Страница:
— Альберт, но если ты такой могущественный... почему ты не обезвредишь этого психа? Натрави на него всех. Пусть его найдут и...
— Ищут. Почти два года ищут. И полиция, и спецслужбы, и Компании. Я надеялся, он уже сгинул, потому-то никто его и не может поймать... Но вчера мы убедились, что этот свихнувшийся форвард жив-здоров. Он в Москве, и он начал нас убивать.
— Вчера ты говорил “вы” и “я”, а сегодня — “мы”. Как же быстро ты с нами породнился...
— Не злорадствуй, Леночка. Когда почувствуешь сама, что завтра тебя может не стать... Причем вероятность этого варианта...
— Высока?..
Альберт медленно покивал.
— Для одиночки я мишень почти недоступная, но вот ведь как получается...
— А-а! Ты думал, что твоя очередь в конце? Придет безумный мужик, угрохает всех форвардов, избавит тебя от конкуренции... И ты со своим куцым однодневным станешь самым крутым. Да?!
Альберт опустил глаза и долго выковыривал новую подушечку. Справившись с упаковкой, он нехотя посмотрел на Элен.
— Да. Я так думал. Просто потому, что это логично. И ты бы на моем месте...
— Я на своем, Альберт. Значит, камеры я вешала для того, чтобы попытаться кого-то спасти. Козаса, в том числе. А ты вынудил меня сорвать задание, и в итоге Козас... а скоро и ты...
— Спасти?! Леночка, не будь дурой.
— Меня зовут Элен! — прошипела она.
— Ага... Спасти... — усмехнулся Альберт. — Каким образом? Объектив над дверью никого еще не спасал. Компании нужен только портрет. Меня волнует моя жизнь, Компанию даже это не волнует. Им безразлично, сколько народу он убьет, у них совсем другие цели. Они и тебя с радостью обменяют... не на Хагена, это нереально. Они отдадут твою жизнь за одну его фотографию.
— Хаген?.. Тиль Хаген?! Он форвард?.. Но ведь его каждый час показывают... Он же в розыске!
— Показывают... чьи-то морды гримированные. Фотографии для розыска взяты из его блога. А там фальшивки. И в архивах фальшивки. Во всех.
— Мистика...
— Никакой мистики. Везде одна и та же история, до жути тривиальная. Человек, имеющий доступ к базе, получал фото для подмены и деньги. Или услугу. Кто сразу не соглашался, на того давили.
— Услугу?..
— Из тех, что может оказать только форвард. Тиль Хаген хорош, я давно это слышал.
— Но в сети по-прежнему крутятся те фотографии...
— И будут крутиться. Зачем народ баламутить? Для большинства мы как привидения: вроде существуем, а вроде и нет. Правду о Хагене знают только те, кому положено. И потом... бесполезно все это, вот в чем дело. Его нельзя просто поймать. Его можно заманить в ловушку, но...
— Но сильный форвард увидит твою ловушку раньше, чем она придет тебе в голову, — закончила Элен. — А охрана? Приставить ко всем элементарную охрану, по несколько человек. За мной ты целый автобус посылал...
— Полушина, Максимова и Козаса охранять поздно. Остальных нужно еще разыскать. Если бы заранее... но кто же мог подумать...
— Ты думал о другом. Ждал, когда он уберет лишних родственников. Очень мило с твоей стороны.
— Люди работают, но я...
У него на ремне вдруг звякнул терминал. Альберт выслушал и сунул трубку обратно в чехол.
— Мартин Крафт, — пояснил он.
— Тот, что из Европы?
— Из Австралии.
— Ну и что у него?
— У Мартина?.. Ничего. — Альберт рассеянно потрогал себя за нос. — Две пули в голове. И ничего больше.
— Да... — Тиль подошел к стойке и принял у портье розовый гостиничный конверт.
— Передала девушка. Удивительной красоты. Тиль повертел письмо.
— Если собираетесь в город, я вызову для вас такси, — сказал портье. — Сегодня компания “Глобал” оплачивает по каждому счету полтора процента.
— Весьма любезно, — буркнул он. — Я как-нибудь сам.
Машину он остановил не сразу, а лишь пройдя два квартала. Так было разумнее.
— Сегодня полтора процента платит “Глобал”, — сообщил таксист.
— Счастлив, — отозвался Тиль, усаживаясь сзади. — Из каждого километра пятнадцать метров едем задаром...
— Едем, — подтвердил он. — Куда?
— Гостиница. Любая. Не выше трех звездочек.
— Трудная задача. Жена мне всегда говорит: “По дороге домой захвати йогурт”. Я всегда спрашиваю какой. Она всегда отвечает: “Выбери сам”.
— Н-да... и что?
— Все время покупаю разный. Надеюсь, когда-нибудь она с этим йогуртом определится. Вот, — таксист протянул через спинку пачку визиток, — решайте сами, они ничем не отличаются.
Тиль принялся перебирать карточки. Варианты казались равноценными, особых проблем нигде не предвиделось. Значит, наугад.
Наткнувшись на слово “ЗеИдег”, он помедлил.
— Что это значит?
— Если по-английски, то ударение на первый слог, а если по-французски, то на последний, — сказал водитель.
— Как переводится?
— Я не в курсе. Ну что, выбрали?
— “Селигер”. — Он произнес это по-французски, так было симпатичней.
Таксист доехал до перекрестка и свернул.
Некоторое время Тиль безучастно глядел в окно, затем достал бледно-розовый конверт и, положив его на колено, прижал сверху ладонью.
“Ты прочтешь письмо, не вскрывая. Потом вскроешь и прочтешь снова, глазами, чтобы убедиться. Да, Хаген, теперь ты знаешь. Я существую. Время пришло”.
У Тиля возникло ощущение, что за ним наблюдают, — как и тогда, в номере. Он нервно обернулся, посмотрел по сторонам. Вокруг ехали машины, вернее, это улица ехала назад, вращалась закольцованной лентой, а машины, то сближаясь, то отдаляясь, шатались на месте. Внутри сидели люди — поодиночке и по двое: трогали руль, шевелили губами, покачивались в такт неслышной музыке. Автора записки среди них не было.
И все же за ним следили.
Подняв конверт, Тиль медленно и аккуратно разорвал его пополам. Сложив половинки, он разорвал их еще раз и выпустил из рук.
Тот, кто это написал, находился не здесь, но он обязательно увидит.
— В салоне есть пепельница, — хмуро произнес водитель.
Тиль подобрал бумагу, и из четырех розовых уголков на сиденье выпали обрывки письма. Он развернул один, другой, третий... и не нашел ни слова.
В конверте лежал чистый лист.
Его редко обманывали. Очень редко, лишь когда он сам этого хотел. Когда он позволял. Затыкал форвертс и притворялся, что верит. Но сам форвертс обмануть было невозможно — даже Тилю. Он не имел власти над своим даром, и никто не имел — в этом он убеждался всю жизнь. До сего дня.
