Понадобился почти целый день, чтобы прийти к тому же выводу, к которому пришел шериф. В любом случае Бланш была убита. От этой мысли по спине у Обри пробежал холодок страха. К счастью, горячка Остина начала спадать во второй половине дня, и она занялась тем, что удерживала его в неподвижности и кормила с ложечки бульоном. Доктор Дженнингс последний раз осмотрел рану и объявил об улучшении, хотя как он мог это определить по виду изувеченной плоти, Обри так и не поняла. Она была благодарна уже за то, что не появилось признаков распространения инфекции.
   Она слегка беспокоилась по поводу донесения доктора Дженнингса ее отцу, но отмела все прочие заботы на то время, пока занималась уходом за Остином. Его здоровье – прежде всего.
   Леди Хитмонт пришла посидеть с ней, вновь предлагая помочь по уходу, но Обри только улыбалась на ее уговоры. По ночам она спала рядом с Остином, так что всегда была на месте, когда бы ему ни понадобилась. Она бы не уступила свое место рядом с ним никому другому, кто предложил бы ухаживать за мужем.
   – Вы уже помогаете, обеспечивая досуг доктора Дженнингса. Для него здесь так мало развлечений, но он кажется вполне довольным игрой в карты с вами и вашими друзьями. Он хороший человек, и я не хотела бы выглядеть неблагодарной.
   – Он слишком шустрый, если вы хотите знать мое мнение, но если он вылечит моего сына, я не буду жаловаться. Если он – типичный образчик нынешних лондонских игроков в вист, я, может быть, снова наведаюсь в этот город. Мои финансы нуждаются в поддержке.
   С этим задиристым замечанием старая леди вышла из комнаты, оставив на губах Обри легкую улыбку. Леди Хитмонт была не той матерью, которую она бы выбрала, будь у нее выбор, но обладала практичным взглядом на жизнь.
   После насыщенного переживаниями дня Обри сильно устала. Она скользнула между холодных простыней, улеглась рядом с пышущим болезненным жаром телом Остина и прислушалась к звукам его поверхностного дыхания. Какой странный путь она проделала – от нежеланной невесты до любовницы. Она не могла сказать жены – это требовало обоюдного согласия, а она все еще не была полностью уверена, что Остин хотел бы принять ее как жену. Каким-то образом ей придется убедить его сделать это, но до сих пор она не могла придумать, как.
   За последние дни она узнала тело Остина так же хорошо, как свое собственное. Это знание во многом объясняло то, что они так поспешно совершили неделю назад, что, в сочетании с новыми ощущениями, которым он научил ее, позволило ей надеяться стать женой и матерью. Раньше эта мысль страшила ее, но сейчас она смотрела в будущее с желанием – если только Остин станет ее мужем.
   Охватив широкую руку мужа своими пальцами, Обри постепенно погружалась в сон, чтобы вскорости оказаться разбуженной громким топотом и истерическим лаем Леди.
   Оглушенная, Обри потянулась к Остину и нашла его мирно спящим. Проклиная себя за сон, она начала искать платье. Она устроила Леди под лестницей в главном холле, и, очевидно, именно там происходили главные события. Слуги спали на чердаке и в конюшнях, а добрый доктор, вероятно, еще терял свое богатство в Дауэр-Хаус, поэтому, кроме Обри, никто не слышал шума.
   К тому времени, как Обри запахнулась в халат, она окончательно проснулась, но не стала менее напуганной. До нее доносились мужские, голоса и бряцанье стали. Неужели шериф привел полицию арестовать Остина? Что еще могло произойти?
   С бьющимся сердцем она спустилась вниз по лестнице. Леди яростно лаяла, мечась между дверью и хозяйкой. Обри предполагала найти в кабинете у Остина старый мушкет, но, судя по звукам, людей было слишком много, чтобы одно ружье оказалось надежной защитой. Вздернув подбородок, она положилась на судьбу и отбросила щеколду с широкой дубовой двери.
   Ее окатило холодным ночным воздухом, и она взглянула за порог.
   Четверо офицеров Британского флота в форме спокойно встретили ее взгляд. Между двумя из них висело нечто, казавшееся кучей тряпья или испуганной вороной. Только когда искореженная фигура застонала и пошевелила головой, Обри все поняла.
   К этому времени Джон и несколько работников с фермы собрались вокруг дома с рогатинами и вилами в руках. Работники быстро отступили, увидев сияющие золотом позументы, но Джон, опустив ружье, подошел и встал у подножия лестницы.
