Прошкин Евгений Александрович. Твоя половина мира

   То лицо непременно покажут, и Тиль его вспомнит. Но кого? Он мог увидеть троих разных людей — в одном и том же месте, на одной и той же записи. Словно режиссеры приготовили несколько версий репортажа и сами не поняли, какую из них запустили в эфир. Но и в этом случае Тиль должен был знать, что за человек стоит возле помоста, между охранниками и секретарями, — ведь он уже знал, чем закончится и этот митинг, и вся предвыборная кампания. Женщина на трибуне выиграет.
   Елену Родионову консультировал форвард. Позже обозреватели скажут, что она прошла по самому краю: драка в театре и появление перед журналистами с рассеченной губой. Для романтиков Родионова вступилась за постороннюю девушку, для циников — просчитала каждый шаг. В действительности она просто поверила, что странные поступки, которых от нее требовал форвард, — это и есть путь к победе. В итоге — невозможный, абсурдный для демократического государства рейтинг.
   Тиль увидел даже цифру: семьдесят два и три десятых процента. Но кто это обеспечил, он до сих пор не представлял.
   Панорама дрогнула и поплыла — ленточки-шарики, памятник, лотки с бесплатным мороженым, обаятельный сержант. В кадре возник угол помоста, рядом — секьюрити Родионовой и тощий, как штанга, референт. Сейчас...
   На тумбе возле двери зазвонил гостиничный терминал.
   Тиль присел перед экраном. Камера задержалась на монументе — комментатор погрузился в исторический экскурс.
   Трубка не умолкала.
   Тиль цыкнул и коротко взглянул на тумбочку. А когда вновь повернулся...
   — … интересы честного налогоплательщика... — вещала кандидатка в мэры.
   Оператор взял крупный план трибуны, все остальное оказалось отсечено. Тилю хватило бы и мгновения — дольше проскользнувший форвард в кадре не задержался, — но это мгновение он упустил.
   Терминал звонил не переставая.
   Взревев, Тиль вскочил на ноги и сорвал трубку:
   — Что?! Что вам надо?!
   — Шестнадцатый московский, — раздалось в ответ. И сразу — гудок отбоя.
   Постояв у тумбы, Тиль положил трубку и пошел за пультом. По шестнадцатой программе в Москве, как и в любом городе, вряд ли могли показать что-то интересное.
   Музей, примерно этого он и ждал. На расписанных стенах — полотна в золоченых рамках. Все сливается и пестрит. Посетителей много. Группа туристов — аборигены по музеям не ходят — медленно и благоговейно движется вдоль ряда картин. Восхищены. В живописи ни бельмеса не смыслят, для них что масло, что акварель, что формат “jpix” — все едино. Однако ж покачивают головами, насыщаются прекрасным.
   Сзади плетутся трое отставших — в толпе идти муторно, а сбежать неудобно. Разглядывают потолок, он тоже весь в росписи и лепных кудряшках. Один из мужчин останавливается и смотрит в объектив. Прямо Тилю в глаза. Смотрит. Долго. Растерянно. Будто и сам не понимает, как он тут очутился, зачем...
   Тиль проглотил комок. Михаэль Ситцев, Миша. Вот уж не подумал бы...
   Они познакомились через Полушина, как и большинство форвардов. Федя, собиратель талантов, разыскал Ситцева в Хабаровске. Михаэль вел растительную жизнь: с нуля до часу добывал деньги, с часу до нуля — транжирил. При этом ему удавалось сохранять и здоровье, и презентабельность. Он даже к дантисту ни разу не обращался, хотя нередко открывал бутылки зубами.
   — Обратите внимание на игру теней, — неслышно проворковал искусствовед. — Какая непостижимая...
   Тиль выключил монитор и начал расхаживать по комнате. Это был Михаэль — там, на митинге. Госпожа Родионова сделала правильный выбор: пьющий, относительно порядочный человек издалека. Протрезвел, напрягся и дал десяток вариантов — все, что от него требовалось. Приехал — уехал.
   Да, но Михаэль — и в музее?.. Была бы это трансляция из стрип-бара, Тиль не сомневался бы. Собственно, он и сейчас не сомневался, а лишь недоумевал, поскольку наконец-то увидел того человека возле трибуны.
