Страница:
1 Медведев Ж - Солженицыну А, 27.11.69.
2 04.12.69.
1 декабря "Свобода" известила о Манифесте Европейского объединения писателей, насчитыва-ющего 2 тысячи членов. В нем говорилось, что "если не прекратятся преследования Солженицына, то они порвут все отношения с СП СССР. Можно исключить Солженицына из Союза писателей, но не из русской литературы!"
Растрогала Александра Исаевича весть, что два писателя и два художника Норвегии обратились к своему правительству с просьбой предоставить Солженицыну политическое убежище и дом умершего поэта Хенрика Вергеланда, который по его завещанию предоставляется в качестве почетной резиденции самому выдающемуся литератору или деятелю искусств Норвегии. Последний его обитатель Арнольд Эверланд умер несколько месяцев тому назад, и дом пустует...
В Стокгольме вышла газета, где целая страница была посвящена Солженицыну: его биография и отрывки из произведений.
По "Голосу Америки" узнаем об обращении к Советскому правительству 16 видных писателей мира и деятелей культуры. Письмо протеста составил Артур Миллер, подписали Сартр, Стейнбек, Стравинский и другие. В нем есть такие строки: "Мы опровергаем, что расхождение писателя во мнении с правительством и печатанье его работ за границей может служить поводом для преследования".
Конец ноября - начало декабря я пробыла в Рязани: нужно было проведать своих близких. Последние дни перед моим отъездом из "Сеславина" муж немного стал писать, хотя в основном занимался другим: продолжал из разных своих "далевских" блокнотиков выбирать пословицы, начинавшиеся на определенные буквы.
Прежде всего мне надо в Рязани .выполнить поручение мужа: забрать из Рязанского отделения писателей его трудовую книжку. Звоню туда. У телефона - Э. И. Сафонов.
- Эрнст Иванович, как ваше самочувствие?
- Неважное.
- Неудачно сделали операцию?
- Да нет, в другом плане.
Говорю ему относительно трудовой книжки. Назначил прийти за ней на следующий день, предварительно позвонив.
Однако, когда я позвонила ему в назначенное время, то услышала от него: "Вашей просьбы выполнить я уже не в состоянии". И предложил обратиться к новому лицу, которое здесь появится через несколько дней. (Кажется, в тот раз я так и уехала без трудовой книжки.)
Узнала некоторые подробности, касающиеся подготовки исключения Солженицына из СП СССР. Оказывается, за 3 часа до заседания Рязанского отделения, в больницу к Э. Сафонову пришел секретарь обкома Шестопалов и предложил ему дать свое согласие на исключение Солженицына (с ним была уже готовая бумага, требовалась только подпись.). Однако Сафонов отказался подписать бумагу. Сказал, что на такое дело он не пойдет, ибо ценит и уважает Солженицына.
Конечно же, в Рязани бродят новые легенды о Солженицыне: якобы требовал себе виллу в Солотче - не удалось, живет в вилле, которую ему подарил Хрущев. И еще: будто К. И. Чуковский оставил ему 2/3 всего своего состояния.
Впрочем, последний слух пришел из Москвы. У внучки Чуковского в самых различных организациях спрашивают: будут ли они судиться из-за наследства с Солженицыным...1.
1 Чуковский К. И. оставил Солженицыну 3 тыс. рублей.
Но не это больше всего занимало меня в Рязани. Прежде всего бросились в глаза телеграммы.
Из Актюбинска: "Прочитали в "Литературной России" о вашем исключении из союза писателей тчк. Остается отставить от вас литературу = Чистяков Шаронина".
Из Москвы: "Спасибо за то что сделано вами для людей и за то что еще будет сделано = Сергей Чесноков".
Из Белгорода: "Связи последними событиями примите искреннее уважение вашему великому таланту = Перовский, писатель".
Из Москвы: "Связи испытанием желаю стойкости здоровья вам и близким = Порадек".
А кто-то побоялся обратиться непосредственно к Солженицыну.
Из Каунаса: "Дорогая Наталья Алексеевна всей душой с вами желаю прежде всего здоровья как можно больше здоровья = Амикус".
И... письма, сочувственные письма от доброжелателей... Они ждали меня, они продолжали приходить и при мне, а также после моего отъезда.
"...Только что прочла Вашу запись позорного собрания Рязанской писательской организации и заметку по этому поводу в "Лит. газете".
Трудно передать, что я сейчас чувствую. Хочется кричать от возмущения и стыда, и от отчаяния из-за полной невозможности что-то сделать, предпринять...
Я преклоняюсь перед Вашим мужеством, выдержкой и достоинством.
Все, что я о Вас знаю, Ваши замечательные книги, Ваша принципиальность и благородное поведение в труднейших ситуациях, - все это вызывает безграничное уважение"1.
"...Наши надежды на то, что Вы сможете работать в нормальных условиях, не сбылись. В этом есть и наша вина. Нет, не в том, что Союз писателей открыто узаконил давно существующее положение, когда Ваши книги не издавались, Вам запрещали встречи с читателями, СП не охранял Ваши авторские права, - все то, о чем Вы писали в письме к съезду. Ну что ж! Союз писателей только лишний раз подтвердил, что он не творческая организация, а орудие духовного закрепощения народа... А те читатели, в которых Вы нуждаетесь, выбирают себе писателей не по их принадлежности к СП. И они по-прежнему будут находить пути к Вашим книгам. Вина же всех, кто читает Ваши книги, в том, что мы, кажется, не смогли предотвратить возрождение прошлого... Ибо только в этом случае оказалось возможным исключить Вас из Союза писателей, т. е. официально зачеркнуть всю правду, которую Вы сказали, зачеркнуть все, напечатанное Вами, и даже тот краешек правды, который власти сами не так давно признавали. Вы, Александр Исаевич, свою задачу писателя и человека выполняете и, мы не сомневаемся, выполните...
Мы прочли Ваше письмо, адресованное СП. Спасибо. Спасибо за слова о цельном и едином ЧЕЛОВЕЧЕСТВЕ, о котором так часто забывают (и в этом ГЛАВНАЯ опасность для его существования)..."2.
1 Сегал Р. Л.
2 Каплун И. и Иофе О. (студентки), 18.11.69.
"...Весьма досадно, что марионетки и хамелеоны из стада "литературных" услужителей и их хозяева крутятся под ногами, втыкая палки в колесо Истории. Тщетно! Это колесо нельзя ни замедлить, ни остановить.
Ваше имя прочно вошло в историю мировой и советской литературы, а Ваши произведения живут, и их хватит на века...
Мною публично заявлен протест на исключение Вас из ССП. Я переживаю это как величайший позор для нашего общества и его идеалов...
