Страница:
Шерман задумался.
Может, он пытался просчитать сидящего перед ним человека.
Но как просчитаешь? Сидел Семин небрежно, нога на ногу, тянул «Мальборо».
Тогда Шерман прикинулся простачком:
— Да я-то как раз ничему не против. Но мне Николай Иванович звонил. И энергетики звонили. И Кузнецов достал. Этот требует выписку из реестра акционеров для проведения внеочередного собрания. А я не даю.
— Почему?
— А на запросе дата не проставлена, — хитро ухмыльнулся Шерман. Смотреть в его разбегающиеся косые глаза не было никакой возможности. — Кузнецов сообщает, что решением КАСЕ день проведения собрания акционеров уже определен, а соответственно требует закрыть реестр. Все в общем правильно, — пожал Шерман мощными плечами, облеченными в темный элегантный пиджак, — вот только они там дату забыли проставить. У Кузнецова опытная горбатая бабка должна сидеть, а он дурак — держит молодых, длинноногих. Это зря. С горбатой после рабочего дня баловаться не станешь. Вот смотрите, Андрей Семенович, — доверительно глянул он на Семина. То ли играл, то ли правда искал доверительности. — На меня в Энске многие смотрят как на двурушника, намекают, что, мол, ко всему принюхивается Шерман. Дескать, к кому бы верней приткнуться. Никак не поймут, что мне иначе нельзя. Место определяет политику. Я ведь не могу вертеться бесконечно. Если отказываю кому, то мотивированно. А то назовут саботажем, подключат Федеральную комиссию по ценным бумагам. Вот и прощай лицензия! Учредители этого не поймут. Вот вы ведь тоже явились с требованием.
— С просьбой, Израиль Юрьевич.
— Все равно, считай, с требованием. — Предварительные звонки, похоже, насторожили Шермана. — Я в директорском кресле, Андрей Семенович, сижу более пяти лет. Знаю, опасное это кресло. Опасней электрического стула. Многому научился. Сердцем чувствую, когда меня собираются пинать. Все же пять лет… Было время развить интуицию… До меня тут за три года сменилось пять директоров.
— А что вас собственно беспокоит?
— Ну как что? А приближающийся пенсионный возраст? А неустроенность? А молодые волки? Вон стаями ходят под стенами, наступают на пятки, ждут, когда оступлюсь. Челюсти у всех мощные, враз разорвут. Под меня, согласитесь, копать гораздо легче, чем под Липецкого или под Кузнецова.
— Да ну, молодые волки! — понимающе усмехнулся Золотаревский. — Не боялись бы они тебя, на прием бы напролом шли, не записывались.
Шутка Шерману понравилась.
Тяжело заколыхался живот под синей тонкой рубашкой.
— Под тебя, Израиль Юрьевич, и прежде копали, только где сейчас те копальщики?
— Ну, это верно, — как бы вынужден был согласиться Шерман. — Только вы сами смотрите. В «Бассейне» разве не спятили? Зачем людям война? Разве нельзя возникшую проблему решить миром?
— А если за проблемой большие деньги?
— Ну, если деньги… — философски протянул Шерман, пытаясь сфокусировать взгляд то на Золотаревском, то на Семине. — Деньги, скажем так, понятие условное…
— Это для тебя, — нагло ухмыльнулся юрист. — Ты за пять лет привык к неограниченной финансовой свободе. Можешь позвонить, и тебе тотчас принесут заграничный паспорт, улетишь в Испанию, в Панаму, на Суэцкий канал, уж не знаю куда. Командировку оплатят, премию выпишут. А я, бедный еврей, не имеющий права на благородство? Например, куда мне без денег?
— Ты юрист, ты найдешь выход, — знающе возразил регистратор. — Ходит в директорах Кузнецов или Липецкий, тебе все равно. Ты свой гонорар получишь в любом случае. А вот мне ошибаться нельзя. Молодым волкам поохотиться на жирного старого регистратора — одно удовольствие. Утихнет скандал, поделят славу и деньги, один я и останусь за бортом. Такова судьба директора любой регистрационной компании. Как заваруха, так Шерман всем нужен, а как бабки делить, никто старика не вспомнит. Я, можно сказать, хранитель всяких сложных юридических судеб, а вы только и смотрите, как бы меня того…
— Но ты же сам говоришь, что деньги — условность.
— Условность. Да. — Шерман не смотрел на Семина, но явно понимал, что тайный смысл разговора доходит до московского гостя. — Но я о людях думаю. Акционер или не акционер, нынче всем трудно. Сам знаешь, не вру. Мы, Элим, с тобою давно сотрудничаем. У тебя в руках лучшие консультанты, спецслужбы, с тобой не поспоришь, но я ведь и не спорю, правда? — что-то странное прозвучало в словах Шермана. Он даже поиграл глазами: — Помнишь?
— Ты о благушинской заправке?
— Помнишь, — деловито кивнул регистратор. — Вижу, что помнишь. Тут один влиятельный человек из мингосимущества проявляет к этой заправке большой интерес. — Теперь Шерман совсем не смотрел на Семина, но чувствовалось, что говорит в основном для него, надеется на понимание. — Большой человек… Запросто может потянуть одеяло на Липецкого…
И вдруг как бы увидел Семина:
— Вам-то чем могу помочь?
— А нас всякое интересует, — улыбнулся Семин. — Скажем, правильность оформления сделок по купле-продаже акций. Причем, как со стороны энергетиков, так и со стороны КАСЕ. Не хочется вступать в дерьмо, даже в собственное.
— Договора купли-продажи? Но это же не у нас.
— Зато у вас передаточные распоряжения. Выписки из лицевых счетов.
Шерман позвонил.
Секретарша, видимо, ждала звонка.
Вполне опытная горбатая бабка, одобрительно хмыкнул Семин. Наверное уже с утра держала папочку под рукой. Прекрасно знал, ох уж знал хитрый Шерман, кто к нему придет и зачем. Вполне мог развести руками: какие, мол, такие выписки, какие доверенности? — но не развел. Положил перед собой папочку:
— Есть тут и анкеты, и доверенности, и выписки. Думаю, вас это заинтересует, — его явно заранее предупредили о визите Семина. — Уверен, найдете для себя интересное. А тебе, Элим, — со значением посоветовал, — привлечь бы к делу какого-нибудь опытного следака. Ну такого, знаешь, с особенным подходом. Который умеет правильно понять дело.
Раскрыл папочку, любовно разгладил бумажный лист:
— Замечательные бумаги…
— Ну?
— Вот скажем доверенность. Выписана на имя мельника Петровича. Это фамилия такая — Петрович, — пояснил. — А по имени он всего только Иван Касьяныч. Старой закалки дед.
