Страница:
Патриция Райс
Вулкан любви
Глава 1
Калифорнийская Сьерра.
Октябрь, 1868 года
– Наверное, мне следует убить его.
Эти слова были произнесены спокойным женским голосом с мягким теннессийским акцентом и оттого прозвучали жутковато.
Фургон наехал на камень и резко качнулся, говорившая дернула поводья, а ее спутница, подхватив шляпу, с трудом удержалась на грубом деревянном сиденье.
Октябрьский воздух Сьерры был для такой высоты удивительно тих, но женщины в фургоне не замечали этого. Слишком усталые, чтобы любоваться трепетанием золотых листьев на осеннем ветру, они неотрывно смотрели на дымок за ближайшим холмом. Позади остались две тысячи миль, и конец пути теперь был близок.
– Не стоит, Саманта. Что это даст? Тебя бросят в тюрьму и повесят, а мы станем голодать.
Саманта хмуро улыбнулась. Младшая сестра была очень практична. Бог с ней! Гарриет с ее яркими синими глазами и золотыми локонами фарфоровой куколки действительно обладала первоклассной деловой хваткой. Жаль только, что на лице у нее слишком уж отражались неудачи. Но будь она посерьезнее, как Саманта, она вполне могла бы открыть и собственную торговлю – никто бы не раздумывал на ее месте. А так – мужчины только смеялись над ней, когда она пыталась убедить их, что способна управляться с лавкой.
С другой стороны, Саманта тоже была не слишком-то искушенной и не имела никакой склонности сидеть в старом, затхлом магазинчике и подсчитывать медяки. Нет, она хотела работать на земле и всегда наблюдала за жизнью растений с интересом, который трудно было назвать поверхностным. Отец писал, что обнаружил долину, может, не слишком удачно расположенную, но вполне пригодную для сбора неплохих урожаев. Почва жирная, воды много – настоящее сокровище, лучшего и желать нельзя. Посмотрим. Саманта достаточно хорошо знала отца, чтобы чрезмерно доверять его словам, и теперь ее сомнения стремительно росли при виде каменистой почвы, поросшей хвойными деревьями и кустарником. Но поворачивать обратно уже слишком поздно.
– Ну и как же я должна поступить, когда встречу этого человека? – Саманта вернулась к исходной теме, предпочитая сегодняшние заботы завтрашним. – Вежливо спросить его, что он сотворил с нашим отцом? Улыбнуться и сказать, что мы ничего о нем не слышали с тех пор, как его выгнали из поселка? Потребовать, чтобы он сам его нашел, – иначе мы обратимся к закону? Но насколько мне известно, этот злодей и есть местный закон.
Гарриет бросила встревоженный взгляд на изможденное лицо Саманты. Две тысячи миль пути наложили на сестру свой отпечаток. Саманта, как старшая, всегда была любимицей отца, который мечтал о сыне. Она подражала отцу во всем, с тех пор как вышла из пеленок, и невероятно походила на него. Девушка и раньше-то предпочитала мужскую одежду и мужские занятия, а теперь эти две тысячи миль, тяжелая работа и ответственность за семью придали ей почти мужской облик. От вожжей, которые постоянно приходилось натягивать, управляя непокорными буйволами, ладони покрылись мозолями, ее и без того хрупкая фигурка стала жилистой от беспрестанной гонки за дичью. Поля шляпы не могли защитить лицо от солнца, и веснушки буквально усеяли нос и щеки. Она коротко остриглась, чтобы легче было ухаживать за волосами, но рыжие кудряшки вновь отросли, и теперь только они да грудной голос выдавали в ней девчонку – в штанах и с мальчишескими ухватками.
– Возможно, кто-нибудь уже пристрелил его, – решительно произнесла Гарриет. – Такому человеку на роду написано быть убитым – рано или поздно. И нам останется только найти папу и попросить его вернуться.
Саманта вздохнула. Она нежно любила отца, но знала лучше других, что он никогда не захочет осесть в долине и выращивать ячмень и цыплят. Его беспокойный разум вдохновлялся то одним проектом, то другим, причем дело никогда не доходило до воплощения. Он мог вернуться, чтобы пожить с семьей какое-то время, но надолго бы с ней не остался. Однако сейчас отец и вправду будет совсем рядом.
– Поселок, поселок! – Двенадцатилетний Джек прогалопировал на своем пони вперед, оставив за собой оба фургона и клубы неоседающей пыли.
Пыль встревожила Саманту, но она постаралась не думать об этом признаке засухи и напряженно вглядывалась в россыпь домиков впереди. Девушка с облегчением вздохнула, обнаружив, что это не какие-то сарайчики и палатки, из которых, как показывал опыт, состояли в основном старательские поселки. Прочные глинобитные конструкции определенно производили впечатление постоянства. Нет, отец знал, что делал, выбрав такое место.
Джек умчался, и Саманта недовольно прикусила губу. Ее дяде Вильяму выпало возглавить семью, когда они собирали караван. Вдовец с маленьким сыном, которого нужно было еще растить и воспитывать, он решил, что ему лучше, соединиться с братом в Калифорнии, чем страдать от последствий войны, в которой он даже не участвовал. Но Вильям умер от холеры задолго до того, как фургоны достигли Равнин, и Джек с того времени совсем отбился от рук.
Понимая возбуждение Гарриет и ее сестры-двойняшки Бернадетты, которая ехала с матерью во втором фургоне, Саманта заставила усталых животных двигаться быстрее. Будто почувствовав конец пути, они послушно ускорили шаг.
Несколько дней назад женщины оставили позади часть каравана, следуя распоряжениям, содержащимся в письме Эммануэля Нили. Эта земля должна была стать теперь их новым домом. Отец дал превосходные инструкции, согласно которым поселок старой испанской миссии найти было весьма несложно. Он приобрел права на дом у испанского гранда, который владел землей, полученной им в дар после ухода миссии. Одного описания этого дома было достаточно, чтобы они пустились в путь, даже если бы не существовало других причин.
Солнце уже садилось, когда фургоны со скрипом и скрежетом съехали с холма. Они подняли тучи пыли, но поселок, облитый тающим золотистым светом, остался тихим и безмятежным. Дом, в котором помещались отель и фактория, оказался точь-в-точь таким, каким его описал Эммануэль: сложенная из саманного кирпича нижняя половина затенена галереей второго, деревянного, этажа. Как и сообщал Эммануэль, поселок был выстроен вокруг площади и все еще напоминал старую миссию. Отель – с одной стороны площади; конюшня, кузница и мастерская сбруйщика образовывали большую часть противоположной. Впрочем, третьей стороной вместо церкви служил прелестный старый дом с покосившимся портиком и застекленными окнами. Рядом в пыли росло несколько деревьев. Это и было их жилище.
