ну а воздух свободы… «Я потом видел в газетах фотографии пилотов амстердамского рейса. Прямо какой-то Летучий Голландец, — сообщил американец Павлику, Катерине и Шишкину. — За несколько дней экипаж покрыл очень большие расстояния. Побывал в Алжире, трижды в Париже, потом на Кубе. Менялись только террористы. Даже на газетных фотографиях пилоты выглядели усталыми. Заросшие щетиной, злые, похожие на мормонов. Здорово им не везло в тот год».
— А ты? — спросил Павлик. — Ты-то оттянулся в Париже?
— Не успел, — вздохнул Дэнис. — В аэропорту Орли исламских фундаменталистов, последними захвативших борт, расстреляли снайперы Иностранного легиона, а нас всех отправили в фильтрационный пункт. Меня там здорово били. Французская полиция решила, что я сознательно помогаю террористам. Только малые лета и деньги отца помогли мне вылезти из этой истории. Поэтому Париж для меня пахнет полицейским участком. Я же говорю, в Париж надо попадать вовремя.
— А порнуха? Что ты там смотрел?
— Павлик! — предостерегла Катерина.
— Хочешь еще глоток? — радушно спросил Павлик опечаленного Кошкина.
— К вам… К вам… — несомненно, это был знак согласия.
— Ну, так пойди передай привет Пахомычу.
— Он г-г-говорит, что он не Пахомыч.
— А тебе какая разница?
Кошкин задумался.
Может, все-таки самому заказать молдавского коньяка? Сразу целую бутылку? И не унижаться? Ведь «Хеннеси» много не дадут. Правда, мне и не надо много.
Сжав зубы, Кошкин снова отправился в эконом-класс.
Казалось, лица стали еще бледнее. Сонное дыхание, приглушенный свист турбин. Кто-то болтался в хвосте около туалетов, наверное, не мог уснуть. На секунду Кошкин поймал себя на желании подойти к бодрствующему пассажиру, поговорить о жизни, пожаловаться, но лысина этого… как его там?… фэтсоу… была уже рядом.
— К вам… К вам… — заквакал Кошкин приветливо.
— Слушай ты, маз, — непонятно, но злобно сказал лысый, приоткрыв один глаз. — Подбери соплю и слазь с паровоза!
Но не успел прикрыть лысину.
Вернувшись, Кошкин сделал честно заработанный глоток.
Он постарался, чтобы глоток получился большим, очень даже большим, и подумал: сейчас-то я, наконец, усну. Бормотание американца и этой странной румынской пары (так он почему-то решил) ему не мешали. Все откуда-то сбежали, печально заключил он. Все в его голове перепуталось. Один я лечу сам по себе. Никаких приключений, торгую санфаянсом. А эти сбежали из Румынии и радуются. А у меня жена… Не из Румынии, а от меня сбежала…
— Остановят за рулем, дохнешь, найдут в твоей крови сколько-то промилле… Заранее нужно знать, где чего ожидать… В Англии вообще легко налететь на штраф в пять тысяч фунтов… — объяснял негромко американец.
— А в штатах?
— В Нью-Джерси могут нагреть на четыреста баксов.
— На двенадцать тысяч рублей? — не поверил Кошкин.
— Ну что вы! Копы не берут рублями. — Американец разговорился. — Вот в штате Миссури еще серьезней. Можно залететь на всю тысячу.
– Залететь? — покраснела Катерина.
— В свободной стране много парадоксов.
4
Заговорили о мечте.
Известно, хорошая мечта как наркотик.
Но если мечта не сбывается, всему конец. Это тоже верно.
«Например, ваша хваленая американская мечта! — напирал Павлик. — Хай лайф, делание денег! Этот вечный глагол кэн!»
Мягкий вкус «Хеннеси»… Ночной полет… Катерина рядом…
Радовало, что на такой высоте он, Павлик Мельникофф, совершенно свободно, как настоящий европеец, разговаривает с настоящим американцем, кажется, уже заработавшим свой миллион. А присутствие Кошкина только подчеркивает атмосферу благополучия.
— Ну, вот заработаешь ты еще один миллион, — подначивал Павлик американца. — Ну, заработаешь еще два или три. Что с того? С такой мечтой вы все там в Америке как близнецы.
— А у вас коррупция.
— А ты чего хотел? — Павлик видел, что Катерине нравятся его рассуждения. Она будто мысленно сравнивает его с кем-то. — У вас соловьи не умеют петь, а у нас творчество. Нам мало заработать миллион.
— Хочется два? — понимающе улыбнулся Дэнис.
— Да хоть десять! Нам без разницы. Не в миллионах дело. У нас тебя проглотят с любыми суммами. Проглотят и не подавятся. У нас не заработать миллион, а сохранитьего, вот что главное. А то государство отберет, или братва.
— У вас много братьев? — не понял американец.
— У нас все люди — братья, — весело отрезал Павлик. — На этом и горим.