“Я существую. Время пришло...”
Тиль понял, что его настигли.
— Простите, что опоздали, но мы...
— Не страшно, — отмахнулась Элен. — Только давайте быстрее.
— Да, мисс. Если потребуется эвакуатор...
— Не потребуется. Там работы на пять минут. Форвертс постепенно пришел в норму, и она снова
видела — не все, но многое.
Механик шагнул к “Лексусу”, потом к “Хаммеру” и обернулся:
— А-а... простите, какая из них ваша?
— Сам не догадаешься? — рявкнул Альберт. — “Лексус”, конечно!
— Конечно... — отозвался мужчина.
— Ну твои-то мотивы понятны, — вполголоса произнесла Элен. — А Компания?.. Зачем ей Хаген?
— Передать в руки правосудия и получить грамоту от Евротрибунала. — Альберт закинул в рот новую жвачку. — Им просто нужен свободный форвард. Ничей. Я, например, им не по зубам.
— А я?
— Их интересует мужик.
— Какая разница?
— Разница? Вот какая! — Он хлопнул себя по ширинке.
— Что-что?..
— Не думала, да? Исследования, Леночка.Этим сейчас многие занимаются. Самый перспективный проект. И, по некоторым сведениями, дело движется.
— Куда оно может двигаться? Форвертс — это же... психическая аномалия!
— Компании выжмут из нее все, что смогут. В ближайших планах — таблетка. Обычная таблетка, и попробуй кому-нибудь доказать, что это не благо.
— Таблетка?
— Под названием “Форвертс”.
— Для тебя это самое страшное? Да, ты перестанешь быть избранным...
— Очнись! — крикнул Альберт так, что двое механиков обернулись. — Очнись, Леночка, — повторил он тише. — Вначале препарат будет стоить безумных денег, но потом появятся аналоги, и цена упадет. Наш дар станет доступным, как аспирин. Это не вариант, это закон рынка. И что будет с нами? Мы уникальны от рождения, мы по-другому никогда и не жили. Потеряв монополию на форвертс, мы превратимся в мусор. Что ты умеешь, кроме этого? Бразильский счет на имя Линды Снорк ты выжмешь за полгода...
Элен собралась возмутиться, но Альберт жестом велел ей молчать.
— ...а социального пособия при твоих запросах не хватит и на день, — горячо продолжал он. — Что дальше? Тебе придется...
— Вот уж нет!
— Тогда продашь себя иначе — выйдешь замуж за какого-нибудь пузатого урода с искусственными зубами, который сможет тебя обеспечивать. Или будешь мыть полы в своей же Компании. Если тебя возьмут. Но... самое-то поганое знаешь в чем, Леночка? Не в бедности и не в зависимости от других людей, а в том, что ты перестанешь от них отличаться. Будешь как все. Мисс Лаур, безымянная песчинка, одна из десяти миллиардов...
Один автослесарь опустил капот и протер его губкой, второй направился к Элен.
— Карточка там лежит где-то, — проронила она. Механик вернулся к “Лексусу” и, найдя в козырьке над стеклом ИД-карту, сунул ее в сканер.
— Ты ведь можешь повлиять на Президента, — сказала Элен.
— Хрыч сам сторонник этой идеи. Недавно внучка обожгла руку, так он раз двадцать повторил, что, будь у нее форвертс, этого не случилось бы. Он относится к дару, как обыватель, и... завидует. Нам все завидуют. Я, конечно, могу ему вдолбить, что эти исследования до добра не доведут... да так и будет, между прочим... Но если он и насядет на Компании, они перенесут исследования за пределы Славянского Содружества. Здесь я хотя бы в курсе дел.
— И... как они, дела?
— Отлично. — Он натянуто улыбнулся. — Таблетка будет в ближайшее время.
— Ты же сказал, что им нужен мужчина.
— Это для стратегических программ. Врожденные способности, например. Форварды по заказу. Кто не желает своему ребенку легкой жизни?
Альберт сплюнул за перила и вытащил из пачки следующую подушечку.
— Прекрати жрать эту химию! — воскликнула Элен. Прикурив, она затянулась и отбросила сигарету. — В общем, так... Хагена в Компании уже видели. Не факт, что они его схватят, но портрет у них есть.
— Откуда?
— Полушин, — коротко ответила она. — Я и там вешала камеру, на Малой Полянке. Слышала про него, но не думала, что это его квартира.
— Значит, с Козасом они всего лишь перестраховывались... — пробормотал Альберт.
— Вчера они ничего не получили.
— Компания располагает настоящей фотографией Хагена. И его уже ищут. — Альберт достал упаковку жвачки и, постучав ею по ладони, убрал. — Похоже, у тебя сейчас два варианта, Леночка.
— Вот как?
— Это не форвертс, это здравый смысл. Либо тебя отзовут, чтобы не рисковать ценным сотрудником, либо все-таки захотят проверить и убедиться. Тогда ты получишь новое задание. Тиль Хаген будет убивать и дальше, такие сами не останавливаются. Тебя опять попросят повесить камеру... или что-нибудь в этом духе. Повесишь. Второй провал вызовет подозрения, поэтому сделаешь все, как надо. Но прежде сообщишь адрес мне. Ты в этом тоже заинтересована, Леночка. Правда, я не понял, откуда у них фамилии...
— После Полушина был Максимов, да? К нему меня не посылали.
— Но про самого Полушина и про Козаса они знали точно.
— Может, совпадения?
— Не говори ерунды. У Компании есть какой-то источник информации, и мы им воспользуемся. Если ты не хочешь, чтобы однажды Хаген пришел к тебе.
— Меня отзывают. К вечеру я буду в Питере, а завтра... — Элен снова закурила и двинулась к машине. — Неизвестно. Они сами еще не решили. — Торопливо вернувшись, она достала “ангус” и замахнулась, чтобы швырнуть его в реку, но в последний момент почему-то передумала. — Давай номер. Я позвоню.
Если не опоздаю.
Этого она не сказала, но форвертс Альберта, даже забитый транквилизаторами, уловил ее слова.
— Позвоню, — повторила она.
— Помоги мне выжить, и я тебя не забуду. В смысле... я про деньги.
Так он мог ответить, и Элен стало тошно. Она ожидала от него других слов.
Объехав “Хаммер”, она перестроилась в левый ряд. Когда запиликал терминал, впереди уже показался конец эстакады.
— Ну что еще? — процедила Элен. — Тебя уже убивают?
— Э-э... мисс Лаур, я попросил бы вас... От неожиданности она ткнула в “отбой”.
Не тот голос. Не тот, что должен был звучать в трубке.
