Страница:
– Как вы думаете, что могли эти люди с железной дороги сделать моему отцу? – осторожно спросила она на привале.
– Посадить его на тихоходный пароходик до Китая. Именно это он сам бы сделал при случае.
Она нахмурилась, не понимая, шутит он или нет.
– Они ведь не причинили ему вреда? Слоан пожал плечами.
– Люди, которые строят железные дороги, не всегда слишком покладисты, по правде говоря. Вы не можете взрывать горы и вгонять в гроб сотни рабочих, будучи одновременно внимательным и любезным. – Он взглянул на ее изменившееся лицо и пожалел о своей резкости. – Но ваш отец вряд ли значил для них больше, чем надоедливый москит, если бы только он не надумал раззвонить о своих взглядах в газетах, чтобы взбудоражить публику. Он интересовался газетами?
– Прежде никогда. – Саманта помешала маисовую кашу, которую готовила на ужин. – Он в основном изобретал. К тому же всегда имел собственное мнение и не боялся его высказывать.
– Да, я заметил. – Толботт посмотрел на нее с любопытством. – Он вряд ли одобрил бы наше совместное времяпрепровождение.
Саманта повела плечом.
– Единственное, что имеет значение, – это то, что с ним все в порядке. Вряд ли мы найдем его в Сан-Франциско. Он всегда писал письма и никогда не отсутствовал так долго. Что-то случилось. Мне надо узнать что.
– Поэтому я и нанял Хокинса. Он отправится вслед за нами. Вы дадите ему эту вашу фотографию перед нашим отъездом.
Она кивнула, и от этих печальных глаз у него защемило сердце. Не было у него больше сердца. Слоан поморщился и пошел прочь – заниматься другими делами. И времени у него не было сочувствовать таким диким кошкам.
Позднее, уже завернувшись в свое одеяло, Слоан прислушивался к ее дыханию и рисовал себе сладкие картинки их любви в том отеле. Конечно, – возвращаясь к истинной причине их совместной поездки – можно понять, как чувствуешь себя, когда твой отец исчезает навсегда. Она еще хорошо держится. Но этих Нили всегда отличала уверенность в себе. Они не нуждались в вечно понукающем маньяке, которого называют отцом или мужем. И ему нечего стыдиться того, что он делает.
Но что-то, что Толботт еще хранил глубоко в сердце, беспокоило его каждый раз, когда он видел эту неизбывную печаль в глазах Саманты. Его фантазии поблекли, и он наконец уснул.
Утро следующего дня было ярким и неожиданно теплым. Оба увязали свои теплые вещи вместе с одеялами и от души радовались солнцу. Узнав у Слоана, что сегодня они доберутся до города, Саманта вновь надела свое серое габардиновое платье. У него все еще не было возможности рассмотреть, что она носит под ним, но сегодня она надела поверх какой-то глупый розовый жакет, который по размеру соответствовал ее талии и был застегнут до самой шеи. Широкие рукава не мешали движениям, а мягкий материал скрывал слишком много, по мнению Слоана. Он хмыкнул, но ничего не сказал. Они двинулись дальше.
Он решил избегать цивилизованных мест вдоль реки, где они могли сесть на пароходик до Фриско, считая, что делает это для сохранения ее репутации. На самом деле Толботт просто хотел наслаждаться ее обществом как можно дольше.
Но к полудню они почти добрались до залива. Саманта, похоже, поняла это. Она не переставая расспрашивала Слоана об окрестностях и весьма нетерпеливо покачивалась в седле.
– Мы уже у океана? Мы его увидим?
Ему не приходило в голову, что она, вероятно, никогда не видела океана. Слоан тотчас сориентировался.
– Мы к югу от залива. Океан немного в стороне, но если хотите, подъедем туда.
– Правда? – Она посмотрела на него широко раскрытыми глазами, и Слоан не смог ей отказать.
Они свернули с основной тропы и поехали полем. Сейчас она впервые увидит большую воду в ее природном окружении, а не с причалов Сан-Франциско с их рахитичными пакгаузами и брошенными судами. Даже он отдыхал и чувствовал себя, как дома, обдуваемый океанским бризом, в окружении великолепной природы этого дикого берега.
Слоан нашел защищенное от ветра место за дюной. Пока он стреножил лошадей, Саманта побежала по песку, поднимая юбку так высоко, что он видел не только ее щиколотки, но и икры. Весьма недостойно – для человека с его-то воспитанием – напрягаться, чтобы увидеть чьи-то икры! Но с Самантой все выходило как-то само собой. Она была отнюдь не расшалившимся ребенком, но и приличной леди того круга, к которому он когда-то принадлежал, ее тоже не назовешь. И тем не менее он никогда бы не сравнил ее с этими чересчур вольными женщинами, которые были у него позднее. Она не походила ни на одну из женщин, и потому Слоан чувствовал себя совершенно свободно. Похоже, она и не возражала.
К тому времени, когда Толботт перебрался через дюну и увидел прибой, Саманта уже добежала до самой воды. Она сбросила обувь и чулки и даже свой изящный жакет, но, кажется, совершенно забыла про юбку, которую могли намочить обрушивавшиеся рядом волны. Слоан сунул руки в карманы, сдерживаясь, чтобы не присоединиться.
Чайки кричали у них над головами, и зимнее солнце блестело в ее красных волосах, а она зачарованно застыла на ветру, обхватив себя руками. Волны бились у ее ног, пенились и уползали назад. Намокший подол платья облепил ее изящную фигурку, и Слоан вдруг увидел богиню, вышедшую из морской пучины. Она была частью природы, он не мог бы отделить одно от другого, и желание его бесконечно усилилось.
Он вдруг заметил гигантский вал, который накатывал из-за линии прибоя. Саманта никогда не видела океана и не знала ничего о его мощи, но он-то знал! Он вырос в Бостоне, ходил под парусом в Атлантике и знал, что Великий океан коварен. Не знал только, как круто в глубину уходит шельф в этом месте. А Саманта вообще ничего не ведала.
Слоан огромными прыжками ринулся вперед по ползущему под ногами песку. Саманта даже не слышала его приближения. Ее глаза расширились от ужаса и посинели, как море в глубине, когда она увидела, как выросла огромная волна и как на ее гребне появилась пена. С победным криком Слоан схватил девушку в тот самый момент, когда волна обрушилась на песок, обдав их брызгами снизу доверху.
Убегая, они споткнулись и упали на твердый песок, и веселый смех Саманты до краев заполнил его сердце. Оба мокрые, дрожащие, все в песке, а она смеялась так, будто это самый счастливый момент в ее жизни. Руки девушки инстинктивно сомкнулись на шее мужчины, когда он обнял ее, и они даже не пытались подняться.