— Ударник труда? С томского мелькомбината?
— Хорошая у тебя память, Элим, — одобрил Шерман.
— Умер, что ли?
— Да вот случилось, призвал Господь, — лицемерно опустил косые глаза Шерман. — Но доверенность выписана как на живого. Понимаешь?… Или вот пасечник Титов… Помнишь? Тезка нашего Липецкого…
— Тоже умер? — насторожился юрист.
— А как ему терпеть, если жизнь встала с ног на голову?
— Но подпись-то на доверенности собственноручная?
— Это само собой. Это как положено.
— Тогда какие вопросы?
— Ну как… — неопределенно пожал плечами Шерман и повел прямым носом из стороны в сторону. — Прибрал Господь, прибрал Николая Ивановича. Только он не смирился. Душа умершего на сороковой день улетает на небеса, говорят, а вот душу пасечника так и тянет в поселковый совет. Почему-то решил казенную бумагу подмахнуть.
— Посмертно?
— Так получается.
— И подмахнул?
— По всем правилам.
— Славные у тебя покойники.
— Они не покойники. Они мертвяки. Мы их мертвяками зовем, — доброжелательно отозвался Шерман и с удовольствием вытянул из папки еще один листок. — Или вот Духнов, например, Александр Викторович…
Семин насторожился.
В третий раз сегодня он слышал Шуркино имя. Сперва Кузнецов помянул несчастного Шурку, по кличке Сакс. Потом невероятная женщина на острове. А теперь еще и Шермана.
— Духнов? Тоже помер?
— Да нет, этот вроде жив, но толку-то? Он в Рядновке горбатится, в котельной. Вроде не старик, а писать совсем не умеет. Отметился крестиком.
— Но ведь заверено как подпись?
— Само собой.
— А заверено небось некоей Ермоловой? — заинтересовался юрист.
— А ты откуда знаешь?
— Мы тоже работаем, Израиль Юрьевич, — посмеялся Элим без всякого превосходства над директором. Держал верный тон. — Не против тебя. Ты не тревожься. Мы против оппонентов работаем и тоже докопались до интересных вещей. Например, многие документы на так называемых мертвяков заверены в одном и том же поселковом совете. Да? В благушинском? И заверяла их некто Ермолова? Так?
— Так, — кивнул Шерман. — Надо бы подвергнуть подписи почерковедческому анализу.
— Да тут несоответствие подписей просматривается невооруженным глазом!
— Ну да, буду я без доказательств трясти бумагами! Зачем мне на старости лет впадать в немилость к губернатору? Не забывай, что Кузнецов ходит у него в дружках.
— А впасть в немилость к энергетикам не боишься?
— Боюсь, — помрачнел Шерман и перебросил папку Золотаревскому: — Потому и отдаю тебе бумаги. Помоги. Сам знаешь, я от нового совета директоров «Бассейна» никак не могу отбиться. Требуют от меня выписку.
— А ты не торопись, — понимающе посоветовал Элим. — Торопливость тут ни к чему. Потяни время. Ты умеешь.
— Ну потяну пять дней. Ну неделю. Что толку? Пришлют новый запрос.
— А ты опять тяни, упирайся.
— Да как ты не поймешь? Не могу больше упираться!
Похоже, юрист не был готов к таким словам. Похоже, он считал, что директор регистрационной компании у него на коротком поводке, но Шерман необыкновенно легко вырвался из рук. Более того, он как бы даже сам уже незаметно раскрутил Золотаревского на некое неясное обещание, на некий намек с этой благушинской заправкой.
Семин усмехнулся:
— Буду откровенен, Израиль Юрьевич. Для проведения собрания акционеров, конечно, необходима выписки из реестра. Без нее собрание не проведешь, незаконным окажется. До сегодняшнего дня запросы к вам приходили формально неверные, иногда вон даже незарегистрированные в канцелярии, или без дат, вы вполне могли не отвечать на эти неверно оформленные документы. Но положение остается сложным и вам некоторое время нужно еще поупираться. Конечно, если вы потеряли уверенность…
Шерман испугался.
— Да есть, есть у нас варианты, — подтвердил его опасения Семин. — Не буду перед вами темнить. Если вас привлекает сотрудничество с господином Кузнецовым, мы готовы пойти навстречу. Так сказать, освободить вас от ответственности. Хотите, прямо сейчас расторгнем договор ОАО «Бассейн» с вашей регистрационной компанией? — предложил он. — Юрист при мне. И доверенность у меня имеется от имени Липецкого. Если так, то начнем. Нам хотелось бы уже сегодня подписать новый договор. Скажем, с компанией, ведущей реестр РАО ЕЭС… Там и контроль понадежнее… — расчетливо намекнул он. — А что касается лично вас…
— Да погодите вы, Андрей Семенович!
Было видно, что идея скоропостижного расторжении договора с ОАО «Бассейн» страшно не пришлась по душе Шерману. И не просто не пришлась — ужаснула.
— Да погодите вы, зачем гнать лошадей? — косые глаза Шермана стремительно метались с Семина на Золотаревского, и обратно. — Недельку я еще потяну, конечно. Даже, может, две. Но дальше… Это ведь только так говорят, что в России все законы не работают. Когда нужно — работают! Да еще как! Так что, давайте думать вместе, Андрей Семенович.
2
Шурка Сакс.
Сашка Духнов.
Александр Викторович.
Выйдя на улицу Мичурина, Семин как по заказу увидел по правую руку старый профессорский дом, показавшийся ему низким и серым из-за огромной кирпичной многоэтажки, недвусмысленно утверждавшей сегодняшний день. Это сюда к гомункулусу Юхе несколько лет назад я притащил смертельно раненого Шурку… Нарвался рэкетир на пулю… Висел на мне, как мешок… А Юха обрадовался, подумав, что я притащил приятеля-алкаша… Но за тем «алкашом» тем летом охотились многие, среди них и гэбэшники, например, полковник Федин. Потому Филин и прислал по моему звонку бойцов и врача. Горела бригада Филина. Пришлось дураку отправлять любимую дочку на Барбадос, а самому садиться в камеру…
Но ведь Шурку похоронили! Он умер.
Я сам видел некролог, подписанный «группой товарищей»!
3
Встреча с бывшим полковником была назначена в баре.
Семин спустился в бывший подвал и сразу пожалел, что назначил встречу здесь.
