Страница:
Она вытерла глаза о его халат и подозрительно взглянула на него.
– Скажите, что верите мне.
Он говорил грубо, с властностью военного офицера, которым когда-то был.
Она хотела верить. Всем сердцем и душой хотела. Но из разговора с Адрианом она услышала достаточно, чтобы понять, что доверие для него значило одно, а для нее – другое. Доверие – это улица с двусторонним движением, а он еще не ступил на нее.
– Вы отошлете меня назад к моему отцу, – обвинила она его.
– Вы богатая наследница и можете ехать, куда вам вздумается. Я не могу вас никуда отправлять, – терпеливо объяснил он. – Но я думаю, что вы бы хотели повидать Алвана, Пегги и малыша.
– Вы поедете со мной?
Обри отстранилась и настороженно посмотрела на него.
– Могу, но я не задержусь надолго. Ваш отец беспокоится о вашем благополучии и правильно делает. Вы должны успокоить его, а я должен остаться здесь и отстраивать аббатство. Если бы вы только поверили мне…
Обри преднамеренно проигнорировала его мольбу. Он собирался отослать ее прочь, как делал ее отец, но она докажет ему несбыточность таких мыслей.
Она поерзала по его мускулистым бедрам и обняла за шею так, что ее груди распластались по его крепкой груди. Затем игриво куснула его за мочку уха.
– Не говори больше ничего, Остин, – прошептала она.
Она почувствовала его прикосновение к тому месту, которое он отшлепал, и ее возбуждение возросло. Сейчас он действительно все поймет.
Остин понимал, что им манипулируют, но в ее стремлении к нему была новизна, которую он хотел испытать. Когда первая волна схлынула, он перевернул ее на спину и навалился сверху. Кошачьи глаза уставились на него испытующе. Свечи все еще горели, и он мог хорошо ее рассмотреть. Его рука поднялась, чтобы коснуться полной груди.
– Вы этого хотите? – спросил он, в то время как его рука скользнула под шелковую материю и коснулась торчащего бугорка. Когда она молча кивнула, его рука крепко ухватила ее за ворот платья. – Вы мне верите?
Тень опасения промелькнула в ее глазах, но она вновь вызывающе кивнула. Тогда он рванул ее платье, тонкий материал отлетел прочь, оставив ее обнаженной. Обри изогнулась дугой, когда он склонил голову, чтобы припасть к ее груди. Дрожь, как молния, сотрясла ее тело, и все сомнения испарились.
Обри обеими руками впилась в жесткие волосы Остина и тянула до тех пор, пока он не приник к ней, и их губы не встретились с непреодолимой жаждой, которая выдавала снедавшую их тела страсть. Но они медлили, изучая друг друга губами и пальцами, занимаясь любовными играми, оттягивая момент единения, когда обещания станут больше, чем словами.
Обнаженные, лишенные тьмы, скрывавшей их сомнения и страхи, они, наконец, предались тому, чего так долго пытались избежать. Остин взял ее с такой осторожностью и нежностью, что Обри закричала от радости. Какие слова он бы потом ни говорил, он никогда не сможет отказаться оттого, что сейчас его тело сказало ей. Она положила на него свое клеймо так же прочно, как он на нее свое. Она видела это по его лицу, по восторгу в сияющей синеве глаз, нежности его прикосновений, по расслабленности тугих мышц и удовлетворенной улыбке на губах. Она принесла ему счастье. Она ощущала это всеми фибрами своего существа, и наконец была удовлетворена.
После всего Остин обошел комнату, гася оплывшие свечи. Когда он вернулся в постель, Обри, как котенок, свернулась рядом, согревая его тело.
Он прижался к ней и прошептал в волосы:
– Пусть Бог простит меня, но я никогда не думал, что это произойдет.
– И я… – сонно пробормотала она.
Остин не стал оспаривать ее смелое утверждение. Он был твердо уверен в том, что хрупкая женщина в его руках была способна почти на все, вплоть до революции. Его единственной проблемой теперь было, как долго они будут вместе. Решение было не из легких.
Эмили заметила румянец на щеках Обри и одобрительно улыбнулась. Юная жена Остина была создана для солнечного света и смеха. Ее непринужденное воодушевление приносило тепло всюду, где бы она ни появлялась. Она была идеальным выбором, способным вернуть любовь и свет Этвудскому аббатству и его унылому владельцу, но в то же время Эмили боялась, что мрак может победить. Обри явно нуждалась в Остине так же сильно, как он в ней. Эта ночь сотворила чудо.
– Я бы хотела взять вас с собой, Обри. Нам будет грустно без вас, – пробормотала Эмили, тщательно затягивая петлю на вышивке.
– А Остин?
Обри глянула на собеседницу, и огоньки заплясали в ее глазах.
Ее золовка пожала плечами.
– Мой брат слишком самоуверен. Не представляю, как приличный человек умудрился связаться с таким множеством подонков. Он никогда не покинет аббатство.
Обри удивилась такой характеристике человека, за которого вышла замуж. Смыслом жизни Остина было возрождение аббатства и его владений, но методы достижения цели иногда выглядели довольно странно. Она улыбнулась, вспоминая, как он по виноградным лозам забрался к ней в окно. Эмили ничего не знала о чопорности, если думала, что ее характеристика подходит Остину. Как-нибудь она представит золовку Алвану…
Эти мысли напомнили ей о другом, и она поспешила затронуть новый вопрос:
– Анна и Мария! Я совсем забыла… Они очень хотели увидеть вас, прежде чем вы уедете. Мы ожидали получить приглашение к обеду на сегодняшний вечер. Вы видели его?
Эмили бросила на Обри изумленный взгляд при столь странном повороте разговора, но отрицательно покачала головой.
– Я его не получала. Не могли бы мы пригласить их сюда? Мне хотелось бы вновь повидаться с ними, и уверена, что им хотелось бы повидать детей.
Обри издала сдавленный вздох.
– Если бы это было так просто… Джефф сказал, что мистер Сотби мог бы смягчиться по отношению к Хиту. Я надеялась…
Проблеск понимания появился в глазах Эмили.
– В самом деле, спустя годы он не может считать Остина виновным. Луиза всегда была дикой. Почему Остин…
Обри торопливо прервала ее:
– Вот и Харли. Давайте спросим его. Мы не можем идти, если мы нежеланны.
Она помахала молодому джентльмену, торопливо шагавшему в их сторону.
– Леди Обри! Эмили! Как хорошо хоть на время увидеть вас вне этого мрачного дома. – Он тепло пожал им руки, его открытое лицо выражало облегчение, когда он смотрел на них. Его пылающие локоны стали еще ярче в солнечных лучах. – Во имя Юпитера, Эмили, я все еще не могу поверить, что позволил проклятому американцу увезти вас.