— А вы в Америку из Румынии сбежали, — подтвердил и Кошкин, немножко оживший после большого глотка. В голове у него окончательно все перепуталось.
— Вот-вот, — поддержал Павлик. — У вас законы — толстые книги, а у нас — все в уме. Например, Роман Аркадьевич… — намекнул Павлик, оглядываясь, и американец тоже испуганно оглянулся. — У нас даже он начинал с простого… — Павлик был уверен, что американец понимает, о ком идет речь. — В свое время Борис Абрамович ввел его в семью… Понимаете?… У нас даже в букварях пишут: «У ромы семья… Рома дома…»
Павлик опять оглянулся:
— Я сам кое-что взял на семье…
— У вас крепкие семьи? — американец тоже оглянулся.
— Еще какие крепкие! — подтвердил Павлик. — Лично я вкладывал деньги только в водку «Семейная». На этикетке прямо было указано — производство Кремль Лтд,и номер телефона для заказов на оптовые поставки. Дозвонившись, можно было услышать приятный голос секретарши: «Приемная Волошина»… Доходит?… Не путать с одноименным поэтом…
— А закон? — растерянно спросил американец.
— Разве есть закона, запрещающий общаться с Волошиным?
Изумленный взгляд Катерины подогревал Павлика. Кажется, Катерина не подозревала об умении Павлика говорить красиво. Растерянность в глазах американца тоже его подогревала. Только Кошкин печально тяжело завалился на иллюминатор, будто собирался его выдавить. Привык вегетировать на коньяке, как микроб.
Павлик разошелся.
Вырвался из России, значит можно хвалить ее.
— У нас размах! У нас идеи! Когда Роман Аркадьевич стал губернатором Чукотки, он подошел к этому принципиально. У нас заработать миллион — пара плюнуть. Не Америка. Создал гуманитарный фонд для одноногих, и украл все на корню. Правда, дальше надо или прятать зеленые, или переводить за бугор. В этом деле даже полярная ночь не помощница. Спотыкаешься о Полярный круг. Вот я и придумал, ориентируясь на новое чукотское губернаторство: живем в эпоху прогресса, так зачем же коренному олешку пялиться в темноту? Если осветить тундру, перестанет олешек спотыкаться, быстрее оденется жирком. Эвгыргын!Понимаешь? Я Роману Аркадьевичу пообещал осветить Чукотку так, чтобы у вас в Калифорнии зарево увидели. Чтобы ваши эскимосы побежали с американской Аляски на Чукотку. И слово свое сдержал.
Павлик сделал огромный глоток под зачарованным взглядом очнувшегося Кошкина.
Пригнали к Чукотке две больших баржи. Крепкие, металлические. У одноногого капитана Степы Карася («В доску мой человек!») нашлись хорошие кореша на судоремонтном заводе в Совгавани, а пару атомных реакторов Павлик приобрел у военных моряков. Мы морякам жратву, а они нам — списанное железо, объяснил Павлик пораженному американцу. Сразу двух зайцев убили: забрали у моряков их головную боль, а им поставили качественную жратву. Реакторы, кстати, оказались нормальные, с подлодок. Сходили всего по разику вокруг земного шара. Что же их, топить в бухте? Рассчитаны на одиннадцать лет работы, пусть служат. Поставили по реактору на каждую баржу, а сами плавсредства отвели под Певек, есть там одна уединенная бухточка. (Для пущей убедительности Павлик выдал название бухточки: Ватырваамкай.) А напротив бухточки — гора. Высокая, пахучая, блестящая — Пагыткэнайназывается. Вся снизу доверху из графита. Чукчи не дураки: натирают этим графитом оленьи жилы — для шитья одежды и обуви.
Богатая страна, хорошее место!
Павлик, как настоящий чукча, вскинул руки над головой.
Чукчанки, объяснил восхищенному американцу, в чумах даже зимой сидят без лифчиков, только груди смазывают гусиным жиром. (Краем глаза Павлик чувствовал загадочную улыбку Катерины.) А торпедный катер для осуществления контроля купили прямо со стапелей. Командиром поставили одноногого Карася, а командование над атомными баржами принял на себя Мишка Шишкин.
Павлик совсем раскрепостился.
Роман Аркадьевич, рассказал он, сдержал свое губернаторское слово: протянули по всей Чукотке кабели, поставили столбы с мощными лампами. Когда сняли с реакторов первый ток, олешки от радости с ума посходили. Привыкли к Северному сиянию, а тут отовсюду настоящий свет! Так сказать, заря новой жизни! Ты не поверишь, Денис, радостно заявил Павлик американцу, даже самые закоренелые чукчи начали выписывать прессу. Журнал «Ом», «Андрей», «СПИД-инфо» и все такое прочее. Олешки в неделю округлились, ведь под ногами все видно: выбирай хоть тугой гриб, хоть ягель. Это раньше все подряд жрали, портили нежные желудки. При Романе Аркадьевиче пошел интеллигентный олешек. Ну а капитан Карась, защищая завоевания молодого капитализма, неутомимо гонял на торпеднике, распугивая глупых рыбаков. Доходил даже до Курилах. От Паши Палого, старого Мишкиного кореша, привез вьючную суму гондонов и бочку самопальной огненной воды.