Он не любил таких вот темных бывших подвалов. Как их ни освещай, они мрачны по сути. Фанерные подвесные потолки, искусственный пол, фальшивые окна, в которых как бы застыла нарисованная художником-халтурщиком панорама города. Все фальшиво и скверно, как искусственные цветы, как расхожие дурацкие слухи о покойнике Шурке, который, оказывается, не только не умер, но еще и работает в какой-то котельной, и еще сбывает принадлежавшие ему акции ОАО «Бассейн»… Правда, вместо подписи ставит крестик… Не походит на Духнова… Сакс всегда только притворялся простачком…
Раздражение оказалось столь велико, что Семин залпом выпил полстакана коньяка.
Это не понравилось бармену. Подвальный эстет, он поморщился брезгливо. Семин тотчас ухватил пальцами отвратительно влажный большой нос эстета. Видел, что в полутемном зале сидела в углу только замлевшая парочка. Не по погоде близко. Им в подвале нравилось. Сплетали, как пауки, жадные руки-ноги. А в дальнем, в еще более темном углу, таился тихий полковник Федин.
— В следующий раз я попрошу коньяк в полулитровой банке, привыкай, — сказал Семин и отпустил нос бармена. Бросил на стойку мятую зеленую двадцатку и, не оглядываясь, пересек бар.
— А если бы он тебя сзади бутылкой?
Семин усмехнулся:
— Он трус.
И покачал головой:
— Стареем, Федор Павлович.
Голубые глаза бывшего полковника КГБ выцвели, по гладкому лицу бежали морщины. Но смотрел Федин по-прежнему твердо. Чувствовалось, что он-то не струсит, он-то ни на секунду не задумается пустить в ход бутылку, если вдруг обнаружится такая необходимость.
— В отставке?
— Это да. Но еще работаю.
— И хорошая работа, Федор Павлович?
— Ну, скажем так, уважаемая. По крайней мере, кормит.
— Раз кормит, значит, уважаемая, — согласился Семин. — С твоей прежней службы многих в свое время откомандировали в коммерческие структуры. Тебя, кажется, в банк «Дельта»?
— Меня пригласили, — усмехнулся Федин. И нехорошо намекнул: — Криминал, Андрей Семенович, тоже многих в свое время откомандировывал в разные коммерческие структуры. — Жестко усмехнулся: — Прояви я активность, валялся бы ты сейчас на нарах или лес под Сыктывкаром валил.
— В тюрьму попадают только дураки и нищие, — в тон Федину ответил Семин. — А за деньги можно и в космос слетать. Сам знаешь, я представляю не криминальные структуры.
— Ну да. Я навел справки. Нюрка, небось, вытащила из грязи.
Бывший полковник зря упомянул Нюрку. Семин только-только восстановил душевное равновесие, даже подумывал, не мало ли бросил глупому бармену за обиду? — а бывший полковник все испортил. Ах, нежная тварь, прячущая сына в Швейцарии! Знакомая темная волна жарко прошла по телу. Сказал вслух:
— Всегда так… Бежишь с толпой, а оглянулся, рядом никого…
— Надо было смотреть не только под ноги.
— А куда еще?
— В небо, например.
— А врежут по яйцам?
— Будь настороже, — в голосе бывшего полковника промелькнуло профессиональное превосходство. — Если хочешь знать, не ты один вылез из грязи. Правда, ты вылез, а другие всплыли. Скажем, Сакс. — (Опять Сакс! — укололо сердце). — Помнишь такого? Когда он оклемался в больнице, братки ваши не знали этого. И Филин не знал. Хотя имел зуб на Сакса за одну папочку. У таких вот тоненьких тайных папочек есть одна особенность: они имеют свойство всплывать в самое неподходящее время. Потому Сакс и открылся нашему человеку в больнице. Так сказать, человеку с чистой совестью и в белом халате. В той папочке лежали документы не только на Филина. Там на многих видных людей города и области имелись интересные документы. Пришлось убирать Сакса с больничной койки, устраивать фиктивные похороны. — Бывший полковник не спускал глаз с Семина. — С помощью Сакса я всю вашу команду упек на лесоповал. Один ты смотался. Да ладно, — отмахнулся он. — Знаю. Нынче ты существо общественное.
— А Сакс?
— Лучше бы ему тогда помереть.
— Бывшие дружки ножи точат? — понимающе спросил Семин.
— Да ну! Кому он нужен? — ухмыльнулся Федин. — Дрянь, мелочевка, шушера. Это только в киношных боевиках таких вот отступников ищут по всему свету, а бывший рэкетир в России кому нужен? Есть задрипанная деревенька в Томской области — Рядновка. Теперь там этот Сакс кхекает. Хлебнет какого пойла и кхекает, как всякий туберкулезник. Вот и все его удовольствия.
— А мы какого пойла хлебнем?
— А подай-ка нам коньячку, голубчик! — весело крикнул Федин напрягшемуся бармену. И засмеялся: — Коньячок у тебя не паленый?
Бармен хмуро покачал головой.
— Разлюбил я такие места.
— А тебе раньше надо было по ним меньше таскаться.
— Служба такая, — улыбнулся бывший полковник. — Я человек при законе. При Брежневе всех держали в руках, знали по рогам, — бывший полковник неопределенно покрутил пальцем. — Но то времечко сейчас вспоминается как бархатный сезон, не находишь?
Выпив, благодушно кивнул:
— Давай говори, зачем звал? Что тебя интересует?
— Банк «Дельта».
— Да ну? — удивился Федин.
Здорово удивился, даже присвистнул:
— Да я бы и с президентом страны не стал беседовать на такую тему.
Полез в карман:
— Я расплачусь. Говорить не о чем.
— Да подожди ты, — усмехнулся Семин. — Я несколько дней тебя разыскивал, еле нашел. Речь идет об интересах этого банка, значит, и о твоих интересах. Может слышал? Некий господин Кузнецов взял большой кредит, а теперь у него проблемы с возвратом.
— Если даже и так…
— Не если, а именно так. И скажу больше. Уже есть материал, который позволяет возбудить уголовное дело против названного господина. Люди губернатора, правда, пытаются решить вопрос более мирным путем, но, боюсь, этого не случится. Губернатор не полезет в драку. Не надо ему этого. Так что, кое-что теперь и от тебя зависит, Федор Павлович.
Они помолчали.
— Мне платят за то, чтобы я не позволил господину Кузнецову сесть в кресло генерального директора ОАО «Бассейн». Видишь, я с тобой в открытую. И платят мне энергетики, доходит? Я в этом деле, Федор Павлович, представляю исключительно государства.
Федина, несомненно, позабавили слова Семина. Но он не встал. Напротив, налил еще рюмку.
