Страница:
1 19 ноября 1968 года.
В этот день, 13 ноября, произошло и еще одно событие: к нам из Москвы приезжала Е. Светлова с еще одной знакомой на своей "Волге", о чем-то надо было срочно сообщить Александру Исаевичу. Мама, как и всегда, проявила максимум радушия и накормила приезжавших вкусным обедом. (Знала бы она, кого она угощала!)
Муж остался недоволен мною, что я не столько интересовалась причиной приезда неожиданных гостей, сколько сетовала, что я с ними не повидалась (была в это время в институте).
В тот год в ноябре бывали хорошие, довольно теплые дни. Воспользовавшись одним таким днем, мы поехали в Давыдове и Солотчу. Погуляли в сосновом лесу, съездили на любимый наш косогор за монастырем, повидались с Агафьей Ивановной и договорились, что Александр Исаевич снова немного поживет у нее зимой.
После поездки особенно чувствуется, как недостает мужу в городе свежего воздуха. Голова нет-нет да побаливает. То и дело видишь его с холодной грелкой, которую держит левой рукой у головы, а правой пишет.
По вечерам мы слушаем чтение по Би-би-си "Ракового корпуса". А однажды прорвалась радиостанция "Свобода" - как раз тогда, когда читался "Раковый", 5-я глава. "Свобода" передает все подряд, без пропусков.
Закончив чтение 1-й части "Ракового корпуса", Би-би-си дало 21 ноября 20-минутную передачу, посвященную рецензиям английских критиков на тот же "Раковый корпус". Отзывы, как правило, хвалебные. В связи с некоторыми высказываниями Александр Исаевич пошутил:
- Теперь они разъяснили мне, почему у нас "Раковый корпус" не хотят печатать.
Эту передачу удалось записать на диктофон. Сразу же, чередуясь, расшифровали ее, перевели на машинописный текст. Александр Исаевич возьмет эту запись с собой в Москву (ведь там Би-би-си глушат нацело!).
22 ноября муж повез "Тунеядца" в Москву.
Совпало так, что в Мосфильм Александр Исаевич должен был принести сценарий 26 ноября, а 25 ноября, накануне, "Правда" в редакционной статье одобрила "Литературную газету", которая осудила "антиобщественную, очернительную позицию, занятую Солженицыным и рекламируемую буржуазной пропагандой". В связи с этим он особенно досадует, что связался с Мосфильмом, "Зачем к крупному - мелкое?" - говорит он.
Режиссер Алов от сценария в восторге. Хоть прямо ставить! Лишь бы разрешили! Говорит, что в его практике таких полностью готовых вещей было всего две-три!
Солженицын сдал в Мосфильм три экземпляра сценария. Из них два сразу же пошли наверх: один - в управление Мосфильмом, к Сурину, второй - в ЦК. Из ЦК очень скоро последовал звонок. Звонил некто Соловьев. Смысл был такой: Солженицын - его любимый прозаик, но на этот раз с первых же страниц - полное разочарование... Не хотелось бы поднимать шума. Лучше бы отказало само творческое объединение...
И оно в самом деле через некоторое время отказало. 10 декабря к нам в Рязань приедет оттуда представительница1. Привезет назад два экземпляра сценария и сообщит Александру Исаевичу о решении расторгнуть с ним договор с оставлением ему 25% аванса, которые он уже получил. Она же расскажет, что на обсуждении в Мосфильме сценарий хвалили. Пашка - великолепное открытие... У Элли - некоторая прямолинейность... Понравилась сценарная форма, зрительность...
1 Вдова Скуйбина.
Пришло и два официальных документа:
"...сценарно-редакционная коллегия VI творческого объединения, рассмотрев представленный Вами первый вариант литературного сценария "Тунеядец", к сожалению, не может считать его приемлемым.
В связи с этим действие договора прекращается с оставлением выплаченного Вам первого аванса в сумме 1500 р..."1.
Еще один: заключение сценарно-редакционной коллегии VI творческого объединения 26.12.68. "...Редакционная коллегия отметила достоинства представленного сценария - его комедийность, интересно выписанные образы главных героев - Пашки и Элли - и некоторых эпизодических персонажей, решенные остроумно, с полным владением и кинематографической комедийной формой эпизоды автомобильных гонок и сцены в лесу.
Однако атмосферу, в которой развивается главная сюжетная линия сценария, сценарно-редакционная коллегия считает принципиально неприемлемой. Прежде всего это относится к сценам, в которых изображается предвыборная кампания и сами выборы в народные судьи. Если линия взаимоотношений Пашки и Элли - основная в сценарии - написана в ключе лирической комедии, то сцены, посвященные предвыборной кампании и выборам, решены сатирически и с той мерой заострения, которая мешает им органически влиться в произведение... В связи с этим сценарно-редакционная коллегия расторгает договор с А. Солженицыным"2.
Мой муж даже доволен исходом дела. Теперь он свободен от Мосфильма, от сценария, от того, чего можно было вообще не писать...
Впрочем, кое-кто из очень серьезных читателей сценарий оценил. Так, например, Лидия Корнее-вна писала Александру Исаевичу: "Вещь - на мой взгляд - создана мастерски: может по фабрике ходить гоголем... Замечателен Пашка. Замечателен Бригадир - фигура реальная и в то же время символическая"3.
1 Мосфильм, 09.12.68.
2 Мосфильм, 26.12.68.
3 Чуковская Л., 24.11.68.
Когда 29 ноября Александр Исаевич увиделся с Твардовским, решение Мосфильма еще известно не было. Александр Трифонович заинтересовался сценарием. Подумывал, нельзя ли его напечатать. Попросил Александра Исасвича дать его ему и редакции "Нового мира" прочесть, приговаривая при этом: "Право первой ночи - нам!"
Солженицын дал Твардовскому "Тунеядца", вынув оттуда наиболее крамольные вставные листы, как сделал это и для Мосфильма. И даже несмотря на это, возвращая спустя три недели сценарий автору, Александр Трифонович пошутил: "Ну что я могу сказать?
Сажать вас надо, и чем скорей, тем лучше". Однако Александр Исаевич не мог не почувствовать, что сценарий Твардовскому понравился...
Еще Александр Исаевич говорил с Твардовским относительно того, нельзя ли еще заплатить за "Раковый корпус"? Ведь его уже набирали! Александр Трифонович тотчас же предложил Александру Исаевичу свои деньги.
- Сколько вам надо? Тысячу?.. Две?.. - спросил Твардовский, - Моя сберкнижка - ваша сберкнижка!