Крепко жму Вашу руку, дорогой друг"1.
"...Я знаю, что Вас нельзя исключить и отставить, можно только нас оставить без Вас.
Кажется, что нужно многим уйти вместе с Вами, но тем самым мы лишимся даже права говорить в Союзе то, что должны сказать..."2.
"Глубокоуважаемый Александр Исаевич!
Больно и невыносимо смотреть на борьбу Вашу с клеветой, а вернее - на травлю. Бога ради, не обращайте на все это внимание... Те, для кого Вы пишете, все равно верят Вам и в Вас, а не им, что бы, они ни говорили. А им не докажешь... Единственная их цель, по-моему, - заставить Вас замолчать, помешать работать. И страшно, если это им удастся. Пишите, делайте Вам предназначенное - это, кажется, лучшее, что можно сделать.
Спасибо Вам. За "Ивана Денисовича", за "Корпус" - за все...
Вы дороги русской литературе, а вся их мышиная возня не стоит и минуты Вашего времени... "3.
"Дорогой Александр Исаевич!
Слухи о последних событиях, происшедших в Рязани, дошли до нас гораздо раньше, чем сегодняшний номер "Литературной газеты", но уже и слухам я верил, как поверили им все, кто умеет анализировать обстоятельства.
Пишу Вам не потому, что хочу утешить: гений Ваш не нуждается в утешениях... Просто хочу сказать, что в моих подшивках до сих пор еще хранится номер "Литературной газеты" с сообщением об исключении Пастернака...
Кто следующий?..
После Вас, кажется, уж и некому.
И ведь, однако, найдут!
Разрешите выразить Вам мое самое глубокое восхищение.
Жму Вашу руку - искренне и по-дружески"4.
1 Эйхвальд, 17.11.69, Таллинн.
2 Данини Л. (или П.), член СП, 18.11.69.
3 Решетников, 24.11.69, Ленинград (письмо написано у нас дома в Рязани).
4 Прохватилов В., 19.11.69, Ленинград.
"Дорогой Александр Исаевич!
Мы постараемся покороче высказать то, что у нас на душе, так как уверены, что в эти дни Вы получите тысячи писем, а Ваше время дорого всем нам.
Единственно, что нас удручает, так это то, что, возможно, Вы огорчаетесь. В остальном же все происходящее абсолютно закономерно. Более того - в наше время - и это наше общее горе - выписку из протокола заседания, на котором лучший современный писатель России, совесть русской литературы, был исключен из Союза писателей, следовало бы носить на груди как орден. Не говоря уже о том, что гораздо почетнее стоять в одном ряду с Пастернаком и Ахматовой, чем с огромным большинством членов этого самого Союза.
Дорогой Александр Исаевич! Не огорчайтесь, продолжайте работать. Мы все ждем Ваших новых книг. Мы постараемся достать и прочесть их, а когда-нибудь они открыто будут стоять на полках в каждом доме, где ценят правду. Будем надеяться, что мы доживем до этого.
Крепко Вас обнимаем"1.
1 Шатуновская Н. и Собенникова К., сотрудницы ВГБИЛ, Москва.
"Дорогой Александр Исаевич!
Еще одно тяжелое испытание выпало на Вашу долю...
Не слишком ли много для одного человека?
Нам хотелось бы в связи с этим высказать Вам свое искреннее сочувствие и глубокое уважение.
Такова уж у нас судьба многих больших и настоящих талантов: иные из них так и оставались всю жизнь на положении гонимых и отвергаемых... Что же, это, быть может, лишний раз доказывает Вашу причастность к большим русским писателям.
К счастью ведь, исключение из Союза - это вовсе не исключение из литературы. Конечно же, напротив - Русская литература - это Вы, а не секретариат и не рязанские "классики". Их имен, наверное, никто бы и не узнал, не "обессмерть" они себя позорным участием в Вашем исключении...
Имя же Александра Солженицына прочно и навсегда принадлежит не только русской, но и мировой литературе, и никто не в силах помешать этому. Вопреки всем потокам вылившейся на Вас лжи число Ваших читателей и сторонников растет и будет расти.
Многое, очень многое хотелось бы Вам сказать. В частности, и о том, что Вам и Вашим близким надо беречь себя; и о том, чтобы Вы сдерживали Ваш (справедливый тысячу раз!) гнев и не поддавались на провокационные проявления, вроде предложений покинуть Родину (КОМУ они это предлагают?).
И - главное. Мы глубоко верим в то, что нынешние несправедливости и гонения Вы, как никто, в силах преодолеть, переплавив силой своего таланта в новые великие творения. И тогда - Вы победили. Тогда и это тяжкое испытание, выпавшее на Вашу долю, не напрасно1.
Бажанов из Калинина в своем, как всегда, длинном и многословном письме также советует: "Не поддавайтесь и Вы на такую и т. п. провокацию. Терпите!" А в заключение письма вспоминает меня: "Вашей Наталье Алексеевне привет. Я надеюсь, что она воспринимает эту тяжелую историю не так, чтобы Вам пришлось бы сказать: "Силен тот, кто один"2.
И на фоне приведенных писем ужасающим диссонансом выглядели две открытки, из которых одна пришла почтой из Москвы, а другая, по-видимому, из Рязани (на ней стоял только рязанский штамп).
"Бывший писатель Солженицын! Нам не раз говорили старые фронтовики, что зря тебя выпустили из лагеря. Мы сомневались в таких заявлениях, а теперь согласны с ними". Дальше идет брань, которую невозможно переводить на бумагу. К брани примешивается и прямая ложь: "На коньке антисоветчины тебе удалось в войну смыться из армии, и, когда наши отцы отдавали жизнь за Родину, ты спокойно отсиживался в лагерях3. Сейчас ты... на этом коньке хочешь удрать за границу? Не выйдет!"4. И, разумеется, пожелание, чтобы он снова отправился в тюрьму.
А вот рязанская открытка:
"Глубокоуважаемый!
11-го числа вы отметите, видимо, на средства Би-би-си свой день рождения. А мы через 10 дней отметим на свои заработанные день рождения тов. Сталина.
Давно необходимому решению Союза писателей - УРА!"5.
Через Рязанское отделение СП пришло "Закрытое письмо писателю Солженицыну" с подписью: "Гонимый нацмен"6:
1 Недоступ, Платонова Н., Терновская Л., Терновский Л., Габай Г. (Галина), 20.11.69.
2 Бажанов Б., 29.11.69, Калинин.
3 А. Солженицын был арестован 9 февраля 1945 года, т. е. за 3 месяца до Победы, а в лагерях оказался уже после окончания войны. (Это, между прочим, для уточнения. Но... не отсюда ли версия Томаша Ржезача?)
