Страница:
У нее были все основания тревожиться, но у Обри не хватило духа сказать ей об этом.
– Я не слушаю сплетен, миледи. Ваш сын очень заботится о моем благополучии. У нас большая разница в возрасте.
– Демагогия! – объявила леди Хитмонт, вставая со стула. – Прошлой весной Остину не исполнилось и тридцати. Зеленая девчонка, лишенная советчиков, нуждается в мужчине более опытном, чем она сама. А он нуждается в вашей юности как в напоминании о том, что он еще не старик. Оставляю его в ваших добрых руках.
Обри смахнула слезы, когда вдова удалилась, столь эффективно разрядив сомнения Обри по поводу разницы в возрасте, казавшейся ей непреодолимой. Теперь, если только Остина удастся убедить, что ему не нужна женщина постарше, что ее богатство не служит препятствием и что она может поумнеть… Последнее выглядело сомнительным, но один фактор перевешивал все прочие, прежде чем Остина можно будет в чем-то убедить, он должен выздороветь.
На следующий день стоны и ругательства полубесчувственного Остина раздавались по всему этажу. Хмурые люди занимались повседневными делами, не удаляясь за пределы досягаемости графини. Внизу ее видели только раз, когда на ее призыв прибыл молодой человек из Сотби-Мэнор.
Обри приветствовала Харли в малой гостиной, но не присела и не затягивала встречу.
Харли с учтивостью дал ей понять, что сочувствует ее нервозности и спешке.
– Я только что узнал о случившемся, Обри. – В первый раз он пропустил ее титул, обращаясь к ней как друг обращается к другу. – Могу я что-нибудь сделать? Анна и Мария тоже предлагают свои услуги. В таких ситуациях, как нынешняя, соседи не могут позволить старым раздорам становиться между ними.
Обри взволнованно шагала по вытертому ковру. Вдали от постели больного ей в голову приходили десятки мыслей, но она отказывалась углубляться в них. Остин был совершенно уверен, что недавняя цепь неприятностей отнюдь не случайна, а она не могла назвать никого, кто мог бы так сильно ненавидеть его, кроме Сотби. Она не могла поверить, что Харли виновен в столь тяжелых преступлениях, но, в конце концов, именно он играл главную роль в ее похищении.
– Почему бы нет, Харли? – сказала она раздраженно, слишком уставшая, чтобы вести себя дипломатично, – Можете вы заверить меня, что ваш отец ничего не знает о маленьких «случайностях», которые, вместе взятые, почти сломили Остина? Кто еще мог бы наслаждаться, разоряя его и принося ему такой ущерб?
Харли опешил.
– Вы хотите сказать, что случившееся той ночью не было случайностью? Я слышал, Остин упал…
Она развернулась к нему лицом.
– Падение Остина было случайностью. Неприятной, но случайностью. Нет, его преследователь не собирался быстро прикончить его, как я понимаю. Он предпочел бы свести его в могилу медленно, как и вашу сестру. Луиза совершила самоубийство, Харли. Вы не знали этого, не так ли? Интересно, знал ли об этом ваш отец? Я вижу, как это мучит Остина, и ничем не могу помочь, по мне интересно, что удерживает его от того, чтобы свести счеты с жизнью. Может быть, именно этого и добивается его мучитель? Что вы об этом думаете, Харли?
Она говорила непростительные вещи, о которых никогда не думала до этой минуты, когда совершенно впала в отчаяние. Кто-то здесь возненавидел Остина; и она никогда не была так уверена в этом, как сейчас, когда все сошлось один к одному.
Харли потрясенно застыл, неспособный осознать всех сведений сразу. Мало-помалу он переварил услышанное и начал собирать все факты воедино.
– Не думаю, что мой отец знал, как умерла Луиза. После ее смерти они с Остином не разговаривали. Он слепой желчный старик, но не могу представить себе его мстящим Хиту. Когда-то они были друзьями, и его горечь проистекает оттого, что он думает, будто Хит не оправдал его надежд. Я никогда не слышал, чтобы он называл Хита убийцей.
Обри безрадостно уставилась в окно.
– Тогда придется допустить, что у него есть другие враги. Я не знаю, что делать, Харли. Я должна подняться наверх, на случай, если он придет в себя.
Она повернулась, чтобы выйти, но Харли задержал ее.
– Вы уверены, что овцы, сгоревшая пшеница и прочее – не случайность?
Обри холодно поглядела на него.
– Я ничего не знаю о том, что случилось, прежде чем я пришла, но овцы не летают, а пшеница не играет со спичками. Благодарю вас за ваше участие, сэр, но я должна идти.
Она была графиней до последнего дюйма, когда вышла из комнаты, несмотря на то, что ее локоны выбивались из прически, а по пятам за ней бежал котенок. Харли с пониманием отнесся, к ее уходу. Но она дала ему пищу для размышлений. Если действительно Остин все эти годы был невиновен, тогда семья Сотби в большом долгу перед ним.
Мэгги в отчаянии взирала на кипы писем, которые Обри откладывала не распечатывая. Там было несколько официального вида писем с печатями и набор личных посланий, которыми не следовало бы пренебрегать, но Обри относилась к ним без всякого интереса. Если бы у нее был надежный секретарь, как ей и подобает… Но здесь и сейчас, в доме, где нет даже дворецкого, вряд ли можно найти секретаря.
Пухлая служанка оставила письма в кабинете и поплыла на кухню. Недавно появились посудомойка и кухарка, хотя, по-видимому, они проводили больше времени за сплетнями, чем за работой. Когда Матильда вошла, они с виноватым видом вскочили со своих мест.
– Как его светлость? – поспешно спросила молодая посудомойка, чтобы постараться отвлечь внимание.
– Я не заметила изменений, – насмешливо ответила Мэгги. – Не могли бы вы приготовить для Ее светлости что-нибудь легкое? Она ест меньше, чем птичка.
– Бедняжка, она такая миниатюрная. Так приятно смотреть на эту пару, совсем как в романах. Любой, у кого осталось хоть полглаза, не мог не заметить, как они любили друг друга, – велеречиво заявила новая повариха, не обращаясь ни к кому конкретно.
– Моя мама говорила, что он бил ее, – заявила младшая служанка. – Хотя его светлость поднимал на нее руку не чаще, чем на эти горшки. – Она потрясла закопченной сковородкой, которую чистила в поисках вдохновения.
