Страница:
до прихода цаганского отряда. Остынь и делай то, что я тебе говорю. Возьми
пригоршню снега и по моему сигналу развей его здесь, так чтобы снег попал на
каждый ящик.
Девочка выскользнула на улицу. Билли и Роджер караулили у входа, с
площадки по-прежнему доносились детские голоса, взрывы хохота и отчаянный
визг. Ничего не изменилось, ведь прошло не более минуты.
Подхватив обеими руками легкий пушистый снег, Люра метнулась назад. Она
осторожно дунула в сторону одного стеклянного ящика, Кайса издал гортанный
клекот, и в тот же миг задвижка щелкнула. Готово! Теперь еще один, и еще
один, и...
Затем нужно было поднять передние стенки ящиков и выпустить узников на
волю.
Первой из стеклянной клетки выбралась маленькая жалкая ласточка, но
лететь она не могла. Гусь ласково наклонился над распластанным тельцем
птички и осторожно приподнял ей клювом головку, помогая встать. Ласточка
обернулась мышкой, она сжалась на полу в испуганный комочек. Пантелеймон
юркнул к ней, чтобы ободрить и утешить.
Люра работала не покладая рук, открывала одну стеклянную клетку за
другой. Не прошло и нескольких минут, как все альмы были на свободе. Что-то
лепеча, они сгрудились вокруг девочки, некоторые тянули шеи, чтобы
потереться об ее ноги, но табу чужого человека удерживало их. Как отчетливо
Люра понимала, что чувствуют эти несчастные! Они стосковались по теплу
настоящего, осязаемого человеческого тела. Они так хотели услышать знакомый
стук сердца, прижаться к груди и затихнуть, совсем как ее Пан.
-- Надо спешить, -- сказал Кайса. -- Тебе нужно успеть вернуться, пока
тебя не хватились. Мужайся, дитя мое. Цагане уже близко, держись. А я помогу
этим страдальцам вновь обрести своих детишек. Только... -- Голос гуся
дрогнул. -- Только им уже никогда не стать единым целым. Они разделены
навеки. Это самое чудовищное изуверство, которое мне доводилось видеть.
Ступай, Люра, о своих следах не беспокойся, я их замету. Ступай, не мешкай.
-- Хорошо. Я только хотела спросить... А ведуньи, они правда летают? Я
ведь их тогда ночью своими глазами видела, не приснилось же мне!
-- Конечно, дитя мое, но почему ты спрашиваешь?
-- Просто... А ведуньи могут удержать воздушный шар?
-- Ну конечно могут, только...
-- А почему Серафина Пеккала не прилетает?
-- Это очень сложный вопрос. Сейчас не время вдаваться в подробности.
Просто поверь мне. Тут задействованы могущественные силы, и Серафина Пеккала
в первую очередь блюдет интересы своего клана. На самом деле все, что
происходит сейчас здесь -- лишь отражение того, что творится в большом мире.
Это звенья одной цепи. Люра, дитя мое, не мешкай, тебя ждут. Беги, детка,
беги!
Она выскочила на улицу. Навстречу ей, утопая по грудь в снегу, мчался
Роджер. Расширенными от ужаса глазами он следил за бесплотными фигурками
осиротевших альмов, которые один за другим покидали страшное узилище.
-- Это же... это же альмы, как тогда, в склепе, помнишь? В колледже, а,
Люра? Это же... альмы!
-- Да, да, только тихо. Билли ни слова. Никому ни слова. Быстро бежим
назад.
За их спиной раздалось хлопанье могучих крыльев. Кайса заметал следы
детей, а несчастные альмы-узники то жались к нему, то отшатывались прочь, и
в воздухе едва слышно разносились их жалобные всхлипы. Вот наконец снежное
поле вновь стало ровным; тогда гусь собрал вокруг себя своих призрачных
подопечных. Выгнув длинную шею, он что-то сказал, и один за другим,
медленно, с великим трудом альмы стали менять обличье. Было видно, чего им
это стоило, но вот наконец рядом с Кайсой выстроилась стайка птичек, которые
послушно потянулись за альмом-гусем. Неуклюжие, как только что оперившиеся
птенцы, они беспомощно махали крыльями, падали в снег, барахтались, бежали,
спотыкаясь на непослушных ногах, пока, наконец, не оторвались от земли.
Неровный клин поднялся в воздух, такой бледный, почти прозрачный на фоне
чернильного неба. Медленно и неуверенно он начал набирать высоту. Кто-то
вдруг ослаб, кто-то испугался, кто-то терял силы и волю, кто-то складывал
крылышки, но могучий серый гусь был рядом, поддерживая, опекая, нежно, но
твердо направляя их вперед, пока ночная тьма не поглотила стаю.
Роджер рванул Люру за рукав:
-- Бежим! Их, наверное, уже загнали!
Проваливаясь по колено, они помчались к Билли, который ждал их на углу
главного корпуса. Дети, видать, наигрались и замерзли, а может, взрослым
наконец удалось каким-то образом обуздать их, так что теперь они с грехом
пополам построились перед центральным входом и, нещадно толкаясь, ждали
своей очереди, чтобы войти внутрь. Люра и ее спутники незаметно вынырнули
из-за угла и смешались с толпой. Воспользовавшись общей сутолокой, Люра
шепнула:
-- Скажите остальным, пусть будут наготове. Нужно, чтобы каждый знал,
где его теплая одежда. По моему сигналу надо быстро одеться и бежать, но
только по сигналу, а пока -- молчок, понятно?
Билли кивнул, а Роджер спросил с любопытством:
-- А сигнал-то какой?
-- Пожарная тревога. Придет время -- услышишь.
Им пришлось долго ждать, пока их всех пересчитают, пока каждого найдут
в длиннющем списке и поставят против его фамилии крестик. Список был
составлен не по алфавиту, а в порядке поступления детей на станцию, кроме
того, никому никогда не приходило в голову разбить детишек на четкие группы.
Конечно, поработай кто-нибудь из сотрудников хоть недельку в самой обычной
школе, дело пошло бы куда быстрее. Но сейчас было очевидно, что взрослые с
трудом справляются с толпой детей, и, хотя уже никто не бегал и не шалил, в
воздухе чувствовались всеобщая растерянность и смятение.
Люра подмечала каждую мелочь, каждый промах. Да у этих взрослых очень
много слабых мест: они ворчат по поводу пожарной тревоги; они не торопятся к
выходу; они не знают, где именно должна храниться верхняя одежда; они не в
состоянии построить детей в две шеренги... И каждое из этих слабых мест
можно обернуть себе на пользу.
Процедура проверки уже почти закончилась, как вдруг случилось еще одно
непредвиденное обстоятельство. Случилось то, чего Люра боялась больше всего
на свете.