4 Группа московских студентов, конец ноября 1969 года.
5 Аноним, конец ноября.
6 30.11.69.
"Гражданин Солженицын!
Я не читал вашего Открытого письма Союзу писателей СССР. Но я узнал, что вас исключили из этого Союза... Отлучение от упомянутого Союза - не отлучение от СССР...
Но зачем вы продали свое перо нашим врагам? Неужели вас здесь так преследуют, житья не дают, со света сживают, живого в землю закапывают?! Мне живется гораздо хуже, чем вам, однако не намерен быть перебежчиком!.. " И дальше типично обывательское: "Вы имеете квартиру, сбережения, имя. Что же вам, черт возьми, еще нужно?!.. У меня фактически нет ни крова, ни заработка, ни здоровья!.. Я неоднократно "жаловался" вплоть до самых высших партийных и правительственных органов. И - что же? Они пересылают мои жалобы тем, кто меня преследует... А те мстят еще шибче!..
Если бы я поведал свою жизнь тем, кому за рубежом вы адресуете свои письма и рукописи, - вот была бы сенсация!.. И заплатили бы мне, вероятно, не меньше, чем вам. А деньги мне нужны в гораздо несравненно большей степени, чем вам, Солженицын!..
Но - кукиш-макиш! - Я не для того добровольцем пошел на фронт, чтобы продаться врагам!!
Я улажу свои "дела" здесь, дома, в СССР!..
Вернитесь к нам, Солженицын!
Бросьте!..
На кого меняете, русский, Советскую Россию?!
ГОНИМЫЙ НАЦМЕН".
Но вот - снова письмо с пониманием:
"Дорогой Александр Исаевич!
Испытываю потребность сказать Вам, что Ваши запись заседания в Рязани и письмо в Союз писателей РСФСР являются такими же образцами героической публицистики (не только русской), как и названное Вами письмо Лидии Чуковской к Шолохову.
Вы совершенно правы в своем сознании исторического значения того, что делаете.
Если смогу быть вам чем-либо полезен, сочту за честь.
Ваш А. Храбровицкий"1.
1 Храбровицкий А., 15.11.69.
Из Ленинграда несколько человек прислали копию своего протеста, направленного в "Правду", "Литературную газету", "Комсомольскую правду" и в секретариат СП СССР: "Недавно в "Литературной газете" было опубликовано извещение об исключении Солженицына из Союза писателей. Это побудило нас написать Вам письмо. Писателя Солженицына мы знаем по произведениям "Один день Ивана Денисовича" и ряду рассказов, публиковавшихся в различных журналах.
По этим произведениям писатель производит впечатление не только честного человека, но и идейного борца, ненавидящего порабощение, в какой бы форме оно nit выражалось.
Мы считаем, что исключение Солженицына не аргументировано должным образом!..
Если антиобщественная деятельность Солженицына выражается в том, что его произведения публиковались за границей и не публиковались у нас по причине идеологической враждебности, то не мешало бы широкому кругу читателей, любящих его опубликованные произведения, убедиться в этом, убедиться путем опубликования произведений и открытой с ними полемики с обвиняющей стороны, равно как и с обвиняемой...
Что же до обсуждения творчества Солженицына, то оно должно было происходить не в кулуарах СП, а на страницах газет и журналов (исключается не проворовавшийся завмаг, а человек, известный всей стране)... Мы внимательно прочли статью, опубликованную в "Литературной газете" СП. Как ни стараются убедить нас в том, что исключение Солженицына является закономерностью, для нас оно является полной неожиданностью.
СП опубликовал только выдержки из письма. Так как они преданы гласности, то возникает закономерный вопрос: "Почему бы ни опубликовать его полностью". Ведь выступая от лица "целого и единого человечества", Солженицын бросает вызов людям, исключившим его из общественной жизни страны. Мы, как граждане СССР, тоже, естественно, относим себя к этому человечеству и желаем знать поэтому содержание всего письма. Только путем полемики может быть принято решение об исключении или оправдании писателя.
В этом процессе должно быть главенствующим мнение всей общественности, а не группы людей, зачеркнувших всю деятельность писателя..." 1.
1 Янгин Ф., Марина М., Мазур В., Делягин В., Малявина В.
Копию своего протеста, направленного главному редактору "Литературной газеты" и в секретариат правления СП РСФСР, прислал Голубовский из Новосибирска:
"...Факты, изложенные в сообщении, молено было бы истолковать как внутреннее дело писательской организации и, как говорится, принять к сведению. Однако авторы сообщения, не поставившие, к сожалению, своей подписи, выступают не только от имени добровольного объединения советских литераторов, но и, как они пишут, от имени "нашего народа" и "широкой литературной общественности".
Я не знаю, принадлежу ли я к литературной общественности, но являюсь членом нашего общества и частицей народа. Поэтому я считаю своим долгом выразить несогласие с теми несправедливыми и, на мой взгляд, проникнутыми недоброжелательным духом упреками, которые содержатся в упомянутой статье.
Я делаю это потому, что высоко ценю творчество Александра Исаевича Солженицына. Меня глубоко волнует его человеческая и писательская судьба. Не буду давать дилетантскую оценку литературных достоинств работ Солженицына. Об этом много писали профессиональные литераторы и критики, когда несколько лет назад повесть "Один день Ивана Денисовича" была выдвинута на соискание Ленинской премии.
Я читал все опубликованные произведения Солженицына и некоторые из тех, о которых сообщала "Литературная газета" 26 июня 1968 г. По своим нравственным устремлениям они кажутся мне сродни высокому и благородному духу творчества Льва Толстого. Поэтому я решительно не могу согласиться с утверждениями авторов статьи, что произведения Солженицына "проникнуты антисоветскими тенденциями" и что он "стоит на чуждых нашему народу и его литературе традициях".
Уж не считают ли авторы антисоветскими тенденциями то, что совесть писателя не может забыть и смириться с недавним произволом, и в произведениях его так обнаженно звучит боль за поруганное нравственное достоинство миллионов людей. Или, может быть, им кажутся антисоветскими столь характерные для творчества писателя призывы к добру и любви?1
1 Этот абзац выделен Солженицыным коричневым карандашом (знак одобрения).
В опубликованном в газете сообщении больше половины места уделено тому, как используют имя Солженицына и его творчество наши враги и недоброжелатели... Произведения Солженицына служат укреплению нравственных и идейных основ советского общества, а коварные враги наши, опасаясь этого, специально расточают комплименты произведениям писателя в надежде на то, что найдутся люди, которые мыслят по схеме: раз враг хвалит, значит, нам надо ругать, значит, по их представлениям, писатель "сомкнулся с теми, кто выступает против советского общест-венного строя". И такие люди, к сожалению, не только нашлись, но и выступают от имени народа.
