Продолжают приходить сочувственные письма, связанные с исключением Александра Исаевича из СП, копии посылаемых протестов...
   "Александр Исаевич!
   Возмущен исключением Вас из Союза писателей. Вас нельзя отставить ни от литературы, ни от нашего народа и нашей страны.
   (...)1".
   1 Хворостин С., Ленинград.
   А вот грозное, с горьким юмором послание:
   "В Союз писателей СССР. Писателям: Л. Соболеву, А. Барто, В. Закруткину, В. Попкову, Ф. Таурину, С. Хакимову, Г. Маркову, К. Воронкову, А. Кешокову, Л. Татьяничевой и В. Федорову.
   Несколько лет назад исключили из Союза писателей Пастернака - лучшего из наших поэтов - и толкнули его к трагическому концу. Сейчас вы исключили Солженицына - самого большого современного прозаика. Это было правильное решение: и тому и другому Не место в ваших рядах.
   Дело сделано. Никто не спрашивает мнение общественности на этот счет. Никто не спешит отвечать на вопросы. Ведь не вы придумали исключить писателя, и не по своей воле, а по приказу какого-нибудь начальника, и не от хорошей жизни... Хотя нет, как раз от хорошей, чтобы она не стала вдруг плохой. Многие из вас, видимо, подумали: "Ну что из того, если я не проголосую за исключение? Солженицыну это все равно не поможет, а меня век не будут печатать, а то и самого исключат. И прости-прощай все то, что так привычно окружает меня в этой славной жизни". И эта мысль, конечно, правильная: одна маленькая безболезненная подпись в протоколе несравнима с теми большими, материальными и моральными весомыми радостями, которые за нее даются.
   Может быть, только одну деталь не представили вы себе до конца отчетливо.
   Знаете ли вы из истории литературы хотя бы одного хорошего писателя, который наряду с работой над большими вещами совершал бы такого рода поступки, как вы на этом злосчастном голосовании? Таких писателей нет. Потому что это маленькое движение (одной рукой вверх) делает человека по таинственному закону природы творчески бесплодным. И если вы еще думаете показать себя миру, написать нечто настоящее, то будьте уверены, что это вам не удастся.
   Творчество же Солженицына не нуждается в чьей-либо защите. Сейчас написанное Солженицыным читают так жадно, так бережно передают из рук в руки, как никогда"1.
   1 Арманд Е., 08.01.70.
   Официальная же наша пресса продолжает огрызаться.
   Например, 7 января в "Литературной газете" была помещена статья Сергея Михалкова "Подлинная литература - выражение народного духа". Михалков отвечал на вопросы канадского журналиста. Например, на такой: "Есть ли возможность в вашей стране выражать различные вкусы и взгляды в искусстве? Если есть, то какие это вкусы и взгляды?" - Михалков отвечает, что все сводится к мировоззрению художника, что "если оно полностью противоречит мировоззрению и идеалам большинства членов общества, то оно неминуемо приходит в прямое столкновение. К примеру, взгляды литератора А. Солженицына, основанные на его мировоззрении, пришли в столкновение со взглядом большинства членов добровольного творческого Союза писателей СССР, выраженными в уставе Союза писателей СССР. Именно поэтому он выбыл из этого союза".
   (В том месте, где Михалков говорит, что взгляды Солженицына пришли в столкновение со взглядами большинства членов СП, Александр Исаевич справедливо заметил на полях статьи: "А общество где же?")
   В статье Михалкова была еще такая фраза: "Идейно незрелый писатель это писатель (пусть даже талантливый!), который не достиг уровня передового общественного сознания".
   На следующий же день Би-би-си дало беседу Мориса Лейти в связи с новыми советскими доводами, оправдывающими то, как советские органы власти поступают с писателями, которые не соглашаются с ее идеологической линией. Морис Лейти замечает: "Михалков говорит, что взгляды Солженицына, основанные на его мировоззрении, противоречат взглядам большинства добровольной организации советских писателей и выраженных в уставе Союза советских писателей. Именно поэтому Солженицына исключили из Союза". Морис Лейти считает, что высказанное Михалковым признание того факта, что писатель может быть признан одаренным, даже если он ошибается в идеологическом отношении, является "более прогрессивным подходом", чем огульное осуждение сталинских времен". Однако он находит, что в этом подходе нет ничего нового. Аналогичное произошло и с Б. Пастернаком, литературные качества которого "вряд ли можно отрицать".