Эмили засмеялась и указала на резвящихся детей.
– Вы бы быстро запели по-другому, если бы подольше побыли в обществе этой парочки. Кроме того, вы гораздо больше интересовались войной, чем мною, если я правильно припоминаю.
– Я был дураком, – согласился Харли. – Не могли бы вы отделаться от этой скучной парочки и прогуляться со мной?
– Наши мужчины говорят о Политике, кораблях и фермерстве. Если вы собираетесь говорить о чем-то подобном, мы с вами не пойдем. – А вот если вы хотите поведать нам, как мы сможем повидаться с Анной и Марией, добро пожаловать, присоединяйтесь к нам.
Обри подобрала юбки, чтобы гость смог усесться между ними на садовой скамье.
– Они напуганы тем, что вы вернетесь в Лондон, а Эмили в Америку; прежде чем они встретятся с вами. Я был почти уверен, что они приедут сюда, как я. К сожалению, они довольно застенчивые создания.
Пока Эмили отчитывала Харли за такое отношение его сестер, Обри раздумывала над его словами. Харли ничего не сказал о том, что их ожидают к обеду, а слова о гневе его отца отнюдь не свидетельствовали, что господин Сотби наконец смягчился. Но к чему бы Джефф стал плести такую чушь? Ее охватило неприятное предчувствие.
– Как я поняла, Джефф и сквайр Эверсли обедают с вами этим вечером, – рискнула вставить Обри в возникшей паузе.
Харли выглядел озадаченным.
– Кто мог вам такое сказать? Джефф забавный парень, но я предупредил девочек, чтобы они не слишком его поощряли. Он не пустоцвет, вы сами знаете, но, хотя и претендует на титул баронета, его семья не является ни древней, ни хорошо известной в этих краях. А что до Эверсли… Если вы простите мне мой язык, леди, он распутник и подлец. В юности, как я понял, он считался довольно красивым и приятным, но в моем представлении это скотина с манерами старьевщика.
Потрясенная этим открытием, Обри не могла говорить, мысли летели быстрее слов, и ее охватила нервная дрожь.
– Не пустоцвет? Не понимаю… – Она поколебалась, роясь в памяти. – Как я полагала, он унаследовал поместья где-то к северу отсюда. И он всегда одет как щеголь с Бонд-стрит. Здесь какая-то ошибка.
Харли разглядывал ее с любопытством и терпением.
– Хит прав. Вы наивная маленькая гусыня. И вы поверили, что этот красавчик сам по себе богат и владеет имением и титулом, только потому, что носит украшенные драгоценностями табакерки и принят при дворе? Половина Лондона живет в кредит и, могу поклясться, вторая половина живет за счет госпожи Удачи. Как, по-вашему, почему Джефф провел лето здесь? Его кредиторы грозят ему Ньюгетской долговой тюрьмой, и его кузен предоставил ему свободную комнату и стол. Я знаю, вы симпатизируете несчастным, но вам пора учиться реальной жизни, девочка моя.
Сконфуженная и смущенная, Обри залилась краской. Она пыталась найти различные причины пребывания Джеффри в такой глуши месяцами. Даже зиая, что на него нельзя полагаться, она позволяла ему продолжать делать из нее посмешище.
– Я помню Эверсли, – вмешалась Эмили, не дождавшись ответа Обри. – Мама не позволила мне с ним танцевать. Мы были на балу в Эксетере, кажется. Он говорил, что его не приветствуют в приличном обществе. Это меня не очень поразило, раз уж там не приветствовали моего, отца, сколько себя помню. Но что мне запомнилось, так это неприятный взгляд, который он на меня бросил, отходя. Раньше никто никогда на меня так не смотрел. Я почувствовала себя червяком, которого он с радостью бы раздавил. Даже теперь, когда возвращаюсь к этому эпизоду мысленно, я верю, что он был совершенно пьян.
– Когда это было? – внезапно спросила Обри.
– О, я только выехала в свет, так что это должно быть около года после гибели Луизы. Остин уехал на войну, и мы сидели без денег, так что Эксетер был верхом моих мечтаний… – Эмили вдруг осеклась и внимательно посмотрела на Обри, поняв странность ее вопроса. – Почему вы об этом спрашиваете?
Харли тоже посмотрел на Обри, и ему не понравилось то, что он увидел. Золотая девочка минутой раньше, она побледнела, смеющиеся глаза потемнели и стали тревожными.
– Обри, с вами все в порядке? – Вспоминая слухи, бродившие по деревне, он почувствовал смутную тревогу. Он не имел дела с беременными женщинами. – Вас отвести домой?
Обри раздраженно посмотрела на него.
– Со мной все в порядке, благодарю вас. Я просто не переношу, когда мне лгут, и не нахожу для этого никаких оправданий.
Харли встряхнул головой, чтобы прояснить мысли, и удивленно нахмурился.
– Вы обвиняете меня в том, что я вам солгал?
– Эмили, по-моему, дети залезли на дерево, – заметила Обри, меняя тему разговора.
– Ох! – всполошилась Эмили и стрелой помчалась к отважной парочке, оставив Обри наедине с Харли.
– Но если все начнут мне врать, как мне добраться до правды? – спросила Обри. – Это очень трудно.
– Обри, голубушка, вы говорите вещи, лишенные смысла. Вы не слишком долго пробыли на солнце, случаем? Я знаю, что жители солнечных мест все сумасшедшие.
– Скажите это Адриану. Он клянет наши туманы и дожди со всей страстью. – Она одним глазом приглядывала за Эмили, чтобы успеть высказаться до ее возвращения. – Джеффри, вот кто ведет себя странно. Он сказал мне, что Эмили и я приглашены вами на обед этим вечером, и что он заедет, чтобы нас отвезти.
Зачем бы он стал говорить такие вещи, как не для того, чтобы похитить нас отсюда?
Харли не выглядел таким встревоженным, как она. Он пожал плечами.
– Это на него похоже. Если бы он приехал с вами за компанию, у нас не было бы шансов выставить его. Он наверняка подумал, что необычность такого происшествия приведет общество в замешательство, и никто не заметит противоречий. И он совершенно прав. Вы хотите сказать, что вы действительно приедете на обед, если мы пришлем приглашение? Я сейчас же еду домой, чтобы его отправить.
Она тряхнула головой.