– Глупые люди, – пробурчала Мэгги, укладывая салфетки и посуду на поднос для Обри. – Это говорят те, кто не знает толком ничего, но где же те, кто знал его с детства? Почему они не выйдут вперед и не скажут, что это все грязная ложь, что его светлость не может нанести женщине вреда, чтобы тем самым навсегда пресечь эти мерзости? Вот что я хотела сказать.
Она грохнула подносом об стол, положила на него кусок масла, который подала кухарка, и вновь выплыла из кухни.
Кухонные служанки поглядели друг на друга. Они обе знали людей, работавших раньше в аббатстве, и никогда ни один из бывших слуг не говорил ничего плохого о нынешнем графе. Хотя никто из них и не выступил в его защиту. Может быть, настало время сделать это?
Кусок металла продвигался с трудом, и она чувствовала, как ей сводит желудок при виде того, как осколок раздвигает мышцы и ткани на своем пути. В конце концов, он вышел, и она уставилась на него с недоверием и удовлетворением. Этот осколок железа был причиной хромоты Остина. Хотела бы она знать, сколько еще мерзких осколков находится где-то во вздувшейся массе плоти.
Рана начала подсыхать, и Обри поспешно принялась очищать ее. Она не могла найти признаков распространения инфекции, но жила в страхе перед тем днем, когда их обнаружит. Если Остин испытывал сомнения, брать или нет жену при нынешних обстоятельствах, он наверняка расторгнет их брак, если потеряет ногу. Для ее благополучия, так же, как и для его, нога должна быть спасена. Она молилась, чтобы доктор поспешил.
Это случилось на третий день, когда изнуренный Джейми прискакал во внутренний дворик, волоча за собой такого же уставшего джентльмена на взмыленном скакуне. Шляпа джентльмена была в пыли, а верховой костюм и темно-желтые бриджи заляпаны грязью. Когда он спрыгнул с лошади, к нему подскочила толпа юнцов, чтобы взять поводья его коня и помочь донести инструменты.
Слегка встревоженный тем, что его встречает такая ватага вместо обычных ливрейных лакеев, врач оглядел старые камни красноречивого фасада Этвудского аббатства. Без сомнений, это был дом дворянина, но разбитые стекла и забитые окна в неиспользованной части здания поведали ему печальную историю об утраченном богатстве. Вспоминая о комфортабельном поместье, которое он только что покинул, врач про себя отметил эти разрушения.
Спешившая навстречу служанка открыла дверь и с явным облегчением приняла его визитку. Его короткие ноги не поспевали за быстрой горничной, когда она повела его вверх по лестницам, не предложив даже отдохнуть или сменить одежду.
Он понял почему, когда встретился лицом к лицу с прекрасной леди Обри. Он знал ее еще ребенком и с восхищением наблюдал, как она росла. Женщина, представшая перед ним сейчас, была даже красивее, чем обещала стать в юности, но все следы присущей ей живости исчезли. Он с тревогой отметил черные круги под ее глазами и всерьез хотел предложить немедленно послать за каретой, чтобы вернуть ее туда, где ей надлежало быть.
Но Обри узнала друга своего детства, и ее глаза осветились изумрудным сиянием облегчения и радости.
– Доктор Дженнингс! О, слава Богу! Вы скажете, что делать. Я так благодарна вам за ваш приезд. Надеюсь, он не нарушил ваших планов. – Она обернулась к Мэгги, не дав гостю опомниться. – Мы должны дать доктору Дженнингсу время отдохнуть. Это мучительная поездка, а он проделал ее в невероятный срок. Вы подготовили одну из спален, как я просила?
Мэгги коротко кивнула и повернулась, чтобы вывести доктора из комнаты, но он поставил саквояж на стул и направился мыть руки в тазике.
– На самом деле я был в Гемпшире, когда прибыло письмо. К счастью, парень остановился у леди Клары передохнуть и перехватил меня, прежде чем я уехал. Ваш отец и тетя шлют вам наилучшие пожелания, леди Обри. Были и другие вызовы, но они могут подождать. Дайте мне вначале взглянуть на пациента.
Он быстро и уверенно осмотрел рану на голове Остина, заглянул в его глаза, тщательно изучил сломанные ребра, прежде чем открыть отекшую ногу. Обри была рядом, с тревогой вглядываясь в лицо врача в надежде угадать его мысли.
Пациент застонал и беспокойно зашевелился под добросовестным осмотром врача, но не пришел в сознание. В конце концов, доктор Дженнингс покачал головой.
Охваченная ужасом, Обри встала перед ним.
– Разве нет надежды, доктор Дженнингс? Не можем ли мы что-то сделать? Он так боролся, чтобы сохранить ногу…
Доктор был невысокого роста, и его глаза оказались на уровне глаз Обри. Он разглядывал ее с нежностью и сочувствием.
– Я сделаю все, что смогу, моя леди, но ничего не обещаю. Он слишком много перенес и слишком долго ходил с такими ранами. На полях битв мало врачей, и у них не хватает времени, чтобы удалить все осколки из ран. В целом ее легче ампутировать. Вашему мужу придется сражаться так же яростно, как на войне, чтобы сохранить ногу. Эти осколки шрапнели нужно удалить, если мы хотим предупредить заражение. Позвольте мне вымыться и переодеться, а затем я посмотрю, что смогу сделать.
Обри взволнованно кивнула и знаком приказала Мэгги провести врача в приготовленную для него комнату. Затем уселась на стул у кровати, сложила руки на подушке Остина и уткнулась в них лицом. Она молилась так, как никогда раньше. Молилась не за себя, а за Остина. Если он выздоровеет, она примет все, что пошлет ей судьба, но не вынесет мысли о том, что в мире не будет этого мужчины. Нежного и в то же время циничного. Он должен жить. Вокруг так мало таких, как он. Он заслужил право на жизнь, здоровую жизнь, и немного радости за все то зло, что ему причинили. Где-то кто-то должен услышать ее молитвы.
К тому времени, как доктор Дженнингс вернулся в покои графа, Обри привела себя в порядок и выглядела расслабившейся и успокоившейся. Он не решился прокомментировать эти перемены, но воспротивился, когда она дала понять, что намерена остаться.
– Я бы предпочел, чтобы вы прислали вашего слугу, лакея или кого-нибудь с крепким желудком, моя леди. Не советую присутствовать при такой операции, как эта, человеку с вашей тонкой натурой. У меня не будет времени рыскать за нюхательными солями, когда вы упадете в обморок, – объяснил он резким тоном.
– Тогда я бы порекомендовала вам свои услуги, – спокойно ответила Обри. – Из всех, кого вы назвали, ни один не решился удалить осколки, которые вышли на поверхность. Они предоставили эту задачу мне.
