Страница:
– Откуда-то приехал Гарри, и Мелинда взялась за прежнее. Ссоры возобновились, она перестала спать со мной. Каждый вечер она объезжала весь город. Сыном же не занималась вовсе. Я снова запил. Мы, наверное, были самыми паршивыми родителями. Однажды я вернулся домой раньше обычного и застал в гостиной полуодетую Мелинду в объятиях Гарри.
Саманта почувствовала омерзение, хотя он уже рассказывал ей о своей жене и ее сводном брате. В таком контексте это звучало еще отвратительнее. Ей захотелось подойти к Слоану, обнять его и сказать, что она никогда не будет такой, как Мелинда, но он даже не смотрел в ее сторону. Безразличная поза, погасший взгляд – лучше не приближайся! И она осталась сидеть на месте.
– Оружие я выучился носить еще в Эдинбурге. Помогал там доктору, который обслуживал самые скверные районы города. Не знаю, почему я продолжал носить пистолет и в Бостоне. Зря, конечно. Я и сам был заряжен гневом и насилием – не стоило заряжать еще и пистолет.
Он пожал плечами и потянулся к стакану с вином.
– Первое, что я сделал, когда увидел их вместе, – это вынул оружие. Гарри тотчас сделал выпад; весьма глупо, но принимая во внимание, как я был пьян, он, должно быть, надеялся перехватить мои руки и почти преуспел. Он отвел мою руку вверх прежде, чем я выстрелил. Пуля ударила в потолок.
Слоан одним глотком опустошил стакан и даже не поперхнулся. А затем закончил безжизненным голосом:
– Аарон спал в кроватке прямо над гостиной. Пуля была уже сплющена, когда пробила его маленькое легкое. Я услышал его…
Первый раз за все это время голос Слоана сорвался, он закашлялся при воспоминании о той ночи. Он схватил тогда Аарона на руки, безуспешно пытаясь остановить бьющую ключом кровь. Он кричал от муки, глядя, как медленно синеет лицо ребенка, и попытки глотнуть воздух становились хрипом. Кричал и плакал несколько часов подряд. Ничто не облегчало боли, и никто не мог вернуть ему маленького сына.
На глаза Саманты навернулись слезы. Она представила себе слезы Слоана. И это определенно был не тот Слоан, какого она знала, когда он наконец, хлопнув руками по подлокотникам, дал понять, что рассказ окончен. Слоан, которого она знала, не плакал. Он хлопал дверьми и всем, чем можно.
На этот раз он смотрел на нее в упор. – Я не мог его спасти. Все, чему я научился и что стоило мне жены, не вернуло бы мне сына. Он умер у меня на руках.
Слезы потекли по щекам Саманты, руки ее задрожали. Она не знала, как облегчить его ужасную ношу вины и горечи, которая давила на него все эти годы. Она не была нежной, теплой женщиной, как мать или сестры, не могла запросто приникнуть к нему и заставить забыть Мелинду и прошлое. Ее устрашала ответственность, которую придется взять на себя, давая ему понять, что она по-прежнему хочет стать его женой. Саманта не умела лечить словами или руками. Она могла разложить костер, охотиться на оленя и управлять лошадью. Но врачевать душевные раны?..
Зато она знала, что значит быть женщиной Слоана. Ни один мужчина не мог заставить ее чувствовать себя женственной и желанной, кроме него. Она знала, как развлечь его, – пусть не знала, как излечить. Может, со временем, если она сумеет отвлечь его на какое-то время, рана затянется сама собой.
У нее не хватало слов утешения, но она в состоянии найти в себе смелость достучаться до его сердца. Он слишком долго оставался один. Она должна была разделить его бремя, если любила Слоана.
Неуклюже, не зная толком, как подойти, Саманта встала с кресла. При первом же ее движении Слоан вскочил на ноги и бросился к двери.
– Ты хочешь пойти переодеться и отправиться к отцу? Не буду тебе мешать.
Ей захотелось дать ему пощечину. Саманта умела привести человека в чувство. Она встала в дверях и скрестила руки на груди.
– Я тебе не Мелинда, – медленно и сухо сказала она. – Ты не уйдешь от меня, Слоан Толботт-Монтгомери или кто ты там еще! Если тебе со мной нелегко, скажи, в чем дело, – здесь и сейчас, и мы все уладим. Но не делай вид, будто меня не существует.
Слоан смотрел на нее так, словно она сошла с ума. Тем не менее он на мгновение засмотрелся в распахнутый ворот ее сорочки. Тепло и робость одновременно поднялись в душе девушки, но она не стала поправлять ворот.
– Я знаю, что ты существуешь, Саманта. Ты сумела стать очень заметной за эти полгода. А если ты немедленно не уйдешь с моей дороги, то станешь еще заметнее. Я слишком долго себя ограничивал, и ты прекрасно это знаешь.
Что ж, она ему сейчас ответит. Он без обиняков указывал на свое слабое место. Холодно улыбнувшись, Саманта потянула за пояс, и халат соскользнул на пол.
– Теперь я достаточно заметна – или тебе нужно большего? – спросила она.
Взгляд его стал неподвижным, но руки прекрасно знали свое дело. Мозолистые, шершавые пальцы коснулись ее нежных грудей и приподняли их.
У Саманты внезапно захватило дух, но она ни о чем не сожалела. Их словно ударило током, и холодный, отстраненный взгляд Слоана потеплел, потом вообще стал горячим и голодным и наконец наполнился страстью. Она ощущала этот взгляд так же, как его руки на себе.
Со страстью, о которой она и сама не подозревала, Саманта вцепилась в плечи Слоана и впилась в его губы. Пуговицы мужской рубахи вдавились ей в грудь, пуговицы брюк – в живот, но само прикосновение их взметнуло в ней настоящее пламя.
Через секунду ее ноги оторвались от пола, и Слоан понес девушку в спальню.
Саманта тотчас прильнула к его шее, целуя всюду, где могла достать. Слоан зарычал и бросил ее на простыни, но она тут же встала на колени, чтобы помочь ему стянуть рубашку.
Руки не задержались на волосатой широкой груди, они немедленно опустились ниже и набросились на ряд пуговиц на его брюках. Он вырвал их с мясом, когда напряжение его разбуженной плоти стало затруднять ее действия. На нем были сменные трусы, и только одна ленточка стягивала их. Саманта как зачарованная смотрела на мужской орган, который закачался перед ней, лишь только последняя одежда была сброшена. Потом, на ходу вспоминая прошлые уроки, она наклонилась и поцеловала его.
Слоан взревел как дикарь. Он снова толкнул ее на постель и накрыл одним движением. Затем впился ей в рот, проник в него языком, губами, зубами, мял в руках ее груди.