– Он говорил, будто ваш отец мог бы смягчиться. Я начала строить фантазии… Нет, Харли, что-то не так. Я это знаю, но не могу понять, что именно. Однако как я расскажу Остину о моих страхах? Он соберет весь свой холод и высокомерие и посоветует ехать с Джеффри, если я так решила.
Харли поглядел на ее озабоченное лицо и прочел больше, чем хотел бы. Он единственный из всех знал подробности брака Остина и ухаживаний Джеффри. Ему не нравилась роль, которую он в этом сыграл, и поэтому чувствовал себя в большом долгу перед Остином за ту несправедливость, которую тот терпел много лет. Как-то этот вред нужно исправить.
– Позвольте мне разобраться с этим, леди. Я бы не советовал вам рисковать с Джеффри, так что оставайтесь вечером дома. Это предотвратит любые неожиданности. Но поблизости, ради предосторожности, будет лишняя пара глаз.
– Но если вы лжете… – пригрозила она.
– Я сам вырву себе язык, – усмехнулся он.
Глава двадцать восьмая
– Скажите, что верите мне.
Он говорил грубо, с властностью военного офицера, которым когда-то был.
Она хотела верить. Всем сердцем и душой хотела. Но из разговора с Адрианом она услышала достаточно, чтобы понять, что доверие для него значило одно, а для нее – другое. Доверие – это улица с двусторонним движением, а он еще не ступил на нее.
– Вы отошлете меня назад к моему отцу, – обвинила она его.
– Вы богатая наследница и можете ехать, куда вам вздумается. Я не могу вас никуда отправлять, – терпеливо объяснил он. – Но я думаю, что вы бы хотели повидать Алвана, Пегги и малыша.
– Вы поедете со мной?
Обри отстранилась и настороженно посмотрела на него.
– Могу, но я не задержусь надолго. Ваш отец беспокоится о вашем благополучии и правильно делает. Вы должны успокоить его, а я должен остаться здесь и отстраивать аббатство. Если бы вы только поверили мне…
Обри преднамеренно проигнорировала его мольбу. Он собирался отослать ее прочь, как делал ее отец, но она докажет ему несбыточность таких мыслей.
Она поерзала по его мускулистым бедрам и обняла за шею так, что ее груди распластались по его крепкой груди. Затем игриво куснула его за мочку уха.
– Не говори больше ничего, Остин, – прошептала она.
Она почувствовала его прикосновение к тому месту, которое он отшлепал, и ее возбуждение возросло. Сейчас он действительно все поймет.
Остин понимал, что им манипулируют, но в ее стремлении к нему была новизна, которую он хотел испытать. Когда первая волна схлынула, он перевернул ее на спину и навалился сверху. Кошачьи глаза уставились на него испытующе. Свечи все еще горели, и он мог хорошо ее рассмотреть. Его рука поднялась, чтобы коснуться полной груди.
– Вы этого хотите? – спросил он, в то время как его рука скользнула под шелковую материю и коснулась торчащего бугорка. Когда она молча кивнула, его рука крепко ухватила ее за ворот платья. – Вы мне верите?
Тень опасения промелькнула в ее глазах, но она вновь вызывающе кивнула. Тогда он рванул ее платье, тонкий материал отлетел прочь, оставив ее обнаженной. Обри изогнулась дугой, когда он склонил голову, чтобы припасть к ее груди. Дрожь, как молния, сотрясла ее тело, и все сомнения испарились.
Обри обеими руками впилась в жесткие волосы Остина и тянула до тех пор, пока он не приник к ней, и их губы не встретились с непреодолимой жаждой, которая выдавала снедавшую их тела страсть. Но они медлили, изучая друг друга губами и пальцами, занимаясь любовными играми, оттягивая момент единения, когда обещания станут больше, чем словами.
Обнаженные, лишенные тьмы, скрывавшей их сомнения и страхи, они, наконец, предались тому, чего так долго пытались избежать. Остин взял ее с такой осторожностью и нежностью, что Обри закричала от радости. Какие слова он бы потом ни говорил, он никогда не сможет отказаться оттого, что сейчас его тело сказало ей. Она положила на него свое клеймо так же прочно, как он на нее свое. Она видела это по его лицу, по восторгу в сияющей синеве глаз, нежности его прикосновений, по расслабленности тугих мышц и удовлетворенной улыбке на губах. Она принесла ему счастье. Она ощущала это всеми фибрами своего существа, и наконец была удовлетворена.
После всего Остин обошел комнату, гася оплывшие свечи. Когда он вернулся в постель, Обри, как котенок, свернулась рядом, согревая его тело.
Он прижался к ней и прошептал в волосы:
– Пусть Бог простит меня, но я никогда не думал, что это произойдет.
– И я… – сонно пробормотала она.
Остин не стал оспаривать ее смелое утверждение. Он был твердо уверен в том, что хрупкая женщина в его руках была способна почти на все, вплоть до революции. Его единственной проблемой теперь было, как долго они будут вместе. Решение было не из легких.
* * *
Обри смеялась проделкам детей, игравших с Леди под деревьями. День для октября выдался теплым, небо – невероятно безоблачным. В первый раз за много недель она позволила себе расслабиться и наслаждаться мгновением.Эмили заметила румянец на щеках Обри и одобрительно улыбнулась. Юная жена Остина была создана для солнечного света и смеха. Ее непринужденное воодушевление приносило тепло всюду, где бы она ни появлялась. Она была идеальным выбором, способным вернуть любовь и свет Этвудскому аббатству и его унылому владельцу, но в то же время Эмили боялась, что мрак может победить. Обри явно нуждалась в Остине так же сильно, как он в ней. Эта ночь сотворила чудо.
– Я бы хотела взять вас с собой, Обри. Нам будет грустно без вас, – пробормотала Эмили, тщательно затягивая петлю на вышивке.
– А Остин?
Обри глянула на собеседницу, и огоньки заплясали в ее глазах.
Ее золовка пожала плечами.
– Мой брат слишком самоуверен. Не представляю, как приличный человек умудрился связаться с таким множеством подонков. Он никогда не покинет аббатство.
Обри удивилась такой характеристике человека, за которого вышла замуж. Смыслом жизни Остина было возрождение аббатства и его владений, но методы достижения цели иногда выглядели довольно странно. Она улыбнулась, вспоминая, как он по виноградным лозам забрался к ней в окно. Эмили ничего не знала о чопорности, если думала, что ее характеристика подходит Остину. Как-нибудь она представит золовку Алвану…
Эти мысли напомнили ей о другом, и она поспешила затронуть новый вопрос:
– Анна и Мария! Я совсем забыла… Они очень хотели увидеть вас, прежде чем вы уедете. Мы ожидали получить приглашение к обеду на сегодняшний вечер. Вы видели его?
