Райс Патриция. Лунный свет

   Слезы катились по лицу Обри, когда она уходила, но плечи были ровными, а спина прямой. Дверь захлопнулась за ней.

Глава тридцать первая

   Сидя за столом в главном салоне Эшбрук-Хаус, Обри педантично вскрывала кипы приглашений золотым ножом для бумаги. Тяжелая мелованная бумага и велень хрустели в ее пальцах, когда она тщательно перечитывала каждую записку и откладывала ее в ту или другую стопку.
   Чуть поодаль, расположившись на диване у маленького камина, ее компаньонки занимались поэзией и вышиванием. Начался вечерний прием. Став лондонскими модницами из деревенских девчонок, какими они приехали, Анна и Мария сохранили способность находить себе занятие, не дожидаясь, чтобы их забавляли другие. Они с любопытством и нетерпением ожидали решения Обри, но внешне не выдавали своих чувств.
   Возглас удовлетворения Обри привлек их внимание. Две пары внимательных серых глаз обернулись к хозяйке дома.
   – Леди Джерси приглашает нас к чаю! Она просит вашего ответа. Вы привлекли внимание, и скоро весь высший свет будет у ваших ног. – В голосе Обри слышался сарказм, тем не менее, она радовалась успеху своих компаньонок. Она не была уверена, что сможет завоевать светский Лондон, но, в конце концов, она дочь герцога.
   При этом известии Анна довольно улыбнулась, но Мария издала стон отчаяния.
   – Леди Джерси! Опозорюсь, я уверена. Я уроню булочку в чай и обрызгаю герцогиню. Или оболью повидлом принцессу Шарлотту. Нам придется навсегда похоронить себя в Девоне… – заявила она.
   Обри рассмеялась и передала приглашение мисс Сотби.
   – Она наверняка ничего другого и не ждет от моих гостей. Меня пригласили туда в первую же педелю после возвращения из Гемпшира. Я сообщила всей честной компании, что слишком поздно обнаружила, что среди моих морских свинок были и самцы, и самки и что у них будут дети. А еще я рассказала им, как я это обнаружила.
   Анна подавилась конфетой, которую только что откусила, а Мария зашлась смехом.
   – Вы не могли! – крикнула она. – И что на это ответила леди Джерси?
   Обри подвинула свечу.
   – Она поблагодарила меня за познавательную лекцию и спросила, не будет ли мой отец вскоре в Лондоне.
   Обе девушки засмеялись, и Обри, удовлетворенная тем, что развеяла их страх перед надвигающимся чаепитием, вернулась к своим планам. Малый сезон светских визитов требовал изощренного мастерства, почти как при военных маневрах, начиная от снабжения войск и заканчивая наступлением на фронтах. У нее было мало опыта, но стратегический склад ума и титул заставляли противников относится к ней с опаской. Вначале ее донимали вопросами о муже и обстоятельствах брака, пока она не научилась давать сдачи. Теперь она приобрела уверенность в своих силах и мастерски парировала неприятные вопросы.
   Приглашение на бал к леди Бессборо казалось идеальной возможностью представить сестер Сотби большому кругу свободных мужчин. Эти недели они провели относительно тихо, пополняя гардероб и участвуя в светских мероприятиях от случая к случаю, бывали на вечерних чаепитиях, ходили с визитами по утрам и изредка совершали верховые прогулки по парку. Однако в ноябре погода начала портиться, и окончание сезона было уже не за горами. Им следовало сделать все возможное до возвращения домой на Рождество, чтобы оказаться на шаг впереди прочих дебютанток.
   После того, как Обри объявила о своих планах, даже спокойная Анна стала выказывать тревогу.
   – Мы не справимся, Обри. Мы – никто, и не сможем это изменить так же легко, как сменили свои наряды. Было очень приятно полюбоваться видами, о которых мы прежде только слышали, и побывать в обществе, двери которого никогда бы не открылись перед нами без тебя, но мы всего лишь дочери торговца, к тому же не слишком юные и привлекательные.
   Обри изумленно посмотрела на подругу. В самом деле, Анне Сотби через месяц исполнялось двадцать пять, что делало ее почти старой девой, но Обри не могла применить к ней слово «непривлекательная». Ее морковные волосы, конечно, не соответствовали моде, но большие, широко расставленные серые глаза подчеркивались высокими тонкими скулами и оживлялись особенной приятной улыбкой. Марии исполнилось двадцать два, и хотя ее не назовешь бриллиантом чистой воды, черты се лица выражали дружелюбие, а волосы рыжеватой блондинки были настоящим сокровищем. Обри тряхнула головой, энергично отметая возражения Анны.