Затаив дыхание, Слоан не открывал глаз, чувствуя ее под собой.
Их соленые теперь губы каким-то образом нашли друг друга. Глаза его были по-прежнему закрыты: он боялся спугнуть момент этого невинного отступления. Волны разбивались в нескольких дюймах от их ног, но сейчас имело значение только ощущение ее близости. Слоан скользнул языком между ее зубами, ощущая пламя взаимного желания, и перестал думать о чем бы то ни было.
Она промокла насквозь, он тоже. Но мужчина чувствовал отнюдь не холод, а напряжение ее сосков и ее груди, готовые вырваться из-под мокрой материи навстречу его ласкам. Он накрыл одну из них ладонью, она застонала, чуть изогнувшись и всецело принадлежа ему. Сотрясаясь от желания, такого сильного, что едва ли можно было его обуздать, он впился в ее рот и накрыл ладонями обе груди.
Она едва слышно кричала, то ли протестуя, то ли от страсти – он не различал. Над ними шумел ветер, но он укрыл ее своим телом. Воздух пах солью и Самантой. Слоан чувствовал ее особый аромат повсюду, сладкий, свежий, – и все это было его! Ее руки застыли у него на спине, потом поползли ниже, когда он проник ей под юбку, потом конвульсивно сжали его запястье, когда он погладил ее открывшееся бедро. Ему не нужно было заставлять себя отключиться. Природа взяла свое. Это случалось так редко, что он не делал никаких усилий, чтобы прийти в себя.
Она извивалась под ним, побуждая его неистовствовать. Слоан с благодарностью почувствовал, что корсаж ослабел, когда его рука проникла под пояс через бесчисленные складки юбки. Он ощутил шелк ее кожи, на этот раз под сорочкой. Девушка застонала, но теперь он не сомневался, что она рада его руке на своей обнаженной груди.
Ее поцелуи были столь неистовы, что он не осмеливался встретиться с ней взглядом. Момент был слишком внезапный, слишком невинный, чтобы вдруг разбить его очарование немым вопросом о правде или лжи. Их тела подчинялись собственной музыке, такой же естественной, как волны, разбивающиеся о песок и скалы. Он ни за что не согласился бы нарушить эту гармонию.
Слоан развязал ее панталончики и распахнул их. Из груди Саманты вырвался сильный высокий крик, когда его пальцы толкнулись туда, куда он хотел вторгнуться силой, но лоно уже увлажнилось, и она с готовностью отвечала на малейшее его движение. Все так и должно быть. Он не сделал ни одной ошибки. Она хотела его ничуть не меньше, чем он ее.
Слоан хотел целовать ее груди, но дурацкий корсаж опять преградил ему путь. Ничего, еще будет время, когда они лягут на простыни, как он и обещал. О, какое великолепное тело, все из тонких линий и мягких кривых! Он дотронулся до соска, скользнул рукой к талии, затем погладил полные ягодицы. Она бессознательно захныкала и приподнялась, и Слоан наконец открыл глаза и увидел ее темно-красный треугольник и кожу, сверкающую, как фарфор под полуденным солнцем. Он прикоснулся к ней снова, и ее бедра разошлись, открываясь только для него, и ждать больше было невозможно. Вокруг звенел сверкающий мир, но он хотел видеть лишь то, что перед ним. Это было как наваждение. Он понимал и не сопротивлялся.
Толботт застонал и со вздохом облегчения расстегнул пуговицы на брюках, высвобождая отвердевшую плоть. Пусть ветер свистел вокруг, не важно. Он нашел гавань, в которой нуждался.
Слоан накрыл Саманту всем своим телом, ища губами ее рот, как бы для одобрения, и подразнивая соски под ее нелепым туалетом. Ее пальцы вцепились во влажную рубашку, но она не отталкивала его. Он задвигался, чтобы скользнуть между ее ног, и она приоткрыла рот, ощущая прикосновения чего-то более толстого и твердого, чем палец, тем не менее вернув ему поцелуй.
Все так и должно было случиться. Океан за ними бился о берег, оба были все мокрые – снаружи и внутри. Жар их тел прогонял холод ветра. Возможно только одно – действо еще более совершенное, нежели уже было.
Он должен был проникнуть в нее.
Очень бережно Слоан развел ее ноги. К нему вернулась способность сосредоточиваться, но он едва не утратил ее снова, когда Саманта задрожала и слегка воспротивилась. Он снова прикоснулся к ней, поискал набухший бугорок, она дернулась и застонала, а он услышал свое собственное протестующее рычание. Он не мог больше терпеть, пытка и так длилась слишком долго.
Девушка застонала и вновь задвигалась, ее бедра поднимались и опускались в естественном ритме, и чувствуя это, он задышал свободнее и легче. Толботт обнял ее рукой, стягивая другой панталоны, пока не освободил ее совсем. Юбка уже не мешала, и теперь не стоило медлить.
Он погрузился в глубину – уверенно и точно – и услышал ее пронзительный крик, когда внутри что-то разорвалось.
Слоан ругнулся. И вскрикнул сам. Но его плоть уже не могла прекратить ни это погружение, ни весь последующий ритм. Он ждал слишком долго, заплатил слишком большую цену. Не мог, не мог он остановиться.
И к его удивлению, она не воспротивилась. Приподнимаясь навстречу его толчкам, задыхаясь, когда он наполнял ее, и удерживая, когда отступал, она следовала за ним, пока он не понял, что достиг вершины блаженства.
Со вздохом сожаления Слоан вынырнул из радушного тепла Саманты и вылил свое семя в песок.
Глава 22
– Посадить его на тихоходный пароходик до Китая. Именно это он сам бы сделал при случае.
Она нахмурилась, не понимая, шутит он или нет.
– Они ведь не причинили ему вреда? Слоан пожал плечами.
– Люди, которые строят железные дороги, не всегда слишком покладисты, по правде говоря. Вы не можете взрывать горы и вгонять в гроб сотни рабочих, будучи одновременно внимательным и любезным. – Он взглянул на ее изменившееся лицо и пожалел о своей резкости. – Но ваш отец вряд ли значил для них больше, чем надоедливый москит, если бы только он не надумал раззвонить о своих взглядах в газетах, чтобы взбудоражить публику. Он интересовался газетами?
– Прежде никогда. – Саманта помешала маисовую кашу, которую готовила на ужин. – Он в основном изобретал. К тому же всегда имел собственное мнение и не боялся его высказывать.