Саманта приоткрыла для него губы, вцепилась в плечи, изгибаясь ему навстречу, и развела ноги в стороны.
Она хотела, чтобы он поскорее вошел. Хотела его теперь и навсегда и любым возможным способом. Ей бы никогда и в голову это не пришло, если бы он не делал все как надо.
Когда он вошел в нее, она была более чем готова. Слоан наполнил ее до конца, она почувствовала, что не может принять больше, но он показал ей, что она неправа, и вонзился еще глубже. Саманта ловила ртом воздух, цеплялась за него и старалась угнаться за его бешеными толчками, пока не растворилась в нем полностью и уже позволяла делать с собой все что угодно.
Толботт в экстазе взревел, и страсть унесла их в тот хаос, где раздельно они уже не существовали. Конвульсии любви надолго сделали их невесомыми, освобождая от боли и бремени. Все покровы спали, все уязвимые места открылись.
Постепенно Саманта пришла в себя и ощутила сильные руки Слоана. Он не лежал на ней больше, но ноги их были сплетены, и ощущение его волос на ее нежной коже создавало неповторимое впечатление. Он был весь наполнен этой мощной мужской силой, но она уже сделала кое-какие выводы за эти последние месяцы. У нее была власть над этой силой – власть, которой следовало распоряжаться очень разумно.
– Удовлетворена? – насмешливо пробормотал он, когда она повернулась к нему.
– Свинья, – прошептала она беззлобно, когда его рука снова накрыла ей грудь. Она решила, что он смеется, и поуютнее устроилась в его объятиях.
– Когда ты выйдешь за меня, то за грехи будешь наказывать меня так до конца моих дней?
– Можешь не сомневаться, – спокойно ответила она, водя пальцем по его груди.
Слоан не сразу ответил на этот выпад, а почему-то взвесил ее груди на своей ладони, потом провел рукой по животу и стал методично надавливать в разных местах, пока она не возмутилась и не отбросила его руку.
– Я тебе не манекен для упражнений в физикальном исследовании!
Теплые серые глаза внимательно посмотрели на девушку.
– Нет, конечно. Ты беременна.
На Саманту словно вылили ушат холодной воды. Она смотрела на Слоана, но в глазах его не читалось никаких эмоций. Да он же говорил ей, что не хочет детей! Девушка скользнула встревоженным взглядом по своему животу. Ничего не заметно. Может, груди чуть пополнели? Трудно сказать.
– Не может быть!.. – пробормотала она растерянно.
– Когда у тебя были последний раз месячные? – Голос Толботта звучал очень спокойно.
Она порылась в своих беспорядочных воспоминаниях и покачала головой.
– Надо справиться в календарике. Я не помню. – Она опять с беспокойством взглянула на него. – Мы же предохранялись, я помню! И дни были благоприятные…
Улыбка удовольствия тронула его губы.
– Интересно, что ты называешь благоприятными днями?
Глаза ее вспыхнули.
– Ну конечно! В конце января мы ездили в Сан-Франциско, а месячные у меня были за две недели до этого. Так что я никак не могла забеременеть. Тебе снится! – Но теперь она уже сомневалась в своей правоте и, прикусив губу, растерянно смотрела на Слоана, ожидая подтверждения своих слов.
Веселые чертики в его глазах тотчас исчезли, как только он увидел этот ее растерянный взгляд. Приподняв пальцами ее подбородок, он сказал:
– У тебя будет ребенок, Сэм. Не знаю, что там говорил тебе отец, но ты все перепутала. Это было самое неблагоприятное время месяца. И если с тех пор у тебя не было кровей, то никаких сомнений в этом нет. Ты носишь под сердцем нашего ребенка. Это делает тебя несчастной?
– Скорее напуганной, – отозвалась она. – Причем все больше и больше. Ты меня теперь возненавидишь?
Слоан на мгновение был сбит с толку. Затем его взгляд потеплел и стал совсем нежным.
– Я люблю тебя, Саманта! Все, что ты хочешь, хорошо и для меня, и если у тебя достаточно отваги носить мое дитя, я думаю, что буду любить тебя вечно. Ты станешь прекрасной матерью, даже если я буду ужасным отцом.
Саманта так внезапно почувствовала облегчение, что целую минуту не могла вымолвить ни слова. Она закрыла глаза, а в душе у нее все еще звучали его слова. Слоан Монтгомери был силой, с которой следовало считаться, человеком умным и отважным, мужчиной, которого желала бы иметь каждая женщина. И он принадлежал только ей!
В это трудно было поверить. Обыкновенная девушка Саманта Нили любима таким мужчиной! Она вновь широко распахнула глаза и уставилась на него:
– Ты и вправду так думаешь? Или это из-за ребенка?
Озабоченность, которая мелькнула в его взгляде еще минуту назад, снова сменилась радостью.
– Конечно! Разве я похож на дурака? Какой мужчина добровольно свяжет себя по рукам и ногам в обмен на кричащую, краснолицую, вечно мокрую копию себя самого, ворочающуюся в колыбели? Нет других причин любить и взять в жены самую прекрасную из всех рыжих по эту сторону Атлантики, даже если она нужнее любого, только что напечатанного доллара и в два раза прекраснее!
Она ткнула его кулаком в грудь и опрокинула на спину.
– Вы отвратительный, презренный тип, Слоан Монтгомери! И отвечая вам тем же, скажу, что буду любить вас, пока не выпадут все ваши волосы и вы не сморщитесь и не ослепнете окончательно. И думаю, у меня будет дюжина детей – просто для того, чтобы вам соответствовать.
Раскатисто засмеявшись, Слоан приподнял ее над собой, но отнюдь не для того, чтобы защититься от ее ударов. Перехватив ее руки, он потянул Саманту на себя, пока наконец их губы не встретились и он не доказал, что ей нет нужды думать иначе.
Глава 43
Глава 44
Саманта почувствовала омерзение, хотя он уже рассказывал ей о своей жене и ее сводном брате. В таком контексте это звучало еще отвратительнее. Ей захотелось подойти к Слоану, обнять его и сказать, что она никогда не будет такой, как Мелинда, но он даже не смотрел в ее сторону. Безразличная поза, погасший взгляд – лучше не приближайся! И она осталась сидеть на месте.
– Оружие я выучился носить еще в Эдинбурге. Помогал там доктору, который обслуживал самые скверные районы города. Не знаю, почему я продолжал носить пистолет и в Бостоне. Зря, конечно. Я и сам был заряжен гневом и насилием – не стоило заряжать еще и пистолет.
Он пожал плечами и потянулся к стакану с вином.