   – Совершенная ерунда! – заявила она. – Остин говорил мне, что историю вашей семьи можно проследить до зари истории. Если Сотби не так давно и переживали тяжелые времена, то это не ваша вина. Харли принимают везде, почему же вас отвергнут?
   Кроме того, как только станет известно, что у вас хорошее приданое, вы сами сможете выбирать титулы. Богатство важнее красоты или происхождения.
   Сейчас в ее речи слышатся откровенный сарказм, но ее спутницы не были шокированы.
   – Харли ходил с ними в школу, – напомнила Анна. – Ему это легко. Меня не убедить в том, что я способна на большее, чем расписывать табакерки. И я не уверена, что смогу снести оскорбления.
   – Трусиха! – набросилась на нее Мария, – Я собираюсь использовать свой шанс. Не думаю, что для меня в жизни не уготовано ничего, кроме верховых поездок по Девону и вязания у камина. Возможно, найдется какой-то лысый коротышка, для которого не будет иметь значения, что у меня веснушки или что я из семьи торговца. Мы счастливо заживем в Шотландии и будем ездить в Италию, когда кончится война, и я буду счастлива. Свет клином не сошелся на лорде Хитмопте и Харли, или на Джеффри и Эверсли. Есть и другие.
   Обри отвернулась и предоставила сестрам спорить между собой. Упоминание имени Остина разбередило рапу в ее сердце. Она была бы счастлива, ездить верхом по Девону и сидеть у камина всю жизнь, только бы Остин был с ней.
   Обри обмакнула перо в чернильницу и захотела излить на бумаге свой гнев, но все попытки оказались тщетными. Она не могла поверить в случившееся, когда отец увозил ее, а муж не сказал ни слова против, но сейчас все поняла. Ее ярость питалась воспоминаниями о его предательстве. Очевидно, она совершенно не разбирается в людях.
   Она не собиралась задерживаться в Лондоне. Чувствуя злость и жалость к себе, она последовала, как было велено, за отцом, но уже во время этой утомительной поездки стали постепенно зреть мятежные планы. Ей уже восемнадцать, и у нее есть наследство. У нее есть средства, чтобы делать все, что она захочет, и ни от кого не зависеть. И она возненавидела Лондон.
   Ее мятеж был укрощен в первый же день, когда отец оставил ее одну. Она ворковала над третьим наследником титула герцога, часами обсуждая с Пегги питание ребенка, и в то же время кипела от обиды на свое пленение. Малыш был прекрасен. Пегги была ее лучшей подругой. Даже Алван спустился с облаков, чтобы с радостью ее приветствовать. Но страдание съедало Обри изнутри с неумолимым постоянством. Она стремилась домой, к своей собственной семье, и если она не может быть с ней, она не примет никакой другой. Как только она смогла свободно воспользоваться экипажем, она удрала.
   Обри торопливо утерла слезы при воспоминании об этом дне. Карета привезла ее прямиком к адвокатам, которые помещали ее средства в банк. Она ни слова не получала от них, кроме поздравления на свое восемнадцатилетние, однако они ее ждали. Она хотела выяснить размеры своего богатства и как она может им распорядиться. Остин и ее отец еще проклянут тот день, когда задумали разрушить ее счастье.
   Она уже встречалась с поверенным своей матери и была не очень вдохновлена его мрачным видом и снисходительным отношением. Он явно считал верхом глупости допускать, чтобы такие средства находились в руках женщины, и ему было трудно внимательно отнестись к требованиям Обри. Когда в тот день она приехала к нему, его отношение не изменилось.
   Довольно холодно ее проинформировали, что основная часть состояния закреплена условиями завещания, и что в ее распоряжении могут быть только доходы с него. Обри потребовала список предприятий, в которые вложены деньги, с указанием дохода, который они приносят. Ей сообщили, что эта информация, как доложено по закону, была предоставлена ее мужу. Как замужней женщине ей не следует ожидать, что ей предоставят принимать решения о вложении подобных сумм. Разъяренная, Обри захотела узнать, по крайней мере, что она унаследовала, и юрист нанес ей удар, от которого она не оправилась до сих пор.