— Живет в районе один интересный человек, — пояснил Семин. — Акционер ОАО «Бассейн» Виталий Иванович Колотовкин. Так вот, он недавно подал жалобу на господина Кузнецова и на его действия. Думаю, прокуратура примет все необходимые меры, есть у меня такая уверенность. А когда наложат арест на акции, аккумулированные КАСЕ, уважаемому господину Кузнецову придет конец. Он сразу потеряет возможность сбросить акции даже по демпинговой цене. Грустная картина, правда? Зато, если ты правильно меня понимаешь, придет час банка «Дельта». По решению суда вы можете потребовать, чтобы арестованные акции передали именно вам, ведь эти акции заложены в качестве обеспечения кредита. Ну, а энергетики в свою очередь с огромным удовольствием выкупят указанные акции у вас. И я, пожалуй, смогу повлиять на цену покупки. Согласись, неплохая сделка? Банку прибыль, тебе премию.
Федин кивнул. Но он еще сомневался:
— А материал? Насколько серьезен?
— Подделанные подписи на доверенностях, и все такое прочее. Серьезнее не бывает. Только мне, пожалуй, понадобится почерковедческая экспертиза. И еще понадобится опытный и умный следак, умеющий разговорить подозреваемых.
Федин снова кивнул.
— Правда, есть условие…
— Какое? — насторожился Федин.
— Мы не хотим возбуждать уголовное дело до окончательного определения позиции губернатора.
— Хотите потянуть?
Теперь уже Семин кивнул.
Федин взглянул на него и рассмеялся.
— Тогда у меня тоже есть одно условие.
— Какое?
— Слыхал о благушинской заправке?
— Да что за черт? — удивился Семин. — Золотая она, что ли? Весь день о ней слышу.
— Не знаю, какая она, — усмехнулся Федин. — Но вот интересует одного хорошего человека.
— И что?
— Да просто держи это в голове. До поры до времени.
— Гарантий дать не могу…
— Пока достаточно твоего слова.
Они помолчали. Потом бывший полковник покосился в сторону смертельно обиженного бармена:
— Почему Господь так жесток?
— Да потому, что все мы только микробы в крови какого-то огромного организма, — Семин тоже покосился в сторону бармена. — Но печется Господь, кажется, не о нас, а о здоровье всего организма.
Глава VI Третья сила Июль, 1999
Может, он пытался просчитать сидящего перед ним человека.
Но как просчитаешь? Сидел Семин небрежно, нога на ногу, тянул «Мальборо».
Тогда Шерман прикинулся простачком:
— Да я-то как раз ничему не против. Но мне Николай Иванович звонил. И энергетики звонили. И Кузнецов достал. Этот требует выписку из реестра акционеров для проведения внеочередного собрания. А я не даю.
— Почему?
— А на запросе дата не проставлена, — хитро ухмыльнулся Шерман. Смотреть в его разбегающиеся косые глаза не было никакой возможности. — Кузнецов сообщает, что решением КАСЕ день проведения собрания акционеров уже определен, а соответственно требует закрыть реестр. Все в общем правильно, — пожал Шерман мощными плечами, облеченными в темный элегантный пиджак, — вот только они там дату забыли проставить. У Кузнецова опытная горбатая бабка должна сидеть, а он дурак — держит молодых, длинноногих. Это зря. С горбатой после рабочего дня баловаться не станешь. Вот смотрите, Андрей Семенович, — доверительно глянул он на Семина. То ли играл, то ли правда искал доверительности. — На меня в Энске многие смотрят как на двурушника, намекают, что, мол, ко всему принюхивается Шерман. Дескать, к кому бы верней приткнуться. Никак не поймут, что мне иначе нельзя. Место определяет политику. Я ведь не могу вертеться бесконечно. Если отказываю кому, то мотивированно. А то назовут саботажем, подключат Федеральную комиссию по ценным бумагам. Вот и прощай лицензия! Учредители этого не поймут. Вот вы ведь тоже явились с требованием.
— С просьбой, Израиль Юрьевич.
— Все равно, считай, с требованием. — Предварительные звонки, похоже, насторожили Шермана. — Я в директорском кресле, Андрей Семенович, сижу более пяти лет. Знаю, опасное это кресло. Опасней электрического стула. Многому научился. Сердцем чувствую, когда меня собираются пинать. Все же пять лет… Было время развить интуицию… До меня тут за три года сменилось пять директоров.
— А что вас собственно беспокоит?
— Ну как что? А приближающийся пенсионный возраст? А неустроенность? А молодые волки? Вон стаями ходят под стенами, наступают на пятки, ждут, когда оступлюсь. Челюсти у всех мощные, враз разорвут. Под меня, согласитесь, копать гораздо легче, чем под Липецкого или под Кузнецова.
— Да ну, молодые волки! — понимающе усмехнулся Золотаревский. — Не боялись бы они тебя, на прием бы напролом шли, не записывались.
Шутка Шерману понравилась.
Тяжело заколыхался живот под синей тонкой рубашкой.
— Под тебя, Израиль Юрьевич, и прежде копали, только где сейчас те копальщики?
— Ну, это верно, — как бы вынужден был согласиться Шерман. — Только вы сами смотрите. В «Бассейне» разве не спятили? Зачем людям война? Разве нельзя возникшую проблему решить миром?
— А если за проблемой большие деньги?
— Ну, если деньги… — философски протянул Шерман, пытаясь сфокусировать взгляд то на Золотаревском, то на Семине. — Деньги, скажем так, понятие условное…
— Это для тебя, — нагло ухмыльнулся юрист. — Ты за пять лет привык к неограниченной финансовой свободе. Можешь позвонить, и тебе тотчас принесут заграничный паспорт, улетишь в Испанию, в Панаму, на Суэцкий канал, уж не знаю куда. Командировку оплатят, премию выпишут. А я, бедный еврей, не имеющий права на благородство? Например, куда мне без денег?
— Ты юрист, ты найдешь выход, — знающе возразил регистратор. — Ходит в директорах Кузнецов или Липецкий, тебе все равно. Ты свой гонорар получишь в любом случае. А вот мне ошибаться нельзя. Молодым волкам поохотиться на жирного старого регистратора — одно удовольствие. Утихнет скандал, поделят славу и деньги, один я и останусь за бортом. Такова судьба директора любой регистрационной компании. Как заваруха, так Шерман всем нужен, а как бабки делить, никто старика не вспомнит. Я, можно сказать, хранитель всяких сложных юридических судеб, а вы только и смотрите, как бы меня того…
— Но ты же сам говоришь, что деньги — условность.