Откуда-то сверху донесся все нарастающий гул. Все подняли головы и
начали вглядываться в черноту неба. В ледяном воздухе отчетливо раздавался
рокот газовых двигателей дирижабля.
К счастью, он приближался к станции со стороны, противоположной той,
куда Кайса, дикий гусь, увел за собой стайку альмов. Гул моторов становился
все ближе и ближе и вот, наконец, дирижабль повис в небе над станцией. По
взбудораженной толпе пронесся ропот. Гладкие серебристые бока выпукло
поблескивали в лучах яндарических фонарей, и к ним примешивался свет
бортовых огней самого дирижабля, горевших на носу и по бокам.
Вот пилот сбросил скорость и начал понемногу сбавлять высоту. Теперь
наконец Люра сообразила, для чего предназначалась гигантская мачта перед
входом. Ну конечно же! Это была причальная мачта! Взрослые, не теряя
времени, загоняли детей в корпус. Все взгляды были прикованы к дирижаблю.
Какие-то люди уже карабкались по лестницам на мачту, готовясь принять
причальные концы. Двигатели ревели, взметая с земли снежный вихрь. В
иллюминаторах показались лица пассажиров.
Люра украдкой подняла глаза. Сомнений быть не могло. Пантелеймон в
ярости выгнул спину и вцепился ей когтями в шубу, потому что вниз на землю с
любопытством смотрела прелестная темноволосая дама с золотистым тамарином в
руках. Миссис Кольтер. Это была она.
Люра мгновенно надвинула поглубже свой пушистый меховой капюшон и
торопливо пошла внутрь корпуса вместе с остальными детьми, стараясь не
задерживаться в дверях. Сейчас некогда было раздумывать о том, что они
скажут друг другу при встрече. Куда важнее было так припрятать шубу и прочие
теплые вещи, чтобы в случае надобности она могла тут же их найти и надеть.
К счастью, в корпусе царила такая неразбериха, что на Люру никто не
обратил особого внимания. Взрослые подгоняли детей и хотели только одного:
чтобы они поскорее разошлись по палатам и не путались под ногами у
пассажиров дирижабля. Люра мигом стащила с себя шубу, штаны и сапоги,
скатала одежду в плотный узел и, прижимая его к груди, начала пробираться по
запруженному детьми коридору в свою палату.
Там еще никого не было. Девочка подтащила тумбочку к стене, встала на
нее ногами и, дотянувшись до потолка, со всей силы надавила на панель. Она
действительно поддалась, и в открывшийся зазор Люра мигом закинула свои
сапоги и теплые штаны. Оставалась шуба. Повинуясь какому-то безотчетному
зову, она вытащила из сумочки на поясе веритометр, сунула его в карман шубы
и только потом закинула ее наверх.
Ну все, дело сделано.
Люра спрыгнула на пол, подвинула тумбочку на место и шепнула Пану:
-- В случае чего попробуем дурочку свалять. Если они нас увидят,
скажем, что, дескать, похитили... О цаганах ни слова, о Йореке Бьернисоне
тоже.
Люра с удивительной остротой сознавала, что весь страх, который могло
вместить в себя ее естество, направлен только на миссис Кольтер, подобно
тому, как стрелка компаса всегда направлена строго на север. Странно, что
она никогда не задумывалась об этом раньше. Она ведь успела повидать немало
по-настоящему страшных вещей, но все это, даже чудовищные по своему
изуверству последствия операций, которые мертвяки проделывали над детьми, не
так ее пугало. Она чувствовала, что сильная, что справится. Но стоило ей
хотя бы мысленно представить себе миссис Кольтер, ее нежный голос, ее
бойкого альма -- золотистого тамарина, как у Люры начинало предательски
сосать под ложечкой, по лицу разливалась мертвенная бледность, а к горлу
подкатывала дурнота.
Но ведь цагане уже совсем близко. Думай о них. Думай о Йореке
Бьернисоне. И не выдавай себя. Все эти мысли вихрем проносились в Люриной
голове, когда она бежала в столовую, где уже стоял страшный гвалт.
Дети выстроились в очередь к раздаточному окошку. Каждому полагался
стакан горячего какао и кусок кекса. Многие все еще не сняли теплые куртки и
так и стояли в них.
Все разговоры кружились вокруг дирижабля и его пассажиров.
-- Это она, с альмом-тамарином.
-- А тебя что, тоже она приманила?
-- Она обещала, что маме моей напишет, а сама наверняка не написала.
-- И никогда не говорила, что здесь детей убивают. Правда же, она нам
ни слова про это не сказала!
-- Но самое страшное -- ее альм, обезьяныш. Он мою Кароссу когда
схватил, то я подумал -- все. Он ее чуть не убил. И меня всего прямо
зашатало...
Все дети в столовой были напуганы не меньше Люры. Она нашла глазами
Анни и двух других девчонок и подсела к их столику.
-- Мне надо вам кое-что сказать. Только это страшная тайна.
-- О-о-о! -- Три пары глаз заблестели от любопытства.
-- Отсюда можно сбежать, -- заговорила Люра, еле шевеля губами. -- Нас
обязательно спасут, помощь уже совсем близко. Может быть, это случится
завтра, а может, даже раньше. Но мы должны быть наготове, и как только
прозвучит сигнал, всем надо хватать теплую одежду и бежать. Запомните: не
ждать, не прятаться. А сразу же бежать. Но без теплой одежды вы замерзнете
насмерть, так что надо взять куртку, шапку, сапоги, поняли? Как только вы
услышите сигнал.
-- А какой сигнал-то? -- нетерпеливо спросила Анни.
-- Сигнал пожарной тревоги, такой же, как сегодня. Мы все устроим.
Знать будут только ребята. Взрослым ни слова. А самое главное, ЕЙ ни слова.
Детские личики засветились надеждой. Новость в ту же секунду облетела
всю столовую. Люра сразу почувствовала, насколько приезд миссис Кольтер
изменил общее настроение. Там, на улице, дети шалили, играли, были полны
сил. Стоило им увидеть миссис Кольтер, как самый шум их голосов стал другим:
в нем звенел отчаянный, панический страх, загнанный глубоко внутрь. Зато
теперь, когда они говорили друг с другом, в этих разговорах чувствовалась
общая цель и даже какая-то сила. Как же много может сделать пусть самая
слабая искра надежды!
Размышляя обо всем этом, Люра посматривала в сторону коридора,
инстинктивно пригибая голову при малейшем звуке голосов взрослых, а они
становились все ближе, вот и сама миссис Кольтер прошествовала мимо двери в
столовую, мимоходом одарив детей ласковой улыбкой: милые крошки, как им тут
тепло, как сытно и вкусно их кормят, какое дивное какао, какие чудные кексы!
По столовой, казалось, пробежала дрожь. Дети замерли и завороженно смотрели
на гостью. Она улыбнулась им еще раз и, не сказав ни слова, проследовала
дальше. Мало-помалу разговоры зазвучали вновь.
