Пурнель Джерри. Легион Фалькенберга

   – Стой! Кто здесь?
   Хамнер вздрогнул. Машина остановилась перед воротами, но часовых он не видел. Это было его первое вечернее посещение лагеря, и он нервничал.
   – Вице-президент Хамнер.
   С противоположной стороны машины его лицо осветил луч яркого фонаря. Значит, часовых двое, и оба невидимы.
   – Добрый вечер, сэр, – сказал первый. – Я сообщу, что вы здесь.
   Он поднес к губам маленький коммуникатор.
   – Капрал охраны. Пост номер пять. – А потом прокричал то же самое, и его крик отчетливо разнесся в воздухе. У костров несколько голов повернулись в его сторону, но потом солдаты вернулись к своим прежним делам.
   Хамнера провели к офицерскому ряду. Здесь палатки стояли на некотором удалении от тесных рядов солдатских палаток.
   У костров запели, и Хамнер остановился, прислушиваясь.

   Голова моя как проволочная спираль,
   и мне кажется, я готов умереть,
   И я напился до чертиков и подбил глаз капралу,
   Под головой у меня чей-то плащ,
   и мне открыт прекрасный вид на плац,
   Меня ждет виселица и никакой системы Д,
   Потому что я напился и сопротивлялся часовым!
   Ужасно напился и сопротивлялся часовым!
   Меня ждет виселица и никакой системы Д,
   Потому что я напился и сопротивлялся часовым!

   Со стороны своей палатки показался Фалькенберг.
   – Добрый вечер, сэр. Что привело вас сюда?
   Хотел бы я знать, подумал Хамнер.
   – Мне нужно кое-что обсудить с вами, полковник. Относительно организации полиции.
   – Конечно. – Фалькенберг говорил четко и, казалось, слегка нервничал. Хамнер подумал, не пьян ли он. – Идемте в офицерскую столовую, – предложил Фалькенберг. – Там удобней. К тому же в моей палатке не прибрано к приходу гостя.
   «Или у тебя там что-то такое, чего я не должен видеть, – подумал Джордж. – Что-то или кто-то. Местная девушка? Но какая разница? Хотел бы я верить этому человеку!»
   Фалькенберг провел его к дому ранчеро в центре лагеря. Солдаты по-прежнему кричали и пели, некоторые гонялись друг за другом по плацу. Большинство было в сине-желтых гарнизонных мундирах, разработанных лично Фалькенбергом, но некоторые маршировали по плацу в синтекожаном боевом обмундировании. У этих были ружья и тяжелые ранцы.
   – Это наказанные, – объяснил Фалькенберг. – Сейчас их не так много, как раньше.
   Из офицерской столовой тоже доносились звуки: барабаны, волынки, разудалая военная песня вперемешку со смехом. Внутри за длинным столом сидели два десятка людей, и официанты в белом проворно разносили стаканы и бутылки с виски.
   Волынщики в килтах маршировали вокруг стола. Барабанщики стояли в углу. Когда Фалькенберг вошел, оглушительный шум прекратился и все вскочили. Некоторые не очень уверенно.
   – Продолжайте, – сказал Фалькенберг, но никто не послушался. Все обеспокоенно смотрели на Хамнера, и по взмаху руки тамады, сидевшего во главе стола, волынщики и барабанщики вышли. За ними последовали несколько официантов с бутылками. Остальные сели, негромко переговариваясь. После шума в комнате стало необычно тихо.
   – Сядем здесь, – сказал полковник. Он провел Хамнера к маленькому столику в углу.
   Помещение показалось Хамнеру странно пустым. Несколько знамен, немного картин; и ничего больше. Ему казалось, что должно быть еще что-то. Как будто все это где-то ждет. Какая нелепость!
   Большинство офицеров ему не знакомо, но Джордж узнал с полдесятка прогрессистов, высшее звание – первый лейтенант. Он помахал одному из них, с которым был знаком, и получил в ответ улыбки, которые казались почти виноватыми; затем добровольцы-прогрессисты снова повернулись к товарищам.