Он недоверчиво покачал головой, но вынужден был согласиться на ее необычное требование.
Обри усердно помогала врачу, когда он искал и находил зазубренные осколки, вышедшие наружу при падении. Остальные находились ближе к кости, но и их методично разыскали и удалили. Вода в тазике окрасилась красным цветом и нуждалась в замене, но, к счастью, Остин во время всех манипуляций лежал в благословенном беспамятстве.
К тому времени, когда из зияющей раны был извлечен последний осколок, они работали при свечах. Обри чувствовала, как от усталости, и страха трясутся руки, но слабый луч надежды заставлял ее продолжать. Остин лежал совершенно неподвижно, когда рана была тщательно зашита, и доктору Дженнингсу осталось произвести несложную манипуляцию, чтобы осушить рану.
– Каковы шансы спасти ногу? – тихо спросила Обри, восхищаясь работой доктора.
– Не могу сказать. Такая рана легко воспаляется. Вы должны очень тщательно за ней ухаживать. Он не должен двигать ногой, прежде чем рана не начнет заживать, а затем только слегка, время от времени. Рана не должна еще раз раскрыться.
Обри подозревала, что худшие события еще впереди, когда Остин придет в сознание, но не сможет вставать с кровати. Он слишком деятелен, чтобы долго лежать в постели.
Она запомнила распоряжения доктора, и они принялись мыть руки, но кое-что, сказанное врачом по прибытии, засело у нее в голове, и теперь она спросила его об этом:
– Вы сказали, что мой отец передавал мне привет? Он что, тоже в Гемпшире?
Врач продолжал методичное омовение.
– В гостях у вашей тети Клары. У него было напряженное лето, ему следует отдохнуть. – Он потянулся за полотенцем и сменил тему. – Ребенок вашей кузины должен на днях появиться на свет. Они надеются, что вы вернетесь к родам.
Обри все еще пыталась справиться с мыслью о том, что ее отец нуждается в отдыхе, и почти не обратила внимание на его последние слова. Ее отец никогда не отдыхал… Бывали времена, когда ее интриговало, спит ли он вообще. А тот факт, что вместе с ним был доктор Дженнингс, усиливало подозрения.
– Мой отец болен? – тревожно спросила она.
– Я посоветовал ему отдохнуть, Он не слушал меня почти неделю, но этого времени ему хватило, чтобы до смерти перепугать вашу тетю Клару. Мне придется отправить ее куда-нибудь, чтобы она оправилась от последствий. Они надеются, что я смогу уговорить вас присоединиться ко мне на обратном пути в Лондон.
Врач знал, что мечты о Лондоне занимали мысли большинства леди, явно скатившихся вниз по социальной лестнице.
Но не Обри. Она отмела искушение коротким отрицательным жестом.
– Вы должны объяснить серьезность случая с Остином и передать им мои извинения. Я с радостью посмотрю на малыша Алвана, когда Остину станет лучше. Но если болен мой отец, я хочу об этом знать.
Доктор всегда знал, что за внешней живостью и беспечностью Обри скрывается умная женщина. Он сожалел только о том, что дал ей повод упражняться в проницательности на нем.
– Моя леди, если бы я думал, что вас следует известить, я бы так и поступил, но сейчас у вас на руках больной муж, требующий ухода. Позвольте кому-то еще заботиться об остальном мире.
Это не удовлетворило ее, но Обри оценила разумность его доводов. Даже если ее отец болен, она ничего не сможет сделать. А герцог явно хочет, чтобы она ничего не делала. Ощутив сожаление, что она и ее отец стали настолько чужими, она понимающе кивнула.
– Благодарю вас, доктор Дженнингс, и верю, что вы сдержите слово. Мой отец – упрямый человек, но я люблю его. Возможно, я не демонстрировала это раньше, но я стараюсь обдумывать свои поступки. Как только Остин поправится, мы приедем повидаться с ним.
Доктор Дженнингс облегченно кивнул.
– Сейчас вам следует немного отдохнуть. Мне позвать служанку?
Обри посмотрела на неподвижную фигуру Остина и почувствовала, как на нее навалилась усталость. Но вдова и все слуги внизу ждут новостей, и она не может оставить их в неведении.
– Снаружи ждет Джон. Он посидит с Остином, пока я спущусь вниз. Я не знаю, что бы мы делали без вас, доктор.
Это был не тот ответ, которого он ожидал, но он не имел власти распоряжаться графиней. Он посмотрел, как она спускается по мраморной лестнице, и тряхнул головой. У герцога достойная наследница. Жаль, что двор и общество не уважают женщин.
Глава двадцать третья
– Я не слушаю сплетен, миледи. Ваш сын очень заботится о моем благополучии. У нас большая разница в возрасте.
– Демагогия! – объявила леди Хитмонт, вставая со стула. – Прошлой весной Остину не исполнилось и тридцати. Зеленая девчонка, лишенная советчиков, нуждается в мужчине более опытном, чем она сама. А он нуждается в вашей юности как в напоминании о том, что он еще не старик. Оставляю его в ваших добрых руках.
Обри смахнула слезы, когда вдова удалилась, столь эффективно разрядив сомнения Обри по поводу разницы в возрасте, казавшейся ей непреодолимой. Теперь, если только Остина удастся убедить, что ему не нужна женщина постарше, что ее богатство не служит препятствием и что она может поумнеть… Последнее выглядело сомнительным, но один фактор перевешивал все прочие, прежде чем Остина можно будет в чем-то убедить, он должен выздороветь.
На следующий день стоны и ругательства полубесчувственного Остина раздавались по всему этажу. Хмурые люди занимались повседневными делами, не удаляясь за пределы досягаемости графини. Внизу ее видели только раз, когда на ее призыв прибыл молодой человек из Сотби-Мэнор.
Обри приветствовала Харли в малой гостиной, но не присела и не затягивала встречу.
Харли с учтивостью дал ей понять, что сочувствует ее нервозности и спешке.
– Я только что узнал о случившемся, Обри. – В первый раз он пропустил ее титул, обращаясь к ней как друг обращается к другу. – Могу я что-нибудь сделать? Анна и Мария тоже предлагают свои услуги. В таких ситуациях, как нынешняя, соседи не могут позволить старым раздорам становиться между ними.
