Раткевич Элеонора. Деревянный меч (Деревянный меч - 1)

   И сама партия! В жизни Кенет не видывал более странных ходов. Конечно, когда играют землей и воздухом, а огнем и водой только пользуется как вспомогательной силой тот, кто по ходу игры обретает на то право, ходы могут и не быть обычными. Но в том-то и дело, что ходы были... нет, не просто необычными, не странными... они не противоречили ни логике, ни правилам игры... нельзя даже сказать, что они никуда не ведут... и все же от попытки понять происходящее на доске начинал мутиться разум. Кенет позабыл, где находится и зачем пришел сюда, пытаясь постичь загадку. И уж тем более позабыл он хотя бы как-то дать знать о своем присутствии.
   Он был бессилен понять что бы то ни было и едва не застонал от гнева на свое непонимание, когда Акейро небрежным движением пальцев разрушил на собственном же поле собственную горную цепь. Юкайгин ответным ходом провел свое облако через все поле противника. Он протянул руку, и рукав шитого золотом церемониального одеяния сдвинулся. На среднем пальце правой руки князя слабо, чуть заметно блеснуло простое гладкое колечко из белого нефрита. Только тут Кенет понял - и сразу же отвел глаза, чтобы не смотреть на то, что не предназначено постороннему взору.
   Как же он сразу не догадался! Не землю и воздух - радость и горе избрали игроки! Да и не игра это вовсе.
   Неудивительно, что Акейро сидит со стороны земли, со стороны черного цвета и радости. Он наконец-то сможет вступить с ненавистным врагом в открытую схватку. Еще бы ему не радоваться! Он и одет не так как всегда. Раньше в одежде наместника преобладали синие и черные тона - в знак уважения к Саду Мостов, городу, чья земля некогда была водой. Но сегодня на Акейро и ниточки синей не было. Безумная радостная ярость, казалось, трепетала в каждой складке его черного хайю. Праздничный черный наряд воины надевают лишь в дни больших торжеств - или перед таким боем, само участие в котором - праздник, перед смертной битвой за правое дело. Редко когда выпадает воину такое беспримерное счастье. Иной воин сойдет в могилу в преклонных летах, изведав множество сражений, но так ни разу и не облачившись перед боем в черное.
   И уж совсем не странно, что Юкайгин сидит за белым полем. Когда-то Кенет вернул Акейро здоровье - неужели только для того, чтобы забрать в уплату его жизнь? Смертные бы муки принять, самому бы заступить его место, но не дозволить, чтобы... а как не дозволить? Даже обладай старый князь властью приказывать наместнику - но можно ли приказать такое? Мыслимое разве дело повелеть - сиди-ка ты, дескать, дома, покуда за тебя будут сражаться другие? Неизгладимый, ничем не смываемый позор для того, кто просит, и смертное оскорбление для того, кого попросили. Как страдал всегда неизлечимо больной Акейро от того, что не может сражаться, как подобает, и не станет Юкайгин отравлять ему радость предчувствия битвы. Не скажет ни слова. Только белое кольцо на пальце в знак траура, в который Юкайгин даже не смеет облечься, дабы не приманить погибель к Акейро. Белое нефритовое кольцо из тех, что носят лучники... и белая сторона игральной доски - чтобы выразить подобающую случаю печаль: как-никак, а не приличествует восторг перед разлукой, даже и по случаю предстоящей битвы.
   Выразить печаль... вот оно! Кенет против воли вновь глядел на доску как завороженный, затаив дыхание. Теперь ему был понятен каждый ход - и ни один не казался странным.
   Правы, тысячу раз правы были князь и наместник, обмениваясь пустыми словами! Кенет, будучи магом, может укрыться от всевидящего взора Инсанны но им-то, простым смертным, откуда знать, не наблюдает ли сейчас Инсанна за ними? А что, если он услышит их разговор? Если поймет, что он означает? Тогда они погибли бесповоротно, не успев ничего предпринять, а главное Кенета их разговор выдает с головой.