Почти успокоенная тем, что отец, похоже, и вправду нашел для них приличное помещение, Саманта некоторое время осматривала другие дома. Она не могла бы сказать, были они магазинчиками или жильем, но большинство из них выглядело весьма основательно, имело глинобитный фундамент и черепичную крышу. Несколько деревянных хижин рассыпались по улицам в стороне от площади, но все это определенно не походило на старательский поселок. В горах она видела их достаточно. Отец в письмах красочно расписывал некоторые занятия горняков, да так, что их утонченно воспитанная мать просто теряла дар речи. Нет, она никогда не смогла бы жить среди таких грубиянов!
Так уж вышло, что отец Саманты не рассказывал о своих новых соседях, и в этом было что-то тревожное. Правда, в последнем письме он поведал о стычке с неким Слоаном Толботтом. Этот человек, должно быть, представлял какую-то угрозу – даже если описание отца и не свидетельствовало об этом прямо. Жадный, злой и жестокий, судя по письмам, он казался последним человеком, с которым хотелось бы свести знакомство. Но только о нем единственном они хоть что-то знали. И именно этого человека Саманта и собиралась убить.
Пока фургоны, поднимая пыль, медленно въезжали в поселок, несколько человек показались на свет Божий из темных, пещерообразных дверей взглянуть на новеньких. Послышался резкий свист, и любопытных прибавилось.
Саманта почувствовала себя крайне неловко, краешком глаза следя за ними. Их было уже больше пятидесяти, и все до единого – мужчины. Стараясь не думать, что им противостояли только четыре женщины и мальчик, Саманта придала лицу угрожающее выражение и многозначительно поправила пояс с пистолетом. Она помолилась, чтобы ее приняли за мужчину. Свободная клетчатая рубаха, кожаный жилет и сдвинутая на лоб шляпа на какое-то время должны были ввести их в заблуждение. Девушка нащупала ногами винтовку на дне фургона и пододвинула ее поближе.
Услышав свист и резкие выкрики, Саманта стиснула зубы. Бернадетта, должно быть, сняла шляпку. Саманта бросила быстрый взгляд на Гарриет, но практичная сестра цепким, как обычно, глазом исследовала свой новый дом, не замечая всеобщего любопытства. Неплохо, должно быть, привыкнуть к мужскому вниманию настолько, чтобы не замечать его. Остановив буйволов в тени единственных деревьев поселка, Саманта с нетерпением поискала глазами Джека.
Его нигде не было, но пони оказался привязанным к столбу у портика. Мужчины уже направлялись по площади к первому фургону, когда остановилась повозка матери. Перехватив ружье, Саманта спрыгнула на землю и направилась к ней. Гарриет она скомандовала идти следом: пока фургоны отгораживают их от толпы, женщины смогут проскользнуть в дом. Саманта хотела добраться до матери и Бернадетты прежде, чем их окружат любопытные.
Элис Нили подбирала юбки, чтобы выбраться из фургона, не без опаски. Бернадетта любовалась тенистым портиком их нового дома, не слушая предостережений матери и не замечая толпы зевак, как и ее сестра-близняшка.
– Я проведу ее в дом, Сэм, – сказала Элис, заторопившись к коренному буйволу. – Но как держать этих мужчин на расстоянии, я не знаю. Нам потребуется их помощь, чтобы разгрузить фургоны. Отвлеки их работой и предложи плату, а я посмотрю, что можно сделать.
Инстинкт самосохранения подсказывал Саманте вести себя так, будто перед ней зулусское племя людоедов. По крайней мере там, в Теннесси, она помнила великое множество назойливых поклонников, которые приходили с единственным намерением – взглянуть на сестер, и она знала уже достаточно, чтобы научиться сдерживать их пыл. С тех пор как Нили решили двинуться в Калифорнию, это стало непрерывным сражением. В караване были и другие женщины, но ни одна из них не пользовалась таким же успехом. А здесь, в Калифорнии, нехватка женщин ощущалась в любом поселке на всем их пути. Старатели размахивали перед девушками мешочками с золотом, чтобы привлечь их внимание. Менее щепетильные прокрадывались по ночам на стоянки, чтобы похитить их. У Саманты были все основания опасаться толпы этих гремучих змей в штанах, которые теперь приближались к ним.
Саманта взглянула на толпу и перехватила винтовку. Они смотрели на нее с любопытством щенков. Местный пьянчужка, держа в одной руке бутылку виски, предварительно отерев другую о край жилета, вежливо протягивал ее для пожатия. Он был невысок и жилист, с копной нечесаных светлых волос – и с пистолетом на поясе, спускавшимся на узкие бедра. Настоящий разбойник.
Саманта проигнорировала его жест и, ухмыльнувшись, направила винтовку на другого, который осмелился подойти слишком близко. Он возвышался над ней с такой же, как у нее, ухмылкой, но она заметила странную искорку радости у него во взгляде.
– Слоану это совсем не понравится, – объявил он без предисловий и добавил: – Добро пожаловать в Толботт!
Он, наверное, хотел добавить «сэр», но быстрый взгляд на рыжее создание заставил его усомниться в правильности выбираемой формы обращения.
Прежде чем Саманта успела ответить, вперед выступил другой человек, пожилой, сутулый и основательный. Его прямые темные волосы были заплетены в индейские косы, глаза на обветренном, темном, как грецкий орех, лице смотрели не мигая, и Саманта увидела в них мудрость и страдания прожитых лет. Он пробормотал что-то невразумительное и направился к буйволам.
Саманте не нравилось, когда индейцы слишком близко подходили к их скоту. Опыт этого похода подсказывал, что индейцы и скот имеют обыкновение очень скоро отбывать в одном и том же направлении – к сожалению, не в том, которое выбирала хозяйка.
Она повернулась, чтобы остановить его, когда за домом внезапно возник и стал быстро распространяться во все стороны угрожающий гул. Через мгновение поселок содрогнулся от страшного взрыва, и в небо ударил столб дыма и пыли.
– Джефферсон Нили! – закричала Саманта, устремляясь к дому.
Октябрь, 1868 года
– Наверное, мне следует убить его.
Эти слова были произнесены спокойным женским голосом с мягким теннессийским акцентом и оттого прозвучали жутковато.
Фургон наехал на камень и резко качнулся, говорившая дернула поводья, а ее спутница, подхватив шляпу, с трудом удержалась на грубом деревянном сиденье.