Обри взволнованно шагала по вытертому ковру. Вдали от постели больного ей в голову приходили десятки мыслей, но она отказывалась углубляться в них. Остин был совершенно уверен, что недавняя цепь неприятностей отнюдь не случайна, а она не могла назвать никого, кто мог бы так сильно ненавидеть его, кроме Сотби. Она не могла поверить, что Харли виновен в столь тяжелых преступлениях, но, в конце концов, именно он играл главную роль в ее похищении.
– Почему бы нет, Харли? – сказала она раздраженно, слишком уставшая, чтобы вести себя дипломатично, – Можете вы заверить меня, что ваш отец ничего не знает о маленьких «случайностях», которые, вместе взятые, почти сломили Остина? Кто еще мог бы наслаждаться, разоряя его и принося ему такой ущерб?
Харли опешил.
– Вы хотите сказать, что случившееся той ночью не было случайностью? Я слышал, Остин упал…
Она развернулась к нему лицом.
– Падение Остина было случайностью. Неприятной, но случайностью. Нет, его преследователь не собирался быстро прикончить его, как я понимаю. Он предпочел бы свести его в могилу медленно, как и вашу сестру. Луиза совершила самоубийство, Харли. Вы не знали этого, не так ли? Интересно, знал ли об этом ваш отец? Я вижу, как это мучит Остина, и ничем не могу помочь, по мне интересно, что удерживает его от того, чтобы свести счеты с жизнью. Может быть, именно этого и добивается его мучитель? Что вы об этом думаете, Харли?
Она говорила непростительные вещи, о которых никогда не думала до этой минуты, когда совершенно впала в отчаяние. Кто-то здесь возненавидел Остина; и она никогда не была так уверена в этом, как сейчас, когда все сошлось один к одному.
Харли потрясенно застыл, неспособный осознать всех сведений сразу. Мало-помалу он переварил услышанное и начал собирать все факты воедино.
– Не думаю, что мой отец знал, как умерла Луиза. После ее смерти они с Остином не разговаривали. Он слепой желчный старик, но не могу представить себе его мстящим Хиту. Когда-то они были друзьями, и его горечь проистекает оттого, что он думает, будто Хит не оправдал его надежд. Я никогда не слышал, чтобы он называл Хита убийцей.
Обри безрадостно уставилась в окно.
– Тогда придется допустить, что у него есть другие враги. Я не знаю, что делать, Харли. Я должна подняться наверх, на случай, если он придет в себя.
Она повернулась, чтобы выйти, но Харли задержал ее.
– Вы уверены, что овцы, сгоревшая пшеница и прочее – не случайность?
Обри холодно поглядела на него.
– Я ничего не знаю о том, что случилось, прежде чем я пришла, но овцы не летают, а пшеница не играет со спичками. Благодарю вас за ваше участие, сэр, но я должна идти.
Она была графиней до последнего дюйма, когда вышла из комнаты, несмотря на то, что ее локоны выбивались из прически, а по пятам за ней бежал котенок. Харли с пониманием отнесся, к ее уходу. Но она дала ему пищу для размышлений. Если действительно Остин все эти годы был невиновен, тогда семья Сотби в большом долгу перед ним.
* * *
Когда следующий день прошел без признаков улучшения, лица домашних скорбно вытянулись. Обри редко отходила от постели Остина, но, к счастью, Джон и Мэгги взяли на себя текущие заботы по дому и поместью. Они яростно сражались с насущными проблемами и докладывали о прочих неприятностях вдове и Обри, ни одна из которых не вдавалась в детали.Мэгги в отчаянии взирала на кипы писем, которые Обри откладывала не распечатывая. Там было несколько официального вида писем с печатями и набор личных посланий, которыми не следовало бы пренебрегать, но Обри относилась к ним без всякого интереса. Если бы у нее был надежный секретарь, как ей и подобает… Но здесь и сейчас, в доме, где нет даже дворецкого, вряд ли можно найти секретаря.
Пухлая служанка оставила письма в кабинете и поплыла на кухню. Недавно появились посудомойка и кухарка, хотя, по-видимому, они проводили больше времени за сплетнями, чем за работой. Когда Матильда вошла, они с виноватым видом вскочили со своих мест.
– Как его светлость? – поспешно спросила молодая посудомойка, чтобы постараться отвлечь внимание.
– Я не заметила изменений, – насмешливо ответила Мэгги. – Не могли бы вы приготовить для Ее светлости что-нибудь легкое? Она ест меньше, чем птичка.
– Бедняжка, она такая миниатюрная. Так приятно смотреть на эту пару, совсем как в романах. Любой, у кого осталось хоть полглаза, не мог не заметить, как они любили друг друга, – велеречиво заявила новая повариха, не обращаясь ни к кому конкретно.
– Моя мама говорила, что он бил ее, – заявила младшая служанка. – Хотя его светлость поднимал на нее руку не чаще, чем на эти горшки. – Она потрясла закопченной сковородкой, которую чистила в поисках вдохновения.
– Глупые люди, – пробурчала Мэгги, укладывая салфетки и посуду на поднос для Обри. – Это говорят те, кто не знает толком ничего, но где же те, кто знал его с детства? Почему они не выйдут вперед и не скажут, что это все грязная ложь, что его светлость не может нанести женщине вреда, чтобы тем самым навсегда пресечь эти мерзости? Вот что я хотела сказать.
Она грохнула подносом об стол, положила на него кусок масла, который подала кухарка, и вновь выплыла из кухни.
Кухонные служанки поглядели друг на друга. Они обе знали людей, работавших раньше в аббатстве, и никогда ни один из бывших слуг не говорил ничего плохого о нынешнем графе. Хотя никто из них и не выступил в его защиту. Может быть, настало время сделать это?
* * *
Обри стиснула зубы и ухватила осколок металла так крепко, как только смогла. Сказав себе, что поступает точно так же, как если бы это была заноза, она упрямо пыталась удалить шрапнель из раны в ноге Остина, Он стонал от боли, но она пропускала стон мимо ушей, понимая, что он уже ничего не чувствует.Кусок металла продвигался с трудом, и она чувствовала, как ей сводит желудок при виде того, как осколок раздвигает мышцы и ткани на своем пути. В конце концов, он вышел, и она уставилась на него с недоверием и удовлетворением. Этот осколок железа был причиной хромоты Остина. Хотела бы она знать, сколько еще мерзких осколков находится где-то во вздувшейся массе плоти.
Рана начала подсыхать, и Обри поспешно принялась очищать ее. Она не могла найти признаков распространения инфекции, но жила в страхе перед тем днем, когда их обнаружит. Если Остин испытывал сомнения, брать или нет жену при нынешних обстоятельствах, он наверняка расторгнет их брак, если потеряет ногу. Для ее благополучия, так же, как и для его, нога должна быть спасена. Она молилась, чтобы доктор поспешил.