– Да, я заметил. – Толботт посмотрел на нее с любопытством. – Он вряд ли одобрил бы наше совместное времяпрепровождение.
Саманта повела плечом.
– Единственное, что имеет значение, – это то, что с ним все в порядке. Вряд ли мы найдем его в Сан-Франциско. Он всегда писал письма и никогда не отсутствовал так долго. Что-то случилось. Мне надо узнать что.
– Поэтому я и нанял Хокинса. Он отправится вслед за нами. Вы дадите ему эту вашу фотографию перед нашим отъездом.
Она кивнула, и от этих печальных глаз у него защемило сердце. Не было у него больше сердца. Слоан поморщился и пошел прочь – заниматься другими делами. И времени у него не было сочувствовать таким диким кошкам.
Позднее, уже завернувшись в свое одеяло, Слоан прислушивался к ее дыханию и рисовал себе сладкие картинки их любви в том отеле. Конечно, – возвращаясь к истинной причине их совместной поездки – можно понять, как чувствуешь себя, когда твой отец исчезает навсегда. Она еще хорошо держится. Но этих Нили всегда отличала уверенность в себе. Они не нуждались в вечно понукающем маньяке, которого называют отцом или мужем. И ему нечего стыдиться того, что он делает.
Но что-то, что Толботт еще хранил глубоко в сердце, беспокоило его каждый раз, когда он видел эту неизбывную печаль в глазах Саманты. Его фантазии поблекли, и он наконец уснул.
Утро следующего дня было ярким и неожиданно теплым. Оба увязали свои теплые вещи вместе с одеялами и от души радовались солнцу. Узнав у Слоана, что сегодня они доберутся до города, Саманта вновь надела свое серое габардиновое платье. У него все еще не было возможности рассмотреть, что она носит под ним, но сегодня она надела поверх какой-то глупый розовый жакет, который по размеру соответствовал ее талии и был застегнут до самой шеи. Широкие рукава не мешали движениям, а мягкий материал скрывал слишком много, по мнению Слоана. Он хмыкнул, но ничего не сказал. Они двинулись дальше.
Он решил избегать цивилизованных мест вдоль реки, где они могли сесть на пароходик до Фриско, считая, что делает это для сохранения ее репутации. На самом деле Толботт просто хотел наслаждаться ее обществом как можно дольше.
Но к полудню они почти добрались до залива. Саманта, похоже, поняла это. Она не переставая расспрашивала Слоана об окрестностях и весьма нетерпеливо покачивалась в седле.
– Мы уже у океана? Мы его увидим?
Ему не приходило в голову, что она, вероятно, никогда не видела океана. Слоан тотчас сориентировался.
– Мы к югу от залива. Океан немного в стороне, но если хотите, подъедем туда.
– Правда? – Она посмотрела на него широко раскрытыми глазами, и Слоан не смог ей отказать.
Они свернули с основной тропы и поехали полем. Сейчас она впервые увидит большую воду в ее природном окружении, а не с причалов Сан-Франциско с их рахитичными пакгаузами и брошенными судами. Даже он отдыхал и чувствовал себя, как дома, обдуваемый океанским бризом, в окружении великолепной природы этого дикого берега.
Слоан нашел защищенное от ветра место за дюной. Пока он стреножил лошадей, Саманта побежала по песку, поднимая юбку так высоко, что он видел не только ее щиколотки, но и икры. Весьма недостойно – для человека с его-то воспитанием – напрягаться, чтобы увидеть чьи-то икры! Но с Самантой все выходило как-то само собой. Она была отнюдь не расшалившимся ребенком, но и приличной леди того круга, к которому он когда-то принадлежал, ее тоже не назовешь. И тем не менее он никогда бы не сравнил ее с этими чересчур вольными женщинами, которые были у него позднее. Она не походила ни на одну из женщин, и потому Слоан чувствовал себя совершенно свободно. Похоже, она и не возражала.
К тому времени, когда Толботт перебрался через дюну и увидел прибой, Саманта уже добежала до самой воды. Она сбросила обувь и чулки и даже свой изящный жакет, но, кажется, совершенно забыла про юбку, которую могли намочить обрушивавшиеся рядом волны. Слоан сунул руки в карманы, сдерживаясь, чтобы не присоединиться.
Чайки кричали у них над головами, и зимнее солнце блестело в ее красных волосах, а она зачарованно застыла на ветру, обхватив себя руками. Волны бились у ее ног, пенились и уползали назад. Намокший подол платья облепил ее изящную фигурку, и Слоан вдруг увидел богиню, вышедшую из морской пучины. Она была частью природы, он не мог бы отделить одно от другого, и желание его бесконечно усилилось.
Он вдруг заметил гигантский вал, который накатывал из-за линии прибоя. Саманта никогда не видела океана и не знала ничего о его мощи, но он-то знал! Он вырос в Бостоне, ходил под парусом в Атлантике и знал, что Великий океан коварен. Не знал только, как круто в глубину уходит шельф в этом месте. А Саманта вообще ничего не ведала.
Слоан огромными прыжками ринулся вперед по ползущему под ногами песку. Саманта даже не слышала его приближения. Ее глаза расширились от ужаса и посинели, как море в глубине, когда она увидела, как выросла огромная волна и как на ее гребне появилась пена. С победным криком Слоан схватил девушку в тот самый момент, когда волна обрушилась на песок, обдав их брызгами снизу доверху.
Убегая, они споткнулись и упали на твердый песок, и веселый смех Саманты до краев заполнил его сердце. Оба мокрые, дрожащие, все в песке, а она смеялась так, будто это самый счастливый момент в ее жизни. Руки девушки инстинктивно сомкнулись на шее мужчины, когда он обнял ее, и они даже не пытались подняться.
Затаив дыхание, Слоан не открывал глаз, чувствуя ее под собой.
Их соленые теперь губы каким-то образом нашли друг друга. Глаза его были по-прежнему закрыты: он боялся спугнуть момент этого невинного отступления. Волны разбивались в нескольких дюймах от их ног, но сейчас имело значение только ощущение ее близости. Слоан скользнул языком между ее зубами, ощущая пламя взаимного желания, и перестал думать о чем бы то ни было.
Она промокла насквозь, он тоже. Но мужчина чувствовал отнюдь не холод, а напряжение ее сосков и ее груди, готовые вырваться из-под мокрой материи навстречу его ласкам. Он накрыл одну из них ладонью, она застонала, чуть изогнувшись и всецело принадлежа ему. Сотрясаясь от желания, такого сильного, что едва ли можно было его обуздать, он впился в ее рот и накрыл ладонями обе груди.