Александр Исаевич разъяснил, что ему нужны официальные поступления. Того и гляди еще прослывет тунеядцем! Какие-то лекторы так уже говорят...
Александр Трифонович обещал подумать. В результате через некоторое время он примет от Солженицына заявление; столько-то денег получить удастся, хотя главный бухгалтер "Известий" ("Новый мир" подчиняется бухгалтерии "Известий") будет удивляться, зачем это Твардовский материально поддерживает Солженицына?..
Беседовал в тот раз Александр Исаевич и с Лакшиным по поводу его последней статьи в "Новом мире" о "Мастере и Маргарите" Булгакова. У меня сохранилась запись, сделанная мужем, того, что он сказал Лакшину:
"Вообще, я считаю Вас критиком первого ранга, независимо от перегородок между столетиями (XIX-XX). Ваши статьи особенно ценны и приятны тем, что каждую строчку, абзац читаешь с наслаждением, как художественное произведение. Все статьи Ваши мне нравились, но в последней, о "Мастере и Маргарите", мне кажется, Вы недобрали одного этажа, археологического этажа; еще можно было глубже копнуть. Очень сложный роман, он требует очень глубокого объяснения. То, что Вы написали, все очень интересно - трактовка, что дьявольскую силу он применяет как мысленную расправу за справедливость. Однако мне кажется, что там есть еще какое-то более глубокое и серьезное объяснение всего этого, двух вопросов:
1) использование дьявольской силы;
2) евангельская история.
1. Это выходит у Булгакова за рамки этого романа, это вообще его какое-то распутное увлечение, какая-то непозволительная страсть, проходящая через его произведения, начиная с "Дьяволиады", где это уже чрезмерно и безвкусно даже. В этом отношении он как-то напоминает Гоголя. Вообще, Булгаков есть вновь родившийся Гоголь. И такое удивительное повторение нескольких важнейших сторон таланта совершенно изумляет. И в своем пристрастии к нечистой силе он тоже повторяет Гоголя, повторяет его и в юморе, и во многом другом.
2. Если бы это была попытка объяснить просто, с точки зрения художника, всем известную легенду - это было бы одно. Но если в этом самом произведении так восхваляется нечистая сила и так унижается Христос, - тут тоже надо что-то выяснить. Один мой знакомый сказал, что это - евангельская история, увиденная глазами сатаны.
И вот соотношение этих двух струй (нечистой силы и Бога) в одном романе заставляет осторожно к этому отнестись - что-то здесь еще надо объяснять!.."
Вскоре после возвращения домой Александр Исаевич присутствует на собрании Рязанского отделения СП. В числе других вопросов был и такой: о плане напечатания произведений рязанских писателей в 70-м году в издательстве "Московский рабочий". Под конец Сафонов сказал: "Еще 25 листов остается свободных". "Как раз для "Ракового корпуса", - подумал мой муж. Но даже о его предложении почитать главы из повести на том совещании и не вспомнили.
Между тем в те же дни к нам пришло одно запоздалое письмо с реакцией на статью в "Литературной газете" "Идейная борьба. Ответственность писателя". Дать хотя бы его прочесть рязанским писателям! Автор письма писал: "Неужели верно, что будто бы Вы - как пишется в газете: "...свои литературные способности... мог отдать Родине... мог бы, но не пожелал..."
Кто и как понимает подлинные интересы Родины - безвестный автор той статьи или автор "Ивана Денисовича", "Ракового корпуса", "В круге первом"?1.
1 Смердов М. К, 23.11.68.
На этот вопрос Александр Исаевич получит многоголосый исчерпывающий ответ в дни своего юбилея.
С конца ноября но Москве стали ходить открытки с фотографией Александра Исаевича (работы В. Быкова, но, к сожалению, зеркальное изображение ее) с надписью:
"11 декабря 1968 года А. Солженицыну - 50 лет".
(Позже мы познакомились с человеком, который эти отпечатки сделал. Он только что потерял сына; работа эта его как-то еще и отвлекла).
В результате о юбилее узнало множество людей.
Уже 4 декабря пришли две телеграммы с поздравлениями, причем одна на немецком языке из Швейцарии. Потом, 7 декабря, из Праги. В тот же день очень трогательное и вообще замечательное письмо от математика Ю. И. Левина из Москвы. Оно легло в специальную "Юбилейную" папку (№ 60) под номером 15. Основной же поток поздравлений начнется 10 декабря, в канун юбилея.
Еще до того, 5 декабря, к нам приехали трое ленинградцев, привезли совершенно уникальный подарок - двухтомник в солидном переплете с надписью на титульном листе: "А. И. Солженицын в русской критике". Надпись была сделана так, что создавалась полная иллюзия: это напечатано в типографии. Мы просто ахнули! Сколько же стараний приложили две женщины и муж одной из них, чтобы так тщательно все подобрать и перепечатать! Пожалуй, самым редкостным в этом сборнике были школьные сочинения о "Матренином дворе".
Вечером 10 декабря приехала на скромное празднование (муж никого другого не хотел) Вероника, привезла много писем и подарков. Среди последних самым остроумным был белый вязаный шарф с ввязанным в него темным клеймом Щ-854. Рассказала, что в Москве ее одолели, последние дни без конца звонят, выпытывая адрес Александра Исаевича.
В тот день телеграммы приносили нам много раз, причем целыми пачками. Всего за этот день кануна пришло 107 поздравлений!
Утро 11 декабря началось с того, что пред очи Александра Исаевича предстал вожделенный столик-каталка, два этажа которого были заняты праздничной корреспонденцией и подарками. Лежал здесь и фотоальбом его портретов, на котором было крупно выгравировано - "50" и мелко - "от жены".
Несмотря на эмоциональный подъем, сказался привычный у Александра Исаевича во всем рационализм. Весь день прошел у нас по-деловому. Идет раскладка телеграмм по времени подачи, чтение их и писем, печатанье списков корреспондентов. Вероника, Александр Исаевич, еще одна наша юная помощница и я - все заняты разборкой, нумерацией писем, телеграмм, их чтением, статистикой поздравлений: число писем, телеграмм, подписей, отдельно от писателей и т. д.
В этот день пришло... 207 поздравлений! Нам потом рассказывали, что в Москве некоторые приемщицы телеграмм тут же на месте исправляли адрес: "Касимовский - это его старый адрес!" Такое было множество телеграмм!