Октябрьский воздух Сьерры был для такой высоты удивительно тих, но женщины в фургоне не замечали этого. Слишком усталые, чтобы любоваться трепетанием золотых листьев на осеннем ветру, они неотрывно смотрели на дымок за ближайшим холмом. Позади остались две тысячи миль, и конец пути теперь был близок.
– Не стоит, Саманта. Что это даст? Тебя бросят в тюрьму и повесят, а мы станем голодать.
Саманта хмуро улыбнулась. Младшая сестра была очень практична. Бог с ней! Гарриет с ее яркими синими глазами и золотыми локонами фарфоровой куколки действительно обладала первоклассной деловой хваткой. Жаль только, что на лице у нее слишком уж отражались неудачи. Но будь она посерьезнее, как Саманта, она вполне могла бы открыть и собственную торговлю – никто бы не раздумывал на ее месте. А так – мужчины только смеялись над ней, когда она пыталась убедить их, что способна управляться с лавкой.
С другой стороны, Саманта тоже была не слишком-то искушенной и не имела никакой склонности сидеть в старом, затхлом магазинчике и подсчитывать медяки. Нет, она хотела работать на земле и всегда наблюдала за жизнью растений с интересом, который трудно было назвать поверхностным. Отец писал, что обнаружил долину, может, не слишком удачно расположенную, но вполне пригодную для сбора неплохих урожаев. Почва жирная, воды много – настоящее сокровище, лучшего и желать нельзя. Посмотрим. Саманта достаточно хорошо знала отца, чтобы чрезмерно доверять его словам, и теперь ее сомнения стремительно росли при виде каменистой почвы, поросшей хвойными деревьями и кустарником. Но поворачивать обратно уже слишком поздно.
– Ну и как же я должна поступить, когда встречу этого человека? – Саманта вернулась к исходной теме, предпочитая сегодняшние заботы завтрашним. – Вежливо спросить его, что он сотворил с нашим отцом? Улыбнуться и сказать, что мы ничего о нем не слышали с тех пор, как его выгнали из поселка? Потребовать, чтобы он сам его нашел, – иначе мы обратимся к закону? Но насколько мне известно, этот злодей и есть местный закон.
Гарриет бросила встревоженный взгляд на изможденное лицо Саманты. Две тысячи миль пути наложили на сестру свой отпечаток. Саманта, как старшая, всегда была любимицей отца, который мечтал о сыне. Она подражала отцу во всем, с тех пор как вышла из пеленок, и невероятно походила на него. Девушка и раньше-то предпочитала мужскую одежду и мужские занятия, а теперь эти две тысячи миль, тяжелая работа и ответственность за семью придали ей почти мужской облик. От вожжей, которые постоянно приходилось натягивать, управляя непокорными буйволами, ладони покрылись мозолями, ее и без того хрупкая фигурка стала жилистой от беспрестанной гонки за дичью. Поля шляпы не могли защитить лицо от солнца, и веснушки буквально усеяли нос и щеки. Она коротко остриглась, чтобы легче было ухаживать за волосами, но рыжие кудряшки вновь отросли, и теперь только они да грудной голос выдавали в ней девчонку – в штанах и с мальчишескими ухватками.
– Возможно, кто-нибудь уже пристрелил его, – решительно произнесла Гарриет. – Такому человеку на роду написано быть убитым – рано или поздно. И нам останется только найти папу и попросить его вернуться.
Саманта вздохнула. Она нежно любила отца, но знала лучше других, что он никогда не захочет осесть в долине и выращивать ячмень и цыплят. Его беспокойный разум вдохновлялся то одним проектом, то другим, причем дело никогда не доходило до воплощения. Он мог вернуться, чтобы пожить с семьей какое-то время, но надолго бы с ней не остался. Однако сейчас отец и вправду будет совсем рядом.
– Поселок, поселок! – Двенадцатилетний Джек прогалопировал на своем пони вперед, оставив за собой оба фургона и клубы неоседающей пыли.
Пыль встревожила Саманту, но она постаралась не думать об этом признаке засухи и напряженно вглядывалась в россыпь домиков впереди. Девушка с облегчением вздохнула, обнаружив, что это не какие-то сарайчики и палатки, из которых, как показывал опыт, состояли в основном старательские поселки. Прочные глинобитные конструкции определенно производили впечатление постоянства. Нет, отец знал, что делал, выбрав такое место.
Джек умчался, и Саманта недовольно прикусила губу. Ее дяде Вильяму выпало возглавить семью, когда они собирали караван. Вдовец с маленьким сыном, которого нужно было еще растить и воспитывать, он решил, что ему лучше, соединиться с братом в Калифорнии, чем страдать от последствий войны, в которой он даже не участвовал. Но Вильям умер от холеры задолго до того, как фургоны достигли Равнин, и Джек с того времени совсем отбился от рук.
Понимая возбуждение Гарриет и ее сестры-двойняшки Бернадетты, которая ехала с матерью во втором фургоне, Саманта заставила усталых животных двигаться быстрее. Будто почувствовав конец пути, они послушно ускорили шаг.
Несколько дней назад женщины оставили позади часть каравана, следуя распоряжениям, содержащимся в письме Эммануэля Нили. Эта земля должна была стать теперь их новым домом. Отец дал превосходные инструкции, согласно которым поселок старой испанской миссии найти было весьма несложно. Он приобрел права на дом у испанского гранда, который владел землей, полученной им в дар после ухода миссии. Одного описания этого дома было достаточно, чтобы они пустились в путь, даже если бы не существовало других причин.
Солнце уже садилось, когда фургоны со скрипом и скрежетом съехали с холма. Они подняли тучи пыли, но поселок, облитый тающим золотистым светом, остался тихим и безмятежным. Дом, в котором помещались отель и фактория, оказался точь-в-точь таким, каким его описал Эммануэль: сложенная из саманного кирпича нижняя половина затенена галереей второго, деревянного, этажа. Как и сообщал Эммануэль, поселок был выстроен вокруг площади и все еще напоминал старую миссию. Отель – с одной стороны площади; конюшня, кузница и мастерская сбруйщика образовывали большую часть противоположной. Впрочем, третьей стороной вместо церкви служил прелестный старый дом с покосившимся портиком и застекленными окнами. Рядом в пыли росло несколько деревьев. Это и было их жилище.