   У Кенета сердце стеснилось от жалости. Само его существование в одном мире с Инсанной обрекало этих двоих на разлуку, а то и на смерть. И только из-за него они не могли даже поговорить перед расставанием. Но и разойтись безмолвно они не могли.
   Два мастера игры не играли. Они разговаривали. Слова, бездумно слетающие с их уст, не значили ничего. Разговор велся на доске. Кенет явственно слышал эти странные ходы - шутливо-сдержанные, церемонные, чуть хрипловатые, деланно насмешливые... да, именно так обычно и разговаривали эти двое, пытаясь скрыть свою глубокую привязанность под скорлупой этикета. Как всегда, опасаясь ранить другого слишком откровенным проявлением чувств, они и за доской были верны своему обычному тону. И только раздумье перед выбором - какой же сделать ход? - только рука, застывшая на долю мгновения перед тем, как решительно прикоснуться к той или иной фишке... слова были мертвы, передвижения фишек на доске мужественно скрывали истинные чувства, но каждое мановение руки было исполнено живым страданием. И столько строгой скорбной красоты было в этом безмолвном и оттого окончательном умолчании, что Кенет едва не задохнулся.
   Внезапно Юкайгин как бы ненароком коснулся синей полосы справа от себя. Акейро помедлил немного и повторил его движение, тоже как бы невзначай, а потом слегка скосил взгляд к стене, возле которой стоял невидимый Кенет. Когда Акейро вновь принялся рассматривать доску, взгляд Юкайгина столь же мимолетно скользнул вдоль стены.
   "Они услышали меня", - понял Кенет.
   Акейро неспешно потянулся и встал из-за доски.
   - Засиделся я, - беспечно произнес он, - да и душно здесь. Балконная дверь нараспашку, а все-таки душно. Если ваша светлость не возражает, я хотел бы прервать партию и немного пройтись и размяться.
   - Что ж, идите, - тихо ответил ему Юкайгин. - После доиграем.
   Даже и невидимый, Кенет не посмел поднять украдкой руку и утереть мокрое от слез лицо.
   Он вышел следом за Акейро, но тут же обогнал его и шел впереди, то и дело слегка задевая занавесь или чуть слышно постукивая согнутым пальцем по стене. Акейро следовал за ним, не ошибаясь и не сворачивая. Кенет не останавливался, пока не ощутил за одной из стен пустоту. Тогда он коснулся стены, открывая дверь в один из тех подземных ходов, которые так и не показал ему в свое время Юкенна, и вновь затворил дверь за Акейро.
   - Я здесь, - шепнул Кенет, сбрасывая с себя покров невидимости: уж теперь-то она и вовсе ни к чему.
   - Знаю, - почти беззвучно ответил Акейро.
   - Погодите немного, сейчас я найду факел.
   Произнося эту отчаянную ложь, Кенет покраснел: одна надежда, что Акейро не заметит несообразности - да какому же магу нужен факел! Кенет в нем и не нуждался. Зато Акейро отчаянно нуждался в том, чтобы побыть наедине с собой. Когда, выждав немного, Кенет нашарил в темноте факел и затеплил на нем неяркий магический свет, Акейро вполне овладел собой. Он был ровен, спокоен, и с его высокомерно изогнутых уст в любую минуту готова была слететь очередная насмешка.
   - Пойдем, - тихо сказал он. Шепот привычного к подземным переходам Акейро не унесся громоподобным шорохом эха в темноту, а окутал его невидимым облачком.
   - Погодите, - спохватился Кенет. Он обнажил свой деревянный клинок, очертил Акейро кругом и вновь вложил меч в ножны.
   - Теперь и идти можно, - сказал Кенет. - Больше Инсанна вас не увидит и не услышит.
   - А вас? - спросил Акейро. Кенет призадумался на мгновение.
   - Нет, - ответил он. - Меня - нет. Я по пути сюда достаточно ручейков перешагнул.
   - При чем тут ручейки? - удивленно приподнял бровь Акейро. - Разве это может помочь?