   – Итак, сэр, – поторопил Фалькенберг.
   – Кто эти люди? – спросил Хамнер. – Я знаю, что они не с Хедли. Откуда они?
   – Уволенные офицеры СоВладения, – сразу ответил Фалькенберг. – Сокращение вооруженных сил. Много хороших солдат вынуждены раньше времени уйти в отставку. Некоторые из них услышали, что я отправляюсь сюда, и решили присоединиться. Они прилетели на колониальном корабле в надежде, что я их найму.
   – И вы их наняли.
   – Естественно, я ухватился за возможность получить хороших людей за ту плату, которую мы можем себе позволить.
   – Но почему такая тайна? Почему я раньше о них не слышал?
   Фалькенберг пожал плечами.
   – Понимаете, мы нарушили несколько постановлений и правил Большого Сената относительно наемников. И лучше не говорить об этом, пока СВ не уйдет. В конце концов, у этих людей нет выбора. Они вынуждены сохранять верность Хедли. – Фалькенберг поднял свой стакан с виски. – Вице-президент Брэдфорд в курсе.
   – Еще бы. – Хамнер поднял свой стакан. – Ваше здоровье.
   – Ваше.
   «Интересно, о чем еще знает этот змееныш, – думал Хамнер. Без его поддержки Фалькенберг в два счета вылетел бы отсюда… и что тогда?»
   – Полковник, вчера мне прислали схемы организации вашей части. Всех морских пехотинцев под командованием ваших офицеров вы собрали в один батальон. Потом вы создали три батальона из местных, причем четвертый – из сторонников партии. Второй и третий – из местных новобранцев. Но под командованием ваших офицеров.
   – Достаточно верное описание, сэр, – сказал Фалькенберг.
   «Да ты знаешь, о чем я хочу спросить», – подумал Джордж.
   – Почему, полковник? Человек подозрительный мог бы сказать, что вы здесь создали собственную маленькую армию со структурой, которая позволяет сразу взять всю ее под контроль, если возникнут разногласия между вами и правительством.
   – Да, человек подозрительный мог бы так сказать, – согласился Фалькенберг. Он допил виски и подождал, пока Хамнер сделает то же самое. Официант снова наполнил стаканы.
   – Но практичный человек мог бы сказать кое-что еще, – продолжал Фалькенберг. – Вы хотите, чтобы я во главе этих необученных войск поставил новичков-офицеров? Или чтобы ваши прогрессисты командовали новобранцами?
   – Но вы сделали именно это…
   – По приказу мистера Брэдфорда я формировал четвертый батальон без своих наемников. Это не помогало ему в подготовке. Но у мистера Брэдфорда, как будто, те же жалобы, что и у вас.
   – Я не жаловался.
   – А мне показалось, – ответил Фалькенберг. – Во всяком случае, вы получили армию своей партии, которую можете использовать, если захотите контролировать меня. У вас уже есть весь необходимый контроль. Ведь в ваших руках кошелек. Без продовольствия и денег я своих людей и час не удержу.
   – В прошлом солдаты не раз находили, что легче ограбить того, кто им платит, чем воевать за него, – заметил Хамнер. – Ваше здоровье. – Он осушил свой стакан и сдержал кашель. Очень крепкий напиток, а он не привык пить чистый виски. Что произойдет, если он закажет что-нибудь другое – пиво, например, или разбавленный виски? Почему-то это казалось неуместным.
   – Я мог бы ожидать таких замечаний от Брэдфорда, – сказал Фалькенберг.
   Хамнер кивнул. Брэдфорд всегда что-нибудь подозревает. Иногда Джордж, как это ни глупо, сомневался в здравом рассудке первого вице-президента. Тем не менее, Брэдфорд действовал всем на нервы своей подозрительностью и предпочитал бы ничего не делать, нежели утратить над чем-нибудь контроль.