Реакторы работают, над тундрой свет чудный.
Скоро вся Чукотка названивала Волошину. «Однако, вкусная огненная воды!»
А потом и эскимосы побежали с Аляски. Правда, в сторону Калифорнии. (Павлик осторожно скосил глаза на Катерину.) Но побежали, побежали, не привыкли дураки к яркому свету! Им всю жизнь твердили: Россия во мгле! — а тут газеты можно читать самой глубокой полярной ночью. Правда, одновременно американские спутники-шпионы засекли в уединенной чукотской бухте две загадочные металлические баржи с большими расплывающимися вокруг пятнами радиации. У вас ведь все спутники — шпионы, укорил Павлик американца. Пошли официальные запросы: что это там делается? Вылетела из Вашингтона и из Москвы смешанная русско-американская комиссия. Самый простой выход был: уйти от международного скандала, тайком затопить баржи. Пара торпед и — как ничего и не было! Ну, лежат себе какие-то баржи на дне океана. Может, лежат еще со времен первой мировой. Поражены самодвижущимися минами Уайтхеда.
Был, конечно, и другой выход: прямо сказать мировой общественности, что ни хрена они не понимают в жизни. Пятна — ерунда, сотрем мы все эти пятна! — зато ни один чукча не видел раньше столько электрического света! А баржи взять на буксир и увести к теплым розовым атоллам. Там американцы в свое время столько нагадили, что хоть десять реакторов затопи, общий фон не изменится.
Когда держали военный совет, поднялся в кают-компанию торпедника мудрый береговой чукча хромой Пананто. Его прозвали вегетарианцем, потому что правая рука у него была кривая и попасть в живое он не мог ни из какого оружия. Жил просто — как олешек. Поднялся в кают-компанию, спросил:
«Есть белые упряжные олени?»
«Нет, — ответил Павлик, — но могу купить».
«Есть белые ровдужные одежды?»
«Нет, но могу купить»
«Есть белая шапка? Есть белые сапоги? Есть белые рукавицы?»
«Нет, но могу купить», — настаивал Павлик.
И заинтересовался:
«Зачем?»
«Однако, понадобится», — сказал хромой Пананто, вегетарианец.
И добавил умно: «Живем, однако, в мире последствий». Сам слышал такое по телевидению. Поэтому сунули мудрому вегетарианцу бутылку огненной воды, и пал он на рундук, как олешек.
Известно, хорошая мечта как наркотик.
Но если мечта не сбывается, всему конец. Это тоже верно.
«Например, ваша хваленая американская мечта! — напирал Павлик. — Хай лайф, делание денег! Этот вечный глагол кэн!»
Мягкий вкус «Хеннеси»… Ночной полет… Катерина рядом…
Радовало, что на такой высоте он, Павлик Мельникофф, совершенно свободно, как настоящий европеец, разговаривает с настоящим американцем, кажется, уже заработавшим свой миллион. А присутствие Кошкина только подчеркивает атмосферу благополучия.
— Ну, вот заработаешь ты еще один миллион, — подначивал Павлик американца. — Ну, заработаешь еще два или три. Что с того? С такой мечтой вы все там в Америке как близнецы.
— А у вас коррупция.
— А ты чего хотел? — Павлик видел, что Катерине нравятся его рассуждения. Она будто мысленно сравнивает его с кем-то. — У вас соловьи не умеют петь, а у нас творчество. Нам мало заработать миллион.
— Хочется два? — понимающе улыбнулся Дэнис.
— Да хоть десять! Нам без разницы. Не в миллионах дело. У нас тебя проглотят с любыми суммами. Проглотят и не подавятся. У нас не заработать миллион, а сохранитьего, вот что главное. А то государство отберет, или братва.
— У вас много братьев? — не понял американец.
— У нас все люди — братья, — весело отрезал Павлик. — На этом и горим.
— А вы в Америку из Румынии сбежали, — подтвердил и Кошкин, немножко оживший после большого глотка. В голове у него окончательно все перепуталось.
— Вот-вот, — поддержал Павлик. — У вас законы — толстые книги, а у нас — все в уме. Например, Роман Аркадьевич… — намекнул Павлик, оглядываясь, и американец тоже испуганно оглянулся. — У нас даже он начинал с простого… — Павлик был уверен, что американец понимает, о ком идет речь. — В свое время Борис Абрамович ввел его в семью… Понимаете?… У нас даже в букварях пишут: «У ромы семья… Рома дома…»
Павлик опять оглянулся:
— Я сам кое-что взял на семье…
— У вас крепкие семьи? — американец тоже оглянулся.
