Страница:
– Все мы люди, Обри, всем нам свойственно ошибаться. Я думаю, вы доверяете мне больше, чем я заслуживаю.
Однако он все еще не мог отпустить ее от себя. Он баюкал ее на руках, вдыхая аромат сирени и наслаждаясь прикосновением к ее телу. Они были женаты уже около двух месяцев, и все это время у него не было женщины. Вывод лежал на поверхности, но он усилием воли сдержал себя. Скоро он уплывет, и будет отсутствовать несколько месяцев. Сейчас не время начинать отношения, которые могут никогда не возобновиться.
Словно прочитав его мысли, Обри осторожно освободилась из его объятий.
– А я – это другая ошибка?
Суровая усмешка притаилась в уголках его губ, когда Остин ссадил ее с колен и помог встать на ноги.
– Вы ошибка, несомненно, но я не совершил ее с вами. Никоим образом.
Она подозрительно посмотрела на пего, по не стала углубляться и перевела разговор на другую тему.
– Что слышно о моем отце? Нашел он вашего зятя? Остин снял со скамеечки ногу и встал рядом с ней.
– Они выяснили, какой корабль находился поблизости, когда был похищен Адриан, и узнали его маршрут. Потребуется какое-то время, чтобы письма дошли во все порты по пути его следования, и на то, чтобы корабль вернулся в Лондон. Нам остается только надеяться, запастись терпением и заниматься своими делами.
Это озадачило ее еще больше, но она не стала задавать вопросов. Она заподозрила, что он специально напускал туману, и не хотела доставлять ему удовольствие посмеяться над ней.
– Вы написали своей сестре? Она, должно быть, ужасно беспокоится.
Остин улыбнулся.
– Написал. Я мало, что мог пообещать ей, но это лучше, чем ничего. Вы хотели бы еще что-то узнать? Как видите, сегодня я совершенно добровольно отвечаю на все ваши вопросы. Завтра может быть по-другому.
Он отпустил ее плечи, и она почувствовала, что их близость прервалась.
– Вы написали ей о нашем браке? – спросила она с любопытством, опасаясь его ответа.
Улыбка исчезла, и он серьезно посмотрел на нее.
– Я рассказал ей о нашем браке и о помощи вашего отца, но ничего не говорил о сопутствовавших обстоятельствах. Не нужно, чтобы она об этом знала.
Обри кивнула, не понимая, откуда у нее это чувство облегчения. Она только сейчас внезапно поняла, насколько он признавал их брак. Как глупо было подумать, что он отрекся бы от него.
Она улыбнулась, запечатлела поцелуй на своих пальцах и приложила их к его губам.
– Это единственный секрет, который навсегда должен остаться тайной за семью печатями.
– Кокетка, – покачал головой Остин и, поскольку не смог справиться с собой, обнял и поцеловал ее.
Глава семнадцатая
Глава восемнадцатая
Однако он все еще не мог отпустить ее от себя. Он баюкал ее на руках, вдыхая аромат сирени и наслаждаясь прикосновением к ее телу. Они были женаты уже около двух месяцев, и все это время у него не было женщины. Вывод лежал на поверхности, но он усилием воли сдержал себя. Скоро он уплывет, и будет отсутствовать несколько месяцев. Сейчас не время начинать отношения, которые могут никогда не возобновиться.
Словно прочитав его мысли, Обри осторожно освободилась из его объятий.
– А я – это другая ошибка?
Суровая усмешка притаилась в уголках его губ, когда Остин ссадил ее с колен и помог встать на ноги.
– Вы ошибка, несомненно, но я не совершил ее с вами. Никоим образом.
Она подозрительно посмотрела на пего, по не стала углубляться и перевела разговор на другую тему.
– Что слышно о моем отце? Нашел он вашего зятя? Остин снял со скамеечки ногу и встал рядом с ней.
– Они выяснили, какой корабль находился поблизости, когда был похищен Адриан, и узнали его маршрут. Потребуется какое-то время, чтобы письма дошли во все порты по пути его следования, и на то, чтобы корабль вернулся в Лондон. Нам остается только надеяться, запастись терпением и заниматься своими делами.
Это озадачило ее еще больше, но она не стала задавать вопросов. Она заподозрила, что он специально напускал туману, и не хотела доставлять ему удовольствие посмеяться над ней.
– Вы написали своей сестре? Она, должно быть, ужасно беспокоится.
Остин улыбнулся.
– Написал. Я мало, что мог пообещать ей, но это лучше, чем ничего. Вы хотели бы еще что-то узнать? Как видите, сегодня я совершенно добровольно отвечаю на все ваши вопросы. Завтра может быть по-другому.
Он отпустил ее плечи, и она почувствовала, что их близость прервалась.
– Вы написали ей о нашем браке? – спросила она с любопытством, опасаясь его ответа.
Улыбка исчезла, и он серьезно посмотрел на нее.
– Я рассказал ей о нашем браке и о помощи вашего отца, но ничего не говорил о сопутствовавших обстоятельствах. Не нужно, чтобы она об этом знала.
Обри кивнула, не понимая, откуда у нее это чувство облегчения. Она только сейчас внезапно поняла, насколько он признавал их брак. Как глупо было подумать, что он отрекся бы от него.
Она улыбнулась, запечатлела поцелуй на своих пальцах и приложила их к его губам.
– Это единственный секрет, который навсегда должен остаться тайной за семью печатями.
– Кокетка, – покачал головой Остин и, поскольку не смог справиться с собой, обнял и поцеловал ее.
Глава семнадцатая
Несколько дней спустя, возвращаясь домой из Эксетера, Остин все еще ощущал на губах вкус ее поцелуя, пьянящий, словно тонкое вино. Корабль был готов к отплытию на следующий день, и ему предстояло сообщить об этом Обри. Сцены, которые закатывала Луиза перед его отплытием, глубоко запечатлелись в памяти, и он побаивался предстоящего разговора. Направляя своего скакуна во внутренний двор, он перебирал в уме различные варианты.
Он предполагал, что не застанет ее дома. Поля только начали подсыхать, все небо было затянуто облаками, но они не предвещали дождя.
– Где графиня? – спросил он грума.
– Выехала верхом с Джейми больше часа назад.