Это случилось на третий день, когда изнуренный Джейми прискакал во внутренний дворик, волоча за собой такого же уставшего джентльмена на взмыленном скакуне. Шляпа джентльмена была в пыли, а верховой костюм и темно-желтые бриджи заляпаны грязью. Когда он спрыгнул с лошади, к нему подскочила толпа юнцов, чтобы взять поводья его коня и помочь донести инструменты.
Слегка встревоженный тем, что его встречает такая ватага вместо обычных ливрейных лакеев, врач оглядел старые камни красноречивого фасада Этвудского аббатства. Без сомнений, это был дом дворянина, но разбитые стекла и забитые окна в неиспользованной части здания поведали ему печальную историю об утраченном богатстве. Вспоминая о комфортабельном поместье, которое он только что покинул, врач про себя отметил эти разрушения.
Спешившая навстречу служанка открыла дверь и с явным облегчением приняла его визитку. Его короткие ноги не поспевали за быстрой горничной, когда она повела его вверх по лестницам, не предложив даже отдохнуть или сменить одежду.
Он понял почему, когда встретился лицом к лицу с прекрасной леди Обри. Он знал ее еще ребенком и с восхищением наблюдал, как она росла. Женщина, представшая перед ним сейчас, была даже красивее, чем обещала стать в юности, но все следы присущей ей живости исчезли. Он с тревогой отметил черные круги под ее глазами и всерьез хотел предложить немедленно послать за каретой, чтобы вернуть ее туда, где ей надлежало быть.
Но Обри узнала друга своего детства, и ее глаза осветились изумрудным сиянием облегчения и радости.
– Доктор Дженнингс! О, слава Богу! Вы скажете, что делать. Я так благодарна вам за ваш приезд. Надеюсь, он не нарушил ваших планов. – Она обернулась к Мэгги, не дав гостю опомниться. – Мы должны дать доктору Дженнингсу время отдохнуть. Это мучительная поездка, а он проделал ее в невероятный срок. Вы подготовили одну из спален, как я просила?
Мэгги коротко кивнула и повернулась, чтобы вывести доктора из комнаты, но он поставил саквояж на стул и направился мыть руки в тазике.
– На самом деле я был в Гемпшире, когда прибыло письмо. К счастью, парень остановился у леди Клары передохнуть и перехватил меня, прежде чем я уехал. Ваш отец и тетя шлют вам наилучшие пожелания, леди Обри. Были и другие вызовы, но они могут подождать. Дайте мне вначале взглянуть на пациента.
Он быстро и уверенно осмотрел рану на голове Остина, заглянул в его глаза, тщательно изучил сломанные ребра, прежде чем открыть отекшую ногу. Обри была рядом, с тревогой вглядываясь в лицо врача в надежде угадать его мысли.
Пациент застонал и беспокойно зашевелился под добросовестным осмотром врача, но не пришел в сознание. В конце концов, доктор Дженнингс покачал головой.
Охваченная ужасом, Обри встала перед ним.
– Разве нет надежды, доктор Дженнингс? Не можем ли мы что-то сделать? Он так боролся, чтобы сохранить ногу…
Доктор был невысокого роста, и его глаза оказались на уровне глаз Обри. Он разглядывал ее с нежностью и сочувствием.
– Я сделаю все, что смогу, моя леди, но ничего не обещаю. Он слишком много перенес и слишком долго ходил с такими ранами. На полях битв мало врачей, и у них не хватает времени, чтобы удалить все осколки из ран. В целом ее легче ампутировать. Вашему мужу придется сражаться так же яростно, как на войне, чтобы сохранить ногу. Эти осколки шрапнели нужно удалить, если мы хотим предупредить заражение. Позвольте мне вымыться и переодеться, а затем я посмотрю, что смогу сделать.
Обри взволнованно кивнула и знаком приказала Мэгги провести врача в приготовленную для него комнату. Затем уселась на стул у кровати, сложила руки на подушке Остина и уткнулась в них лицом. Она молилась так, как никогда раньше. Молилась не за себя, а за Остина. Если он выздоровеет, она примет все, что пошлет ей судьба, но не вынесет мысли о том, что в мире не будет этого мужчины. Нежного и в то же время циничного. Он должен жить. Вокруг так мало таких, как он. Он заслужил право на жизнь, здоровую жизнь, и немного радости за все то зло, что ему причинили. Где-то кто-то должен услышать ее молитвы.
К тому времени, как доктор Дженнингс вернулся в покои графа, Обри привела себя в порядок и выглядела расслабившейся и успокоившейся. Он не решился прокомментировать эти перемены, но воспротивился, когда она дала понять, что намерена остаться.
– Я бы предпочел, чтобы вы прислали вашего слугу, лакея или кого-нибудь с крепким желудком, моя леди. Не советую присутствовать при такой операции, как эта, человеку с вашей тонкой натурой. У меня не будет времени рыскать за нюхательными солями, когда вы упадете в обморок, – объяснил он резким тоном.
– Тогда я бы порекомендовала вам свои услуги, – спокойно ответила Обри. – Из всех, кого вы назвали, ни один не решился удалить осколки, которые вышли на поверхность. Они предоставили эту задачу мне.
Он недоверчиво покачал головой, но вынужден был согласиться на ее необычное требование.
Обри усердно помогала врачу, когда он искал и находил зазубренные осколки, вышедшие наружу при падении. Остальные находились ближе к кости, но и их методично разыскали и удалили. Вода в тазике окрасилась красным цветом и нуждалась в замене, но, к счастью, Остин во время всех манипуляций лежал в благословенном беспамятстве.
К тому времени, когда из зияющей раны был извлечен последний осколок, они работали при свечах. Обри чувствовала, как от усталости, и страха трясутся руки, но слабый луч надежды заставлял ее продолжать. Остин лежал совершенно неподвижно, когда рана была тщательно зашита, и доктору Дженнингсу осталось произвести несложную манипуляцию, чтобы осушить рану.
– Каковы шансы спасти ногу? – тихо спросила Обри, восхищаясь работой доктора.
– Не могу сказать. Такая рана легко воспаляется. Вы должны очень тщательно за ней ухаживать. Он не должен двигать ногой, прежде чем рана не начнет заживать, а затем только слегка, время от времени. Рана не должна еще раз раскрыться.
Обри подозревала, что худшие события еще впереди, когда Остин придет в сознание, но не сможет вставать с кровати. Он слишком деятелен, чтобы долго лежать в постели.