— Условность. Да. — Шерман не смотрел на Семина, но явно понимал, что тайный смысл разговора доходит до московского гостя. — Но я о людях думаю. Акционер или не акционер, нынче всем трудно. Сам знаешь, не вру. Мы, Элим, с тобою давно сотрудничаем. У тебя в руках лучшие консультанты, спецслужбы, с тобой не поспоришь, но я ведь и не спорю, правда? — что-то странное прозвучало в словах Шермана. Он даже поиграл глазами: — Помнишь?
— Ты о благушинской заправке?
— Помнишь, — деловито кивнул регистратор. — Вижу, что помнишь. Тут один влиятельный человек из мингосимущества проявляет к этой заправке большой интерес. — Теперь Шерман совсем не смотрел на Семина, но чувствовалось, что говорит в основном для него, надеется на понимание. — Большой человек… Запросто может потянуть одеяло на Липецкого…
И вдруг как бы увидел Семина:
— Вам-то чем могу помочь?
— А нас всякое интересует, — улыбнулся Семин. — Скажем, правильность оформления сделок по купле-продаже акций. Причем, как со стороны энергетиков, так и со стороны КАСЕ. Не хочется вступать в дерьмо, даже в собственное.
— Договора купли-продажи? Но это же не у нас.
— Зато у вас передаточные распоряжения. Выписки из лицевых счетов.
Шерман позвонил.
Секретарша, видимо, ждала звонка.
Вполне опытная горбатая бабка, одобрительно хмыкнул Семин. Наверное уже с утра держала папочку под рукой. Прекрасно знал, ох уж знал хитрый Шерман, кто к нему придет и зачем. Вполне мог развести руками: какие, мол, такие выписки, какие доверенности? — но не развел. Положил перед собой папочку:
— Есть тут и анкеты, и доверенности, и выписки. Думаю, вас это заинтересует, — его явно заранее предупредили о визите Семина. — Уверен, найдете для себя интересное. А тебе, Элим, — со значением посоветовал, — привлечь бы к делу какого-нибудь опытного следака. Ну такого, знаешь, с особенным подходом. Который умеет правильно понять дело.
Раскрыл папочку, любовно разгладил бумажный лист:
— Замечательные бумаги…
— Ну?
— Вот скажем доверенность. Выписана на имя мельника Петровича. Это фамилия такая — Петрович, — пояснил. — А по имени он всего только Иван Касьяныч. Старой закалки дед.
— Ударник труда? С томского мелькомбината?
— Хорошая у тебя память, Элим, — одобрил Шерман.
— Умер, что ли?
— Да вот случилось, призвал Господь, — лицемерно опустил косые глаза Шерман. — Но доверенность выписана как на живого. Понимаешь?… Или вот пасечник Титов… Помнишь? Тезка нашего Липецкого…
— Тоже умер? — насторожился юрист.
— А как ему терпеть, если жизнь встала с ног на голову?
— Но подпись-то на доверенности собственноручная?
— Это само собой. Это как положено.
— Тогда какие вопросы?
— Ну как… — неопределенно пожал плечами Шерман и повел прямым носом из стороны в сторону. — Прибрал Господь, прибрал Николая Ивановича. Только он не смирился. Душа умершего на сороковой день улетает на небеса, говорят, а вот душу пасечника так и тянет в поселковый совет. Почему-то решил казенную бумагу подмахнуть.
— Посмертно?
— Так получается.
— И подмахнул?
— По всем правилам.
— Славные у тебя покойники.
— Они не покойники. Они мертвяки. Мы их мертвяками зовем, — доброжелательно отозвался Шерман и с удовольствием вытянул из папки еще один листок. — Или вот Духнов, например, Александр Викторович…
Семин насторожился.
В третий раз сегодня он слышал Шуркино имя. Сперва Кузнецов помянул несчастного Шурку, по кличке Сакс. Потом невероятная женщина на острове. А теперь еще и Шермана.
— Духнов? Тоже помер?
— Да нет, этот вроде жив, но толку-то? Он в Рядновке горбатится, в котельной. Вроде не старик, а писать совсем не умеет. Отметился крестиком.
— Но ведь заверено как подпись?
— Само собой.
— А заверено небось некоей Ермоловой? — заинтересовался юрист.
— А ты откуда знаешь?
— Мы тоже работаем, Израиль Юрьевич, — посмеялся Элим без всякого превосходства над директором. Держал верный тон. — Не против тебя. Ты не тревожься. Мы против оппонентов работаем и тоже докопались до интересных вещей. Например, многие документы на так называемых мертвяков заверены в одном и том же поселковом совете. Да? В благушинском? И заверяла их некто Ермолова? Так?
— Так, — кивнул Шерман. — Надо бы подвергнуть подписи почерковедческому анализу.
— Да тут несоответствие подписей просматривается невооруженным глазом!
— Ну да, буду я без доказательств трясти бумагами! Зачем мне на старости лет впадать в немилость к губернатору? Не забывай, что Кузнецов ходит у него в дружках.
— А впасть в немилость к энергетикам не боишься?
— Боюсь, — помрачнел Шерман и перебросил папку Золотаревскому: — Потому и отдаю тебе бумаги. Помоги. Сам знаешь, я от нового совета директоров «Бассейна» никак не могу отбиться. Требуют от меня выписку.
— А ты не торопись, — понимающе посоветовал Элим. — Торопливость тут ни к чему. Потяни время. Ты умеешь.
— Ну потяну пять дней. Ну неделю. Что толку? Пришлют новый запрос.
— А ты опять тяни, упирайся.
— Да как ты не поймешь? Не могу больше упираться!
Похоже, юрист не был готов к таким словам. Похоже, он считал, что директор регистрационной компании у него на коротком поводке, но Шерман необыкновенно легко вырвался из рук. Более того, он как бы даже сам уже незаметно раскрутил Золотаревского на некое неясное обещание, на некий намек с этой благушинской заправкой.
Семин усмехнулся:
— Буду откровенен, Израиль Юрьевич. Для проведения собрания акционеров, конечно, необходима выписки из реестра. Без нее собрание не проведешь, незаконным окажется. До сегодняшнего дня запросы к вам приходили формально неверные, иногда вон даже незарегистрированные в канцелярии, или без дат, вы вполне могли не отвечать на эти неверно оформленные документы. Но положение остается сложным и вам некоторое время нужно еще поупираться. Конечно, если вы потеряли уверенность…
Шерман испугался.
— Да есть, есть у нас варианты, — подтвердил его опасения Семин. — Не буду перед вами темнить. Если вас привлекает сотрудничество с господином Кузнецовым, мы готовы пойти навстречу. Так сказать, освободить вас от ответственности. Хотите, прямо сейчас расторгнем договор ОАО «Бассейн» с вашей регистрационной компанией? — предложил он. — Юрист при мне. И доверенность у меня имеется от имени Липецкого. Если так, то начнем. Нам хотелось бы уже сегодня подписать новый договор. Скажем, с компанией, ведущей реестр РАО ЕЭС… Там и контроль понадежнее… — расчетливо намекнул он. — А что касается лично вас…
— Да погодите вы, Андрей Семенович!