Эмили бросила на Обри изумленный взгляд при столь странном повороте разговора, но отрицательно покачала головой.
– Я его не получала. Не могли бы мы пригласить их сюда? Мне хотелось бы вновь повидаться с ними, и уверена, что им хотелось бы повидать детей.
Обри издала сдавленный вздох.
– Если бы это было так просто… Джефф сказал, что мистер Сотби мог бы смягчиться по отношению к Хиту. Я надеялась…
Проблеск понимания появился в глазах Эмили.
– В самом деле, спустя годы он не может считать Остина виновным. Луиза всегда была дикой. Почему Остин…
Обри торопливо прервала ее:
– Вот и Харли. Давайте спросим его. Мы не можем идти, если мы нежеланны.
Она помахала молодому джентльмену, торопливо шагавшему в их сторону.
– Леди Обри! Эмили! Как хорошо хоть на время увидеть вас вне этого мрачного дома. – Он тепло пожал им руки, его открытое лицо выражало облегчение, когда он смотрел на них. Его пылающие локоны стали еще ярче в солнечных лучах. – Во имя Юпитера, Эмили, я все еще не могу поверить, что позволил проклятому американцу увезти вас.
Эмили засмеялась и указала на резвящихся детей.
– Вы бы быстро запели по-другому, если бы подольше побыли в обществе этой парочки. Кроме того, вы гораздо больше интересовались войной, чем мною, если я правильно припоминаю.
– Я был дураком, – согласился Харли. – Не могли бы вы отделаться от этой скучной парочки и прогуляться со мной?
– Наши мужчины говорят о Политике, кораблях и фермерстве. Если вы собираетесь говорить о чем-то подобном, мы с вами не пойдем. – А вот если вы хотите поведать нам, как мы сможем повидаться с Анной и Марией, добро пожаловать, присоединяйтесь к нам.
Обри подобрала юбки, чтобы гость смог усесться между ними на садовой скамье.
– Они напуганы тем, что вы вернетесь в Лондон, а Эмили в Америку; прежде чем они встретятся с вами. Я был почти уверен, что они приедут сюда, как я. К сожалению, они довольно застенчивые создания.
Пока Эмили отчитывала Харли за такое отношение его сестер, Обри раздумывала над его словами. Харли ничего не сказал о том, что их ожидают к обеду, а слова о гневе его отца отнюдь не свидетельствовали, что господин Сотби наконец смягчился. Но к чему бы Джефф стал плести такую чушь? Ее охватило неприятное предчувствие.
– Как я поняла, Джефф и сквайр Эверсли обедают с вами этим вечером, – рискнула вставить Обри в возникшей паузе.
Харли выглядел озадаченным.
– Кто мог вам такое сказать? Джефф забавный парень, но я предупредил девочек, чтобы они не слишком его поощряли. Он не пустоцвет, вы сами знаете, но, хотя и претендует на титул баронета, его семья не является ни древней, ни хорошо известной в этих краях. А что до Эверсли… Если вы простите мне мой язык, леди, он распутник и подлец. В юности, как я понял, он считался довольно красивым и приятным, но в моем представлении это скотина с манерами старьевщика.
Потрясенная этим открытием, Обри не могла говорить, мысли летели быстрее слов, и ее охватила нервная дрожь.
– Не пустоцвет? Не понимаю… – Она поколебалась, роясь в памяти. – Как я полагала, он унаследовал поместья где-то к северу отсюда. И он всегда одет как щеголь с Бонд-стрит. Здесь какая-то ошибка.
Харли разглядывал ее с любопытством и терпением.
– Хит прав. Вы наивная маленькая гусыня. И вы поверили, что этот красавчик сам по себе богат и владеет имением и титулом, только потому, что носит украшенные драгоценностями табакерки и принят при дворе? Половина Лондона живет в кредит и, могу поклясться, вторая половина живет за счет госпожи Удачи. Как, по-вашему, почему Джефф провел лето здесь? Его кредиторы грозят ему Ньюгетской долговой тюрьмой, и его кузен предоставил ему свободную комнату и стол. Я знаю, вы симпатизируете несчастным, но вам пора учиться реальной жизни, девочка моя.
Сконфуженная и смущенная, Обри залилась краской. Она пыталась найти различные причины пребывания Джеффри в такой глуши месяцами. Даже зиая, что на него нельзя полагаться, она позволяла ему продолжать делать из нее посмешище.
– Я помню Эверсли, – вмешалась Эмили, не дождавшись ответа Обри. – Мама не позволила мне с ним танцевать. Мы были на балу в Эксетере, кажется. Он говорил, что его не приветствуют в приличном обществе. Это меня не очень поразило, раз уж там не приветствовали моего, отца, сколько себя помню. Но что мне запомнилось, так это неприятный взгляд, который он на меня бросил, отходя. Раньше никто никогда на меня так не смотрел. Я почувствовала себя червяком, которого он с радостью бы раздавил. Даже теперь, когда возвращаюсь к этому эпизоду мысленно, я верю, что он был совершенно пьян.
– Когда это было? – внезапно спросила Обри.
– О, я только выехала в свет, так что это должно быть около года после гибели Луизы. Остин уехал на войну, и мы сидели без денег, так что Эксетер был верхом моих мечтаний… – Эмили вдруг осеклась и внимательно посмотрела на Обри, поняв странность ее вопроса. – Почему вы об этом спрашиваете?
Харли тоже посмотрел на Обри, и ему не понравилось то, что он увидел. Золотая девочка минутой раньше, она побледнела, смеющиеся глаза потемнели и стали тревожными.
– Обри, с вами все в порядке? – Вспоминая слухи, бродившие по деревне, он почувствовал смутную тревогу. Он не имел дела с беременными женщинами. – Вас отвести домой?
Обри раздраженно посмотрела на него.
– Со мной все в порядке, благодарю вас. Я просто не переношу, когда мне лгут, и не нахожу для этого никаких оправданий.
Харли встряхнул головой, чтобы прояснить мысли, и удивленно нахмурился.
– Вы обвиняете меня в том, что я вам солгал?
– Эмили, по-моему, дети залезли на дерево, – заметила Обри, меняя тему разговора.
– Ох! – всполошилась Эмили и стрелой помчалась к отважной парочке, оставив Обри наедине с Харли.
– Но если все начнут мне врать, как мне добраться до правды? – спросила Обри. – Это очень трудно.
– Обри, голубушка, вы говорите вещи, лишенные смысла. Вы не слишком долго пробыли на солнце, случаем? Я знаю, что жители солнечных мест все сумасшедшие.