   – Как, по-вашему, я могу организовать переворот? – спросил Фалькенберг. – Мне верна горстка людей. Остальные наемники или ваши местные. Вы заплатили мне за то, чтобы я прилетел со своим штатом. Вы хотите, чтобы мы сражались с невероятно превосходящим нас противником и сражались несуществующим оружием. Если вы также настаиваете на собственной организации части, я не могу принять на себя ответственность.
   – Я этого не говорил.
   Фалькенберг пожал плечами.
   – Если президент Будро отдаст такой приказ, он сделает это по вашей рекомендации. Я передам командование всякому, кого он назовет.
   «А он назовет Брэдфорда, – подумал Хамнер. – Я скорее поверю Фалькенбергу. Что бы ни делал Фалькенберг, он сделает это по крайней мере компетентно, а с Эрни нет уверенности, что он не задумал что-то, и никакой уверенности, что у него что-нибудь получится».
   Но:
   – А чего вы хотите, полковник Фалькенберг?
   Вопрос, казалось, удивил полковника.
   – Денег, конечно, – ответил Фалькенберг. – Может, капельку славы. Хотя в наши дни этим словом не часто пользуются. Ответственную должность, соответствующую моим способностям. Я всегда был солдатом и больше ничего не умею.
   – А почему вы не остались в СВ?
   – Все есть в моем личном деле, – холодно сказал Фалькенберг. – Разумеется, вы знаете.
   – Нет, не знаю. – Хамнер сохранял хладнокровие, но виски сделал его смелее, чем он собирался быть, в этом лагере, в окружении людей Фалькенберга. – Я ничего не знаю. То, что мне о вас рассказали, не имеет смысла. У вас не было причин жаловаться на отсутствие повышения, а у адмирала не было повода сменять вас. Похоже, вас выгнали за что-то другое.
   Фалькенберг кивнул.
   – Вы почти угадали. – Он сжал губы и пристально смотрел в глаза Хамнеру. – Наверно, вы имеете право получить ответ. Сенатор Бронсон поклялся уничтожить меня – по причинам, которые вам знать необязательно. Если бы я не был смещен по обвинению в формальном нарушении, меня обвинили бы в целом ряде сфабрикованных преступлений. Так, по крайней мере, я уволился с чистым досье.
   Чистое досье и глубокая обида.
   – И это все?
   – Все.
   Правдоподобно. Правдоподобно все, что сказал Фалькенберг.
   Однако Хамнер был убежден, что Фалькенберг лжет. Не прямо, но во всяком случае рассказывает далеко не все. Хамнер чувствовал, что, если бы смог задать верные вопросы, получил бы ответ, но у него не было никаких вопросов.
   Вернулись волынщики, и тамада посмотрел на Фалькенберга.
   – Что-нибудь еще? – спросил полковник.
   – Нет.
   – Благодарю вас. – Фалькенберг кивнул младшим офицерам. Тамада махнул капельмейстеру. Тот поднял свой жезл, загремели барабаны. Волынщики заиграли, вначале стоя на месте, потом маршируя вокруг стола. Офицеры зашумели, и помещение наполнилось воинственными выкриками. Пирушка продолжилась.
   Джордж посмотрел на одного из своих назначенцев и обнаружил, что все присутствующие прогрессисты – из числа его людей. Ни одного человека из крыла Брэдфорда.
   Что бы это значило?
   Он встал и поймал взгляд лейтенанта из числа прогрессистов.
   – Я попрошу Фаркуара проводить меня, полковник, – сказал Хамнер.
   – Как угодно.
   Они вышли из помещения и пошли по палаточной улице. Звуки музыки преследовали их. В лагере слышались и другие звуки. В ночи ярко горели костры.
   – Ну хорошо, Джейми, что тут происходит? – спросил Хамнер.
   – Происходит, сэр? Ничего, насколько мне известно. Если вы имеете в виду пирушку, то мы празднуем окончание базовой подготовки. Завтра начнем более сложные упражнения.