Было видно, что идея скоропостижного расторжении договора с ОАО «Бассейн» страшно не пришлась по душе Шерману. И не просто не пришлась — ужаснула.
— Да погодите вы, зачем гнать лошадей? — косые глаза Шермана стремительно метались с Семина на Золотаревского, и обратно. — Недельку я еще потяну, конечно. Даже, может, две. Но дальше… Это ведь только так говорят, что в России все законы не работают. Когда нужно — работают! Да еще как! Так что, давайте думать вместе, Андрей Семенович.
2
Шурка Сакс.
Сашка Духнов.
Александр Викторович.
Выйдя на улицу Мичурина, Семин как по заказу увидел по правую руку старый профессорский дом, показавшийся ему низким и серым из-за огромной кирпичной многоэтажки, недвусмысленно утверждавшей сегодняшний день. Это сюда к гомункулусу Юхе несколько лет назад я притащил смертельно раненого Шурку… Нарвался рэкетир на пулю… Висел на мне, как мешок… А Юха обрадовался, подумав, что я притащил приятеля-алкаша… Но за тем «алкашом» тем летом охотились многие, среди них и гэбэшники, например, полковник Федин. Потому Филин и прислал по моему звонку бойцов и врача. Горела бригада Филина. Пришлось дураку отправлять любимую дочку на Барбадос, а самому садиться в камеру…
Но ведь Шурку похоронили! Он умер.
Я сам видел некролог, подписанный «группой товарищей»!
3
Встреча с бывшим полковником была назначена в баре.
Семин спустился в бывший подвал и сразу пожалел, что назначил встречу здесь.
Он не любил таких вот темных бывших подвалов. Как их ни освещай, они мрачны по сути. Фанерные подвесные потолки, искусственный пол, фальшивые окна, в которых как бы застыла нарисованная художником-халтурщиком панорама города. Все фальшиво и скверно, как искусственные цветы, как расхожие дурацкие слухи о покойнике Шурке, который, оказывается, не только не умер, но еще и работает в какой-то котельной, и еще сбывает принадлежавшие ему акции ОАО «Бассейн»… Правда, вместо подписи ставит крестик… Не походит на Духнова… Сакс всегда только притворялся простачком…
Раздражение оказалось столь велико, что Семин залпом выпил полстакана коньяка.
Это не понравилось бармену. Подвальный эстет, он поморщился брезгливо. Семин тотчас ухватил пальцами отвратительно влажный большой нос эстета. Видел, что в полутемном зале сидела в углу только замлевшая парочка. Не по погоде близко. Им в подвале нравилось. Сплетали, как пауки, жадные руки-ноги. А в дальнем, в еще более темном углу, таился тихий полковник Федин.
— В следующий раз я попрошу коньяк в полулитровой банке, привыкай, — сказал Семин и отпустил нос бармена. Бросил на стойку мятую зеленую двадцатку и, не оглядываясь, пересек бар.
— А если бы он тебя сзади бутылкой?
Семин усмехнулся:
— Он трус.
И покачал головой:
— Стареем, Федор Павлович.
Голубые глаза бывшего полковника КГБ выцвели, по гладкому лицу бежали морщины. Но смотрел Федин по-прежнему твердо. Чувствовалось, что он-то не струсит, он-то ни на секунду не задумается пустить в ход бутылку, если вдруг обнаружится такая необходимость.
— В отставке?
— Это да. Но еще работаю.
— И хорошая работа, Федор Павлович?
— Ну, скажем так, уважаемая. По крайней мере, кормит.
— Раз кормит, значит, уважаемая, — согласился Семин. — С твоей прежней службы многих в свое время откомандировали в коммерческие структуры. Тебя, кажется, в банк «Дельта»?
— Меня пригласили, — усмехнулся Федин. И нехорошо намекнул: — Криминал, Андрей Семенович, тоже многих в свое время откомандировывал в разные коммерческие структуры. — Жестко усмехнулся: — Прояви я активность, валялся бы ты сейчас на нарах или лес под Сыктывкаром валил.
— В тюрьму попадают только дураки и нищие, — в тон Федину ответил Семин. — А за деньги можно и в космос слетать. Сам знаешь, я представляю не криминальные структуры.
— Ну да. Я навел справки. Нюрка, небось, вытащила из грязи.
Бывший полковник зря упомянул Нюрку. Семин только-только восстановил душевное равновесие, даже подумывал, не мало ли бросил глупому бармену за обиду? — а бывший полковник все испортил. Ах, нежная тварь, прячущая сына в Швейцарии! Знакомая темная волна жарко прошла по телу. Сказал вслух:
— Всегда так… Бежишь с толпой, а оглянулся, рядом никого…
— Надо было смотреть не только под ноги.
— А куда еще?
— В небо, например.
— А врежут по яйцам?
— Будь настороже, — в голосе бывшего полковника промелькнуло профессиональное превосходство. — Если хочешь знать, не ты один вылез из грязи. Правда, ты вылез, а другие всплыли. Скажем, Сакс. — (Опять Сакс! — укололо сердце). — Помнишь такого? Когда он оклемался в больнице, братки ваши не знали этого. И Филин не знал. Хотя имел зуб на Сакса за одну папочку. У таких вот тоненьких тайных папочек есть одна особенность: они имеют свойство всплывать в самое неподходящее время. Потому Сакс и открылся нашему человеку в больнице. Так сказать, человеку с чистой совестью и в белом халате. В той папочке лежали документы не только на Филина. Там на многих видных людей города и области имелись интересные документы. Пришлось убирать Сакса с больничной койки, устраивать фиктивные похороны. — Бывший полковник не спускал глаз с Семина. — С помощью Сакса я всю вашу команду упек на лесоповал. Один ты смотался. Да ладно, — отмахнулся он. — Знаю. Нынче ты существо общественное.
— А Сакс?
— Лучше бы ему тогда помереть.
— Бывшие дружки ножи точат? — понимающе спросил Семин.
— Да ну! Кому он нужен? — ухмыльнулся Федин. — Дрянь, мелочевка, шушера. Это только в киношных боевиках таких вот отступников ищут по всему свету, а бывший рэкетир в России кому нужен? Есть задрипанная деревенька в Томской области — Рядновка. Теперь там этот Сакс кхекает. Хлебнет какого пойла и кхекает, как всякий туберкулезник. Вот и все его удовольствия.