Я убежден, что у Советского Союза за рубежом друзей и доброжелателей гораздо больше, чем врагов. И вместо того, чтобы читать на страницах Вашей газеты об очередных трюках врагов, мне, как читателю и почитателю творчества Солженицына, было бы несравненно интересней узнать о том, что думают и говорят о писателе и его произведениях миллионы наших зарубежных друзей. Как оценивают, например, творчество Солженицына и факт исключения его из Союза писателей СССР литераторы социалистических стран, коммунисты и наши доброжелатели из Италии, Великобритании, Франции и других стран...1.
Я со своей стороны уверен, что есть "Божий суд" и есть "Грозный судия". Это - История. История нашего народа и нашей литературы, которая действительно восстановит истину".
С моей точки зрения, это письмо - великолепный ответ всем тем, кто склонен полагать, что Солженицын "продался врагам", "служит врагам" и т. д.
К присланной нам в Рязань копии своего протеста Голубовский приложил коротенькое письмо Александру Исаевичу, которое заканчивалось так: "Искренне желаю Вам успехов в творчестве и доброго здоровья, ибо "пока еще можно дышать после дождя под яблоней - можно еще и пожить!" (Как известно, последние слова взяты из крохотного рассказа Солженицына "Дыхание").
Одна ленинградская поэтесса прислала сборник своих стихов с надписью: "А. И. Солженицыну - мужественному современнику"2.
1 Голубовский М. Д., 28.11.69, Новосибирск.
2 Купман Е.
Был при мне в Рязань интересный визит: строительный рабочий-крановщик Ф. Бухарев. Он приехал специально, только чтобы посмотреть на Александра Исаевича - "этого смелого человека, о котором говорит весь мир!" Разумеется, был очень разочарован, не застав его в Рязани. Наш мрачный подъезд неприятно поразил его. "Знаменитый человек живет в таких трущобах!" - воскликнул он. Уходя, сказал уверенно: "Будущее за ним!"
В один из вечеров я - в Рязанской филармонии. Ко мне подошел один известный в Рязани крупный инженер, завсегдатай концертов, с которым я официально знакома не была: "Здравствуйте! Рад вас видеть".
В один из дней моего пребывания в Рязани приехал туда на своей машине внук К. И. Чуковско-го. Как у нас и было условлено, он приехал, чтобы перевезти в "Сеславино" некоторые ставшие нам там необходимыми вещи. Уехала из Рязани специальная кафедра, за которой Александр Исаевич работал стоя, уехал двухэтажный воркутинский столик на колесиках, уехал маленький круглый столик, на котором мы имели обыкновение печатать на машинке.
Приближается день рождения моего мужа. Мы договариваемся отметить его скромно, на квартире Вероники, в Москве, и не 11 декабря, а накануне.
Уезжая из Рязани 10 декабря, я везу мужу вместе с пачкой писем с реакцией на его исключение из Союза поздравительное письмо от мамы. Приведу его как свидетельство того, как не только я, но и моя мама близко к сердцу принимала все, что касалось ее зятя, как разделяла его действия, как гордилась им:
"Дорогой, родной Санюшечка, горячо обнимаю тебя и желаю прежде всего крепкого, прекрепкого здоровья - это то, в чем ты очень, очень нуждаешься. Что касается духовных сил, рождающих титаническое мужество и стойкость, на удивление и восхищение всего культурного мира - они у тебя неиссякаемые.
Только досадно, что жалкие, презренные, проклятые шавки беспрестанно теребят тебя, мешают полностью отдаться своему вдохновенному труду. Судьба у тебя тяжелая, но ты прекрасен в своей борьбе. Страдаю за тебя. Горжусь тобою.
Любящая тебя М. К.".
Уехав из Рязани накануне дня рождения мужа, я одновременно уехала и от поздравительных телеграмм, которые повалили к нам 11 декабря и первой читательницей которых стала моя мама. Конечно, их было не столько, сколько год назад в день 50-летия Александра Исаевича. Тот день был настоящим его триумфом! Но и в 69-м году 11 декабря к нам в Рязани принесли 39 телеграмм и 3 письма и на следующий день - еще 23 телеграммы! Поздравления шли и в редакцию "Нового мира". Общее количество поздравлений, во всяком случае перевалило за сотню! Нашелся некто Петренко из Москвы, который поздравил самый журнал "Новый мир": "Поздравляю журнал с днем рождения его лучшего писателя-гражданина".
О содержании поздравительных писем и телеграмм напишу позже, когда они нас достигнут.
Скромно отметив день рождения мужа у Вероники, мы переезжаем в "Сеславино". Когда мы вышли из ворот Вероникиного дома на Чапаевском переулке, то стоявшая у ворот милицейская машина сразу же тронулась. Мы двинулись пешком налево, к метро "Сокол". Машина же не стала разворачиваться и поехала вправо. Однако нагнала нас у входа в метро. Случайность или нет?.. Но и когда ехали в электричке, мимо нас прошел какой-то гебист, тут же обернулся и внимательно посмотрел на моего мужа.
В "Сеславине" я прежде всего интересуюсь тем, как Александр Исаевич расставил привезенную из Рязани мебель. Кафедру он устроил у второго своего окна. Над кафедрой, на которую свет падает слева, приколота карта Восточной Пруссии (позже ее сменит портрет генерала Самсонова). Именно за этой кафедрой Александр Исаевич наконец-то погрузился с головой в работу над романом. Все дни, начиная с 6 декабря, почти неотрывно писал. А тут поездка в Москву, привезенные мною письма, явная слежка несколько выбили его из колеи. И 11-го, в самый день рождения, ему не очень писалось. А потому и настроение было неважное. Но вечером оживился. В 20 часов Би-би-си дало передачу: "К исключению Солженицына из Союза писателей". Передачу эту связали с проходящим у нас пленумом творческих союзов, очень кстати процитировав из письма Солженицына: "Ваши часы отстали от века!". Еще было сказано, .что "реакция всемирного общественного мнения на исключе-ние Солженицына была немедленной и очень резкой. И не только среди тех, кто известен своим критическим отношением к Советскому Союзу. Критика раздалась с особой силой из рядов друзей СССР: Пэн-клуб обратился к Федину, Бертран Рассел - к Косыгину, высказался французский национальный комитет писателей во главе с Арагоном..." Впервые был зачитан полный текст солженицынского Открытого письма. В 23 часа снова повторили ту же передачу; а на следующий день сознались, что "этот очерк впервые вышел в эфир в день рождения Александра Исаевича". Эта передача явилась для моего мужа хорошим подарком.