– Скажите это Адриану. Он клянет наши туманы и дожди со всей страстью. – Она одним глазом приглядывала за Эмили, чтобы успеть высказаться до ее возвращения. – Джеффри, вот кто ведет себя странно. Он сказал мне, что Эмили и я приглашены вами на обед этим вечером, и что он заедет, чтобы нас отвезти.
Зачем бы он стал говорить такие вещи, как не для того, чтобы похитить нас отсюда?
Харли не выглядел таким встревоженным, как она. Он пожал плечами.
– Это на него похоже. Если бы он приехал с вами за компанию, у нас не было бы шансов выставить его. Он наверняка подумал, что необычность такого происшествия приведет общество в замешательство, и никто не заметит противоречий. И он совершенно прав. Вы хотите сказать, что вы действительно приедете на обед, если мы пришлем приглашение? Я сейчас же еду домой, чтобы его отправить.
Она тряхнула головой.
– Он говорил, будто ваш отец мог бы смягчиться. Я начала строить фантазии… Нет, Харли, что-то не так. Я это знаю, но не могу понять, что именно. Однако как я расскажу Остину о моих страхах? Он соберет весь свой холод и высокомерие и посоветует ехать с Джеффри, если я так решила.
Харли поглядел на ее озабоченное лицо и прочел больше, чем хотел бы. Он единственный из всех знал подробности брака Остина и ухаживаний Джеффри. Ему не нравилась роль, которую он в этом сыграл, и поэтому чувствовал себя в большом долгу перед Остином за ту несправедливость, которую тот терпел много лет. Как-то этот вред нужно исправить.
– Позвольте мне разобраться с этим, леди. Я бы не советовал вам рисковать с Джеффри, так что оставайтесь вечером дома. Это предотвратит любые неожиданности. Но поблизости, ради предосторожности, будет лишняя пара глаз.
– Но если вы лжете… – пригрозила она.
– Я сам вырву себе язык, – усмехнулся он.
Глава двадцать восьмая
Убедившись, что Обри относится к разводу так же, как он, Остин стал строить планы на будущее с большей уверенностью. Разговоры с Адрианом показали, как много можно сделать, чтобы в короткий срок улучшить свое финансовое положение. Оставалось только восстановить свою репутацию, но это уже не выглядело столь бесперспективным, как раньше. Больше всего Остин боялся, что молодая жена может стать такой же надоедливой и сварливой, какой была его первая супруга. За исключением этой единственной проблемы, все остальные решались.
Это будет нелегко. Ее отец уже поднял тревогу, но Остин чувствовал уверенность, что сможет разобраться с жалобами герцога. Он знал, что Обри намерена остаться, несмотря ни иа что. Деньги нужно найти, чтобы увеличить штат прислуги и сделать главные помещения Этвудского аббатства вновь пригодными для жилья: Еще была загадка смерти Бланш, а также, случайности, которые, как он был совершенно уверен, имели целью разорить его, но он подозревал, что обе эти проблемы можно решить, подготовив западню для злоумышленника. Никогда раньше он не утрачивал надежды все исправить, но теперь у него появились веские причины попытаться что-то предпринять. Но для начала необходимо хоть на время утихомирить тревогу, поднятую герцогом.
Остин вновь почувствовал себя школьником, когда отправился вниз искать свою жену. До сих пор он не позволял себе задумываться над тем, чтобы оставить Обри здесь в качестве жены. Было слишком много препятствий, мешавших этому, но слова, – сказанные ею ночью, смели их напрочь с силой урагана.
Она будет рядом всю жизнь, будет веселить, и освещать его дни, согревать ночи, разделять его замыслы, а однажды родит детей – величие этой мечты одухотворяло его.
Не найдя Обри внизу, Остин поволок ногу по лестнице наверх. Ему все еще приходилось соблюдать осторожность при движениях, но он чувствовал, как с каждым днем крепнет колено. В мечтах он уже кружил свою златоглавую жену в вальсе на паркетном полу, и весь мир смотрел на них. Однако он хотел бы удостовериться, признает ли мир его притязания.
Он усмехнулся про себя, подумав, какое зрелище они наверняка собой представят, если вторгнутся в высший свет. Обри, без сомнения, захочет, чтобы их сопровождали разные зверьки, а он будет проводить вечера, ступая на цыпочках и выискивая животных под креслами или где-нибудь похуже.
Остин нашел ее в спальне, задумчиво смотрящей в окно на задний двор. Ее настроение так отличалось от его, что он заколебался, думая, а не приснилось ли ему все, что произошло между ними. Он не осмелился сделать ни единого намека по поводу своих чувств и надежд из страха перед препятствиями, которые могут помешать, и которых он не мог предвидеть. Обри, прекрасно понимавшая животных, лишенных дара речи, наверняка видела его трудности и терпеливо ждала, пока он избавится от прошлого.
В молчании Остин пересек комнату и обвил руками хрупкую фигуру Обри. Они в совершенстве подходили друг другу: ее голова свободно отдыхала на его щеке, ее бедра плавно изгибались по форме его ног. Она расслабилась в его объятиях, и он издал вздох облегчения.
– Только половина восьмого. Неужели вам надоели обязанности хозяйки, что вы так рано покинули наших гостей?
Обри прильнула спиной к его телу и позволила удовольствию от его прикосновений прогнать прочь все страхи. Рука Остина поползла вверх, чтобы обхватить ее грудь, и она улыбнулась при мысли о том, какое возбуждение вызывает эта легкая ласка.
– Наоборот, но каждый выглядит настолько погруженным в свои дела, что мое присутствие кажется лишним. Адриан и Эмили ведут себя как новобрачные, а ваша мать рассказывает детям сказки на ночь. Я посчитала, что вы и Джои нашли себе новое занятие.
Он поцеловал ее волосы, глубоко вдыхая аромат сирени. В такой позе невозможно вести практические разговоры. По его расчетам, должно пройти лет двадцать, прежде чем он сможет связать две мысли воедино, когда Обри будет отдыхать в его объятиях, как сейчас.
– Есть дела, которыми я должен заняться, если я намерен связать свою жизнь с вами, как я хочу. Мне не хотелось бы думать, что вы провели эти часы в одиноких раздумьях.
Под слоями муслина и шелка, отделявшими его руку от ее тела, Остин различил вершину ее груди, напрягшуюся от его прикосновения. Невольный знак того, как ее тело реагирует на него, необычайно обрадовал Остина.