Она едва слышно кричала, то ли протестуя, то ли от страсти – он не различал. Над ними шумел ветер, но он укрыл ее своим телом. Воздух пах солью и Самантой. Слоан чувствовал ее особый аромат повсюду, сладкий, свежий, – и все это было его! Ее руки застыли у него на спине, потом поползли ниже, когда он проник ей под юбку, потом конвульсивно сжали его запястье, когда он погладил ее открывшееся бедро. Ему не нужно было заставлять себя отключиться. Природа взяла свое. Это случалось так редко, что он не делал никаких усилий, чтобы прийти в себя.
Она извивалась под ним, побуждая его неистовствовать. Слоан с благодарностью почувствовал, что корсаж ослабел, когда его рука проникла под пояс через бесчисленные складки юбки. Он ощутил шелк ее кожи, на этот раз под сорочкой. Девушка застонала, но теперь он не сомневался, что она рада его руке на своей обнаженной груди.
Ее поцелуи были столь неистовы, что он не осмеливался встретиться с ней взглядом. Момент был слишком внезапный, слишком невинный, чтобы вдруг разбить его очарование немым вопросом о правде или лжи. Их тела подчинялись собственной музыке, такой же естественной, как волны, разбивающиеся о песок и скалы. Он ни за что не согласился бы нарушить эту гармонию.
Слоан развязал ее панталончики и распахнул их. Из груди Саманты вырвался сильный высокий крик, когда его пальцы толкнулись туда, куда он хотел вторгнуться силой, но лоно уже увлажнилось, и она с готовностью отвечала на малейшее его движение. Все так и должно быть. Он не сделал ни одной ошибки. Она хотела его ничуть не меньше, чем он ее.
Слоан хотел целовать ее груди, но дурацкий корсаж опять преградил ему путь. Ничего, еще будет время, когда они лягут на простыни, как он и обещал. О, какое великолепное тело, все из тонких линий и мягких кривых! Он дотронулся до соска, скользнул рукой к талии, затем погладил полные ягодицы. Она бессознательно захныкала и приподнялась, и Слоан наконец открыл глаза и увидел ее темно-красный треугольник и кожу, сверкающую, как фарфор под полуденным солнцем. Он прикоснулся к ней снова, и ее бедра разошлись, открываясь только для него, и ждать больше было невозможно. Вокруг звенел сверкающий мир, но он хотел видеть лишь то, что перед ним. Это было как наваждение. Он понимал и не сопротивлялся.
Толботт застонал и со вздохом облегчения расстегнул пуговицы на брюках, высвобождая отвердевшую плоть. Пусть ветер свистел вокруг, не важно. Он нашел гавань, в которой нуждался.
Слоан накрыл Саманту всем своим телом, ища губами ее рот, как бы для одобрения, и подразнивая соски под ее нелепым туалетом. Ее пальцы вцепились во влажную рубашку, но она не отталкивала его. Он задвигался, чтобы скользнуть между ее ног, и она приоткрыла рот, ощущая прикосновения чего-то более толстого и твердого, чем палец, тем не менее вернув ему поцелуй.
Все так и должно было случиться. Океан за ними бился о берег, оба были все мокрые – снаружи и внутри. Жар их тел прогонял холод ветра. Возможно только одно – действо еще более совершенное, нежели уже было.
Он должен был проникнуть в нее.
Очень бережно Слоан развел ее ноги. К нему вернулась способность сосредоточиваться, но он едва не утратил ее снова, когда Саманта задрожала и слегка воспротивилась. Он снова прикоснулся к ней, поискал набухший бугорок, она дернулась и застонала, а он услышал свое собственное протестующее рычание. Он не мог больше терпеть, пытка и так длилась слишком долго.
Девушка застонала и вновь задвигалась, ее бедра поднимались и опускались в естественном ритме, и чувствуя это, он задышал свободнее и легче. Толботт обнял ее рукой, стягивая другой панталоны, пока не освободил ее совсем. Юбка уже не мешала, и теперь не стоило медлить.
Он погрузился в глубину – уверенно и точно – и услышал ее пронзительный крик, когда внутри что-то разорвалось.
Слоан ругнулся. И вскрикнул сам. Но его плоть уже не могла прекратить ни это погружение, ни весь последующий ритм. Он ждал слишком долго, заплатил слишком большую цену. Не мог, не мог он остановиться.
И к его удивлению, она не воспротивилась. Приподнимаясь навстречу его толчкам, задыхаясь, когда он наполнял ее, и удерживая, когда отступал, она следовала за ним, пока он не понял, что достиг вершины блаженства.
Со вздохом сожаления Слоан вынырнул из радушного тепла Саманты и вылил свое семя в песок.
Глава 22
Саманта не открыла глаз, но ощущала, как ветер с моря студит ее лицо и обнаженное тело. Боль была настолько сильна, что она засомневалась – а только ли физическая эта боль? Какое-то мгновение девушка была слишком близка к блаженству, оно почти коснулось ее, и именно Слоан Толботт подарил ей это ощущение, поправ все принципы. Каким-то образом он проник в нее, что-то сделал с ее душой, и она никогда уже не будет той, что прежде.
Так она и лежала, слушая пронзительный крик чаек над головой и музыку океана, который мягко обрушивался на берег. Саманта не хотела знать, как выглядит в задранной до пояса юбке, как смотрится ее тело, распластанное в свободной небрежности. Слоан покинул ее. Она просто лежала и тихо умирала.
Холодный мокрый подол шлепнул ее между ног, там, где у нее все горело, и она издала такой же пронзительный крик, как и пролетавшая над ней чайка. Глаза ее раскрылись, девушка попыталась сесть, но рука Слоана придавила ее обратно к земле. Носовым платком он стал вытирать ей самое нежное место. Она, несомненно, умерла бы от смущения, если бы его движения не были столь точны. Хмурый вид и плотно сжатые губы мужчины удержали ее от вопросов.
Она видела, как двигаются его желваки, как нарастает гнев, и лениво спрашивала себя: с чего бы ему сердиться? Он практически изнасиловал ее здесь, посреди вселенной, где песок служил им постелью, а мокрая одежда прилипала к телу. Это было отнюдь не так романтично, как ей представлялось. Но странно, она ничуть не сожалела об этом, а тихо радовалась тому, что лежит здесь и слушает шорох волны, – если бы только Слоан оставил ее в покое.
Мокрое полотно рубашки прилипло к его торсу, она почти ощущала сквозь нее бугры мышц на его плечах и груди. Хорошо было бы смотреть на него без рубашки, возможно, даже касаться его. Многое было бы хорошо, но все это произошло слишком быстро.
