Раткевич Элеонора. Деревянный меч (Деревянный меч - 1)

   - Если ты посмеешь предложить ему деньги, я тебя по-настоящему убью.
   Кенет сделал вид, что ничего не слышал.
   Мучительная трапеза прервалась неожиданно. В залу вбежал перепуганный слуга - не из тех, что прислуживали за столом. Судя по гневному изумлению отца Наоки, если бы кувшин с вином плюнул ему в лицо, это было бы куда как менее невероятно и недопустимо.
   - Молодая госпожа, - задыхаясь, сообщил слуга, - она... стонет очень... и мечется...
   Кенет вскочил и опрометью бросился в спальню Тайин.
   Девочка дышала тяжело и часто, на ее бледном личике застыло выражение испуга.
   - Остолоп! - гневно вырвалось из уст Кенета. Он был зол на себя.
   - Что это? - с ужасом спросил Наоки, вбегая следом за ним.
   - Дурные сны, - коротко ответил Кенет. - Я должен был догадаться... С этим надо покончить раз и навсегда.
   - Но как? - растерялся Наоки.
   Кенет, не говоря ни слова, улегся на пол возле кровати. Он не был уверен, что сумеет заставить себя заснуть, но с удивлением обнаружил, что его неудержимо клонит в сон. Он закрыл глаза, и в мутной полудреме перед его мысленным взором мелькнуло что-то донельзя отвратительное и страшное.
   "Это не мой сон, - понял Кенет. - Бедная девочка".
   Рядом с ним Наоки внезапно зевнул, едва не вывихнув челюсть.
   - Я сейчас буду спать здесь, - невнятно объявил Кенет. - Так надо. - И добавил, повинуясь внезапному предчувствию: - Наоки, не уходи, побудь рядом...
   Что ответил Наоки и о чем спросил его отец, увидев распростертого на полу мага, Кенет уже не услышал. Он провалился в сон тяжело, как камень в темную воду. Он не знал, что Наоки неожиданно для самого себя заснул рядом с ним почти мгновенно. Что отец Наоки, едва успев войти в комнату, вышел, тихо притворил за собой дверь и направился в домашнюю молельню. Конечно, дочери помогли не его долголетние молитвы, а ненавистное искусство ненавистного чужака, но большего он для нее сейчас сделать не мог и не умел.
   Погрузив в сон себя, а заодно - совершенно нечаянно - и Наоки, - Кенет полагал, что сумеет легко прогнать из сна Тайин мучительные образы, но здорово просчитался. Он не сумел их даже понять. И свои-то сны не очень поддаются разумному осознанию, а чужие - тем более. Что одного пугает до безъязычия, другого может оставить равнодушным, а то и насмешить. Что исполнено внятного смысла для одного, другому кажется невразумительной мешаниной света, тени, звука и запаха. Кенет понимал лишь одно: сон был действительно страшен. Непонятное для него, неразличимое, тусклое, давящее, клейкое и холодное, невыразимо гнусное обступило его со всех сторон, душило, хватало, трогало липкими лапками исподтишка. Кенет попытался вырваться - и не смог, невольно попробовал проснуться - и не сумел. Кое-как он дотянулся до меча и вынул его из ножен. Стало немного легче. Тошнотворно леденящие прикосновения прекратились. Рукоять слегка согревала пальцы. Зато спину то и дело протягивало холодом: чужой сон обступал его отовсюду. При виде меча сон немного раздался, потеснился, и внутрь начал робко просачиваться пыльный свет. Хотя свет ли? И действительно ли то, что представляется Кенету ужасным, ужасно на самом деле? Рубанешь сплеча, а потом окажется, что убил ты не злобное чудовище, а тварюшку безобидную, причиняя бедной девочке новую боль из одного только желания помочь. Уж лучше бы не брался вовсе. В чужом сне хуже, чем в чужом лесу, - где друзья, где враги? "Ничего я с этим не смогу поделать, - зябко и устало подумал Кенет. - Как есть ничего. Со своим бы страхом я совладал, а чужого даже понять не могу".