Конечно, много поздравлений от знакомых и друзей, но большинство - от неизвестных нам людей. Обращали на себя внимание телеграммы за подписью литературных героев Солженицына: Нержина, Костоглотова и других. Кое-кто, по-видимому, не рисковал ставить свою истинную фамилию. Были и такие подписи: племянница, дети Сима... Иногда придумывались совершенно невероятные фамилии; вот как в этой телеграмме, например, пришедшей из Каунаса: "Дорогая Наталья Алексеевна в день пятидесятилетия разрешите пожелать вам и Александру Исаевичу доброго здоровья всех возможных благ и самосущных радостей разрешите сказать вам о признательности - Культяпкина".
Позже я узнала, что фамилии литературных героев в качестве подписи понадобились еще и тем, кто захотел послать Солженицыну не одну, а несколько телеграмм.
Среди дня привычный ритм был нарушен. Вдруг приехала из Москвы некая Великанова с двумя огромными пирогами. Она оказалась тещей недавно посаженного Бабицкого и потому была скрепя сердце принята моим мужем. Зато когда вечером ее примеру последовал то ли ее сын, то ли зять - дальше вестибюля ему проникнуть к нам не пришлось! Что же до пирогов, то у нас и без великанов-ских было их достаточно. Моя мама один испекла даже специально для служащих нашего почтового отделения, которым так тяжко достался юбилей!
Вечером пришла телеграмма из Италии, которая нас буквально потрясла, ибо подписи на ней были: Альберто Моравиа, Эдуарде де Филлиппо. Пришла также поздравительная телеграмма от Союза писателей Чехословакии; от Рязанского и от Воронежского (их уж, конечно, не похвалят!) отделений писателей.
11 декабря была среда - день выхода "Литературной газеты". Но... "напрасно искал я тебя среди юбиляров в литературной газете, не упомянули о твоем 50-летии", - напишет нам уже весной Янош Рожаш1.
А мать Павла Литвинова скажет об этом так: "Вот как прошел день Вашего рождения. Утром достали "Литературку" - и сохраним ее навечно. Когда-нибудь ее будут демонстрировать вместе с отчетом Российской академии, когда Толстого не избрали академиком. .. вечером мы взяли и прочли Ваш, может быть, самый любимый мной рассказ - "Матренин двор". И можно ли быть ближе? Чувствовали ли Вы, что мы с Вами? (Как раз из пересыльной тюрьмы отправили Костю и Павла)"2.
1 Рожаш Янош, 17.05.69.
2 Литвинова Ф. П., 13.12.68.
Итак, "Литературная газета", как Александр Исаевич и предполагал, не заметила юбилея Солженицына. Зато заметила его американская "Нью-Йорк таймс", где в этот самый день была помещена статья "Солженицыну пятьдесят".
"Несколько лет назад на небосводе русской и мировой литературы неожиданно появилась новая звезда. Своим первым романом "Один день Ивана Денисовича" А. Солженицын утвердился как великий литературный мастер. Короткие рассказы и романы, которые затем последовали - особенно недавно вышедшие "В круге первом" и "Раковый корпус", - послужили только для усиления его права на место в ряду других русских художников слова и выразителей русской совести.
В его 50-летний юбилей читатели многих стран выразят ему свое уважение, но мало кто осмелится сделать это на его Родине, где он все еще находится. Вместо того чтобы пользоваться почетом в СССР, Солженицын там фактически пария. В последние годы на него постоянно клевещут в советской прессе; он находится под полицейским надзором; и все его последние произведения недоступны тем читателям, для которых они главным образом написаны, - народу Советского Союза. Среди его соотечественников очень распространен страх, что он может разделить судьбу Синявского и Даниэля, что он может быть арестован, осужден и снова послан в каторжный лагерь, так как его книги опубликованы за границей.
Если бы Солженицын повернул свой талант на создание трафаретных оптимистических пропагандных произведений под рубрикой соцреализма, он был бы одним из самых уважаемых и богатых советских граждан. Но вместо того он упорствует в том, чтобы отражать советское общество в неискажающем зеркале и брать на себя все опасности и испытания, которые, как он знает, обрушат на него советские правители, которым не нравится то, что показывает зеркало".
А на следующий день "Голос Америки" дал специальную передачу "К 50-летию Солженицына". По-своему поздравило в те дни Александра Исаевича и Би-би-си, пообещав начать на предстоящей неделе чтение второй части "Ракового корпуса".
К нам продолжают идти телеграммы. 13 декабря пришло поздравление от писателя Генриха Белля. Муж уже послал ответные телеграммы чехословацкому Союзу писателей, А. Моравиа и Эдуарде де Филлиппо, а теперь он составляет по-немецки телеграмму Беллю: "Дорогой Генрих, благодарю за Ваши любезные пожелания. Радостно сознавать, что при всех различиях в нашем поколении, писатели между собой едины. Следовательно, человечество также имеет общее этическое направление. Сердечно жму руку. Солженицын".
Много писем приходит с запозданием. 17 декабря я записала в дневнике: "Пришло много поздравительных писем, среди них одно очень гадкое - пока единственное (№ 480)".
Письмо это, брошенное в наш дверной почтовый ящик, было без подписи и напечатано на машинке. В нем были такие слова: "Не люблю предателей. Вы отпраздновали свой день рождения, а спустя 10 дней мы будем праздновать ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ ТОВАРИЩА СТАЛИНА. ЗА ЭТОТ ДЕНЬ МЫ ПОДНИМЕМ ПОЛНЫЕ БОКАЛЫ!!! ИСТОРИЯ ВСЕ И ВСЕХ ПОСТАВИТ НА СВОЕ МЕСТО. Заслужив признание Запада, вы приобрели ПРЕЗРЕНИЕ своего народа. Привет Никите - другу вашему".
По-видимому, случайно была в самый день юбилея подписана Александру Исаевичу книжка "Судьба русской сказки"1 ее автором - Э. В. Гофман-Померанцевой. Вот ее автограф: "В данном случае фольклористу Солженицыну, которому в баснословные ифлийские годы я, не зря, авансом поставила пятерку".
1 Гофман-Померанцева Э. В. Судьба русской сказки. М. "Наука", 1965.
Спутав дату, 21 декабря к нам приехала из Москвы с большим японским альбомом в качестве подарка Н.Г. Снесарева, с которой уже знакомы читатели моей предыдущей книги. С опозданием отмечали 50-летие Солженицына русские эмигранты.
В газете "Русские новости" от 4 апреля 1969 года была напечатана статья "Литературный вечер". В ней писалось:
"В зале Русской консерватории состоялся вечер, посвященный творчеству советского писателя Солженицына, по случаю недавно исполнившегося 50-летия дня его рождения".