— Еще какие крепкие! — подтвердил Павлик. — Лично я вкладывал деньги только в водку «Семейная». На этикетке прямо было указано — производство Кремль Лтд,и номер телефона для заказов на оптовые поставки. Дозвонившись, можно было услышать приятный голос секретарши: «Приемная Волошина»… Доходит?… Не путать с одноименным поэтом…
— А закон? — растерянно спросил американец.
— Разве есть закона, запрещающий общаться с Волошиным?
Изумленный взгляд Катерины подогревал Павлика. Кажется, Катерина не подозревала об умении Павлика говорить красиво. Растерянность в глазах американца тоже его подогревала. Только Кошкин печально тяжело завалился на иллюминатор, будто собирался его выдавить. Привык вегетировать на коньяке, как микроб.
Павлик разошелся.
Вырвался из России, значит можно хвалить ее.
— У нас размах! У нас идеи! Когда Роман Аркадьевич стал губернатором Чукотки, он подошел к этому принципиально. У нас заработать миллион — пара плюнуть. Не Америка. Создал гуманитарный фонд для одноногих, и украл все на корню. Правда, дальше надо или прятать зеленые, или переводить за бугор. В этом деле даже полярная ночь не помощница. Спотыкаешься о Полярный круг. Вот я и придумал, ориентируясь на новое чукотское губернаторство: живем в эпоху прогресса, так зачем же коренному олешку пялиться в темноту? Если осветить тундру, перестанет олешек спотыкаться, быстрее оденется жирком. Эвгыргын!Понимаешь? Я Роману Аркадьевичу пообещал осветить Чукотку так, чтобы у вас в Калифорнии зарево увидели. Чтобы ваши эскимосы побежали с американской Аляски на Чукотку. И слово свое сдержал.
Павлик сделал огромный глоток под зачарованным взглядом очнувшегося Кошкина.
Пригнали к Чукотке две больших баржи. Крепкие, металлические. У одноногого капитана Степы Карася («В доску мой человек!») нашлись хорошие кореша на судоремонтном заводе в Совгавани, а пару атомных реакторов Павлик приобрел у военных моряков. Мы морякам жратву, а они нам — списанное железо, объяснил Павлик пораженному американцу. Сразу двух зайцев убили: забрали у моряков их головную боль, а им поставили качественную жратву. Реакторы, кстати, оказались нормальные, с подлодок. Сходили всего по разику вокруг земного шара. Что же их, топить в бухте? Рассчитаны на одиннадцать лет работы, пусть служат. Поставили по реактору на каждую баржу, а сами плавсредства отвели под Певек, есть там одна уединенная бухточка. (Для пущей убедительности Павлик выдал название бухточки: Ватырваамкай.) А напротив бухточки — гора. Высокая, пахучая, блестящая — Пагыткэнайназывается. Вся снизу доверху из графита. Чукчи не дураки: натирают этим графитом оленьи жилы — для шитья одежды и обуви.
Богатая страна, хорошее место!
Павлик, как настоящий чукча, вскинул руки над головой.
Чукчанки, объяснил восхищенному американцу, в чумах даже зимой сидят без лифчиков, только груди смазывают гусиным жиром. (Краем глаза Павлик чувствовал загадочную улыбку Катерины.) А торпедный катер для осуществления контроля купили прямо со стапелей. Командиром поставили одноногого Карася, а командование над атомными баржами принял на себя Мишка Шишкин.
Павлик совсем раскрепостился.
Роман Аркадьевич, рассказал он, сдержал свое губернаторское слово: протянули по всей Чукотке кабели, поставили столбы с мощными лампами. Когда сняли с реакторов первый ток, олешки от радости с ума посходили. Привыкли к Северному сиянию, а тут отовсюду настоящий свет! Так сказать, заря новой жизни! Ты не поверишь, Денис, радостно заявил Павлик американцу, даже самые закоренелые чукчи начали выписывать прессу. Журнал «Ом», «Андрей», «СПИД-инфо» и все такое прочее. Олешки в неделю округлились, ведь под ногами все видно: выбирай хоть тугой гриб, хоть ягель. Это раньше все подряд жрали, портили нежные желудки. При Романе Аркадьевиче пошел интеллигентный олешек. Ну а капитан Карась, защищая завоевания молодого капитализма, неутомимо гонял на торпеднике, распугивая глупых рыбаков. Доходил даже до Курилах. От Паши Палого, старого Мишкиного кореша, привез вьючную суму гондонов и бочку самопальной огненной воды.
Реакторы работают, над тундрой свет чудный.
Скоро вся Чукотка названивала Волошину. «Однако, вкусная огненная воды!»
А потом и эскимосы побежали с Аляски. Правда, в сторону Калифорнии. (Павлик осторожно скосил глаза на Катерину.) Но побежали, побежали, не привыкли дураки к яркому свету! Им всю жизнь твердили: Россия во мгле! — а тут газеты можно читать самой глубокой полярной ночью. Правда, одновременно американские спутники-шпионы засекли в уединенной чукотской бухте две загадочные металлические баржи с большими расплывающимися вокруг пятнами радиации. У вас ведь все спутники — шпионы, укорил Павлик американца. Пошли официальные запросы: что это там делается? Вылетела из Вашингтона и из Москвы смешанная русско-американская комиссия. Самый простой выход был: уйти от международного скандала, тайком затопить баржи. Пара торпед и — как ничего и не было! Ну, лежат себе какие-то баржи на дне океана. Может, лежат еще со времен первой мировой. Поражены самодвижущимися минами Уайтхеда.