– Первое, что я сделал, когда увидел их вместе, – это вынул оружие. Гарри тотчас сделал выпад; весьма глупо, но принимая во внимание, как я был пьян, он, должно быть, надеялся перехватить мои руки и почти преуспел. Он отвел мою руку вверх прежде, чем я выстрелил. Пуля ударила в потолок.
Слоан одним глотком опустошил стакан и даже не поперхнулся. А затем закончил безжизненным голосом:
– Аарон спал в кроватке прямо над гостиной. Пуля была уже сплющена, когда пробила его маленькое легкое. Я услышал его…
Первый раз за все это время голос Слоана сорвался, он закашлялся при воспоминании о той ночи. Он схватил тогда Аарона на руки, безуспешно пытаясь остановить бьющую ключом кровь. Он кричал от муки, глядя, как медленно синеет лицо ребенка, и попытки глотнуть воздух становились хрипом. Кричал и плакал несколько часов подряд. Ничто не облегчало боли, и никто не мог вернуть ему маленького сына.
На глаза Саманты навернулись слезы. Она представила себе слезы Слоана. И это определенно был не тот Слоан, какого она знала, когда он наконец, хлопнув руками по подлокотникам, дал понять, что рассказ окончен. Слоан, которого она знала, не плакал. Он хлопал дверьми и всем, чем можно.
На этот раз он смотрел на нее в упор. – Я не мог его спасти. Все, чему я научился и что стоило мне жены, не вернуло бы мне сына. Он умер у меня на руках.
Слезы потекли по щекам Саманты, руки ее задрожали. Она не знала, как облегчить его ужасную ношу вины и горечи, которая давила на него все эти годы. Она не была нежной, теплой женщиной, как мать или сестры, не могла запросто приникнуть к нему и заставить забыть Мелинду и прошлое. Ее устрашала ответственность, которую придется взять на себя, давая ему понять, что она по-прежнему хочет стать его женой. Саманта не умела лечить словами или руками. Она могла разложить костер, охотиться на оленя и управлять лошадью. Но врачевать душевные раны?..
Зато она знала, что значит быть женщиной Слоана. Ни один мужчина не мог заставить ее чувствовать себя женственной и желанной, кроме него. Она знала, как развлечь его, – пусть не знала, как излечить. Может, со временем, если она сумеет отвлечь его на какое-то время, рана затянется сама собой.
У нее не хватало слов утешения, но она в состоянии найти в себе смелость достучаться до его сердца. Он слишком долго оставался один. Она должна была разделить его бремя, если любила Слоана.
Неуклюже, не зная толком, как подойти, Саманта встала с кресла. При первом же ее движении Слоан вскочил на ноги и бросился к двери.
– Ты хочешь пойти переодеться и отправиться к отцу? Не буду тебе мешать.
Ей захотелось дать ему пощечину. Саманта умела привести человека в чувство. Она встала в дверях и скрестила руки на груди.
– Я тебе не Мелинда, – медленно и сухо сказала она. – Ты не уйдешь от меня, Слоан Толботт-Монтгомери или кто ты там еще! Если тебе со мной нелегко, скажи, в чем дело, – здесь и сейчас, и мы все уладим. Но не делай вид, будто меня не существует.
Слоан смотрел на нее так, словно она сошла с ума. Тем не менее он на мгновение засмотрелся в распахнутый ворот ее сорочки. Тепло и робость одновременно поднялись в душе девушки, но она не стала поправлять ворот.
– Я знаю, что ты существуешь, Саманта. Ты сумела стать очень заметной за эти полгода. А если ты немедленно не уйдешь с моей дороги, то станешь еще заметнее. Я слишком долго себя ограничивал, и ты прекрасно это знаешь.
Что ж, она ему сейчас ответит. Он без обиняков указывал на свое слабое место. Холодно улыбнувшись, Саманта потянула за пояс, и халат соскользнул на пол.
– Теперь я достаточно заметна – или тебе нужно большего? – спросила она.
Взгляд его стал неподвижным, но руки прекрасно знали свое дело. Мозолистые, шершавые пальцы коснулись ее нежных грудей и приподняли их.
У Саманты внезапно захватило дух, но она ни о чем не сожалела. Их словно ударило током, и холодный, отстраненный взгляд Слоана потеплел, потом вообще стал горячим и голодным и наконец наполнился страстью. Она ощущала этот взгляд так же, как его руки на себе.
Со страстью, о которой она и сама не подозревала, Саманта вцепилась в плечи Слоана и впилась в его губы. Пуговицы мужской рубахи вдавились ей в грудь, пуговицы брюк – в живот, но само прикосновение их взметнуло в ней настоящее пламя.
Через секунду ее ноги оторвались от пола, и Слоан понес девушку в спальню.
Саманта тотчас прильнула к его шее, целуя всюду, где могла достать. Слоан зарычал и бросил ее на простыни, но она тут же встала на колени, чтобы помочь ему стянуть рубашку.
Руки не задержались на волосатой широкой груди, они немедленно опустились ниже и набросились на ряд пуговиц на его брюках. Он вырвал их с мясом, когда напряжение его разбуженной плоти стало затруднять ее действия. На нем были сменные трусы, и только одна ленточка стягивала их. Саманта как зачарованная смотрела на мужской орган, который закачался перед ней, лишь только последняя одежда была сброшена. Потом, на ходу вспоминая прошлые уроки, она наклонилась и поцеловала его.
Слоан взревел как дикарь. Он снова толкнул ее на постель и накрыл одним движением. Затем впился ей в рот, проник в него языком, губами, зубами, мял в руках ее груди.
Саманта приоткрыла для него губы, вцепилась в плечи, изгибаясь ему навстречу, и развела ноги в стороны.
Она хотела, чтобы он поскорее вошел. Хотела его теперь и навсегда и любым возможным способом. Ей бы никогда и в голову это не пришло, если бы он не делал все как надо.
Когда он вошел в нее, она была более чем готова. Слоан наполнил ее до конца, она почувствовала, что не может принять больше, но он показал ей, что она неправа, и вонзился еще глубже. Саманта ловила ртом воздух, цеплялась за него и старалась угнаться за его бешеными толчками, пока не растворилась в нем полностью и уже позволяла делать с собой все что угодно.
Толботт в экстазе взревел, и страсть унесла их в тот хаос, где раздельно они уже не существовали. Конвульсии любви надолго сделали их невесомыми, освобождая от боли и бремени. Все покровы спали, все уязвимые места открылись.
Постепенно Саманта пришла в себя и ощутила сильные руки Слоана. Он не лежал на ней больше, но ноги их были сплетены, и ощущение его волос на ее нежной коже создавало неповторимое впечатление. Он был весь наполнен этой мощной мужской силой, но она уже сделала кое-какие выводы за эти последние месяцы. У нее была власть над этой силой – власть, которой следовало распоряжаться очень разумно.