   Ситцев Миша — консультирует кандидата в мэры, а в перерывах посещает очаги культуры... Любопытно.
   Тиль заказал в автомате содовой — семь процентов оплатила “Глобал-Фудс” — и прилег на диван. Из головы не шел тот звонок — “шестнадцатый московский”. Кто-то подсказал. Для этого он должен был знать, чем Тиль занимается в данный момент. Вернее, о чем он думает, а это далеко не одно и то же. Мысли ни камерой, ни микрофоном не зафиксируешь. И форвертс...
   Тиль осторожно поставил стакан на пол. Не просто размышления, а нечто иное. Форвертс — вот что это было, когда он увидел на экране толпу и почувствовал в ней знакомого человека.
   — Ясно, — громко сказал Тиль. — Ты существуешь. А я что, спорил?.. Я даже слышал твой голос. Ну и?..
   Никто не ответил, лишь явилось новое озарение — легко, как они приходили к нему всегда.
   Ресторан “Поросячий визг”. Не то глубокая ночь, не то раннее утро. Много полиции, очень много — потому что много свидетелей. И дело, по которому прибыл старший следователь Ефимов, далеко не рядовое.
   — Бесспорно, убийства связаны, — сказал ему заместитель генпрокурора. — Это серия. А кто у нас на первом эпизоде?.. По Полушину кто работает? Ты, Николай Василич. Тебе и раскручивать. Не горюй, поможем. Технику, людей, полномочия — все дадим. Но и спросим, конечно. Завтра уже и спросим.
   Ефимов с тоской поглядывает на помощников. Пьяненькие посетители несут чушь, дознаватели закипают, сам Ефимов отмахивается. Угораздило же вляпаться. Разборки форвардов — что может быть паршивей для нормального человека?
   Тело Михаэля Ситцева грузят в машину. Ефимов нервно озирается, как будто ищет взглядом кого-то за спиной. Он поднимает голову и смотрит в беззвездное небо — пронзительно, с упреком.
   — Я не там, я здесь... — пробормотал Тиль.
   Он опасался, что им снова играют, что из этого будущего опять ничего не сбудется — ни сокрушенного паникой зала, ни перепачканных людей, ни закрытых носилок с Мишей Ситцевым. Тиль мог бы проверить — ждать оставалось недолго. И тогда он выяснит, врал ему форвертс или нет. Но если форвертс на этот раз не соврал... Через полчаса Михаэля положат в кузов — бережно, как античную статую. Ногами вперед. Пока это быллишь вариант, и его реализация зависела от Тиля.
   Он взял терминал и, на секунду задумавшись, набрал номер.
   — Марта?.. Привет, Марта. А ты почему еще не спишь? Папу оторви от футбола, пожалуйста.
   — Откуда вы знаете, что он футбол смотрит? Па-а!..
   — Да, — произнесли в трубке.
   — Это я, — сказал Тиль. — Ботинки и пистолет начищены? Выходи из дома.
   — Ты?.. Ты как мой номер узнал?
   — Николай, не будь ребенком. У нас мало времени.
   — Что случилось-то?
   — Пока ничего, но скоро может случиться. Надеюсь, на суде мне это зачтут.
   — Погоди... Ты сдаться решил? На каком суде-то?.. Тиль, не выпуская из рук терминала, принялся надевать куртку.
   — На страшном, Коля, на страшном.

Минус 24 минуты

   Элен заставила себя оторваться от часов и нащупала в кармане терминал. Трубка тут же зазвонила.
   — Мы здесь, — сказал Альберт.
   — И много вас?
   — Так, пара человечков.
   Выглянув из машины, она посмотрела на крышу ги-пермаркета. Подсветку уже выключили, но Элен тем не менее увидела.
   Четыре снайпера: двое по углам, двое в центре. Муниципальное здание напротив ресторана наполнилось людьми в мягкой черной одежде. Рамы в доме были глухие, и одно из стекол просто вырезали, подготовив широкое прямоугольное отверстие, за которым скоро появится...