   Офицер, стоявший впереди, уставился на хрупкую фигуру с сияющими золотыми волосами и раздумывал, как лучше поступить в этой ситуации. Он ожидал, что его встретит заспанный лакей, поэтому не мог понять, то ли это служанка, то ли кто-то наподобие, посланный открывать двери графа. Самой насущной проблемой было для него, как обратиться.
   – Это дом лорда Хитмонта? – наконец поинтересовался он, найдя выход из положения.
   – Да, это Этвудское аббатство. Кого вы сюда принесли? – Обри бросила любопытный взгляд на оборванную фигуру, зажатую в стальных руках. Действительно ли моряки забираются так далеко на сушу в поисках контрабандистов?
   – У нас есть приказ доставить некоего Адриана Адамса к дверям дома лорда Хитмонта. Здесь ли его светлость, чтобы подтвердить нам выполнение приказа?
   Потрясенный вздох Обри был тут же заглушён звуком шагов Джона по Ступеням. Он отставил в сторону ружье и собрался взвалить искалеченного заключенного на плечи.
   Обри мгновенно поняла ситуацию, и ярость охватила все ее существо. Так же гневно, как сам герцог, Обри велела:
   – Джон, предоставьте это им! Эти джентльмены, – она презрительно подчеркнула это слово, – имеют честь отнести господина Адамса в его комнату.
   – Леди, но мой приказ… – попытался протестовать офицер. Обри, уже спешившая к лестнице, повернулась и язвительно посмотрела на него.
   – Ваш приказ – поднять его по лестнице, капитан. Более того, герцог будет подробно уведомлен о состоянии господина Адамса, в котором он прибыл, так что не отягощайте своей вины. Мой отец нелегкий человек.
   Окончательно уяснив свое положение по отношению к этой разъяренной львице, капитан приказал младшим офицерам отнести бесчувственного человека к лестнице. Джон поспешил следом, вопросительно поглядывая на Обри.
   Она мгновенно поняла его – доктор Дженнингс занимал единственную гостевую комнату, куда же она собирается поместить нового пациента?
   Ответ был прост:
   – Отнесите его в маленькую комнату рядом с моей и позовите доктора Дженнингса.
   Джон кивнул и поспешил удалиться, оставив Обри разбираться с рассыпающимся в извинениях офицером.
   – Я сожалею, миледи. Я не ожидал… Я всего лишь исполняю приказы. Это не мой корабль. Я из берегового патруля. Полученные мною приказы заключались в том, чтобы пристать к бригу, взять Адриана Адамса и доставить его сюда. Мне никто не сказал…
   Обри устало махнула рукой на его извинения.
   – Это не ваша вина, капитан. Возможно, виновники стоят намного выше, чем вы или я можем добраться. Позвольте мне предложить вам и вашим людям освежиться прежде, чем вы уйдете.
   Капитан немного ослабил свою выправку.
   – Благодарю вас за предложение, миледи, но мы должны вернуться к нашим обязанностям. Нам шепнули словечко о большом корабле с контрабандными товарами, направляющемся в Эксетер. Мы должны успеть туда раньше контрабандистов.
   Обри восприняла эту информацию с дрожью дурного предчувствия, но не выказала своих чувств.
   – К сожалению, должна покинуть вас, сэр. Я нужна наверху. Сейчас я пришлю к вам ваших людей.
   Доктор Дженнингс торопился наверх по черной лестнице из прихожей для слуг, когда Обри вернулась в свои покои. Она поприветствовала его кивком и молча пронаблюдала, как одетые в форму моряки спешили вниз по мраморной лестнице. Такие же люди, как они, довели гордого человека до печального состояния перепуганной вороны. Ее сердце сжалось от несправедливости случившегося, но она знала, что такое происходит со многими, однако, в отличие от Адриана, у них нет влиятельных друзей, чтобы спасти их. Вот где настоящая несправедливость…
   Вернув мысли к реальности, она последовала за доктором Дженнингсом к постели Адриана. Джон уже приступил к неприятному процессу снятия грязных, пропитанных кровью лохмотьев с изможденного тела. Обри разожгла в камине огонь и кочергой отправила кишащую вшами одежду в пламя.
   Выполнив это, она вернулась к кровати, но доктор Дженнингс предупреждающе покачал головой.
   – Не подходите ближе, леди Обри. У него тяжелая форма лихорадки. Вы можете перенести ее своему мужу. Отойдите и тщательно вымойтесь. Ваш человек и я останемся здесь на ночь.