Был, конечно, и другой выход: прямо сказать мировой общественности, что ни хрена они не понимают в жизни. Пятна — ерунда, сотрем мы все эти пятна! — зато ни один чукча не видел раньше столько электрического света! А баржи взять на буксир и увести к теплым розовым атоллам. Там американцы в свое время столько нагадили, что хоть десять реакторов затопи, общий фон не изменится.
Когда держали военный совет, поднялся в кают-компанию торпедника мудрый береговой чукча хромой Пананто. Его прозвали вегетарианцем, потому что правая рука у него была кривая и попасть в живое он не мог ни из какого оружия. Жил просто — как олешек. Поднялся в кают-компанию, спросил:
«Есть белые упряжные олени?»
«Нет, — ответил Павлик, — но могу купить».
«Есть белые ровдужные одежды?»
«Нет, но могу купить»
«Есть белая шапка? Есть белые сапоги? Есть белые рукавицы?»
«Нет, но могу купить», — настаивал Павлик.
И заинтересовался:
«Зачем?»
«Однако, понадобится», — сказал хромой Пананто, вегетарианец.
И добавил умно: «Живем, однако, в мире последствий». Сам слышал такое по телевидению. Поэтому сунули мудрому вегетарианцу бутылку огненной воды, и пал он на рундук, как олешек.
5
Американец изумленно смотрел на Павлика.
В России есть что-то неправильное, думал он. Вот я рассказал им чистую правду о своих юных годах, о том, как пострадал от воздушных террористов, а мне никто не поверил. Даже пьяный Кошкин ни одному слову не поверил. А этот русский рассказывает такие удивительные вещи…
Погода нас подвела, между тем сообщил Павлик.
Штормовой ветер ударил. Волны шли к каменистому берегу выше семиэтажного дома, только-только успели обрубить тросы и кабели. Обе баржи с атомными реакторами и торпедник в одночасье вынесло из уединенной бухты и вся Чукотка погрузилась во мглу. Олешки пугаются, ничего не видят. Ягель выедают вокруг себя, за пределы выеденного круга — ни шагу. Отечественные уфологи, обнаружив на снимках, сделанных из космоса, идеально круглые пятна в чукотской тундре, сразу заподозрили, что это проделки инопланетян.
Океан раскачало. Буксирные тросы лопнули.
«Большая опасность для мира!» — заверял телезрителей ведущий Сергей Доренко и валил всю вину на Лужкова. Одноногий Степа Карась, бывший капитан Мишка Щукин и частный предприниматель Павлик Мельников в один миг стали знаменитыми. Их теперь даже в прессе так называли: неизвестные разьебаи. А упомянутый ведущий на вопрос телезрителей: «Есть ли надежда обнаружить в океане маленькие баржи с атомными реакторами на борту?» — деловито ответил: «Смотря на что надеяться».
И опять свалил вину на Лужкова.
Только через неделю определились на траверзе какого-то острова.
Ветер повернуло на ост, начало сбивать, приглаживать волну. За всхолмленным океаном торчали черные нефтяные цистерны. Оказалось, японский порт Абасири. «Вон оно как! Вынесло на Хоккайдо», — сказал капитан Карась и для убедительности отставил в сторону деревянную ногу. «Сейчас появится утес темно-красного цвета и еще один мыс по названию Поммои. Подходить не будем, там рифы и подводные опасности». И загадочно улыбнулся, увидев выскочивший из-за мыса, вопящий, как доисторическая тварь, катер.
Катер оказался таможенным.
Поднялся на борт торпедника наглый японский офицер.
Ну, приняли офицера, весело рассказал Павлик, и дали полный вперед — в нейтральные воды. Японец щупленький, а грозный. Катер его остался за чертой горизонта, а он не растерялся. Обвешан медалями, кортик на поясе. Сердится: «Поворачивай в Абасири!» Еле его успокоили. Налили стакан огненной воды. Он выпил, закашлялся и уснул. «Свяжись с островом Шикотаном, — приказал Павлик капитану Карасю. — Пусть шлют подмогу. Раз вынесло нас к Японии, значит, и атомные баржи где-то рядом. Если, конечно, не затонули». И добавил: «Странный народ японцы. Кто другой так обрадовался бы, что несет к ним бесплатно две баржи с атомными реакторами, а эти боятся!»
То же сказал и Мишка Шишкин.
«А ты откуда на борту?» — удивился Павлик.
«Я перед штормом прибыл на торпедник. Ваши радисты ко мне на баржи ушли, а я к вам».