   В кабинете сдвигают столы, точнее — приподнимают и относят к стене, чтобы не шуметь даже здесь, в двухстах метрах от объекта. Освободив пространство, люди затаскивают в комнату какой-то станок. Следом вносят длинные ящики.
   Что на них написано, Элен не знала — внутрь ее не пустили бы, однако назначение железной штуковины было понятно и так. Потому что ее, не исключено, скоро используют. Переносную установку залпового огня. Восемь пусковых линеек, на каждой — реактивный снаряд.
   В старой хронике показывали, как уничтожается оружие, — красиво и убедительно. Режутся бомбардировщики, развинчиваются боеголовки, крейсеры превращаются в отели... В объединившемся мире истреблять стало некого, и оружие пустили на переработку — кроме того, что могло еще пригодиться. Как, например, эта легкая система. И она... Пригодится.
   — Альберт, — Элен поднесла к уху трубку. — Ты в своем уме? Знаешь, сколько там народу?
   — Он ведь даже от пули увернуться может. Теоретически.
   — Ты мне ответь: сколько в этом “Поросячьем визге” посетителей? — медленно проговорила она. — Не в курсе? Тогда я отвечу. Сто шестьдесят семь. А сколько человек выживет после твоего залпа?
   Альберт промолчал.
   — Альбертик, ты тварь. Даже всех форвардов такой ценой спасать — и то дороговато. А за тебя одного... Цена нереальная. Прикажи им убрать эту бандуру.
   — Ты понимаешь, Леночка... Если бы у меня была вторая такая же, я бы и ее сюда привез. А было бы десять — приволок бы все десять. Жизнь бесценна. Когда она твоя. Если бы Хаген угрожал не мне, а тебе, ты бы тоже...
   Элен, не дослушав, нажала “отбой” и бросила терминал на сиденье.
   — Ублюдок.
   Она достала сигареты и вновь посмотрела на часы. Через двадцать минут станет еще одним форвардом меньше. Это будет не Хаген. Сначала погибнет Михаэль Ситцев, поскольку Альберт не собирался спасать даже его. Он вообще не планировал кого-то спасать. Дождется, пока Хаген прикончит Ситцева, а потом накроет весь зал.
   Оставались и другие варианты. Надежда у посетителей еще была, но Элен пугало то, как просто Альберт к этому относится.
   Она положила голову на руль.
   “Ордер на Элен Лаур”, — вспомнился ей голос в трубке. Запись, которую еще не сделали. Но которую непременно сделают, возможно, уже завтра. Если сегодня Хаген не умрет.
   — Нас так мало... — прошептала она. — Почему же нам так тесно?..

Минус 20 минут

   — Стоп.
   Ефимов, не задавая вопросов, прижал “Вольво” к бордюру.
   — Ну-ка не спеши, Николай... — Тиль потер лоб и невесело усмехнулся. — Там... там такое... Надо же...
   — Слушай, э-э... Да как тебя зовут-то? Это, в конце концов, унизительно. Не хочешь говорить имени — придумай кличку. А то ведь и правда Шариком называть буду.
   — Я скажу. Только не сейчас. А сейчас... поезжай домой. Забудь. — Тиль вышел из машины и застегнул куртку.
   Ефимов длинно просигналил.
   — Да что там?! — крикнул он.
   — И этого тоже не надо, — ответил Тиль, наклоняясь к окну. — Там, Коля, мясорубка. Еще раз гуднешь, и тебя отсюда не выпустят. Три квартала всего осталось-то.
   — Меня-а? Кто же меня не выпустит? Старшего следователя прокуратуры? Кто осмелится...
   — Снайпер.
   — “Азъ”? Значит, они и сами справятся.
   Тиль покивал и, проверив часы, облокотился на дверцу.
   — Справятся, да. При помощи “штурма”.
   — Атаковать ресторан?.. Нет, они все делают по-тихому.
   — “Штурм Р-8”, Коля. Тот озадаченно кашлянул.
   — Ты таблетки с утра не принимал случайно?
   — Я случайно гостей принимал. И пиво. А больше ничего.
   — Ты серьезно?..
   — Последние два года у меня все очень серьезно.