Остин устало соскользнул с коня. Нога отчаянно болела от долгой скачки. Он надеялся провести с Обри приятный день, прежде чем ошеломить новостью. Теперь оказалось, что план придется менять.
– Оседлай кобылу, Джон! Куда она направилась?
– К Шонесси, милорд. – Джон говорил с большей живостью, чем обычно. – У них кто-то заболел.
Это была новая область деятельности Обри, полностью в ее характере. Ему следовало бы понять, что его немногочисленные арендаторы должны были немедленно попасть под опеку Обри.
Остин вскочил на свежую лошадь и поскакал в указанном направлении.
Уже несколько лет в разваливающемся коттедже, дававшем приют сезонным рабочим, жила всего одна семья. Глава семьи, Тим Шонесси, два лета проработал на полях, а на вторую зиму упился до смерти. Остину не хватило духа прогнать семью, оставшуюся без кормильца, и с тех пор она полулегально жила здесь, поддерживая существование случайными заработками.
Подъехав к коттеджу, Остин обнаружил Джейми, державшего лошадей чуть поодаль. Никого из обитателей коттеджа не было видно. Он поприветствовал молодого парня, передал ему поводья и похромал к коттеджу на негнущихся ногах.
Обри удивленно взглянула вверх, когда его тень загородила свет, лившийся из двери, но изумление быстро сменилось радостью, и она, вскочив с пола у соломенного тюфяка, бросилась Остину на шею.
– О, я так рада, что вы пришли, Остин. Я в отчаянии. Все перепробовала, но ничего не помогает. Госпожа Шонесси говорит, что здесь некого позвать, но такого же не может быть, не так ли? Боюсь, нет даже аптекаря. Нет ли здесь где-нибудь врача, которого мы могли бы вызвать?
Она прильнула к его рукам, словно одно его присутствие могло решить все проблемы. Остин криво улыбнулся, обнял ее за талию и развернул так, чтобы видеть утомленную женщину, удрученно восседавшую на сломанном столе.
– Как ваши дела, Эдна? Что-то с маленьким Майклом?
Женщина посмотрела на него отсутствующим взглядом, затем повернулась к тяжело дышавшему худому подростку на тюфяке.
– Такова божья воля – забрать к себе лучшего из моих детей, когда он еще так молод.
Выражение боли и досады исказило лицо Остина, но он придержал язык, повернувшись к разметавшемуся в лихорадке подростку на тюфяке. Действительно, Майкл был лучше остальных, с готовностью брался за любую предложенную работу, но он никогда не отличался силой.
Обри с надеждой прильнула к его руке, широко раскрытые глаза ловили выражение его лица, и он не мог обмануть ее ожиданий. Его взгляд упал на накрытую полотенцем корзину с едой, которая, должно быть, перекочевала сюда прямиком из его кухни. Было любопытно, что из этой корзины попадет в рот большому, но Остин не высказал свои мысли вслух.
– Как давно он в таком состоянии? – спросил он, поднимая глаза на мать ребенка.
– Точно не знаю. Как стало тепло, он спал в поле. Я считаю, это все сделали дожди.
Речь женщины была странной смесью акцентов. Остину было любопытно, в каком доке Тим ее откопал, но он никогда вслух не интересовался ее прошлым. Она не пила и изо всех сил старалась прокормить свое потомство.
– А где остальные?
Женщина странно посмотрела на него.
– Где-то здесь. Иногда они бывают дома. Обри потянула его за руку.
– Я думаю, это инфлюэнца, Остин. Я все перепробовала. Мы должны вызвать врача.
Он сомневался, что затраченные на лечение деньги дадут положительный результат, но, заглянув в глаза жены, в которых застыли слезы, решил попытаться.
– Я скажу Джону, чтобы он помог перевезти его в аббатство, где вы сможете за ним присматривать. В Эксетере есть врач, и я утром привезу его.
Облегчение, отразившееся на лице Обри, было достаточной наградой за ту бесполезную задачу, которую он взвалил на себя. Привыкшая, что к ее услугам всегда было все лучшее, Обри не представляла трудностей сельской жизни. Врачей было мало, да и те, что имелись в наличии, являлись в большей степени шарлатанами. Остин не знал лично врача в Эксетере, но знал, что он обслуживал богачей. Он не приедет, если ему не пообещать щедрый гонорар.
Они вышли из коттеджа на свежий воздух и по грязной щебенке двора направились к лошадям. И в это время во двор въехала странная всадница.
– Добрый день, милорд, – с вызовом сказала она.
Обри удивленно взглянула на всадницу. Раньше она никогда не видела эту девушку. Верхом на ослике, одетая в выброшенный какой-то леди костюм, девушка держалась гордо и прямо. Волосы, когда-то бывшие желтыми, были убраны в претенциозную прическу над узким лбом и блеклыми васильковыми глазами.
– Добрый день, Бланш, – поздоровался Остин и, ухватив Обри за локоть, подтолкнул к лошадям, не собираясь продолжить разговор.
– «Добрый день, Бланш»!.. И это все, что вы можете мне сказать?
Девушка слезла с осла и преградила им путь.
Бланш была скорее женщиной, чем девушкой. Глубокие морщины пересекали лоб, маленький остренький носик выглядел карикатурой на бледном личике. Но, несмотря на истощенный вид, груди у нее были полными и высокими и выпирали из-под покрывавшего их тонкого муслина.
Обри сдержала вздох понимания, когда ее взгляд скользнул ниже и обнаружил явные признаки беременности под оборками юбок.
Остин не казался обеспокоенным встречей, хотя старался держаться между женщинами, словно оберегая Обри от злобного взгляда Бланш.
– Не думаю, что нам есть о чем говорить, Бланш. Разве вы недовольны тем, что я для вас сделал?
– Вы ожидаете, что я буду работать с этим? – визгливо закричала она, указывая на свой живот. – Я не смогу долго скрывать это, и рано или поздно какой-нибудь кретин пожалуется на меня хозяйке. Вам придется заплатить за мое бесчестье, милорд. Ничего другого не остается.
Обри задержала дыхание, когда до нее дошел смысл слов. Бланш. Это была та самая служанка, которую он прогнал, прежде чем приехала Обри. А причина была очевидна. Она попыталась вырваться из рук Остина, но тот крепко держал ее.