   Обри в ужасе уставилась на открывшуюся массу синяков и кровоточащей плоти, в которую превратилась спина ее деверя. Слезы брызнули из глаз. Как человек может выжить после таких пыток? И сможет ли он жить вообще?
   Она повернулась на каблуках и заспешила прочь. Говорят, что беда приходит трижды, но она потеряла им счет.

Глава двадцать четвертая

   Проведя ночь возле больного, и делая все, что возможно, для израненного американца, доктор Дженнингс отбыл на следующее утро. Он отклонил предложенную Обри карету, понимая, что в такое время она не найдет человека, чтобы править ею.
   Он коротко пожал ей руку, с сомнением заглядывая в измученные глаза.
   – Надеюсь, этим утром лорду Хитмонту лучше? Глаза Обри вспыхнули.
   – Нога выглядит значительно лучше, и жар меньше. Он проснулся и выпил немного бульона. Мы так вам обязаны, доктор Дженнингс. Если есть что-то…
   Он отмахнулся от ее благодарности.
   – Я предпочитаю считать этот случай вызовом моему профессионализму. Мой успех – моя награда. Я хотел бы предложить вам большую помощь в случае с господином Адамсом, но это совершенно другое дело. Если он захочет, он будет жить. Я не смогу помочь ему большим… Прикладывайте холод, обильно поите жидкостью, особенно соком цитрусовых, очищайте раны. Больше для него ничего не сделать. Возможно, будет лучше, если я пришлю в помощь кого-нибудь опытного в уходе за такими больными. Я знаю нескольких подходящих людей в Лондоне.
   Обри затрясла головой.
   – Они не смогут работать так же хорошо, как те, кто его любит. Джон и моя свекровь присмотрят за Адрианом, а я займусь Остином. Мы должны справиться, хотя я благодарна вам за ваше предложение.
   Доктор Дженнингс потряс головой перед монументальной задачей, которую она сама перед собой поставила, но не мог с ней спорить. Она научится сама. Дом и поместье следовало уберечь от полного разрушения, а управлять ими у постели больного казалось ему верхом безумия.
   К тому времени, как вновь наступила ночь, Обри сама пришла к тому же решению. Харли рассказал, что застал полевых рабочих бездельничающими в тени деревьев. Он выгнал их в поле и оставался на месте какое-то время, чтобы убедиться, что они принялись за работу, но посоветовал ей поскорее нанять управляющего. Остин не сможет скакать верхом еще много недель, а возможно, месяцев, и он всем рискует, позволяя сейчас фермам стоять в запустении.
   Обри взглянула на желтеющие листья на деревьях и постаралась представить себе их голыми или покрытыми снегом. Почему-то ей не удавалось удержать этот образ. Ее день рождения наступит меньше чем через неделю. Вскоре Остину станет лучше, и он поймет, что их сделка состоялась. Каковы будут тогда ее шансы остаться здесь на зиму? Очень маленькие, как она подозревала, хотя его корабль еще не вернулся.
   Она не могла желать ему неудачи, хотя на короткое время вспоминала неприятные предчувствия прошлой ночи. Вдоль всего берега полно контрабандистов. Она не имеет права думать о сроках будущего краха.
   Она проверила, не нужна ли Джону помощь с его пациентом, пожелала свекрови спокойной ночи, послала Джейми и Майкла обойти поместье, как обещала Остину, и вернулась, позволив Матильде переодеть ее ко сну. Свеча почти догорела, когда она забралась между простынями.
   Утомленная, она все еще спала, когда занялся рассвет, но движение мужчины в кровати рядом с ней производило впечатление бессонницы. Он взял ее руку, она плотнее прижалась к нему и вновь заснула.
   В следующий раз, когда Обри проснулась, она мгновенно почувствовала мужское тело, прижавшееся к ней, и ее глаза широко распахнулись.
   – Вы очень устали, – услышала она.
   От этих слов Обри охватила беспричинная радость, и она удовлетворенно потянулась, прежде чем приложить руку к его горячему лбу.
   – Далеко не так, как вы, милорд. Вы проспали неделю кряду.
   Остин с трудом сдержался, когда его коснулась нежная грудь и глазам открылась заманчивая ложбинка, когда Обри склонилась над ним. У него зачесались руки от желания прикоснуться к тому, что по праву принадлежало ему, но боль в йоге напомнила о его состоянии. Со смешанным чувством он подчинился ее заботам.