   Мысли его были зыбкими, неясными и дряблыми, как тяжелый воздух, наполнявший этот отвратительный сон, и Кенету самому стало страшно. Страх и подсказал ему решение. Собственный испуг он может побороть, а чужой - нет. А в чем, собственно, разница? Страх остается страхом независимо от того, кто его испытывает. И Кенету вовсе не нужно сражаться до изнеможения с непонятными порождениями чужого страха. Ему нужно взять на себя сам этот страх. Тогда созданные им кошмары будут Кенету понятны - ведь это его собственные кошмары, - а с понятным можно справиться.
   Страх был повсюду, он окутывал Тайин свинцово-тяжелым облаком, сбившимся и свалявшимся, как старое одеяло, и девочка задыхалась под этим грязным, полупризрачным, но неимоверно тяжелым покровом. Кенет постарался представить себе, что перед ним именно одеяло: уж снять-то одеяло он наверняка сумеет. Он потянул одеяло за краешек - и не смог его даже сдвинуть. Да ведь такая тяжесть бедной малышке все кости переломает! Кенет потянул "одеяло" изо всех сил и сдернул его, но равновесия не удержал. Он еще успел услышать, как легко и свободно дышит Тайин, избавившись от невыносимой тяжести страха; краем глаза успел увидеть, как теплый солнечный свет окутывает ее золотистым покрывалом, но и только. Он упал, и тяжелое колючее "одеяло" накрыло его с головой.
   Под "одеялом" было темно и душно. Пахло лежалым тряпьем - почти как в больнице, только хуже. И ничего не было видно. Кенет бился и барахтался в давящей темноте, но сбросить с себя "одеяло" так и не смог - разве только продвинуться вслепую чуть ближе к какой-то крошечной прорехе и глотнуть воздуха.
   Стало немного светлее. Где-то очень далеко создался на мгновение и исчез родной дом, играющий у крыльца Бикки, мачеха в нарядном платье, Кайрин... "Как странно, - мельком удивился Кенет. - Разве я этого боюсь? Почему же я вижу это здесь?"
   Дом оплыл, как свеча, и растекся по горизонту. Оттуда, где он только что стоял, нестерпимо потянуло больничным кухонным чадом и запахом разлагающейся крови. Там, за горизонтом, Аканэ умирал от ран, и Кенет не мог добежать до него, как ни старался. От быстрого бега сердце колотилось даже не о ребра, а где-то под челюстью, и Кенет шагнул прямехонько в полыхающий амбар, потому что сломанная ключица болела так сильно, что он не соображал, куда идет. Он никак не мог выбраться из-под горящих балок, не мог и потушить их: из горла умирающего Акейро на зерно выплеснулась ярко-алая кровь, и оно горело, горело... А меч не горел, хоть и деревянный, и Кенет рубил им пылающие стены, пока не прорубился наружу. Колючее одеяло страха было у него под ногами, оно развернулось бескрайней шершавой степью от горизонта до горизонта, и не было больше ничего, только страх, поросший щетинистой острой травой.
   - Так дело не пойдет, - вслух сказал Кенет.
   Пока он будет бегать от каждого своего страха, страх и будет за ним гоняться - и непременно настигнет. Нужно начать охотиться на страх самому. Не уворачиваться от каждого его плевка, а увидеть его целиком, придать ему образ и прогнать его пинками.
   За образом дело не стало. Тут и думать долго нечего, чье имя носит страх и как он выглядит.
   И вот в степи появился Инсанна. Такой, каким Кенет его запомнил: одетый с дорогим небрежным изяществом. На устах его мерцала прежняя обаятельная улыбка.
   - Иди сюда! - повелительно крикнул Кенет.
   Инсанна сделал шаг, другой. С его плеч потекли складки переливчато-серого дорожного плаща, лоб охватила головная повязка из некрашеного шелка, в руке возник простой, без украшений и резьбы, посох.
   - Вы не поздоровались со мной, друг мой, - усмехнулся Инсанна.
   И тут только Кенет увидел, что Инсанна идет по колено в земле, не тяготясь ничуть, словно полупризрачная ткань сна прогибается и рвется под его реальным весом.
   "Я сам позвал его, - понял Кенет. - Настоящего. Сам показал ему дорогу".
   - Вы расстроены моим появлением? - холодно и ласково улыбнулся Инсанна. - Жаль. Хороший урок необыкновенно полезен для нахальных юношей, лезущих не в свое дело.