   – Вы унаследовали доход с вашего поместья, как я только что объяснил вам, леди, – высокомерно ответил юрист. – Первый взнос уже был передан поверенному вашего мужа. Как замужняя женщина, вы должны обратиться к своему мужу по поводу использования этих средств. Завещание не позволяет вашему мужу распоряжаться вашим поместьем, но закон подчеркивает, что доходы женщины принадлежат ее мужу. Не предполагается, что женщина самостоятельно может заниматься такими вопросами. А теперь, если я ответил па ваши вопросы, леди Обри…
   Он отправил ее как ребенка. Его отношение испортило остаток дня, но предательство Остина почти убило ее. Не удивительно, что он так отнесся к случившемуся, и не было ни упоминания о разводе, ни возражения против раздельного проживания. Он получил все средства, которые позволят ему делать все, что он пожелает. Зачем ему лишаться такого доходного дела! А без средств она не сможет самостоятельно начать дело о разводе. Она ничего не может сделать.
   Обри смотрела на перо, с которого капали чернила, и не могла им пошевелить. Она все еще не могла поверить, что так обманута. Она оказалась заложницей прихоти своего отца, в то время как Остин лишил ее всего, что у нее было, и все только потому, что она оказалась достаточно глупой, чтобы поверить его лжи о любви. Нет, это неправда. Остин никогда не говорил ни слова о любви. Она одна думала, что такая вещь существует. Обри отбросила перо и вышла из комнаты.
   Сестры Сотби переглянулись. Они с восторгом и благодарностью приняли приглашение Обри, но пришли к выводу, что она пригласила их в каком-то отчаянии, причины которого они не понимали.
   Анна тряхнула головой.
   – Не могу поверить, что Харли знает всю историю. Если его светлость боится возвращения Эверсли, Обри должна понять его. Но это не объясняет, почему она так ужасно несчастна. Это неестественно, – решительно заявила она.
   – Может, Хитмонт – сумасшедший, как герой того романа, что мы читали на прошлой неделе?
   Мария сочиняла романтические теории, и эта была ее излюбленной. Она объясняла многое. Анна скривилась.
   – Хорошо, я намерена написать матери сумасшедшего и объяснить, что Обри также не слишком здорова, и ее безопасности больше грозят ее собственные руки, а не чьи-то. Я никогда не видела ее такой. Она не хочет поговорить ни со мной, ни с кем-либо еще. Это самое тревожное.
   Мария посерьезнела.
   – Ты па самом деле собираешься рассказать об этом леди Хитмонт? Я уверена, ома не ожидала подобных откровений, когда просила, чтобы ей писали.
   – Напротив, – Анна упрямо сжала губы. – Я думаю, что это именно то, что она имела в виду.

* * *

   Адриан задумчиво расхаживал, но кабинету, постукивая хлыстом по сапогу.
   – Могу сказать, что я такой же сумасшедший, как и ты, Хит, но не вижу в этом плане ничего плохого. У Эмили будет истерика. Теперь я женатый человек, олицетворение респектабельности. Мне не следует ввязываться в театральные эскапады, подобные этой. Но, клянусь Юпитером, я хочу это сделать! – Он посмотрел на Хитмонта и хищно оскалился. – Я обязан использовать эту возможность, чтобы утереть нос английскому флоту. Ты говоришь, у нее оснастка шхуны? Как она сидит в воде?
   – Идеально. К Новому году она примчит тебя домой. Мне не стоило говорить тебе об этом. Эмили мне этого никогда не простит.
   Остин уставился в грязное окно на все еще зеленую лужайку. Листья с деревьев уже облетели, но мороз еще не нанес решительного удара. Он представил себе тонкую фигурку в белом муслине, быстро сбегающую по травянистому склону: ленты на шляпе трепещут над золотыми волосами, глаза смеются. Боль от этого зрелища пересилила боль в колене.
   – Эмили никогда не простит тебе, что ты отослал Обри прочь. Она настолько взбешена, что редко отвечает мне, когда я пытаюсь ей это объяснить. Если бы она думала, что Обри будет ей рада, она бы завтра же уехала в Лондон. Если я не сделаю что-нибудь, чтобы вернуть твою жену, я могу потерять свою.
   Адриан рухнул на потрескавшееся кожаное кресло и посмотрел на Остина.
   – Я могу вернуть корабль, – лаконично ответил Остин, – но нет гарантии, что я смогу вернуть Обри. Нет даже гарантии, что я смогу найти ее, когда стану свободен. С ее везением она может основать свое собственное королевство на другом краю земли.
   – Отголоски леди Стенхоуп! Не верю, что она до такой степени сумасшедшая, во всех смыслах этого слова. Разве Харли не говорил, что с ней поехали его сестры?