   – Если все эти ночи вы спали рядом со мной, а я этого не чувствовал, значит, я должен был быть без сознания, – пробормотал он, когда она отодвинулась, принимая менее соблазнительную позу.
   – Что-то в этом роде, – согласилась Обри, разглядывая его. – Но если вы будете вести себя разумно, худшее окажется позади.
   Остин попытался сесть, но обнаружил, что слишком ослабел, чтобы выполнить свое намерение. Он откинулся на мягкую подушку, как по волшебству скользнувшую ему под спину.
   – Вести себя разумно?
   Он вопросительно приподнял бровь.
   – Вам нельзя шевелить ногой, пока она не начнет заживать. Потом, когда затянутся раны, время от времени можете чуть-чуть двигать ею, чтобы не остаться хромым. Вы еще надолго останетесь в этой комнате.
   Остин застонал и закатил глаза.
   – Где же справедливость? – спросил он, обращаясь к небу. – Оказаться в постели с хорошенькой женщиной и не иметь возможности пошевелиться, чтобы удержать ее от дерзостей! Был ли когда-нибудь еще такой же неудачник, как я?
   Усмехнувшись, Обри запечатлела на его бровях поцелуй, мгновенно увернулась от его объятий и потянулась за одеждой.
   – Если хотите, я могу прислать вашу мать, чтобы она ухаживала за вами. Она наверняка найдет мне кровать в Дауэр-Хаус, стоит мне об этом попросить.
   – Пожалуйста, спасите меня от моей матушки… Она принесет сюда свои карты и вытянет те небольшие деньги, что у меня еще остались. Но как я оказался в вашей кровати? Разве вам не было бы так же легко ухаживать за мной, окажись мы с вами в разных комнатах?
   Обри загадочно посмотрела на него. Ей не хотелось напоминать ему об их сделке, говоря об Адриане. Но сказать было необходимо. Обри решила, что Остин еще слишком слаб, чтобы протестовать.
   – Это можно устроить, если вы хотите, чтобы один из нас делил постель с вашим зятем. Или нам постелить ему на полу? – добавила она, беспомощно терзая гребнем свои волосы в ожидании Матильды.
   – Адриан? – изумленно перепросил Остин. – Вы положили в той комнате Адриана? Как он? Сколько он уже здесь? Я должен па него взглянуть.
   Он беспокойно зашевелился, пытаясь откинуть одеяло.
   – Я немедленно отошлю его на конюшню, если вы попытаетесь выкинуть такую глупость, – жестко ответила Обри, поворачиваясь к нему лицом. – Я не для того изнуряла себя, спасая вашу несчастную ногу, чтобы вы пустили все насмарку из-за своей прихоти.
   Остин упал на подушки и закрыл глаза. Он был слабее, чем считал, но не хотел сдаваться на милость маленькой мучительницы. Он застонал больше от осознания своего положения, чем от боли в ноге. Но результат оказался поразительным.
   Обри мгновенно бросила щетку для волос и кинулась осматривать его ногу. Когда Остин схватился за одеяло, чтобы предотвратить подобную вольность, она уперла руки в бедра и уставилась на него негодующим взглядом.
   – Милорд Хитмонт, я смотрела на вашу ногу каждый день до этой ночи. Теперь вам нечего упрямиться.
   – Со мной все в порядке, – возмущенно ответил он. – Мне нужна ночная ваза и завтрак, именно в таком порядке, И я хочу знать об Адриане. Прямо сейчас.
   Она вспыхнула, но подобрела.
   – Его принесли прошлой ночью. Он в плохом состоянии, но доктор Дженнингс сказал, что он будет жить. Джон за ним присматривает.
   Матильда, наконец, появилась в дверях, и Обри с облегчением встретила ее появление. С проснувшимся Остином ей самой почти наверняка не управиться.
   Но природа взяла свое. Вскоре после завтрака Остин вновь заснул и проспал несколько дней подряд, медленно набираясь сил. Когда он просыпался, то ел с аппетитом, громко жалуясь на свое заточение, но моментально засыпал, когда Обри начинала, говорила о проблемах в поместье. С любовью и страхом смотрела она на его сон, зная, что каждый день приближает их к решению, с которым она не хотела мириться. Мало-помалу ему станет лучше, и он поймет, что у него есть жена, которой он не хочет. Как заставить его изменить мнение?
   Письмо от ее отца к Остину пришло спустя несколько дней после отъезда доктора Дженнингса, и Обри добавила его к вороху писем, громоздившемуся на столе. Она не решалась порвать его, но и не пыталась передать Остину. Что бы ни хотел сообщить ее отец, это могло подождать.