   Кенет объяснил побратиму, почему шаг через ручей скрывает его от глаз Инсанны, и Акейро по достоинству оценил драконий дар. Откуда взялся сам дракон, Кенету рассказывать не пришлось: вот уж поистине - слухами земля полнится. Акейро знал о его приключениях едва ли не лучше его самого. А может, и лучше - знал же он, откуда взялся оставленный Кенетом кошелек. Кенет совсем было собрался выспросить у Акейро обещанную историю кошелька, но тут подземный ход раздвоился, и Кенет забыл о кошельке.
   - Куда нам теперь? - спросил он. - За городскую стену?
   - Да, и поближе к реке, - ответил Акейро. - Там нас уже ждут.
   - Тогда налево, - сориентировался Кенет.
   - Да, пожалуй, - после минутного раздумья согласился Акейро. - До чего эти ходы запутанные. Хоть мне Юкенна и показывал, а все же нет-нет да и ошибусь.
   - А что Юкенна сейчас поделывает? - с любопытством спросил Кенет.
   - Нас поджидает, - усмехнулся Акейро. - Только не здесь, а в другом месте.
   Теперь, когда спутать дорогу было уже невозможно, Кенет не шел впереди, а следовал за Акейро чуть поодаль. Магический свет мягко струился с навершия факела, драпируя черный хайю наместника в причудливые полупрозрачные тени. Но сам Акейро в ореоле ускользающих теней ничем не напоминал призрак. Наоборот, никогда он еще не выглядел таким... таким... Кенет замялся, подыскивая нужное слово... таким реальным, настоящим... было в нем раньше нечто хоть и прекрасное, но бесплотное, почти потустороннее. От его болезненного очарования даже у равнодушного созерцателя сердце щемило - что уж и говорить о близких людях! Теперь наместник лишился напрочь печальной прелести потаенного умирания. Он был восхитительно живым, и тело его было не столько хрупким, сколько стройным. Он был худ той худобой, которая указывает не на болезнь и лишения, а на здоровье и силу. В его теле, в каждом его движении угадывалась скрытая грозная мощь, не умеряемая, а только подчеркнутая худобой и врожденным изяществом. На какой-то миг Кенетом овладело недоброе предчувствие: не скорую ли гибель Акейро предвещает эта ослепительная вспышка всех жизненных сил? Неужели только в преддверии смерти обретает человек подобное величие? Или это черный хайю так преобразил Акейро? Никакие роскошные одеяния не были ему настолько к лицу, как строгая торжественность праздничного воинского наряда. Кенет подумал мимоходом, что он в своем синем повседневном хайю выглядит рядом с Акейро неподобающе, и пожалел, что так и не успел в свое время обзавестись черным хайю. И словно откликаясь на его невысказанные мысли, Акейро заговорил.
   - Одного я не понимаю, - произнес он. - Черный - это цвет земли, силы, радости. Так по какому праву черные маги именуются черными?
   После встречи с собственной магией в месте средоточия Кенет знал ответ и назвал его, не задумываясь:
   - Потому что они украли у людей и землю, и силу, и радость.
   На такое разъяснение Акейро негодующе презрительно фыркнул. В его презрении было столько вызова, столько дерзкой неприкрытой угрозы, что Кенет невольно засмеялся. Засмеялся и Акейро.
   Так, смеясь, они и вышли рука об руку из подземного хода в перелесок неподалеку от речного берега.
   - Куда теперь? - спросил Кенет, щурясь на солнце.
   - Вон к тому кустарничку, - ответил Акейро. - Там нас уже ждут.
   - Кто? - полюбопытствовал Кенет, следуя за наместником.
   Вместо ответа Акейро резко, совершенно по-разбойничьи свистнул. На его свист над обрывистым берегом выросли две фигуры - одна высокая, широкоплечая, другая стройная, пониже ростом, с громадным мечом за спиной.
   - Лим! - задохнулся от радости Кенет. - Кенро!