   - Это мое дело! - выкрикнул Кенет - и до чего же жалкой показалась ему собственная запальчивость.
   - Да?! - весело изумился Инсанна. - Оно и видно. Вы искусство исцеления где изучали - в приюте для золотушных и чесоточных?
   Он бесцеремонно оглядел Кенета с ног до головы, как некую интересную разновидность тихо помешанных.
   - Ничего, - благожелательно сообщил он по окончании осмотра. - Я вам много воли дал, юноша, но это поправимо.
   Кенету пришлось задрать голову: Инсанна возвышался над ним - ладный, подтянутый, мужественно красивый и нестерпимо взрослый. Как заезжий дядюшка, снисходительно треплющий вихры трехлетнего племянника. Кенета аж скрутило от ненависти.
   - Хотите дать мне в ухо? - понимающе улыбнулся Инсанна. - Так за чем же дело стало? Что мешает?
   Кенет не выдержал. Он покрепче ухватил рукоять меча и бросился на Инсанну. Инсанна уклонился легким движением, даже не сходя с места. Посох его свистнул в воздухе и пребольно хлестнул Кенета по ногам. Кенет рвано вскрикнул и упал.
   - Хоть бы стойку держал, молокосос! - презрительно сплюнул Инсанна и снова обрушил посох - на сей раз на плечи Кенета.
   - А ну встать! - тихо и весело произнес маг.
   "Да он же забьет меня насмерть, - понял Кенет. - Даже магию в ход пускать не станет. Просто забьет. Я ведь воин без году неделя, а его опыту больше восьми сотен лет, и мне с ним одному не справиться. Одному..."
   Кенет попытался встать, и новый удар швырнул его лицом в пыль.
   - На-а-оки! - простонал в отчаянии Кенет, откатываясь в сторону от вездесущего посоха.
   И Наоки появился - бледный от гнева, с обнаженным мечом в руке. Он быстро озирался, словно в поисках кого-то.
   - Не ищи меня, я здесь! - засмеялся Инсанна.
   Серый его плащ с неуловимой для взгляда быстротой сменился синим хайю. Посох раздвоился, заблестел, и мгновением позже Инсанна перебросил в левую руку из правой уже не посох, а тяжелый меч. Инсанна взмахнул обоими мечами и принял боевую стойку с издевательской нарочитой небрежностью.
   С появлением Наоки Кенет немного опомнился. Опыт опытом, но человеческое тело остается более или менее человеческим даже у древнего мага, и пределы его воинского искусства существуют и бороться с ним можно. Не будь Кенет так ошарашен появлением настоящего Инсанны, он не был бы так жестоко избит. Все-таки он своего страха испугался. Но теперь Кенет был не один, и ему стало легче: страх питается одиночеством. Не всегда, но как правило. Даже в толпе страх жив одиночеством.
   Кенет и Наоки бросились на страх одновременно. Кенет отчего-то не опасался, что стальной меч мага перерубит его деревянный. Сон есть сон, а во сне сталь вовсе не обязательно рубит дерево.
   К сожалению, во сне слишком многое происходит не так, как наяву. Инсанна был один, и двоим воинам наяву выпало бы нападать, а ему защищаться. А здесь, внутри сна, Кенет и Наоки сами были вынуждены защищаться. Они рубились, стоя спиной к спине, потому что Инсанна нападал на них сразу с двух сторон. Он не раздваивался, но тем не менее каким-то непостижимым образом оказывался сразу с обеих сторон одновременно. Давалось ему это не так чтобы очень легко, но все же без особого труда. Он ведь на самом деле не здесь, он где-то далеко, и сил у него немерено, а у Кенета и Наоки силы обычные, человеческие. Он не здесь, и они не могут достать его по-настоящему, а он дождется, покуда сопляки выдохнутся, и прирежет их. Наоки и Кенет уже изранены, и раны их обильно кровоточат, хотя и неглубоки. А могли бы оказаться и поглубже, стоило Инсанне захотеть. А он и не хочет. Ему торопиться некуда. Давненько он так не развлекался.