Она запомнила распоряжения доктора, и они принялись мыть руки, но кое-что, сказанное врачом по прибытии, засело у нее в голове, и теперь она спросила его об этом:
– Вы сказали, что мой отец передавал мне привет? Он что, тоже в Гемпшире?
Врач продолжал методичное омовение.
– В гостях у вашей тети Клары. У него было напряженное лето, ему следует отдохнуть. – Он потянулся за полотенцем и сменил тему. – Ребенок вашей кузины должен на днях появиться на свет. Они надеются, что вы вернетесь к родам.
Обри все еще пыталась справиться с мыслью о том, что ее отец нуждается в отдыхе, и почти не обратила внимание на его последние слова. Ее отец никогда не отдыхал… Бывали времена, когда ее интриговало, спит ли он вообще. А тот факт, что вместе с ним был доктор Дженнингс, усиливало подозрения.
– Мой отец болен? – тревожно спросила она.
– Я посоветовал ему отдохнуть, Он не слушал меня почти неделю, но этого времени ему хватило, чтобы до смерти перепугать вашу тетю Клару. Мне придется отправить ее куда-нибудь, чтобы она оправилась от последствий. Они надеются, что я смогу уговорить вас присоединиться ко мне на обратном пути в Лондон.
Врач знал, что мечты о Лондоне занимали мысли большинства леди, явно скатившихся вниз по социальной лестнице.
Но не Обри. Она отмела искушение коротким отрицательным жестом.
– Вы должны объяснить серьезность случая с Остином и передать им мои извинения. Я с радостью посмотрю на малыша Алвана, когда Остину станет лучше. Но если болен мой отец, я хочу об этом знать.
Доктор всегда знал, что за внешней живостью и беспечностью Обри скрывается умная женщина. Он сожалел только о том, что дал ей повод упражняться в проницательности на нем.
– Моя леди, если бы я думал, что вас следует известить, я бы так и поступил, но сейчас у вас на руках больной муж, требующий ухода. Позвольте кому-то еще заботиться об остальном мире.
Это не удовлетворило ее, но Обри оценила разумность его доводов. Даже если ее отец болен, она ничего не сможет сделать. А герцог явно хочет, чтобы она ничего не делала. Ощутив сожаление, что она и ее отец стали настолько чужими, она понимающе кивнула.
– Благодарю вас, доктор Дженнингс, и верю, что вы сдержите слово. Мой отец – упрямый человек, но я люблю его. Возможно, я не демонстрировала это раньше, но я стараюсь обдумывать свои поступки. Как только Остин поправится, мы приедем повидаться с ним.
Доктор Дженнингс облегченно кивнул.
– Сейчас вам следует немного отдохнуть. Мне позвать служанку?
Обри посмотрела на неподвижную фигуру Остина и почувствовала, как на нее навалилась усталость. Но вдова и все слуги внизу ждут новостей, и она не может оставить их в неведении.
– Снаружи ждет Джон. Он посидит с Остином, пока я спущусь вниз. Я не знаю, что бы мы делали без вас, доктор.
Это был не тот ответ, которого он ожидал, но он не имел власти распоряжаться графиней. Он посмотрел, как она спускается по мраморной лестнице, и тряхнул головой. У герцога достойная наследница. Жаль, что двор и общество не уважают женщин.
Глава двадцать третья
На следующее утро доктор Дженнингс сменил повязку на ноге Остина и обнадеживающе кивнул.
– Опухоль спадает, и новых признаков воспаления нет. Я подожду еще день, а затем отвезу эту новость вашему отцу. Он очень беспокоился о вас двоих.
Обри молча подала ему чистую повязку. Она начала лучше понимать, почему один из лучших хирургов королевства потащился в их глушь на ее мольбу о помощи. Видимо, ее отец хорошо заплатил ему за новости о ее благополучии и поведении Остина, и ей было интересно, как велико вознаграждение, которое он получит по возвращении.
После того, как доктор Дженнингс покинул покои, Матильда принесла последнее собрание записок и писем. Обри нашла записки с выражением симпатии и сочувствия от некоторых из соседей, которых она никогда не видела. Как она предполагала, они думали, что Остин при смерти и хотели произвести впечатление на его вдову. В этом отношении она стала такой же циничной, как Остин.
На некоторых письмах она узнала почерк Джеффри и разорвала их, не вскрывая. Ей нечего было сказать тому, кто более не интересовал ее.
Остин пошевелился, и она бросила остаток писем на поднос, чтобы Матильда унесла их. У нее не было времени отвечать на письма или приглашения. Она позаботится об этом позже.
Но другое вторжение, последовавшее позднее в тот же день, было не так легко проигнорировать. Джоан заламывала пальцы, когда, войдя в двери, передавала сообщение.
– Здесь шериф, миледи. Он хочет поговорить с его светлостью и не хочет уходить.
Обри продолжала менять компресс на горящем лбу Остина, но ее брови гневно нахмурились.
– Что еще нужно здесь шерифу? Он должен знать, что лорд Хитмонт болен.
– Я сказала ему, но он мне не поверил. Он хочет убедиться в этом сам.
Произношение, Джоан имело свойство ухудшаться от волнения. Обри поняла, что от нее в этой ситуации мало проку. Вздохнув, она передоверила свои обязанности девушке.
– Следи, чтобы компресс был холодным, Джоан. Я спущусь и поговорю с этим человеком.
Служанка кротко повиновалась, хотя и бросила на распростертого Остина опасливый взгляд, словно он мог внезапно встать и потребовать объяснений по поводу ее присутствия. Обри проигнорировала волнение горничной. Поправив перед зеркалом прическу и платье, чтобы убедиться, что не выглядит неопрятной, она направилась в холл.
Джоан оставила шерифа стоять в мрачной прихожей, и, судя по состоянию его башмаков, это было больше, чем он заслуживал. Обри собрала все презрение в оскорбительном взгляде, прежде чем высокомерно посмотреть на грязного пришельца. В случае необходимости она умела осаживать людей, но ее противник был одет не так хорошо, как она думала.
Не потрудившись представиться, она сразу же ринулась в атаку.
– Джоан сказала, что вы хотите говорить с моим мужем. Это совершенно исключено, учитывая обстоятельства. Если у вас есть дело, которое требует обсуждения, вы будете иметь дело со мной.