-- Куда это они? -- спросила Люра.
-- Не знаю, -- отозвалась Анни. -- Может, в конференц-зал. Нас туда
водили, да, Кириллион? -- наклонилась она к своему альму-лисенку. -- Там
какой-то дяденька лекцию читал, а другие, человек, наверное, двадцать, его
слушали. Сперва он мне велел встать и делать все как он скажет. Сначала он
проверять начал, может ли Кириллион от меня отдельно быть. Потом велел ему
отойти как можно дальше, а после вообще меня загипнотизировал, правда. Он
еще какие-то штуки делал, только я больше ничего не помню. А сам зал знаешь
какой здоровый? Там столько стульев, столы всякие и что-то вроде сцены.
Слушай-ка, Лиззи, а ты как думаешь, они расскажут ей, как мы во время
пожарной тревоги бесились? Наверняка нет. Они ее сами до смерти боятся, еще
больше, чем мы.
Весь остаток дня Люра держалась поближе к девчонкам. Она старалась
говорить поменьше, слушать побольше, по сторонам не зевать и выглядеть как
можно незаметнее. Их отвели в спортзал, потом на урок рукоделия, а там и
ужин подоспел.
Перед сном детям позволили поиграть в общей комнате, довольно
просторной, хоть и обшарпанной. Там стоял стол для пинг-понга да валялись
какие-то настольные игры и растрепанные книжки без начала и конца. В
какой-то момент дети почувствовали, что на станции происходит подспудный
аврал: взрослые или сновали туда-сюда, или же с озабоченными лицами о чем-то
вполголоса нервно шушукались. Люра догадалась, что они обнаружили пропажу
альмов и теперь ищут виноватого.
К счастью, миссис Кольтер она за весь вечер так и не увидела. Подошло
время ложиться спать. Теперь Люре необходимо было заручиться поддержкой
девочек.
-- А как тут по вечерам, обход бывает? -- спросила она. -- Они что,
ходят и смотрят, спим мы или нет?
-- Ну, ходят, конечно, -- неуверенно сказала Белла, -- фонариком
посветят по палате и уйдут. Никто особенно не смотрит. Так, зайдут разок...
-- Отлично. Мне надо сходить кое-что разведать. Тут в потолке лаз есть,
мне мальчишка один сказал...
Люра начала объяснять, но Анни, не дослушав, тут же выпалила:
-- Я с тобой.
-- Погоди. Лучше я одна, иначе они нас мигом хватятся. А так вы можете
сказать, что спали и ничего не видели и не слышали.
-- Но если бы мы вдвоем...
-- Они нас сцапают.
Оба альма -- дикий кот Пантелеймон и лисенок Кириллион так и ели друг
друга глазами. Обоих била дрожь. Вот Пан выгнул спину, оскалил зубы и еле
слышно зашипел. Кириллион отступил назад, отвернулся и начал с безразличным
видом тщательно вылизывать шерстку.
-- Ну ладно, -- вздохнула Анни, сдаваясь.
Как правило, подобные стычки между двумя детьми всегда разрешались
именно таким образом: один альм просто признавал превосходство другого, а
детям даже в голову не приходило оспаривать исход, они принимали его без
тени недовольства, как данность, поэтому Люра не стала ничего объяснять
Анни, ведь и так все было ясно.
Девчонки общими усилиями натаскали на Люрину кровать всяких одежек и
накрыли их сверху одеялом, чтобы казалось, что здесь спит человек. Они
торжественно поклялись, что никому ничего не скажут. Люра опасливо
прислушалась, не идет ли кто по коридору, и, убедившись, что все тихо,
подтащила тумбочку в угол палаты, вскарабкалась на нее, отжала потолочную
панель и, подтянувшись на руках, протиснулась в открывшуюся щель.
-- Никому ни слова, -- шепнула она на прощанье, глядя сверху на три
испуганных запрокинутых лица.
Люра осторожно задвинула панель на место и осмотрелась по сторонам.
Она стояла на четвереньках в узком металлическом тоннеле, свод которого
поддерживали перекрещивающиеся балки и распорки. Потолочные панели были
сделаны из какого-то полупрозрачного материала, поэтому они слегка
пропускали свет, так что худо-бедно можно было разглядеть тесный извилистый
коридор высотой не более полуметра, который уходил далеко вперед. Из-за
бесконечных хитросплетений труб и трубочек в нем было легко заблудиться, но
Люра сообразила, что если держаться ближе к металлической стенке и ни в коем
случае не наступать на панели, чтобы не продавить их, то всю станцию можно
пройти из конца в конец. Главное -- двигаться как можно тише и осторожнее.
-- Совсем как тогда, в колледже, -- шепнула девочка Пану, -- помнишь,
когда мы хотели пробраться в Рекреацию?
-- Если бы ты все это тогда не заварила... -- буркнул Пан, но Люра не
дала ему договорить.
-- Я заварила, мне и расхлебывать.
Она покрутила головой, пытаясь хотя бы приблизительно определить, где
находится конференц-зал. Кажется, вон там. Ну что, тронулись?
Дело это оказалось нелегким. Тоннель низенький, не выпрямишься, так что
ползти приходилось на четвереньках. Кроме того, мешали постоянные
препятствия: то массивный квадратный в сечении воздуховод, а под него иначе
как на животе не протиснешься, то трубы отопления, через которые, наоборот,
надо перелезать поверху. Металлический тоннель опирался на потолочные
перекрытия и внутренние стены, и на этих его участках Люра чувствовала под
собой твердую, надежную опору; жаль только, что стены были очень узкими.
Кроме того, их острые шершавые углы до крови ободрали ей руки и коленки.
Очень скоро на ней живого места не осталось: вся в порезах, грязная,
пыльная.
К счастью, она пусть хоть очень смутно, но представляла себе, где
находится. Узел с теплыми вещами должен был помочь ей найти дорогу назад,
Люра предусмотрительно пристроила его точно над лазом в свою спальню.
Девочка медленно ползла по тоннелю. Если сквозь потолочные панели свет
не пробивался, значит, комната под ней была пуста. Время от времени она
слышала какие-то голоса и замирала, но, как выяснилось, это разговаривали
всего лишь повара на кухне да медсестры, у которых, наверное, была
специальная комната, вроде преподавательской в колледже Вод Иорданских. Не
услышав ничего интересного, Люра продолжала ползти дальше.
Вот наконец она добралась до места, где, по ее расчетам, находился этот
злосчастный конференц-зал. Лабиринт труб здесь обрывался: воздуховод и
отопительная система располагались в дальнем углу, а широкие прямоугольные
панели потолка заливал ровный электрический свет. Приникнув ухом к одной из
них, Люра услышала приглушенные мужские голоса. Сомнений быть не могло. Она
нашла то, что искала!