– Удовлетворена? – насмешливо пробормотал он, когда она повернулась к нему.
– Свинья, – прошептала она беззлобно, когда его рука снова накрыла ей грудь. Она решила, что он смеется, и поуютнее устроилась в его объятиях.
– Когда ты выйдешь за меня, то за грехи будешь наказывать меня так до конца моих дней?
– Можешь не сомневаться, – спокойно ответила она, водя пальцем по его груди.
Слоан не сразу ответил на этот выпад, а почему-то взвесил ее груди на своей ладони, потом провел рукой по животу и стал методично надавливать в разных местах, пока она не возмутилась и не отбросила его руку.
– Я тебе не манекен для упражнений в физикальном исследовании!
Теплые серые глаза внимательно посмотрели на девушку.
– Нет, конечно. Ты беременна.
На Саманту словно вылили ушат холодной воды. Она смотрела на Слоана, но в глазах его не читалось никаких эмоций. Да он же говорил ей, что не хочет детей! Девушка скользнула встревоженным взглядом по своему животу. Ничего не заметно. Может, груди чуть пополнели? Трудно сказать.
– Не может быть!.. – пробормотала она растерянно.
– Когда у тебя были последний раз месячные? – Голос Толботта звучал очень спокойно.
Она порылась в своих беспорядочных воспоминаниях и покачала головой.
– Надо справиться в календарике. Я не помню. – Она опять с беспокойством взглянула на него. – Мы же предохранялись, я помню! И дни были благоприятные…
Улыбка удовольствия тронула его губы.
– Интересно, что ты называешь благоприятными днями?
Глаза ее вспыхнули.
– Ну конечно! В конце января мы ездили в Сан-Франциско, а месячные у меня были за две недели до этого. Так что я никак не могла забеременеть. Тебе снится! – Но теперь она уже сомневалась в своей правоте и, прикусив губу, растерянно смотрела на Слоана, ожидая подтверждения своих слов.
Веселые чертики в его глазах тотчас исчезли, как только он увидел этот ее растерянный взгляд. Приподняв пальцами ее подбородок, он сказал:
– У тебя будет ребенок, Сэм. Не знаю, что там говорил тебе отец, но ты все перепутала. Это было самое неблагоприятное время месяца. И если с тех пор у тебя не было кровей, то никаких сомнений в этом нет. Ты носишь под сердцем нашего ребенка. Это делает тебя несчастной?
– Скорее напуганной, – отозвалась она. – Причем все больше и больше. Ты меня теперь возненавидишь?
Слоан на мгновение был сбит с толку. Затем его взгляд потеплел и стал совсем нежным.
– Я люблю тебя, Саманта! Все, что ты хочешь, хорошо и для меня, и если у тебя достаточно отваги носить мое дитя, я думаю, что буду любить тебя вечно. Ты станешь прекрасной матерью, даже если я буду ужасным отцом.
Саманта так внезапно почувствовала облегчение, что целую минуту не могла вымолвить ни слова. Она закрыла глаза, а в душе у нее все еще звучали его слова. Слоан Монтгомери был силой, с которой следовало считаться, человеком умным и отважным, мужчиной, которого желала бы иметь каждая женщина. И он принадлежал только ей!
В это трудно было поверить. Обыкновенная девушка Саманта Нили любима таким мужчиной! Она вновь широко распахнула глаза и уставилась на него:
– Ты и вправду так думаешь? Или это из-за ребенка?
Озабоченность, которая мелькнула в его взгляде еще минуту назад, снова сменилась радостью.
– Конечно! Разве я похож на дурака? Какой мужчина добровольно свяжет себя по рукам и ногам в обмен на кричащую, краснолицую, вечно мокрую копию себя самого, ворочающуюся в колыбели? Нет других причин любить и взять в жены самую прекрасную из всех рыжих по эту сторону Атлантики, даже если она нужнее любого, только что напечатанного доллара и в два раза прекраснее!
Она ткнула его кулаком в грудь и опрокинула на спину.
– Вы отвратительный, презренный тип, Слоан Монтгомери! И отвечая вам тем же, скажу, что буду любить вас, пока не выпадут все ваши волосы и вы не сморщитесь и не ослепнете окончательно. И думаю, у меня будет дюжина детей – просто для того, чтобы вам соответствовать.
Раскатисто засмеявшись, Слоан приподнял ее над собой, но отнюдь не для того, чтобы защититься от ее ударов. Перехватив ее руки, он потянул Саманту на себя, пока наконец их губы не встретились и он не доказал, что ей нет нужды думать иначе.
Глава 43
– Почему же он не писал? – возмущенно шептала раздосадованная Саманта, когда мать пыталась объяснить ей столь долгое отсутствие отца.
Слоан умиротворяюще обнял ее за талию, и она доверчиво прислонилась к нему в ответ.
Они разговаривали вполголоса в пустом ресторанном зале асиенды, пока Эммануэль дремал на тахте в гостиной.
– Он писал. – Вокруг глаз Элис тотчас разбежались морщинки, когда она беспокойно посмотрела на спящего мужа. – Отец написал, сразу как оставил поселок, и просил нас пока не приезжать, подождать его возвращения. Он писал домой и позже. Я не знаю, что случилось с письмом, в котором он просил нас не приезжать, но с другими почтовая служба, должно быть, просто не знала, что делать. Они, вероятно, до сих пор лежат, дожидаясь, когда кто-нибудь их востребует.
Саманта даже застонала от огорчения. Типичная судьба всех Нили! Слоан тут же обнял ее чуть-чуть крепче – якобы поддержать. Если бы они не приехали в Калифорнию, она не встретила бы Слоана и у нее под сердцем не было бы сейчас его ребенка. С другой стороны, отец бы умер, если бы он не поскакал на его поиски.
На ней было подаренное Слоаном платье. Юбки – верхняя и нижние – держали мужчину на расстоянии, а ей не хотелось от него отдаляться, особенно после такой бурной ночи.
– Вам надо постоянно возобновлять запас хинина… – Низкий голос Слоана рокотал прямо у нее над ухом. – Это единственное надежное средство при малярии. Ему еще повезло, что он выжил.
Элис снова с тревогой взглянула через плечо.
– Я знаю. Он сказал, что это пустяки, но вряд ли он когда-нибудь еще отважится уехать так далеко от дома. – Она повернулась к Слоану и задумчиво посмотрела ему в глаза. – Если эти люди с железной дороги в Сан-Франциско действительно похитили его, то где гарантии, что это не повторится? Может, нам вернуться в Теннесси, как вы думаете?