– Я честно расплатился с вами, Бланш, и просил от вас не больше, чем вы могли обещать. Если бы этот ребенок был моим, я признал бы его и поддержал, но я тоже умею считать, Бланш. Прошло больше года с тех пор, как мы вместе с вами коротали время. Вы должны поискать кого-то еще, чтобы обвинить его в ваших проблемах. – Он увидел большой зеленый синяк над ее бровью. – Впрочем, если вы скажете мне имя этого человека, я смогу убедить его предпринять соответствующие действия.
Васильковые глаза внезапно стали испуганными, и Бланш отшатнулась.
– Он должен быть вашим, милорд. Вы обещали мне это.
Отвращение и ужас подкатили к горлу Обри вместе с каким-то чувством, которому она не могла дать точного определения.
Она была достаточно умна, чтобы не осуждать Остина или служанку за их уступку телесным потребностям, но она не могла сдержать эмоций, нахлынувших на нее при встрече с этой женщиной, которая служила графу таким интимным образом. Она вырвалась из рук Остина и бросилась к поджидающему скакуну.
Бланш взирала на ее бегство с немалой долей удовлетворения. Выругавшись, Остин повернулся на каблуках и поспешил за Обри.
Все планы графа на сегодняшний день полетели в тартарары.
Он въехал во двор как раз вовремя, чтобы успеть заметить маленького бродяжку, проскользнувшего через живую изгородь у кухни к черному ходу. Быстро оглянувшись, он обнаружил, что поблизости не было никого из слуг, кроме Джона, занятого чисткой кобылы Обри. Мгновенное подозрение вспыхнуло в его разгоряченной голове, и он торопливо спешился.
Мало кто из деревенских приходил в аббатство. Он не узнал в сорванце никого из детей арендаторов, но в то же время силуэт бродяжки показался смутно знакомым, и это заставило Остина ускорить шаги.
Мальчик добрался до каменной арки, ведущей к кухне, и огляделся, словно искал кого-то. Поскольку в это время на кухне могла быть только Пейшенс, Остину оставалось предположить, что она и была его конечной целью. Но бедная слабоумная кухарка никому не могла пригодиться, разве что в качестве посредника для кого-то в доме.
С поразительной для хромого легкостью Остин подобрался к парню сзади и ухватил его за ворот. Мальчишка завизжал и попытался вырваться, но, быстро оценив крепость поймавших его рук, затих.
– У тебя здесь какое-то дело? – спросил Остин с обманчивой лаской.
Парень непроизвольно схватился за уголок письма на веленевой бумаге, выглядывавший из-за ворота его рубахи.
– Да, сэр… Я хотел сказать, нет, сэр. Пейшенс дома, сэр?
Остин понял, что его присутствие на кухонном дворе и не подобающая джентльмену одежда представили его как одного из домочадцев, а не хозяина дома, но не собирался тешить свою гордость, объясняя мальчишке, кто он такой. Может, и к лучшему.
– Что у тебя, парень?
Невзирая на отчаянное сопротивление, он отобрал у мальчишки конверт.
– Это для леди, сэр. Он сказал вручить это леди в собственные руки. Леди и никому другому, сэр. Пожалуйста, сэр, он выдерет меня, если я не сделаю это.
Остин не обращал внимания на мольбы парнишки, пока изучал запечатанное письмо. Почерк отправителя оказался незнакомым, но был, несомненно, мужским. Печать ни о чем не говорила. Но он сжал кулаки, когда понял значение тайного послания.
– Я прослежу, чтобы леди получила письмо, – мрачно заявил он, отпуская воротник мальчугана.
– Но, сэр… – начал, было, мальчик, но, наткнувшись на отчужденный взгляд Остина, осекся.
– Даю тебе слово, что леди получит письмо. Тебе не стоит рассказывать своему хозяину об остальном, но советую отговорить его присылать таким манером еще какие-нибудь письма. Граф не любит, когда у его черного хода шныряют незнакомцы.
Остин дал мальчику монету и зашел на кухню, прикрыв за собой дверь.
Велень щекотала кожу, пока Остин неторопливо шел по холодным каменным коридорам в переднюю часть дома. По всем правилам ему следовало вручить письмо непосредственно Обри и не задавать вопросов. Он был обязан это сделать. Она никогда не делала ничего, заслуживающего его недоверия. Но он так много потерял в прошлом из-за невнимания и беспечности, что не мог допустить, чтобы история повторилась.
В уединении своего кабинета Остину не составило труда отделить печать, не повредив ее. Когда он разворачивал плотный лист, его руки тряслись, и он еще раз подумал, стоит ли читать чужое письмо, но не смог отступить. Медленно агонизируя, он принялся за чтение.
«Обри, любовь моя!
Я не могу больше ждать. Вы не можете сомневаться в моей преданности после всего, что между нами было, и завтра я готов доказать это. Я узнал, что ваш муж отплывает на рассвете с запасами провизии для двухмесячного плавания. Вы не можете любить человека, похитившего вас у меня. Настало время исправить ошибку. К его возвращению мы будем, уже далеко, любовь моя. Ядам вам все, что ваша душа пожелает, если только вы придете ко мне. Завтра я буду ждать вас на нашем месте. Поспешите, моя любовь. Мы были лишены друг друга слишком долго».
Нацарапанная на обороте буква «Д» не оставляла сомнения, кто был автором.
Остин медленно перечитал строки, терзавшие его сердце – «После всего, что между нами было»и «наше место».Намеки на страсть, знакомые только любовникам. Он не мог поверить, что она ему изменяла, но не сомневался, что Джеффри пытался ее уговорить.
Остин думал, что его душа давно лишилась всяких чувств, но холодная тоска, разлившаяся внутри, предупреждала, что худшее возвращается. После сегодняшнего фиаско он не мог винить легкомысленную девчонку за чувство преданности ее бывшему жениху. Джеффри не мог сделать лучшего выбора. А его собственный выбор не мог быть хуже.