2 04.12.69.
1 декабря "Свобода" известила о Манифесте Европейского объединения писателей, насчитыва-ющего 2 тысячи членов. В нем говорилось, что "если не прекратятся преследования Солженицына, то они порвут все отношения с СП СССР. Можно исключить Солженицына из Союза писателей, но не из русской литературы!"
Растрогала Александра Исаевича весть, что два писателя и два художника Норвегии обратились к своему правительству с просьбой предоставить Солженицыну политическое убежище и дом умершего поэта Хенрика Вергеланда, который по его завещанию предоставляется в качестве почетной резиденции самому выдающемуся литератору или деятелю искусств Норвегии. Последний его обитатель Арнольд Эверланд умер несколько месяцев тому назад, и дом пустует...
В Стокгольме вышла газета, где целая страница была посвящена Солженицыну: его биография и отрывки из произведений.
По "Голосу Америки" узнаем об обращении к Советскому правительству 16 видных писателей мира и деятелей культуры. Письмо протеста составил Артур Миллер, подписали Сартр, Стейнбек, Стравинский и другие. В нем есть такие строки: "Мы опровергаем, что расхождение писателя во мнении с правительством и печатанье его работ за границей может служить поводом для преследования".
Конец ноября - начало декабря я пробыла в Рязани: нужно было проведать своих близких. Последние дни перед моим отъездом из "Сеславина" муж немного стал писать, хотя в основном занимался другим: продолжал из разных своих "далевских" блокнотиков выбирать пословицы, начинавшиеся на определенные буквы.
Прежде всего мне надо в Рязани .выполнить поручение мужа: забрать из Рязанского отделения писателей его трудовую книжку. Звоню туда. У телефона - Э. И. Сафонов.
- Эрнст Иванович, как ваше самочувствие?
- Неважное.
- Неудачно сделали операцию?
- Да нет, в другом плане.
Говорю ему относительно трудовой книжки. Назначил прийти за ней на следующий день, предварительно позвонив.
Однако, когда я позвонила ему в назначенное время, то услышала от него: "Вашей просьбы выполнить я уже не в состоянии". И предложил обратиться к новому лицу, которое здесь появится через несколько дней. (Кажется, в тот раз я так и уехала без трудовой книжки.)
Узнала некоторые подробности, касающиеся подготовки исключения Солженицына из СП СССР. Оказывается, за 3 часа до заседания Рязанского отделения, в больницу к Э. Сафонову пришел секретарь обкома Шестопалов и предложил ему дать свое согласие на исключение Солженицына (с ним была уже готовая бумага, требовалась только подпись.). Однако Сафонов отказался подписать бумагу. Сказал, что на такое дело он не пойдет, ибо ценит и уважает Солженицына.
Конечно же, в Рязани бродят новые легенды о Солженицыне: якобы требовал себе виллу в Солотче - не удалось, живет в вилле, которую ему подарил Хрущев. И еще: будто К. И. Чуковский оставил ему 2/3 всего своего состояния.
Впрочем, последний слух пришел из Москвы. У внучки Чуковского в самых различных организациях спрашивают: будут ли они судиться из-за наследства с Солженицыным...1.
1 Чуковский К. И. оставил Солженицыну 3 тыс. рублей.
Но не это больше всего занимало меня в Рязани. Прежде всего бросились в глаза телеграммы.
Из Актюбинска: "Прочитали в "Литературной России" о вашем исключении из союза писателей тчк. Остается отставить от вас литературу = Чистяков Шаронина".
Из Москвы: "Спасибо за то что сделано вами для людей и за то что еще будет сделано = Сергей Чесноков".
Из Белгорода: "Связи последними событиями примите искреннее уважение вашему великому таланту = Перовский, писатель".
Из Москвы: "Связи испытанием желаю стойкости здоровья вам и близким = Порадек".
А кто-то побоялся обратиться непосредственно к Солженицыну.
Из Каунаса: "Дорогая Наталья Алексеевна всей душой с вами желаю прежде всего здоровья как можно больше здоровья = Амикус".
И... письма, сочувственные письма от доброжелателей... Они ждали меня, они продолжали приходить и при мне, а также после моего отъезда.
"...Только что прочла Вашу запись позорного собрания Рязанской писательской организации и заметку по этому поводу в "Лит. газете".
Трудно передать, что я сейчас чувствую. Хочется кричать от возмущения и стыда, и от отчаяния из-за полной невозможности что-то сделать, предпринять...
Я преклоняюсь перед Вашим мужеством, выдержкой и достоинством.
Все, что я о Вас знаю, Ваши замечательные книги, Ваша принципиальность и благородное поведение в труднейших ситуациях, - все это вызывает безграничное уважение"1.
"...Наши надежды на то, что Вы сможете работать в нормальных условиях, не сбылись. В этом есть и наша вина. Нет, не в том, что Союз писателей открыто узаконил давно существующее положение, когда Ваши книги не издавались, Вам запрещали встречи с читателями, СП не охранял Ваши авторские права, - все то, о чем Вы писали в письме к съезду. Ну что ж! Союз писателей только лишний раз подтвердил, что он не творческая организация, а орудие духовного закрепощения народа... А те читатели, в которых Вы нуждаетесь, выбирают себе писателей не по их принадлежности к СП. И они по-прежнему будут находить пути к Вашим книгам. Вина же всех, кто читает Ваши книги, в том, что мы, кажется, не смогли предотвратить возрождение прошлого... Ибо только в этом случае оказалось возможным исключить Вас из Союза писателей, т. е. официально зачеркнуть всю правду, которую Вы сказали, зачеркнуть все, напечатанное Вами, и даже тот краешек правды, который власти сами не так давно признавали. Вы, Александр Исаевич, свою задачу писателя и человека выполняете и, мы не сомневаемся, выполните...
Мы прочли Ваше письмо, адресованное СП. Спасибо. Спасибо за слова о цельном и едином ЧЕЛОВЕЧЕСТВЕ, о котором так часто забывают (и в этом ГЛАВНАЯ опасность для его существования)..."2.
1 Сегал Р. Л.
2 Каплун И. и Иофе О. (студентки), 18.11.69.
"...Весьма досадно, что марионетки и хамелеоны из стада "литературных" услужителей и их хозяева крутятся под ногами, втыкая палки в колесо Истории. Тщетно! Это колесо нельзя ни замедлить, ни остановить.
Ваше имя прочно вошло в историю мировой и советской литературы, а Ваши произведения живут, и их хватит на века...
Мною публично заявлен протест на исключение Вас из ССП. Я переживаю это как величайший позор для нашего общества и его идеалов...