   – Возможно, я имел в виду пирушку, – ответил Хамнер. – Вы, как будто, подружились с другими офицерами.
   – Да, сэр. – Хамнер уловил энтузиазм в голосе Фаркуара. Мальчишка достаточно зелен и мог увлечься мистикой войны, Джорджу стало его жаль. – Они хорошие люди, – сказал Джейми.
   – Да, наверно. А где остальные? Люди мистера Брэдфорда?
   – У них проблемы с полевыми упражнениями, и поэтому они поздно возвращаются в лагерь, – сказал Фаркуар. – В обед приезжал мистер Брэдфорд и попросил направить их на встречу куда-то в другое место. Он проводит с ними много времени.
   – Я так и думал, – сказал Хамнер. – Послушайте, Джейми, вы много времени провели с этими морскими пехотинцами. Откуда они? Из каких частей?
   – Точно не знаю, сэр. Полковник Фалькенберг запретил нам спрашивать. Он говорит, что здесь все начинают с нуля.
   Хамнер обратил внимание на тон, каким Фаркуар говорил о Фалькенберге. Нечто большее, чем уважение. Возможно, благоговение.
   – Кто-нибудь из них служил с полковником раньше?
   – Мне кажется, да, сэр. Они его не любят. Открыто бранят. Но боятся этого его громилы, главного старшины. Кальвин пообещал справиться с любыми двумя противниками, причем те могут выбирать правила. Несколько новичков попробовали, но никто из морских пехотинцев и не пытался. Ни один.
   – И вы говорите, что полковник не слишком популярен среди своих людей?
   Фаркуар ненадолго задумался.
   – Я бы не сказал, что он популярен. Нет, сэр.
   «Однако, – подумал Хамнер, – Борис сказал, что он популярен». В голове Джорджа шумел виски.
   – А кто популярен?
   – Майор Севедж, сэр. Солдаты его любят. И капитан Фаст. Его морские пехотинцы особенно уважают. Он адъютант.
   – Ну хорошо. А способна ли эта часть сражаться? Есть ли у нас шанс после ухода СВ? – Они остановились, глядя на происходящее у костров. Солдаты пили, кричали, пели и гонялись друг за другом по лагерю. У одной палатки вспыхнула драка, но никто из офицеров не шелохнулся, чтобы прекратить ее.
   – Вы это разрешаете? – спросил Хамнер.
   – Стараемся не очень вмешиваться, – ответил Фаркуар. – Полковник говорит, что половина искусства офицера – знать, на что закрыть глаза. И сержанты уже остановили драку. Видите?
   – Но вы позволяете солдатам пить.
   – Сэр, запрета на выпивку нет. Нельзя только быть непригодным к исполнению обязанностей. А это парни крутые. Они подчиняются приказам и умеют сражаться. Думаю, у нас все хорошо получается.
   Гордость. Джейми Фаркуар испытывает гордость. И эта уличная шпана, наверно, тоже.
   – Хорошо, Джейми. Возвращайтесь на пирушку. Я найду своего шофера.
   Уезжая, Джордж Хамнер меньше тревожился за будущее Хедли, но по-прежнему был убежден, что что-то не так; однако понятия не имел, что именно.
   IX
   Стадион рассчитан на сто тысяч человек. Сейчас здесь именно столько и еще столько же теснится на прилегающих улицах и площадях. Порядок обеспечивал весь гарнизон морской пехоты, но в этом не было необходимости.
   Празднование шумное, но сегодня никаких неприятностей не будет. Партия Свободы не заинтересована в том, чтобы сегодня, в самый великий день после открытия Хедли, возникли какие-нибудь инциденты с морской пехотой. СоВладение передает власть местной администрации и уходит; и ничто не должно омрачить это событие.
   Хамнер и Фалькенберг наблюдали с верхнего яруса стадиона. Под ними к травяному полю гигантской лестницей спускались ряды сидений из пластистали. Все места заняты, и стадион представляет собой разноцветное море.