Настороженно прислушиваясь, девочка попыталась подползти как можно
ближе к говорящим. Важно было не делать резких движений, так, чтобы
расстояние сокращалось на волос, не больше. Наконец ей это удалось.
Распластавшись вдоль металлической стенки тоннеля, она замерла, вытянув шею
куда-то вбок, чтобы лучше слышать, что делается внизу.
Из конференц-зала доносилось позвякивание ножей и вилок и перезвон
бокалов. Судя по всему, беседа проходила во время ужина. Люра ясно различала
четыре голоса: три мужских и один женский, без сомнения принадлежавший
миссис Кольтер. Речь шла о пропавших альмах.
-- В чьем ведении находится лаборатория? -- прозвучало нежное певучее
сопрано. -- Кто там у вас работает?
-- МакКей, стажер-исследователь, -- доложил один из мужчин. -- Кроме
того, там установлена автоматическая охранная система, задачей которой
является не допускать подобного рода инцидентов.
-- Значит, эта система неисправна, -- произнесла миссис Кольтер.
-- Это не совсем так. МакКей вышел из лаборатории ровно в одиннадцать
ноль-ноль. Он клянется, что ящики с альмами были закрыты. Кроме того, он,
разумеется, воспользовался внутренним выходом, то есть наружную дверь тоже
никто не открывал. Ею вообще никогда не пользуются. Для того чтобы открыть
или закрыть замок, нужно ввести в регулятор специальный цифровой код. МакКей
это сделал, потому что код сохранился в памяти регулятора, а иначе тут же
включилась бы сирена.
-- Где же была ваша сирена, когда открыли наружную дверь?
-- Она включилась, но, к сожалению, в корпусе в это время никого не
было из-за пожарной тревоги.
-- Ах, из-за пожарной тревоги... Но что же вам помешало, когда тревога
закончилась...
-- Прошу прощения, но дело в том, что сирена и противопожарная
сигнализация соединены последовательно и представляют собой единую
яндарическую цепь, а это значит, что, когда отключили сигнализацию, сирена
тоже оказалась отключена. К сожалению, это конструкторский просчет, который,
безусловно, необходимо устранить. Неполадки в лаборатории непременно бы
выявили во время обязательного обхода, который всегда проводится в случае
нарушения распорядка работы станции, но, миссис Кольтер, вы же помните, что
тут как раз произошел ваш... столь неожиданный... прилет. Вы пожелали
незамедлительно встретиться с сотрудниками лаборатории у себя в кабинете,
так что прошло какое-то время, прежде чем они вернулись на свои рабочие
места. Надеюсь, вы понимаете...
-- Я все понимаю, -- ледяным голосом произнесла миссис Кольтер. -- Но
означать это может только одно: альмов выпустили во время учебной пожарной
тревоги, что существенно расширяет круг подозреваемых. В него автоматически
попадает каждый -- вы отдаете себе в этом отчет? -- каждый сотрудник
станции!
-- Но, может быть, это сделал кто-то из детей? -- осторожно вступил в
разговор чей-то голос. Ответа не последовало, и ему пришлось развить свою
мысль: -- У каждого сотрудника станции есть четкий круг обязанностей,
требующих полной концентрации сил и времени. В течение всего периода
пожарной тревоги станция действовала бесперебойно, а это означает, что ни
один из сотрудников просто физически не имел возможности открыть наружную
дверь лаборатории, потому что никто никуда не отлучался. Таким образом, либо
на станцию проник посторонний, либо кому-то из детей удалось ускользнуть,
открыть дверь и ящики с альмами, а потом вернуться на площадку перед главным
корпусом.
-- И вы уже, разумеется, делаете все возможное, чтобы выяснить, кто
это, -- вновь прозвучал насмешливый голос миссис Кольтер. -- Не надо, доктор
Купер, не оправдывайтесь. Поверьте, я отнюдь не собираюсь кого-то обижать, я
лишь хочу напомнить: осторожность и еще раз осторожность. По чьему-то
чудовищному недосмотру обе сигнализации оказались последовательно
соединенными звеньями яндарической цепи. Это необходимо как можно скорее
исправить. Кроме того, если уж речь зашла об охране станции... А кстати,
дежурный офицер тартарской дивизии, тот, что был в карауле, он не может быть
нам полезен в нашем расследовании? Возможно, он что-нибудь знает... Где
вообще находилась охрана во время пожарной тревоги? Вы уже это выяснили?
-- Да, разумеется. -- Голос мужчины звучал как-то безнадежно. -- Во
время тревоги все были на местах и тщательно патрулировали территорию. Мы
постараемся сделать все возможное...
-- В том, что вы постараетесь, я не сомневаюсь. Ну, довольно об этом.
Расскажите мне о новом сепараторе.
Люра ощутила, как по ее спине пробежал ледяной холодок. "Сепаратор", то
есть разделитель! Это слово может означать только одну вещь...
-- Конечно, -- с готовностью отозвался доктор, чувствуя явное
облегчение от того, что разговор переходит в новое русло. -- Это наша
гордость. Можно сказать, настоящий прорыв. Дело в том, что в предыдущей
модели нам не удавалось исключить возможность смерти пациента от шока. Мы,
конечно, всеми силами совершенствовали технологию, пытаясь этого не
допустить...
-- Скраелинги делают такие вещи руками, -- вступил в разговор третий
человек, который все это время молчал.
-- Не будем сбрасывать со счетов многовековой опыт, -- вставил первый
голос.
-- В любом случае, -- продолжил тот, кого миссис Кольтер назвала
"доктором Купером", -- до сего времени речь шла только о механическом
разрыве и альтернатив этому методу не существовало, как ни прискорбно это
было для техников-операторов. Надеюсь, вы помните, что по причине срывов на
нервной почве нам даже пришлось расстаться с несколькими сотрудниками,
причем количество их было довольно велико. Первым по-настоящему эффективным
шагом вперед стало применение метода Майштадта, сочетавшего яндарический
скальпель-нож и общую анестезию, что сразу принесло ощутимые результаты и
позволило нам сократить количество летальных исходов от болевого шока при
оперативном вмешательстве до пяти процентов от общего...
-- Я бы хотела узнать о новом сепараторе, -- напомнила докладчику
миссис Кольтер.
Люру била дрожь. Кровь гулко стучала у нее в висках, в глазах было
темно, и только голос Пантелеймона, белым горностаем забившегося девочке под
локоть, звенел у нее в ушах: "Люрушка, не верь, так не будет! Так ни за что
не будет!!!"
-- Так вот, -- продолжал разглагольствовать мужской голос, -- курьез
ситуации в том, что ключ, так сказать, к разработке новой методики мы
получили непосредственно от лорда Азриела, который установил, что сплав
марганца и титана обладает способностью разделять альм и тело. Прошу
пригоршню снега и по моему сигналу развей его здесь, так чтобы снег попал на
каждый ящик.