Георгий Адамович указал, что, вопреки установившемуся мнению о том, что великая русская литература кончилась на "Хаджи-Мурате" Толстого, при чтении книг Солженицына возникает впечатление, что русская литература продолжается!
Дело вовсе не в том, как эти романы написаны, безукоризненно ли их построение, безупречен ли в них язык, не следовало ли бы кое-что в них сократить или изменить, - нет, дело исключительно в том, что книги Солженицына захватывают глубиной мысли, острой проницательностью и, главное, неподдельным, неотразимым сочувствием к человеку перед лицом судьбы.
Константин Померанцев в длинной речи, прочитанной по рукописи, выразил уверенность в том, что, подобно гетевскому Мефистофелю, "творящему зло, превращающееся в добро", жестокие условия содействуют духовному возвышению человека.
Диссонансом прозвучала речь Вейдле. Не прощая Солженицыну того, что он "ровесник октяб-ря", Вейдле обвиняет его в лексических ошибках (искажение слов) и в недостатке образования...
В заключение Борис Зайцев прочел несколько "миниатюр", рассказиков Солженицына. В "Утенке", которого автор держит на ладони, замечательны слова: "Мы полетим на Венеру, мы одолеем космос, но никогда, ни в одной колбе, нам не удастся воспроизвести такого утенка с такими перепончатыми лапками и розоватым клювиком!"
Опоздала, как мы помним, поздравить Снесарева, совместив зато свое поздравление к юбилею с новогодним. В нем были такие слова: "Мы лишены радости Вас читать - нет слов выразить наше огорчение - но наши потомки, которые будут хорошо Вас знать как писателя, все же нам позавидуют: ведь мы - Ваши современники и можем сказать Вам: "С Новым годом, Александр Исаевич! С днем рождения! Будьте счастливы!"
Но самым последним, и не по своей вине, поздравил Александра Исаевича Корней Иванович Чуковский, поздравил посмертно. Это неотосланное вовремя письмо было обнаружено при разборке материалов уже после смерти Корнея Ивановича: "Дорогой Александр Исаевич! В дни Вашего праздника я был дьявольски болен... А хотелось написать большое письмо - длинное признание в любви. Сейчас мне полегчало, но длинное письмо мне еще не под силу поэтому я скажу в двух словах, как горжусь я нашей дружбой и как я радуюсь, что Вам всего только 50 лет. Обнимаю Вас, целую и приветствую Вашу милую семью.
Ваш (подпись)1".
18 декабря мы с мужем в Москве. К этому времени я сделала выборку из "Юбилейной почты", напечатала самые впечатляющие телеграммы. Их с интересом читали наши друзья и знакомые. А еще читали письмо в "Литературку" Александра Исаевича, которое было уже распечатано в большом количестве экземпляров: "Я знаю, что Ваша газета не напечатает единой моей строки, не придав ей исказителъного или порочного смысла. Но у меня нет другого выхода ответить моим многочисленным поздравителям иначе, как посредством Вас. Читателей и писателей, приславших поздравления и пожелания к моему 50-летию, я с волнением благодарю. Я обещаю им никогда не изменить истине. Моя единственная мечта - оказаться достойным надежд читающей России"2.
1 Чуковский К.И., 12.12.68.
2 Солженицын А. - редакции "Литературной газеты", копия - журналу "Новый мир", 12.12.68.
Когда были у Копелева, то Александр Исаевич сделал автографы на многих копиях своего письма - своим поздравителям, которым могли их передать. Еще у Копелевых читали "Шутки Самиздата", где ему были поздравления от газеты "Правда", от самиздата и даже... от Сталина...
"Поражены Вашей способностью, дожив до 50-ти лет, писать правду. Просим поделиться опытом страницах нашей газеты. Редакция "Правды".
"В год Вашего 50-летия по количеству и качеству выпускаемой продукции мы заняли первое место в мире. Надеемся сотрудничать Вами ближайшие 50 лет. САМИЗДАТ".
"Кацо! Дарагой! Большое спасибо уточнение отдельных деталей моей замечательной биографии. Нэ плохо, очень нэ плохо, поздравляю! Иосиф Джугашвили".
В тот день, 18 декабря, мы с мужем побывали в "Новом мире". Там нам пришлось разбирать огромную почту. Каких только не было там поздравлений! Даже есть телеграмма... от "Посева"!
А В. Лакшин подарил Александру Исаевичу маленький двухтомник "Ракового корпуса" в издании "Посева". Как бы не самый дорогой ему в тот юбилей подарок!
Заглянем же и мы с читателем в юбилейную почту!
"От всей души поздравляю полувеком. Пожалуйста, не откладывайте перо. Поверьте, не все любить умеют только мертвых".
"Вашим голосом заговорила сама немота. Я не знаю писателя, более долгожданного и необходимого, чем Вы. Где не погибло слово, там спасено будущее. Ваши горькие книги ранят и лечат душу. Вы вернули русской литературе ее громовое могущество. Лидия Чуковская".
"Дорогой Александр Исаевич, поклон Вам в день Вашего рождения. Ваши романы - Библия эпохи. Живите долго, счастливо".
"Разрешите поздравить пятидесятилетием и пожелать и в дальнейшем быть автором только тех произведений, под которыми не стыдно подписаться".
"Низкий поклон Вам, великий художник".
"С гордостью, любовью и тревогой следим за Вашей жизнью. Многих лет Вам и твердости духа".
"Дорогого Александра Исаевича, замечательного писателя, человека, поздравляю от всего сердца. Низкий Вам поклон за великое мужество, которое позволяет выстоять всем нам. Обнимаю Вас. Александр Галич".
"Поздравляем пятидесятилетием дорогого Александра Исаевича Солженицына, замечательно-го мастера и надежду русской литературы. Пусть и впредь звучит Ваш мужественный голос и правдивое слово, и пусть оно станет общим достоянием".
"Горячо поздравляем пятидесятилетием любимого писателя, бесстрашно говорящего правду, несмотря ни на что".
"Дорогой Александр Исаевич! Очень трудно Вас поздравить, трудно находить слова, способные в наше время выразить то высокое уважение, с которым к Вам относятся люди, не отрекшиеся от человечности, доброты, справедливости. Вы - опора многих душ и укор им. Все, что Вы сделали и делаете, имеет не только литературную ценность. Это надежда на пути от той духовной оторопи, в какой сейчас застыла страна. Да будет Вам светло. Киевляне".
"Дорогой Александр Исаевич, поздравляем и желаем Вам доброго, крепкого здоровья, прочного и беспрепятственного общения с читателями и долгих лет творчества, такого нужного людям. Спасибо Вам".