— А мы какого пойла хлебнем?
— А подай-ка нам коньячку, голубчик! — весело крикнул Федин напрягшемуся бармену. И засмеялся: — Коньячок у тебя не паленый?
Бармен хмуро покачал головой.
— Разлюбил я такие места.
— А тебе раньше надо было по ним меньше таскаться.
— Служба такая, — улыбнулся бывший полковник. — Я человек при законе. При Брежневе всех держали в руках, знали по рогам, — бывший полковник неопределенно покрутил пальцем. — Но то времечко сейчас вспоминается как бархатный сезон, не находишь?
Выпив, благодушно кивнул:
— Давай говори, зачем звал? Что тебя интересует?
— Банк «Дельта».
— Да ну? — удивился Федин.
Здорово удивился, даже присвистнул:
— Да я бы и с президентом страны не стал беседовать на такую тему.
Полез в карман:
— Я расплачусь. Говорить не о чем.
— Да подожди ты, — усмехнулся Семин. — Я несколько дней тебя разыскивал, еле нашел. Речь идет об интересах этого банка, значит, и о твоих интересах. Может слышал? Некий господин Кузнецов взял большой кредит, а теперь у него проблемы с возвратом.
— Если даже и так…
— Не если, а именно так. И скажу больше. Уже есть материал, который позволяет возбудить уголовное дело против названного господина. Люди губернатора, правда, пытаются решить вопрос более мирным путем, но, боюсь, этого не случится. Губернатор не полезет в драку. Не надо ему этого. Так что, кое-что теперь и от тебя зависит, Федор Павлович.
Они помолчали.
— Мне платят за то, чтобы я не позволил господину Кузнецову сесть в кресло генерального директора ОАО «Бассейн». Видишь, я с тобой в открытую. И платят мне энергетики, доходит? Я в этом деле, Федор Павлович, представляю исключительно государства.
Федина, несомненно, позабавили слова Семина. Но он не встал. Напротив, налил еще рюмку.
— Живет в районе один интересный человек, — пояснил Семин. — Акционер ОАО «Бассейн» Виталий Иванович Колотовкин. Так вот, он недавно подал жалобу на господина Кузнецова и на его действия. Думаю, прокуратура примет все необходимые меры, есть у меня такая уверенность. А когда наложат арест на акции, аккумулированные КАСЕ, уважаемому господину Кузнецову придет конец. Он сразу потеряет возможность сбросить акции даже по демпинговой цене. Грустная картина, правда? Зато, если ты правильно меня понимаешь, придет час банка «Дельта». По решению суда вы можете потребовать, чтобы арестованные акции передали именно вам, ведь эти акции заложены в качестве обеспечения кредита. Ну, а энергетики в свою очередь с огромным удовольствием выкупят указанные акции у вас. И я, пожалуй, смогу повлиять на цену покупки. Согласись, неплохая сделка? Банку прибыль, тебе премию.
Федин кивнул. Но он еще сомневался:
— А материал? Насколько серьезен?
— Подделанные подписи на доверенностях, и все такое прочее. Серьезнее не бывает. Только мне, пожалуй, понадобится почерковедческая экспертиза. И еще понадобится опытный и умный следак, умеющий разговорить подозреваемых.
Федин снова кивнул.
— Правда, есть условие…
— Какое? — насторожился Федин.
— Мы не хотим возбуждать уголовное дело до окончательного определения позиции губернатора.
— Хотите потянуть?
Теперь уже Семин кивнул.
Федин взглянул на него и рассмеялся.
— Тогда у меня тоже есть одно условие.
— Какое?
— Слыхал о благушинской заправке?
— Да что за черт? — удивился Семин. — Золотая она, что ли? Весь день о ней слышу.
— Не знаю, какая она, — усмехнулся Федин. — Но вот интересует одного хорошего человека.
— И что?
— Да просто держи это в голове. До поры до времени.
— Гарантий дать не могу…
— Пока достаточно твоего слова.
Они помолчали. Потом бывший полковник покосился в сторону смертельно обиженного бармена:
— Почему Господь так жесток?
— Да потому, что все мы только микробы в крови какого-то огромного организма, — Семин тоже покосился в сторону бармена. — Но печется Господь, кажется, не о нас, а о здоровье всего организма.
Глава VI Третья сила Июль, 1999
1
День начался с жары.
С болот несло плесенью, на Новом Арбате шумно гуляли бурлаки.
Дымом костров несло и с Запорожской Сечи — с дальнего мыса. Перед дебаркадером по колено в мутной воде стоял в реке Ленька Вешкин — бурлак, и горько материл мир. С тех пор, как развалился Благушинский совхоз и рухнуло советское лесное хозяйство, Ленька подрабатывал на мысу или на Новом Арбате. С безработными мужиками водил на лямке тяжело груженные лодки против сильного отбивного течения, в обход затонувшей баржи. Если лодок не случалось, за полбутылки красного хмуро позировал волосатым, наезжавшим из города художникам. Новым Арбатом в Благушино прозвали заасфальтированную часть нижней улицы — вся она принадлежала Колотовкину и Мельникову. «Комки», крошечное кафе, два магазина. В черной рясе толкался перед киосками попик Падре, негромко требовал от Бога решительности, молний и грома. Господь не откликался, может, длинноволосые художники были Ему угодны. Заиленный серый песок, деревянные лодки, приткнувшиеся к берегу, угрюмая синева тайги. Крикнешь кукушке: «Сколько мне жить?» — даже приговоренному к смерти накричит сто лет.
— При советской власти, — матерился Ленька, — мы империей управляли!
— Вот и доуправлялись, — настороженно принюхивался Павлик. — Где та империя?
— Возродим! Стряхнем паразитов с загорбка!
— Самогон? — принюхался Виталий.
— Водка, — удрученно покачал головой Павлик.
— Думаешь, кто-то завозит тайком?
— Уверен. Сам видишь, перешептывается народ. Раньше бегом бежали навстречу, шапки ломали, теперь хмурятся, выказывают независимость.
— Может, злятся из-за больницы? Ты обещал доставить лекарства.
— Ну не сразу же. Мало ли, что обещал. Продадим лес, доставим, — Павлик думал сейчас только о сделке с немцами. — А хорошо продадим — пристроим к больнице флигель. Заодно ликвидируем Запорожскую Сечь, — кивнул он в сторону мыса, на котором дымили костры бурлаков. — От запорожцев ненужная вольница. Зуб даю, — блеснул Павлик литым золотым зубом, — что это через бурлаков попадает в село водка. Можно, конечно, выбросить в продажу дешевое пойло, напрочь задавить тайного конкурента, но зачем нам в селе лишняя пьянь?