   — Не может быть. “Штурм”?.. Невозможно. В городе? Армейская установка? Невозможно, нет. Кто это позволит? Дикость какая-то... Средневековье!
   — А оно у вас и не кончалось. Вы просто не замечаете. Потому что вы в нем живете.
   Следователь потянулся было к трубке, но раздумал. — Чья это операция? Тебе видно?
   — Президентская служба безопасности при поддержке “Аза”.
   — И как они собираются объяснить ракетные залпы в Москве? Это же скандал! Представь себя на месте жителей района...
   — Представляю. Я только не представляю, что от ресторана останется.
   — От какого ресторана? Так они... по ресторану?! Э-э-эх, Шарик!.. Ну и фантазия у тебя!
   — Не фантазия. Форвертс. — Тиль оттолкнулся от машины. — Не надо тебе этого, понял? Возвращайся.
   — Шарик! — позвал Ефимов насмешливо. — Садись, отвезу куда-нибудь. Пивка выпьем, раз уж ты меня из дома вытащил.
   Тиль сунул руки в карманы и ускорил шаг. “Вольво” катил следом.
   — Запоминай, — сказал Тиль, не оборачиваясь. — “Сегодня ночью специальным подразделением “Азъ” уничтожен один из самых опасных преступников. Тиль Хаген был известен своим коварством и нечеловеческой жестокостью. Чего стоили такие его злодеяния, как расстрел прохожих на фестивале в Гамбурге или подрыв пассажирского поезда “Варшава—Киев...” — Он запнулся и прошептал: — Вот же с-суки... Поезд!..
   — Пожалуй, пиво тебе не поможет, — заметил из салона Ефимов. — Водочки?..
   Тиль заговорил еще быстрей:
   —“Преступник, осужденный Европейским Трибуналом, недавно прибыл в Москву. К сожалению, во время захвата не обошлось без жертв. Тиль Хаген взял в заложники посетителей и обслуживающий персонал ресторана. Когда поступила достоверная информация о том, что живых заложников не осталось, был отдан приказ открыть огонь на поражение. Количество пострадавших уточняется, но уже сейчас известно, что вместе с Хагеном погибли два его сообщника. Первый — гражданин Славянского Содружества Михаэль Сит...” Тиль остановился и отрешенно посмотрел под ноги. Ефимов затормозил с небольшим опозданием, и ему пришлось сдать назад.
   — Что это за бред? — спросил он.
   — Завтрашнее заявление пресс-службы “Аза”. — Тиль взглянул на часы. — Нет, уже сегодняшнее.
   — Там действительно Хаген? Так вот откуда заваруха... Да, Хаген того стоит. А нельзя просто позвонить твоему другу и предупредить? Обязательно идти туда самому? Под снайперов, если ты не...
   — Я номер не знаю, — отрывисто произнес Тиль.
   — Мой узнал ведь как-то.
   — Узнал, потому что дозвонился. А до него не дозвонюсь. Сваливай, Коля. У тебя жена, ребенок...
   — Как его зовут? Приятеля твоего.
   — Бесполезно. Он не ответит. — Тиль распахнул дверь и, выдернув из кармана руку, направил на Ефимова пистолет. — У тебя два варианта, как форвард говорю. Либо уехать, либо хапнуть полкило осколков.
   — Ствол-то зачем? Бешеный... Это что, вариант номер три?
   — Чтобы из первых двух быстрее выбирал.
   — Спрячь, а то арестую.
   — Ты уедешь, нет? — Не дождавшись ответа, Тиль сел в машину. — Сам ты, Коля, бешеный...

Минус 10 минут

   Элен выбросила окурок и взяла с сиденья трубку, но, подержав ее в руке, сунула в карман. Альберт не передумает. Он слишком напуган, и он все для себя решил. Не сегодня, раньше. Да к тому же... и так все ясно.
   Та хреновина в муниципальном здании выстрелит. Весьма вероятно. Может и не выстрелить, конечно... Только может в данном случае — это совсем не то. Сто шестьдесят семь человек могут остаться в живых. При условии, что им неимоверно повезет.