Девочка выскользнула на улицу. Билли и Роджер караулили у входа, с
площадки по-прежнему доносились детские голоса, взрывы хохота и отчаянный
визг. Ничего не изменилось, ведь прошло не более минуты.
Подхватив обеими руками легкий пушистый снег, Люра метнулась назад. Она
осторожно дунула в сторону одного стеклянного ящика, Кайса издал гортанный
клекот, и в тот же миг задвижка щелкнула. Готово! Теперь еще один, и еще
один, и...
Затем нужно было поднять передние стенки ящиков и выпустить узников на
волю.
Первой из стеклянной клетки выбралась маленькая жалкая ласточка, но
лететь она не могла. Гусь ласково наклонился над распластанным тельцем
птички и осторожно приподнял ей клювом головку, помогая встать. Ласточка
обернулась мышкой, она сжалась на полу в испуганный комочек. Пантелеймон
юркнул к ней, чтобы ободрить и утешить.
Люра работала не покладая рук, открывала одну стеклянную клетку за
другой. Не прошло и нескольких минут, как все альмы были на свободе. Что-то
лепеча, они сгрудились вокруг девочки, некоторые тянули шеи, чтобы
потереться об ее ноги, но табу чужого человека удерживало их. Как отчетливо
Люра понимала, что чувствуют эти несчастные! Они стосковались по теплу
настоящего, осязаемого человеческого тела. Они так хотели услышать знакомый
стук сердца, прижаться к груди и затихнуть, совсем как ее Пан.
-- Надо спешить, -- сказал Кайса. -- Тебе нужно успеть вернуться, пока
тебя не хватились. Мужайся, дитя мое. Цагане уже близко, держись. А я помогу
этим страдальцам вновь обрести своих детишек. Только... -- Голос гуся
дрогнул. -- Только им уже никогда не стать единым целым. Они разделены
навеки. Это самое чудовищное изуверство, которое мне доводилось видеть.
Ступай, Люра, о своих следах не беспокойся, я их замету. Ступай, не мешкай.
-- Хорошо. Я только хотела спросить... А ведуньи, они правда летают? Я
ведь их тогда ночью своими глазами видела, не приснилось же мне!
-- Конечно, дитя мое, но почему ты спрашиваешь?
-- Просто... А ведуньи могут удержать воздушный шар?
-- Ну конечно могут, только...
-- А почему Серафина Пеккала не прилетает?
-- Это очень сложный вопрос. Сейчас не время вдаваться в подробности.
Просто поверь мне. Тут задействованы могущественные силы, и Серафина Пеккала
в первую очередь блюдет интересы своего клана. На самом деле все, что
происходит сейчас здесь -- лишь отражение того, что творится в большом мире.
Это звенья одной цепи. Люра, дитя мое, не мешкай, тебя ждут. Беги, детка,
беги!
Она выскочила на улицу. Навстречу ей, утопая по грудь в снегу, мчался
Роджер. Расширенными от ужаса глазами он следил за бесплотными фигурками
осиротевших альмов, которые один за другим покидали страшное узилище.
-- Это же... это же альмы, как тогда, в склепе, помнишь? В колледже, а,
Люра? Это же... альмы!
-- Да, да, только тихо. Билли ни слова. Никому ни слова. Быстро бежим
назад.
За их спиной раздалось хлопанье могучих крыльев. Кайса заметал следы
детей, а несчастные альмы-узники то жались к нему, то отшатывались прочь, и
в воздухе едва слышно разносились их жалобные всхлипы. Вот наконец снежное
поле вновь стало ровным; тогда гусь собрал вокруг себя своих призрачных
подопечных. Выгнув длинную шею, он что-то сказал, и один за другим,
медленно, с великим трудом альмы стали менять обличье. Было видно, чего им
это стоило, но вот наконец рядом с Кайсой выстроилась стайка птичек, которые
послушно потянулись за альмом-гусем. Неуклюжие, как только что оперившиеся
птенцы, они беспомощно махали крыльями, падали в снег, барахтались, бежали,
спотыкаясь на непослушных ногах, пока, наконец, не оторвались от земли.
Неровный клин поднялся в воздух, такой бледный, почти прозрачный на фоне
чернильного неба. Медленно и неуверенно он начал набирать высоту. Кто-то
вдруг ослаб, кто-то испугался, кто-то терял силы и волю, кто-то складывал
крылышки, но могучий серый гусь был рядом, поддерживая, опекая, нежно, но
твердо направляя их вперед, пока ночная тьма не поглотила стаю.
Роджер рванул Люру за рукав:
-- Бежим! Их, наверное, уже загнали!
Проваливаясь по колено, они помчались к Билли, который ждал их на углу
главного корпуса. Дети, видать, наигрались и замерзли, а может, взрослым
наконец удалось каким-то образом обуздать их, так что теперь они с грехом
пополам построились перед центральным входом и, нещадно толкаясь, ждали
своей очереди, чтобы войти внутрь. Люра и ее спутники незаметно вынырнули
из-за угла и смешались с толпой. Воспользовавшись общей сутолокой, Люра
шепнула:
-- Скажите остальным, пусть будут наготове. Нужно, чтобы каждый знал,
где его теплая одежда. По моему сигналу надо быстро одеться и бежать, но
только по сигналу, а пока -- молчок, понятно?
Билли кивнул, а Роджер спросил с любопытством:
-- А сигнал-то какой?
-- Пожарная тревога. Придет время -- услышишь.
Им пришлось долго ждать, пока их всех пересчитают, пока каждого найдут
в длиннющем списке и поставят против его фамилии крестик. Список был
составлен не по алфавиту, а в порядке поступления детей на станцию, кроме
того, никому никогда не приходило в голову разбить детишек на четкие группы.
Конечно, поработай кто-нибудь из сотрудников хоть недельку в самой обычной
школе, дело пошло бы куда быстрее. Но сейчас было очевидно, что взрослые с
трудом справляются с толпой детей, и, хотя уже никто не бегал и не шалил, в
воздухе чувствовались всеобщая растерянность и смятение.
Люра подмечала каждую мелочь, каждый промах. Да у этих взрослых очень
много слабых мест: они ворчат по поводу пожарной тревоги; они не торопятся к
выходу; они не знают, где именно должна храниться верхняя одежда; они не в
состоянии построить детей в две шеренги... И каждое из этих слабых мест
можно обернуть себе на пользу.
Процедура проверки уже почти закончилась, как вдруг случилось еще одно
непредвиденное обстоятельство. Случилось то, чего Люра боялась больше всего
на свете.
Откуда-то сверху донесся все нарастающий гул. Все подняли головы и
начали вглядываться в черноту неба. В ледяном воздухе отчетливо раздавался
рокот газовых двигателей дирижабля.