«Карась, есть связь с Шикотаном?»
«Нет связи, — доложил одноногий. — Мы всех слышим, а нас никто».
«Почему так?»
«Радисты ушли, оба передатчика полетели».
«Ну так восстановите!»
«Лучше хранить радиомолчание, — покачал головой одноногий капитан. — Сейчас весь мир толкует про наши радиоактивные баржи. ООН стоит на ушах. Лучше помолчать… — Даже прижал палец к губам. — У нас тут живой японец…»
Тут и японец проснулся:
«Ето вы кто есть?»
«А ты кто ето есть?»
«Я старший таможенник Мицусима Поммои».
Японцу снова налили. Мишка Шишкин, подумав, важно объяснил:
«А мы российская правительственная комиссия по продаже Курильских островов».
«Как так? Кому продаете?»
«Кто купит, тому и продадим. Хоть корейцам, хоть Тайваню. У нас никаких ограничений, дело срочное. Страна нуждается в валюте. Вот плаваем, ищем доброго покупателя».
«Ето нельзя! — возмутился старший таможенник. — Курильские острова — исконно японские территории!»
«Ну, Калифорния тоже была исконно русской, — знающе возразил Мишка Шишкин. — И Аляска не меньше. А продали. То же и острова».
«Япония не согласна!»
«Потому и продаем», — откровенно объяснил Шишкин.
И намекнул:
«Ищем богатого покупателя».
«Конфиденциально?» — сообразил японец.
«Все, как положено. Коллегиально и конфиденциально».
При таких словах проснулся и хромой чукча Пананто, вегетарианец, лежавший до этого на рундуке в кухлянке и в расписных торбазах. Японец, увидев вегетарианца, страшно удивился:
«А ето есть кто?»
«А ето есть уполномоченный от Чукотки».
«Вот хоросё! Вы и Чукотку продаете?»
«Если найдется добрый покупатель. Конфиденциально».
Такое серьезное отношение к предмету растрогало старшего таможенника. Сам по себе он был состоятельным человеком. И зять владел двумя крупными банками. Прикинув, что да как, остановился на Курилах.
«Ето сколько просите за острова?»
«А сколько дашь?»
Японец прикинул: островов много, некоторые крупные. Сера, титан, пемза, горячие источники. Рыба, зверь, люди, морепродукты. Если подойти по-хозяйски, вернешь любые затраты.
«Ето дам миллион».
«Иен, что ли? — рассмеялся одноногий. — За миллион иен мы только-только тебя за борт бросим».
«Долларов».
После долгого торга сошлись на пяти: по миллиону капитану Карасю и консультанту Мишке Шишкину (за могильное молчание), остальное — частному предпринимателю Павлику Мельникову, как инициатору и зачинщику данного торгового акта.
А хромому чукче Пананто, свидетелю-вегетарианцу, налили огненной воды.
Пока торпедник под андреевским флагом лениво дрейфовал в туманных нейтральных водах, старший таможенник Мицусима Поммои на спущенном на воду быстроходном катере ушел в порт Абасири. Ночью торпедник скрытно подошел к острову, затаился за высоким мысом Носаппу. Опять поднялся на борт старший таможенник Мицусима Поммои. При нем находились три банковских мешка с наличкой и три казенных офицера при сабельках. Шишкин на компьютере слепил купчую. Из врожденной хитрости пропустил остров Атласова с действующим вулканом Алаид. Так решил, что пусть хоть что-нибудь действует на территории России. А хитрый капитан Карась умело настроил динамики внутренней трансляции и из соседнего кубрика бархатным голосом президента Путина передал: «Россия выполнила свои международные обязательства. Исконно русские Курильские острова теперь навечно возвращены Японскому государству, с чем сердечно поздравляю лично японского господина Мицусиму Поммои».
Таможенник замлел:
«Хоросё!»
Выпили.
Появились картишки.
Сукин сын оказался этот япошка.
Все время удваивал ставки и так ловко передергивал, что поймать его не могли. Устроил русским вторую Цусиму. Уже через семь часов игры вернул себе почти два миллиона долларов (Карася и Шишкина), а к концу вторых суток отыграл и остальные. Расстроенный капитан по внутренней трансляции опять поздравил японца бархатным голосом президента Путина и добавил, что час назад началась атомная бомбардировка крупнейших городов Японии и жители стремительно бегут на северные территории, недавно приобретенные лично японским офицером Мицусимой Поммои.
С чем, дескать, и поздравляем.
«Ето нехоросё есть!» — испугался японец.
И пугливо спросил:
«Кто здесь хорошо знает Курильские острова?»
Поднял руку патриот одноногий капитан Карась:
«Я знаю!»
Хромой чукча вегетарианец Пананто подтвердил:
«Однако он знает!»
И Мишка Шишкин подтвердил.
Стали играть на одноногого капитана Карася, хорошо знающего острова. И проиграли капитана. Ведь третьи сутки без сна. «Да ты ладно. Выспишься у нового хозяина», — успокоил Павлик одноногого.