Крепко жму Вашу руку, дорогой друг"1.
"...Я знаю, что Вас нельзя исключить и отставить, можно только нас оставить без Вас.
Кажется, что нужно многим уйти вместе с Вами, но тем самым мы лишимся даже права говорить в Союзе то, что должны сказать..."2.
"Глубокоуважаемый Александр Исаевич!
Больно и невыносимо смотреть на борьбу Вашу с клеветой, а вернее - на травлю. Бога ради, не обращайте на все это внимание... Те, для кого Вы пишете, все равно верят Вам и в Вас, а не им, что бы, они ни говорили. А им не докажешь... Единственная их цель, по-моему, - заставить Вас замолчать, помешать работать. И страшно, если это им удастся. Пишите, делайте Вам предназначенное - это, кажется, лучшее, что можно сделать.
Спасибо Вам. За "Ивана Денисовича", за "Корпус" - за все...
Вы дороги русской литературе, а вся их мышиная возня не стоит и минуты Вашего времени... "3.
"Дорогой Александр Исаевич!
Слухи о последних событиях, происшедших в Рязани, дошли до нас гораздо раньше, чем сегодняшний номер "Литературной газеты", но уже и слухам я верил, как поверили им все, кто умеет анализировать обстоятельства.
Пишу Вам не потому, что хочу утешить: гений Ваш не нуждается в утешениях... Просто хочу сказать, что в моих подшивках до сих пор еще хранится номер "Литературной газеты" с сообщением об исключении Пастернака...
Кто следующий?..
После Вас, кажется, уж и некому.
И ведь, однако, найдут!
Разрешите выразить Вам мое самое глубокое восхищение.
Жму Вашу руку - искренне и по-дружески"4.
1 Эйхвальд, 17.11.69, Таллинн.
2 Данини Л. (или П.), член СП, 18.11.69.
3 Решетников, 24.11.69, Ленинград (письмо написано у нас дома в Рязани).
4 Прохватилов В., 19.11.69, Ленинград.
"Дорогой Александр Исаевич!
Мы постараемся покороче высказать то, что у нас на душе, так как уверены, что в эти дни Вы получите тысячи писем, а Ваше время дорого всем нам.
Единственно, что нас удручает, так это то, что, возможно, Вы огорчаетесь. В остальном же все происходящее абсолютно закономерно. Более того - в наше время - и это наше общее горе - выписку из протокола заседания, на котором лучший современный писатель России, совесть русской литературы, был исключен из Союза писателей, следовало бы носить на груди как орден. Не говоря уже о том, что гораздо почетнее стоять в одном ряду с Пастернаком и Ахматовой, чем с огромным большинством членов этого самого Союза.
Дорогой Александр Исаевич! Не огорчайтесь, продолжайте работать. Мы все ждем Ваших новых книг. Мы постараемся достать и прочесть их, а когда-нибудь они открыто будут стоять на полках в каждом доме, где ценят правду. Будем надеяться, что мы доживем до этого.
Крепко Вас обнимаем"1.
1 Шатуновская Н. и Собенникова К., сотрудницы ВГБИЛ, Москва.
"Дорогой Александр Исаевич!
Еще одно тяжелое испытание выпало на Вашу долю...
Не слишком ли много для одного человека?
Нам хотелось бы в связи с этим высказать Вам свое искреннее сочувствие и глубокое уважение.
Такова уж у нас судьба многих больших и настоящих талантов: иные из них так и оставались всю жизнь на положении гонимых и отвергаемых... Что же, это, быть может, лишний раз доказывает Вашу причастность к большим русским писателям.
К счастью ведь, исключение из Союза - это вовсе не исключение из литературы. Конечно же, напротив - Русская литература - это Вы, а не секретариат и не рязанские "классики". Их имен, наверное, никто бы и не узнал, не "обессмерть" они себя позорным участием в Вашем исключении...
Имя же Александра Солженицына прочно и навсегда принадлежит не только русской, но и мировой литературе, и никто не в силах помешать этому. Вопреки всем потокам вылившейся на Вас лжи число Ваших читателей и сторонников растет и будет расти.
Многое, очень многое хотелось бы Вам сказать. В частности, и о том, что Вам и Вашим близким надо беречь себя; и о том, чтобы Вы сдерживали Ваш (справедливый тысячу раз!) гнев и не поддавались на провокационные проявления, вроде предложений покинуть Родину (КОМУ они это предлагают?).
И - главное. Мы глубоко верим в то, что нынешние несправедливости и гонения Вы, как никто, в силах преодолеть, переплавив силой своего таланта в новые великие творения. И тогда - Вы победили. Тогда и это тяжкое испытание, выпавшее на Вашу долю, не напрасно1.
Бажанов из Калинина в своем, как всегда, длинном и многословном письме также советует: "Не поддавайтесь и Вы на такую и т. п. провокацию. Терпите!" А в заключение письма вспоминает меня: "Вашей Наталье Алексеевне привет. Я надеюсь, что она воспринимает эту тяжелую историю не так, чтобы Вам пришлось бы сказать: "Силен тот, кто один"2.
И на фоне приведенных писем ужасающим диссонансом выглядели две открытки, из которых одна пришла почтой из Москвы, а другая, по-видимому, из Рязани (на ней стоял только рязанский штамп).
"Бывший писатель Солженицын! Нам не раз говорили старые фронтовики, что зря тебя выпустили из лагеря. Мы сомневались в таких заявлениях, а теперь согласны с ними". Дальше идет брань, которую невозможно переводить на бумагу. К брани примешивается и прямая ложь: "На коньке антисоветчины тебе удалось в войну смыться из армии, и, когда наши отцы отдавали жизнь за Родину, ты спокойно отсиживался в лагерях3. Сейчас ты... на этом коньке хочешь удрать за границу? Не выйдет!"4. И, разумеется, пожелание, чтобы он снова отправился в тюрьму.
А вот рязанская открытка:
"Глубокоуважаемый!
11-го числа вы отметите, видимо, на средства Би-би-си свой день рождения. А мы через 10 дней отметим на свои заработанные день рождения тов. Сталина.
Давно необходимому решению Союза писателей - УРА!"5.
Через Рязанское отделение СП пришло "Закрытое письмо писателю Солженицыну" с подписью: "Гонимый нацмен"6:
1 Недоступ, Платонова Н., Терновская Л., Терновский Л., Габай Г. (Галина), 20.11.69.
2 Бажанов Б., 29.11.69, Калинин.
3 А. Солженицын был арестован 9 февраля 1945 года, т. е. за 3 месяца до Победы, а в лагерях оказался уже после окончания войны. (Это, между прочим, для уточнения. Но... не отсюда ли версия Томаша Ржезача?)