Элен не сомневалась: ей звонил Альберт. Она даже увидела половину их разговора. Он тоже увидел бы, если б не убился жвачками... и если бы позвонил. Но это был не Альберт.
Форвертс... с ним опять что-то творилось.
Терминал снова пискнул, и Элен с трудом подавила желание затормозить у обочины.
Ее вызывал Альберт. Но она уже не была в этом уверена.
Элен почувствовала себя невменяемой.
— Да, — осторожно произнесла она.
— Мисс Лаур, вы, вероятно, переутомились. Мы готовы дать вам тайм-аут, но терпеть ваши... м-м... ваше избыточное своеобразие...
— Все в порядке.
— Впредь не отключайтесь, пожалуйста, без предупреждения.
— Хорошо-хорошо. Я просто уронила трубку.
— Где вы сейчас находитесь?
— Выезжаю из города.
— Вам придется немного задержаться. Она кашлянула, но спорить не стала.
— Поскольку последнее задание вы не выполнили...
— На то были свои причины, и вы это не хуже меня...
— Мисс Лаур, у нас к вам нет претензий. Есть только поручение. Не оригинальное. Так что принимайте адрес.
— Есть один вопрос, — сказала Элен. — И без вашего ответа... ничего больше не будет. Никаких порученмй. И попробуйте мне соврать. Вы понимаете...
— Да, мисс Лаур, это мы понимаем. Но я не могу Обещать заранее, поскольку... и вы это тоже понимаете... мне пока неизвестно, чего вы требуете.
— Откуда вы берете фамилии?
— Вы хотите знать, каким образом к нам попадают сведения об очередном убийстве? Если других вопросов не будет, то я вам отвечу.
В трубке раздался щелчок, и незнакомый голос произнес:
— Здравствуйте. Ордер на Федора Полушина. Двадцать четыре часа.
Снова тишина. И снова щелчок. Тот же голос:
—Здравствуйте. Ордер на Ульриха Козаса. Двадцать четыре часа.
— Мисс Лаур, это все, чем мы располагаем, поверьте. Остальное — наши гипотезы.
— А еще два человека?! Мартин... Мартин... ч-черт...
— Мартин Крафт? Да, по нему был такой же звонок. Но убийства Полушина и Козаса планировались на ночное время, и мы могли ожидать, что к ним кто-то придет домой. А Крафта застрелили час назад. На улице.
— И второй... как его? — Элен снова забыла и постучала себя по ноге. — Максимов... Максимов!
— Максимов? — озадаченно переспросилабонент. — Вы про Сергея Максимова? Он тоже мертв, но... э-э... ордера на него не поступало.
Мост закончился, и Элен, свернув с проспекта, въехала на стоянку у гипермаркета.
— Кто же этим занимается? — спросила она, прикуривая.
— Теперь вам известно столько же, сколько и нам.
— Почти ничего. “Здрасте”... “Ордер”...
— Мы можем лишь догадываться. А у вас есть нечто большее. И чтобы убедиться, мы вынуждены просить вас о новой услуге.
— Вы записали последнее сообщение?
— Вам это необходимо? Что ж, слушайте. Трубка умолкла. Элен стряхнула пепел и закрыла глаза. Она попробовала ощутить эту тишину, окунуться в нее и, возможно, что-то в ней разглядеть...
Квадратная комната без окон, повсюду мягкий пластик. Тройной тамбур. Идеальная звукоизоляция. Высокий стеллаж: на полках безвкусно и как будто бессистемно расставлена аппаратура. Какие-то блоки, некоторые без лицевых панелей. Когда оборудовали это помещение, об эстетике никто не заботился — оно не для съемок сериала, оно для работы.
В центре — два кресла. Двое заспанных мужчин, совсем разные: на одном черная рубашка, он небрит, но спину держит прямо. Другой, в выцветшей оранжевой майке, клюет носом.
Тот же щелчок. Оба вскакивают. Нужды в этом нет: здесь все на автомате, но мужчины тем не менее вскакивают — чтобы куда-то деть адреналин.
Спустя минуту из динамика доносится:
— Вы поймали? Тот, что в рубашке:
— Нет. Не удается отследить.
— Мы и не сможем... — добавляет второй.
— Что за тон?! — орет динамик. — Вошло в привычку? Рано привыкли! Ясно?!
— Ясно... — оба отвечают одновременно.
— Итак!..
Первый касается клавиши, и по комнате разносится:
— Здравствуйте. Ордер на Элен Лаур. Двенадцать минут.
— Здравствуйте. Ордер на Михаэля Ситцева. Пятнадцать часов... — Молчание. — Мисс Лаур, вы удовлетворены?
— Я?..
— Вы желали услышать. Пожалуйста, услышали.
Что-нибудь еще?
— Я... нет...
— Адрес у вас в терминале. Михаэль Ситцев, через пятнадцать часов. Точнее, уже четырнадцать с половиной. В Москве он со вчерашнего дня, но освоился сверх всякой меры. Боюсь, господин Ситцев и сам не представляет, где окажется ночью. Будьте добры, мисс Лаур, приложите максимум усилий.
— Да... да... — пробормотала она. — Михаэль Ситцев... Ордер на Михаэля Ситцева. Да. Я постараюсь...
Элен сидела за рулем, не решаясь моргнуть, — впереди маячила картинка: комната, приборы, двое в креслах. Щелчок и голос:
“Здравствуйте. Ордер на Элен Лаур. Двенадцать минут”.
Это будет не сейчас. Позже. Не сейчас, но скоро. И очень быстро. Двенадцать минут. Ее едва успеют предупредить. А что успеет она? Заметить, как Тиль Хаген жмет на курок. Посмотреть напоследок ему в глаза... Бессмысленно. Она в них почти уже смотрела — и не увидела там ничего человеческого.
Блондин просто подойдет и выстрелит, без всякой ненависти. Возможно, Хаген и сам не будет знать, зачем он это сделал.
Элен поняла, что отныне ее жизнь делится на двенадцатиминутные отрезки. Сон, любовь, еда — все состоит из них, из коротких перебежек.
“Здравствуйте. Ордер на Элен Лаур...”
Двенадцать минут — от звонка и до пули в сердце.
Он подпер щеку и поворошил на столе обрывки. Вот так он и просидел до ночи — не то в надежде, что бумага растает, не то в ожидании, когда появится увиденный им текст.
“Ты прочтешь письмо, не вскрывая. Потом вскроешь и прочтешь снова, глазами, чтобы убедиться...”
Его действительно убедили, но не в этом. Доказали, что его так же легко обмануть, как он сам обманул Ефимова, только... Николай Васильевич в естественной заботе о дочери произнес необходимое вслух — Тилю оставалось лишь подсмотреть, что он скажет по терминалу своей супруге-ныряльщице...