Почти успокоенная тем, что отец, похоже, и вправду нашел для них приличное помещение, Саманта некоторое время осматривала другие дома. Она не могла бы сказать, были они магазинчиками или жильем, но большинство из них выглядело весьма основательно, имело глинобитный фундамент и черепичную крышу. Несколько деревянных хижин рассыпались по улицам в стороне от площади, но все это определенно не походило на старательский поселок. В горах она видела их достаточно. Отец в письмах красочно расписывал некоторые занятия горняков, да так, что их утонченно воспитанная мать просто теряла дар речи. Нет, она никогда не смогла бы жить среди таких грубиянов!
Так уж вышло, что отец Саманты не рассказывал о своих новых соседях, и в этом было что-то тревожное. Правда, в последнем письме он поведал о стычке с неким Слоаном Толботтом. Этот человек, должно быть, представлял какую-то угрозу – даже если описание отца и не свидетельствовало об этом прямо. Жадный, злой и жестокий, судя по письмам, он казался последним человеком, с которым хотелось бы свести знакомство. Но только о нем единственном они хоть что-то знали. И именно этого человека Саманта и собиралась убить.
Пока фургоны, поднимая пыль, медленно въезжали в поселок, несколько человек показались на свет Божий из темных, пещерообразных дверей взглянуть на новеньких. Послышался резкий свист, и любопытных прибавилось.
Саманта почувствовала себя крайне неловко, краешком глаза следя за ними. Их было уже больше пятидесяти, и все до единого – мужчины. Стараясь не думать, что им противостояли только четыре женщины и мальчик, Саманта придала лицу угрожающее выражение и многозначительно поправила пояс с пистолетом. Она помолилась, чтобы ее приняли за мужчину. Свободная клетчатая рубаха, кожаный жилет и сдвинутая на лоб шляпа на какое-то время должны были ввести их в заблуждение. Девушка нащупала ногами винтовку на дне фургона и пододвинула ее поближе.
Услышав свист и резкие выкрики, Саманта стиснула зубы. Бернадетта, должно быть, сняла шляпку. Саманта бросила быстрый взгляд на Гарриет, но практичная сестра цепким, как обычно, глазом исследовала свой новый дом, не замечая всеобщего любопытства. Неплохо, должно быть, привыкнуть к мужскому вниманию настолько, чтобы не замечать его. Остановив буйволов в тени единственных деревьев поселка, Саманта с нетерпением поискала глазами Джека.
Его нигде не было, но пони оказался привязанным к столбу у портика. Мужчины уже направлялись по площади к первому фургону, когда остановилась повозка матери. Перехватив ружье, Саманта спрыгнула на землю и направилась к ней. Гарриет она скомандовала идти следом: пока фургоны отгораживают их от толпы, женщины смогут проскользнуть в дом. Саманта хотела добраться до матери и Бернадетты прежде, чем их окружат любопытные.
Элис Нили подбирала юбки, чтобы выбраться из фургона, не без опаски. Бернадетта любовалась тенистым портиком их нового дома, не слушая предостережений матери и не замечая толпы зевак, как и ее сестра-близняшка.
– Я проведу ее в дом, Сэм, – сказала Элис, заторопившись к коренному буйволу. – Но как держать этих мужчин на расстоянии, я не знаю. Нам потребуется их помощь, чтобы разгрузить фургоны. Отвлеки их работой и предложи плату, а я посмотрю, что можно сделать.
Инстинкт самосохранения подсказывал Саманте вести себя так, будто перед ней зулусское племя людоедов. По крайней мере там, в Теннесси, она помнила великое множество назойливых поклонников, которые приходили с единственным намерением – взглянуть на сестер, и она знала уже достаточно, чтобы научиться сдерживать их пыл. С тех пор как Нили решили двинуться в Калифорнию, это стало непрерывным сражением. В караване были и другие женщины, но ни одна из них не пользовалась таким же успехом. А здесь, в Калифорнии, нехватка женщин ощущалась в любом поселке на всем их пути. Старатели размахивали перед девушками мешочками с золотом, чтобы привлечь их внимание. Менее щепетильные прокрадывались по ночам на стоянки, чтобы похитить их. У Саманты были все основания опасаться толпы этих гремучих змей в штанах, которые теперь приближались к ним.
Саманта взглянула на толпу и перехватила винтовку. Они смотрели на нее с любопытством щенков. Местный пьянчужка, держа в одной руке бутылку виски, предварительно отерев другую о край жилета, вежливо протягивал ее для пожатия. Он был невысок и жилист, с копной нечесаных светлых волос – и с пистолетом на поясе, спускавшимся на узкие бедра. Настоящий разбойник.
Саманта проигнорировала его жест и, ухмыльнувшись, направила винтовку на другого, который осмелился подойти слишком близко. Он возвышался над ней с такой же, как у нее, ухмылкой, но она заметила странную искорку радости у него во взгляде.
– Слоану это совсем не понравится, – объявил он без предисловий и добавил: – Добро пожаловать в Толботт!
Он, наверное, хотел добавить «сэр», но быстрый взгляд на рыжее создание заставил его усомниться в правильности выбираемой формы обращения.
Прежде чем Саманта успела ответить, вперед выступил другой человек, пожилой, сутулый и основательный. Его прямые темные волосы были заплетены в индейские косы, глаза на обветренном, темном, как грецкий орех, лице смотрели не мигая, и Саманта увидела в них мудрость и страдания прожитых лет. Он пробормотал что-то невразумительное и направился к буйволам.
Саманте не нравилось, когда индейцы слишком близко подходили к их скоту. Опыт этого похода подсказывал, что индейцы и скот имеют обыкновение очень скоро отбывать в одном и том же направлении – к сожалению, не в том, которое выбирала хозяйка.
Она повернулась, чтобы остановить его, когда за домом внезапно возник и стал быстро распространяться во все стороны угрожающий гул. Через мгновение поселок содрогнулся от страшного взрыва, и в небо ударил столб дыма и пыли.
– Джефферсон Нили! – закричала Саманта, устремляясь к дому.
Глава 2
Высокий человек, который приветствовал их, схватил лопату и побежал за Самантой. Остальные ринулись за баграми, кирками и прочим при первой же вспышке огня, ударившего вверх. Саманта едва не упала в покрывавшую все пыль, на бегу поворачивая за угол, но устояла и увидела обрывки горящей бумаги, которая летела в стороны и угрожала поджечь только что обретенный дом.
– Джефферсон Нили! – крикнула она еще раз и увидела племянника как раз там, где и ожидала, – прямо в центре всего этого хаоса.
Черное кольцо дыма еще клубилось вокруг него, но он отнюдь не казался напуганным. Пока Саманта не оттаскала его за ухо, парнишка даже не чувствовал своей вины.