   Президент Будро и губернатор Флаэрти находились в президентской ложе прямо против Фалькенберга и Хамнера. Их окружали вытянувшиеся по стойке смирно президентские гвардейцы в синих мундирах и морские пехотинцы СоВладения в алом и золотом.
   В президентской ложе присутствовали также вице-президент Брэдфорд, лидеры оппозиционной партии Свободы, офицеры уходящего гарнизона СоВладения и все, кто сумел получить приглашение. Джордж знал: многие из них гадают, почему там нет и его.
   В особенности должен заметить отсутствие Хамнера Брэдфорд. Он может даже подумать, что второй вице-президент как раз сейчас готовит оппозицию или мятеж. Эрни Брэдфорд в последнее время постоянно обвиняет Хамнера в измене Прогрессивной партии и очень скоро потребует от Будро сместить его.
   «К дьяволу это ничтожество», – подумал Джордж. Он ненавидел толпу, и мысль о том, что придется стоять и слушать речи, быть вежливым с партийными чиновниками, которых он презирает, казалась ему чрезмерной. Когда он предложил понаблюдать за церемонией с другого места, Фалькенберг тут же согласился. Похоже, этому служаке тоже безразличны официальные церемонии. Гражданские официальные церемонии, поправился Хамнер: Фалькенберг, как будто, любит военные парады.
   Ритуал почти завершился. Оркестр морской пехоты прошел по полю, речи были произнесены, награды розданы и приняты. Сто тысяч человек приветствовали независимость, стоял неимоверный шум. Необузданная сила толпы пугала.
   Хамнер посмотрел на часы. В этот миг оркестр перестал играть, раскатилась барабанная дробь. Один за другим барабанщики замолкали, пока не остался один, который еще некоторое время продолжал бить, но вот и он перестал. Стадион затих в ожидании.
   Прогремела труба. Одинокий сигнал, жалобный, но торжественный, последний салют флагу СоВладения над дворцом. Ноты, словно осязаемые, повисли в воздухе Хедли, и ало-голубой флаг СоВладения пополз вниз по флагштоку. Одновременно поднимался блестящий золотисто-зеленый флаг Хедли.
   По всему городу люди в мундирах отдавали честь этим флагам – спускающемуся и поднимающемуся. Солдаты в синих мундирах Хедли приветствовали флаги с радостными улыбками, морские пехотинцы в красном – равнодушно. Флаг СоВладения поднимается и спускается в этот год мира на семидесяти планетах в радиусе двухсот световых лет; какое значение может иметь отдельная планетка?
   Хамнер взглянул на Джона Фалькенберга. Полковник не смотрел на поднимающееся знамя Хедли. Его приветствие было адресовано флагу СВ, и, когда замер последний звук трубы, Хамнеру показалось, что Фалькенберг вытер глаза.
   Этот жест настолько поразил его, что Джордж всмотрелся внимательней, но ничего не увидел и решил, что ошибся.
   – Вот и все, – сказал Фалькенберг. Голос его звучал напряженно. – Думаю, мы должны присоединиться к остальным. Нельзя заставлять ждать его превосходительство.
   Хамнер кивнул. Президентская ложа непосредственно соединена с дворцом, и чиновники сразу окажутся на приеме, в то время как Хамнеру и Фалькенбергу нужно еще пересечь весь заполненный людьми стадион. Публика уже устремлялась вниз по рядам, вливаясь в толпы празднующих на поле.
   – Идемте сюда, – сказал Джордж. Он провел Фалькенберга на самый верх стадиона, в небольшую нишу, где ключом открыл ничем не примечательную дверь. – Система туннелей проведет нас прямо во дворец, через стадион и под ним, – сказал он Фалькенбергу. – Это не то чтобы тайна, но мы стараемся, чтобы об этом знало поменьше народу, иначе потребуют открыть их для публики. Туннели предназначены главным образом для ремонтников и работников стадиона. – Он запер за собой дверь и показал на широкий внутренний коридор. – Этот сооружение очень неплохо сконструировано.