Нет, это сравнение Тилю не нравилось. Со следователем все было иначе: элементарный трюк, тысячекратно использованный каждым форвардом. А тут... ни звука, ни жеста, из которых можно было бы составить текст записки, — увиденный, но так и не прочитанный.
Тиль молчал всю дорогу. Спрятал клочки в карман и стиснул зубы — поскольку прекрасно знал, откуда что берется. Расплатившись с таксистом, не проронил ни слова. То же и в гостинице: положил на стойку ИД-карту, подцепил ногтями магнитный ключ, и сам донес сумку до номера. Возможно, в “Seliger” его приняли за немого. Тилю было не до этого. Он молчал и думал. Скинул куртку, разулся, разложил на столе бумажки, сел рядом...
И сидел так, пока не стемнело.
Он рассеянно почесал затылок и подошел к кофейному автомату. В прозрачном окошке шеренгой стояли сигареты. Проведя картой по сканеру и ткнув наугад, Тиль достал из лотка пачку “Юроп Х-лайтс”. Следом за ней выпала фирменная картонка со спичками.
— Уважаемый пользователь, двадцать процентов ваших расходов. оплатила компания “Глобал-Про-дактс”, — проворковала изнутри какая-то девица.
— Пра-дакц... — передразнил Тиль и вдруг расхохотался: это было первое, что он сказал за последние десять часов.
Все еще смеясь, он вернулся к столу, сложил клочки в пепельницу и не без удовольствия поджег. “Ты прочтешь письмо, не вскрывая...”
— Вы правы, правы, — покивал Тиль.
“Потом вскроешь и прочтешь снова, глазами, чтобы убедиться...”
— Ни фига. Промашка.
“Прочтешь несколько раз, пока не выучишь письмо наизусть...”
Тиль снова почесался и медленно сел на стул. Этого не было...
— Этого раньше не было! “Потом сожжешь...”
— Как?! — выкрикнул он в потолок. “Да, Хаген, теперь ты знаешь”.
Да... Теперь он знал: именно это там и было.
“Ты прочтешь письмо, не вскрывая. Потом вскроешь и прочтешь снова, глазами, чтобы убедиться. Прочтешь несколько раз, пока не выучишь письмо наизусть. Потом сожжешь.
Отель “Селигер”, апартаменты 2618.
03:48:36”.
Тиль осоловело взглянул на часы — 03:48:37 — и, спохватившись, накрыл пепельницу ладонью. Бумага толком не разгорелась и погасла быстро. Не осмеливаясь убрать руку, он шепотом повторил текст. И вспомнил. Все до последней точки: название гостиницы по-русски, номер, в котором он поселился, и сожженное письмо.
Он не умел читать через заклеенный конверт, сквозь ладони — тоже, но сейчас, как и в такси, Тиль прочитал. Обнаружил, что там написано на самом деле.
Он подул на пальцы и разобрал обрывки. И взвыл. Листки были пустыми.
Форвертс опять ошибся, показал ему то, чего не будет. Но откуда же?.. откуда взялся текст записки? Тиль мог бы принять это за галлюцинацию — если бы не жил в галлюцинациях с детства. Он привык видеть то, чего нет, но знал, что это или будет, или может быть. А письмо, которое он прочел аж два раза... этого письма по-прежнему не существовало.
Тиль добрел до ванной и сунулся под ледяной душ. Изумление иссякло, недоверие выдохлось, и он остался наедине с фактом: кто-то начал контролировать его форвертс.
Рухнув на диван, он полежал с закрытыми глазами, потом резко выпрямился и нашарил пульт.
Ему может прийти в голову что-нибудь еще. Снова — что-нибудь фальшивое. И оно толкнет его не в ту сторону... А не послушать форвертс нельзя, как нельзя сопротивляться страху или радости. Эти чувства управляют людьми.
С минуту Тиль сидел неподвижно — глядя в яркую дыру экрана и ничего в ней не видя. Выругавшись, он переключил канал и заставил себя собраться.
Франтоватый старичок с тростью поскользнулся на собачьем дерьме и упал — попутно вырвал у какой-то дамочки торт и умудрился вляпаться в него холеной мордой... Разумеется, торт и дерьмо оказались одного цвета, что усилило комический эффект многократно. ОДиллионы граждан в Европе синхронно заржали.
Тиль и без форвертс догадывался: дальше будет то же самое. Много дерьма и много падений.
После очередного гэга пошла реклама — шампунь, таблетки от депрессии, персональные терминалы. Снова шампунь и снова терминалы. Контактные линзы в каплях от “Юни-Айз”, печеночный паштет от “Глобал-ФУдс” и подряд — четыре сорта пива. После пива — таблетки от мигрени.
Переключившись, Тиль попал на криминальные новости. Узнал о каком-то филевском насильнике и вместе со всей Восточной Европой просмотрел десяток фотороботов Тиля Хагена. Подлинного среди них он не обнаружил — под его именем показали тот портрет из студенческого блога. Лицо было похоже, и даже очень, но чего-то в нем не хватало. Пожалуй, самого главного — сомнения. Этот человек был уверен, что утром побреется, отсидит день на работе, а вечером поужинает и ляжет спать. Он не подозревал, что от прикроватного коврика расходится множество реальных дорог — к находкам и потерям, а то и в никуда. И выбрать из них од-ну-единственную порой труднее, чем пройти сотню.
Новости сменились рекламой, и Тиль махнул пультом. Опять городская хроника, но уже без жути, сплошной позитив: скоро выборы мэра...
На площади, окруженной старинными кирпичными постройками, копошились какие-то люди — тысячи полторы или около того. Репортаж снимали еще днем, конструкции временного помоста бликовали, и от этого возникало ощущение праздника. Сцену собрали справа от монумента — коренастого и чуть косолапого мужика в кепке. Что это за герой, Тиль не знал и не особо интересовался. В каждом городе были свои местные идолы — то немногое, что осталось после неизбежной унификации.
Женщина на трибуне говорила неторопливо и плавно, покачивая в такт рукой, — монитор работал без звука. Тиль поднял пульт, но не смог нажать на кнопку — палец что-то удержало. Человек в толпе. Тиль подался вперед, чтобы разглядеть получше, но камера, как назло, приняла влево, и мужчина выпал из кадра.
Тиль приблизился к экрану.
Оператор даст второй “проезд”, человек мелькнет еще раз, потом запустят другой материал. Не увидеть сейчас — значит не увидеть никогда.
Он даже не заметил, как начал пользоваться тем, что сам же проклинал. Не прошло и трех минут, а Тиль вновь воспользовался своими способностями. Без них он чувствовал себя парализованным. Форвертс привычно выдал прогноз, и, поскольку передачу уже смонтировали, вариантов не было — разве что выключить монитор.
— Ищут. Почти два года ищут. И полиция, и спецслужбы, и Компании. Я надеялся, он уже сгинул, потому-то никто его и не может поймать... Но вчера мы убедились, что этот свихнувшийся форвард жив-здоров. Он в Москве, и он начал нас убивать.