Ну вот, она уже больше не девственна. Теперь ей стало ясно, что это значит – быть с мужчиной. Стала ли она от этого больше женщиной? Вряд ли. Саманта села и натянула юбку на колени, как только Слоан отпрянул. Она ощущала свое тело другим, открытым, ранимым и болезненным, но это все еще было ее тело. Девушка смотрела на океан и избегала его взгляда.
– Почему, черт возьми, ты не сказала мне, что девственна? – прокричал он против ветра, как если бы она не сидела рядом.
– Я не помню, чтобы ты спрашивал, – ответила она вежливо, стараясь не заражаться его раздражением. Саманта теперь вся дрожала, и наверное, не только от холода, еле сдерживая слезы. А ведь она никогда не плакала.
– Ты сказала, что знала больше мужчин, чем тебе хотелось! – Он вскочил на ноги, застегивая мокрые джинсы.
Саманта с нескрываемым любопытством смотрела на курчавые волосы, уходившие вниз по упругому животу. Она никогда не видела Толботта голым, но теперь представляла его у себя внутри. Их сорок восемь часов только начались. Она гадала, не положит ли ее неопытность этому конец.
– Мне просто не приходило в голову, что ты пользуешься библейскими определениями. – Она еще старалась держаться в рамках, но владеть собой становилось все труднее, поскольку он, разъярившись, ходил кругами, как пантера. – Вообще-то – если бы пришлось – я была бы оскорблена и, вероятно, застрелила бы тебя. Мне, видимо, следует застрелить тебя и сейчас, но я еще не поняла, оскорбляешь ли ты женщин вообще или меня в частности, полагая, что все мы знаем больше, чем одного мужчину.
Он посмотрел на нее с едва сдерживаемым бешенством.
– Что, черт меня побери, должен был я ожидать, когда ты соглашалась на условия этой проклятой сделки?!
Саманта вздохнула и встала, небрежно стряхнув песок с юбки. Если он хотел драки, она определенно могла бы предоставить ему шанс.
– Я думала, ты понимаешь, как сильно мне хочется найти отца, но теперь мне стало ясно, что такая эгоистичная свинья, как ты, вообще не может понять этого. Пора в дорогу – или ты хочешь еще поваляться на песке, чтобы доказать свою мужскую доблесть, перед тем как мы тронемся?
Слоан посмотрел на нее так, будто хотел ударить, и она на шаг отступила. Девушка запуталась в подоле и споткнулась; он, подхватив ее за локоть, не дал ей упасть.
Он почти наступал ей на пальцы, и Саманте надо было запрокинуть голову, чтобы увидеть его лицо. Ее груди вспыхнули – там, где касались его рубашки, и она теперь имела представление, что значит этот внезапный огонь между ног, оказавшихся в такой близости к его чреслам. Она поспешно отступила назад, но он крепко держал ее за руку.
– Не прикидывайся, будто только я хотел этого. Ты была со мной каждую секунду. – Он прищурился, взглянув на корсаж и заметив, как выступают ее соски под прилипшей мокрой тканью. – Ты и сейчас не прочь начать все сначала – так же как и я.
Она перевела дыхание, ощутив приятное пощипывание где-то внизу, и изумилась, увидев, как набухли ее груди. Она уже инстинктивно качнулась к нему и не удержалась, чтобы не взглянуть на то место, где он прятал свои мужские секреты. Затем еще раз перевела дыхание и подняла голову. Брюки были слишком тесными и изношенными, чтобы скрыть его желание.
Она вырвалась из его рук и, подхватив юбку, направилась к песчаной дюне.
– Начнем с поисков отца.
Слоан в несколько прыжков оказался рядом и, обхватив ее за талию, приподнял над землей. Саманта прилипла к нему, как только его рот нашел ее губы и начал свою пытку. Проклятие, достаточно одного лишь касания губ, и она превращается в полужидкий пудинг! Она коснулась его языка своим, и он опустил ее на землю.
– Тогда мы найдем постель, – прохрипел он почти у ее рта. Их глаза встретились. – И в любом случае – я холост.
Саманта облизнула губы и сказала:
– Я бы не вышла за тебя, даже если бы ты был последним мужчиной на земле.
– Хорошо, договорились. А теперь едем.
Он повернулся и пошел через дюну, отнюдь не галантно предоставив ей одной ковылять по сыпучей поверхности. На вершине холма она остановилась натянуть чулки и обуть сапожки. Слоан уже проверял снаряжение и готовил лошадей.
Как это чертовски хорошо, что ей свойственна романтичность, и грубость Слоана Толботта не отзывается в ней немедленным протестом. Он был, конечно, груб и жутко неотесан, но он же вынул ее шубку и бросил ей, чтобы она не тряслась от холода, он предложил ей не спешить, чтобы при желании она ехала в седле боком. Видимо, во искупление того, что они вместе сделали.
Саманта не нуждалась ни в каких уступках. Она сама вскочила в седло, только слегка поморщившись, когда заносила правую ногу за широкую спину своего жеребца. Боль напомнила ей о толщине предмета, которым он в нее проник. Она терпеть не могла хныкать, к тому же он прав – она сама хотела всего этого, и боль ее так же нормальна и естественна, как облака в небе. И потому незачем заострять на этом внимание.
Но он предпринял-таки меры предосторожности, как и обещал, чтобы не было никаких нежелательных последствий. Мало знать, что это не самое благоприятное время для зачатия. Случались ошибки, а с таким человеком, как Слоан, нельзя позволить себе ошибиться. При этом следующий раз наверняка неизбежен, а времени для ошибок вполне достаточно.
Саманта дала себе волю немного пофантазировать, убаюканная покачиванием совершенного торса Слоана на передней лошади. В следующий раз на них, возможно, не будет столько одежды. Она вспыхнула, пытаясь представить его голым. Лежащим на ней. Представить оказалось нетрудно. Правда, ей хотелось именно видеть его так, а не только воображать.
Странно, почему Слоан Толботт наводил ее на все эти дикие размышления. Ему было явно наплевать на нее – за исключением, может быть, только того, что она позволила… Разница в возрасте и в жизненном опыте внезапно показалась ей огромной. В его глазах она была не более чем глупая девчонка, пусть и вполне зрелая физически. Впрочем, себе она вовсе не казалась желторотым птенцом. Но в одной области, к которой они теперь имели общий интерес, у него, конечно, преимущества были. Тут уж ничего не поделать.