   Элен резко поднялась и, не захлопывая дверцы, направилась к ресторану. Она не представляла, что ей там делать, но шла уверенно и быстро: времени осталось совсем немного.
   “Поросячий визг” стоял на свободном участке. Двухэтажное здание будто специально строили для осады: ни выйти из него незамеченным, ни подойти было невозможно — освещенная площадка просматривалась отовсюду. Однако самого важного Элен не видела.
   Впереди все плыло.
   Четыре форварда в одном месте. Ближайшее будущее расходилось неровным веером, скошенным от Элен — в чужую сторону, в сторону Тиля Хагена. Он и вправду был сильным форвардом, она это чувствовала даже на расстоянии. Альберт боялся его не напрасно: Хаген смотрел дальше всех, и... он уже заметил приготовления вокруг ресторана, включая и вероятный залп. И если Хаген не самоубийца, не полный идиот, он давно должен был исчезнуть.
   Элен прислушалась. По-прежнему четыре форварда: она, Альберт, Михаэль Ситцев и Тиль Хаген. Сумасшедший блондин, чуть не подстреливший ее в коридоре у Козаса. Псих или негодяй, а точнее — то и другое вместе. Форвард, истребляющий себе подобных. Уже наметивший в жертвы и Ситцева, и Альберта, и саму Элен. Уничтожить Хагена было необходимо, но...
   Вряд ли стоило убивать ради этого еще полторы сотни человек.
   Приблизившись к сияющим дверям, Элен включила терминал.
   — Альберт... Здесь твои люди есть? Сколько и как я их узнаю?
   — Ты не узнаешь. Иначе их почует и Хаген. Раньше тебя.
   — То есть... на поддержку мне не рассчитывать?
   — Я вообще не понимаю, зачем ты туда поперлась, — равнодушно ответил Альберт. — Была бы ты хоть боксером или стрелком... Атак... Соблазнять, что ли, его будешь?.. Ладно, дело твое. Но время уже кончается, Леночка.
   Он хотел сказать: скоро мы выстрелим. Но не сказал. Во-первых, Элен догадалась бы и сама, а во-вторых... Его это не тревожило. Он уже почти приговорил к смерти сто шестьдесят семь человек, так какое ему дело до еще одного трупа?
   Прозрачные створки разъехались, и Элен оказалась среди ароматов: кофе, сигары, коньяк — все запахи искусственного происхождения. Веяло еще и духами, несомненно, из кондиционера — тон был слишком отчетливым.
   Покосившись на швейцара, Элен вытащила скомканную сотню.
   — Плевала я на ваши правила. На и заткнись.
   — Так я... я же... — пробормотал тот, принимая деньги.
   — Вот и заткнись!
   Использовать форвертс вблизи от Хагена было опасно, но объясняться по-человечески Элен уже не могла.
   Семь минут.
   На первом этаже работали два бара и ресторан — к нему тянулся длинный коридор, облицованный розовым мрамором. На втором, если интуиция не обманывала, был бильярд, а также номера с разбитыми кроватями и тесными душевыми.
   Ситцев сидит в баре.
   Элен рывком обернулась к швейцару — тот, поджав губы, отрешенно смотрел куда-то в угол.
   Это не он сказал. Это сказал кто-то другой...
   И тут же, как подтверждение, в мозгу пронеслось:
   Михаэль в баре. В баре. В баре.
   Ей стало страшно — почти так же, как днем, когда в трубке послышалось жуткое и монотонное: “Ордер на Элен Лаур”. Кто-то ее вел невозможно, вел совсем не туда... Она зажмурилась, но ничего не увидела: фор-вертс окончательно утонул в серой мути. Слишком много вариантов.
   Элен спустилась по трем ступенькам к тяжелой деревянной двери.
   Михаэль сидел у стойки, спиной к выходу. Она узнала его по затылку — Альберт, едва получив имя новой жертвы, загрузил ей в терминал целый фотоальбом. Элен приняла больше сорока снимков Ситцева — в разных ракурсах, при разном освещении, в разных стадиях невменяемости. Судя по тому, что Михаэль два раза пронес руку мимо бокала, он находился уже в предпоследней.
