Пулман Ф. Полярные огни

-- Всех не отлучат! Таких людей будет очень много, слишком много! Им с
нами не справиться! Открой глаза, Мариза, ведь это конец Святой Церкви,
конец власти Магистерия, конец векам мракобесия! Открой глаза и взгляни на
этот свет, ведь это светит солнце иного мира! Так подставь же его лучам свое
лицо, почувствуй его тепло на своей коже! Ну же, смелей!
-- Эти люди слишком сильны, Азриел, они могут все. Ты не знаешь...
-- Я не знаю? Я? Да есть ли на свете хоть один человек, который знал бы
лучше меня о том, сколь велика власть Церкви? Поверь, Мариза, я знаю это на
собственной шкуре. Но я знаю и еще кое-что. ЭТО -- сильнее Церкви. И
Серебристая Пыль изменит все, а ее теперь не остановить.
-- Значит, вот о чем ты мечтал? Задушить нас? Сделать так, чтобы весь
мир погряз в грехе и мраке? Ты этого хотел?
-- Я хотел вырваться отсюда. И я сделал это. Мариза, взгляни на эти
пальмы у моря. Ты чувствуешь дыхание ветра? Это ветер новой вселенной.
Подставь же ему лицо, пусть он растреплет твои волосы...
Лорд Азриел сорвал с головы миссис Кольтер капюшон и рывком повернул ее
навстречу свету, так что прелестное лицо ее запрокинулось к небу и волосы
рассыпались по плечам. Люра смотрела на родителей затаив дыхание. Только бы
не выдать себя! Только бы они не посмотрели вниз!
Миссис Кольтер покачнулась, словно у нее закружилась голова, и
прильнула к лорду Азриелу, словно ища у него поддержки.
-- Нет, нет, -- в отчаянии шептала она, -- не могу. Они вот-вот будут
здесь, Азриел. Им известно, где я...
-- Так не мешкай! Пойдем со мной! Уйдем отсюда, из этого мира.
-- Я не... смею...
-- Ты? Не смеешь? Твоя дочь ответила бы иначе! Твоя дочь смеет все!
Стыдись!
-- Тогда забирай ее, на здоровье. Твоего в ней куда больше, чем моего.
-- О, не лукавь, Мариза, не лукавь. Ты взяла ее к себе, ты пыталась
вылепить из нее свое подобие. Значит, тогда ты считала ее своей дочерью? И
она была нужна тебе?
-- Увы, Азриел, я опоздала. Она слишком неподатлива, слишком упряма...
Но где она? Ведь я же гналась за ней по пятам...
-- Значит, все-таки она нужна тебе?! Итак, дважды ты пыталась удержать
ее. Дважды она ускользала, вырывалась из твоих рук. Я бы на ее месте тоже
бежал бы от тебя, как от огня, не дожидаясь третьего раза.
Его руки, все еще лежавшие на плечах миссис Кольтер, стали жесткими, он
властно привлек ее к себе, и губы их слились в бешеном поцелуе.
Люре сперва показалось, что это куда больше похоже на пытку, чем на
любовь, но, к своему вящему удивлению, вдруг заметила, как странно ведут
себя альмы ее родителей: напружинившаяся, готовая к прыжку пума глубоко
вонзала когти в плоть золотистого тамарина, изнемогавшего от блаженства и
неги.
Миссис Кольтер рывком высвободилась из объятий Люриного отца.
-- Нет, Азриел. Мое место здесь, в этом мире, и нигде больше.
-- Уйдем, Мариза! -- Слова лорда Азриела звучали настойчиво, почти как
приказ. -- Уйдем, чтобы работать вместе!
-- Мы никогда не смогли бы работать вместе.