Она стала рассматривать окрестности, по которым они проезжали, – от совершенно дикой природы до все более цивилизованных пригородов Сан-Франциско. Они уже были на дороге не одни. Вот почтовый дилижанс, обгоняя фургон, заставил его прижаться к обочине. Возница выругался и потряс кулаком. Саманта видела, как солнце вдалеке сверкает в ряби океана, как покачиваются суда в гавани. Над невысокими домами, которые теснились на горизонте, стлался темно-коричневый дым, закрывая вид на залив.
Когда они уже проезжали по городу, Саманта примолкла, оглушенная экзотическими запахами, звуками и зрелищами, с которыми сталкивалась впервые в жизни. По узким улочкам бегали китайцы, запряженные в двухколесные тележки, как если бы они были вьючными животными. Бриз приносил с собой запах тухлой рыбы, смешивая его с непривычными запахами из соседних домов, на которых висели вывески с чужими буквами. Саманта вытянула шею, чтобы лучше видеть, но надо было не отстать от Слоана, и она заторопилась.
Их окружали кирпичные дома. Отец писал о больших пожарах в былые времена, но и следов их не было видно на этих внушительных сооружениях. Мужчины во фраках и цилиндрах прогуливались по улицам в компании женщин в дорогих манто и шикарных кринолинах. Никто не обращал внимания на мужчину в грубой одежде горца и женщину в потрепанной юбке, ехавших верхом по обочине.
Ей надо переодеться в собственное платье, решила Саманта, когда Слоан остановился перед импозантным зданием с вывеской «ОТЕЛЬ». Через его двойные двери входили и выходили респектабельные деловые люди. Она не видела ни одной женщины, которая проходила бы через этот портал.
Видя, что Саманта не слезает с лошади, Слоан подошел и помог ей. Рука на ее талии не разрешила проблемы, а лишь напомнила, чего от нее ожидают, когда они останутся одни. Девушка вздрогнула и попробовала обратить внимание на жалкое состояние своей одежды.
– Я выгляжу нелепо, – прошептала она.
– Когда это тебя волновало? – бросил он грубо. – Мы никого здесь не знаем. Кому интересно, как ты выглядишь?
Да, конечно, но мужчине этого не объяснишь. Она покорно запахнула шубку, чтобы скрыть мятый корсаж. Затем, к изумлению Слоана, взяла его под руку и позволила ввести себя в холл.
Он оказался еще более роскошным, чем она ожидала. Девушка старалась не смотреть на сверкающую газовую люстру над головой, а отражение в зеркале позади конторки заставило ее поморщиться. Слоан, как и в прошлый раз, заказал горячую ванну, но сейчас она не сделала прежней ошибки и не запротестовала: конечно же, перво-наперво надо привести себя в порядок.
Носильщик тут же подхватил их вьюки. Ошеломленная такой роскошью, Саманта, сжимая руку Слоана, тем не менее всем своим видом давала понять, что давно уже привыкла и к коврам в холлах, и к перилам красного дерева.
Когда они наконец остались одни в номере с массивной латунной кроватью, с голубой бархатной драпировкой, с гардеробом, который, вероятно, был доставлен сюда через Магелланов пролив, Саманта глубоко вздохнула и попробовала вернуть себе былую отвагу. Комната оказалась вдвое больше той, куда он привел ее в прошлый раз, но это не имело значения. Слоан Толботт, похоже, заполнял собой любую комнату, в которую входил, и только его она видела в настоящую минуту.
Мужчина небрежно бросил на кровать свою овчину и стал рыться в вещах, каким-то образом прекрасно вписываясь в великолепную обстановку.
К тому времени, когда стук в дверь известил, что ванна готова, Слоан уже вынул из мешков чистую одежду. Взглянув на Саманту, как будто только что заметив ее присутствие, он заявил:
– Я иду мыться, затем отправлю несколько записок, а уж потом мы начнем опрашивать людей. Я распоряжусь насчет еды в номер во время моего отсутствия.
Ей стало спокойнее – оказывается, он не имел в виду принимать ванну прямо здесь и вместе с ней, но то, что ее вовсе сбрасывали со счетов, Саманте не понравилось.
– Ты надолго?
Он неопределенно пожал плечами и открыл дверь.
– Пока не сделаю все, что считаю нужным. Я вернусь к обеду.
Он бесстрастно посмотрел на ее мятое платье.
– Это твое единственное платье?
В этот момент клерк втащил большую медную ванну, а две горничные принесли ведра с водой. Саманта, беспокойно озираясь по сторонам, ответила:
– У меня еще есть шерстяное. Редко какое платье можно носить без обруча и китового уса.
Он коротко кивнул:
– Хорошо. Я пошлю за чем-нибудь поприличнее. Я собираюсь встретиться с администрацией железной дороги, и хорошо бы ты пошла со мной.
Он исчез прежде, чем Саманта сообразила, о чем идет речь, и она недоумевающе уставилась на дверь. Он, кажется, собирается нанести визит в могущественную дирекцию железной дороги? Значит, протащит ее через всю эту мясобойню? Похоже, да. Но то, что он пошлет за чем-нибудь поприличнее, – тут она, наверное, чего-то не поняла. Не мог же Толботт иметь в виду ее одежду!
Он, должно быть, говорил о приличной еде. Что ж, она проголодалась до смерти. Но сначала надо принять ванну. Горничные наконец наполнили ее и исчезли. Ее семья была вполне уважаемой, не из бедных, но слуг у них никогда не было. Мать всегда готовила сама, а Саманта и младшие помогали по дому. Белье они раз в неделю носили в стирку за плату, были еще люди, которые работали на конюшнях… Она не знала, как разговаривать со служанками, но они, кажется, ничего и не ждали.
Уже раздевшись, Саманта вдруг испугалась, что Слоан может вернуться, но желание вымыться пересилило страх. Все у нее болело, повсюду ощущалась грязь, а ей хотелось пахнуть розами и лавандой.
Так она и лежала, слушая пронзительный крик чаек над головой и музыку океана, который мягко обрушивался на берег. Саманта не хотела знать, как выглядит в задранной до пояса юбке, как смотрится ее тело, распластанное в свободной небрежности. Слоан покинул ее. Она просто лежала и тихо умирала.
Холодный мокрый подол шлепнул ее между ног, там, где у нее все горело, и она издала такой же пронзительный крик, как и пролетавшая над ней чайка. Глаза ее раскрылись, девушка попыталась сесть, но рука Слоана придавила ее обратно к земле. Носовым платком он стал вытирать ей самое нежное место. Она, несомненно, умерла бы от смущения, если бы его движения не были столь точны. Хмурый вид и плотно сжатые губы мужчины удержали ее от вопросов.