Шериф был рыжим, крепко сбитым мужчиной средних лет и взирал на хрупкую девушку сверху вниз в полном недоумении. Он видел леди Обри на расстоянии, одетой в модные верховые костюмы и окруженной хорошо одетыми джентльменами и леди. Никогда ранее он не видел ее такой, как сейчас, с волосами, собранными в незамысловатую прическу, одетой в простой белый муслин, по гордый вид и высокомерие доходчиво разъяснили ему разницу в их положениях. Она не нуждалась в модных платьях или компании, чтобы доказать свое положение леди. Ее титул был такой же ее частью, как цвет волос.
Шериф не любил иметь дела с благородными господами и откладывал посещение аббатства, как только мог. Он хотел покончить с формальностями сейчас, не проделывая еще одной прогулки.
– Это юридическое дело, и я должен говорить с его светлостью. Я слышал, что у вас неприятности, и он отдыхает, но я с радостью подожду, пока он проснется.
Это было лучшее, что он мог предложить. Обри холодно посмотрела на него.
– Тогда вам придется ждать, пока он окажется на глубине шести футов. Шансы на это такие же, как и на то, что он проснется.
Румянец шерифа побледнел, когда он понял свою оплошность. Он не считал случившееся с графом чем-то серьезным. Если эта хрупкая девушка недалека от того, чтобы стать вдовой, тогда он, в самом деле, совершил грубую ошибку. Прошлое графа было темным, но графиня выглядела по-настоящему расстроенной. Возможно, он поспешил с выводами, но он по-прежнему имел обязанности, которые должен был выполнить.
– Я извиняюсь, миледи, – начал он спокойнее. – Я не думал, что это так серьезно. Но все говорят, что служанка, которая умерла, работала здесь…
На самом деле говорили гораздо большее, но он не мог произнести все наветы перед этой леди.
Обри внезапно успокоилась, вслушиваясь в малограмотную речь.
– Какая служанка? – спросила она.
– Бланш Шонесси, миледи. Говорят, ее брат у вас конюшим, Ее нашли мертвой в том карьере.
Обри ощутила острую боль в сердце от мысли, что своенравная девушка и ее нерожденный ребенок оказались на дне ужасного оврага. Этого не должно было случиться.
Собрав всю смелость, она холодно ответила:
– Сомневаюсь, мог бы вам помочь мой муж. Девочку услали отсюда весной, и с тех пор ее здесь не видели. А поскольку мой муж несколько дней прикован к постели, могу заверить вас, что он не может сообщить подробностей ее гибели. Он почти лишился жизни в том самом карьере. Это опасное место, но находятся такие, которые настаивают на разрушении изгородей и не обращают внимания на предупреждения. Он терпеливо выслушал эту тираду.
– Я проверил даты, миледи. Несчастье с его светлостью случилось четыре дня тому. Бланш погибла на ночь раньше.
Обри побледнела. Ночью перед несчастьем Остина не было дома. Но не было причин, по которым этому человеку нужно об этом знать. Она прибережет свои сомнения при себе.
– Не вижу, как это может относиться к моему мужу. В любом случае, в настоящее время он не в состоянии ни с кем говорить. Вы можете найти Майкла на конюшне, возможно, он знает о своей сестре больше, чем я. Желаю вам всего доброго, сэр.
Она развернулась и почти столкнулась с короткой приземистой фигурой, стоящей позади ее. Кивнув доктору, Обри обогнула его и почти вслепую направилась к лестнице.
Поскольку шериф, казалось, готов был протестовать против ее ухода, доктор Дженнингс резко выступил вперед.
– Леди просила вас уйти, сэр. Я бы посоветовал вам сделать, как сказано.
Шериф был почти в два раза больше доктора, но он понимал, что оказался бит. Неохотно он направил свои грязные башмаки за дверь.
Доктор разглядывал его с растущим сомнением. В какой дом послал герцог свою нежную благородную дочь? Был ли могущественный герцог Эшбрук сломлен сельским графом? Или потерял часть своего тонкого умения разбираться в людях? Действительно, он не мог знать, в каких условиях приходится жить Обри. Подумать только, сельский мужлан, шериф, посмел докучать графине своими кровавыми историями! Это говорит о простом неуважении, а после слухов, которые до него дошли о лорде Хитмонте, наводит и на подозрения. Нужно сообщить об этом герцогу.
Смерть Бланш настолько глубоко потрясла Обри, что, остаток дня она совершенно не могла ни на чем сосредоточиться. Заботы об Остине протекали автоматически, но все остальное ускользало от внимания. Как Бланш оказалась на дне оврага той же ночью, когда овцы нашли свою смерть? Упала ли она? Была ли она зачинщиком всех этих «случайностей» и не попалась ли в свою же ловушку?
Обри было трудно поверить в эти рассуждения. Луиза преднамеренно бросилась со скал, сделав прыжок, чтобы миновать скалистый карниз и упасть на дно. Но, как показал пример с Остином и овцами, любой предмет, падающий с утеса, стремится удержаться на карнизе. Бланш должна была специально броситься со скал, а в ее положении сделать это нелегко. Либо же ее должны были сбросить или грубо толкнуть.
– Опухоль спадает, и новых признаков воспаления нет. Я подожду еще день, а затем отвезу эту новость вашему отцу. Он очень беспокоился о вас двоих.
Обри молча подала ему чистую повязку. Она начала лучше понимать, почему один из лучших хирургов королевства потащился в их глушь на ее мольбу о помощи. Видимо, ее отец хорошо заплатил ему за новости о ее благополучии и поведении Остина, и ей было интересно, как велико вознаграждение, которое он получит по возвращении.
После того, как доктор Дженнингс покинул покои, Матильда принесла последнее собрание записок и писем. Обри нашла записки с выражением симпатии и сочувствия от некоторых из соседей, которых она никогда не видела. Как она предполагала, они думали, что Остин при смерти и хотели произвести впечатление на его вдову. В этом отношении она стала такой же циничной, как Остин.
На некоторых письмах она узнала почерк Джеффри и разорвала их, не вскрывая. Ей нечего было сказать тому, кто более не интересовал ее.
Остин пошевелился, и она бросила остаток писем на поднос, чтобы Матильда унесла их. У нее не было времени отвечать на письма или приглашения. Она позаботится об этом позже.
Но другое вторжение, последовавшее позднее в тот же день, было не так легко проигнорировать. Джоан заламывала пальцы, когда, войдя в двери, передавала сообщение.
– Здесь шериф, миледи. Он хочет поговорить с его светлостью и не хочет уходить.
Обри продолжала менять компресс на горящем лбу Остина, но ее брови гневно нахмурились.