   Элен осмотрелась — ни блондина, ни тех, кто соответствовал образу бойцов “Аза”, в зале не было. Она подошла к Ситцеву и хлопнула его по спине:
   — Ку-ку.
   Михаэль крутанулся на табурете и зацепился взглядом за ее грудь. Элен подумала, что у него в родне отметились испанцы — давно и самым краешком. Черты лица и цвет волос были определенно славянские, однако в Ситцеве осталось что-то неуловимое. Фотографии, даже динамические, этого передать не могли.
   — Привет, — он пьяно, но обаятельно улыбнулся и шевельнул пальцами в адрес бармена.
   — Тебя зовут Михаэль?
   — Можно Мишей. Родители, подбирая мне...
   — Миша, пойдем отсюда, — оборвала его Элен.
   — Я собирался тебя угостить. Девушки такой редкой красоты...
   — Не трепись, форвард, — сказала она ему на ухо. — Через пару минут тебя застрелят.
   Ситцев скривился:
   — Как же вы меня достали!.. Я завтра уеду, так и передай.
   — Осел, я не нанимаю тебя на работу. Я тебе не угрожаю. Мне от тебя вообще ничего не надо. Только выйди отсюда на улицу.
   Михаэль отвернулся.
   — Ты не видишь!! — прошипела Элен, хватая его за плечо.
   — Что я должен видеть?.. А-а! Во как. Значит, сестра, да?.. Не прокатит. Это на раз проверяется. Что и в каком кармане у меня лежит?
   Форвертс на секунду открылся, и Элен узнала, что все карманы у Ситцева забиты одним и тем же. А кроме того, она поняла, что отвечать бесполезно — Михаэль задаст новый вопрос, и еще один, и еще... Он не верит, что среди форвардов есть женщина, и он не желает ни с кем иметь дела. Москва ему не нравится. Зато ему понравилась Элен, и он будет тянуть этот разговор, пока здание не взлетит на воздух.
   — Так что у меня в кармане? — усмехнулся Михаэль. — Пролетела, сестричка?
   — В кармане у тебя презервативы, осел. А у меня вон чего...
   Элен распахнула плащ и, качнувшись к Ситцеву, ткнула его стволом в живот.
   — “Ангус”, — проронил Михаэль.
   — У меня есть “ангус”, а у тебя три секунды, чтобы расплатиться и незаметно отсюда выползти.
   — “Пушка”, — рассеянно повторил он. — У тебя же “пушка”. А я...
   — Не увидел?.. Я тоже ничего не вижу. Тут что-то непонятное творится, Миша.
   — Ага... Тебя как звать-то?
   — Элен, — неожиданно раздалось сбоку. — Ее зовут Элен. Привет, родственники...

Минус 5 минут

   Ефимов опустил трубку и недоуменно посмотрел на Тиля:
   — В прокуратуре ничего не знают.
   — Не ваш уровень.
   — Как это “не наш”?! Да без санкции ни одна собака...
   — Значит, не твой.
   — Это другое дело, — вздохнул Ефимов. — Вызову группу. Будем считать, что я кого-то заметил. Вон там, например... — он показал на гипермаркет. — Есть там кто-нибудь?
   — Четверо. С винтовками.
   — Ни хрена себе... А там? — Он кивнул на соседнюю крышу.
   — Там еще трое, — мрачно ответил Тиль. — А вон там, видишь?.. На шестом этаже.
   — Что-то черное.
   — Дыра в стекле. А за ней “штурм”.
   — Вот же е-мое... Хаген — он что, на танке ездит?
   — На такси обычно, — буркнул Тиль.
   — А зачем тогда?..
   — Не знаю!
   Тиль попробовал сосредоточиться. Снова без толку: где-то рядом были еще три форварда — это все, что он понял.
   — Так вот, значит, как твой друг погибнет, — произнес Ефимов. — Будут брать Хагена, а достанется ему...
   — Нет. Друга убьют из пистолета. Хотят убить, — уточнил Тиль.
   — Точно из пистолета?
   — Из “ангуса”. Или... из винтовки “СК-40”, —добавил он, помедлив.
   — Снайперская.
   — Снайперская, — подтвердил Тиль.