Она видела, как двигаются его желваки, как нарастает гнев, и лениво спрашивала себя: с чего бы ему сердиться? Он практически изнасиловал ее здесь, посреди вселенной, где песок служил им постелью, а мокрая одежда прилипала к телу. Это было отнюдь не так романтично, как ей представлялось. Но странно, она ничуть не сожалела об этом, а тихо радовалась тому, что лежит здесь и слушает шорох волны, – если бы только Слоан оставил ее в покое.
Мокрое полотно рубашки прилипло к его торсу, она почти ощущала сквозь нее бугры мышц на его плечах и груди. Хорошо было бы смотреть на него без рубашки, возможно, даже касаться его. Многое было бы хорошо, но все это произошло слишком быстро.
Ну вот, она уже больше не девственна. Теперь ей стало ясно, что это значит – быть с мужчиной. Стала ли она от этого больше женщиной? Вряд ли. Саманта села и натянула юбку на колени, как только Слоан отпрянул. Она ощущала свое тело другим, открытым, ранимым и болезненным, но это все еще было ее тело. Девушка смотрела на океан и избегала его взгляда.
– Почему, черт возьми, ты не сказала мне, что девственна? – прокричал он против ветра, как если бы она не сидела рядом.
– Я не помню, чтобы ты спрашивал, – ответила она вежливо, стараясь не заражаться его раздражением. Саманта теперь вся дрожала, и наверное, не только от холода, еле сдерживая слезы. А ведь она никогда не плакала.
– Ты сказала, что знала больше мужчин, чем тебе хотелось! – Он вскочил на ноги, застегивая мокрые джинсы.
Саманта с нескрываемым любопытством смотрела на курчавые волосы, уходившие вниз по упругому животу. Она никогда не видела Толботта голым, но теперь представляла его у себя внутри. Их сорок восемь часов только начались. Она гадала, не положит ли ее неопытность этому конец.
– Мне просто не приходило в голову, что ты пользуешься библейскими определениями. – Она еще старалась держаться в рамках, но владеть собой становилось все труднее, поскольку он, разъярившись, ходил кругами, как пантера. – Вообще-то – если бы пришлось – я была бы оскорблена и, вероятно, застрелила бы тебя. Мне, видимо, следует застрелить тебя и сейчас, но я еще не поняла, оскорбляешь ли ты женщин вообще или меня в частности, полагая, что все мы знаем больше, чем одного мужчину.
Он посмотрел на нее с едва сдерживаемым бешенством.
– Что, черт меня побери, должен был я ожидать, когда ты соглашалась на условия этой проклятой сделки?!
Саманта вздохнула и встала, небрежно стряхнув песок с юбки. Если он хотел драки, она определенно могла бы предоставить ему шанс.
– Я думала, ты понимаешь, как сильно мне хочется найти отца, но теперь мне стало ясно, что такая эгоистичная свинья, как ты, вообще не может понять этого. Пора в дорогу – или ты хочешь еще поваляться на песке, чтобы доказать свою мужскую доблесть, перед тем как мы тронемся?
Слоан посмотрел на нее так, будто хотел ударить, и она на шаг отступила. Девушка запуталась в подоле и споткнулась; он, подхватив ее за локоть, не дал ей упасть.
Он почти наступал ей на пальцы, и Саманте надо было запрокинуть голову, чтобы увидеть его лицо. Ее груди вспыхнули – там, где касались его рубашки, и она теперь имела представление, что значит этот внезапный огонь между ног, оказавшихся в такой близости к его чреслам. Она поспешно отступила назад, но он крепко держал ее за руку.
– Не прикидывайся, будто только я хотел этого. Ты была со мной каждую секунду. – Он прищурился, взглянув на корсаж и заметив, как выступают ее соски под прилипшей мокрой тканью. – Ты и сейчас не прочь начать все сначала – так же как и я.
Она перевела дыхание, ощутив приятное пощипывание где-то внизу, и изумилась, увидев, как набухли ее груди. Она уже инстинктивно качнулась к нему и не удержалась, чтобы не взглянуть на то место, где он прятал свои мужские секреты. Затем еще раз перевела дыхание и подняла голову. Брюки были слишком тесными и изношенными, чтобы скрыть его желание.
Она вырвалась из его рук и, подхватив юбку, направилась к песчаной дюне.
– Начнем с поисков отца.
Слоан в несколько прыжков оказался рядом и, обхватив ее за талию, приподнял над землей. Саманта прилипла к нему, как только его рот нашел ее губы и начал свою пытку. Проклятие, достаточно одного лишь касания губ, и она превращается в полужидкий пудинг! Она коснулась его языка своим, и он опустил ее на землю.
– Тогда мы найдем постель, – прохрипел он почти у ее рта. Их глаза встретились. – И в любом случае – я холост.
Саманта облизнула губы и сказала:
– Я бы не вышла за тебя, даже если бы ты был последним мужчиной на земле.
– Хорошо, договорились. А теперь едем.
Он повернулся и пошел через дюну, отнюдь не галантно предоставив ей одной ковылять по сыпучей поверхности. На вершине холма она остановилась натянуть чулки и обуть сапожки. Слоан уже проверял снаряжение и готовил лошадей.
Как это чертовски хорошо, что ей свойственна романтичность, и грубость Слоана Толботта не отзывается в ней немедленным протестом. Он был, конечно, груб и жутко неотесан, но он же вынул ее шубку и бросил ей, чтобы она не тряслась от холода, он предложил ей не спешить, чтобы при желании она ехала в седле боком. Видимо, во искупление того, что они вместе сделали.
Саманта не нуждалась ни в каких уступках. Она сама вскочила в седло, только слегка поморщившись, когда заносила правую ногу за широкую спину своего жеребца. Боль напомнила ей о толщине предмета, которым он в нее проник. Она терпеть не могла хныкать, к тому же он прав – она сама хотела всего этого, и боль ее так же нормальна и естественна, как облака в небе. И потому незачем заострять на этом внимание.
Но он предпринял-таки меры предосторожности, как и обещал, чтобы не было никаких нежелательных последствий. Мало знать, что это не самое благоприятное время для зачатия. Случались ошибки, а с таким человеком, как Слоан, нельзя позволить себе ошибиться. При этом следующий раз наверняка неизбежен, а времени для ошибок вполне достаточно.
Саманта дала себе волю немного пофантазировать, убаюканная покачиванием совершенного торса Слоана на передней лошади. В следующий раз на них, возможно, не будет столько одежды. Она вспыхнула, пытаясь представить его голым. Лежащим на ней. Представить оказалось нетрудно. Правда, ей хотелось именно видеть его так, а не только воображать.