Ощутив себя лицом к лицу с унылым будущим, лишенным оживленного лепета Обри и ее теплой привязанности, Остин почувствовал искушение разорвать и сжечь письмо. Но он дал слово, да и не мог бы жить, теряясь в догадках, какое решение она бы приняла, если бы он не вмешался. Он хотел знать, что она думает о вероломном молокососе. Тогда он сможет решить, что делать с мерзавцем.
Остин вновь свернул и запечатал письмо. С небрежностью, которой он на самом деле не ощущал, он вручил бумагу Джоан, когда она пробегала через холл.
– Только что пришло для леди Обри. Отнесите ей, пожалуйста, – велел он.
Маленькая служанка заторопилась наверх по длинной лестнице, чтобы услужливо отнести меч, который может сразить его наповал.
Вместо того чтобы уточнить эту информацию, Обри нашла ей иное применение. Два месяца не такой уж долгий срок. Здесь много работы, и двух месяцев едва хватит, чтобы закончить ее. Если Остин вернется, как сказано в письме, ей стоит поторопиться.
Воспоминание о Бланш постепенно меркло на фоне новых событий, затмивших прежние. В конце концов, она знала, что Остин никогда не был монахом, и у нее не было никаких прав возмущаться тем, что он делал в прошлом. Но у нее появилась возможность изменить его будущее.
С такими мыслями она предприняла усердную попытку оказаться приятной. Остин не слишком способствовал этому. Большую часть обеда он хранил молчание и даже когда отвечал на ее вопросы, казалось, что его мысли витают где-то далеко.
Чтобы иметь возможность окончательно расставить все точки в их дальнейших отношениях, Остин предложил ей прогуляться в саду после обеда. После того как он месяцами видел ее едва ли раз в день, у него, видимо, появилось свободное время, которое он мог провести с ней.
В уединении покрытой розами беседки Остин развернул ее лицом к себе.
– Обри, я был с вами честен, как мог. Возможно, было ошибкой позволить вам узнать все мои грехи, но я не могу жить во лжи. Надеюсь, что и вы со мной столь же откровенны. Я понимаю, что мы с вами оказались вместе вопреки вашему желанию, но я не вижу причины, чтобы мы не были друзьями.
Ошеломленная столь неожиданным заявлением, не понимая, какие сомнения в его душе это вызвало, Обри недоуменно посмотрела на него. Его глаза стали встревоженными, но она не могла определить непосредственной причины его волнения. Мог ли он бояться поездки, которую затеял? Действительно ли она безопасна?
В неосознанном порыве Обри прикоснулась к его щеке, словно запоминая ее на ощупь.
– Я надеюсь, мы больше чем друзья, милорд, – прошептала она с легким замешательством. – Вы знаете все, что знаю я, и даже больше. Дала ли я вам повод сомневаться в этом?
Облегчение нахлынуло на него сокрушительными, оглушающими волнами. Он не мог сомневаться в ее невинности, когда она смотрела на него так, как сейчас. Остин обнял ее и прижал к себе.
– Нет, просто иногда я сам себя мучаю, – прошептал он в ее волосы. Поклявшись держаться избранного пути, он наклонился, чтобы приникнуть к ее жаждущим губам.
Она с готовностью приникла к нему, и он обрадовался пьянящему потрясению, которое испытал, когда ее доверчивые губы коснулись его губ. Он принял предложенное и возвратил ей втройне, с чувством вины и радости ощущая, как разгорается ее страсть.
Завтра она может возненавидеть его, но этой ночью она будет по-настоящему принадлежать ему.
Он предполагал, что не застанет ее дома. Поля только начали подсыхать, все небо было затянуто облаками, но они не предвещали дождя.
– Где графиня? – спросил он грума.
– Выехала верхом с Джейми больше часа назад.
Остин устало соскользнул с коня. Нога отчаянно болела от долгой скачки. Он надеялся провести с Обри приятный день, прежде чем ошеломить новостью. Теперь оказалось, что план придется менять.
– Оседлай кобылу, Джон! Куда она направилась?
– К Шонесси, милорд. – Джон говорил с большей живостью, чем обычно. – У них кто-то заболел.
Это была новая область деятельности Обри, полностью в ее характере. Ему следовало бы понять, что его немногочисленные арендаторы должны были немедленно попасть под опеку Обри.
Остин вскочил на свежую лошадь и поскакал в указанном направлении.
Уже несколько лет в разваливающемся коттедже, дававшем приют сезонным рабочим, жила всего одна семья. Глава семьи, Тим Шонесси, два лета проработал на полях, а на вторую зиму упился до смерти. Остину не хватило духа прогнать семью, оставшуюся без кормильца, и с тех пор она полулегально жила здесь, поддерживая существование случайными заработками.
Подъехав к коттеджу, Остин обнаружил Джейми, державшего лошадей чуть поодаль. Никого из обитателей коттеджа не было видно. Он поприветствовал молодого парня, передал ему поводья и похромал к коттеджу на негнущихся ногах.
Обри удивленно взглянула вверх, когда его тень загородила свет, лившийся из двери, но изумление быстро сменилось радостью, и она, вскочив с пола у соломенного тюфяка, бросилась Остину на шею.
– О, я так рада, что вы пришли, Остин. Я в отчаянии. Все перепробовала, но ничего не помогает. Госпожа Шонесси говорит, что здесь некого позвать, но такого же не может быть, не так ли? Боюсь, нет даже аптекаря. Нет ли здесь где-нибудь врача, которого мы могли бы вызвать?
Она прильнула к его рукам, словно одно его присутствие могло решить все проблемы. Остин криво улыбнулся, обнял ее за талию и развернул так, чтобы видеть утомленную женщину, удрученно восседавшую на сломанном столе.
– Как ваши дела, Эдна? Что-то с маленьким Майклом?
Женщина посмотрела на него отсутствующим взглядом, затем повернулась к тяжело дышавшему худому подростку на тюфяке.
– Такова божья воля – забрать к себе лучшего из моих детей, когда он еще так молод.
Выражение боли и досады исказило лицо Остина, но он придержал язык, повернувшись к разметавшемуся в лихорадке подростку на тюфяке. Действительно, Майкл был лучше остальных, с готовностью брался за любую предложенную работу, но он никогда не отличался силой.