– Что еще нужно здесь шерифу? Он должен знать, что лорд Хитмонт болен.
– Я сказала ему, но он мне не поверил. Он хочет убедиться в этом сам.
Произношение, Джоан имело свойство ухудшаться от волнения. Обри поняла, что от нее в этой ситуации мало проку. Вздохнув, она передоверила свои обязанности девушке.
– Следи, чтобы компресс был холодным, Джоан. Я спущусь и поговорю с этим человеком.
Служанка кротко повиновалась, хотя и бросила на распростертого Остина опасливый взгляд, словно он мог внезапно встать и потребовать объяснений по поводу ее присутствия. Обри проигнорировала волнение горничной. Поправив перед зеркалом прическу и платье, чтобы убедиться, что не выглядит неопрятной, она направилась в холл.
Джоан оставила шерифа стоять в мрачной прихожей, и, судя по состоянию его башмаков, это было больше, чем он заслуживал. Обри собрала все презрение в оскорбительном взгляде, прежде чем высокомерно посмотреть на грязного пришельца. В случае необходимости она умела осаживать людей, но ее противник был одет не так хорошо, как она думала.
Не потрудившись представиться, она сразу же ринулась в атаку.
– Джоан сказала, что вы хотите говорить с моим мужем. Это совершенно исключено, учитывая обстоятельства. Если у вас есть дело, которое требует обсуждения, вы будете иметь дело со мной.
Шериф был рыжим, крепко сбитым мужчиной средних лет и взирал на хрупкую девушку сверху вниз в полном недоумении. Он видел леди Обри на расстоянии, одетой в модные верховые костюмы и окруженной хорошо одетыми джентльменами и леди. Никогда ранее он не видел ее такой, как сейчас, с волосами, собранными в незамысловатую прическу, одетой в простой белый муслин, по гордый вид и высокомерие доходчиво разъяснили ему разницу в их положениях. Она не нуждалась в модных платьях или компании, чтобы доказать свое положение леди. Ее титул был такой же ее частью, как цвет волос.
Шериф не любил иметь дела с благородными господами и откладывал посещение аббатства, как только мог. Он хотел покончить с формальностями сейчас, не проделывая еще одной прогулки.
– Это юридическое дело, и я должен говорить с его светлостью. Я слышал, что у вас неприятности, и он отдыхает, но я с радостью подожду, пока он проснется.
Это было лучшее, что он мог предложить. Обри холодно посмотрела на него.
– Тогда вам придется ждать, пока он окажется на глубине шести футов. Шансы на это такие же, как и на то, что он проснется.
Румянец шерифа побледнел, когда он понял свою оплошность. Он не считал случившееся с графом чем-то серьезным. Если эта хрупкая девушка недалека от того, чтобы стать вдовой, тогда он, в самом деле, совершил грубую ошибку. Прошлое графа было темным, но графиня выглядела по-настоящему расстроенной. Возможно, он поспешил с выводами, но он по-прежнему имел обязанности, которые должен был выполнить.
– Я извиняюсь, миледи, – начал он спокойнее. – Я не думал, что это так серьезно. Но все говорят, что служанка, которая умерла, работала здесь…
На самом деле говорили гораздо большее, но он не мог произнести все наветы перед этой леди.
Обри внезапно успокоилась, вслушиваясь в малограмотную речь.
– Какая служанка? – спросила она.
– Бланш Шонесси, миледи. Говорят, ее брат у вас конюшим, Ее нашли мертвой в том карьере.
Обри ощутила острую боль в сердце от мысли, что своенравная девушка и ее нерожденный ребенок оказались на дне ужасного оврага. Этого не должно было случиться.
Собрав всю смелость, она холодно ответила:
– Сомневаюсь, мог бы вам помочь мой муж. Девочку услали отсюда весной, и с тех пор ее здесь не видели. А поскольку мой муж несколько дней прикован к постели, могу заверить вас, что он не может сообщить подробностей ее гибели. Он почти лишился жизни в том самом карьере. Это опасное место, но находятся такие, которые настаивают на разрушении изгородей и не обращают внимания на предупреждения. Он терпеливо выслушал эту тираду.
– Я проверил даты, миледи. Несчастье с его светлостью случилось четыре дня тому. Бланш погибла на ночь раньше.
Обри побледнела. Ночью перед несчастьем Остина не было дома. Но не было причин, по которым этому человеку нужно об этом знать. Она прибережет свои сомнения при себе.
– Не вижу, как это может относиться к моему мужу. В любом случае, в настоящее время он не в состоянии ни с кем говорить. Вы можете найти Майкла на конюшне, возможно, он знает о своей сестре больше, чем я. Желаю вам всего доброго, сэр.
Она развернулась и почти столкнулась с короткой приземистой фигурой, стоящей позади ее. Кивнув доктору, Обри обогнула его и почти вслепую направилась к лестнице.
Поскольку шериф, казалось, готов был протестовать против ее ухода, доктор Дженнингс резко выступил вперед.
– Леди просила вас уйти, сэр. Я бы посоветовал вам сделать, как сказано.
Шериф был почти в два раза больше доктора, но он понимал, что оказался бит. Неохотно он направил свои грязные башмаки за дверь.
Доктор разглядывал его с растущим сомнением. В какой дом послал герцог свою нежную благородную дочь? Был ли могущественный герцог Эшбрук сломлен сельским графом? Или потерял часть своего тонкого умения разбираться в людях? Действительно, он не мог знать, в каких условиях приходится жить Обри. Подумать только, сельский мужлан, шериф, посмел докучать графине своими кровавыми историями! Это говорит о простом неуважении, а после слухов, которые до него дошли о лорде Хитмонте, наводит и на подозрения. Нужно сообщить об этом герцогу.
Смерть Бланш настолько глубоко потрясла Обри, что, остаток дня она совершенно не могла ни на чем сосредоточиться. Заботы об Остине протекали автоматически, но все остальное ускользало от внимания. Как Бланш оказалась на дне оврага той же ночью, когда овцы нашли свою смерть? Упала ли она? Была ли она зачинщиком всех этих «случайностей» и не попалась ли в свою же ловушку?
Обри было трудно поверить в эти рассуждения. Луиза преднамеренно бросилась со скал, сделав прыжок, чтобы миновать скалистый карниз и упасть на дно. Но, как показал пример с Остином и овцами, любой предмет, падающий с утеса, стремится удержаться на карнизе. Бланш должна была специально броситься со скал, а в ее положении сделать это нелегко. Либо же ее должны были сбросить или грубо толкнуть.