В этот день, 13 ноября, произошло и еще одно событие: к нам из Москвы приезжала Е. Светлова с еще одной знакомой на своей "Волге", о чем-то надо было срочно сообщить Александру Исаевичу. Мама, как и всегда, проявила максимум радушия и накормила приезжавших вкусным обедом. (Знала бы она, кого она угощала!)
Муж остался недоволен мною, что я не столько интересовалась причиной приезда неожиданных гостей, сколько сетовала, что я с ними не повидалась (была в это время в институте).
В тот год в ноябре бывали хорошие, довольно теплые дни. Воспользовавшись одним таким днем, мы поехали в Давыдове и Солотчу. Погуляли в сосновом лесу, съездили на любимый наш косогор за монастырем, повидались с Агафьей Ивановной и договорились, что Александр Исаевич снова немного поживет у нее зимой.
После поездки особенно чувствуется, как недостает мужу в городе свежего воздуха. Голова нет-нет да побаливает. То и дело видишь его с холодной грелкой, которую держит левой рукой у головы, а правой пишет.
По вечерам мы слушаем чтение по Би-би-си "Ракового корпуса". А однажды прорвалась радиостанция "Свобода" - как раз тогда, когда читался "Раковый", 5-я глава. "Свобода" передает все подряд, без пропусков.
Закончив чтение 1-й части "Ракового корпуса", Би-би-си дало 21 ноября 20-минутную передачу, посвященную рецензиям английских критиков на тот же "Раковый корпус". Отзывы, как правило, хвалебные. В связи с некоторыми высказываниями Александр Исаевич пошутил:
- Теперь они разъяснили мне, почему у нас "Раковый корпус" не хотят печатать.
Эту передачу удалось записать на диктофон. Сразу же, чередуясь, расшифровали ее, перевели на машинописный текст. Александр Исаевич возьмет эту запись с собой в Москву (ведь там Би-би-си глушат нацело!).
22 ноября муж повез "Тунеядца" в Москву.
Совпало так, что в Мосфильм Александр Исаевич должен был принести сценарий 26 ноября, а 25 ноября, накануне, "Правда" в редакционной статье одобрила "Литературную газету", которая осудила "антиобщественную, очернительную позицию, занятую Солженицыным и рекламируемую буржуазной пропагандой". В связи с этим он особенно досадует, что связался с Мосфильмом, "Зачем к крупному - мелкое?" - говорит он.
Режиссер Алов от сценария в восторге. Хоть прямо ставить! Лишь бы разрешили! Говорит, что в его практике таких полностью готовых вещей было всего две-три!
Солженицын сдал в Мосфильм три экземпляра сценария. Из них два сразу же пошли наверх: один - в управление Мосфильмом, к Сурину, второй - в ЦК. Из ЦК очень скоро последовал звонок. Звонил некто Соловьев. Смысл был такой: Солженицын - его любимый прозаик, но на этот раз с первых же страниц - полное разочарование... Не хотелось бы поднимать шума. Лучше бы отказало само творческое объединение...
И оно в самом деле через некоторое время отказало. 10 декабря к нам в Рязань приедет оттуда представительница1. Привезет назад два экземпляра сценария и сообщит Александру Исаевичу о решении расторгнуть с ним договор с оставлением ему 25% аванса, которые он уже получил. Она же расскажет, что на обсуждении в Мосфильме сценарий хвалили. Пашка - великолепное открытие... У Элли - некоторая прямолинейность... Понравилась сценарная форма, зрительность...
1 Вдова Скуйбина.
Пришло и два официальных документа:
"...сценарно-редакционная коллегия VI творческого объединения, рассмотрев представленный Вами первый вариант литературного сценария "Тунеядец", к сожалению, не может считать его приемлемым.
В связи с этим действие договора прекращается с оставлением выплаченного Вам первого аванса в сумме 1500 р..."1.
Еще один: заключение сценарно-редакционной коллегии VI творческого объединения 26.12.68. "...Редакционная коллегия отметила достоинства представленного сценария - его комедийность, интересно выписанные образы главных героев - Пашки и Элли - и некоторых эпизодических персонажей, решенные остроумно, с полным владением и кинематографической комедийной формой эпизоды автомобильных гонок и сцены в лесу.
Однако атмосферу, в которой развивается главная сюжетная линия сценария, сценарно-редакционная коллегия считает принципиально неприемлемой. Прежде всего это относится к сценам, в которых изображается предвыборная кампания и сами выборы в народные судьи. Если линия взаимоотношений Пашки и Элли - основная в сценарии - написана в ключе лирической комедии, то сцены, посвященные предвыборной кампании и выборам, решены сатирически и с той мерой заострения, которая мешает им органически влиться в произведение... В связи с этим сценарно-редакционная коллегия расторгает договор с А. Солженицыным"2.
Мой муж даже доволен исходом дела. Теперь он свободен от Мосфильма, от сценария, от того, чего можно было вообще не писать...
Впрочем, кое-кто из очень серьезных читателей сценарий оценил. Так, например, Лидия Корнее-вна писала Александру Исаевичу: "Вещь - на мой взгляд - создана мастерски: может по фабрике ходить гоголем... Замечателен Пашка. Замечателен Бригадир - фигура реальная и в то же время символическая"3.
1 Мосфильм, 09.12.68.
2 Мосфильм, 26.12.68.
3 Чуковская Л., 24.11.68.
Когда 29 ноября Александр Исаевич увиделся с Твардовским, решение Мосфильма еще известно не было. Александр Трифонович заинтересовался сценарием. Подумывал, нельзя ли его напечатать. Попросил Александра Исасвича дать его ему и редакции "Нового мира" прочесть, приговаривая при этом: "Право первой ночи - нам!"
Солженицын дал Твардовскому "Тунеядца", вынув оттуда наиболее крамольные вставные листы, как сделал это и для Мосфильма. И даже несмотря на это, возвращая спустя три недели сценарий автору, Александр Трифонович пошутил: "Ну что я могу сказать?
Сажать вас надо, и чем скорей, тем лучше". Однако Александр Исаевич не мог не почувствовать, что сценарий Твардовскому понравился...
Еще Александр Исаевич говорил с Твардовским относительно того, нельзя ли еще заплатить за "Раковый корпус"? Ведь его уже набирали! Александр Трифонович тотчас же предложил Александру Исаевичу свои деньги.
- Сколько вам надо? Тысячу?.. Две?.. - спросил Твардовский, - Моя сберкнижка - ваша сберкнижка!