Это была возможность, за которую еще недавно Слоан готов был даже заплатить. Саманта, прильнув к его груди, с любопытством ждала ответа.
– Нет, мэм, я и слушать об этом не хочу. В поселке необходим хороший ресторан, мне нужны люди, чтобы вести дела в магазине, и ваш внук нуждается в более пристойном влиянии, чем наше с Самантой. Надеюсь, мы найдем способ уладить дело, и если Саманта в какой-то мере похожа на отца, думаю, что смогу предложить ему кое-что. Он будет в безопасности.
Прежде чем Слоан закончил фразу, человек на тахте заворочался, потянулся, сел и зарычал, как медведь:
– О чем это вы там говорите? Замышляете что-то за моей спиной? Саманта, что, черт побери, ты наделала? У меня не было и не будет детей, живущих в грехе. Держись подальше от этого ничтожества, пока мы не приведем сюда священника.
– Здесь нет никакого ничтожества, папа! Это просто Слоан, и такому зятю цены не будет. У меня отличный вкус. – Ее голос опять стал грудным и нежным, она приблизилась обнять отца.
Он сам ее обнял, а потом посмотрел на ее платье.
– Будь я проклят, но я почти забыл, что ты женщина! – Он мрачно оглядел Саманту. – А он, очевидно, – нет.
Слоан ухмыльнулся:
– Я ни на секунду не забывал этого, даже когда она побила меня в стрельбе по мишеням.
Входная дверь отворилась, и в комнату вприпрыжку влетел Джек. Он тут же застыл под суровым взглядом своего дяди и, едва не потеряв равновесие, провозгласил:
– Священник идет! А с ним к нам поднимается целая шайка!
Саманта тревожно посмотрела на Слоана, но отец вдруг шагнул к двери, и все внимание сосредоточилось на нем. Эммануэль был страшно доволен собой, и это встревожило ее еще больше.
Когда Слоан, извинившись, поспешил вслед за Нили, Саманта обернулась к матери:
– Что он еще задумал?
Элис, ни слова не говоря, шагнула к окну. На площади собиралась толпа.
– Не знаю. Он и этот его приятель Хок, похоже, сблизились. Полночи они где-то болтались, но я не знаю, где и с какой целью. – Она оглянулась и скользнула взглядом по дочери: – И если уже мы говорим о внуках, я полагаю, что бы он ни задумал, это нельзя назвать слишком поспешным. По крайней мере теперь сюда прибыл настоящий священник – преподобный Хейес.
«Хорошо бы, во рту у меня сейчас торчала настоящая сигара!» – подумал Слоан, стоя со священником у двери кухни и осматривая огород Саманты. Ранние овощи уже пустили зеленые стрелки. Но куда сильнее внимание Толботта привлекала толпа, наполнявшая эту импровизированную церковь. Он и не думал, что в поселке так много жителей!
Все выглядело слишком уж провинциально, но он и пальцем ни к чему не мог прикоснуться. Процедурой занимался сам Нили, а Слоана он отослал одеться во что-нибудь приличное. Новый кухонный стол Доннера служил алтарем, новые кухонные стулья и вообще всякие лавки, собранные по всему поселку, были поставлены неровными рядами наподобие церковных скамей. Проход между ними вел к «алтарю», но был так узок, что приходилось протискиваться. Слоан только не мог понять: к чему такая помпа? Всего две, от силы три минуты – и сказаны все слова, и связаны новые узы. Какого черта надо таскать сюда столько стульев?
Он решил, что просто нервничает, и поправил туго повязанный галстук. Саманта должна была появиться с минуты на минуту. Толпа напирала и суетилась, заполняя сидячие места. Джо, Хок и еще несколько доверенных людей следили за ходом церемонии. Нескольким присутствующим дамам галантно уступили места в первом ряду, и они уже сопели в свои кружевные носовые платки. Слоан нетерпеливо отвернулся от них. Что это за хитроумное приспособление там, под потолком? Какого черта?!
Слоан отвлекся и едва не пропустил появление Саманты. Раздались торжественные аккорды – ни дать ни взять похоронный марш, – которые издавала губная гармошка. Толботт не видел музыканта, зато видел Саманту.
Великолепна! Прекрасна! Других слов для ее описания не было! Женщины уложили ее волосы изящными локонами и украсили их мелкими шелковыми цветами. Плечи ее голубого платья из тафты, которое он ей купил, покрыли белыми кружевами и сделали букет из хвойных веточек и шелковых цветов, отпоротых, как он предположил, от каждого модного платья в поселке. Растерянность ее исчезла, как только она встретилась с ним глазами, и сверкающая, как летний день, улыбка осветила все ее лицо, заискрились даже синие глаза девушки. Слоан поймал отблеск этой улыбки и уже не мог оторвать от нее взгляда.
Она шла неспешно, в такт музыке. От нетерпения Слоан захотел тут же схватить ее за руку, обнять… И лишь Эммануэль Нили, шагавший рядом с ней, удерживал его на месте. Отец, очевидно, хотел выжать все из сегодняшней церемонии, – он себе не изменял. Пусть весь этот чертов поселок отныне и навсегда знает, какая у него дочь!
Стараясь хранить достоинство, Слоан стал вспоминать слова любви, которые Саманта шептала ему сегодня утром. Он подумал о своем ребенке, которого она теперь носила, об этом бремени, которое связывало их навсегда и которое она воспринимала с радостью. Он и не знал, что так бывает. Сердце его при ее приближении застучало с такой силой, что было удивительно, почему никто не слышит этого.
Вдруг Слоан уловил за спиной невесты какое-то движение, какая-то тень поднялась с заднего ряда, скрипнул отодвигаемый в проходе стул. Едва ли кто в помещении заметил это, но нервы Слоана были привычно напряжены. Он увидел серебряный отблеск солнца в темной поднимавшейся руке в то мгновение, когда Саманта встала рядом. Слоан взревел от ярости, толкнул невесту и сам бросился ей под ноги, приняв на себя главный удар.
Грохот выстрела отозвался высоко в стропилах потолка кухни. Слоан ощутил звуковую волну, ожидая неизбежно сопутствующую ей боль. Вместо этого по ушам его ударил единый вскрик всех собравшихся, и над головой, а затем по неровному проходу пронеслось что-то вроде привидения, силуэтом обозначившись в открытой двери.
Стофунтовый мешок муки качался сейчас там, где секунду назад в поднятой руке сверкнуло дуло пистолета. Приподнявшись на локтях, Слоан закрыл глаза и снова открыл их. Он тряхнул головой, а Саманта обняла его и уткнулась ему в грудь. Толботт вновь взглянул на странное приспособление под потолком, потом на качающийся мешок с мукой, потом на тело, лежащее под мешком, и как-то странно закашлялся.