Обри с надеждой прильнула к его руке, широко раскрытые глаза ловили выражение его лица, и он не мог обмануть ее ожиданий. Его взгляд упал на накрытую полотенцем корзину с едой, которая, должно быть, перекочевала сюда прямиком из его кухни. Было любопытно, что из этой корзины попадет в рот большому, но Остин не высказал свои мысли вслух.
– Как давно он в таком состоянии? – спросил он, поднимая глаза на мать ребенка.
– Точно не знаю. Как стало тепло, он спал в поле. Я считаю, это все сделали дожди.
Речь женщины была странной смесью акцентов. Остину было любопытно, в каком доке Тим ее откопал, но он никогда вслух не интересовался ее прошлым. Она не пила и изо всех сил старалась прокормить свое потомство.
– А где остальные?
Женщина странно посмотрела на него.
– Где-то здесь. Иногда они бывают дома. Обри потянула его за руку.
– Я думаю, это инфлюэнца, Остин. Я все перепробовала. Мы должны вызвать врача.
Он сомневался, что затраченные на лечение деньги дадут положительный результат, но, заглянув в глаза жены, в которых застыли слезы, решил попытаться.
– Я скажу Джону, чтобы он помог перевезти его в аббатство, где вы сможете за ним присматривать. В Эксетере есть врач, и я утром привезу его.
Облегчение, отразившееся на лице Обри, было достаточной наградой за ту бесполезную задачу, которую он взвалил на себя. Привыкшая, что к ее услугам всегда было все лучшее, Обри не представляла трудностей сельской жизни. Врачей было мало, да и те, что имелись в наличии, являлись в большей степени шарлатанами. Остин не знал лично врача в Эксетере, но знал, что он обслуживал богачей. Он не приедет, если ему не пообещать щедрый гонорар.
Они вышли из коттеджа на свежий воздух и по грязной щебенке двора направились к лошадям. И в это время во двор въехала странная всадница.
– Добрый день, милорд, – с вызовом сказала она.
Обри удивленно взглянула на всадницу. Раньше она никогда не видела эту девушку. Верхом на ослике, одетая в выброшенный какой-то леди костюм, девушка держалась гордо и прямо. Волосы, когда-то бывшие желтыми, были убраны в претенциозную прическу над узким лбом и блеклыми васильковыми глазами.
– Добрый день, Бланш, – поздоровался Остин и, ухватив Обри за локоть, подтолкнул к лошадям, не собираясь продолжить разговор.
– «Добрый день, Бланш»!.. И это все, что вы можете мне сказать?
Девушка слезла с осла и преградила им путь.
Бланш была скорее женщиной, чем девушкой. Глубокие морщины пересекали лоб, маленький остренький носик выглядел карикатурой на бледном личике. Но, несмотря на истощенный вид, груди у нее были полными и высокими и выпирали из-под покрывавшего их тонкого муслина.
Обри сдержала вздох понимания, когда ее взгляд скользнул ниже и обнаружил явные признаки беременности под оборками юбок.
Остин не казался обеспокоенным встречей, хотя старался держаться между женщинами, словно оберегая Обри от злобного взгляда Бланш.
– Не думаю, что нам есть о чем говорить, Бланш. Разве вы недовольны тем, что я для вас сделал?
– Вы ожидаете, что я буду работать с этим? – визгливо закричала она, указывая на свой живот. – Я не смогу долго скрывать это, и рано или поздно какой-нибудь кретин пожалуется на меня хозяйке. Вам придется заплатить за мое бесчестье, милорд. Ничего другого не остается.
Обри задержала дыхание, когда до нее дошел смысл слов. Бланш. Это была та самая служанка, которую он прогнал, прежде чем приехала Обри. А причина была очевидна. Она попыталась вырваться из рук Остина, но тот крепко держал ее.
– Я честно расплатился с вами, Бланш, и просил от вас не больше, чем вы могли обещать. Если бы этот ребенок был моим, я признал бы его и поддержал, но я тоже умею считать, Бланш. Прошло больше года с тех пор, как мы вместе с вами коротали время. Вы должны поискать кого-то еще, чтобы обвинить его в ваших проблемах. – Он увидел большой зеленый синяк над ее бровью. – Впрочем, если вы скажете мне имя этого человека, я смогу убедить его предпринять соответствующие действия.
Васильковые глаза внезапно стали испуганными, и Бланш отшатнулась.
– Он должен быть вашим, милорд. Вы обещали мне это.
Отвращение и ужас подкатили к горлу Обри вместе с каким-то чувством, которому она не могла дать точного определения.
Она была достаточно умна, чтобы не осуждать Остина или служанку за их уступку телесным потребностям, но она не могла сдержать эмоций, нахлынувших на нее при встрече с этой женщиной, которая служила графу таким интимным образом. Она вырвалась из рук Остина и бросилась к поджидающему скакуну.
Бланш взирала на ее бегство с немалой долей удовлетворения. Выругавшись, Остин повернулся на каблуках и поспешил за Обри.
Все планы графа на сегодняшний день полетели в тартарары.
* * *
Остин не сделал попытки догнать ее. Обри имела все права сердиться, и он счел за лучшее переждать, пока она остынет. Он верил, что здравый смысл возобладает, когда ее чувства утихомирятся. За то, что он когда-то переспал с такой потаскушкой, как Бланш, следовало упрекать только себя. Он совершенно не мог представить, как отреагирует на это такая нежная благородная леди, как Обри. Его гнев на Бланш был разбавлен немалой толикой любопытства по поводу ее любовника. Был ли он тем же человеком, который поставил ей синяк? Решив, что у такой, как Бланш, любовников может оказаться столько, сколько листьев на дереве, и не нужно придавать никакого значения старому синяку, Остин перестал об этом думать. У него не было большой охоты вновь беседовать с Бланш. Все, чего она добивалась, это поговорить с Обри и самой убедиться в том, что у него не осталось никаких шансов. Если это так, то его шансы и впрямь сомнительны. И он не может позволить себе роскошь упустить хоть один.Он въехал во двор как раз вовремя, чтобы успеть заметить маленького бродяжку, проскользнувшего через живую изгородь у кухни к черному ходу. Быстро оглянувшись, он обнаружил, что поблизости не было никого из слуг, кроме Джона, занятого чисткой кобылы Обри. Мгновенное подозрение вспыхнуло в его разгоряченной голове, и он торопливо спешился.