-- Вздор! Вдвоем мы смогли бы взорвать весь этот мир и построить его
заново! Мы могли бы докопаться до корня, найти очаг заразы, порождающий
Серебристую Пыль, и уничтожить его навсегда. Ведь ты же всегда мечтала о
великих свершениях, всегда, я знаю! Только не лги мне сейчас! Я готов
принять любую твою ложь: сочиняй что хочешь о своем Министерстве Единых
Решений, о своих любовниках, -- да, представь себе, я все знаю о Бореале, и
мне плевать! -- о том, что ты верная дочь Церкви, даже о том, что тебе не
нужна наша дочь, но хоть раз скажи правду, скажи, чего тебе хочется на самом
деле!
Их губы снова прильнули друг к другу с ненасытной жадностью; ласки их
альмов больше походили на яростную схватку: белая пума, опрокинувшись на
спину, каталась по снегу, глухо рыча от наслаждения, когда когти золотистого
тамарина впивались в пышный мягкий мех у нее на горле.
-- Если я не пойду с тобой, -- задыхаясь, сказала миссис Кольтер,
вырываясь из объятий лорда Азриела, -- ты сделаешь все, чтобы меня
уничтожить. Я знаю.
Солнце нового мира золотило волосы лорда Азриела. Он расхохотался,
подставляя лицо теплому свету:
-- Зачем? Ну же, Мариза, уйдем! Иди со мной, работай вместе со мной!
Только тогда ты будешь для меня что-то значить. А если ты решишь остаться
здесь зачем мне тебя уничтожать? Ты мне будешь не нужна. Но решить надо
сейчас, и не обманывайся насчет того, что я дам тебе хотя бы секунду на
размышление. Либо ты остаешься здесь и плетешь свои козни, либо уходишь со
мной: одно из двух!
Миссис Кольтер стояла не поднимая глаз. Было видно, что она мучительно
колеблется. Она пошатнулась, словно последние силы оставили ее, но вновь
выпрямилась и медленно открыла глаза, до краев налитые дивной, безутешной
печалью.
-- Нет, -- тихо и грустно прозвучал ее голос. -- Я остаюсь.
Их альмы отодвинулись друг от друга. Лорд Азриел опустил руку и
сильными пальцами потрепал белую пуму по холке. Не говоря более ни слова, он
повернулся и пошел прочь, поднимаясь с каждым шагом все выше и выше.
Золотистый тамарин, скуля и плача, прижался к груди миссис Кольтер. Он
отчаянно тянул лапки к белоснежной пуме. Прелестное лицо миссис Кольтер
исказилось, и вдруг Люра увидела, что солнечные лучи как-то странно сверкают
на ее щеках, ресницах, подбородке. Это блестели слезы, настоящие слезы.
Содрогаясь от сдавленных рыданий, женщина медленно побрела вниз по
склону горы, назад в долину.
Люра без малейшего сожаления посмотрела ей вслед, а потом подняла глаза
к небу. Никогда в жизни ей не приходилось видеть ничего более удивительного.
Над землей парил город, в котором не было ни души. Пустые безмолвные
улицы казались еще неживыми, они только ждали своих обитателей. А может,
город просто спал и хотел, чтобы его разбудили? Солнце иной вселенной
проникало в Люрушкин мир, золотило ее руки; под его лучами таял снег на
меховом капюшоне Роджера, они играли в его распахнутых незрячих глазах и
трогали бледные восковые щеки, ставшие совсем прозрачными.
Люра чувствовала, что все ее существо разрывается на куски от отчаяния.
Ее душил гнев. Сейчас она могла бы убить своего отца. Просто взять, да и
вырвать сердце у него из груди. За то, что он сделал с Роджером. За то, что
он сделал с ней. Поделом ему! Предатель, он же поймал ее в западню!
Предатель!
Она все еще сжимала руку мертвого мальчика. Пантелеймон что-то говорил
ей, но она не слышала. Гнев застилал ей глаза, кровь бешено стучала в
висках. Она очнулась, лишь когда почувствовала, как острые кошачьи когти
впиваются ей в тыльную сторону ладони. Это был Пантелеймон. Люра подняла на
него глаза и беспомощно заморгала:
-- Ты что? Зачем ты так?
-- Серебристая Пыль! -- прошипел ее кот-альм.