   Он хотел было броситься навстречу бегом, но устыдился Акейро, только что пережившего расставание, и чинно, неспешно подошел к обоим воинам, обменявшись с ними таким же чинным неспешным поклоном.
   - Лодка готова? - спросил Акейро, когда все поприветствовали друг друга гораздо более сдержанно, чем хотелось бы.
   - Плот, - поправил его Кенро. - Здешний люд лодками не больно-то и пользуется. Мы будем слишком бросаться в глаза. А плот для нас в самый раз: обедневшие воины возвращаются домой. Дело обычное.
   - Согласен, - кивнул Кенет, вспомнив свое путешествие вдоль реки: лодок он видел две-три от силы, зато плоты скользили мимо него во множестве.
   - Только обедневшими воинами будешь ты с его светлостью, - вступил в разговор Лим. - А мы просто плотогоны.
   - Правильно, - одобрил Акейро. - Слишком много воинов на одном плоту... не стоит привлекать к себе внимания. Кстати, о внимании, обернулся он к Кенету, - нельзя ли сделать и наших плотогонов невидимыми для Инсанны?
   - Можно, - ответил Кенет. - Сейчас сделаю.
   Как только Кенет обвел Лима и Кенро кругом магической защиты, начались приготовления. Оба воина скинули хайю и натянули на себя крестьянские кафтаны. Кенет только головой покачал, глядя, как Лим снимает с себя оружие.
   - Из тебя простой плотогон - как из меча мотыга, - обеспокоенно заметил Кенет.
   - Ничего, - беспечно отозвался Лим, - это вблизи так кажется, а с берега и вовсе незаметно будет.
   Преображенные воины по щиколотку в сыпучем песке спустились к берегу. Плот лежал на берегу возле самой кромки воды. Стлань для спуска плота на воду уже была приготовлена. Кенро с разбега вскочил на плот и нагнулся.
   - Не открываеться. - пропыхтел он.
   - И не должен, - ухмыльнулся Лим. - Хорош был бы тайник, будь его так просто открыть.
   Он тоже ступил на плот, согнал оттуда Кенро, склонился и одним рывком приподнял часть настила.
   - Загружай! - скомандовал он.
   Кенро бережно уложил в тайник оружие, и Лим опустил крышку тайника на место.
   - Так оно лучше будет. Простым плотогонам оружие при себе иметь не положено. А если что и случится, вынуть мечи мы всегда успеем. Он сошел с плота и взялся за его край.
   - А ну, навались! - крикнул он.
   По бревнам стлани плот скользнул на воду легко, как плясунья по дворцовым полам. Кенет и Лим столкнули его вдвоем, помощь Кенро им даже не понадобилась.
   - Пожалуйте, господа воины! - дурачась, заорал Лим, точно подражая говору самоуверенных перевозчиков. Кенро уже стоял рядом с ним - и когда успел? Акейро и Кенет, улыбаясь, взошли на плот, и Лим оттолкнулся шестом от берега.
   - А не опоздаем? - спросил Акейро, когда плот медленно поплыл вдоль по течению.
   - Не должны, - заверил его Кенро. - Не так мы медленно плывем, как кажется. Если придется спешить, у нас с собой и парус есть. Только навряд ли он понадобится. Лим у себя в дальнем Загорье так плоты водить навострился - лучшего плотогона по эту сторону гор и не найдешь.
   В эту минуту Лим вновь оттолкнулся шестом, направляя движение плота. Шест у лучшего плотогона вырвало из рук с легкостью необычайной, словно он был не могучим воином, а больным ребенком. Течение мгновенно подхватило плот и вынесло его на самую середину реки. Вырванный волнами шест завертелся и исчез в стремнине. Акейро вскрикнул, Кенро издал протестующее восклицание, Лим метнулся за запасным шестом. Когда он возник на краю плота с шестом в руках, Кенет посмотрел внимательно на воду - и рассмеялся.
   - Убери свою палочку, Лим, - распорядился он. - Вовсе незачем у дракона глазки выковыривать. Не ровен час рассердится. И не беспокойся, мы не утонем. Нас доставят на место в полной сохранности куда быстрее, чем ты мог бы себе представить.