   — Ни в жизнь бы не поверил! Тебе в полиции служить надо, а не по гостиницам поганым прятаться.
   “Вольво” с заглушенным мотором проехал еще квартал и уперся колесами в бордюрный камень. Впереди, за мигающим светофором, начиналась площадь, пустая и тихая. Двухэтажное здание ресторана светилось, как прогулочная яхта в ночном море.
   — Группу не вызывай, все равно не успеют, — сказал Тиль. — Врачей бы сюда... Но столько бригад никто не пришлет. Пока не будет факта.
   — А он будет? Факт обстрела. Ты уверен в этом? Тиль молча открыл дверцу.
   — Насчет полиции обдумай, я серьезно, — сказал Ефимов. — Работа почетная. Льготы, страховка...
   Тиль собрался встать, но замер и внимательно посмотрел на следователя.
   — Серьезно, серьезно...
   — Ты чего это, Коля? Не ко времени разговор затеял.
   — А то непонятно даже, на что ты живешь.
   — Я форвард. Деньги у меня под ногами лежат.
   — Слышал я, что Хаген тоже форвард. Официально это не подтверждено. Впрочем, если официально — вас вообще нет. Но... это правда?
   — Да. Хаген — форвард.
   — И ты с ним знаком?..
   — Ты серьезно спрашиваешь или шутишь?
   — Серьезно, серьезно...
   Тиль повертел в руках пистолет и, приобняв Ефимова за плечи, упер ствол ему в щеку.
   — Ты чего?.. Шарик... — проронил следователь.
   — Не Шарик, — усмехнулся Тиль. — Хотел спросить меня про Хагена? Потом объявить об ордере Евротрибунала и зачитать мои права?
   — Я?!
   — Хоте-ел. Но не успел. Я всегда буду первым, Коля. Почему ты никак в это не поверишь?
   — Да я...
   — У тебя был другой вариант. Ты отказался. — Тиль тронул большим пальцем предохранитель и, пока в мозгу у следователя зрела реакция на возможный выстрел, ударил его рукояткой по темени.
   Обыскав Ефимова, Тиль пристегнул его наручниками к рулю.
   — Надо было домой ехать, Коля, — проговорил он, не рассчитывая на ответ.
   Ответить Ефимов сможет минут через пять, не раньше. Дежурный по городу получит шквал панических звонков и, вспомнив, что старший следователь справлялся о какой-то спецоперации, вызовет его на связь. Ефимов откроет глаза и увидит на площади...
   Последствия одного из вариантов. Какого именно — Тиль не знал и сам.

Минус 4 минуты 45 секунд

   Блондин втиснулся между Элен и Ситцевым и, отодвинув стакан, положил руку на стойку — так, чтобы гранату было видно обоим.
   — Стрелять не будем? — осведомился он, отбирая у Элен пистолет.
   — Не стреляй, — запоздало предупредил Ситцев. Судя по глазам, Михаэль почувствовал, что граната настоящая, хотя секундой раньше он умудрился проглядеть самого блондина. Элен пребывала в такой же растерянности. Похоже, способности Хагена простирались гораздо дальше, чем ее форвертс. Варианты не просматривались, но у Элен, в конце концов, оставалось нормальное человеческое зрение... и она ни на что не отвлекалась. Однако блондин возник ниоткуда, словно сгустился из пустоты.
   — Трубку оставь, — сказал он куда-то в сторону и, не утруждая себя повторами, выстрелил.
   Бармен врезался спиной в зеркальную горку. “Ангус” работал тихо, музыка играла гораздо громче, но сквозь плотный ритм прорвался звон стекла. В зале повисла тишина, такая прозрачная, что стали слышны удары кием на втором этаже. Из дальнего угла долетел легкий шорох, и блондин выстрелил снова. С крайнего табурета упала женщина. Посетители оцепенели.
   — Персоналки сюда! — скомандовал блондин. Люди начали выкладывать на столики трубки.
   — Сюда! — крикнул он, обводя зал “ангусом”.
   Терминалы полетели к стойке. При первой же возможности народ бросится их собирать и звонить в полицию — это понимала Элен, это понимал и блондин, но его заботило что-то другое.