   Постепенно к пыльному лязгу мечей начал примешиваться какой-то посторонний звук, все громче и громче, вроде неясного бормотания, и Инсанна досадливо тряхнул головой, словно странный звук мешал ему сосредоточиться. В этот момент Кенет изловчился, и деревянное острие скользнуло по левому плечу Инсанны. К его великому изумлению, одежда мага немедленно окрасилась кровью.
   - Давно бы так! - одобрил Инсанна, и нестерпимое унижение, вызванное его похвалой, было куда больнее, чем новая рана, нанесенная его мечом.
   Бормотание сделалось отчетливее. Кенет не мог узнать этот голос, но его узнал Наоки - и закричал что есть мочи, сам того не желая и не отдавая себе отчета в своих словах. Память детства, когда сильные руки отца подымали его из кроватки, избавляя от ночных сонных кошмаров, исторгла из уст Наоки отчаянный вопль: "Папочка, спаси!"
   Отец Наоки стоял посреди степи и читал молитвы, перебирая четки. Он должен был увидеть воинов, но взгляд его невидяще упирался в горизонт. "Так и должно быть, - понял Кенет. - Это мы с Наоки спим, а отец его не спит. Он не может нас видеть".
   Наоки снова вскрикнул, потому что меч Инсанны полоснул старика по груди - и прошел насквозь. Отец слегка вздрогнул, сбился, но пальцы его только сильнее стиснули зерна четок. Он расправил плечи и снова начал читать молитвы. Инсанна вновь замахнулся, но меч уже таял в его руке, расплываясь белесым туманом. И сам Инсанна начал таять понемногу. Он поднес полупрозрачную руку ко лбу, туда, где под шелковой повязкой скрывалась памятная Кенету странная рана, будто стараясь унять нестерпимую головную боль.
   - Многообещающее начало, - усмехнулся Инсанна дрогнувшими губами и исчез.
   В молельне было тихо и спокойно. Ее стены словно впитывали слетающие с уст слова. От алтаря исходил приглушенный аромат курений. Однако ни тишина, ни слабый запах священных благовоний не приносили привычного умиротворения. Старый вельможа ощущал неизъяснимую тревогу. Она заставляла произносить молитвы все быстрее и быстрее, и от этого старику начинало казаться, что он куда-то бежит. Он заставлял себя замедлять речь, вдумываться в каждое слово. Никогда еще не было ему так неимоверно трудно сосредоточиться на молитве. В нем крепла непонятная уверенность, что там, в спальне Тайин, происходит нечто страшное, и он опять ничем не может помочь своей дочери только молиться. Он ведь не маг. Маг лежит на полу возле ее кровати.
   Внезапно острая боль в груди заставила его замолчать. Любой другой человек от такой боли со стоном схватился бы за сердце и рухнул на пол. Но старый вельможа никогда не подчинялся тому, что презирал, - даже боли. Он с усилием выпрямился, покрепче сжал четки и вновь принялся молиться.
   Боль отпустила так же неожиданно, как и началась. Приступ ее не прошел бесследно, а разрешился мгновенной вспышкой бреда. Старику явственно представился человек в потемневшем от крови хайю. Он быстрыми шагами пересек молельню и ушел в стену. Отец Наоки не успел даже лица его рассмотреть, только спину.
   Старик запнулся. Руки его задрожали так сильно, что он едва не уронил четки. Все же требовалось нечто большее, чем бредовое видение, чтобы отвлечь его от исполнения долга. Он продолжал молиться, и желанный покой наконец-то снизошел на его душу. Тревога отхлынула и больше не подступала.
   Вновь раздались шаги, на сей раз не призрачные: дверь молельни распахнулась. Старик обернулся и взглянул на сына и его приятеля-мага. Его не испугали набрякшие веки и утомленное лицо Кенета там, в усыпальнице, но то, что старик увидел сейчас, потрясло его.
   Окажись на лице Кенета или Наоки кровавая рана, это было бы всего лишь страшно. Но по правой щеке воина тянулся белый рубец давно затянувшегося шрама. Другой старый шрам пересекал тыльную сторону кисти. И точно такой же давний рубец тянулся вдоль шеи молодого мага.
   - Что это? - с ужасом спросил старик.
   - Страшные сны, - краешком губ улыбнулся Кенет. - Больше их не будет.
   - А если?.. - Отец Наоки не договорил.