   И действительно, никем не управляемый плот рванулся вперед быстро и уверенно. Ни толчка, ни покачиваний на волнах - плот словно на руках несли. В его скольжении не было ничего хаотичного, оно было точным и целенаправленным.
   Пока ошеломленные спутники Кенета вглядывались в воду, пытаясь разглядеть в речных волнах незримого для них дракона, Кенет подошел к краю плота и низко поклонился.
   - Значит, все-таки поспеем вовремя, - заметил Акейро. Пожалуй, из всех присутствующих, кроме, разумеется, самого Кенета, Акейро был наименее ошарашен: все-таки о подвигах Кенета он был достаточно наслышан от Наоки.
   - Куда? - в который уже раз поинтересовался Кенет - и, к своему удивлению, получил некое подобие ответа.
   - К тому месту, где нас ждет твоя армия, - объявил Акейро.
   - Армия? - не понял Кенет. - Какая? Зачем? Акейро ответил не сразу: он любовался отблесками солнечного света на волнах.
   - Пожалуй, я все же отругаю Аканэ, - небрежно бросил он.
   - За что? - возмутился Кенет.
   - За то, что не научил вас главному, - лениво пояснил Акейро. - Он научил вас драться, как подобает воину, и мужественно встречать опасность, и многим другим полезным вещам... но думать, как следует воину, он вас не научил.
   Он снова замолк и, лишь повинуясь молящему взгляду Кенета, продолжил разъяснение.
   - Армия нужна, чтобы вы могли добраться до Инсанны живым. Сами подумайте - пока ваши магические способности еще не проявились в полной мере, Инсанна мог на что-то рассчитывать. И то он востребовал - и получил указ о вашей поимке, а будь у него точные сведения о вас - добился бы и указа о вашей смерти. Ну а теперь, когда вы стали магом, - да неужели он вас подпустит к себе близко? Вы сами говорили, что с помощью магии он вас увидеть не может. Несомненно, он вышлет вам наперехват людей. Стоит вам пересечь горы - и первый же конный разъезд живьем с вас шкуру снимет прежде, чем вы успеете хоть слово сказать, а не то что магию в ход пустить.
   - Понял, - кивнул Кенет. - Согласен. Пожалуй, Инсанна уже знает, что я стал магом, даже если меня и не видит. Есть у него на то свои способы. Я другого не пойму - вы-то откуда об этом прознали?
   - Один человек сказал, - улыбнулся краешком губ Акейро.
   - Тот, что принес вам мой кошелек? - уточнил Кенет.
   - Он самый, - кивнул Акейро.
   - Вы обещали мне о нем рассказать, - напомнил Кенет.
   - Да рассказывать в общем-то почти нечего, - усмехнулся Акейро. - Вас больше этот человек интересует или кошелек?
   - Оба! - едва не простонал снедаемый любопытством Кенет. Лим и Кенро откровенно расхохотались.
   - Что ж, - призадумался Акейро, - начнем, пожалуй, с кошелька... И, намеренно не обращая внимания на протестующий возглас Кенета, Акейро продолжил.
   - Кошелек, - поведал он, пряча улыбку, - был найден во время обыска на постоялом дворе. Конфисковал его массаона Рокай. Потом кошелек как улику забрал у него императорский гонец. Массаона не возражал. Он напоил гонца и предложил ему отправиться в веселый дом. Гонец не отказался. Но по какой-то странной случайности вместо веселого квартала бедняга забрел в квартал свадебных дел мастеров, откуда вернулся почему-то уже без кошелька, о каковом упущении, протрезвев, решил начальству не докладывать.
   - Хакка! - воскликнул невольно Кенет.
   Акейро кивнул; глаза его смеялись. Он явно наслаждался беседой.
   - Украденный в свадебном квартале кошелек - опять же, как вы понимаете, неким таинственным образом - вновь оказался у господина массаоны. Потом один человек забрал у массаоны кошелек и принес его мне.