   Тон неохотного восхищения для Хамнера был нехарактерен. Если вещь хорошо сделана, значит сделана хорошо, и все тут… но в последнее время он обнаружил, что все чаще отзывается о проектах СоВладения именно так. А ведь он презирает администрацию СоВладения, людей, которые создают проблемы, а потом уходят, отказываясь их решать.
   Они спустились по ряду лестниц, прошли еще по нескольким коридорам, потом снова поднялись к еще одной закрытой двери. И через нее вышли в дворцовый двор. Празднество уже началось, предстояла долгая ночь.
   Джордж задумался: «Что дальше?» Утром улетит последний корабль СВ, СоВладение уйдет с планеты. Завтра Хедли окажется один на один со своими проблемами.
   – Внимание! – Резкий приказ главстаршины Кальвина перекрыл шум.
   – Прошу садиться, джентльмены. – Полковник Фалькенберг занял место во главе длинного стола в бывшем центральном штабе морской пехоты СВ.
   За исключением знамен и мундиров, здесь ничего не изменилось по сравнению с тем, что уже начали называть: «в прежние дни». Офицеры сидели на обычных местах, как всегда на штабном совещании в полку. На одной стене были развешаны карты, на другой в центре размещался экран компьютера. Официанты в белых кителях принесли кофе и неслышно исчезли за стоящими снаружи вооруженными часовыми.
   Фалькенберг посмотрел на знакомую картину: полицейские силы заняли это помещение два дня назад, морские пехотинцы находились здесь больше двадцати лет.
   На месте, отведенном для начальника разведки полка, сидел, развалясь, человек в штатском. Костюм его представлял собой море ярких цветов – по последней земной моде, с ослепительно ярким галстуком и мешковатыми рукавами. Вместо пояса на штатском длинный шарф, а под ним – карманный калькулятор. Высшие классы Хедли еще только учились так одеваться.
   – Вы все знаете, зачем мы здесь собрались, – говорил Фалькенберг офицерам. – Те, кто служил со мной, знают, что я не часто собираю штабные совещания. Однако для отрядов наемников они обычны. Главстаршина Кальвин будет представлять сержантов и рядовых полка.
   Раздались смешки. Кальвин прослужил с Фалькенбергом восемнадцать стандартных лет. Возможно, в чем-то их мнения различались, но до сих пор никто этого не замечал. Мысль о том, что главный старшина от имени рядовых будет возражать полковнику, смехотворна. С другой стороны, ни один полковник не может игнорировать мнение сержантов.
   Каменное лицо Фалькенберга слегка смягчилось: он, как будто, был доволен собственной шуткой. Взгляд его скользил по лицам. Все собравшиеся были раньше морскими пехотинцами, многие служили с ним. Офицеры-прогрессисты оказались чем-то заняты: адъютанту полка потребовалась тщательная подготовка, чтобы организовать это отсутствие, не вызывая подозрений.
   Фалькенберг повернулся к штатскому:
   – Доктор Уитлок, вы провели на Хедли шестьдесят семь дней. Не очень много для подробного изучения планеты, но больше времени у нас нет. Вы пришли к каким-нибудь заключениям?
   – Да. – Уитлок говорил с сильным тягучим акцентом (большинство считало, с нарочитым). – Мои выводы не очень отличаются от тех, к каким пришли специалисты Флота, полковник. Не понимаю, зачем вы пошли на такие расходы, вызывая меня сюда. Ваши разведчики знают свое дело не хуже меня.
   Уитлок откинулся на стуле: чрезвычайно расслабленная и небрежная фигура посреди военной жесткости и формальности. Но в его манере держаться не было презрения. У военных один набор правил, у него – другой, и он хорошо срабатывался с солдатами.