Ему не было нужды смотреть на будущего свекра. Эммануэль Нили с торжествующим видом шагал по узкому проходу между стульями. В конце кухни Джек с ликованием поднимал в руках что-то вроде огромной щеколды. Люди Слоана уже приближались к проходу и лежащему на спине человеку с пистолетом.
Хок рывком поднял на ноги того, кто лежал под мешком, и Слоан шумно выдохнул, отказываясь что-либо понимать. Андерсон! Удивительным образом его сумасшедший свекор в сговоре с каким-то дьяволом из его поселка сумел сделать то, что не удавалось Слоану в течение шести месяцев! Схватили Андерсона на месте преступления! Необъяснимо!
Ну и Бог с ними. Слоан встал сам и помог подняться Саманте. Она смотрела на будущего мужа, и в глазах ее сверкали звезды, как будто не он сейчас изображал идиота перед лицом всего этого чертова поселка. Слоан, конечно, предполагал, что так оно и будет, но провалиться им всем на этом месте, если они восторжествуют до того, как он получит свое – ради чего он сюда и пришел.
– Сочетай нас, Хейес! – скомандовал Толботт.
Священник обеспокоенно перевел взгляд с жениха на отца невесты, потом на беспорядок вокруг. Взгляд Слоана стал свирепым. Хейес открыл свою книгу и стал читать.
Шум постепенно стихал, по мере того как люди сознавали, что служба началась. Эммануэль Нили хмуро взглянул на пленника, которого Хок и Джо волокли к выходу, и тотчас поспешил занять свое место рядом с Самантой, с гордостью глядя на будущего зятя.
Хейес снова благословил обручальное кольцо. Слова клятвы теперь были понятны Саманте, она торжественно повторила их, не отрывая взгляда от Слоана. Он чувствовал, что вырос на фут в ее глазах, и даже надулся от гордости. Эту женщину он ждал всю свою жизнь! Они были на равных. Несмотря ни на что, она не боялась выступать против, когда он был неправ. Они вечно боролись друг с другом, это правда, но победили оба, ибо борьба эта была любовью. Он сам убедился в этом.
Первый ряд залился слезами, остальные взорвались в приветствиях, когда отзвучали последние слова и Слоан поцеловал невесту. Заскрипели стулья, и мужчины стали выстраиваться в ряд, чтобы проделать то же самое.
Слоан, сверкая глазами, заслонил Саманту:
– Сейчас Нили поднимет эту дьявольскую штуку и снова обрушит ее на любого, кто подойдет ближе! Ну, вы, кучка лентяев и бездельников, сдай назад! Или вы серьезно думаете, что я уступлю вашим наклонностям и дам вам искалечить мою жену?
С вдовушкой, повисшей у него на руке, док Рэмси посмотрел на все еще раскачивающийся мешок с мукой под сомнительно укрепленным на потолке блоком и покачал головой.
– Я лучше уйду отсюда, пока не рухнула крыша, – сказал он, ни к кому не обращаясь, и его громкий голос заставил многих встревоженно посмотреть наверх.
Это предупреждение стало сигналом музыканту, который заиграл оживленную мелодию. Проход быстро освободили, и двойняшки воспользовались шансом и, схватив корзинки с конфетти, стали усыпать ими дорожку перед женихом и невестой. Вновь зазвучали приветствия, и люди устремилась за близнецами, махнув рукой на новобрачных. Саманта, стоявшая рядом со Слоаном, засмеялась.
Если бы он опустил глаза на нее, то наверняка тоже бы рассмеялся. Но Слоан, стараясь сохранять торжественность момента, локтями пробивал путь к выходу из импровизированной церкви и потому споткнулся на пороге еще об один мешок с мукой. Чертыхаясь, он рухнул на землю и тотчас был оглушен раскатами всеобщего хохота.
День этот был полон веселья и выдумки: разбойники, индейцы, сумасшедшие изобретатели, рудокопы, летающие мешки с мукой – все это так отличало нынешнюю свадьбу от формальной помпы его предыдущего бракосочетания с Мелиндой… Смех оказался для него предпочтительнее вежливых поздравлений. Он увидел радость в глазах Саманты – вместе с новыми вопросами, когда они переступали через муку, – и покачал головой. Ничего нельзя было объяснить, сколько ни пытайся.
Светясь от счастья, они вошли в асиенду, где уже затевалась пирушка.
Тут внезапно воцарилась тишина. Несколько человек встали полукругом возле связанного по рукам и ногам человека.
Слоан мельком взглянул на него и с ревом «Андерсон!» ударил его точно в челюсть.
Слоан умиротворяюще обнял ее за талию, и она доверчиво прислонилась к нему в ответ.
Они разговаривали вполголоса в пустом ресторанном зале асиенды, пока Эммануэль дремал на тахте в гостиной.
– Он писал. – Вокруг глаз Элис тотчас разбежались морщинки, когда она беспокойно посмотрела на спящего мужа. – Отец написал, сразу как оставил поселок, и просил нас пока не приезжать, подождать его возвращения. Он писал домой и позже. Я не знаю, что случилось с письмом, в котором он просил нас не приезжать, но с другими почтовая служба, должно быть, просто не знала, что делать. Они, вероятно, до сих пор лежат, дожидаясь, когда кто-нибудь их востребует.
Саманта даже застонала от огорчения. Типичная судьба всех Нили! Слоан тут же обнял ее чуть-чуть крепче – якобы поддержать. Если бы они не приехали в Калифорнию, она не встретила бы Слоана и у нее под сердцем не было бы сейчас его ребенка. С другой стороны, отец бы умер, если бы он не поскакал на его поиски.
На ней было подаренное Слоаном платье. Юбки – верхняя и нижние – держали мужчину на расстоянии, а ей не хотелось от него отдаляться, особенно после такой бурной ночи.
– Вам надо постоянно возобновлять запас хинина… – Низкий голос Слоана рокотал прямо у нее над ухом. – Это единственное надежное средство при малярии. Ему еще повезло, что он выжил.
Элис снова с тревогой взглянула через плечо.
– Я знаю. Он сказал, что это пустяки, но вряд ли он когда-нибудь еще отважится уехать так далеко от дома. – Она повернулась к Слоану и задумчиво посмотрела ему в глаза. – Если эти люди с железной дороги в Сан-Франциско действительно похитили его, то где гарантии, что это не повторится? Может, нам вернуться в Теннесси, как вы думаете?
Это была возможность, за которую еще недавно Слоан готов был даже заплатить. Саманта, прильнув к его груди, с любопытством ждала ответа.