4 Группа московских студентов, конец ноября 1969 года.
5 Аноним, конец ноября.
6 30.11.69.
"Гражданин Солженицын!
Я не читал вашего Открытого письма Союзу писателей СССР. Но я узнал, что вас исключили из этого Союза... Отлучение от упомянутого Союза - не отлучение от СССР...
Но зачем вы продали свое перо нашим врагам? Неужели вас здесь так преследуют, житья не дают, со света сживают, живого в землю закапывают?! Мне живется гораздо хуже, чем вам, однако не намерен быть перебежчиком!.. " И дальше типично обывательское: "Вы имеете квартиру, сбережения, имя. Что же вам, черт возьми, еще нужно?!.. У меня фактически нет ни крова, ни заработка, ни здоровья!.. Я неоднократно "жаловался" вплоть до самых высших партийных и правительственных органов. И - что же? Они пересылают мои жалобы тем, кто меня преследует... А те мстят еще шибче!..
Если бы я поведал свою жизнь тем, кому за рубежом вы адресуете свои письма и рукописи, - вот была бы сенсация!.. И заплатили бы мне, вероятно, не меньше, чем вам. А деньги мне нужны в гораздо несравненно большей степени, чем вам, Солженицын!..
Но - кукиш-макиш! - Я не для того добровольцем пошел на фронт, чтобы продаться врагам!!
Я улажу свои "дела" здесь, дома, в СССР!..
Вернитесь к нам, Солженицын!
Бросьте!..
На кого меняете, русский, Советскую Россию?!
ГОНИМЫЙ НАЦМЕН".
Но вот - снова письмо с пониманием:
"Дорогой Александр Исаевич!
Испытываю потребность сказать Вам, что Ваши запись заседания в Рязани и письмо в Союз писателей РСФСР являются такими же образцами героической публицистики (не только русской), как и названное Вами письмо Лидии Чуковской к Шолохову.
Вы совершенно правы в своем сознании исторического значения того, что делаете.
Если смогу быть вам чем-либо полезен, сочту за честь.
Ваш А. Храбровицкий"1.
1 Храбровицкий А., 15.11.69.
Из Ленинграда несколько человек прислали копию своего протеста, направленного в "Правду", "Литературную газету", "Комсомольскую правду" и в секретариат СП СССР: "Недавно в "Литературной газете" было опубликовано извещение об исключении Солженицына из Союза писателей. Это побудило нас написать Вам письмо. Писателя Солженицына мы знаем по произведениям "Один день Ивана Денисовича" и ряду рассказов, публиковавшихся в различных журналах.
По этим произведениям писатель производит впечатление не только честного человека, но и идейного борца, ненавидящего порабощение, в какой бы форме оно nit выражалось.
Мы считаем, что исключение Солженицына не аргументировано должным образом!..
Если антиобщественная деятельность Солженицына выражается в том, что его произведения публиковались за границей и не публиковались у нас по причине идеологической враждебности, то не мешало бы широкому кругу читателей, любящих его опубликованные произведения, убедиться в этом, убедиться путем опубликования произведений и открытой с ними полемики с обвиняющей стороны, равно как и с обвиняемой...
Что же до обсуждения творчества Солженицына, то оно должно было происходить не в кулуарах СП, а на страницах газет и журналов (исключается не проворовавшийся завмаг, а человек, известный всей стране)... Мы внимательно прочли статью, опубликованную в "Литературной газете" СП. Как ни стараются убедить нас в том, что исключение Солженицына является закономерностью, для нас оно является полной неожиданностью.
СП опубликовал только выдержки из письма. Так как они преданы гласности, то возникает закономерный вопрос: "Почему бы ни опубликовать его полностью". Ведь выступая от лица "целого и единого человечества", Солженицын бросает вызов людям, исключившим его из общественной жизни страны. Мы, как граждане СССР, тоже, естественно, относим себя к этому человечеству и желаем знать поэтому содержание всего письма. Только путем полемики может быть принято решение об исключении или оправдании писателя.
В этом процессе должно быть главенствующим мнение всей общественности, а не группы людей, зачеркнувших всю деятельность писателя..." 1.
1 Янгин Ф., Марина М., Мазур В., Делягин В., Малявина В.
Копию своего протеста, направленного главному редактору "Литературной газеты" и в секретариат правления СП РСФСР, прислал Голубовский из Новосибирска:
"...Факты, изложенные в сообщении, молено было бы истолковать как внутреннее дело писательской организации и, как говорится, принять к сведению. Однако авторы сообщения, не поставившие, к сожалению, своей подписи, выступают не только от имени добровольного объединения советских литераторов, но и, как они пишут, от имени "нашего народа" и "широкой литературной общественности".
Я не знаю, принадлежу ли я к литературной общественности, но являюсь членом нашего общества и частицей народа. Поэтому я считаю своим долгом выразить несогласие с теми несправедливыми и, на мой взгляд, проникнутыми недоброжелательным духом упреками, которые содержатся в упомянутой статье.
Я делаю это потому, что высоко ценю творчество Александра Исаевича Солженицына. Меня глубоко волнует его человеческая и писательская судьба. Не буду давать дилетантскую оценку литературных достоинств работ Солженицына. Об этом много писали профессиональные литераторы и критики, когда несколько лет назад повесть "Один день Ивана Денисовича" была выдвинута на соискание Ленинской премии.
Я читал все опубликованные произведения Солженицына и некоторые из тех, о которых сообщала "Литературная газета" 26 июня 1968 г. По своим нравственным устремлениям они кажутся мне сродни высокому и благородному духу творчества Льва Толстого. Поэтому я решительно не могу согласиться с утверждениями авторов статьи, что произведения Солженицына "проникнуты антисоветскими тенденциями" и что он "стоит на чуждых нашему народу и его литературе традициях".
Уж не считают ли авторы антисоветскими тенденциями то, что совесть писателя не может забыть и смириться с недавним произволом, и в произведениях его так обнаженно звучит боль за поруганное нравственное достоинство миллионов людей. Или, может быть, им кажутся антисоветскими столь характерные для творчества писателя призывы к добру и любви?1
1 Этот абзац выделен Солженицыным коричневым карандашом (знак одобрения).
В опубликованном в газете сообщении больше половины места уделено тому, как используют имя Солженицына и его творчество наши враги и недоброжелатели... Произведения Солженицына служат укреплению нравственных и идейных основ советского общества, а коварные враги наши, опасаясь этого, специально расточают комплименты произведениям писателя в надежде на то, что найдутся люди, которые мыслят по схеме: раз враг хвалит, значит, нам надо ругать, значит, по их представлениям, писатель "сомкнулся с теми, кто выступает против советского общест-венного строя". И такие люди, к сожалению, не только нашлись, но и выступают от имени народа.