Снова сели за столик.
Японцу подливали много и всякого, в том числе паленой водки.
Это помогло. К концу четвертых суток все пять миллионов вернулись к Павлику, а вот про капитана Степу Карася забыли. Да и не было сил отыгрывать одноногого. Утром проснулись — чудо как хорошо, штиль до самой Австралии! Океан голубой и ровный. А по радио хорошие новости: одна радиоактивная баржа, унесенная штормом от берегов Чукотки, поймана на траверзе русского острова Парамушир, другую обнаружили в открытом океане.
«Сколько у нас жратвы?»
«Военного пайка хватит на месяц».
«Тогда уходим в открытый океан, — приказал Павлик Мельников. — Туда, где густые туманы. Где плавают суровые киты, на которых стоит мир. Японца высадим на одного из этих китов, пусть его щекочет. И тебя, Карась, высадим».
В России есть что-то неправильное, думал он. Вот я рассказал им чистую правду о своих юных годах, о том, как пострадал от воздушных террористов, а мне никто не поверил. Даже пьяный Кошкин ни одному слову не поверил. А этот русский рассказывает такие удивительные вещи…
Погода нас подвела, между тем сообщил Павлик.
Штормовой ветер ударил. Волны шли к каменистому берегу выше семиэтажного дома, только-только успели обрубить тросы и кабели. Обе баржи с атомными реакторами и торпедник в одночасье вынесло из уединенной бухты и вся Чукотка погрузилась во мглу. Олешки пугаются, ничего не видят. Ягель выедают вокруг себя, за пределы выеденного круга — ни шагу. Отечественные уфологи, обнаружив на снимках, сделанных из космоса, идеально круглые пятна в чукотской тундре, сразу заподозрили, что это проделки инопланетян.
Океан раскачало. Буксирные тросы лопнули.
«Большая опасность для мира!» — заверял телезрителей ведущий Сергей Доренко и валил всю вину на Лужкова. Одноногий Степа Карась, бывший капитан Мишка Щукин и частный предприниматель Павлик Мельников в один миг стали знаменитыми. Их теперь даже в прессе так называли: неизвестные разьебаи. А упомянутый ведущий на вопрос телезрителей: «Есть ли надежда обнаружить в океане маленькие баржи с атомными реакторами на борту?» — деловито ответил: «Смотря на что надеяться».
И опять свалил вину на Лужкова.
Только через неделю определились на траверзе какого-то острова.
Ветер повернуло на ост, начало сбивать, приглаживать волну. За всхолмленным океаном торчали черные нефтяные цистерны. Оказалось, японский порт Абасири. «Вон оно как! Вынесло на Хоккайдо», — сказал капитан Карась и для убедительности отставил в сторону деревянную ногу. «Сейчас появится утес темно-красного цвета и еще один мыс по названию Поммои. Подходить не будем, там рифы и подводные опасности». И загадочно улыбнулся, увидев выскочивший из-за мыса, вопящий, как доисторическая тварь, катер.
Катер оказался таможенным.
Поднялся на борт торпедника наглый японский офицер.
Ну, приняли офицера, весело рассказал Павлик, и дали полный вперед — в нейтральные воды. Японец щупленький, а грозный. Катер его остался за чертой горизонта, а он не растерялся. Обвешан медалями, кортик на поясе. Сердится: «Поворачивай в Абасири!» Еле его успокоили. Налили стакан огненной воды. Он выпил, закашлялся и уснул. «Свяжись с островом Шикотаном, — приказал Павлик капитану Карасю. — Пусть шлют подмогу. Раз вынесло нас к Японии, значит, и атомные баржи где-то рядом. Если, конечно, не затонули». И добавил: «Странный народ японцы. Кто другой так обрадовался бы, что несет к ним бесплатно две баржи с атомными реакторами, а эти боятся!»
То же сказал и Мишка Шишкин.
«А ты откуда на борту?» — удивился Павлик.
«Я перед штормом прибыл на торпедник. Ваши радисты ко мне на баржи ушли, а я к вам».
«Карась, есть связь с Шикотаном?»
«Нет связи, — доложил одноногий. — Мы всех слышим, а нас никто».
«Почему так?»
«Радисты ушли, оба передатчика полетели».
«Ну так восстановите!»
«Лучше хранить радиомолчание, — покачал головой одноногий капитан. — Сейчас весь мир толкует про наши радиоактивные баржи. ООН стоит на ушах. Лучше помолчать… — Даже прижал палец к губам. — У нас тут живой японец…»
Тут и японец проснулся:
«Ето вы кто есть?»
«А ты кто ето есть?»
«Я старший таможенник Мицусима Поммои».
Японцу снова налили. Мишка Шишкин, подумав, важно объяснил:
«А мы российская правительственная комиссия по продаже Курильских островов».
«Как так? Кому продаете?»