   – Итак, ваши заключения аналогичны выводам Флота, – сказал Фалькенберг.
   – В пределах ошибок анализа, да, сэр. Сомневаюсь, чтобы какой-нибудь компетентный специалист мог прийти к другим выводам. На протяжении одного поколения на этой планете воцарится варварство.
   Офицеры не издали ни звука, но некоторые явно изумились. Привычка и выучка не позволила им это выказать.
   Уитлок достал из кармана в рукаве сигару и тщательно осмотрел ее.
   – Хотите послушать анализ? – спросил он.
   – Вкратце, пожалуйста. – Фалькенберг снова окинул взглядом лица подчиненных. Майор Севедж и капитан Фаст не удивились: они знали об этом еще до своего прилета на Хедли. Некоторые младшие офицеры догадывались.
   – Все очень просто, – сказал Уитлок. – Нет технологии, которая могла бы обеспечить столь многочисленное население всем необходимым. Без импорта жизненные стандарты быстро снизятся. В другом месте к этому могли бы приспособиться, но не здесь.
   Здесь жители Рефьюджа, привыкшие получать все не утруждаясь, потребуют от правительства принять меры. Правительство не может им отказать. Оно для этого недостаточно сильно.
   Поэтому ему придется инвестировать капитал в производство товаров потребления. Последует упадок технологии, что вызовет уменьшение товарной массы, это приведет к новым требованиям, и начнется аналогичный новый цикл. Трудно сказать, что произойдет потом, но ничего хорошего.
   Довольно скоро здесь исчезнут технологические ресурсы, даже если удастся создать лучшую организацию. Это не ново, полковник. Флот предвидел это. Странно, что вы не поверили его специалистам.
   Фалькенберг кивнул.
   – Поверил, но дело настолько важное, что мне хотелось выслушать стороннее мнение. Вы встречались с лидерами партии Свободы, доктор Уитлок. Есть ли хоть какая-то вероятность того, что они, получив власть, сохранят цивилизацию?
   Уитлок рассмеялся. Смех долгий, беззаботный, непосредственный и абсолютно неуместный на военном совете.
   – Такая же, как вероятность того, что крокодил отпустит свинью, полковник. Даже если предположить, что они знают, что делать, как они могут это сделать? Предположим, им будет видение, и они попытаются изменить свою политику. Кто-нибудь тут же организует новую партию с идеями нынешней партии Свободы.
   Полковник, вам никогда не убедить этих людей, что есть нечто такое, на что не способно никакое правительство. Они не хотят в это верить, и всегда найдутся красноречивые ораторы, которые будут кричать о заговоре. Если бы Прогрессивная партия с ее правильными идеями могла установить сильную власть, может быть, она продержалась бы немного дольше.
   – Вы думаете, это возможно? – спросил майор Севедж.
   – Нет. Возможны попытки, – ответил Уитлок. – Проблема в независимой сельской глубинке. У правительства, которое собирается что-то делать, нет реальной поддержки ни на селе, ни в городе. Со временем, конечно, все здесь должно измениться, но революция, которая к этому приведет, будет кровавой. И долгой, могу вас заверить.
   – Значит, нет никакой надежды? – спросил молодой младший офицер, недавно назначенный командиром роты.
   Уитлок вздохнул.
   – Куда ни глянь, везде проблемы. Например, город уязвим для любого саботажа, который затронет предприятия пищевой промышленности. А атомные генераторы не вечны. Их эксплуатируют непрерывно и без всякого ремонта. Хедли живет не за счет дохода, а за счет основного капитала, и очень скоро капитал растает без остатка. Не с чего будет жить.
   – Таково ваше заключение, – сказал Фалькенберг. – Не похоже на подходящее место для нашей отставки.
   – Мягко сказано. – Уитлок потянулся. – Как ни крути, Хедли не сможет перейти на самообеспечение без очень большого кровопролития.
   – А не могут они попросить помощи у «Американ экспресс»? – спросил младший офицер.