   - На всякий случай молитесь, - сказал Кенет. - Вы хорошо молитесь, искренне. У вас получится.
   Старик и предположить не мог, что нахальный маг, так недавно диктовавший ему условия, станет кланяться. И тем более он не ожидал ничего подобного от родного сына. Уж он-то знал, что Наоки скорее даст отрубить себе голову, чем склонит ее перед отцом. Но, к его великому изумлению, молодые воины отдали ему глубокий почтительный поклон. Когда они выпрямились, надменный вельможа посмотрел на них, на их усталые лица, на шрамы, которых не было всего два часа назад, - и поклонился в ответ. Глубоко и неспешно.
   Настала пора возвращаться на постоялый двор, но Кенет отчего-то медлил.
   - Я понимаю, ты хотел бы побыть с сестрой... - нерешительно начал он.
   - А в чем дело? - не сразу догадался Наоки.
   - Если бы ты мог меня проводить... - смущенно произнес Кенет. Понимаешь, мне немного страшно.
   Наоки внимательно посмотрел на него и засмеялся.
   - Что поделаешь, - слегка обиделся Кенет, - храбрости у меня маловато.
   - Ты уверен? - фыркнул Наоки. - Чтобы сознаться, что тебе страшно, нужно очень много храбрости. По-моему, ты самый храбрый человек, какого я видел.
   - Вот уж нет, - отрезал Кенет. - Проводишь?
   - Конечно. Да тут и недалеко.
   - Дальше, чем ты думаешь, - возразил Кенет. - Мне сначала нужно побывать на том берегу.
   - Согласен, - кивнул Наоки. - После такого боя проветриться не помешает.
   - Не будем об этом, - попросил Кенет.
   Недолгий путь до набережной они проделали молча. Час был еще сравнительно ранний, и лодки с гуляющими горожанами только-только начали покидать причал. Кенет и Наоки без труда нашли свободную лодку.
   - Завтра мой отпуск кончается, - нарушил молчание Наоки, когда лодочник взялся за весла.
   - Да, ведь и верно, - вспомнил Кенет. - Мне тоже надо быть в гарнизоне. Совсем забыл.
   - Забудешь тут! - скривился Наоки. - А знаешь, мне придется все массаоне рассказать. Иначе как объяснить ему... это? - И Наоки провел пальцами по шраму на щеке.
   - А ты разве не говорил массаоне, зачем тебе отпуск?
   - Нет. Он и вообще ничего обо мне не знает, кроме того, что я знатного рода. Я только князю Юкайгину рассказывал, чтобы он прошение подписал. И тебе. Больше никому.
   "Мог бы и сам сообразить, - недовольно подумал Кенет. - Уж если хочешь стать хорошим магом, приятель, приучайся почаще думать головой". Конечно, характер у каэнского массаоны тяжелый, и в гневе он соображает не лучше, чем разъяренный вепрь, но он не дурак и не мерзавец. Да разве стал бы он требовать именно такого наказания, если бы знал, что заставило семилетнего мальчика покинуть дом? Глуповат ты для мага, Кенет Деревянный Меч. Как есть простофиля деревенский.
   - Расскажи, - после недолгого молчания согласился Кенет. - Только в подробности не вдавайся.
   - Мне и самому неохота вдаваться, - усмехнулся Наоки. Лодка мягко ткнулась в причал.
   - Ты иди, я тебя в лодке подожду, - предложил Наоки, глядя, как Кенет выбирается на берег.
   - Пойдем вместе, - попросил Кенет.
   - Что, так страшно? - ухмыльнулся Наоки, выходя на берег следом за Кенетом.
   - Эй, а деньги? - завопил им вслед лодочник.
   Наоки снял с пальца перстень и бросил его лодочнику на колени.
   - Это в залог. На том берегу заплатим.
   Кенет уже отошел довольно далеко. Наоки едва догнал его.
   - Не обижайся, - примирительно улыбнулся Наоки, ибо Кенет упорно молчал. - Я понимаю. Мне ведь тоже страшно. Признаваться только стыдно.
   Кенет рассеянно кивнул в ответ.
   - Куда мы идем? - полюбопытствовал Наоки.
   - Не важно. - Кенет огляделся по сторонам. - Да вот хотя бы в этот переулок.