   Далее Морис Лейти говорит о Солженицыне, что он пишет "с неистовой духовной страстностью; напоминает своим читателям об общечеловеческой и духовной порядочности" - о принципах, от которых советское общество "все еще далеко". Признание, что подавляются произведения одаренного писателя, вызывает у Мориса Лейти вопрос: сколько других одаренных писателей подвергаются такому же обращению? В заключение он говорит: "Одно, однако, бесспорно: какова бы ни была опасность развращенности в результате чрезмерной свободы на Западе, опасность полного падения нравов в результате безоговорочного подчинения официальной идеологии в советском обществе гораздо большая".
   В январском номере журнала "Молодая гвардия" печатаются стихи А. Сафронова "Восточная притча":
   На культовых колоколах
   Все отыграл маэстро моды,
   И возопил: "Аллах, Аллах!
   Свободы я хочу, свободы!
   Пятнадцать лет орал, кричал
   Одна была моя забота,
   Пятнадцать лет разоблачал
   И вдруг остался без работы.
   А я еще хочу, еще
   Разоблачать хочу повально.
   Пока железо горячо,
   Хочу лупить по наковальне.
   Во мне бурлит младая кровь,
   Что злобу всю всосала,
   Хочу я бить и в глаз, и в бровь,
   По ряшкам, по сусалам.
   Я так хочу, я так привык
   По праву интеллекта.
   Ведь потому мой скорбен лик,
   Что я икона века...
   О, разреши же мне, Аллах,
   Еще в свободной зоне
   На культовых колоколах
   Лет десять потрезвонить!"
   Аллах ответил: "Не могу,
   Ты всем уже мешаешь.
   Я веру в людях берегу
   Ты веру разрушаешь.
   Ты людям надоел давно,
   Ты скоро канешь в Лету,
   Ты что ни скажешь - все равно
   К тебе доверья нету...
   1 Как известно, А. Солженицын впервые был напечатан семь с половиной лет назад. - Н. Р.
   14 января Генеральный секретарь Европейского общества писателей Дж. Вигорелли направил ряду советских писателей письмо с протестом против преследований А. Солженицына. В числе прочих письмо это получил и Н. Грибачев, который на страницах "Литературной газеты" разразился большой статьей "Слезы на экспорт". Статья эта вышла 18 февраля. Сопоставив даты, Александр Исаевич комментирует на полях: "Месяц колебаний и поисков". "Отпев" Вигорелли за "вызывающе сепаратистский характер" действий, Н. Грибачев, тем не менее, возражает ему и по существу: "Я не принимал непосредственного участия в решении по делу Солженицына, но, во-первых, я целиком это решение поддерживаю, а во-вторых, это решение было единодушно одобрено на писательских собраниях всех наших крупнейших организаций". (Александр Исаевич подчеркивает волнистой линией (знак сомнения) все это во-вторых и на полях замечает: "и не московской и не ленинградской", ибо никакого единодушия там не было!")
   Н. Грибачев поражается, что Вигорелли мог "уподобить советских писателей воробьям, которые так и накинутся" на него! (Снова - волнистая линия и на полях вопрос: "Не накинутся, ибо где прочесть?"... ведь письмо Вигорелли наша пресса не опубликовала! - Н. Р.)
   Грибачев обвиняет Вигорелли в "политическом примитивизме", заодно заявив, что Солженицын заработал свою популярность на Западе "главным образом назойливой политической тенденциозностью на сенсационной закваске".
   В оправдание заголовка статьи Грибачев пишет: "Вы, господин Вигорелли, буквально льете слезы над судьбой Солженицына. Однако - говорю это Вам вполне искренне - льющаяся из Ваших глаз влага лишь понапрасну испортит Вашу жилетку, если Вы ее носите, так как все обстоит иначе: Солженицын имеет хорошую квартиру, жив, здоров, кроме того... никто не будет чинить ему препятствий, если Солженицын вздумает укрепить своей деятельностью итальянскую или какую-либо другую литературу. Все дороги открыты - в добрый час!"