Высокий с лопатой засыпал пылью слабеющие языки огня. Другие спешили присоединиться к нему, размахивая кирками и баграми. Явное отсутствие воды – даже чтобы погасить пламя – снова насторожило Саманту. Что же это за место такое?
Не желая впадать в панику, Саманта резко развернула племянника к себе:
– Чем, черт возьми, ты занимался?
– А-а-а! Сэм, пусти меня! Я ничего не сделал! – Джек вытер круглое лицо грязным рукавом. – Я только хотел устроить салют по случаю, как это делал папа Четвертого июля.
Саманта хотела посуровее наказать его и уже схватила было за воротник, но, услышав жалобное нытье, отступилась. Он, вероятно, прятал порох все это время, пока фургоны пересекали страну, чтобы устроить праздник, когда они наконец прибудут на место. Так поступил бы и его отец, будь он жив и окажись здесь. Нили всегда отличались любопытством и никогда – осторожностью.
– Нужен мужчина, чтобы хорошенько проучить его, – подал голос высокий, отирая со лба пот и выступая вперед. – Доктор Кол Рэмси к вашим услугам, мэм.
Он протянул руку для приветствия.
Саманта замерла. Ее маскировка действовала только до того момента, как она открыла рот. Моля Бога, чтобы этому человеку можно было доверять, она пожала протянутую руку.
– Саманта Нили, сэр, а это мой кузен Джек. Остальные мужчины уже стояли вокруг, называя себя, дружелюбно что-то выкрикивая и оглядывая девушку, будто она была призовой телкой. По всей видимости, здесь жил отчаянный народ. Она старалась не смотреть на дом, где мать спрятала сестер. Ее только тревожила мысль, что женщин в поселке, похоже, недостаточно и некого было призвать на помощь.
– Извините нас, джентльмены. Мы не думали наделать здесь такой переполох своим прибытием.
Саманта старалась успокоить мужчин. При звуках женского голоса они замерли, но их пристальное внимание смутило ее, и она попыталась вежливо от них отделаться:
– Сердечно вам благодарны, но уже поздно, а нам еще нужно распаковываться. Если кто-нибудь поможет разгрузиться, мы с радостью заплатим.
Едва она произнесла последние слова, как несколько мужчин помоложе отделились от толпы и бросились к фургонам. Кто-то из оставшихся спросил:
– Вы умеете готовить, мэм?
Конфузясь под неотвязными взглядами, Саманта все же взяла себя в руки.
– Конечно, умею. Разве я выгляжу беспомощной? Рэмси постарался сгладить неловкость:
– Он имеет в виду, что мы не нуждаемся в оплате, но не отказались бы от домашней пищи.
О Боже! Сердце Саманты опять упало, и она взглянула на дом. Всем им всегда нужна помощь! Но сейчас мать умирала от усталости, а девушек следовало держать подальше от чужих глаз. Переведя дух, Саманта попробовала еще раз:
– Мы были бы рады сделать все, что надо, но у нас не так много запасов…
Не успели эти слова слететь с ее губ, как кто-то закричал:
– У меня есть цыплята! В фактории есть мука!
– А у меня сохранились консервированные персики! И прежде чем она успела что-либо ответить, мужчины уже бросились за продуктами.
Похоже, чтобы оплатить разгрузку двух фургонов, надо было накормить весь поселок.
– Думаю, тебе не стоит пока выходить из дома, Саманта, – заметила Элис Нили, с утра уже колдовавшая над остатками вчерашнего ужина. – Люди настроены довольно доброжелательно, но кто знает, что произойдет, если ты выйдешь к ним одна.
Саманта и без того ощущала крайнее беспокойство. Восторги Эммануэля потеряли всякий смысл с того самого дня, как он оставил это место. А может, он и не делал этого, по крайней мере самостоятельно? А если кто-то убил его, то не сохранил ли убийца вражды ко всему семейству Нили?
Смерть витала совсем рядом, и казалось, самое лучшее – это спрятаться. Необходимость в отце ощущалась как никогда, но большую часть жизни Саманта его не видела и умела справляться сама. Она не была мечтателем, подобно отцу. Она была добытчицей и обеспечивала семью.
– Я надену пояс с пистолетом и возьму винтовку. Непохоже, чтобы кто-нибудь собирался приставать ко мне. И потом, еще рано, чтобы кто-то из них уже был на ногах. Я вернусь до того, как они обложат дом, обещаю.
Элис слабо улыбнулась:
– Доктор Рэмси держится как джентльмен. Ты как будто чем-то тронула его?
Чувствуя неловкость от такого замечания, Саманта переминалась с ноги на ногу, ожидая, когда можно будет уйти.
– Я никогда прежде не встречала таких докторов. Мужчины здесь другие. И мы еще воспользуемся этим, я уверена.
Мужчины повсюду одинаковы, и Саманта не смогла бы «воспользоваться этим», но она согласно кивнула и выскользнула из дома. Мужчины и мысли о них вызывали тревогу, но в седле и с оружием она чувствовала себя увереннее. В предрассветном лесу не надо будет думать ни о них, ни об их лицемерии, ни об их недвусмысленных прикосновениях. Она представит себе, что единственные на земле живые создания – это поющие в листве птицы да кролики, которых она собиралась настрелять к обеду.
Солнце в горах встает медленно, но Саманта с удовольствием покачивалась в седле, пробираясь по усыпанным хвоей тропинкам, и с наслаждением вдыхала свежий лесной аромат. Настоящий рай! Даже не хочется нарушать всю эту красоту выстрелами. Может, когда-нибудь какой-нибудь индеец научит ее пользоваться луком и стрелами. Так гуманнее.
Погруженная в свои мысли, она не сразу заметила впереди тень, скользящую от дерева к дереву. Глаза ее сузились: ни одно известное ей животное не двигалось так неловко; это скорее всего человек.
Взяв винтовку наперевес, Саманта отпустила поводья и съехала с тропы, направляясь к поляне, ибо незнакомец двигался туда же. Возможно, он обнаружил там уток в пруду? От этой мысли у нее даже слюнки потекли. Она спешилась, привязала лошадь к дереву и, укрывшись у края поляны, взглянула перед собой.
Никакого пруда. Девушка разочарованно вздохнула, но осталась на месте, и то лишь потому, что знала: другой охотник затаился где-то рядом и вот-вот выстрелит. Но единственным животным, которое она видела, был оседланный конь: наклонив голову, он пил воду из маленького ручейка. Странно, в этих горах достаточно дичи, чтобы еще и охотиться на оседланных лошадей.
Лишь мгновение спустя Саманта увидела рядом с конем спешившегося всадника. Она вскрикнула, предупреждая его об опасности, и прицелилась в затаившегося охотника. Но тот выстрелил первым.