   Остин пожал плечами.
   – Не представляю Обри в роли проводницы двух деревенских сестриц в свет без всякого на то повода. Она еще так молода, что на это больно смотреть. Алвану и Харли каждую минуту придется за ней присматривать.
   – Ты намерен вернуть ее или пет? – напрямую спросил Адриан.
   Его друг долго молчал, прежде чем ответить. Когда прозвучали слова, казалось, что они доносятся со дна глубокого колодца.
   – Каковы шансы разыскиваемого уголовника и убийцы просить руки дочери герцога?

Глава тридцать вторая

   В верховом костюме болотного цвета, причесанная в простом «английском» стиле, Обри спустилась в холл приветствовать Харли. Его серые глаза при ее появлении потеплели от признательности.
   – Когда вы так причесаны, то выглядите не старше школьницы, – пошутил он, скрывая более глубокое чувство. Не будь она замужем за другим, он всерьез бы задумался расстаться со своей холостяцкой жизнью.
   Обри не оживилась в ответ на его комплимент. Его слова вносили диссонанс в исключительно мрачную фугу, звучавшую в ней все утро.
   – Благодарю вас, сэр, ответила она едко. – В следующий раз вы посоветуете мне вернуться к моим учебникам. Я убеждена, что вы и Алван чувствовали бы себя намного, спокойнее, если бы я вернулась в школу.
   У Харли хватило такта изобразить смущение.
   – Я сожалею, Обри. Я не имел в виду…
   Его извинения были прерваны топотом его сестер, спешивших поздороваться с братом, и момент был упущен.
   – Обри! Ты все-таки собралась с нами, – радостно объявила Мария, заметив наряд подруги.
   Но в этот момент Обри осенила изумительная идея, настолько многообещающая, что она решила воспользоваться моментом. Впервые за много недель улыбнувшись, она отклонила приглашение.
   – Нет, скоро прибудет Алван. Возможно, мы увидимся с вами чуть позже, – соврала она, поспешно отправляя их, чтобы в одиночестве обдумать все детали замысла, только что возникшего в уме.
   Харли ушел неохотно, с подозрением обдумывая внезапное хорошее настроение Обри и не припоминая, чтобы Алван говорил о прогулке. Но он не был ни братом, ни мужем этой леди, и не мог сделать ничего, кроме как пригласить ее сопровождать их. Если она отказалась, он уходит.
   Обри понадобилось очень мало времени, чтобы взвесить все за и против своего решения. Это было тем, что она давно хотела сделать, но все не решалась. У нее была смелость, гнев, жажда мщения и ничего на счету. Когда все остальные пути к свободе для нее утрачены, она должна иметь храбрость воспользоваться тем немногим, что остается.
   Вспомнив, что однажды за чаем, упоминалось имя модистки Франсины, Обри поспешно нацарапала записку и позвала лакея. Когда он ушел с ее поручением, она взлетела по лестнице, чтобы переодеться в будничное платье. Она молилась, чтобы не было задержки с ответом, – ее время было ограничено и зависело от записки.
   Очевидно, модистка поняла нужду дворянки. Она ответила немедленно. Заполучить такого клиента, как дочь герцога Эшбрука, значило поднять свой престиж. Ее клиенты являлись для нее единственной рекламой, а леди Обри была бы идеальной клиенткой.
   Мэгги вскрикнула от ужаса, когда модистка вынула гребни и ножницы и разложила их.
   – Леди, нет! Не ваши прекрасные волосы! Вы не можете! Пожалуйста, леди…
   В голосе Мэгги слышались слезы, когда она умоляла Обри передумать.
   Обри решительно уселась перед зеркалом и начала вытаскивать заколки, удерживавшие ее волосы.
   – Мэгги, смотри и запоминай, что делает мадмуазель Франсина. Мне будет нужно, чтобы ты подстригла меня так же, когда нас не будет в Лондоне, – твердо объяснила она.
   Мэгги удержалась от дальнейших протестов. Напоминать в такой момент об отце или муже значило подтолкнуть, своенравную мисс остричься наголо. Со слезами на глазах она смотрела, как первые золотистые пряди полетели на иол.