   От такого ответа Наоки до того растерялся, что даже объяснений не потребовал: зачем им идти в безлюдный темный переулок - тем более если все равно, куда идти? И почему все равно?
   Кенет торопливо свернул в переулок.
   - Стой, - скомандовал он озадаченному Наоки. Тот послушно остановился. Кенет извлек меч из ножен и аккуратно очертил деревянным острием круг, обведя им Наоки.
   - На всякий случай, - пояснил он. - Все, теперь можно и возвращаться.
   И сноровисто повлек Наоки к набережной.
   - Может, ты все-таки объяснишь мне, что это значит? - запоздало возмутился Наоки.
   - Это значит, что я дурак и трус, - свирепо огрызнулся Кенет. - Я не должен был тебя звать. А я позвал, и он тебя увидел. Мне-то от него спрятаться несложно: пересек текучую воду, и ему меня не найти. А у тебя никакой защиты нет. Теперь он тебя больше не видит. Меня этому певец Санэ научил. Ему помогло. Будем надеяться, что и тебе поможет.
   - Да кто меня увидел? - настаивал Наоки.
   - Великий черный маг Инсанна, - нехотя ответил Кенет. - Слыхал про такого?
   - Это во сне? - сообразил Наоки.
   - Если бы во сне! - вздохнул Кенет. - Самый что ни на есть настоящий. Страшные сны следов на теле не оставляют.
   Наоки невольно вновь коснулся пальцами изуродованной щеки.
   - Я так боялся, что не успею тебя довезти, - виновато опустил глаза Кенет. - Но мне сначала надо было стать невидимым для него самому. На том берегу я не мог этого сделать.
   - Ты меня для этого сюда и затащил? - изумился Наоки. Кенет молча кивнул.
   - И ни слова не говорил, чтобы Инсанна тебя не услышал и не помешал, размышлял вслух Наоки. - Военная хитрость, значит. Выходит, тебе вовсе не было страшно?
   - Было, конечно, - возразил Кенет и спрыгнул в лодку. Наоки был до того растерян, что едва не опрокинулся в воду, усаживаясь в лодку вслед за Кенетом.
   - А откуда он взялся в твоем сне? - спросил Наоки, избегая называть Инсанну по имени.
   - Все по дурости моей, - признался Кенет. - А тебя я позвал тем более по дурости. Это я уже потом сообразил, что убивать меня он не стал бы.
   - Почему? - заинтересовался Наоки.
   - Раз уж он меня до сих пор не убил... не знаю. Зачем-то я ему нужен.
   - Знаешь, - с горячностью произнес Наоки, - ты и вправду дурак. Сразу надо было меня звать. Меня бы он всего-навсего убил, а тебя хочет взять живым. Как по-твоему, что хуже?
   - Спасибо, - улыбнулся Кенет.
   - За правду не благодарят, - буркнул Наоки. - Когда ты уезжаешь?
   - Куда? - не понял Кенет.
   - Куда-нибудь. Подальше от Каэна. Он ведь Тебя искать будет.
   - Будет, - согласился Кенет. - И тоже подумает, что я куда-нибудь сбежал. Лучше уж я задержусь в Каэне. Вряд ли он станет искать меня здесь.
   - Может, ты и прав, - кивнул Наоки, глядя на отражение луны в быстро темнеющей реке.
   У причала Наоки решительно удержал руку Кенета в ее движении к кошельку и уплатил лодочнику сам.
   - Если ты не против, я сегодня у тебя заночую, - сказал он, покидая лодку. - По правде говоря, не хотелось бы мне сегодня ложиться спать в одиночестве.
   - Мне тоже, - с облегчением признался Кенет. - Как вспомню... если бы не твой отец, мы бы оба пропали.
   Наоки покраснел.
   - Ты не думай, - слегка запинаясь, выговорил он. - Отец... ну, он... он не всегда был такой. По-моему, когда мать умерла, он слегка тронулся.
   - Я ничего и не думаю, - улыбнулся Кенет. - Он вообще-то человек неплохой. Невоспитанный только.
   Наоки невесело усмехнулся. Меньше всего слово "невоспитанный" было применимо к его изысканно-утонченному отцу, знатному родовитому вельможе. И все же точнее определения невозможно и подобрать.