Радость охватила Обри от его слов, и она повернула голову, чтобы лучше разглядеть загорелое лицо человека, который похитил ее сердце, ничего не дав взамен. Она знала, что он считал ее слишком молодой для невесты, знала, что его гордость не позволит принять ее богатство, но если бы ей удалось добраться до его сердца, она победила бы его. Улыбка-иа его устах усилила ее надежды.
– Я никогда не была одинокой с тех пор, как попала сюда, милорд. Я могу сделать очень много, если вы только позволите.
– Вы глупышка, и мне кажется, что вы заслужили свою судьбу.
Голубизна его глаз была как безоблачное небо в солнечный день, когда он произнес свой вердикт. Он наклонился и поцеловал морщинки у се губ. Этот поцелуй говорил о большем, чем желание, и Обри радостно ответила на него.
Остин был человеком большого ума, человеком, не похожим ни на кого из тех, кого она знала, и она ставила его мнение выше мнения своего отца. Завоевать его уважение и добиться согласия принять се в качестве жены было целью, о которой она никогда не решалась говорить вслух. Она все еще была не уверена в его решении, понимая только, что получила отсрочку.
Когда его поцелуи покрыли ее щеки, Обри обхватила его руками, словно решила никогда не отпускать. Ее глаза распахнулись, она впилась в его лицо взглядом и спросила:
– Вы не отошлете меня прочь? Остин поцеловал кончик ее носа.
– Думаю, на время вам нужно уехать. Пегги нуждается в вас, как и ваш отец, независимо от того, понимаете вы это или нет. Я хочу, чтобы у вас было время подумать и утвердиться в своем решении. Боюсь, что вы можете быть слишком юны, чтобы знать, чего на самом деле хотите.
Он одновременно и успокаивал ее и волновал. Любил ли он ее? Действительно ли хотел, чтобы она осталась? Или просто решил иметь жену, а она ничем не лучше других? Обри не решалась углубляться в эти мысли. В прошлом ее так часто отсылали прочь, что она научилась не предаваться сомнениям. Она должна идти вперед и верить, что ее чутье не позволит сбиться с пути. Предчувствие говорило ей сейчас, что он защищает ее себе в ущерб. Это может показаться пустой тратой времени, но если это доставит ему удовольствие и ускорит дела, ей придется смириться.
– Остин, я здесь не случайная гостья, но сделаю все, что понадобится, чтобы успокоить тебя. Это должно случиться скоро? – спросила она тоскливо.
Он усмехнулся и сдвинул руку ей на живот.
– Если судить по последним ночам, лучше поскорее, или вы раздуетесь, как куропатка, и выбора не останется. Я предупреждал вас, что может случиться, если мы пойдем таким путем.
Обри не ответила на его улыбку, а серьезно посмотрела на него.
– Что случится, если уже слишком поздно? Вы будете неприятно поражены?
Загорелые черты лица Остина не выказали ни малейшего признака неудовольствия, когда он поцеловал ее бровь.
– Луиза и я не были благословлены этим за два года супружества, так что это очень вероятно, моя любовь. Вы и без слов знаете ответ на свой вопрос.
Она поняла, и ее глаза осветились изнутри, когда он наклонился, чтобы поцелуем прервать дальнейшие вопросы. Она прочитала ответ по жадности его губ и жгучим ласкам рук, скользнувшим вниз с ее грудей, выдавая желание использовать ее тело для того, для чего оно предназначено. Она не могла себе представить, что позволила бы кому-то еще использовать ее таким образом, и всем сердцем захотела носить дитя Остина в пустоте, разверзшейся сейчас внутри нее.
Почувствовав силу ее желания, Остин развернул ее, чтобы внимательно вглядеться в ее лицо.
– Обри?..
Ее желание ослепило его, не оставив мыслей ни о чем, кроме решения отправиться с ней в постель прямо сейчас.
Но тревога, приведшая ее сюда вначале, еще не совсем покинула ее, и когда Обри открыла глаза, чтобы ответить на его вопрос, они натолкнулись на ужасное зрелище.
– Огонь! – выдохнула она, не совсем поверив в истинность дьявольских бликов в темноте за окном.
Остин поднял голову, чтобы, выглянуть в окно на зрелище, приковавшее к себе взгляд его жены. Прежде чем он успел отреагировать, Обри вывернулась из его объятий, сорвала с кровати одеяла и выскочила в дверь.
– Конюшни! – услышал он ее крик. – Они подожгли конюшни!
Он захромал следом за ней, но куда ему было тягаться с юркой Обри. В ответ на крики Обри уже открывались двери, и растерянные голоса раздавались на дороге. На лестнице его обогнал полуодетый Адриан, и Остин поспешил следом, хватаясь за перила, чтобы поспеть за своей бесстрашной женой.
– Остановите ее, черт возьми! – закричал он, когда слуги высыпали в холл внизу. – Она побежала к конюшням!
Не понимая толком, какую беду это могло предвещать, все кинулись выполнять приказ, и Остин обнаружил себя в последних рядах, когда челядь высыпала на дорогу к мощеному конному двору.
К тому времени, когда они добрались до угла дома, запах дыма стал таким густым, что объяснений не потребовалось. Кто-то начал звонить в огромный железный колокол на стене аббатства, и звучные тревожные звуки разносились в ночной прохладе, оповещая жителей об опасности, как когда-то созывали к заутрене.
Отчаянно ругаясь, Остин поспешил к конюшне. Жуткий свет вырвался из черного входа наполовину каменного, наполовину деревянного строения, верхний этаж которого был забит только что собранным сеном, и этот свет уже отбрасывал тени на фигуры, сновавшие внизу.
Джон вышел, ведя перепуганных упряжных лошадей, их испуганное фырканье вызывало тревожные отклики у животных, оставшихся внутри. Скакун, услышав рев в своем стойле, бил копытами по древним дубовым стенам, ему вторили тихое ржание и блеяние других животных, попавших в западню.
Дым поднимался от прогнивших бревен крыши, когда тонкая фигура Обри появилась из черной дыры входа на конюшню. Рядом с ней, облепленная плотными одеялами, наброшенными на голову, осторожно вышагивала Балерина.
Поняв ее мысль, Остин распорядился принести еще одеял. Тут же образовалась живая цепочка с ведрами от насоса к конюшне. Он приказал одной цепочке поливать фасад здания, в то время как другая занялась невыполнимой миссией тушения тыла. Вознося благодарения чудаку архитектору, разместившему черный двор с легковоспламеняющимся гумном поодаль от главного здания, Остин намочил одеяла и пошел за Обри.