   Когда модистка собрала ножницы и ушла, Обри посмотрела на отражение в зеркале. Стиль претендовал на греческую простоту. Франсина, как обычно, дошла до крайности, обрезая волосы как можно короче и придавая прическе максимум сходства с мужской. Но модистка сотворила для Обри настоящее произведение искусства. Золотые локоны кольцами обрамляли уши и затылок и короной венчали голову. Отражение казалось ничуть не старше длинноволосой девочки, какой она была утром, но Обри чувствовала себя так, словно тяжкое бремя исчезло с ее плеч. Ей это понравилось.
   Когда служанка со слезами обвязала голубой лептой длинные остриженные пряди, Обри обернулась и приказала:
   – Мэгги, подыщите для них коробку.
   Вытирая глаза, служанка поспешила выполнить приказ и с удивлением наблюдала, как Обри аккуратно обернула золотистые локоны тканью, туго затянула сверток лентами и вышла из комнаты в кабинет.
   Написав на свертке адрес Этвудского аббатства, Обри отдала его слуге и приказала отправить с ближайшим почтовым дилижансом. Она с удовольствием представила себе реакцию Остина на подобный подарок. Возможно, она ошибалась в нем, но была уверена, что Остину хватит ума понять этот намек на развод. Теперь она принадлежала себе самой и должна действовать соответственно.
   В глубине души она лелеяла надежду, что это уязвит его так же сильно, как он ранил ее, но здравый смысл подсказывал, что это невозможно. Мужчина с каменным, как у него, сердцем не способен ощущать боль, а только случайные уколы уязвленного самолюбия. Возможно, она хоть как-то заденет его за живое.
   Когда сестры Сотби вернулись с прогулки, они пришли в ужас оттого, что сделала Обри, но, оправившись от первого потрясения, неохотно признали, что этот стиль шел ей больше. Ее личико словно избавилось от непосильного груза, особенно выразительными стали огромные глаза, тонкий рот и высокие широкие брови. Новая прическа отражала ее индивидуальность и беззаботный взгляд на мир, точнее, беззаботность, свойственную ей до возвращения в Лондон.
   Анна отметила про себя, что Обри действовала со злобой и радостью, но понять этого не могла. То, что ее отец снова стал разговаривать с лордом Хитмонтом, казалось чудом, но чудо потеряло почти весь свой блеск, когда она узнала его цену. Она прислушалась к объяснениям своего отца и поняла, что герцог не хотел, чтобы Обри грозила опасность от такого человека, как Эверсли, способного поджечь конюшню или совершить нечто худшее. Ей хотелось, чтобы отец пояснил, что значит «худшее», но он был совершенно не расположен что-либо объяснять. По-прежнему выглядело очень странным, что герцог не доверил Хитмонту защиту его собственной жены и что Хитмонт позволил Обри уехать, не объяснив мотивов своего поступка. Если бы только мужчины научились советоваться с женщинами, казалось Анне, в мире все шло бы гладко. Но пока не представлялось никакой возможности изменить порядок вещей, и Анна продолжала плыть по течению, как все.

* * *

   Праздник у леди Бессборо слегка позабавил Обри и оказался весьма поучительным для сестер Сотби. Мужчины нашли Обри и ее вызывающую прическу безупречной, пока ее муж остается в Девоне. Однако коринфяне и юные денди, увивавшиеся за ней, произвели на Обри гораздо меньшее впечатление, чем на самих себя, и она быстро перестала тратить на них время, стараясь уделить каждую минуту представлению своих подопечных самым завидным холостякам.
   К концу утомительного вечера Обри оказалась в обществе одного из знакомых своего отца. Хотя ему было около сорока, лорд Килларнон был еще представительным мужчиной. Он галантно склонился над ее рукой и улыбнулся ее смущению.
   – Килларнон, леди Обри. Я не хочу повторять всех титулов вашего отца. Намного приятнее, наконец, видеть вас в свете. Как ваш отец?
   Обрадованная, что ей не нужно ломать голову над намеками и придумывать остроумные ответы на попытки заигрывания, Обри ответила честно.
   – Как всегда, занят. Выступление луддитов в Ноттингеме заставило его сломя голову нестись на север. Было бы лучше, если бы он привез их сюда. Я придумала бы, что им разрушить вместо машин.
   Килларнон рассмеялся.
   – Не решаюсь спросить, что это, иначе вы, как ваш отец, ответите с обескураживающей прямолинейностью. Как приятно слушать женщину, которая говорит о чем-то, кроме ленточек и украшений. Могу ли я надеяться станцевать с вами до завершения вечера?
   Поскольку она явно была свободной во время танца, он имел право надеяться, но когда потянулся за ее бальной книжкой, Обри отрицательно тряхнула головой.