К счастью, он приближался к станции со стороны, противоположной той,
куда Кайса, дикий гусь, увел за собой стайку альмов. Гул моторов становился
все ближе и ближе и вот, наконец, дирижабль повис в небе над станцией. По
взбудораженной толпе пронесся ропот. Гладкие серебристые бока выпукло
поблескивали в лучах яндарических фонарей, и к ним примешивался свет
бортовых огней самого дирижабля, горевших на носу и по бокам.
Вот пилот сбросил скорость и начал понемногу сбавлять высоту. Теперь
наконец Люра сообразила, для чего предназначалась гигантская мачта перед
входом. Ну конечно же! Это была причальная мачта! Взрослые, не теряя
времени, загоняли детей в корпус. Все взгляды были прикованы к дирижаблю.
Какие-то люди уже карабкались по лестницам на мачту, готовясь принять
причальные концы. Двигатели ревели, взметая с земли снежный вихрь. В
иллюминаторах показались лица пассажиров.
Люра украдкой подняла глаза. Сомнений быть не могло. Пантелеймон в
ярости выгнул спину и вцепился ей когтями в шубу, потому что вниз на землю с
любопытством смотрела прелестная темноволосая дама с золотистым тамарином в
руках. Миссис Кольтер. Это была она.
Люра мгновенно надвинула поглубже свой пушистый меховой капюшон и
торопливо пошла внутрь корпуса вместе с остальными детьми, стараясь не
задерживаться в дверях. Сейчас некогда было раздумывать о том, что они
скажут друг другу при встрече. Куда важнее было так припрятать шубу и прочие
теплые вещи, чтобы в случае надобности она могла тут же их найти и надеть.
К счастью, в корпусе царила такая неразбериха, что на Люру никто не
обратил особого внимания. Взрослые подгоняли детей и хотели только одного:
чтобы они поскорее разошлись по палатам и не путались под ногами у
пассажиров дирижабля. Люра мигом стащила с себя шубу, штаны и сапоги,
скатала одежду в плотный узел и, прижимая его к груди, начала пробираться по
запруженному детьми коридору в свою палату.
Там еще никого не было. Девочка подтащила тумбочку к стене, встала на
нее ногами и, дотянувшись до потолка, со всей силы надавила на панель. Она
действительно поддалась, и в открывшийся зазор Люра мигом закинула свои
сапоги и теплые штаны. Оставалась шуба. Повинуясь какому-то безотчетному
зову, она вытащила из сумочки на поясе веритометр, сунула его в карман шубы
и только потом закинула ее наверх.
Ну все, дело сделано.
Люра спрыгнула на пол, подвинула тумбочку на место и шепнула Пану:
-- В случае чего попробуем дурочку свалять. Если они нас увидят,
скажем, что, дескать, похитили... О цаганах ни слова, о Йореке Бьернисоне
тоже.
Люра с удивительной остротой сознавала, что весь страх, который могло
вместить в себя ее естество, направлен только на миссис Кольтер, подобно
тому, как стрелка компаса всегда направлена строго на север. Странно, что
она никогда не задумывалась об этом раньше. Она ведь успела повидать немало
по-настоящему страшных вещей, но все это, даже чудовищные по своему
изуверству последствия операций, которые мертвяки проделывали над детьми, не
так ее пугало. Она чувствовала, что сильная, что справится. Но стоило ей
хотя бы мысленно представить себе миссис Кольтер, ее нежный голос, ее
бойкого альма -- золотистого тамарина, как у Люры начинало предательски
сосать под ложечкой, по лицу разливалась мертвенная бледность, а к горлу
подкатывала дурнота.
Но ведь цагане уже совсем близко. Думай о них. Думай о Йореке
Бьернисоне. И не выдавай себя. Все эти мысли вихрем проносились в Люриной
голове, когда она бежала в столовую, где уже стоял страшный гвалт.
Дети выстроились в очередь к раздаточному окошку. Каждому полагался
стакан горячего какао и кусок кекса. Многие все еще не сняли теплые куртки и
так и стояли в них.
Все разговоры кружились вокруг дирижабля и его пассажиров.
-- Это она, с альмом-тамарином.
-- А тебя что, тоже она приманила?
-- Она обещала, что маме моей напишет, а сама наверняка не написала.
-- И никогда не говорила, что здесь детей убивают. Правда же, она нам
ни слова про это не сказала!
-- Но самое страшное -- ее альм, обезьяныш. Он мою Кароссу когда
схватил, то я подумал -- все. Он ее чуть не убил. И меня всего прямо
зашатало...
Все дети в столовой были напуганы не меньше Люры. Она нашла глазами
Анни и двух других девчонок и подсела к их столику.
-- Мне надо вам кое-что сказать. Только это страшная тайна.
-- О-о-о! -- Три пары глаз заблестели от любопытства.
-- Отсюда можно сбежать, -- заговорила Люра, еле шевеля губами. -- Нас
обязательно спасут, помощь уже совсем близко. Может быть, это случится
завтра, а может, даже раньше. Но мы должны быть наготове, и как только
прозвучит сигнал, всем надо хватать теплую одежду и бежать. Запомните: не
ждать, не прятаться. А сразу же бежать. Но без теплой одежды вы замерзнете
насмерть, так что надо взять куртку, шапку, сапоги, поняли? Как только вы
услышите сигнал.
-- А какой сигнал-то? -- нетерпеливо спросила Анни.
-- Сигнал пожарной тревоги, такой же, как сегодня. Мы все устроим.
Знать будут только ребята. Взрослым ни слова. А самое главное, ЕЙ ни слова.
Детские личики засветились надеждой. Новость в ту же секунду облетела
всю столовую. Люра сразу почувствовала, насколько приезд миссис Кольтер
изменил общее настроение. Там, на улице, дети шалили, играли, были полны
сил. Стоило им увидеть миссис Кольтер, как самый шум их голосов стал другим:
в нем звенел отчаянный, панический страх, загнанный глубоко внутрь. Зато
теперь, когда они говорили друг с другом, в этих разговорах чувствовалась
общая цель и даже какая-то сила. Как же много может сделать пусть самая
слабая искра надежды!
Размышляя обо всем этом, Люра посматривала в сторону коридора,
инстинктивно пригибая голову при малейшем звуке голосов взрослых, а они
становились все ближе, вот и сама миссис Кольтер прошествовала мимо двери в
столовую, мимоходом одарив детей ласковой улыбкой: милые крошки, как им тут
тепло, как сытно и вкусно их кормят, какое дивное какао, какие чудные кексы!
По столовой, казалось, пробежала дрожь. Дети замерли и завороженно смотрели
на гостью. Она улыбнулась им еще раз и, не сказав ни слова, проследовала
дальше. Мало-помалу разговоры зазвучали вновь.