Мало кто из деревенских приходил в аббатство. Он не узнал в сорванце никого из детей арендаторов, но в то же время силуэт бродяжки показался смутно знакомым, и это заставило Остина ускорить шаги.
Мальчик добрался до каменной арки, ведущей к кухне, и огляделся, словно искал кого-то. Поскольку в это время на кухне могла быть только Пейшенс, Остину оставалось предположить, что она и была его конечной целью. Но бедная слабоумная кухарка никому не могла пригодиться, разве что в качестве посредника для кого-то в доме.
С поразительной для хромого легкостью Остин подобрался к парню сзади и ухватил его за ворот. Мальчишка завизжал и попытался вырваться, но, быстро оценив крепость поймавших его рук, затих.
– У тебя здесь какое-то дело? – спросил Остин с обманчивой лаской.
Парень непроизвольно схватился за уголок письма на веленевой бумаге, выглядывавший из-за ворота его рубахи.
– Да, сэр… Я хотел сказать, нет, сэр. Пейшенс дома, сэр?
Остин понял, что его присутствие на кухонном дворе и не подобающая джентльмену одежда представили его как одного из домочадцев, а не хозяина дома, но не собирался тешить свою гордость, объясняя мальчишке, кто он такой. Может, и к лучшему.
– Что у тебя, парень?
Невзирая на отчаянное сопротивление, он отобрал у мальчишки конверт.
– Это для леди, сэр. Он сказал вручить это леди в собственные руки. Леди и никому другому, сэр. Пожалуйста, сэр, он выдерет меня, если я не сделаю это.
Остин не обращал внимания на мольбы парнишки, пока изучал запечатанное письмо. Почерк отправителя оказался незнакомым, но был, несомненно, мужским. Печать ни о чем не говорила. Но он сжал кулаки, когда понял значение тайного послания.
– Я прослежу, чтобы леди получила письмо, – мрачно заявил он, отпуская воротник мальчугана.
– Но, сэр… – начал, было, мальчик, но, наткнувшись на отчужденный взгляд Остина, осекся.
– Даю тебе слово, что леди получит письмо. Тебе не стоит рассказывать своему хозяину об остальном, но советую отговорить его присылать таким манером еще какие-нибудь письма. Граф не любит, когда у его черного хода шныряют незнакомцы.
Остин дал мальчику монету и зашел на кухню, прикрыв за собой дверь.
Велень щекотала кожу, пока Остин неторопливо шел по холодным каменным коридорам в переднюю часть дома. По всем правилам ему следовало вручить письмо непосредственно Обри и не задавать вопросов. Он был обязан это сделать. Она никогда не делала ничего, заслуживающего его недоверия. Но он так много потерял в прошлом из-за невнимания и беспечности, что не мог допустить, чтобы история повторилась.
В уединении своего кабинета Остину не составило труда отделить печать, не повредив ее. Когда он разворачивал плотный лист, его руки тряслись, и он еще раз подумал, стоит ли читать чужое письмо, но не смог отступить. Медленно агонизируя, он принялся за чтение.
«Обри, любовь моя!
Я не могу больше ждать. Вы не можете сомневаться в моей преданности после всего, что между нами было, и завтра я готов доказать это. Я узнал, что ваш муж отплывает на рассвете с запасами провизии для двухмесячного плавания. Вы не можете любить человека, похитившего вас у меня. Настало время исправить ошибку. К его возвращению мы будем, уже далеко, любовь моя. Ядам вам все, что ваша душа пожелает, если только вы придете ко мне. Завтра я буду ждать вас на нашем месте. Поспешите, моя любовь. Мы были лишены друг друга слишком долго».
Нацарапанная на обороте буква «Д» не оставляла сомнения, кто был автором.
Остин медленно перечитал строки, терзавшие его сердце – «После всего, что между нами было»и «наше место».Намеки на страсть, знакомые только любовникам. Он не мог поверить, что она ему изменяла, но не сомневался, что Джеффри пытался ее уговорить.
Остин думал, что его душа давно лишилась всяких чувств, но холодная тоска, разлившаяся внутри, предупреждала, что худшее возвращается. После сегодняшнего фиаско он не мог винить легкомысленную девчонку за чувство преданности ее бывшему жениху. Джеффри не мог сделать лучшего выбора. А его собственный выбор не мог быть хуже.
Ощутив себя лицом к лицу с унылым будущим, лишенным оживленного лепета Обри и ее теплой привязанности, Остин почувствовал искушение разорвать и сжечь письмо. Но он дал слово, да и не мог бы жить, теряясь в догадках, какое решение она бы приняла, если бы он не вмешался. Он хотел знать, что она думает о вероломном молокососе. Тогда он сможет решить, что делать с мерзавцем.
Остин вновь свернул и запечатал письмо. С небрежностью, которой он на самом деле не ощущал, он вручил бумагу Джоан, когда она пробегала через холл.
– Только что пришло для леди Обри. Отнесите ей, пожалуйста, – велел он.
Маленькая служанка заторопилась наверх по длинной лестнице, чтобы услужливо отнести меч, который может сразить его наповал.
* * *
За ужином Обри была тише, чем обычно, но не подавала виду, что осуждает его. Остин не вспоминал о Бланш, но подтвердил свое обещание прислать Майклу врача. Она вопросительно посмотрела на мужа, но он больше ничего не сказал. Скрывая свои чувства, Обри потупила взгляд. Он не сделал и намека на то, что оставляет ее. Может быть, источники Джеффри неверны? Не может же он, в самом деле, уехать на два месяца без объяснений, не прощаясь. Возможно, он намеривался прислать письмо, опасаясь сцен. Это было в характере Остина, насколько она его знала. Луиза наверняка закатывала ужасные истерики, когда он отправлялся в море на своем корабле. Обри не понимала, как он мог подумать, что она поведет себя подобным образом, но у мужчин временами бывают странные мысли.Вместо того чтобы уточнить эту информацию, Обри нашла ей иное применение. Два месяца не такой уж долгий срок. Здесь много работы, и двух месяцев едва хватит, чтобы закончить ее. Если Остин вернется, как сказано в письме, ей стоит поторопиться.