Испуганный конь заржал и взвился на дыбы. Саманта послала пулю в сторону нападавшего, предупреждая новый выстрел. Человек у ручья тоже выстрелил и пошатнулся. Таинственный охотник успел, однако, исчезнуть. К ужасу Саманты, незнакомец упал на колени, выронив ружье, а его конь вновь поднялся на дыбы.
Не думая об опасности, Саманта выскочила из укрытия. С дикими от испуга глазами конь яростно гарцевал рядом с упавшим хозяином. Шумно выпуская воздух, огромный жеребец, норовистый и очень возбужденный, неистово тряс нечесаной гривой. Такой в пять минут мог растоптать человека.
Схватив его за поводья и бормоча ласковые слова, чему она научилась от отца, девушка отступила назад. Лошади были ей не в диковинку. Отец владел лучшим в стране заводом, пока не начал новое дело. Жеребец испуганно фыркал, пытаясь освободиться, но она терпеливо успокаивала его. Все еще подрагивая, он наконец остановился.
Теперь девушка обернулась к раненому. Он по-прежнему стоял на коленях, пытаясь подняться. По руке его из раны в плече стекала кровь. Это был настоящий великан – мужчины огромнее, чем этот, ей еще не попадались. А может, он казался большим просто потому, что был близко и нуждался в помощи? Как бы там ни было, когда она подошла к нему вплотную, у нее от страха перехватило дыхание и сжалось сердце.
– Обнимите меня за плечи. Я помогу вам взобраться в седло.
Ответом был затуманенный болью, презрительный и холодный взгляд, стоило лишь ей опуститься на колени.
– Я справлюсь сам. Ступайте, откуда пришли. Задетая такой грубостью, Саманта сначала решила так и поступить. Махнуть рукой – пусть сам тут возится. Однако не в ее правилах было оставлять в беде беспомощных. Холодно улыбнувшись, она вытащила у него из кармана платок и плотно прижала к ране.
– Теперь понятно, почему вас хотели пристрелить. Держите платок, надо унять кровь. – И не спрашивая уже ни о чем, она положила его здоровую руку себе на плечи, помогая встать.
Он и вправду был очень тяжелым. Поднявшись на ноги, Саманта вся изогнулась под его весом. Она было решила, что он нарочно навалился на нее всей тяжестью, но покосившись, увидела, как закрылись от боли его глаза. Платок не помог, и кровь опять потекла по рукаву темной рубашки.
Саманту беспокоила кровопотеря, но надменная искорка из-под его прикрытых век заставила ее выпрямиться.
– Так я вряд ли вам помогу. Нет ли тут поблизости местечка, где можно было бы вас оставить, пока я позову на подмогу?
Он пристально посмотрел на девушку. Нет, клетчатая рубаха и жилет больше его не обманывали: перед ним стоял отнюдь не мальчишка. Он медленно кивнул:
– Выше по тропе – хижина. Я попытаюсь добраться до нее.
Саманта с облегчением вздохнула – по крайней мере ее помощь больше не отвергают. Жалея, что не сообразила перевязать рану до того, как подняла несчастного, она двинулась в указанном направлении. За больными всегда ухаживала мать, у нее самой опыта не было.
Шатаясь от напряжения, они молча поднимались по пыльной тропе в сосновом лесу. Для убийцы, будь он еще поблизости, они представляли великолепную мишень, но он явно сбежал, едва обнаружил свидетеля. Очко в ее пользу, думала Саманта, еле передвигаясь под тяжестью незнакомца. Увеличить счет можно было, наверное, только поставив ей в заслугу то, что она еще не рухнула на землю. Интересно, хватит ли у нее сил добраться до места?
Хижина казалась не более чем грудой неровно сложенных бревен, но все же была хоть каким-то укрытием. Тем не менее оставлять раненого в таком месте, пока она сходит за помощью, было как-то тревожно.
Он соскользнул на подобие низкого ложа у стены. Глаза его вновь закрылись, и прядь темных кудрей упала на лоб, подчеркнув бледность лица. В панике Саманта выхватила платок из его обессилевших пальцев и попробовала прижать к зияющей ране в плече, но кровь и грязные обрывки ткани мешали, и она плохо представляла, что делает.
– Надо сходить за помощью. Я не знаю, что делать.
На ней не было даже нижней юбки, чтобы разорвать на лоскуты для перевязки. Что делают мужчины в такой ситуации? Да, рвут рубашки. Окрыленная этой мыслью, она оглянулась вокруг в поисках чего-нибудь похожего.
– Снимите мою рубашку. Используйте чистую сторону. – Его слова походили скорее на стон, чем на распоряжение, но эффект возымели тот же.
Стиснув зубы, Саманта расстегнула пуговицы у него на рубашке, мельком удивившись ощущению дорогого черного батиста под пальцами, и тотчас отшатнулась, увидев мощное тело.
Отец был единственным мужчиной, которого ей как-то пришлось раздевать до пояса, но этот человек выглядел иначе. Темные волосы вились на широкой, загорелой дочерна груди, отлитой, казалось, из стали. Он содрогнулся от боли, когда она прикоснулась к нему, и от страха ей захотелось отдернуть руку.
О, если бы она могла работать с закрытыми глазами! Переведя дыхание, девушка стянула рукав со здоровой руки. Если бы ей удалось теперь разорвать эту рубашку на спине, избавиться от всего остального было бы легко, но ткань оказалась добротной, и порвать ее было не просто.
– Вам придется сесть. Иначе я просто не смогу ее снять.
Он не стал тратить силы на слова и постарался помочь девушке, опираясь на неповрежденную руку. Оставалось лишь отделить ткань, прилипшую к ране. Саманта замешкалась, и он чертыхнулся.
Откинувшись на тюфяк, раненый открыл глаза и посмотрел на девушку с отвращением. Затем здоровой рукой перехватил рубашку и рванул что было сил.
– Там нож, в моем сапоге. Отрежьте лоскут и туго замотайте вокруг раны. Это остановит кровь.
Если бы он так явно не боялся потерять сознание, Саманта ответила бы ему, что он и сам может это сделать. Она не привыкла действовать по команде и определенно не подчинилась бы человеку, который смотрел на нее, как на жалкий комок грязи. Но он, несомненно, знал, что делать, а она – нет, и потому пришлось подчиниться.
– Джефферсон Нили! – крикнула она еще раз и увидела племянника как раз там, где и ожидала, – прямо в центре всего этого хаоса.