   - Да что за человек-то? - возопил Кенет.
   - Тот маг, что посоветовал князю Юкайгину прибегнуть к вашей помощи. На мгновение лицо Акейро омрачилось, но он тряхнул головой, как бы отгоняя невеселые мысли, и продолжил решительно: - Он и сказал мне, что вы сделались магом и что в самое ближайшее время ваша битва с Инсанной неизбежна.
   - А он откуда знает? - обреченно вздохнул Кенет.
   - А уж это вы у него спросите, - пожал плечами Акейро. - Я не могу вам его предоставить сию же минуту. Чтобы собрать все войско в одном месте в одно и то же время, без мага не обойтись: кто-то должен доставить им сигнал о выступлении - тайно и почти одновременно. Вот этим он сейчас и занят. Вы с ним непременно встретитесь - вот тогда и спросите.
   Он вновь замолчал, поглаживая рассеянно рукоять своего меча. Примолк и Кенет.
   - Давайте-ка я все же возьму в руки шест, - сказал Лим. - Не для того, чтобы править, - так, для вида.
   Шест в руках Лима оказался отнюдь не лишним. Плот, несущийся по воле волн столь целенаправленно, вызвал бы в умах прибрежных жителей известное недоумение, если не что похуже. А если плот управляем, дивиться нечему разве что мастерству плотогона. Простой люд с восхищением взирал, как Лим играючи управляется с шестом - и верно ведь, играючи. Акейро с восхищением взирал на окрестности. Кенро наигрывал на тростниковой дудочке умопомрачительные мелодии - по мнению знатоков, на подобные музыкальные изыски способна разве что многоствольная флейта, но Кенро не был знатоком. Кенет наслаждался и музыкой, и передышкой перед боем. Лим, ко всеобщей радости, наслаждался собственным мрачным ворчанием. Когда восторг в глазах Акейро сменялся тихой сосредоточенной печалью, Лим начинал корчить из себя придурка-солдафона до тех пор, пока Акейро не расставался со своей тоской, а Кенет - с тревогой за побратима. Словом, несколько суток путешествия прошли как нельзя более приятно, хотя и продлилось оно дольше, чем Лим поначалу предполагал.
   Вторично он расстался с шестом, когда попытался приблизиться к берегу.
   - Ты уверен, что твой дракон знает, что делает? - пробурчал он, когда Кенет кое-как успокоил возмущенного воина.
   - Вполне, - заверил его Кенет.
   - Посмотрим, - нехотя уступил Лим.
   Плот свернул в какую-то малозаметную протоку, рассек камыши и долго протискивался вдоль берегов - но так быстро, что даже Лим не сделал попытки спрыгнуть с плота на топкий илистый берег. Проплутав полдня в камышах, плот внезапно вырвался на широкую воду и вновь понесся стрелой.
   - Надо же! - ахнул Кенро. - Это мы, получается, обогнем Лихие Горы и прибудем прямо к условному месту по реке.
   - А жаль, - вздохнул Кенет. - Хотелось бы мне еще разок в Лихие Горы наведаться.
   Кенро посмотрел на него так, словно сомневался, не покинул ли Кенета рассудок. Лим ухмыльнулся широко, но промолчал.
   - Зато успеем вовремя, - сухо заметил Ахейро.
   День был, как говорили в родной деревне Кенета, на утрате, когда плот вильнул в сторону и замедлил ход. Путешественники неторопливо, со всей учтивостью, благодарно поклонились реке, и их обдало нежной водяной пылью.
   - Ну, отсюда и пешком недалеко, - жизнерадостно сообщил Кенро, выпрыгивая на берег. - Еще до вечера доберемся.
   Акейро и Кенет были готовы продолжить путь посуху, но Лим точно прирос к берегу. Его невидящий взгляд запутался в степной траве; грудь подымалась медленно и сильно, как если бы Лим все пытался и все не мог надышаться.