   ...Одним словом, дело обстоит замечательно. Но только - с чисто обывательской точки зрения, товарищ Грибачев!
   Заканчивается статья так: "Не хочу лицемерить и не шлю заверений в искреннем уважении - "декларация", Ваше письмо и метод их распространения ("И им уже нельзя рассылать?" - комментирует А. И.) ничего похожего на это чувство во мне не вызывает".
   Некий Эйхвальд направил Грибачеву открытое письмо, копию которого прислал Солженицыну: "Статьи, подобные упомянутой, не могут оставлять равнодушными честных людей и не должны оставаться без ответа.
   Прежде всего следует сказать, что вы берете на себя слишком много, единолично отстраняя справедливую коллективную критику международной организации в связи с бесчеловечным и необоснованным исключением из Союза советских писателей Александра Исаеви-ча Солженицына. Все содержание вашей статьи только подтверждает тезис о нарушении основных прав человека в нашей стране. Совершенно неуместно звучит ваше утверждение о вмешательстве во внутренние дела страны.
   ...К счастью для человечества, ныне иные времена. Есть, хотя и несовершенные еще, международные организации, есть Всеобщая декларация прав человека...
   Что вы отстаиваете?
   Вы хотите, чтобы люди забыли, а молодежь не узнала ужасный период в нашей жизни с 1930 по 1956 годы... Криками о вмешательстве во внутренние дела вы пытаетесь завуалировать беззакония и произвол, вновь чинимые у нас в стране и вновь в отношении лучших ее людей, и в том числе против А. Солженицына.
   Вы упрекаете Вигорелли за то, что он отделяет литературу от политики. Солженицына же вы обвиняете за слишком активное соединение литературы с политикой. Где же последовате-льность?..
   Лучшим подтверждением вашей неправоты является нежелание и боязнь опубликовать все произведения А. Солженицына. Их боятся именно потому, что они правдивы и читатель это сразу поймет, сравнив их с жизнью...
   Вы и сейчас выполняете "работу" более ужасную, чем физическое уничтожение людей, - вы растлеваете души, пытаетесь убить в людях веру в самих себя и во все лучшее, на что способен человек...
   Вы всеми силами стараетесь заставить Солженицына стать "таким же, как все". Тогда ему обещается публикация в печати. Но ведь на деле это означает лишить писателя яркой творческой индивидуальности и сделать его таким же тусклым и серым, как вся наша современная литература. А что это так и есть, свидетельствует факт отсутствия ярких имен и ярких произведений в списке на соискание Ленинских премий... опубликованном в печати только что. Этот факт достоин большого сожаления и большой тревоги"1.
   1 Эйхвальд В. Открытое письмо Грибачеву, 07.03.70.
   В конце письма Эйхвальд, обыгрывая конец письма Грибачева к Вигорелли, пишет: "Я также не хочу лицемерить и не шлю заверений в уважении к вам".
   4 марта в газете "Советская Россия" печатается фельетон Михаила Владимова.
   ПЕРЕБЕЖЧИК
   Нет, он не ездил за кордон,
   Да и туда не метил вроде:
   В краю родном, где был рожден,
   Живет при саде-огороде.
   В организации одной
   Он числится как сочинитель,
   Но у него устав иной:
   Его призванье - очернитель.
   Его пристрастие - хула
   Все с каждым днем определенней.
   Его страницы - зеркала.
   Одно другого искривленней.
   Копаясь, ищет в толще лет
   Лишь недохваты, неустойки,
   Не трассу видит, а кювет,
   Не стройку видит - мусор стройки.
   И выше всех других утех
   Такие ценит он моменты,
   Когда срывает вдруг у Тех,
   С Той стороны аплодисменты.
   Скрипит, отравою дыша,
   Перо, похожее на жало...
   Сам здесь он, но его душа
   Давно туда перебежала!
   24 марта состоялось открытие III съезда писателей РСФСР. С вступительным словом выступил Л. Соболев. В его речи звучали те самые ноты, которые, как это ни странно, когда-то звучали в письмах моего мужа в период войны. Вот они.