   - И опять ты прав, - признал он. - Только все равно мне стыдно.
   - Не стыдись. Как видишь, - вновь ободряюще улыбнулся Кенет, - и от вельможного высокомерия бывает прок. Не поддаться самому Инсанне!
   - Если бы не это высокомерие, - вздохнул Наоки, - ничего бы не случилось. Тайин бы не умерла... и я бы не ушел из дома.
   - Я тоже ушел из дома, - прервал его Кенет.
   - Почему? - тихо спросил Наоки.
   И всю дорогу до постоялого двора Кенет рассказывал Наоки, почему он ушел из дома и вознамерился сделаться магом. О том, как старый волшебник прогнал его, Кенет и словом не обмолвился: не стоит Наоки знать, какому недоучке он вверял жизнь и смерть своей сестры. И все же Кенет рассказал ему очень многое; куда больше, чем хотел бы. Пришлось рассказать. Наоки отчаянно нуждался в словах Кенета - чтобы он мог наконец перестать стыдиться своего отца, забыть о тягостной сцене за обедом и помнить только несгибаемую стойкость старого вельможи, которого даже магическая боль не заставила замолчать.
   - Теперь я понимаю, - заключил Наоки, когда Кенет закончил свой рассказ.
   - Что, если не секрет?
   - Почему ты всех понимаешь. И меня, и отца, и массаону. И не винишь никого. Ты ведь и родных своих тоже не винишь.
   Ай да Наоки, восхитился Кенет. Он и сам не заметил, что в словах его не было и тени обиды. Он действительно уже не винил ни Кайрина за его предательство, ни ошалевшую от жадности мачеху, ни тем более малыша Бикки его-то за что?
   - По-настоящему ты их и тогда не винил, - предположил Наоки в ответ на недоумение Кенета. - Даже странно, что ты ушел из дома.
   Кенет пожал плечами.
   - Сам не знаю, - угрюмо ответил он. - Наверное, я просто устал их понимать, вот и ушел.
   Глава 14
   СОВЕТ ДА ЛЮБОВЬ...
   Зеркало наклонно висело в воздухе. Инсанна лежал, откинувшись на изголовье, и наблюдал, как заживает рана в плече. Как подтягиваются друг к другу края рассеченных мышц и бледно-розовые волокна вновь срастаются воедино. Как обрывки жил находят каждый свою половину, и кровь перестает течь. Как, наконец, сходятся куски кожи и между ними протягивается полоска шрама - сначала вздуто-багровая, потом белая, чуть припухшая. Когда же и рубец изгладился совершенно, Инсанна еще раз придирчиво осмотрел свое отражение, щелчком пальцев отослал зеркало на место и вскочил с постели.
   Как всегда, когда ему доводилось разрешить стоявшую перед ним задачу, он испытывал хотя и мимолетное, но глубокое удовлетворение. После долгих сомнений задача была решена, и как решена - с блеском! Ай да Инсанна. Теперь не может быть никаких сомнений: созрел его подопечный или еще нет. Самая пора взять мальчишку. И как его взять - тоже ясно. Больше никаких уговоров, никаких попыток сбить его с толку. Только грубая сила. Хитростью с ним уже ничего не поделать, он и сам достаточно хитер. Надо же, кого догадался позвать в свой сон! Своего приятеля. Да любой маг отмахнулся бы с презрением от воина-недоумка: пользы от него ровным счетом никакой. Мало кто мог бы догадаться, что помощь может прийти от его отца. Какая там помощь от спесивого старого дурака? Так ведь старый дурак вот уже битых двенадцать лет грехи замаливает, и притом от всего сердца. Его молитвы такую силу имеют - не всякому священнику дано. Священников на своем веку Инсанна перевидал великое множество и справлялся с ними обычно без особенных трудов - а старикашку одолеть не сумел. Умен сопляк: догадался! Усни Кенет один, без Наоки, и старик не сумел бы войти в его сон. Не дозвался бы мальчишка старого хрыча. Да и не стал бы тот за чужака молиться. А за сына, хоть и отрезавшего себя от семьи, стал - заодно с дочерью, конечно, но стал. И мальчишка не преминул воспользоваться. Даже странно, что так долго медлил.