— Вчера ты говорил “вы” и “я”, а сегодня — “мы”. Как же быстро ты с нами породнился...
— Не злорадствуй, Леночка. Когда почувствуешь сама, что завтра тебя может не стать... Причем вероятность этого варианта...
— Высока?..
Альберт медленно покивал.
— Для одиночки я мишень почти недоступная, но вот ведь как получается...
— А-а! Ты думал, что твоя очередь в конце? Придет безумный мужик, угрохает всех форвардов, избавит тебя от конкуренции... И ты со своим куцым однодневным станешь самым крутым. Да?!
Альберт опустил глаза и долго выковыривал новую подушечку. Справившись с упаковкой, он нехотя посмотрел на Элен.
— Да. Я так думал. Просто потому, что это логично. И ты бы на моем месте...
— Я на своем, Альберт. Значит, камеры я вешала для того, чтобы попытаться кого-то спасти. Козаса, в том числе. А ты вынудил меня сорвать задание, и в итоге Козас... а скоро и ты...
— Спасти?! Леночка, не будь дурой.
— Меня зовут Элен! — прошипела она.
— Ага... Спасти... — усмехнулся Альберт. — Каким образом? Объектив над дверью никого еще не спасал. Компании нужен только портрет. Меня волнует моя жизнь, Компанию даже это не волнует. Им безразлично, сколько народу он убьет, у них совсем другие цели. Они и тебя с радостью обменяют... не на Хагена, это нереально. Они отдадут твою жизнь за одну его фотографию.
— Хаген?.. Тиль Хаген?! Он форвард?.. Но ведь его каждый час показывают... Он же в розыске!
— Показывают... чьи-то морды гримированные. Фотографии для розыска взяты из его блога. А там фальшивки. И в архивах фальшивки. Во всех.
— Мистика...
— Никакой мистики. Везде одна и та же история, до жути тривиальная. Человек, имеющий доступ к базе, получал фото для подмены и деньги. Или услугу. Кто сразу не соглашался, на того давили.
— Услугу?..
— Из тех, что может оказать только форвард. Тиль Хаген хорош, я давно это слышал.
— Но в сети по-прежнему крутятся те фотографии...
— И будут крутиться. Зачем народ баламутить? Для большинства мы как привидения: вроде существуем, а вроде и нет. Правду о Хагене знают только те, кому положено. И потом... бесполезно все это, вот в чем дело. Его нельзя просто поймать. Его можно заманить в ловушку, но...
— Но сильный форвард увидит твою ловушку раньше, чем она придет тебе в голову, — закончила Элен. — А охрана? Приставить ко всем элементарную охрану, по несколько человек. За мной ты целый автобус посылал...
— Полушина, Максимова и Козаса охранять поздно. Остальных нужно еще разыскать. Если бы заранее... но кто же мог подумать...
— Ты думал о другом. Ждал, когда он уберет лишних родственников. Очень мило с твоей стороны.
— Люди работают, но я...
У него на ремне вдруг звякнул терминал. Альберт выслушал и сунул трубку обратно в чехол.
— Мартин Крафт, — пояснил он.
— Тот, что из Европы?
— Из Австралии.
— Ну и что у него?
— У Мартина?.. Ничего. — Альберт рассеянно потрогал себя за нос. — Две пули в голове. И ничего больше.
Минус 15 часов 30 минут
— Мсье Вермон!..— Да... — Тиль подошел к стойке и принял у портье розовый гостиничный конверт.
— Передала девушка. Удивительной красоты. Тиль повертел письмо.
— Если собираетесь в город, я вызову для вас такси, — сказал портье. — Сегодня компания “Глобал” оплачивает по каждому счету полтора процента.
— Весьма любезно, — буркнул он. — Я как-нибудь сам.
Машину он остановил не сразу, а лишь пройдя два квартала. Так было разумнее.
— Сегодня полтора процента платит “Глобал”, — сообщил таксист.
— Счастлив, — отозвался Тиль, усаживаясь сзади. — Из каждого километра пятнадцать метров едем задаром...
— Едем, — подтвердил он. — Куда?
— Гостиница. Любая. Не выше трех звездочек.
— Трудная задача. Жена мне всегда говорит: “По дороге домой захвати йогурт”. Я всегда спрашиваю какой. Она всегда отвечает: “Выбери сам”.
— Н-да... и что?
— Все время покупаю разный. Надеюсь, когда-нибудь она с этим йогуртом определится. Вот, — таксист протянул через спинку пачку визиток, — решайте сами, они ничем не отличаются.
Тиль принялся перебирать карточки. Варианты казались равноценными, особых проблем нигде не предвиделось. Значит, наугад.
Наткнувшись на слово “ЗеИдег”, он помедлил.
— Что это значит?
— Если по-английски, то ударение на первый слог, а если по-французски, то на последний, — сказал водитель.
— Как переводится?
— Я не в курсе. Ну что, выбрали?
— “Селигер”. — Он произнес это по-французски, так было симпатичней.
Таксист доехал до перекрестка и свернул.
Некоторое время Тиль безучастно глядел в окно, затем достал бледно-розовый конверт и, положив его на колено, прижал сверху ладонью.
“Ты прочтешь письмо, не вскрывая. Потом вскроешь и прочтешь снова, глазами, чтобы убедиться. Да, Хаген, теперь ты знаешь. Я существую. Время пришло”.
У Тиля возникло ощущение, что за ним наблюдают, — как и тогда, в номере. Он нервно обернулся, посмотрел по сторонам. Вокруг ехали машины, вернее, это улица ехала назад, вращалась закольцованной лентой, а машины, то сближаясь, то отдаляясь, шатались на месте. Внутри сидели люди — поодиночке и по двое: трогали руль, шевелили губами, покачивались в такт неслышной музыке. Автора записки среди них не было.
И все же за ним следили.
Подняв конверт, Тиль медленно и аккуратно разорвал его пополам. Сложив половинки, он разорвал их еще раз и выпустил из рук.
Тот, кто это написал, находился не здесь, но он обязательно увидит.
— В салоне есть пепельница, — хмуро произнес водитель.
Тиль подобрал бумагу, и из четырех розовых уголков на сиденье выпали обрывки письма. Он развернул один, другой, третий... и не нашел ни слова.
В конверте лежал чистый лист.
Его редко обманывали. Очень редко, лишь когда он сам этого хотел. Когда он позволял. Затыкал форвертс и притворялся, что верит. Но сам форвертс обмануть было невозможно — даже Тилю. Он не имел власти над своим даром, и никто не имел — в этом он убеждался всю жизнь. До сего дня.
“Я существую. Время пришло...”
Тиль понял, что его настигли.