   Когда прибыло следующее письмо от герцога, адресованное уже Обри, она нахмурилась. Повелительный почерк ее отца было не так легко проигнорировать, как прочие подписи на неоткрытых конвертах. Внутри она обнаружила царственное распоряжение отправляться к Пегги на время ее родов. Поскольку Алван упорно отказывался оторваться от своих книг, это значило, что ей нужно отправляться в Лондон при первом же удобном случае. Обри не имела никакого желания подчиняться. Она видела в Лондоне все, что хотела. Ее место здесь. Она изорвала письмо в клочки и бросила в камин, прежде чем подняться к Остину.
   Когда она вошла, он не спал. У него уже появились силы, чтобы садиться самостоятельно, что он сейчас и проделал. При ее появлении он отбросил в сторону книгу, которую пытался читать.
   – Я больше не могу здесь рассиживаться, Обри. Позовите Джона и подайте трость. Я хочу посмотреть, как дела у Адриана.
   Распоряжения были отданы непререкаемым тоном, но Обри не сделала ни малейшей попытки подчиниться им. Она подошла к окну, оглядела задний двор и посмотрела на падающую листву. Возможно, снег выпадет рано. Возможно, зима выдастся снежной и окажется немыслимым вернуться в Лондон до весны.
   – Говорят, на севере забастовка ткачей. Они остались без работы, когда люди начали покупать чулки машинной выделки. Их семьи голодают. Они устраивают демонстрации и пытаются привлечь внимание правительства. Как вы думаете, у нас не будет революции, как во Франции? – поинтересовалась она с отсутствующим видом.
   Остин уставился на нее как на сумасшедшую.
   – Черт возьми, Обри, если она начнется, я буду первым, кто ее поддержит! Я требую свою трость, или вы хотите посмотреть, как стонущий человек будет ползти по полу, чтобы получить то, что он хочет?
   Привлеченная облачком пыли вдали на дороге, Обри продолжала глядеть в окно.
   – Лихорадка Адриана еще не прошла. Будет очень прискорбно, если и вы ее подхватите. Ваша мать и Джон делают все, что могут, но у него мало сил. Мне очень жаль, Остин. Если вы думаете, что это может помочь, я могу взять на себя обязанности вашей матушки, и сделать все от меня зависящее. Врач предупредил о нежелательности того, чтобы я бродила между покоями, так что мне придется научить вашу мать перевязывать вашу рану; Но так как вы уже начали поправляться, это не составит особого труда.
   Отсутствие эмоций в голосе Обри было неестественным, и Остин обеспокоено посмотрел на нее. Возможно, от нее потребовалось слишком много усилий, чтобы рассчитывать на большее. Она привыкла жить, ничего не ожидая. С чувством вины он понял, как трудно ей было с ним. Она сделала все, о чем он ее просил, и даже больше, а ему нечего предложить ей взамен. – Вам, однако, следовало мне сказать, – ответил он мягко. – Я достаточно окреп, чтобы взять на себя принятие некоторых решений. Никто не ждет от вас чуда. Если моя мать и Джон не смогут вылечить Адриана, то и вы не сможете. Вы и так приложили немало трудов, заботясь об инвалиде; я не прошу вас взяться еще за одного. Но не скрывайте от меня ничего, Обри, – у меня больная нога, а не голова.
   Вспоминая в тысячный раз, что она не рассказала ему о визите шерифа, Обри стояла, отвернувшись. Возможно, время уже настало.
   К счастью, на дороге, которую она разглядывала, появился экипаж, и она с радостью ухватилась за возможность сменить тему. Карета была большой и богато украшенной, но герб на ее дверце отсутствовал. Кто мог приехать в такую глушь, ни, словом не предупредив? Виновато вспомнив кипы нераспечатанных писем, Обри с любопытством следила за каретой.
   – Было время, милорд, когда я приготовилась поверить в противоположное, но давайте отложим этот разговор на другой раз, – ответила она на его предыдущее замечание. – Кто, по-вашему, может быть хозяином прекрасного ландо, запряженного четверкой серых рысаков? Его слуги одеты в желтое.
   Остин с интересом задумался над ее вопросом. Он провел в бездействии так много времени, что сейчас был бы рад любой компании.
   – У меня есть друзья в Эксетере, чьи слуги носят желтые ливреи. Не припомню их дорожного снаряжения, но в это время года, думаю, они должны быть в Лондоне. Вы не войдете, кто в карете?