Александр Исаевич разъяснил, что ему нужны официальные поступления. Того и гляди еще прослывет тунеядцем! Какие-то лекторы так уже говорят...
Александр Трифонович обещал подумать. В результате через некоторое время он примет от Солженицына заявление; столько-то денег получить удастся, хотя главный бухгалтер "Известий" ("Новый мир" подчиняется бухгалтерии "Известий") будет удивляться, зачем это Твардовский материально поддерживает Солженицына?..
Беседовал в тот раз Александр Исаевич и с Лакшиным по поводу его последней статьи в "Новом мире" о "Мастере и Маргарите" Булгакова. У меня сохранилась запись, сделанная мужем, того, что он сказал Лакшину:
"Вообще, я считаю Вас критиком первого ранга, независимо от перегородок между столетиями (XIX-XX). Ваши статьи особенно ценны и приятны тем, что каждую строчку, абзац читаешь с наслаждением, как художественное произведение. Все статьи Ваши мне нравились, но в последней, о "Мастере и Маргарите", мне кажется, Вы недобрали одного этажа, археологического этажа; еще можно было глубже копнуть. Очень сложный роман, он требует очень глубокого объяснения. То, что Вы написали, все очень интересно - трактовка, что дьявольскую силу он применяет как мысленную расправу за справедливость. Однако мне кажется, что там есть еще какое-то более глубокое и серьезное объяснение всего этого, двух вопросов:
1) использование дьявольской силы;
2) евангельская история.
1. Это выходит у Булгакова за рамки этого романа, это вообще его какое-то распутное увлечение, какая-то непозволительная страсть, проходящая через его произведения, начиная с "Дьяволиады", где это уже чрезмерно и безвкусно даже. В этом отношении он как-то напоминает Гоголя. Вообще, Булгаков есть вновь родившийся Гоголь. И такое удивительное повторение нескольких важнейших сторон таланта совершенно изумляет. И в своем пристрастии к нечистой силе он тоже повторяет Гоголя, повторяет его и в юморе, и во многом другом.
2. Если бы это была попытка объяснить просто, с точки зрения художника, всем известную легенду - это было бы одно. Но если в этом самом произведении так восхваляется нечистая сила и так унижается Христос, - тут тоже надо что-то выяснить. Один мой знакомый сказал, что это - евангельская история, увиденная глазами сатаны.
И вот соотношение этих двух струй (нечистой силы и Бога) в одном романе заставляет осторожно к этому отнестись - что-то здесь еще надо объяснять!.."
Вскоре после возвращения домой Александр Исаевич присутствует на собрании Рязанского отделения СП. В числе других вопросов был и такой: о плане напечатания произведений рязанских писателей в 70-м году в издательстве "Московский рабочий". Под конец Сафонов сказал: "Еще 25 листов остается свободных". "Как раз для "Ракового корпуса", - подумал мой муж. Но даже о его предложении почитать главы из повести на том совещании и не вспомнили.
Между тем в те же дни к нам пришло одно запоздалое письмо с реакцией на статью в "Литературной газете" "Идейная борьба. Ответственность писателя". Дать хотя бы его прочесть рязанским писателям! Автор письма писал: "Неужели верно, что будто бы Вы - как пишется в газете: "...свои литературные способности... мог отдать Родине... мог бы, но не пожелал..."
Кто и как понимает подлинные интересы Родины - безвестный автор той статьи или автор "Ивана Денисовича", "Ракового корпуса", "В круге первом"?1.
1 Смердов М. К, 23.11.68.
На этот вопрос Александр Исаевич получит многоголосый исчерпывающий ответ в дни своего юбилея.
С конца ноября но Москве стали ходить открытки с фотографией Александра Исаевича (работы В. Быкова, но, к сожалению, зеркальное изображение ее) с надписью:
"11 декабря 1968 года А. Солженицыну - 50 лет".
(Позже мы познакомились с человеком, который эти отпечатки сделал. Он только что потерял сына; работа эта его как-то еще и отвлекла).
В результате о юбилее узнало множество людей.
Уже 4 декабря пришли две телеграммы с поздравлениями, причем одна на немецком языке из Швейцарии. Потом, 7 декабря, из Праги. В тот же день очень трогательное и вообще замечательное письмо от математика Ю. И. Левина из Москвы. Оно легло в специальную "Юбилейную" папку (№ 60) под номером 15. Основной же поток поздравлений начнется 10 декабря, в канун юбилея.
Еще до того, 5 декабря, к нам приехали трое ленинградцев, привезли совершенно уникальный подарок - двухтомник в солидном переплете с надписью на титульном листе: "А. И. Солженицын в русской критике". Надпись была сделана так, что создавалась полная иллюзия: это напечатано в типографии. Мы просто ахнули! Сколько же стараний приложили две женщины и муж одной из них, чтобы так тщательно все подобрать и перепечатать! Пожалуй, самым редкостным в этом сборнике были школьные сочинения о "Матренином дворе".
Вечером 10 декабря приехала на скромное празднование (муж никого другого не хотел) Вероника, привезла много писем и подарков. Среди последних самым остроумным был белый вязаный шарф с ввязанным в него темным клеймом Щ-854. Рассказала, что в Москве ее одолели, последние дни без конца звонят, выпытывая адрес Александра Исаевича.
В тот день телеграммы приносили нам много раз, причем целыми пачками. Всего за этот день кануна пришло 107 поздравлений!
Утро 11 декабря началось с того, что пред очи Александра Исаевича предстал вожделенный столик-каталка, два этажа которого были заняты праздничной корреспонденцией и подарками. Лежал здесь и фотоальбом его портретов, на котором было крупно выгравировано - "50" и мелко - "от жены".
Несмотря на эмоциональный подъем, сказался привычный у Александра Исаевича во всем рационализм. Весь день прошел у нас по-деловому. Идет раскладка телеграмм по времени подачи, чтение их и писем, печатанье списков корреспондентов. Вероника, Александр Исаевич, еще одна наша юная помощница и я - все заняты разборкой, нумерацией писем, телеграмм, их чтением, статистикой поздравлений: число писем, телеграмм, подписей, отдельно от писателей и т. д.
В этот день пришло... 207 поздравлений! Нам потом рассказывали, что в Москве некоторые приемщицы телеграмм тут же на месте исправляли адрес: "Касимовский - это его старый адрес!" Такое было множество телеграмм!