Минус 15 часов
Из автомобиля выскочил багровый мужик в желтой спецовке:— Простите, что опоздали, но мы...
— Не страшно, — отмахнулась Элен. — Только давайте быстрее.
— Да, мисс. Если потребуется эвакуатор...
— Не потребуется. Там работы на пять минут. Форвертс постепенно пришел в норму, и она снова
видела — не все, но многое.
Механик шагнул к “Лексусу”, потом к “Хаммеру” и обернулся:
— А-а... простите, какая из них ваша?
— Сам не догадаешься? — рявкнул Альберт. — “Лексус”, конечно!
— Конечно... — отозвался мужчина.
— Ну твои-то мотивы понятны, — вполголоса произнесла Элен. — А Компания?.. Зачем ей Хаген?
— Передать в руки правосудия и получить грамоту от Евротрибунала. — Альберт закинул в рот новую жвачку. — Им просто нужен свободный форвард. Ничей. Я, например, им не по зубам.
— А я?
— Их интересует мужик.
— Какая разница?
— Разница? Вот какая! — Он хлопнул себя по ширинке.
— Что-что?..
— Не думала, да? Исследования, Леночка.Этим сейчас многие занимаются. Самый перспективный проект. И, по некоторым сведениями, дело движется.
— Куда оно может двигаться? Форвертс — это же... психическая аномалия!
— Компании выжмут из нее все, что смогут. В ближайших планах — таблетка. Обычная таблетка, и попробуй кому-нибудь доказать, что это не благо.
— Таблетка?
— Под названием “Форвертс”.
— Для тебя это самое страшное? Да, ты перестанешь быть избранным...
— Очнись! — крикнул Альберт так, что двое механиков обернулись. — Очнись, Леночка, — повторил он тише. — Вначале препарат будет стоить безумных денег, но потом появятся аналоги, и цена упадет. Наш дар станет доступным, как аспирин. Это не вариант, это закон рынка. И что будет с нами? Мы уникальны от рождения, мы по-другому никогда и не жили. Потеряв монополию на форвертс, мы превратимся в мусор. Что ты умеешь, кроме этого? Бразильский счет на имя Линды Снорк ты выжмешь за полгода...
Элен собралась возмутиться, но Альберт жестом велел ей молчать.
— ...а социального пособия при твоих запросах не хватит и на день, — горячо продолжал он. — Что дальше? Тебе придется...
— Вот уж нет!
— Тогда продашь себя иначе — выйдешь замуж за какого-нибудь пузатого урода с искусственными зубами, который сможет тебя обеспечивать. Или будешь мыть полы в своей же Компании. Если тебя возьмут. Но... самое-то поганое знаешь в чем, Леночка? Не в бедности и не в зависимости от других людей, а в том, что ты перестанешь от них отличаться. Будешь как все. Мисс Лаур, безымянная песчинка, одна из десяти миллиардов...
Один автослесарь опустил капот и протер его губкой, второй направился к Элен.
— Карточка там лежит где-то, — проронила она. Механик вернулся к “Лексусу” и, найдя в козырьке над стеклом ИД-карту, сунул ее в сканер.
— Ты ведь можешь повлиять на Президента, — сказала Элен.
— Хрыч сам сторонник этой идеи. Недавно внучка обожгла руку, так он раз двадцать повторил, что, будь у нее форвертс, этого не случилось бы. Он относится к дару, как обыватель, и... завидует. Нам все завидуют. Я, конечно, могу ему вдолбить, что эти исследования до добра не доведут... да так и будет, между прочим... Но если он и насядет на Компании, они перенесут исследования за пределы Славянского Содружества. Здесь я хотя бы в курсе дел.
— И... как они, дела?
— Отлично. — Он натянуто улыбнулся. — Таблетка будет в ближайшее время.
— Ты же сказал, что им нужен мужчина.
— Это для стратегических программ. Врожденные способности, например. Форварды по заказу. Кто не желает своему ребенку легкой жизни?
Альберт сплюнул за перила и вытащил из пачки следующую подушечку.
— Прекрати жрать эту химию! — воскликнула Элен. Прикурив, она затянулась и отбросила сигарету. — В общем, так... Хагена в Компании уже видели. Не факт, что они его схватят, но портрет у них есть.
— Откуда?
— Полушин, — коротко ответила она. — Я и там вешала камеру, на Малой Полянке. Слышала про него, но не думала, что это его квартира.
— Значит, с Козасом они всего лишь перестраховывались... — пробормотал Альберт.
— Вчера они ничего не получили.
— Компания располагает настоящей фотографией Хагена. И его уже ищут. — Альберт достал упаковку жвачки и, постучав ею по ладони, убрал. — Похоже, у тебя сейчас два варианта, Леночка.
— Вот как?
— Это не форвертс, это здравый смысл. Либо тебя отзовут, чтобы не рисковать ценным сотрудником, либо все-таки захотят проверить и убедиться. Тогда ты получишь новое задание. Тиль Хаген будет убивать и дальше, такие сами не останавливаются. Тебя опять попросят повесить камеру... или что-нибудь в этом духе. Повесишь. Второй провал вызовет подозрения, поэтому сделаешь все, как надо. Но прежде сообщишь адрес мне. Ты в этом тоже заинтересована, Леночка. Правда, я не понял, откуда у них фамилии...
— После Полушина был Максимов, да? К нему меня не посылали.
— Но про самого Полушина и про Козаса они знали точно.
— Может, совпадения?
— Не говори ерунды. У Компании есть какой-то источник информации, и мы им воспользуемся. Если ты не хочешь, чтобы однажды Хаген пришел к тебе.
— Меня отзывают. К вечеру я буду в Питере, а завтра... — Элен снова закурила и двинулась к машине. — Неизвестно. Они сами еще не решили. — Торопливо вернувшись, она достала “ангус” и замахнулась, чтобы швырнуть его в реку, но в последний момент почему-то передумала. — Давай номер. Я позвоню.
Если не опоздаю.
Этого она не сказала, но форвертс Альберта, даже забитый транквилизаторами, уловил ее слова.
— Позвоню, — повторила она.
— Помоги мне выжить, и я тебя не забуду. В смысле... я про деньги.
Так он мог ответить, и Элен стало тошно. Она ожидала от него других слов.
Объехав “Хаммер”, она перестроилась в левый ряд. Когда запиликал терминал, впереди уже показался конец эстакады.
— Ну что еще? — процедила Элен. — Тебя уже убивают?
— Э-э... мисс Лаур, я попросил бы вас... От неожиданности она ткнула в “отбой”.
Не тот голос. Не тот, что должен был звучать в трубке.
Элен не сомневалась: ей звонил Альберт. Она даже увидела половину их разговора. Он тоже увидел бы, если б не убился жвачками... и если бы позвонил. Но это был не Альберт.
Форвертс... с ним опять что-то творилось.