Он не собирался гнаться за ней. Помогая Джону успокоить скакуна с дико расширившимися глазами, чтобы остудить его и ослепить мокрым покрывалом, Остин заметил ее, выводившую очередную лошадь. Когда он вывел скакуна, она вновь исчезла. Перепуганный Майкл, вцепившийся в морских свинок, когда его спросили о местопребывании Обри, указал на вход в конюшню.
Подавляя тревогу, Остин приказал парню отнести животных на кухню и убедиться, что все коты и собака остались внутри. Он легко представил себе, как Обри возвращается назад за каким-нибудь пропавшим животным, рискуя своей жизнью.
Во двор начали съезжаться соседи, завидевшие пожар и поспешившие на помощь. Телеги и экипажи останавливались на широкой лужайке, и прибывшие тотчас присоединялись к тушению пожара. В толпе Остин заметил свою сестру, несущую ведра с водой вместе со слабоумной Пейшенс, и торопливую француженку-кухарку своей матери, замачивавшую домашние простыни и передававшую их тем, кто выводил животных в безопасное место, но нигде не видел Обри.
Ему передался азарт Адриана, нырнувшего обратно в горящую конюшню. Языки пламени еще только потрескивали на задворках, но дым стал таким плотным, что забивал дух. Он поискал в темноте бледное муслиновое платье Обри, по не мог ничего различить дальше вытянутой руки.
Это будет нелегко. Ее отец уже поднял тревогу, но Остин чувствовал уверенность, что сможет разобраться с жалобами герцога. Он знал, что Обри намерена остаться, несмотря ни иа что. Деньги нужно найти, чтобы увеличить штат прислуги и сделать главные помещения Этвудского аббатства вновь пригодными для жилья: Еще была загадка смерти Бланш, а также, случайности, которые, как он был совершенно уверен, имели целью разорить его, но он подозревал, что обе эти проблемы можно решить, подготовив западню для злоумышленника. Никогда раньше он не утрачивал надежды все исправить, но теперь у него появились веские причины попытаться что-то предпринять. Но для начала необходимо хоть на время утихомирить тревогу, поднятую герцогом.
Остин вновь почувствовал себя школьником, когда отправился вниз искать свою жену. До сих пор он не позволял себе задумываться над тем, чтобы оставить Обри здесь в качестве жены. Было слишком много препятствий, мешавших этому, но слова, – сказанные ею ночью, смели их напрочь с силой урагана.
Она будет рядом всю жизнь, будет веселить, и освещать его дни, согревать ночи, разделять его замыслы, а однажды родит детей – величие этой мечты одухотворяло его.
Не найдя Обри внизу, Остин поволок ногу по лестнице наверх. Ему все еще приходилось соблюдать осторожность при движениях, но он чувствовал, как с каждым днем крепнет колено. В мечтах он уже кружил свою златоглавую жену в вальсе на паркетном полу, и весь мир смотрел на них. Однако он хотел бы удостовериться, признает ли мир его притязания.
Он усмехнулся про себя, подумав, какое зрелище они наверняка собой представят, если вторгнутся в высший свет. Обри, без сомнения, захочет, чтобы их сопровождали разные зверьки, а он будет проводить вечера, ступая на цыпочках и выискивая животных под креслами или где-нибудь похуже.
Остин нашел ее в спальне, задумчиво смотрящей в окно на задний двор. Ее настроение так отличалось от его, что он заколебался, думая, а не приснилось ли ему все, что произошло между ними. Он не осмелился сделать ни единого намека по поводу своих чувств и надежд из страха перед препятствиями, которые могут помешать, и которых он не мог предвидеть. Обри, прекрасно понимавшая животных, лишенных дара речи, наверняка видела его трудности и терпеливо ждала, пока он избавится от прошлого.
В молчании Остин пересек комнату и обвил руками хрупкую фигуру Обри. Они в совершенстве подходили друг другу: ее голова свободно отдыхала на его щеке, ее бедра плавно изгибались по форме его ног. Она расслабилась в его объятиях, и он издал вздох облегчения.
– Только половина восьмого. Неужели вам надоели обязанности хозяйки, что вы так рано покинули наших гостей?
Обри прильнула спиной к его телу и позволила удовольствию от его прикосновений прогнать прочь все страхи. Рука Остина поползла вверх, чтобы обхватить ее грудь, и она улыбнулась при мысли о том, какое возбуждение вызывает эта легкая ласка.
– Наоборот, но каждый выглядит настолько погруженным в свои дела, что мое присутствие кажется лишним. Адриан и Эмили ведут себя как новобрачные, а ваша мать рассказывает детям сказки на ночь. Я посчитала, что вы и Джои нашли себе новое занятие.
Он поцеловал ее волосы, глубоко вдыхая аромат сирени. В такой позе невозможно вести практические разговоры. По его расчетам, должно пройти лет двадцать, прежде чем он сможет связать две мысли воедино, когда Обри будет отдыхать в его объятиях, как сейчас.
– Есть дела, которыми я должен заняться, если я намерен связать свою жизнь с вами, как я хочу. Мне не хотелось бы думать, что вы провели эти часы в одиноких раздумьях.
Под слоями муслина и шелка, отделявшими его руку от ее тела, Остин различил вершину ее груди, напрягшуюся от его прикосновения. Невольный знак того, как ее тело реагирует на него, необычайно обрадовал Остина.
Радость охватила Обри от его слов, и она повернула голову, чтобы лучше разглядеть загорелое лицо человека, который похитил ее сердце, ничего не дав взамен. Она знала, что он считал ее слишком молодой для невесты, знала, что его гордость не позволит принять ее богатство, но если бы ей удалось добраться до его сердца, она победила бы его. Улыбка-иа его устах усилила ее надежды.
– Я никогда не была одинокой с тех пор, как попала сюда, милорд. Я могу сделать очень много, если вы только позволите.
– Вы глупышка, и мне кажется, что вы заслужили свою судьбу.
Голубизна его глаз была как безоблачное небо в солнечный день, когда он произнес свой вердикт. Он наклонился и поцеловал морщинки у се губ. Этот поцелуй говорил о большем, чем желание, и Обри радостно ответила на него.
Остин был человеком большого ума, человеком, не похожим ни на кого из тех, кого она знала, и она ставила его мнение выше мнения своего отца. Завоевать его уважение и добиться согласия принять се в качестве жены было целью, о которой она никогда не решалась говорить вслух. Она все еще была не уверена в его решении, понимая только, что получила отсрочку.
Когда его поцелуи покрыли ее щеки, Обри обхватила его руками, словно решила никогда не отпускать. Ее глаза распахнулись, она впилась в его лицо взглядом и спросила:
– Вы не отошлете меня прочь? Остин поцеловал кончик ее носа.