Я убежден, что у Советского Союза за рубежом друзей и доброжелателей гораздо больше, чем врагов. И вместо того, чтобы читать на страницах Вашей газеты об очередных трюках врагов, мне, как читателю и почитателю творчества Солженицына, было бы несравненно интересней узнать о том, что думают и говорят о писателе и его произведениях миллионы наших зарубежных друзей. Как оценивают, например, творчество Солженицына и факт исключения его из Союза писателей СССР литераторы социалистических стран, коммунисты и наши доброжелатели из Италии, Великобритании, Франции и других стран...1.
Я со своей стороны уверен, что есть "Божий суд" и есть "Грозный судия". Это - История. История нашего народа и нашей литературы, которая действительно восстановит истину".
С моей точки зрения, это письмо - великолепный ответ всем тем, кто склонен полагать, что Солженицын "продался врагам", "служит врагам" и т. д.
К присланной нам в Рязань копии своего протеста Голубовский приложил коротенькое письмо Александру Исаевичу, которое заканчивалось так: "Искренне желаю Вам успехов в творчестве и доброго здоровья, ибо "пока еще можно дышать после дождя под яблоней - можно еще и пожить!" (Как известно, последние слова взяты из крохотного рассказа Солженицына "Дыхание").
Одна ленинградская поэтесса прислала сборник своих стихов с надписью: "А. И. Солженицыну - мужественному современнику"2.
1 Голубовский М. Д., 28.11.69, Новосибирск.
2 Купман Е.
Был при мне в Рязань интересный визит: строительный рабочий-крановщик Ф. Бухарев. Он приехал специально, только чтобы посмотреть на Александра Исаевича - "этого смелого человека, о котором говорит весь мир!" Разумеется, был очень разочарован, не застав его в Рязани. Наш мрачный подъезд неприятно поразил его. "Знаменитый человек живет в таких трущобах!" - воскликнул он. Уходя, сказал уверенно: "Будущее за ним!"
В один из вечеров я - в Рязанской филармонии. Ко мне подошел один известный в Рязани крупный инженер, завсегдатай концертов, с которым я официально знакома не была: "Здравствуйте! Рад вас видеть".
В один из дней моего пребывания в Рязани приехал туда на своей машине внук К. И. Чуковско-го. Как у нас и было условлено, он приехал, чтобы перевезти в "Сеславино" некоторые ставшие нам там необходимыми вещи. Уехала из Рязани специальная кафедра, за которой Александр Исаевич работал стоя, уехал двухэтажный воркутинский столик на колесиках, уехал маленький круглый столик, на котором мы имели обыкновение печатать на машинке.
Приближается день рождения моего мужа. Мы договариваемся отметить его скромно, на квартире Вероники, в Москве, и не 11 декабря, а накануне.
Уезжая из Рязани 10 декабря, я везу мужу вместе с пачкой писем с реакцией на его исключение из Союза поздравительное письмо от мамы. Приведу его как свидетельство того, как не только я, но и моя мама близко к сердцу принимала все, что касалось ее зятя, как разделяла его действия, как гордилась им:
"Дорогой, родной Санюшечка, горячо обнимаю тебя и желаю прежде всего крепкого, прекрепкого здоровья - это то, в чем ты очень, очень нуждаешься. Что касается духовных сил, рождающих титаническое мужество и стойкость, на удивление и восхищение всего культурного мира - они у тебя неиссякаемые.
Только досадно, что жалкие, презренные, проклятые шавки беспрестанно теребят тебя, мешают полностью отдаться своему вдохновенному труду. Судьба у тебя тяжелая, но ты прекрасен в своей борьбе. Страдаю за тебя. Горжусь тобою.
Любящая тебя М. К.".
Уехав из Рязани накануне дня рождения мужа, я одновременно уехала и от поздравительных телеграмм, которые повалили к нам 11 декабря и первой читательницей которых стала моя мама. Конечно, их было не столько, сколько год назад в день 50-летия Александра Исаевича. Тот день был настоящим его триумфом! Но и в 69-м году 11 декабря к нам в Рязани принесли 39 телеграмм и 3 письма и на следующий день - еще 23 телеграммы! Поздравления шли и в редакцию "Нового мира". Общее количество поздравлений, во всяком случае перевалило за сотню! Нашелся некто Петренко из Москвы, который поздравил самый журнал "Новый мир": "Поздравляю журнал с днем рождения его лучшего писателя-гражданина".
О содержании поздравительных писем и телеграмм напишу позже, когда они нас достигнут.
Скромно отметив день рождения мужа у Вероники, мы переезжаем в "Сеславино". Когда мы вышли из ворот Вероникиного дома на Чапаевском переулке, то стоявшая у ворот милицейская машина сразу же тронулась. Мы двинулись пешком налево, к метро "Сокол". Машина же не стала разворачиваться и поехала вправо. Однако нагнала нас у входа в метро. Случайность или нет?.. Но и когда ехали в электричке, мимо нас прошел какой-то гебист, тут же обернулся и внимательно посмотрел на моего мужа.
В "Сеславине" я прежде всего интересуюсь тем, как Александр Исаевич расставил привезенную из Рязани мебель. Кафедру он устроил у второго своего окна. Над кафедрой, на которую свет падает слева, приколота карта Восточной Пруссии (позже ее сменит портрет генерала Самсонова). Именно за этой кафедрой Александр Исаевич наконец-то погрузился с головой в работу над романом. Все дни, начиная с 6 декабря, почти неотрывно писал. А тут поездка в Москву, привезенные мною письма, явная слежка несколько выбили его из колеи. И 11-го, в самый день рождения, ему не очень писалось. А потому и настроение было неважное. Но вечером оживился. В 20 часов Би-би-си дало передачу: "К исключению Солженицына из Союза писателей". Передачу эту связали с проходящим у нас пленумом творческих союзов, очень кстати процитировав из письма Солженицына: "Ваши часы отстали от века!". Еще было сказано, .что "реакция всемирного общественного мнения на исключе-ние Солженицына была немедленной и очень резкой. И не только среди тех, кто известен своим критическим отношением к Советскому Союзу. Критика раздалась с особой силой из рядов друзей СССР: Пэн-клуб обратился к Федину, Бертран Рассел - к Косыгину, высказался французский национальный комитет писателей во главе с Арагоном..." Впервые был зачитан полный текст солженицынского Открытого письма. В 23 часа снова повторили ту же передачу; а на следующий день сознались, что "этот очерк впервые вышел в эфир в день рождения Александра Исаевича". Эта передача явилась для моего мужа хорошим подарком.