Терминал снова пискнул, и Элен с трудом подавила желание затормозить у обочины.
Ее вызывал Альберт. Но она уже не была в этом уверена.
Элен почувствовала себя невменяемой.
— Да, — осторожно произнесла она.
— Мисс Лаур, вы, вероятно, переутомились. Мы готовы дать вам тайм-аут, но терпеть ваши... м-м... ваше избыточное своеобразие...
— Все в порядке.
— Впредь не отключайтесь, пожалуйста, без предупреждения.
— Хорошо-хорошо. Я просто уронила трубку.
— Где вы сейчас находитесь?
— Выезжаю из города.
— Вам придется немного задержаться. Она кашлянула, но спорить не стала.
— Поскольку последнее задание вы не выполнили...
— На то были свои причины, и вы это не хуже меня...
— Мисс Лаур, у нас к вам нет претензий. Есть только поручение. Не оригинальное. Так что принимайте адрес.
— Есть один вопрос, — сказала Элен. — И без вашего ответа... ничего больше не будет. Никаких порученмй. И попробуйте мне соврать. Вы понимаете...
— Да, мисс Лаур, это мы понимаем. Но я не могу Обещать заранее, поскольку... и вы это тоже понимаете... мне пока неизвестно, чего вы требуете.
— Откуда вы берете фамилии?
— Вы хотите знать, каким образом к нам попадают сведения об очередном убийстве? Если других вопросов не будет, то я вам отвечу.
В трубке раздался щелчок, и незнакомый голос произнес:
— Здравствуйте. Ордер на Федора Полушина. Двадцать четыре часа.
Снова тишина. И снова щелчок. Тот же голос:
—Здравствуйте. Ордер на Ульриха Козаса. Двадцать четыре часа.
— Мисс Лаур, это все, чем мы располагаем, поверьте. Остальное — наши гипотезы.
— А еще два человека?! Мартин... Мартин... ч-черт...
— Мартин Крафт? Да, по нему был такой же звонок. Но убийства Полушина и Козаса планировались на ночное время, и мы могли ожидать, что к ним кто-то придет домой. А Крафта застрелили час назад. На улице.
— И второй... как его? — Элен снова забыла и постучала себя по ноге. — Максимов... Максимов!
— Максимов? — озадаченно переспросилабонент. — Вы про Сергея Максимова? Он тоже мертв, но... э-э... ордера на него не поступало.
Мост закончился, и Элен, свернув с проспекта, въехала на стоянку у гипермаркета.
— Кто же этим занимается? — спросила она, прикуривая.
— Теперь вам известно столько же, сколько и нам.
— Почти ничего. “Здрасте”... “Ордер”...
— Мы можем лишь догадываться. А у вас есть нечто большее. И чтобы убедиться, мы вынуждены просить вас о новой услуге.
— Вы записали последнее сообщение?
— Вам это необходимо? Что ж, слушайте. Трубка умолкла. Элен стряхнула пепел и закрыла глаза. Она попробовала ощутить эту тишину, окунуться в нее и, возможно, что-то в ней разглядеть...
Квадратная комната без окон, повсюду мягкий пластик. Тройной тамбур. Идеальная звукоизоляция. Высокий стеллаж: на полках безвкусно и как будто бессистемно расставлена аппаратура. Какие-то блоки, некоторые без лицевых панелей. Когда оборудовали это помещение, об эстетике никто не заботился — оно не для съемок сериала, оно для работы.
В центре — два кресла. Двое заспанных мужчин, совсем разные: на одном черная рубашка, он небрит, но спину держит прямо. Другой, в выцветшей оранжевой майке, клюет носом.
Тот же щелчок. Оба вскакивают. Нужды в этом нет: здесь все на автомате, но мужчины тем не менее вскакивают — чтобы куда-то деть адреналин.
Спустя минуту из динамика доносится:
— Вы поймали? Тот, что в рубашке:
— Нет. Не удается отследить.
— Мы и не сможем... — добавляет второй.
— Что за тон?! — орет динамик. — Вошло в привычку? Рано привыкли! Ясно?!
— Ясно... — оба отвечают одновременно.
— Итак!..
Первый касается клавиши, и по комнате разносится:
— Здравствуйте. Ордер на Элен Лаур. Двенадцать минут.
— Здравствуйте. Ордер на Михаэля Ситцева. Пятнадцать часов... — Молчание. — Мисс Лаур, вы удовлетворены?
— Я?..
— Вы желали услышать. Пожалуйста, услышали.
Что-нибудь еще?
— Я... нет...
— Адрес у вас в терминале. Михаэль Ситцев, через пятнадцать часов. Точнее, уже четырнадцать с половиной. В Москве он со вчерашнего дня, но освоился сверх всякой меры. Боюсь, господин Ситцев и сам не представляет, где окажется ночью. Будьте добры, мисс Лаур, приложите максимум усилий.
— Да... да... — пробормотала она. — Михаэль Ситцев... Ордер на Михаэля Ситцева. Да. Я постараюсь...
Элен сидела за рулем, не решаясь моргнуть, — впереди маячила картинка: комната, приборы, двое в креслах. Щелчок и голос:
“Здравствуйте. Ордер на Элен Лаур. Двенадцать минут”.
Это будет не сейчас. Позже. Не сейчас, но скоро. И очень быстро. Двенадцать минут. Ее едва успеют предупредить. А что успеет она? Заметить, как Тиль Хаген жмет на курок. Посмотреть напоследок ему в глаза... Бессмысленно. Она в них почти уже смотрела — и не увидела там ничего человеческого.
Блондин просто подойдет и выстрелит, без всякой ненависти. Возможно, Хаген и сам не будет знать, зачем он это сделал.
Элен поняла, что отныне ее жизнь делится на двенадцатиминутные отрезки. Сон, любовь, еда — все состоит из них, из коротких перебежек.
“Здравствуйте. Ордер на Элен Лаур...”
Двенадцать минут — от звонка и до пули в сердце.
Минус 1 час 12 минут
Тиль взглянул на часы и присвистнул. День прошел удивительно бездарно — даже по сравнению с другими такими же днями последних двух лет. Скоро ложиться, а Тиль всего-то и успел, что стряхнуть следователя и переехать в отель “Seliger”. И еще — получить письмо...Он подпер щеку и поворошил на столе обрывки. Вот так он и просидел до ночи — не то в надежде, что бумага растает, не то в ожидании, когда появится увиденный им текст.
“Ты прочтешь письмо, не вскрывая. Потом вскроешь и прочтешь снова, глазами, чтобы убедиться...”
Его действительно убедили, но не в этом. Доказали, что его так же легко обмануть, как он сам обманул Ефимова, только... Николай Васильевич в естественной заботе о дочери произнес необходимое вслух — Тилю оставалось лишь подсмотреть, что он скажет по терминалу своей супруге-ныряльщице...