– Думаю, на время вам нужно уехать. Пегги нуждается в вас, как и ваш отец, независимо от того, понимаете вы это или нет. Я хочу, чтобы у вас было время подумать и утвердиться в своем решении. Боюсь, что вы можете быть слишком юны, чтобы знать, чего на самом деле хотите.
Он одновременно и успокаивал ее и волновал. Любил ли он ее? Действительно ли хотел, чтобы она осталась? Или просто решил иметь жену, а она ничем не лучше других? Обри не решалась углубляться в эти мысли. В прошлом ее так часто отсылали прочь, что она научилась не предаваться сомнениям. Она должна идти вперед и верить, что ее чутье не позволит сбиться с пути. Предчувствие говорило ей сейчас, что он защищает ее себе в ущерб. Это может показаться пустой тратой времени, но если это доставит ему удовольствие и ускорит дела, ей придется смириться.
– Остин, я здесь не случайная гостья, но сделаю все, что понадобится, чтобы успокоить тебя. Это должно случиться скоро? – спросила она тоскливо.
Он усмехнулся и сдвинул руку ей на живот.
– Если судить по последним ночам, лучше поскорее, или вы раздуетесь, как куропатка, и выбора не останется. Я предупреждал вас, что может случиться, если мы пойдем таким путем.
Обри не ответила на его улыбку, а серьезно посмотрела на него.
– Что случится, если уже слишком поздно? Вы будете неприятно поражены?
Загорелые черты лица Остина не выказали ни малейшего признака неудовольствия, когда он поцеловал ее бровь.
– Луиза и я не были благословлены этим за два года супружества, так что это очень вероятно, моя любовь. Вы и без слов знаете ответ на свой вопрос.
Она поняла, и ее глаза осветились изнутри, когда он наклонился, чтобы поцелуем прервать дальнейшие вопросы. Она прочитала ответ по жадности его губ и жгучим ласкам рук, скользнувшим вниз с ее грудей, выдавая желание использовать ее тело для того, для чего оно предназначено. Она не могла себе представить, что позволила бы кому-то еще использовать ее таким образом, и всем сердцем захотела носить дитя Остина в пустоте, разверзшейся сейчас внутри нее.
Почувствовав силу ее желания, Остин развернул ее, чтобы внимательно вглядеться в ее лицо.
– Обри?..
Ее желание ослепило его, не оставив мыслей ни о чем, кроме решения отправиться с ней в постель прямо сейчас.
Но тревога, приведшая ее сюда вначале, еще не совсем покинула ее, и когда Обри открыла глаза, чтобы ответить на его вопрос, они натолкнулись на ужасное зрелище.
– Огонь! – выдохнула она, не совсем поверив в истинность дьявольских бликов в темноте за окном.
Остин поднял голову, чтобы, выглянуть в окно на зрелище, приковавшее к себе взгляд его жены. Прежде чем он успел отреагировать, Обри вывернулась из его объятий, сорвала с кровати одеяла и выскочила в дверь.
– Конюшни! – услышал он ее крик. – Они подожгли конюшни!
Он захромал следом за ней, но куда ему было тягаться с юркой Обри. В ответ на крики Обри уже открывались двери, и растерянные голоса раздавались на дороге. На лестнице его обогнал полуодетый Адриан, и Остин поспешил следом, хватаясь за перила, чтобы поспеть за своей бесстрашной женой.
– Остановите ее, черт возьми! – закричал он, когда слуги высыпали в холл внизу. – Она побежала к конюшням!
Не понимая толком, какую беду это могло предвещать, все кинулись выполнять приказ, и Остин обнаружил себя в последних рядах, когда челядь высыпала на дорогу к мощеному конному двору.
К тому времени, когда они добрались до угла дома, запах дыма стал таким густым, что объяснений не потребовалось. Кто-то начал звонить в огромный железный колокол на стене аббатства, и звучные тревожные звуки разносились в ночной прохладе, оповещая жителей об опасности, как когда-то созывали к заутрене.
Отчаянно ругаясь, Остин поспешил к конюшне. Жуткий свет вырвался из черного входа наполовину каменного, наполовину деревянного строения, верхний этаж которого был забит только что собранным сеном, и этот свет уже отбрасывал тени на фигуры, сновавшие внизу.
Джон вышел, ведя перепуганных упряжных лошадей, их испуганное фырканье вызывало тревожные отклики у животных, оставшихся внутри. Скакун, услышав рев в своем стойле, бил копытами по древним дубовым стенам, ему вторили тихое ржание и блеяние других животных, попавших в западню.
Дым поднимался от прогнивших бревен крыши, когда тонкая фигура Обри появилась из черной дыры входа на конюшню. Рядом с ней, облепленная плотными одеялами, наброшенными на голову, осторожно вышагивала Балерина.
Поняв ее мысль, Остин распорядился принести еще одеял. Тут же образовалась живая цепочка с ведрами от насоса к конюшне. Он приказал одной цепочке поливать фасад здания, в то время как другая занялась невыполнимой миссией тушения тыла. Вознося благодарения чудаку архитектору, разместившему черный двор с легковоспламеняющимся гумном поодаль от главного здания, Остин намочил одеяла и пошел за Обри.
Он не собирался гнаться за ней. Помогая Джону успокоить скакуна с дико расширившимися глазами, чтобы остудить его и ослепить мокрым покрывалом, Остин заметил ее, выводившую очередную лошадь. Когда он вывел скакуна, она вновь исчезла. Перепуганный Майкл, вцепившийся в морских свинок, когда его спросили о местопребывании Обри, указал на вход в конюшню.
Подавляя тревогу, Остин приказал парню отнести животных на кухню и убедиться, что все коты и собака остались внутри. Он легко представил себе, как Обри возвращается назад за каким-нибудь пропавшим животным, рискуя своей жизнью.
Во двор начали съезжаться соседи, завидевшие пожар и поспешившие на помощь. Телеги и экипажи останавливались на широкой лужайке, и прибывшие тотчас присоединялись к тушению пожара. В толпе Остин заметил свою сестру, несущую ведра с водой вместе со слабоумной Пейшенс, и торопливую француженку-кухарку своей матери, замачивавшую домашние простыни и передававшую их тем, кто выводил животных в безопасное место, но нигде не видел Обри.
Ему передался азарт Адриана, нырнувшего обратно в горящую конюшню. Языки пламени еще только потрескивали на задворках, но дым стал таким плотным, что забивал дух. Он поискал в темноте бледное муслиновое платье Обри, по не мог ничего различить дальше вытянутой руки.