Конечно, много поздравлений от знакомых и друзей, но большинство - от неизвестных нам людей. Обращали на себя внимание телеграммы за подписью литературных героев Солженицына: Нержина, Костоглотова и других. Кое-кто, по-видимому, не рисковал ставить свою истинную фамилию. Были и такие подписи: племянница, дети Сима... Иногда придумывались совершенно невероятные фамилии; вот как в этой телеграмме, например, пришедшей из Каунаса: "Дорогая Наталья Алексеевна в день пятидесятилетия разрешите пожелать вам и Александру Исаевичу доброго здоровья всех возможных благ и самосущных радостей разрешите сказать вам о признательности - Культяпкина".
Позже я узнала, что фамилии литературных героев в качестве подписи понадобились еще и тем, кто захотел послать Солженицыну не одну, а несколько телеграмм.
Среди дня привычный ритм был нарушен. Вдруг приехала из Москвы некая Великанова с двумя огромными пирогами. Она оказалась тещей недавно посаженного Бабицкого и потому была скрепя сердце принята моим мужем. Зато когда вечером ее примеру последовал то ли ее сын, то ли зять - дальше вестибюля ему проникнуть к нам не пришлось! Что же до пирогов, то у нас и без великанов-ских было их достаточно. Моя мама один испекла даже специально для служащих нашего почтового отделения, которым так тяжко достался юбилей!
Вечером пришла телеграмма из Италии, которая нас буквально потрясла, ибо подписи на ней были: Альберто Моравиа, Эдуарде де Филлиппо. Пришла также поздравительная телеграмма от Союза писателей Чехословакии; от Рязанского и от Воронежского (их уж, конечно, не похвалят!) отделений писателей.
11 декабря была среда - день выхода "Литературной газеты". Но... "напрасно искал я тебя среди юбиляров в литературной газете, не упомянули о твоем 50-летии", - напишет нам уже весной Янош Рожаш1.
А мать Павла Литвинова скажет об этом так: "Вот как прошел день Вашего рождения. Утром достали "Литературку" - и сохраним ее навечно. Когда-нибудь ее будут демонстрировать вместе с отчетом Российской академии, когда Толстого не избрали академиком. .. вечером мы взяли и прочли Ваш, может быть, самый любимый мной рассказ - "Матренин двор". И можно ли быть ближе? Чувствовали ли Вы, что мы с Вами? (Как раз из пересыльной тюрьмы отправили Костю и Павла)"2.
1 Рожаш Янош, 17.05.69.
2 Литвинова Ф. П., 13.12.68.
Итак, "Литературная газета", как Александр Исаевич и предполагал, не заметила юбилея Солженицына. Зато заметила его американская "Нью-Йорк таймс", где в этот самый день была помещена статья "Солженицыну пятьдесят".
"Несколько лет назад на небосводе русской и мировой литературы неожиданно появилась новая звезда. Своим первым романом "Один день Ивана Денисовича" А. Солженицын утвердился как великий литературный мастер. Короткие рассказы и романы, которые затем последовали - особенно недавно вышедшие "В круге первом" и "Раковый корпус", - послужили только для усиления его права на место в ряду других русских художников слова и выразителей русской совести.
В его 50-летний юбилей читатели многих стран выразят ему свое уважение, но мало кто осмелится сделать это на его Родине, где он все еще находится. Вместо того чтобы пользоваться почетом в СССР, Солженицын там фактически пария. В последние годы на него постоянно клевещут в советской прессе; он находится под полицейским надзором; и все его последние произведения недоступны тем читателям, для которых они главным образом написаны, - народу Советского Союза. Среди его соотечественников очень распространен страх, что он может разделить судьбу Синявского и Даниэля, что он может быть арестован, осужден и снова послан в каторжный лагерь, так как его книги опубликованы за границей.
Если бы Солженицын повернул свой талант на создание трафаретных оптимистических пропагандных произведений под рубрикой соцреализма, он был бы одним из самых уважаемых и богатых советских граждан. Но вместо того он упорствует в том, чтобы отражать советское общество в неискажающем зеркале и брать на себя все опасности и испытания, которые, как он знает, обрушат на него советские правители, которым не нравится то, что показывает зеркало".
А на следующий день "Голос Америки" дал специальную передачу "К 50-летию Солженицына". По-своему поздравило в те дни Александра Исаевича и Би-би-си, пообещав начать на предстоящей неделе чтение второй части "Ракового корпуса".
К нам продолжают идти телеграммы. 13 декабря пришло поздравление от писателя Генриха Белля. Муж уже послал ответные телеграммы чехословацкому Союзу писателей, А. Моравиа и Эдуарде де Филлиппо, а теперь он составляет по-немецки телеграмму Беллю: "Дорогой Генрих, благодарю за Ваши любезные пожелания. Радостно сознавать, что при всех различиях в нашем поколении, писатели между собой едины. Следовательно, человечество также имеет общее этическое направление. Сердечно жму руку. Солженицын".
Много писем приходит с запозданием. 17 декабря я записала в дневнике: "Пришло много поздравительных писем, среди них одно очень гадкое - пока единственное (№ 480)".
Письмо это, брошенное в наш дверной почтовый ящик, было без подписи и напечатано на машинке. В нем были такие слова: "Не люблю предателей. Вы отпраздновали свой день рождения, а спустя 10 дней мы будем праздновать ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ ТОВАРИЩА СТАЛИНА. ЗА ЭТОТ ДЕНЬ МЫ ПОДНИМЕМ ПОЛНЫЕ БОКАЛЫ!!! ИСТОРИЯ ВСЕ И ВСЕХ ПОСТАВИТ НА СВОЕ МЕСТО. Заслужив признание Запада, вы приобрели ПРЕЗРЕНИЕ своего народа. Привет Никите - другу вашему".
По-видимому, случайно была в самый день юбилея подписана Александру Исаевичу книжка "Судьба русской сказки"1 ее автором - Э. В. Гофман-Померанцевой. Вот ее автограф: "В данном случае фольклористу Солженицыну, которому в баснословные ифлийские годы я, не зря, авансом поставила пятерку".
1 Гофман-Померанцева Э. В. Судьба русской сказки. М. "Наука", 1965.
Спутав дату, 21 декабря к нам приехала из Москвы с большим японским альбомом в качестве подарка Н.Г. Снесарева, с которой уже знакомы читатели моей предыдущей книги. С опозданием отмечали 50-летие Солженицына русские эмигранты.
В газете "Русские новости" от 4 апреля 1969 года была напечатана статья "Литературный вечер". В ней писалось:
"В зале Русской консерватории состоялся вечер, посвященный творчеству советского писателя Солженицына, по случаю недавно исполнившегося 50-летия дня его рождения".