Черное кольцо дыма еще клубилось вокруг него, но он отнюдь не казался напуганным. Пока Саманта не оттаскала его за ухо, парнишка даже не чувствовал своей вины.
Высокий с лопатой засыпал пылью слабеющие языки огня. Другие спешили присоединиться к нему, размахивая кирками и баграми. Явное отсутствие воды – даже чтобы погасить пламя – снова насторожило Саманту. Что же это за место такое?
Не желая впадать в панику, Саманта резко развернула племянника к себе:
– Чем, черт возьми, ты занимался?
– А-а-а! Сэм, пусти меня! Я ничего не сделал! – Джек вытер круглое лицо грязным рукавом. – Я только хотел устроить салют по случаю, как это делал папа Четвертого июля.
Саманта хотела посуровее наказать его и уже схватила было за воротник, но, услышав жалобное нытье, отступилась. Он, вероятно, прятал порох все это время, пока фургоны пересекали страну, чтобы устроить праздник, когда они наконец прибудут на место. Так поступил бы и его отец, будь он жив и окажись здесь. Нили всегда отличались любопытством и никогда – осторожностью.
– Нужен мужчина, чтобы хорошенько проучить его, – подал голос высокий, отирая со лба пот и выступая вперед. – Доктор Кол Рэмси к вашим услугам, мэм.
Он протянул руку для приветствия.
Саманта замерла. Ее маскировка действовала только до того момента, как она открыла рот. Моля Бога, чтобы этому человеку можно было доверять, она пожала протянутую руку.
– Саманта Нили, сэр, а это мой кузен Джек. Остальные мужчины уже стояли вокруг, называя себя, дружелюбно что-то выкрикивая и оглядывая девушку, будто она была призовой телкой. По всей видимости, здесь жил отчаянный народ. Она старалась не смотреть на дом, где мать спрятала сестер. Ее только тревожила мысль, что женщин в поселке, похоже, недостаточно и некого было призвать на помощь.
– Извините нас, джентльмены. Мы не думали наделать здесь такой переполох своим прибытием.
Саманта старалась успокоить мужчин. При звуках женского голоса они замерли, но их пристальное внимание смутило ее, и она попыталась вежливо от них отделаться:
– Сердечно вам благодарны, но уже поздно, а нам еще нужно распаковываться. Если кто-нибудь поможет разгрузиться, мы с радостью заплатим.
Едва она произнесла последние слова, как несколько мужчин помоложе отделились от толпы и бросились к фургонам. Кто-то из оставшихся спросил:
– Вы умеете готовить, мэм?
Конфузясь под неотвязными взглядами, Саманта все же взяла себя в руки.
– Конечно, умею. Разве я выгляжу беспомощной? Рэмси постарался сгладить неловкость:
– Он имеет в виду, что мы не нуждаемся в оплате, но не отказались бы от домашней пищи.
О Боже! Сердце Саманты опять упало, и она взглянула на дом. Всем им всегда нужна помощь! Но сейчас мать умирала от усталости, а девушек следовало держать подальше от чужих глаз. Переведя дух, Саманта попробовала еще раз:
– Мы были бы рады сделать все, что надо, но у нас не так много запасов…
Не успели эти слова слететь с ее губ, как кто-то закричал:
– У меня есть цыплята! В фактории есть мука!
– А у меня сохранились консервированные персики! И прежде чем она успела что-либо ответить, мужчины уже бросились за продуктами.
Похоже, чтобы оплатить разгрузку двух фургонов, надо было накормить весь поселок.
– Думаю, тебе не стоит пока выходить из дома, Саманта, – заметила Элис Нили, с утра уже колдовавшая над остатками вчерашнего ужина. – Люди настроены довольно доброжелательно, но кто знает, что произойдет, если ты выйдешь к ним одна.
Саманта и без того ощущала крайнее беспокойство. Восторги Эммануэля потеряли всякий смысл с того самого дня, как он оставил это место. А может, он и не делал этого, по крайней мере самостоятельно? А если кто-то убил его, то не сохранил ли убийца вражды ко всему семейству Нили?
Смерть витала совсем рядом, и казалось, самое лучшее – это спрятаться. Необходимость в отце ощущалась как никогда, но большую часть жизни Саманта его не видела и умела справляться сама. Она не была мечтателем, подобно отцу. Она была добытчицей и обеспечивала семью.
– Я надену пояс с пистолетом и возьму винтовку. Непохоже, чтобы кто-нибудь собирался приставать ко мне. И потом, еще рано, чтобы кто-то из них уже был на ногах. Я вернусь до того, как они обложат дом, обещаю.
Элис слабо улыбнулась:
– Доктор Рэмси держится как джентльмен. Ты как будто чем-то тронула его?
Чувствуя неловкость от такого замечания, Саманта переминалась с ноги на ногу, ожидая, когда можно будет уйти.
– Я никогда прежде не встречала таких докторов. Мужчины здесь другие. И мы еще воспользуемся этим, я уверена.
Мужчины повсюду одинаковы, и Саманта не смогла бы «воспользоваться этим», но она согласно кивнула и выскользнула из дома. Мужчины и мысли о них вызывали тревогу, но в седле и с оружием она чувствовала себя увереннее. В предрассветном лесу не надо будет думать ни о них, ни об их лицемерии, ни об их недвусмысленных прикосновениях. Она представит себе, что единственные на земле живые создания – это поющие в листве птицы да кролики, которых она собиралась настрелять к обеду.
Солнце в горах встает медленно, но Саманта с удовольствием покачивалась в седле, пробираясь по усыпанным хвоей тропинкам, и с наслаждением вдыхала свежий лесной аромат. Настоящий рай! Даже не хочется нарушать всю эту красоту выстрелами. Может, когда-нибудь какой-нибудь индеец научит ее пользоваться луком и стрелами. Так гуманнее.
Погруженная в свои мысли, она не сразу заметила впереди тень, скользящую от дерева к дереву. Глаза ее сузились: ни одно известное ей животное не двигалось так неловко; это скорее всего человек.
Взяв винтовку наперевес, Саманта отпустила поводья и съехала с тропы, направляясь к поляне, ибо незнакомец двигался туда же. Возможно, он обнаружил там уток в пруду? От этой мысли у нее даже слюнки потекли. Она спешилась, привязала лошадь к дереву и, укрывшись у края поляны, взглянула перед собой.
Никакого пруда. Девушка разочарованно вздохнула, но осталась на месте, и то лишь потому, что знала: другой охотник затаился где-то рядом и вот-вот выстрелит. Но единственным животным, которое она видела, был оседланный конь: наклонив голову, он пил воду из маленького ручейка. Странно, в этих горах достаточно дичи, чтобы еще и охотиться на оседланных лошадей.