   - Разве это степь? - произнес он со злой внезапной тоской. - Ладно, пойдем, что ли...
   Он извлек из тайника оружие, вручил Кенро его вожделенный меч и зашагал, не глядя по сторонам, широкой стремительной походкой.
   Вопреки бодрому предсказанию Кенро, до условного места удалось добраться лишь затемно. Акейро уже начинал слегка задыхаться, но в ответ на предложение остановиться и отдохнуть отпустил такое невельможное выражение, что Кенет покраснел, а Лим засмеялся.
   - Так ведь ненадолго, - растерялся Кенро.
   - Не стоит, - с трудом переводя дыхание, сказал Акейро. - Мы уже почти пришли.
   - Не почти, ваша светлость, а совсем, - поправил его Лим. - Вот и костры - видите?
   Костры были сложены мастерски - не просто бездымные, а еще и почти неразличимые даже в вечерних сумерках. Неопытный человек мог бы в десяти шагах не заметить ни одного костра. Даже Кенро не сразу разглядел их - что и говорить о Кенете или Акейро!
   Из темноты вынырнул Аканэ и поклонился сначала наместнику, потом бывшему ученику, а уж после - друзьям. Кенет думал, что на свете не может быть большей радости, чем снова повстречать Аканэ. Он даже и не надеялся на встречу. Однако же она состоялась - и принесла куда больше смущения, чем радости. Кенет никак не мог взять в толк, отчего это его учитель и вдобавок великий воин кланяется ему сам, вместо того чтобы принять поклон ученика, как положено по обычаю.
   Аканэ, угадав его смущение, усмехнулся и тряхнул его за плечо.
   - Принимай свою армию, массаона, - произнес он.
   - К-ка-ккакую армию? - оторопел Кенет.
   Долго гадать ему не пришлось. Вслед за Аканэ из темноты появился еще один знакомый силуэт.
   - Толай! - ахнул Кенет.
   - Я же говорил, что мы еще увидимся, сынок, - напомнил кузнец.
   - А я-то жалел, что мы миновали Лихогорье! - воскликнул Кенет. - Но ты-то здесь откуда взялся?
   Толай посмотрел на него с легкой укоризной: неужели, мол, сын Седого Лиса по хлебу способен задавать такие глупые вопросы?
   - Сон тебе был? - риторически предположил Кенет.
   - И не мне одному, - кивнул кузнец.
   - Идиллия, - ухмыльнулся Аканэ и отправился за хворостом.
   Насчет идиллии Аканэ в самую точку попал. Есть в дружбе настоящих воинов что-то потаенно нежное, стыдливо беззащитное - настолько беззащитное, что любого неосторожного слова боится. Что-то, чего нельзя и вовсе высказать словами. Нечто сокровенное, что охотно прикрывается иронией или прячется за напускной суровостью - той, которой истово подражают люди, не изведавшие ни войны, ни дружбы. А потому пытаться хоть приблизительно пересказать беседу двух воинов после разлуки - мучение сплошное. Хуже, чем об истинной любви рассказывать. О ней тоже просто словами не скажешь, но влюбленные хотя бы не колотят друг друга по спине, не приветствуют предмет своих воздыханий радостной площадной бранью, как простые солдаты, и не кланяются с торжественной строгостью наподобие великих воителей. Кенет еще не привык к внешне грубоватой обрядности воинской дружбы, и переживания его были наивно обнаженными, как у всякого новичка, не полностью лишенного ума и сердца. Отправляясь за хворостом, Аканэ довольно улыбался: вот если бы юный ученик вздумал вести себя наподобие самого Аканэ, его бы это здорово встревожило - в те ли руки он передал свое искусство?
   - Всем нам сон был, - продолжал тем временем Толай. - Вот в тот самый день, когда ты освободил наши сны. И кто ты такой, и когда мы тебе пригодимся, и куда нам идти надо...
   - Хоть бы мне кто словечко сказал! - вспыхнул Кенет.
   - И почему говорить тебе ничего до времени нельзя, - невозмутимо закончил Толай.