– Нет, мэм, я и слушать об этом не хочу. В поселке необходим хороший ресторан, мне нужны люди, чтобы вести дела в магазине, и ваш внук нуждается в более пристойном влиянии, чем наше с Самантой. Надеюсь, мы найдем способ уладить дело, и если Саманта в какой-то мере похожа на отца, думаю, что смогу предложить ему кое-что. Он будет в безопасности.
Прежде чем Слоан закончил фразу, человек на тахте заворочался, потянулся, сел и зарычал, как медведь:
– О чем это вы там говорите? Замышляете что-то за моей спиной? Саманта, что, черт побери, ты наделала? У меня не было и не будет детей, живущих в грехе. Держись подальше от этого ничтожества, пока мы не приведем сюда священника.
– Здесь нет никакого ничтожества, папа! Это просто Слоан, и такому зятю цены не будет. У меня отличный вкус. – Ее голос опять стал грудным и нежным, она приблизилась обнять отца.
Он сам ее обнял, а потом посмотрел на ее платье.
– Будь я проклят, но я почти забыл, что ты женщина! – Он мрачно оглядел Саманту. – А он, очевидно, – нет.
Слоан ухмыльнулся:
– Я ни на секунду не забывал этого, даже когда она побила меня в стрельбе по мишеням.
Входная дверь отворилась, и в комнату вприпрыжку влетел Джек. Он тут же застыл под суровым взглядом своего дяди и, едва не потеряв равновесие, провозгласил:
– Священник идет! А с ним к нам поднимается целая шайка!
Саманта тревожно посмотрела на Слоана, но отец вдруг шагнул к двери, и все внимание сосредоточилось на нем. Эммануэль был страшно доволен собой, и это встревожило ее еще больше.
Когда Слоан, извинившись, поспешил вслед за Нили, Саманта обернулась к матери:
– Что он еще задумал?
Элис, ни слова не говоря, шагнула к окну. На площади собиралась толпа.
– Не знаю. Он и этот его приятель Хок, похоже, сблизились. Полночи они где-то болтались, но я не знаю, где и с какой целью. – Она оглянулась и скользнула взглядом по дочери: – И если уже мы говорим о внуках, я полагаю, что бы он ни задумал, это нельзя назвать слишком поспешным. По крайней мере теперь сюда прибыл настоящий священник – преподобный Хейес.
«Хорошо бы, во рту у меня сейчас торчала настоящая сигара!» – подумал Слоан, стоя со священником у двери кухни и осматривая огород Саманты. Ранние овощи уже пустили зеленые стрелки. Но куда сильнее внимание Толботта привлекала толпа, наполнявшая эту импровизированную церковь. Он и не думал, что в поселке так много жителей!
Все выглядело слишком уж провинциально, но он и пальцем ни к чему не мог прикоснуться. Процедурой занимался сам Нили, а Слоана он отослал одеться во что-нибудь приличное. Новый кухонный стол Доннера служил алтарем, новые кухонные стулья и вообще всякие лавки, собранные по всему поселку, были поставлены неровными рядами наподобие церковных скамей. Проход между ними вел к «алтарю», но был так узок, что приходилось протискиваться. Слоан только не мог понять: к чему такая помпа? Всего две, от силы три минуты – и сказаны все слова, и связаны новые узы. Какого черта надо таскать сюда столько стульев?
Он решил, что просто нервничает, и поправил туго повязанный галстук. Саманта должна была появиться с минуты на минуту. Толпа напирала и суетилась, заполняя сидячие места. Джо, Хок и еще несколько доверенных людей следили за ходом церемонии. Нескольким присутствующим дамам галантно уступили места в первом ряду, и они уже сопели в свои кружевные носовые платки. Слоан нетерпеливо отвернулся от них. Что это за хитроумное приспособление там, под потолком? Какого черта?!
Слоан отвлекся и едва не пропустил появление Саманты. Раздались торжественные аккорды – ни дать ни взять похоронный марш, – которые издавала губная гармошка. Толботт не видел музыканта, зато видел Саманту.
Великолепна! Прекрасна! Других слов для ее описания не было! Женщины уложили ее волосы изящными локонами и украсили их мелкими шелковыми цветами. Плечи ее голубого платья из тафты, которое он ей купил, покрыли белыми кружевами и сделали букет из хвойных веточек и шелковых цветов, отпоротых, как он предположил, от каждого модного платья в поселке. Растерянность ее исчезла, как только она встретилась с ним глазами, и сверкающая, как летний день, улыбка осветила все ее лицо, заискрились даже синие глаза девушки. Слоан поймал отблеск этой улыбки и уже не мог оторвать от нее взгляда.
Она шла неспешно, в такт музыке. От нетерпения Слоан захотел тут же схватить ее за руку, обнять… И лишь Эммануэль Нили, шагавший рядом с ней, удерживал его на месте. Отец, очевидно, хотел выжать все из сегодняшней церемонии, – он себе не изменял. Пусть весь этот чертов поселок отныне и навсегда знает, какая у него дочь!
Стараясь хранить достоинство, Слоан стал вспоминать слова любви, которые Саманта шептала ему сегодня утром. Он подумал о своем ребенке, которого она теперь носила, об этом бремени, которое связывало их навсегда и которое она воспринимала с радостью. Он и не знал, что так бывает. Сердце его при ее приближении застучало с такой силой, что было удивительно, почему никто не слышит этого.
Вдруг Слоан уловил за спиной невесты какое-то движение, какая-то тень поднялась с заднего ряда, скрипнул отодвигаемый в проходе стул. Едва ли кто в помещении заметил это, но нервы Слоана были привычно напряжены. Он увидел серебряный отблеск солнца в темной поднимавшейся руке в то мгновение, когда Саманта встала рядом. Слоан взревел от ярости, толкнул невесту и сам бросился ей под ноги, приняв на себя главный удар.
Грохот выстрела отозвался высоко в стропилах потолка кухни. Слоан ощутил звуковую волну, ожидая неизбежно сопутствующую ей боль. Вместо этого по ушам его ударил единый вскрик всех собравшихся, и над головой, а затем по неровному проходу пронеслось что-то вроде привидения, силуэтом обозначившись в открытой двери.
Стофунтовый мешок муки качался сейчас там, где секунду назад в поднятой руке сверкнуло дуло пистолета. Приподнявшись на локтях, Слоан закрыл глаза и снова открыл их. Он тряхнул головой, а Саманта обняла его и уткнулась ему в грудь. Толботт вновь взглянул на странное приспособление под потолком, потом на качающийся мешок с мукой, потом на тело, лежащее под мешком, и как-то странно закашлялся.