   Конец 1943 года: "Наступающей зимой мы нанесли Гитлеру удар страшной силы. И если я доживу до тех пор, пока распустятся почки, я напишу тогда: "Дорогая моя ..! Сердце не вмещает величия наших побед. Мы стоим на границах 41-го года. На границе войны отечественной и войны революционной. Перед тем как идти в Европу - последний привет с русской земли. На наших штыках - пролетарская революция, в нашем сердце - ленинизм"1.
   "Ты и все почти думают о будущем в разрезе своей личной жизни и личного счастья. А я давно не умею мыслить иначе, как: что я смогу сделать для ленинизма? как мне строить для этого жизнь"2.
   1 Солженицын А. - Решетовской Н., 06.11.43, действующая армия.
   2 Солженицын А. - Решетовской Н., сентябрь 1944 года, действующая армия.
   "Кроме ленинизма и желания всю жизнь отдать за него - все, что было дорого мне в 42-м году, или ниспровергнуто и -не хочется поднимать, или переосмыслено по-новому"1.
   Так писал, так думал капитан Солженицын, менее всего в ту пору подозревая, что буквально через несколько месяцев после написания этих писем его арестуют и приговорят к восьми годам лагерей по 58-й (ПОЛИТИЧЕСКОЙ!) статье за то, что Ленин был для него больше, чем Сталин; за его разочарование в том, что война не принесла с собой революционного пожара в Европу!..
   А вот теперь... Соболев: "Партийность литературы - это рыцарская верность знамени, рыцарская верность своему долгу: знамя наше - ленинское, долг наш - революция..."2.
   1 Солженицын А - Решетовской Н., 11.12. 44, действующая армия.
   2 Правда 1970. 25 марта
   А дальше есть и в адрес нынешнего, хотя тоже, наверно, понятного, Солженицына: "А тех, кто не понял своей исторической задачи певца в стане ленинских воинов, ждет самая горькая для писателя участь: потомки не вспомнят о них, ибо в годы яростных схваток в конце века они вели себя далеко не по-рыцарски, кокетничая сочинениями, которые, наделав сперва шуму, забывались еще при их жизни".
   Тот же Эйхвальд, который ответил Н. Грибачеву, обратился и к III съезду писателей РСФСР. Его письмо, разумеется, на съезде не зачитали (как в свое время знаменитое письмо Солженицына не было зачтено на IV съезде писателей СССР). Но через некоторое время Эйхвальд получил ответ от некоего Шкаева. Я не располагаю письмом съезду, но у меня есть копия ответного письма Эйхвальда Шкаеву:
   "Уважаемый товарищ Шкаев!
   Благодарю за ответ на мое письмо, адресованное III съезду...
   ...По существу Вашего ответа. Вы как бы с радостью сообщаете, что съезд полностью одобрил деятельность секретариата и в том числе... решения секретариата в отношении А. И. Солженицына.
   Теоретическая демократия требует, чтобы мое письмо и другие возражения против гонения на прогрессивно мыслящих писателей были обсуждены на съезде. На вашем съезде этого не было. Более того, Н. Грибачев в своей статье "Слезы на экспорт"... уверял всех читателей, что со стороны А. Солженицына единственным прегрешением было очень серьезное нарушение Устава Союза писателей. Именно за это его... покарали.
   Однако слова совсем не совпадают с делом: А. Андреев от имени ревизионной комиссии сообщил съезду, сколько писателей были удостоены звания Героя Социалистического Труда и "что грубых нарушений Устава за отчетный период не было". Это заявление было опубликовано ("Литературная Россия" № 13 за 1970 г.). Нарушение Устава и исключение выдающегося писателя из Союза - событие не менее значительное, чем награждение знаком Героя Труда, но это событие провели мимо внимания съезда.
   Получается плохо. Не нашлось ни одного человека, который выступил бы против беззакония. Такое поведение не делает чести писателям, сколь бы имениты они ни были. Это кладет пятно позора на нашу страну - страну Ленина.
   Вот что я хотел Вам сказать. Может быть, Вы ознакомите с этим письмом состав правления?"1.
   1 Эйхвальд - Шкаеву, 25.04.70.
   ...А чем, если не считать внешних событий, жили мы эти месяцы? Февраль? Март? Апрель?..
   Мужу в основном хорошо работалось. Иногда писал даже после обеда. Хотя чаще по вечерам мы слушали передачи западного радио и занимались пословицами. Самой трудной оказалась буква "К" - над ней просидели целых четыре часа!