-- Куда это они? -- спросила Люра.
-- Не знаю, -- отозвалась Анни. -- Может, в конференц-зал. Нас туда
водили, да, Кириллион? -- наклонилась она к своему альму-лисенку. -- Там
какой-то дяденька лекцию читал, а другие, человек, наверное, двадцать, его
слушали. Сперва он мне велел встать и делать все как он скажет. Сначала он
проверять начал, может ли Кириллион от меня отдельно быть. Потом велел ему
отойти как можно дальше, а после вообще меня загипнотизировал, правда. Он
еще какие-то штуки делал, только я больше ничего не помню. А сам зал знаешь
какой здоровый? Там столько стульев, столы всякие и что-то вроде сцены.
Слушай-ка, Лиззи, а ты как думаешь, они расскажут ей, как мы во время
пожарной тревоги бесились? Наверняка нет. Они ее сами до смерти боятся, еще
больше, чем мы.
Весь остаток дня Люра держалась поближе к девчонкам. Она старалась
говорить поменьше, слушать побольше, по сторонам не зевать и выглядеть как
можно незаметнее. Их отвели в спортзал, потом на урок рукоделия, а там и
ужин подоспел.
Перед сном детям позволили поиграть в общей комнате, довольно
просторной, хоть и обшарпанной. Там стоял стол для пинг-понга да валялись
какие-то настольные игры и растрепанные книжки без начала и конца. В
какой-то момент дети почувствовали, что на станции происходит подспудный
аврал: взрослые или сновали туда-сюда, или же с озабоченными лицами о чем-то
вполголоса нервно шушукались. Люра догадалась, что они обнаружили пропажу
альмов и теперь ищут виноватого.
К счастью, миссис Кольтер она за весь вечер так и не увидела. Подошло
время ложиться спать. Теперь Люре необходимо было заручиться поддержкой
девочек.
-- А как тут по вечерам, обход бывает? -- спросила она. -- Они что,
ходят и смотрят, спим мы или нет?
-- Ну, ходят, конечно, -- неуверенно сказала Белла, -- фонариком
посветят по палате и уйдут. Никто особенно не смотрит. Так, зайдут разок...
-- Отлично. Мне надо сходить кое-что разведать. Тут в потолке лаз есть,
мне мальчишка один сказал...
Люра начала объяснять, но Анни, не дослушав, тут же выпалила:
-- Я с тобой.
-- Погоди. Лучше я одна, иначе они нас мигом хватятся. А так вы можете
сказать, что спали и ничего не видели и не слышали.
-- Но если бы мы вдвоем...
-- Они нас сцапают.
Оба альма -- дикий кот Пантелеймон и лисенок Кириллион так и ели друг
друга глазами. Обоих била дрожь. Вот Пан выгнул спину, оскалил зубы и еле
слышно зашипел. Кириллион отступил назад, отвернулся и начал с безразличным
видом тщательно вылизывать шерстку.
-- Ну ладно, -- вздохнула Анни, сдаваясь.
Как правило, подобные стычки между двумя детьми всегда разрешались
именно таким образом: один альм просто признавал превосходство другого, а
детям даже в голову не приходило оспаривать исход, они принимали его без
тени недовольства, как данность, поэтому Люра не стала ничего объяснять
Анни, ведь и так все было ясно.
Девчонки общими усилиями натаскали на Люрину кровать всяких одежек и
накрыли их сверху одеялом, чтобы казалось, что здесь спит человек. Они
торжественно поклялись, что никому ничего не скажут. Люра опасливо
прислушалась, не идет ли кто по коридору, и, убедившись, что все тихо,
подтащила тумбочку в угол палаты, вскарабкалась на нее, отжала потолочную
панель и, подтянувшись на руках, протиснулась в открывшуюся щель.
-- Никому ни слова, -- шепнула она на прощанье, глядя сверху на три
испуганных запрокинутых лица.
Люра осторожно задвинула панель на место и осмотрелась по сторонам.
Она стояла на четвереньках в узком металлическом тоннеле, свод которого
поддерживали перекрещивающиеся балки и распорки. Потолочные панели были
сделаны из какого-то полупрозрачного материала, поэтому они слегка
пропускали свет, так что худо-бедно можно было разглядеть тесный извилистый
коридор высотой не более полуметра, который уходил далеко вперед. Из-за
бесконечных хитросплетений труб и трубочек в нем было легко заблудиться, но
Люра сообразила, что если держаться ближе к металлической стенке и ни в коем
случае не наступать на панели, чтобы не продавить их, то всю станцию можно
пройти из конца в конец. Главное -- двигаться как можно тише и осторожнее.
-- Совсем как тогда, в колледже, -- шепнула девочка Пану, -- помнишь,
когда мы хотели пробраться в Рекреацию?
-- Если бы ты все это тогда не заварила... -- буркнул Пан, но Люра не
дала ему договорить.
-- Я заварила, мне и расхлебывать.
Она покрутила головой, пытаясь хотя бы приблизительно определить, где
находится конференц-зал. Кажется, вон там. Ну что, тронулись?
Дело это оказалось нелегким. Тоннель низенький, не выпрямишься, так что
ползти приходилось на четвереньках. Кроме того, мешали постоянные
препятствия: то массивный квадратный в сечении воздуховод, а под него иначе
как на животе не протиснешься, то трубы отопления, через которые, наоборот,
надо перелезать поверху. Металлический тоннель опирался на потолочные
перекрытия и внутренние стены, и на этих его участках Люра чувствовала под
собой твердую, надежную опору; жаль только, что стены были очень узкими.
Кроме того, их острые шершавые углы до крови ободрали ей руки и коленки.
Очень скоро на ней живого места не осталось: вся в порезах, грязная,
пыльная.
К счастью, она пусть хоть очень смутно, но представляла себе, где
находится. Узел с теплыми вещами должен был помочь ей найти дорогу назад,
Люра предусмотрительно пристроила его точно над лазом в свою спальню.
Девочка медленно ползла по тоннелю. Если сквозь потолочные панели свет
не пробивался, значит, комната под ней была пуста. Время от времени она
слышала какие-то голоса и замирала, но, как выяснилось, это разговаривали
всего лишь повара на кухне да медсестры, у которых, наверное, была
специальная комната, вроде преподавательской в колледже Вод Иорданских. Не
услышав ничего интересного, Люра продолжала ползти дальше.
Вот наконец она добралась до места, где, по ее расчетам, находился этот
злосчастный конференц-зал. Лабиринт труб здесь обрывался: воздуховод и
отопительная система располагались в дальнем углу, а широкие прямоугольные
панели потолка заливал ровный электрический свет. Приникнув ухом к одной из
них, Люра услышала приглушенные мужские голоса. Сомнений быть не могло. Она
нашла то, что искала!