«Кто купит, тому и продадим. Хоть корейцам, хоть Тайваню. У нас никаких ограничений, дело срочное. Страна нуждается в валюте. Вот плаваем, ищем доброго покупателя».
«Ето нельзя! — возмутился старший таможенник. — Курильские острова — исконно японские территории!»
«Ну, Калифорния тоже была исконно русской, — знающе возразил Мишка Шишкин. — И Аляска не меньше. А продали. То же и острова».
«Япония не согласна!»
«Потому и продаем», — откровенно объяснил Шишкин.
И намекнул:
«Ищем богатого покупателя».
«Конфиденциально?» — сообразил японец.
«Все, как положено. Коллегиально и конфиденциально».
При таких словах проснулся и хромой чукча Пананто, вегетарианец, лежавший до этого на рундуке в кухлянке и в расписных торбазах. Японец, увидев вегетарианца, страшно удивился:
«А ето есть кто?»
«А ето есть уполномоченный от Чукотки».
«Вот хоросё! Вы и Чукотку продаете?»
«Если найдется добрый покупатель. Конфиденциально».
Такое серьезное отношение к предмету растрогало старшего таможенника. Сам по себе он был состоятельным человеком. И зять владел двумя крупными банками. Прикинув, что да как, остановился на Курилах.
«Ето сколько просите за острова?»
«А сколько дашь?»
Японец прикинул: островов много, некоторые крупные. Сера, титан, пемза, горячие источники. Рыба, зверь, люди, морепродукты. Если подойти по-хозяйски, вернешь любые затраты.
«Ето дам миллион».
«Иен, что ли? — рассмеялся одноногий. — За миллион иен мы только-только тебя за борт бросим».
«Долларов».
После долгого торга сошлись на пяти: по миллиону капитану Карасю и консультанту Мишке Шишкину (за могильное молчание), остальное — частному предпринимателю Павлику Мельникову, как инициатору и зачинщику данного торгового акта.
А хромому чукче Пананто, свидетелю-вегетарианцу, налили огненной воды.
Пока торпедник под андреевским флагом лениво дрейфовал в туманных нейтральных водах, старший таможенник Мицусима Поммои на спущенном на воду быстроходном катере ушел в порт Абасири. Ночью торпедник скрытно подошел к острову, затаился за высоким мысом Носаппу. Опять поднялся на борт старший таможенник Мицусима Поммои. При нем находились три банковских мешка с наличкой и три казенных офицера при сабельках. Шишкин на компьютере слепил купчую. Из врожденной хитрости пропустил остров Атласова с действующим вулканом Алаид. Так решил, что пусть хоть что-нибудь действует на территории России. А хитрый капитан Карась умело настроил динамики внутренней трансляции и из соседнего кубрика бархатным голосом президента Путина передал: «Россия выполнила свои международные обязательства. Исконно русские Курильские острова теперь навечно возвращены Японскому государству, с чем сердечно поздравляю лично японского господина Мицусиму Поммои».
Таможенник замлел:
«Хоросё!»
Выпили.
Появились картишки.
Сукин сын оказался этот япошка.
Все время удваивал ставки и так ловко передергивал, что поймать его не могли. Устроил русским вторую Цусиму. Уже через семь часов игры вернул себе почти два миллиона долларов (Карася и Шишкина), а к концу вторых суток отыграл и остальные. Расстроенный капитан по внутренней трансляции опять поздравил японца бархатным голосом президента Путина и добавил, что час назад началась атомная бомбардировка крупнейших городов Японии и жители стремительно бегут на северные территории, недавно приобретенные лично японским офицером Мицусимой Поммои.
С чем, дескать, и поздравляем.
«Ето нехоросё есть!» — испугался японец.
И пугливо спросил:
«Кто здесь хорошо знает Курильские острова?»
Поднял руку патриот одноногий капитан Карась:
«Я знаю!»
Хромой чукча вегетарианец Пананто подтвердил:
«Однако он знает!»
И Мишка Шишкин подтвердил.
Стали играть на одноногого капитана Карася, хорошо знающего острова. И проиграли капитана. Ведь третьи сутки без сна. «Да ты ладно. Выспишься у нового хозяина», — успокоил Павлик одноногого.
Снова сели за столик.
Японцу подливали много и всякого, в том числе паленой водки.
Это помогло. К концу четвертых суток все пять миллионов вернулись к Павлику, а вот про капитана Степу Карася забыли. Да и не было сил отыгрывать одноногого. Утром проснулись — чудо как хорошо, штиль до самой Австралии! Океан голубой и ровный. А по радио хорошие новости: одна радиоактивная баржа, унесенная штормом от берегов Чукотки, поймана на траверзе русского острова Парамушир, другую обнаружили в открытом океане.
«Сколько у нас жратвы?»
«Военного пайка хватит на месяц».
«Тогда уходим в открытый океан, — приказал Павлик Мельников. — Туда, где густые туманы. Где плавают суровые киты, на которых стоит мир. Японца высадим на одного из этих китов, пусть его щекочет. И тебя, Карась, высадим».