Георгий Адамович указал, что, вопреки установившемуся мнению о том, что великая русская литература кончилась на "Хаджи-Мурате" Толстого, при чтении книг Солженицына возникает впечатление, что русская литература продолжается!
Дело вовсе не в том, как эти романы написаны, безукоризненно ли их построение, безупречен ли в них язык, не следовало ли бы кое-что в них сократить или изменить, - нет, дело исключительно в том, что книги Солженицына захватывают глубиной мысли, острой проницательностью и, главное, неподдельным, неотразимым сочувствием к человеку перед лицом судьбы.
Константин Померанцев в длинной речи, прочитанной по рукописи, выразил уверенность в том, что, подобно гетевскому Мефистофелю, "творящему зло, превращающееся в добро", жестокие условия содействуют духовному возвышению человека.
Диссонансом прозвучала речь Вейдле. Не прощая Солженицыну того, что он "ровесник октяб-ря", Вейдле обвиняет его в лексических ошибках (искажение слов) и в недостатке образования...
В заключение Борис Зайцев прочел несколько "миниатюр", рассказиков Солженицына. В "Утенке", которого автор держит на ладони, замечательны слова: "Мы полетим на Венеру, мы одолеем космос, но никогда, ни в одной колбе, нам не удастся воспроизвести такого утенка с такими перепончатыми лапками и розоватым клювиком!"
Опоздала, как мы помним, поздравить Снесарева, совместив зато свое поздравление к юбилею с новогодним. В нем были такие слова: "Мы лишены радости Вас читать - нет слов выразить наше огорчение - но наши потомки, которые будут хорошо Вас знать как писателя, все же нам позавидуют: ведь мы - Ваши современники и можем сказать Вам: "С Новым годом, Александр Исаевич! С днем рождения! Будьте счастливы!"
Но самым последним, и не по своей вине, поздравил Александра Исаевича Корней Иванович Чуковский, поздравил посмертно. Это неотосланное вовремя письмо было обнаружено при разборке материалов уже после смерти Корнея Ивановича: "Дорогой Александр Исаевич! В дни Вашего праздника я был дьявольски болен... А хотелось написать большое письмо - длинное признание в любви. Сейчас мне полегчало, но длинное письмо мне еще не под силу поэтому я скажу в двух словах, как горжусь я нашей дружбой и как я радуюсь, что Вам всего только 50 лет. Обнимаю Вас, целую и приветствую Вашу милую семью.
Ваш (подпись)1".
18 декабря мы с мужем в Москве. К этому времени я сделала выборку из "Юбилейной почты", напечатала самые впечатляющие телеграммы. Их с интересом читали наши друзья и знакомые. А еще читали письмо в "Литературку" Александра Исаевича, которое было уже распечатано в большом количестве экземпляров: "Я знаю, что Ваша газета не напечатает единой моей строки, не придав ей исказителъного или порочного смысла. Но у меня нет другого выхода ответить моим многочисленным поздравителям иначе, как посредством Вас. Читателей и писателей, приславших поздравления и пожелания к моему 50-летию, я с волнением благодарю. Я обещаю им никогда не изменить истине. Моя единственная мечта - оказаться достойным надежд читающей России"2.
1 Чуковский К.И., 12.12.68.
2 Солженицын А. - редакции "Литературной газеты", копия - журналу "Новый мир", 12.12.68.
Когда были у Копелева, то Александр Исаевич сделал автографы на многих копиях своего письма - своим поздравителям, которым могли их передать. Еще у Копелевых читали "Шутки Самиздата", где ему были поздравления от газеты "Правда", от самиздата и даже... от Сталина...
"Поражены Вашей способностью, дожив до 50-ти лет, писать правду. Просим поделиться опытом страницах нашей газеты. Редакция "Правды".
"В год Вашего 50-летия по количеству и качеству выпускаемой продукции мы заняли первое место в мире. Надеемся сотрудничать Вами ближайшие 50 лет. САМИЗДАТ".
"Кацо! Дарагой! Большое спасибо уточнение отдельных деталей моей замечательной биографии. Нэ плохо, очень нэ плохо, поздравляю! Иосиф Джугашвили".
В тот день, 18 декабря, мы с мужем побывали в "Новом мире". Там нам пришлось разбирать огромную почту. Каких только не было там поздравлений! Даже есть телеграмма... от "Посева"!
А В. Лакшин подарил Александру Исаевичу маленький двухтомник "Ракового корпуса" в издании "Посева". Как бы не самый дорогой ему в тот юбилей подарок!
Заглянем же и мы с читателем в юбилейную почту!
"От всей души поздравляю полувеком. Пожалуйста, не откладывайте перо. Поверьте, не все любить умеют только мертвых".
"Вашим голосом заговорила сама немота. Я не знаю писателя, более долгожданного и необходимого, чем Вы. Где не погибло слово, там спасено будущее. Ваши горькие книги ранят и лечат душу. Вы вернули русской литературе ее громовое могущество. Лидия Чуковская".
"Дорогой Александр Исаевич, поклон Вам в день Вашего рождения. Ваши романы - Библия эпохи. Живите долго, счастливо".
"Разрешите поздравить пятидесятилетием и пожелать и в дальнейшем быть автором только тех произведений, под которыми не стыдно подписаться".
"Низкий поклон Вам, великий художник".
"С гордостью, любовью и тревогой следим за Вашей жизнью. Многих лет Вам и твердости духа".
"Дорогого Александра Исаевича, замечательного писателя, человека, поздравляю от всего сердца. Низкий Вам поклон за великое мужество, которое позволяет выстоять всем нам. Обнимаю Вас. Александр Галич".
"Поздравляем пятидесятилетием дорогого Александра Исаевича Солженицына, замечательно-го мастера и надежду русской литературы. Пусть и впредь звучит Ваш мужественный голос и правдивое слово, и пусть оно станет общим достоянием".
"Горячо поздравляем пятидесятилетием любимого писателя, бесстрашно говорящего правду, несмотря ни на что".
"Дорогой Александр Исаевич! Очень трудно Вас поздравить, трудно находить слова, способные в наше время выразить то высокое уважение, с которым к Вам относятся люди, не отрекшиеся от человечности, доброты, справедливости. Вы - опора многих душ и укор им. Все, что Вы сделали и делаете, имеет не только литературную ценность. Это надежда на пути от той духовной оторопи, в какой сейчас застыла страна. Да будет Вам светло. Киевляне".
"Дорогой Александр Исаевич, поздравляем и желаем Вам доброго, крепкого здоровья, прочного и беспрепятственного общения с читателями и долгих лет творчества, такого нужного людям. Спасибо Вам".