Ему не было нужды смотреть на будущего свекра. Эммануэль Нили с торжествующим видом шагал по узкому проходу между стульями. В конце кухни Джек с ликованием поднимал в руках что-то вроде огромной щеколды. Люди Слоана уже приближались к проходу и лежащему на спине человеку с пистолетом.
Хок рывком поднял на ноги того, кто лежал под мешком, и Слоан шумно выдохнул, отказываясь что-либо понимать. Андерсон! Удивительным образом его сумасшедший свекор в сговоре с каким-то дьяволом из его поселка сумел сделать то, что не удавалось Слоану в течение шести месяцев! Схватили Андерсона на месте преступления! Необъяснимо!
Ну и Бог с ними. Слоан встал сам и помог подняться Саманте. Она смотрела на будущего мужа, и в глазах ее сверкали звезды, как будто не он сейчас изображал идиота перед лицом всего этого чертова поселка. Слоан, конечно, предполагал, что так оно и будет, но провалиться им всем на этом месте, если они восторжествуют до того, как он получит свое – ради чего он сюда и пришел.
– Сочетай нас, Хейес! – скомандовал Толботт.
Священник обеспокоенно перевел взгляд с жениха на отца невесты, потом на беспорядок вокруг. Взгляд Слоана стал свирепым. Хейес открыл свою книгу и стал читать.
Шум постепенно стихал, по мере того как люди сознавали, что служба началась. Эммануэль Нили хмуро взглянул на пленника, которого Хок и Джо волокли к выходу, и тотчас поспешил занять свое место рядом с Самантой, с гордостью глядя на будущего зятя.
Хейес снова благословил обручальное кольцо. Слова клятвы теперь были понятны Саманте, она торжественно повторила их, не отрывая взгляда от Слоана. Он чувствовал, что вырос на фут в ее глазах, и даже надулся от гордости. Эту женщину он ждал всю свою жизнь! Они были на равных. Несмотря ни на что, она не боялась выступать против, когда он был неправ. Они вечно боролись друг с другом, это правда, но победили оба, ибо борьба эта была любовью. Он сам убедился в этом.
Первый ряд залился слезами, остальные взорвались в приветствиях, когда отзвучали последние слова и Слоан поцеловал невесту. Заскрипели стулья, и мужчины стали выстраиваться в ряд, чтобы проделать то же самое.
Слоан, сверкая глазами, заслонил Саманту:
– Сейчас Нили поднимет эту дьявольскую штуку и снова обрушит ее на любого, кто подойдет ближе! Ну, вы, кучка лентяев и бездельников, сдай назад! Или вы серьезно думаете, что я уступлю вашим наклонностям и дам вам искалечить мою жену?
С вдовушкой, повисшей у него на руке, док Рэмси посмотрел на все еще раскачивающийся мешок с мукой под сомнительно укрепленным на потолке блоком и покачал головой.
– Я лучше уйду отсюда, пока не рухнула крыша, – сказал он, ни к кому не обращаясь, и его громкий голос заставил многих встревоженно посмотреть наверх.
Это предупреждение стало сигналом музыканту, который заиграл оживленную мелодию. Проход быстро освободили, и двойняшки воспользовались шансом и, схватив корзинки с конфетти, стали усыпать ими дорожку перед женихом и невестой. Вновь зазвучали приветствия, и люди устремилась за близнецами, махнув рукой на новобрачных. Саманта, стоявшая рядом со Слоаном, засмеялась.
Если бы он опустил глаза на нее, то наверняка тоже бы рассмеялся. Но Слоан, стараясь сохранять торжественность момента, локтями пробивал путь к выходу из импровизированной церкви и потому споткнулся на пороге еще об один мешок с мукой. Чертыхаясь, он рухнул на землю и тотчас был оглушен раскатами всеобщего хохота.
День этот был полон веселья и выдумки: разбойники, индейцы, сумасшедшие изобретатели, рудокопы, летающие мешки с мукой – все это так отличало нынешнюю свадьбу от формальной помпы его предыдущего бракосочетания с Мелиндой… Смех оказался для него предпочтительнее вежливых поздравлений. Он увидел радость в глазах Саманты – вместе с новыми вопросами, когда они переступали через муку, – и покачал головой. Ничего нельзя было объяснить, сколько ни пытайся.
Светясь от счастья, они вошли в асиенду, где уже затевалась пирушка.
Тут внезапно воцарилась тишина. Несколько человек встали полукругом возле связанного по рукам и ногам человека.
Слоан мельком взглянул на него и с ревом «Андерсон!» ударил его точно в челюсть.
Глава 44
– И что же будет теперь с Гарри Андерсоном? – спросила Саманта, нежась под лучами летнего солнца на маленьком балкончике, обращенном во дворик отеля. Она немного разомлела на июньской жаре и сонно смотрела, как какие-то двое прогуливались в тени виноградной листвы.
Слоан, сидя в шезлонге спиной к дворику и положив руку на округлившийся живот жены, больше интересовался развитием своего ребенка.
– Его не повесят, поскольку ему так и не удалось никого убить. Пока не будут найдены убийцы, которых он нанимал, мы не сможем доказать ни одного покушения, кроме последнего. Он, должно быть, наполовину спятил, пытаясь осуществить его. Сейчас Андерсон сидит взаперти.
Саманта повернула к мужу встревоженное лицо:
– Это значит, что он может выйти и опять взяться за свое? Разве нельзя принять еще какие-то меры?
Слоан прислонился спиной к перилам и зловеще улыбнулся.
– Можно расставить ловушки твоего отца по всему поселку и обезоруживать всех пришельцев!
– Папа любит изобретать необычное оружие. Не знаю, как ты можешь отправлять его на рудники. Но это не решение проблемы. Что ты собираешься сделать с Андерсоном?
Слоан, сидя в шезлонге спиной к дворику и положив руку на округлившийся живот жены, больше интересовался развитием своего ребенка.
– Его не повесят, поскольку ему так и не удалось никого убить. Пока не будут найдены убийцы, которых он нанимал, мы не сможем доказать ни одного покушения, кроме последнего. Он, должно быть, наполовину спятил, пытаясь осуществить его. Сейчас Андерсон сидит взаперти.
Саманта повернула к мужу встревоженное лицо:
– Это значит, что он может выйти и опять взяться за свое? Разве нельзя принять еще какие-то меры?
Слоан прислонился спиной к перилам и зловеще улыбнулся.
– Можно расставить ловушки твоего отца по всему поселку и обезоруживать всех пришельцев!
– Папа любит изобретать необычное оружие. Не знаю, как ты можешь отправлять его на рудники. Но это не решение проблемы. Что ты собираешься сделать с Андерсоном?