Нет, это сравнение Тилю не нравилось. Со следователем все было иначе: элементарный трюк, тысячекратно использованный каждым форвардом. А тут... ни звука, ни жеста, из которых можно было бы составить текст записки, — увиденный, но так и не прочитанный.
Тиль молчал всю дорогу. Спрятал клочки в карман и стиснул зубы — поскольку прекрасно знал, откуда что берется. Расплатившись с таксистом, не проронил ни слова. То же и в гостинице: положил на стойку ИД-карту, подцепил ногтями магнитный ключ, и сам донес сумку до номера. Возможно, в “Seliger” его приняли за немого. Тилю было не до этого. Он молчал и думал. Скинул куртку, разулся, разложил на столе бумажки, сел рядом...
И сидел так, пока не стемнело.
Он рассеянно почесал затылок и подошел к кофейному автомату. В прозрачном окошке шеренгой стояли сигареты. Проведя картой по сканеру и ткнув наугад, Тиль достал из лотка пачку “Юроп Х-лайтс”. Следом за ней выпала фирменная картонка со спичками.
— Уважаемый пользователь, двадцать процентов ваших расходов. оплатила компания “Глобал-Про-дактс”, — проворковала изнутри какая-то девица.
— Пра-дакц... — передразнил Тиль и вдруг расхохотался: это было первое, что он сказал за последние десять часов.
Все еще смеясь, он вернулся к столу, сложил клочки в пепельницу и не без удовольствия поджег. “Ты прочтешь письмо, не вскрывая...”
— Вы правы, правы, — покивал Тиль.
“Потом вскроешь и прочтешь снова, глазами, чтобы убедиться...”
— Ни фига. Промашка.
“Прочтешь несколько раз, пока не выучишь письмо наизусть...”
Тиль снова почесался и медленно сел на стул. Этого не было...
— Этого раньше не было! “Потом сожжешь...”
— Как?! — выкрикнул он в потолок. “Да, Хаген, теперь ты знаешь”.
Да... Теперь он знал: именно это там и было.
“Ты прочтешь письмо, не вскрывая. Потом вскроешь и прочтешь снова, глазами, чтобы убедиться. Прочтешь несколько раз, пока не выучишь письмо наизусть. Потом сожжешь.
Отель “Селигер”, апартаменты 2618.
03:48:36”.
Тиль осоловело взглянул на часы — 03:48:37 — и, спохватившись, накрыл пепельницу ладонью. Бумага толком не разгорелась и погасла быстро. Не осмеливаясь убрать руку, он шепотом повторил текст. И вспомнил. Все до последней точки: название гостиницы по-русски, номер, в котором он поселился, и сожженное письмо.
Он не умел читать через заклеенный конверт, сквозь ладони — тоже, но сейчас, как и в такси, Тиль прочитал. Обнаружил, что там написано на самом деле.
Он подул на пальцы и разобрал обрывки. И взвыл. Листки были пустыми.
Форвертс опять ошибся, показал ему то, чего не будет. Но откуда же?.. откуда взялся текст записки? Тиль мог бы принять это за галлюцинацию — если бы не жил в галлюцинациях с детства. Он привык видеть то, чего нет, но знал, что это или будет, или может быть. А письмо, которое он прочел аж два раза... этого письма по-прежнему не существовало.
Тиль добрел до ванной и сунулся под ледяной душ. Изумление иссякло, недоверие выдохлось, и он остался наедине с фактом: кто-то начал контролировать его форвертс.
Рухнув на диван, он полежал с закрытыми глазами, потом резко выпрямился и нашарил пульт.
Ему может прийти в голову что-нибудь еще. Снова — что-нибудь фальшивое. И оно толкнет его не в ту сторону... А не послушать форвертс нельзя, как нельзя сопротивляться страху или радости. Эти чувства управляют людьми.
С минуту Тиль сидел неподвижно — глядя в яркую дыру экрана и ничего в ней не видя. Выругавшись, он переключил канал и заставил себя собраться.
Франтоватый старичок с тростью поскользнулся на собачьем дерьме и упал — попутно вырвал у какой-то дамочки торт и умудрился вляпаться в него холеной мордой... Разумеется, торт и дерьмо оказались одного цвета, что усилило комический эффект многократно. ОДиллионы граждан в Европе синхронно заржали.
Тиль и без форвертс догадывался: дальше будет то же самое. Много дерьма и много падений.
После очередного гэга пошла реклама — шампунь, таблетки от депрессии, персональные терминалы. Снова шампунь и снова терминалы. Контактные линзы в каплях от “Юни-Айз”, печеночный паштет от “Глобал-ФУдс” и подряд — четыре сорта пива. После пива — таблетки от мигрени.
Переключившись, Тиль попал на криминальные новости. Узнал о каком-то филевском насильнике и вместе со всей Восточной Европой просмотрел десяток фотороботов Тиля Хагена. Подлинного среди них он не обнаружил — под его именем показали тот портрет из студенческого блога. Лицо было похоже, и даже очень, но чего-то в нем не хватало. Пожалуй, самого главного — сомнения. Этот человек был уверен, что утром побреется, отсидит день на работе, а вечером поужинает и ляжет спать. Он не подозревал, что от прикроватного коврика расходится множество реальных дорог — к находкам и потерям, а то и в никуда. И выбрать из них од-ну-единственную порой труднее, чем пройти сотню.
Новости сменились рекламой, и Тиль махнул пультом. Опять городская хроника, но уже без жути, сплошной позитив: скоро выборы мэра...
На площади, окруженной старинными кирпичными постройками, копошились какие-то люди — тысячи полторы или около того. Репортаж снимали еще днем, конструкции временного помоста бликовали, и от этого возникало ощущение праздника. Сцену собрали справа от монумента — коренастого и чуть косолапого мужика в кепке. Что это за герой, Тиль не знал и не особо интересовался. В каждом городе были свои местные идолы — то немногое, что осталось после неизбежной унификации.
Женщина на трибуне говорила неторопливо и плавно, покачивая в такт рукой, — монитор работал без звука. Тиль поднял пульт, но не смог нажать на кнопку — палец что-то удержало. Человек в толпе. Тиль подался вперед, чтобы разглядеть получше, но камера, как назло, приняла влево, и мужчина выпал из кадра.
Тиль приблизился к экрану.
Оператор даст второй “проезд”, человек мелькнет еще раз, потом запустят другой материал. Не увидеть сейчас — значит не увидеть никогда.
Он даже не заметил, как начал пользоваться тем, что сам же проклинал. Не прошло и трех минут, а Тиль вновь воспользовался своими способностями. Без них он чувствовал себя парализованным. Форвертс привычно выдал прогноз, и, поскольку передачу уже смонтировали, вариантов не было — разве что выключить монитор.