Странно, почему Слоан Толботт наводил ее на все эти дикие размышления. Ему было явно наплевать на нее – за исключением, может быть, только того, что она позволила… Разница в возрасте и в жизненном опыте внезапно показалась ей огромной. В его глазах она была не более чем глупая девчонка, пусть и вполне зрелая физически. Впрочем, себе она вовсе не казалась желторотым птенцом. Но в одной области, к которой они теперь имели общий интерес, у него, конечно, преимущества были. Тут уж ничего не поделать.
Она стала рассматривать окрестности, по которым они проезжали, – от совершенно дикой природы до все более цивилизованных пригородов Сан-Франциско. Они уже были на дороге не одни. Вот почтовый дилижанс, обгоняя фургон, заставил его прижаться к обочине. Возница выругался и потряс кулаком. Саманта видела, как солнце вдалеке сверкает в ряби океана, как покачиваются суда в гавани. Над невысокими домами, которые теснились на горизонте, стлался темно-коричневый дым, закрывая вид на залив.
Когда они уже проезжали по городу, Саманта примолкла, оглушенная экзотическими запахами, звуками и зрелищами, с которыми сталкивалась впервые в жизни. По узким улочкам бегали китайцы, запряженные в двухколесные тележки, как если бы они были вьючными животными. Бриз приносил с собой запах тухлой рыбы, смешивая его с непривычными запахами из соседних домов, на которых висели вывески с чужими буквами. Саманта вытянула шею, чтобы лучше видеть, но надо было не отстать от Слоана, и она заторопилась.
Их окружали кирпичные дома. Отец писал о больших пожарах в былые времена, но и следов их не было видно на этих внушительных сооружениях. Мужчины во фраках и цилиндрах прогуливались по улицам в компании женщин в дорогих манто и шикарных кринолинах. Никто не обращал внимания на мужчину в грубой одежде горца и женщину в потрепанной юбке, ехавших верхом по обочине.
Ей надо переодеться в собственное платье, решила Саманта, когда Слоан остановился перед импозантным зданием с вывеской «ОТЕЛЬ». Через его двойные двери входили и выходили респектабельные деловые люди. Она не видела ни одной женщины, которая проходила бы через этот портал.
Видя, что Саманта не слезает с лошади, Слоан подошел и помог ей. Рука на ее талии не разрешила проблемы, а лишь напомнила, чего от нее ожидают, когда они останутся одни. Девушка вздрогнула и попробовала обратить внимание на жалкое состояние своей одежды.
– Я выгляжу нелепо, – прошептала она.
– Когда это тебя волновало? – бросил он грубо. – Мы никого здесь не знаем. Кому интересно, как ты выглядишь?
Да, конечно, но мужчине этого не объяснишь. Она покорно запахнула шубку, чтобы скрыть мятый корсаж. Затем, к изумлению Слоана, взяла его под руку и позволила ввести себя в холл.
Он оказался еще более роскошным, чем она ожидала. Девушка старалась не смотреть на сверкающую газовую люстру над головой, а отражение в зеркале позади конторки заставило ее поморщиться. Слоан, как и в прошлый раз, заказал горячую ванну, но сейчас она не сделала прежней ошибки и не запротестовала: конечно же, перво-наперво надо привести себя в порядок.
Носильщик тут же подхватил их вьюки. Ошеломленная такой роскошью, Саманта, сжимая руку Слоана, тем не менее всем своим видом давала понять, что давно уже привыкла и к коврам в холлах, и к перилам красного дерева.
Когда они наконец остались одни в номере с массивной латунной кроватью, с голубой бархатной драпировкой, с гардеробом, который, вероятно, был доставлен сюда через Магелланов пролив, Саманта глубоко вздохнула и попробовала вернуть себе былую отвагу. Комната оказалась вдвое больше той, куда он привел ее в прошлый раз, но это не имело значения. Слоан Толботт, похоже, заполнял собой любую комнату, в которую входил, и только его она видела в настоящую минуту.
Мужчина небрежно бросил на кровать свою овчину и стал рыться в вещах, каким-то образом прекрасно вписываясь в великолепную обстановку.
К тому времени, когда стук в дверь известил, что ванна готова, Слоан уже вынул из мешков чистую одежду. Взглянув на Саманту, как будто только что заметив ее присутствие, он заявил:
– Я иду мыться, затем отправлю несколько записок, а уж потом мы начнем опрашивать людей. Я распоряжусь насчет еды в номер во время моего отсутствия.
Ей стало спокойнее – оказывается, он не имел в виду принимать ванну прямо здесь и вместе с ней, но то, что ее вовсе сбрасывали со счетов, Саманте не понравилось.
– Ты надолго?
Он неопределенно пожал плечами и открыл дверь.
– Пока не сделаю все, что считаю нужным. Я вернусь к обеду.
Он бесстрастно посмотрел на ее мятое платье.
– Это твое единственное платье?
В этот момент клерк втащил большую медную ванну, а две горничные принесли ведра с водой. Саманта, беспокойно озираясь по сторонам, ответила:
– У меня еще есть шерстяное. Редко какое платье можно носить без обруча и китового уса.
Он коротко кивнул:
– Хорошо. Я пошлю за чем-нибудь поприличнее. Я собираюсь встретиться с администрацией железной дороги, и хорошо бы ты пошла со мной.
Он исчез прежде, чем Саманта сообразила, о чем идет речь, и она недоумевающе уставилась на дверь. Он, кажется, собирается нанести визит в могущественную дирекцию железной дороги? Значит, протащит ее через всю эту мясобойню? Похоже, да. Но то, что он пошлет за чем-нибудь поприличнее, – тут она, наверное, чего-то не поняла. Не мог же Толботт иметь в виду ее одежду!
Он, должно быть, говорил о приличной еде. Что ж, она проголодалась до смерти. Но сначала надо принять ванну. Горничные наконец наполнили ее и исчезли. Ее семья была вполне уважаемой, не из бедных, но слуг у них никогда не было. Мать всегда готовила сама, а Саманта и младшие помогали по дому. Белье они раз в неделю носили в стирку за плату, были еще люди, которые работали на конюшнях… Она не знала, как разговаривать со служанками, но они, кажется, ничего и не ждали.
Уже раздевшись, Саманта вдруг испугалась, что Слоан может вернуться, но желание вымыться пересилило страх. Все у нее болело, повсюду ощущалась грязь, а ей хотелось пахнуть розами и лавандой.