   – Сожалею, но все танцы заняты.
   Он посмотрел на нее с легким удивлением, приподняв бровь.
   – Один последний вальс сыграют дополнительно. Вы кого-то ждете?
   Обри улыбнулась его реакции на легкий щелчок по его самолюбию. Кажется, даже лощеные политиканы ее отца не лишены достоинства.
   – Нет, милорд, мои вальсы я оставляю для своего мужа, которого, к сожалению, здесь нет. Я предпочитаю проводить время за беседой. Приглашаю вас разделить со мной это занятие, если вам угодно.
   Она достаточно поупражнялась в тактике своего поведения, чтобы отточить ее до совершенства. Упоминание о муже заставляло молодых шалопаев быть осторожнее и давало ей передышку. Они не считали замужнюю женщину недосягаемой, но изменили тактику преследования. Завтра, в клубе, они осведомятся о местопребывании Хита, прежде чем взяться за нее основательнее. Это была глупая игра, по мнению самой же Обри, но она давала возможность определять тех немногих, которые искали общения и дружбы.
   Килларнон улыбнулся в восхищении от ее ответа.
   – Это самый расхолаживающий ответ, какой я слышал этим вечером. Позволите присоединиться к вам?
   Обри увлеклась его лаконичными описаниями коллег ее отца и удивилась, что Анна и Мария уже вернулись к ней по окончании танца. Сыграли вступление, и Килларнон при звуках второго тура неохотно поклонился на прощание.
   – Вы будете в среду у Олмеков? – осведомился он, прежде чем Обри ушла со своим партнером на контрданс.
   – Если леди Джерси будет так добра, что пришлет приглашение моим гостьям.
   Обри кивнула на сестер Сотби, которых увели двое элегантно одетых джентльменов.
   Губы Киллармона изогнулись в очаровательной улыбке, которую она отметила еще раньше.
   – Я буду там рано, чтобы успеть пригласить вас на танец.
   Ои растворился в толпе, оставив Обри следовать за ее партнером и любопытствовать, было ли это обещанием или надеждой. Вращаясь в кругу герцога Эшбрука, лорд Килларнон имел достаточно влияния, чтобы ввести к Олмекам кого угодно. Но ее отец сам никогда бы не снизошел до того, чтобы тратить время на такую мелочь. Она не верила, что просто знакомый мог бы сам беспокоиться по такому поводу.
   Как бы то ни было, Сотби получили вожделенные приглашения в начале следующей недели. Мария взвизгнула от восторга, а Анна посмотрела на приглашение с удовлетворением. Чувство походило на то, с которым получаешь школьный табель с хорошими оценками, – Анна и Мария сдали все экзамены успешно.
   – Этого бы никогда не случилось без твоего вмешательства, Обри, – пробормотала Анна.
   Хозяйка дома нахмурилась, вспоминая краткий диалог с другом своего отца.
   – Не будьте так в этом уверены. Я не так уж высоко котируюсь у леди Джерси, хотя она и не может позволить себе задевать меня. Но лорд Киллармон… – Она хитро посмотрела на Анну. – Если он проявит к вам малейший интерес, можете быть уверены, что к вашим ногам упадет красный ковер.
   – Лорд Килларнон? Мы только недавно встретили этого джентльмена, и он совершенно не проявил ко мне никакого внимания, – озадаченно ответила Анна.
   – Он закоренелый холостяк. Не ожидайте, что ои будет действовать неосторожно. Ои старше, чем я считаю приемлемым, но он интеллигентный человек, который умеет ценить женщин.
   Обри задумчиво оценивала открывающиеся перспективы. – Такому человеку нет нужды унижать себя поисками женщины с богатством или титулом. Он может искать кого-то, кто ему понравится. Не вижу, почему ты не можешь быть этой женщиной.
   Анна на мгновение нахмурилась, но здравый смысл возобладал.
   – Я вижу множество помех, но посмотрим. Не отрицаю, что он привлекательный мужчина.
   Удовлетворенная тем, что заронила Анне мысль, Обри потихоньку погрузилась в хандру. Она не получила ответа на свою посылку к Хиту. Возможно, он настолько основательно выбросил ее из головы, что даже не помнит цвета ее волос. От леди Хитмонт пришло письмо, теплое, наполненное разглагольствованиями о новых конюшнях и переменах, которые произойдут, когда наступит зима и у Остина появится больше времени, чтобы заняться аббатством. И побольше денег, едко добавила про себя Обри. Она сожгла письмо и не стала отвечать.