Настороженно прислушиваясь, девочка попыталась подползти как можно
ближе к говорящим. Важно было не делать резких движений, так, чтобы
расстояние сокращалось на волос, не больше. Наконец ей это удалось.
Распластавшись вдоль металлической стенки тоннеля, она замерла, вытянув шею
куда-то вбок, чтобы лучше слышать, что делается внизу.
Из конференц-зала доносилось позвякивание ножей и вилок и перезвон
бокалов. Судя по всему, беседа проходила во время ужина. Люра ясно различала
четыре голоса: три мужских и один женский, без сомнения принадлежавший
миссис Кольтер. Речь шла о пропавших альмах.
-- В чьем ведении находится лаборатория? -- прозвучало нежное певучее
сопрано. -- Кто там у вас работает?
-- МакКей, стажер-исследователь, -- доложил один из мужчин. -- Кроме
того, там установлена автоматическая охранная система, задачей которой
является не допускать подобного рода инцидентов.
-- Значит, эта система неисправна, -- произнесла миссис Кольтер.
-- Это не совсем так. МакКей вышел из лаборатории ровно в одиннадцать
ноль-ноль. Он клянется, что ящики с альмами были закрыты. Кроме того, он,
разумеется, воспользовался внутренним выходом, то есть наружную дверь тоже
никто не открывал. Ею вообще никогда не пользуются. Для того чтобы открыть
или закрыть замок, нужно ввести в регулятор специальный цифровой код. МакКей
это сделал, потому что код сохранился в памяти регулятора, а иначе тут же
включилась бы сирена.
-- Где же была ваша сирена, когда открыли наружную дверь?
-- Она включилась, но, к сожалению, в корпусе в это время никого не
было из-за пожарной тревоги.
-- Ах, из-за пожарной тревоги... Но что же вам помешало, когда тревога
закончилась...
-- Прошу прощения, но дело в том, что сирена и противопожарная
сигнализация соединены последовательно и представляют собой единую
яндарическую цепь, а это значит, что, когда отключили сигнализацию, сирена
тоже оказалась отключена. К сожалению, это конструкторский просчет, который,
безусловно, необходимо устранить. Неполадки в лаборатории непременно бы
выявили во время обязательного обхода, который всегда проводится в случае
нарушения распорядка работы станции, но, миссис Кольтер, вы же помните, что
тут как раз произошел ваш... столь неожиданный... прилет. Вы пожелали
незамедлительно встретиться с сотрудниками лаборатории у себя в кабинете,
так что прошло какое-то время, прежде чем они вернулись на свои рабочие
места. Надеюсь, вы понимаете...
-- Я все понимаю, -- ледяным голосом произнесла миссис Кольтер. -- Но
означать это может только одно: альмов выпустили во время учебной пожарной
тревоги, что существенно расширяет круг подозреваемых. В него автоматически
попадает каждый -- вы отдаете себе в этом отчет? -- каждый сотрудник
станции!
-- Но, может быть, это сделал кто-то из детей? -- осторожно вступил в
разговор чей-то голос. Ответа не последовало, и ему пришлось развить свою
мысль: -- У каждого сотрудника станции есть четкий круг обязанностей,
требующих полной концентрации сил и времени. В течение всего периода
пожарной тревоги станция действовала бесперебойно, а это означает, что ни
один из сотрудников просто физически не имел возможности открыть наружную
дверь лаборатории, потому что никто никуда не отлучался. Таким образом, либо
на станцию проник посторонний, либо кому-то из детей удалось ускользнуть,
открыть дверь и ящики с альмами, а потом вернуться на площадку перед главным
корпусом.
-- И вы уже, разумеется, делаете все возможное, чтобы выяснить, кто
это, -- вновь прозвучал насмешливый голос миссис Кольтер. -- Не надо, доктор
Купер, не оправдывайтесь. Поверьте, я отнюдь не собираюсь кого-то обижать, я
лишь хочу напомнить: осторожность и еще раз осторожность. По чьему-то
чудовищному недосмотру обе сигнализации оказались последовательно
соединенными звеньями яндарической цепи. Это необходимо как можно скорее
исправить. Кроме того, если уж речь зашла об охране станции... А кстати,
дежурный офицер тартарской дивизии, тот, что был в карауле, он не может быть
нам полезен в нашем расследовании? Возможно, он что-нибудь знает... Где
вообще находилась охрана во время пожарной тревоги? Вы уже это выяснили?
-- Да, разумеется. -- Голос мужчины звучал как-то безнадежно. -- Во
время тревоги все были на местах и тщательно патрулировали территорию. Мы
постараемся сделать все возможное...
-- В том, что вы постараетесь, я не сомневаюсь. Ну, довольно об этом.
Расскажите мне о новом сепараторе.
Люра ощутила, как по ее спине пробежал ледяной холодок. "Сепаратор", то
есть разделитель! Это слово может означать только одну вещь...
-- Конечно, -- с готовностью отозвался доктор, чувствуя явное
облегчение от того, что разговор переходит в новое русло. -- Это наша
гордость. Можно сказать, настоящий прорыв. Дело в том, что в предыдущей
модели нам не удавалось исключить возможность смерти пациента от шока. Мы,
конечно, всеми силами совершенствовали технологию, пытаясь этого не
допустить...
-- Скраелинги делают такие вещи руками, -- вступил в разговор третий
человек, который все это время молчал.
-- Не будем сбрасывать со счетов многовековой опыт, -- вставил первый
голос.
-- В любом случае, -- продолжил тот, кого миссис Кольтер назвала
"доктором Купером", -- до сего времени речь шла только о механическом
разрыве и альтернатив этому методу не существовало, как ни прискорбно это
было для техников-операторов. Надеюсь, вы помните, что по причине срывов на
нервной почве нам даже пришлось расстаться с несколькими сотрудниками,
причем количество их было довольно велико. Первым по-настоящему эффективным
шагом вперед стало применение метода Майштадта, сочетавшего яндарический
скальпель-нож и общую анестезию, что сразу принесло ощутимые результаты и
позволило нам сократить количество летальных исходов от болевого шока при
оперативном вмешательстве до пяти процентов от общего...
-- Я бы хотела узнать о новом сепараторе, -- напомнила докладчику
миссис Кольтер.
Люру била дрожь. Кровь гулко стучала у нее в висках, в глазах было
темно, и только голос Пантелеймона, белым горностаем забившегося девочке под
локоть, звенел у нее в ушах: "Люрушка, не верь, так не будет! Так ни за что
не будет!!!"
-- Так вот, -- продолжал разглагольствовать мужской голос, -- курьез
ситуации в том, что ключ, так сказать, к разработке новой методики мы
получили непосредственно от лорда Азриела, который установил, что сплав
марганца и титана обладает способностью разделять альм и тело. Прошу