   – Нет.
   Обри удивленно подняла брови, увидев суматоху, поднявшуюся во дворе. Карета подъехала не к парадному подъезду, а к боковому, которым обычно пользовались домашние.
   – Кто бы это ни был, он держит большой выезд. На передке и запятках не меньше дюжины лакеев, а кучер отдает Джейми распоряжения с хозяйским видом. Как странно. Кажется, это женщина, а путешествует в одиночестве. Я не узнаю ее.
   – В одиночестве с дюжиной лакеев? – насмешливо переспросил Остин. – Невероятное утверждение.
   – Лакеи не считаются, – упорствовала Обри. – Леди должен сопровождать отец, или муж, или компаньонка. Несмотря на это, она выглядит по-царски. Как жадно она смотрит на наши окна! Остин, у вас нет второй жены, о которой вы мне не рассказывали? – спросила Обри только наполовину в шутку. Эта женщина, в самом деле, вела себя так, словно была хозяйкой замка.
   – Бог мой, Обри! Что мне делать с вами двумя? – возмутился Остин, и только тогда описание Обри начало приобретать для него смысл.
   – Эта царственная леди… У нее волосы темнее моих? Выше среднего роста?
   Обри кивнула, сгорая от любопытства, пока леди нетерпеливо ждала лакея, который бы доложил о ней. Почти черные волосы женщины были собраны в замысловатую прическу, контрастировавшую с модной в Лондоне греческой. Несмотря на царственную осанку и внушительный экипаж, женщина была одета в пышное платье с низкой талией, вышедшее из моды несколько лет назад.
   – Кто она? – потребовала объяснений Обри, когда Остин застонал от ее молчаливого согласия с его описанием.
   – Моя сестра!
   Обри изумленно посмотрела на красивую, самоуверенную женщину и кинулась к гардеробу.
   – Я не могу спуститься вниз в таком виде! Посмотри на меня! Я в старом домашнем платье, юбка измята, а мои волосы…
   Остин рассмеялся.
   – А не выступить ли вам в роли служанки, а не дочери герцога? Думается, я неплохо разыграл перед вашими друзьями роль секретаря.
   Обри возмущенно поглядела на него и не удостоила ответом. Она поспешно умылась и перебрала заколки, собирая непослушные волосы. Затем сбросила передник и с отчаянием уставилась на неряшливый муслин, который носила, выполняя работу по дому. Она не может встретить свою золовку в таких лохмотьях. Что она подумает?
   Топот башмаков по лестнице предупредил о приближении Джоан с новостями об их гостье. Обри преодолела смущение и вступила в борьбу с рядом пуговиц на спине.
   – Подойдите сюда, я помогу, – успокаивающе проговорил Остин.
   Обри села на край кровати, и его ловкие пальцы быстро справились с раздеванием. Она выглянула, чтобы ответить на стук Джоан, сказала служанке, что скоро спустится вниз, закрыла дверь и поспешно высвободилась из затрапезного платья.
   Остин с восхищением рассматривал сквозь нижнюю сорочку фигуру своей жены, когда она кинулась к гардеробу и извлекла бледно-желтое платье из муслина с вставками из лент. Высокая талия подчеркивала грудь, а короткие рукава обнажали точеные руки. За минуту она смогла превратиться из служанки в леди. За такое зрелище он не пожалел бы отдать все золото Англии.
   – Да понимаете ли вы, что если Эмили узнала, что ее муж здесь, она не заметит, во что вы одеты – хоть в коровьи шкуры? – спросил он со смехом.
   – Первое впечатление очень важно, – настаивала Обри. Она бросила ему полотняную сорочку. – Оденьтесь. Полагаю, она захочет видеть вас хоть чем-то прикрытым.
   – Если так, мне придется вначале раздеться, – хмыкнул он, когда Обри тем же манером переправила ему щетку для волос. Он торопливо стащил старую ночную сорочку и потянулся за чистой рубашкой.
   Взволнованная видом загорелого тела, появившегося между простыней, Обри поспешно положила щетку на умывальник рядом с ним и направилась к двери. Пока он был ее пациентом, она видела его обнаженным. Однако сейчас, когда он говорил с ней как муж с женой, его мужское естество стало ее смущать. Она не хотела волноваться еще больше.
   Но холодная, самоуверенная молодая женщина, вошедшая в гостиную, чтобы приветствовать гостью, казалось, не могла волноваться вообще. Она сердечно улыбнулась, протянула руку и приветствовала очаровательную посетительницу по имени.