Лишь мгновение спустя Саманта увидела рядом с конем спешившегося всадника. Она вскрикнула, предупреждая его об опасности, и прицелилась в затаившегося охотника. Но тот выстрелил первым.
Испуганный конь заржал и взвился на дыбы. Саманта послала пулю в сторону нападавшего, предупреждая новый выстрел. Человек у ручья тоже выстрелил и пошатнулся. Таинственный охотник успел, однако, исчезнуть. К ужасу Саманты, незнакомец упал на колени, выронив ружье, а его конь вновь поднялся на дыбы.
Не думая об опасности, Саманта выскочила из укрытия. С дикими от испуга глазами конь яростно гарцевал рядом с упавшим хозяином. Шумно выпуская воздух, огромный жеребец, норовистый и очень возбужденный, неистово тряс нечесаной гривой. Такой в пять минут мог растоптать человека.
Схватив его за поводья и бормоча ласковые слова, чему она научилась от отца, девушка отступила назад. Лошади были ей не в диковинку. Отец владел лучшим в стране заводом, пока не начал новое дело. Жеребец испуганно фыркал, пытаясь освободиться, но она терпеливо успокаивала его. Все еще подрагивая, он наконец остановился.
Теперь девушка обернулась к раненому. Он по-прежнему стоял на коленях, пытаясь подняться. По руке его из раны в плече стекала кровь. Это был настоящий великан – мужчины огромнее, чем этот, ей еще не попадались. А может, он казался большим просто потому, что был близко и нуждался в помощи? Как бы там ни было, когда она подошла к нему вплотную, у нее от страха перехватило дыхание и сжалось сердце.
– Обнимите меня за плечи. Я помогу вам взобраться в седло.
Ответом был затуманенный болью, презрительный и холодный взгляд, стоило лишь ей опуститься на колени.
– Я справлюсь сам. Ступайте, откуда пришли. Задетая такой грубостью, Саманта сначала решила так и поступить. Махнуть рукой – пусть сам тут возится. Однако не в ее правилах было оставлять в беде беспомощных. Холодно улыбнувшись, она вытащила у него из кармана платок и плотно прижала к ране.
– Теперь понятно, почему вас хотели пристрелить. Держите платок, надо унять кровь. – И не спрашивая уже ни о чем, она положила его здоровую руку себе на плечи, помогая встать.
Он и вправду был очень тяжелым. Поднявшись на ноги, Саманта вся изогнулась под его весом. Она было решила, что он нарочно навалился на нее всей тяжестью, но покосившись, увидела, как закрылись от боли его глаза. Платок не помог, и кровь опять потекла по рукаву темной рубашки.
Саманту беспокоила кровопотеря, но надменная искорка из-под его прикрытых век заставила ее выпрямиться.
– Так я вряд ли вам помогу. Нет ли тут поблизости местечка, где можно было бы вас оставить, пока я позову на подмогу?
Он пристально посмотрел на девушку. Нет, клетчатая рубаха и жилет больше его не обманывали: перед ним стоял отнюдь не мальчишка. Он медленно кивнул:
– Выше по тропе – хижина. Я попытаюсь добраться до нее.
Саманта с облегчением вздохнула – по крайней мере ее помощь больше не отвергают. Жалея, что не сообразила перевязать рану до того, как подняла несчастного, она двинулась в указанном направлении. За больными всегда ухаживала мать, у нее самой опыта не было.
Шатаясь от напряжения, они молча поднимались по пыльной тропе в сосновом лесу. Для убийцы, будь он еще поблизости, они представляли великолепную мишень, но он явно сбежал, едва обнаружил свидетеля. Очко в ее пользу, думала Саманта, еле передвигаясь под тяжестью незнакомца. Увеличить счет можно было, наверное, только поставив ей в заслугу то, что она еще не рухнула на землю. Интересно, хватит ли у нее сил добраться до места?
Хижина казалась не более чем грудой неровно сложенных бревен, но все же была хоть каким-то укрытием. Тем не менее оставлять раненого в таком месте, пока она сходит за помощью, было как-то тревожно.
Он соскользнул на подобие низкого ложа у стены. Глаза его вновь закрылись, и прядь темных кудрей упала на лоб, подчеркнув бледность лица. В панике Саманта выхватила платок из его обессилевших пальцев и попробовала прижать к зияющей ране в плече, но кровь и грязные обрывки ткани мешали, и она плохо представляла, что делает.
– Надо сходить за помощью. Я не знаю, что делать.
На ней не было даже нижней юбки, чтобы разорвать на лоскуты для перевязки. Что делают мужчины в такой ситуации? Да, рвут рубашки. Окрыленная этой мыслью, она оглянулась вокруг в поисках чего-нибудь похожего.
– Снимите мою рубашку. Используйте чистую сторону. – Его слова походили скорее на стон, чем на распоряжение, но эффект возымели тот же.
Стиснув зубы, Саманта расстегнула пуговицы у него на рубашке, мельком удивившись ощущению дорогого черного батиста под пальцами, и тотчас отшатнулась, увидев мощное тело.
Отец был единственным мужчиной, которого ей как-то пришлось раздевать до пояса, но этот человек выглядел иначе. Темные волосы вились на широкой, загорелой дочерна груди, отлитой, казалось, из стали. Он содрогнулся от боли, когда она прикоснулась к нему, и от страха ей захотелось отдернуть руку.
О, если бы она могла работать с закрытыми глазами! Переведя дыхание, девушка стянула рукав со здоровой руки. Если бы ей удалось теперь разорвать эту рубашку на спине, избавиться от всего остального было бы легко, но ткань оказалась добротной, и порвать ее было не просто.
– Вам придется сесть. Иначе я просто не смогу ее снять.
Он не стал тратить силы на слова и постарался помочь девушке, опираясь на неповрежденную руку. Оставалось лишь отделить ткань, прилипшую к ране. Саманта замешкалась, и он чертыхнулся.
Откинувшись на тюфяк, раненый открыл глаза и посмотрел на девушку с отвращением. Затем здоровой рукой перехватил рубашку и рванул что было сил.
– Там нож, в моем сапоге. Отрежьте лоскут и туго замотайте вокруг раны. Это остановит кровь.
Если бы он так явно не боялся потерять сознание, Саманта ответила бы ему, что он и сам может это сделать. Она не привыкла действовать по команде и определенно не подчинилась бы человеку, который смотрел на нее, как на жалкий комок грязи. Но он, несомненно, знал, что делать, а она – нет, и потому пришлось подчиниться.