2
«Ну, все скупил у людей? — ядовито интересовался отец, когда Виталий приезжал в Томск. Смотрел на сына, как на безумца. — В университете от нищеты учебные площади начали сдавать в аренду!» Находил тысячи причин упрекнуть Виталия, а тот понять не мог — почему отец его упрекает, за что? Сами же хотели свободы. И понял только в девяносто восьмом, когда рухнул рубль и последние сбережения профессора Колотовкина превратились в бумагу. Медсестра, нерегулярно наведывавшаяся к Колотовкину-старшему, нашла профессора в кресле перед включенным телевизором. В руках газета.
Кох (глава госкомимущества): Сырьевой придаток. Безусловная эмиграция всех людей, которые могут думать, но не умеют работать (в смысле — копать), которые только изобретать умеют. Далее — развал, превращение в десяток маленьких государств.
У Виталия холодок пробежал по спине.
Зря оставлял отца одного. Отец как раз не умел работать (в смысле — копать), но бежать никуда не собирался. Напротив, уговаривал своих аспирантов подумать над выбором. А глава госкомимущества забыл о старой профессуре. Ответы американскому корреспонденту, перепечатанные «Московским комсомольцем» должны были ударить Колотовкина-старшего прямо в сердце.
И ударили.
Кох : Я думаю, в течение 10–15 лет… Вы понимаете… В течение 70 лет, когда формировалось мировое хозяйство, Россия, вернее, Советский Союз находился как бы вовне, развивался отдельно, по каким-то своим законам. И мировое хозяйство сформировалось без Советского Союза. И оно самодостаточно, там есть достаточные ресурсы, все есть. И сейчас Россия появилась, а она никому не нужна. (Смеется). В мировом хозяйстве нет для нее места, не нужен ее алюминий, ее нефть. Россия только мешает, она цены обваливает со своим демпингом. Поэтому, я думаю, что участь печальна, безусловно.
Вопрос: Прогнозируете ли приход инвестиций в Россию, будет ли он в той мере, в какой его ожидают?
День начался с жары.
С болот несло плесенью, на Новом Арбате шумно гуляли бурлаки.
Дымом костров несло и с Запорожской Сечи — с дальнего мыса. Перед дебаркадером по колено в мутной воде стоял в реке Ленька Вешкин — бурлак, и горько материл мир. С тех пор, как развалился Благушинский совхоз и рухнуло советское лесное хозяйство, Ленька подрабатывал на мысу или на Новом Арбате. С безработными мужиками водил на лямке тяжело груженные лодки против сильного отбивного течения, в обход затонувшей баржи. Если лодок не случалось, за полбутылки красного хмуро позировал волосатым, наезжавшим из города художникам. Новым Арбатом в Благушино прозвали заасфальтированную часть нижней улицы — вся она принадлежала Колотовкину и Мельникову. «Комки», крошечное кафе, два магазина. В черной рясе толкался перед киосками попик Падре, негромко требовал от Бога решительности, молний и грома. Господь не откликался, может, длинноволосые художники были Ему угодны. Заиленный серый песок, деревянные лодки, приткнувшиеся к берегу, угрюмая синева тайги. Крикнешь кукушке: «Сколько мне жить?» — даже приговоренному к смерти накричит сто лет.
— При советской власти, — матерился Ленька, — мы империей управляли!
— Вот и доуправлялись, — настороженно принюхивался Павлик. — Где та империя?
— Возродим! Стряхнем паразитов с загорбка!
— Самогон? — принюхался Виталий.
— Водка, — удрученно покачал головой Павлик.
— Думаешь, кто-то завозит тайком?
— Уверен. Сам видишь, перешептывается народ. Раньше бегом бежали навстречу, шапки ломали, теперь хмурятся, выказывают независимость.
— Может, злятся из-за больницы? Ты обещал доставить лекарства.
— Ну не сразу же. Мало ли, что обещал. Продадим лес, доставим, — Павлик думал сейчас только о сделке с немцами. — А хорошо продадим — пристроим к больнице флигель. Заодно ликвидируем Запорожскую Сечь, — кивнул он в сторону мыса, на котором дымили костры бурлаков. — От запорожцев ненужная вольница. Зуб даю, — блеснул Павлик литым золотым зубом, — что это через бурлаков попадает в село водка. Можно, конечно, выбросить в продажу дешевое пойло, напрочь задавить тайного конкурента, но зачем нам в селе лишняя пьянь?
2
«Ну, все скупил у людей? — ядовито интересовался отец, когда Виталий приезжал в Томск. Смотрел на сына, как на безумца. — В университете от нищеты учебные площади начали сдавать в аренду!» Находил тысячи причин упрекнуть Виталия, а тот понять не мог — почему отец его упрекает, за что? Сами же хотели свободы. И понял только в девяносто восьмом, когда рухнул рубль и последние сбережения профессора Колотовкина превратились в бумагу. Медсестра, нерегулярно наведывавшаяся к Колотовкину-старшему, нашла профессора в кресле перед включенным телевизором. В руках газета.
…
Вопрос : Как вы прогнозируете экономическое будущее России?Кох (глава госкомимущества): Сырьевой придаток. Безусловная эмиграция всех людей, которые могут думать, но не умеют работать (в смысле — копать), которые только изобретать умеют. Далее — развал, превращение в десяток маленьких государств.
У Виталия холодок пробежал по спине.
Зря оставлял отца одного. Отец как раз не умел работать (в смысле — копать), но бежать никуда не собирался. Напротив, уговаривал своих аспирантов подумать над выбором. А глава госкомимущества забыл о старой профессуре. Ответы американскому корреспонденту, перепечатанные «Московским комсомольцем» должны были ударить Колотовкина-старшего прямо в сердце.
И ударили.
…
Вопрос: И как долго это будет длиться?Кох : Я думаю, в течение 10–15 лет… Вы понимаете… В течение 70 лет, когда формировалось мировое хозяйство, Россия, вернее, Советский Союз находился как бы вовне, развивался отдельно, по каким-то своим законам. И мировое хозяйство сформировалось без Советского Союза. И оно самодостаточно, там есть достаточные ресурсы, все есть. И сейчас Россия появилась, а она никому не нужна. (Смеется). В мировом хозяйстве нет для нее места, не нужен ее алюминий, ее нефть. Россия только мешает, она цены обваливает со своим демпингом. Поэтому, я думаю, что участь печальна, безусловно.
Вопрос: Прогнозируете ли приход инвестиций в Россию, будет ли он в той мере, в какой его ожидают?