Воспоминание о Бланш постепенно меркло на фоне новых событий, затмивших прежние. В конце концов, она знала, что Остин никогда не был монахом, и у нее не было никаких прав возмущаться тем, что он делал в прошлом. Но у нее появилась возможность изменить его будущее.
С такими мыслями она предприняла усердную попытку оказаться приятной. Остин не слишком способствовал этому. Большую часть обеда он хранил молчание и даже когда отвечал на ее вопросы, казалось, что его мысли витают где-то далеко.
Чтобы иметь возможность окончательно расставить все точки в их дальнейших отношениях, Остин предложил ей прогуляться в саду после обеда. После того как он месяцами видел ее едва ли раз в день, у него, видимо, появилось свободное время, которое он мог провести с ней.
В уединении покрытой розами беседки Остин развернул ее лицом к себе.
– Обри, я был с вами честен, как мог. Возможно, было ошибкой позволить вам узнать все мои грехи, но я не могу жить во лжи. Надеюсь, что и вы со мной столь же откровенны. Я понимаю, что мы с вами оказались вместе вопреки вашему желанию, но я не вижу причины, чтобы мы не были друзьями.
Ошеломленная столь неожиданным заявлением, не понимая, какие сомнения в его душе это вызвало, Обри недоуменно посмотрела на него. Его глаза стали встревоженными, но она не могла определить непосредственной причины его волнения. Мог ли он бояться поездки, которую затеял? Действительно ли она безопасна?
В неосознанном порыве Обри прикоснулась к его щеке, словно запоминая ее на ощупь.
– Я надеюсь, мы больше чем друзья, милорд, – прошептала она с легким замешательством. – Вы знаете все, что знаю я, и даже больше. Дала ли я вам повод сомневаться в этом?
Облегчение нахлынуло на него сокрушительными, оглушающими волнами. Он не мог сомневаться в ее невинности, когда она смотрела на него так, как сейчас. Остин обнял ее и прижал к себе.
– Нет, просто иногда я сам себя мучаю, – прошептал он в ее волосы. Поклявшись держаться избранного пути, он наклонился, чтобы приникнуть к ее жаждущим губам.
Она с готовностью приникла к нему, и он обрадовался пьянящему потрясению, которое испытал, когда ее доверчивые губы коснулись его губ. Он принял предложенное и возвратил ей втройне, с чувством вины и радости ощущая, как разгорается ее страсть.
Завтра она может возненавидеть его, но этой ночью она будет по-настоящему принадлежать ему.
Глава восемнадцатая
Остин придержал поводья своего скакуна на пригорке и осмотрел аббатство, не обращая внимания на взгляды, которые бросал на него тучный врач. Все его будущее зависело от того, кого он увидит поджидающим под этими каменными стенами. Ему нужно было собраться с мыслями, прежде чем спуститься вниз и въехать во двор. Если она готовит побег, то его неожиданный приезд не доставит ей удовольствия.
Решение отказаться плыть со своим кораблем оказалось не таким уж трудным, как предполагал Остин. Капитан был преданным и честным, и если Остин мог доверить этому человеку свою жизнь, то наверняка мог вверить ему и свой груз. Он не мог оставить без защиты сокровище, находившееся в аббатстве.
Проклиная свое малодушие, Остин пришпорил коня и пустил его галопом вниз по дороге к дому. Не размышляя, как Обри может расценить его решение, Остин спешился на заднем дворе. Бросив Джону поводья, он торопливо зашагал к комнате, которую занимал пациент Обри.
– Леди Обри с Майклом? – спросил он, как только появился Джон, успевший привязать обоих коней и последовать вместе с лекарем за ним.
– Нет, милорд. Когда она увидела, что Майкл крепко уснул, она ушла. Мы не ожидали вашего возвращения…
Отказываясь принять боль, кинжалом пронзившую его, Остин гневно посмотрел на грума.
– Когда она ушла?
Он поверил ей, а она… Хорошо, он проучит ее так, что больше никому не захочется делать из него дурака. Он больше не потерпит издевательств. Не ожидая ответа Джона, он зашагал к своему коню.
– Час или больше тому назад, милорд. Они поехали в деревню. С ней был мальчик…
На глазах у ошеломленных грума и лекаря Остин взлетел в седло.
– Она отправляла какие-нибудь письма, прежде чем уехать? – хрипло, поинтересовался граф.
Грум поперхнулся, когда понял ход мыслей хозяина. Ему никогда не приходило в голову, что письма могли быть не совсем невинными.
– К джентльмену, милорд. Ответа не было.
Остину не нужно было ничего больше. Подобрав поводья, он развернул скакуна и пустился вскачь по дороге, оставив обоих мужчин во дворе в недоумении, а не сошел ли он с ума.
– Я не могу предложить ничего, кроме честного труда, крыши над головой и пищи для вас и ваших семей. Я буду платить поквартально, и сдержу свое слово. Я знаю, что времена нынче плохие и многим нужна работа. Почему работа должна доставаться приезжим, когда вам самим нужно что-то есть?
Обри раз за разом повторяла эти слова в разных комбинациях, и, хотя они раньше не имели успеха, Харли почувствовал, что люди стали к ним прислушиваться. Сущая бессмыслица, что девчонка семнадцати лет снизошла до простолюдинов, провозглашая еретические для графини речи, но они ее слушали. Она говорила с твердой уверенностью, но ее женская грация смягчала слова, которые были бы грубыми или оскорбительными в других устах. Толпа слушала и гудела с нарастающим вниманием.
– Я скорее с голоду умру, чем буду работать на убийцу, – услышал Харли бормотание за спиной.
– Да мы же будем на нее работать, не слышал? – ответил другой. – Граф снова смотался, а ее папаша – богатый барин.
Третий насмешливо фыркнул.
– Ему бы охрану ей нанять от такого муженька. А то больно уж худа.
Харли услышал общий одобрительный гул в толпе, и озорная мысль закралась ему в голову. Если снять Обри с этого ящика можно, только найдя рабочих для аббатства, что ж, ему придется найти рабочих.
– Мне кажется, – подал он голос, – лучшее, что может сделать мужик, – это наняться на работу да присматривать за интересами леди как за своими собственными. Осмелюсь заметить, герцог будет более чем признателен любому, кто защитит его дочь. И в то же время вы набьете себе брюхо. А чего еще мужику надо?