-- Что ты говоришь? При чем тут это?
-- При всем! Ты что, не понимаешь? Он собирается найти ее корень,
правильно?
-- Да, он сам так сказал.
-- Другими словами, он хочет найти и уничтожить ее источник. А чего
хотят все эти люди из Министерства Единых Решений, из Больвангара, чего
хочет миссис Кольтер, чего хочет Церковь? Разве не того же самого?
-- Того же. Они тоже хотят, чтобы Серебристая Пыль исчезла, потому что
она поражает людей, как зараза.
Пантелеймон был в отчаянии от Люриной недогадливости.
-- Ну как же ты не понимаешь! Если они считают, что Серебристая Пыль --
это зло, значит, на самом-то деле все наоборот!
У девочки перехватило дыхание. От волнения она не могла говорить, и Пан
продолжал:
-- Мы же столько раз слышали, как они про нее говорят; мы сами
прекрасно видели, как сильно они ее боятся, но все равно, Люрушка, мы им
верили, как последние дураки. Верили, хотя понимали, что они творят страшные
вещи, что они жестокие, и несправедливые люди. А знаешь, почему мы им
верили? Потому что они взрослые. Раз взрослые говорят, что Серебристая Пыль
-- это зло, значит, так оно и есть. И нечего сомневаться. А может, как раз и
надо было сомневаться? Может, она на самом деле...
-- Может, она на самом деле несет добро... -- подхватила ошеломленная
девочка.
Она смотрела на Пана. Его изумрудные кошачьи глаза горели тем же
бешеным огнем, который сжигал сейчас ее сердце. Люра чувствовала, что земля
уходит у нее из-под ног. Весь мир переворачивался. Значит, если Серебристая
Пыль несет добро, то от нее не надо прятаться! Наоборот, надо стремиться к
ней навстречу, надо звать ее, холить, лелеять... Ну конечно!
-- Пан, нам тоже нужно... Нам нужно найти этот источник!
Наконец-то Пан услышал то, что хотел.
-- Правильно, -- подхватил он. -- Мы должны опередить лорда Азриела, и
тогда...
Они вдруг посмотрели друг на друга, потому что впервые осознали, на что
замахнулись. Люра подняла глаза к пламенеющему небу. Она же такая маленькая,
оба они настолько жалки по сравнению с мощью и величием вселенной, их знания
так ничтожны рядом с приоткрывшимися сокровенными тайнами бытия.
-- Вот увидишь, -- шепнул ей Пан, -- у нас получится. Ведь мы же смогли
пройти весь этот путь. Значит, сможем и это тоже.
-- Но ведь мы там будем совсем одни. И никто, никто не сможет помочь
нам: ни Йорек, ни Фардер Корам, ни Ли Скорсби, ни Серафина Пеккала. Там
никого не будет!
-- Там будем мы. И мы никогда, слышишь, никогда не будем одни, как...
Он замолчал, но Люра знала, что он хотел сказать: как несчастный Тони
Макариос, как осиротевшие альмы в Больвангаре. Мы не одни, потому что мы все
еще есть друг у друга, мы все еще одно целое.
-- И у нас есть веритометр, -- добавила девочка.
Значит, пора. Нужно идти туда, наверх. Нужно искать Серебристую Пыль, а
когда найдем -- сообразим, что делать дальше.
Мертвая рука Роджера все еще была в ее руке. Люра бережно отпустила ее.
-- Мы сможем, -- тихонько сказала девочка.
Она повернулась лицом к солнечному свету. Там, позади, оставались боль,
смерть и страх. Впереди их ждали опасности, сомнения, страшные, непостижимые
тайны. Но они были вместе.
Люра и ее альм оставляли мир, в котором родились. Они посмотрели на
солнце и шагнули в небо.


Мнимые или "софистические" числа -- впервые введены итальянским
математиком Кардано в середине XVI в. в связи с решением кубического
уравнения. Декарт в 30-е годы XVII в. ввел наименование "мнимые" числа,
которое удерживается до сих пор. (прим. пер.).