Он повторял этот нехитрый комментарий при каждом удобном случае, и скоро его небрежное замечание стало общим мнением толпы. Не хватало лишь толчка, чтобы подтолкнуть ее к действиям.
Ярость превратилась в угрюмую решимость, когда он пустил лошадь по каменистой дороге к царившей внизу неразберихе. Мысли о том, что он сделает с чванливым молодым сосунком, когда поймает, не оставляли места сомнениям, сможет ли он вообще их догнать. Сомнениям не было места.
Он направил скакуна по улице, запруженной тележками с овощами и фруктами, пирогами с мясом, снующими в проходах продавцами сидра, барышниками и балаганными зазывалами, пока не увидел небольшую толпу, собравшуюся перед чайной госпожи Крофт. Зная, что это единственное место в деревне, претендовавшее на пристойность; он удивился. Местные фермеры обычно не собирались в чайной.
Решение отказаться плыть со своим кораблем оказалось не таким уж трудным, как предполагал Остин. Капитан был преданным и честным, и если Остин мог доверить этому человеку свою жизнь, то наверняка мог вверить ему и свой груз. Он не мог оставить без защиты сокровище, находившееся в аббатстве.
Проклиная свое малодушие, Остин пришпорил коня и пустил его галопом вниз по дороге к дому. Не размышляя, как Обри может расценить его решение, Остин спешился на заднем дворе. Бросив Джону поводья, он торопливо зашагал к комнате, которую занимал пациент Обри.
– Леди Обри с Майклом? – спросил он, как только появился Джон, успевший привязать обоих коней и последовать вместе с лекарем за ним.
– Нет, милорд. Когда она увидела, что Майкл крепко уснул, она ушла. Мы не ожидали вашего возвращения…
Отказываясь принять боль, кинжалом пронзившую его, Остин гневно посмотрел на грума.
– Когда она ушла?
Он поверил ей, а она… Хорошо, он проучит ее так, что больше никому не захочется делать из него дурака. Он больше не потерпит издевательств. Не ожидая ответа Джона, он зашагал к своему коню.
– Час или больше тому назад, милорд. Они поехали в деревню. С ней был мальчик…
На глазах у ошеломленных грума и лекаря Остин взлетел в седло.
– Она отправляла какие-нибудь письма, прежде чем уехать? – хрипло, поинтересовался граф.
Грум поперхнулся, когда понял ход мыслей хозяина. Ему никогда не приходило в голову, что письма могли быть не совсем невинными.
– К джентльмену, милорд. Ответа не было.
Остину не нужно было ничего больше. Подобрав поводья, он развернул скакуна и пустился вскачь по дороге, оставив обоих мужчин во дворе в недоумении, а не сошел ли он с ума.
* * *
Харли с тревогой смотрел на небольшую толпу, собравшуюся у ящика, на котором стояла Обри. Был базарный день, и деревня переполнялась приезжими со всего графства. Трудно выбрать лучший момент для ее затеи с ящиком из-под мыла, но, с другой стороны, он сомневался, что граф одобрил бы это. Харли уже наполовину решился стащить ее с импровизированного помоста, но Обри ясно дала понять, что не потерпит его вмешательства. Единственное, чего она ждет от его присутствия – добавить убедительности ее словам.– Я не могу предложить ничего, кроме честного труда, крыши над головой и пищи для вас и ваших семей. Я буду платить поквартально, и сдержу свое слово. Я знаю, что времена нынче плохие и многим нужна работа. Почему работа должна доставаться приезжим, когда вам самим нужно что-то есть?
Обри раз за разом повторяла эти слова в разных комбинациях, и, хотя они раньше не имели успеха, Харли почувствовал, что люди стали к ним прислушиваться. Сущая бессмыслица, что девчонка семнадцати лет снизошла до простолюдинов, провозглашая еретические для графини речи, но они ее слушали. Она говорила с твердой уверенностью, но ее женская грация смягчала слова, которые были бы грубыми или оскорбительными в других устах. Толпа слушала и гудела с нарастающим вниманием.
– Я скорее с голоду умру, чем буду работать на убийцу, – услышал Харли бормотание за спиной.
– Да мы же будем на нее работать, не слышал? – ответил другой. – Граф снова смотался, а ее папаша – богатый барин.
Третий насмешливо фыркнул.
– Ему бы охрану ей нанять от такого муженька. А то больно уж худа.
Харли услышал общий одобрительный гул в толпе, и озорная мысль закралась ему в голову. Если снять Обри с этого ящика можно, только найдя рабочих для аббатства, что ж, ему придется найти рабочих.
– Мне кажется, – подал он голос, – лучшее, что может сделать мужик, – это наняться на работу да присматривать за интересами леди как за своими собственными. Осмелюсь заметить, герцог будет более чем признателен любому, кто защитит его дочь. И в то же время вы набьете себе брюхо. А чего еще мужику надо?
Он повторял этот нехитрый комментарий при каждом удобном случае, и скоро его небрежное замечание стало общим мнением толпы. Не хватало лишь толчка, чтобы подтолкнуть ее к действиям.
* * *
Остин остановился на пригорке у деревни и громко застонал при виде толпы, копошившейся внизу. Как отыскать ее следы в такой сутолоке? Он не знал даже, откуда начать. Здесь не было ни гостиницы, ни постоялого двора, никакого места, где он мог начать расспросы. Но дорога на Лондон одна. Они должны поехать по ней, куда бы ни направлялись.Ярость превратилась в угрюмую решимость, когда он пустил лошадь по каменистой дороге к царившей внизу неразберихе. Мысли о том, что он сделает с чванливым молодым сосунком, когда поймает, не оставляли места сомнениям, сможет ли он вообще их догнать. Сомнениям не было места.
Он направил скакуна по улице, запруженной тележками с овощами и фруктами, пирогами с мясом, снующими в проходах продавцами сидра, барышниками и балаганными зазывалами, пока не увидел небольшую толпу, собравшуюся перед чайной госпожи Крофт. Зная, что это единственное место в деревне, претендовавшее на пристойность; он удивился. Местные фермеры обычно не собирались в чайной.