   Днем я большей частью - в большом доме, за "Ямахой". Езжу в Москву на музыкальные уроки с Ундиной Михайловной. Однажды водила Лилечку на концерт ее учеников. Концерт этот состоялся в старом клубе МГУ, где когда-то и я сама частенько выступала. Лиля очень внимательно прослушала весь концерт.
   Перед обедом обычно бегаем на лыжах. Александр Исаевич, даже катаясь на лыжах, продолжает жить в мире своих героев: останавливается и записывает в блокнотик идеи для завтрашней главы.
   Прочли великолепную работу Жореса Медведева "Тайна переписки охраняется законом".
   По западному радио регулярно слушаем передачи по "Кругу". Главу "Свидание", в основу которой было положено наше реальное свидание в Лефортовской тюрьме, слушаем вечером 25 февраля. Я восприняла это как подарок ко дню рождения. Следующая передача по главам "Жизнь - не роман" и "За воскресение мертвых", которую слушали спустя неделю, была особенно хорошо смонтирована. Закончили ее тостом "За воскресение мертвых!"
   Узнаем подробности о постановке в Германии фильма по "Раковому корпусу": Вегу играет Вера Чехова, Олега - Мартин Бенрат. А также о съемках "Ивана Денисовича": Ивана Денисовича играет Том Куртенэ, консультантом норвежец Биргер Фурусет, отсидевший восемь лет, начиная с 45-го года, в лагерях, где работал плотником и на лесоповале. Концентрационный лагерь для съемок построен вблизи шведской границы.
   10 марта во французской газете "Ле Монд", а 11 марта - в швейцарской "Ди Цюрихер Цайтунг" было напечатано сенсационное сообщение под заголовком "Александр Солженицын поручает швейцарскому адвокату защиту своих авторских прав за границей".
   Содержание:
   "Писатель Солженицын после исключения из Союза советских писателей потерял уже всякую надежду на то, что эта организация обеспечит защиту его прав за границей, и поэтому поручает одному швейцарскому адвокату взять на себя эту задачу. Этот адвокат - мэтр Фриц Хееб, член цюрихской коллегии адвокатов. Последний в особом коммюнике сообщает, что получил от писателя доверенность, позволяющую ему:
   1. Запрещать впредь любое издание без разрешения, пресекать злоупотребления, производимые отдельными лицами от имени писателя, в случае необходимости привлекать к суду и судебным образом преследовать авторов лживых утверждений.
   2. С помощью квалифицированных экспертов рассмотреть качество переводов произведений А. Солженицына для переизданий произведении и добиваться улучшения качества переводов и внесения нужных поправок.
   3. Запрещать адаптации произведений писателя для кино, радио и телевидения.
   В ответ на утверждение, что гонорары г. Солженицына якобы идут на финансирование подрывных антисоветских организаций, адвокат заявляет, что весь гонорар сохраняется недвижимо на особом, закрытом счету и что в случае кончины автора он будет использован соответственно последней воле писателя.
   Адвокат сообщает издателям, что любое издание произведений г. Солженицына сможет отныне иметь место только по согласованию с автором или его представителем".
   Позже "Голос Америки" сообщил, что сообщение это напечатано также и в американской прессе.
   20 марта в немецкой газете "Ди Вельт" публикуется большая статья, посвященная Солженицыну и с его портретом под заголовком "Символ страдания и величия России". Ее автор - лорд Николас Бетель, один из переводчиков произведений Солженицына на английский язык.
   Николас Бетель, будучи в Москве, был представлен одному из друзей Солженицына, и этот друг (?) рассказал ему о нем. Кроме того, Николас Бетель интервьюировал и других: как тех, кто чтит Солженицына, так и тех, кто является его врагами (например, Чаковского). Фамилия "друга" Солженицына не называется. Но надо сказать, что истинные друзья его проявили бы большую сдержанность и уж во всяком случае не посвящали бы лорда в то, что сам Солженицын считал большой тайной. Я имею в виду следующую информацию: "Его (Солженицына. - Н. Р.) только что законченный роман называется "Архипелаг ГУЛАГ"... До сих пор он показывал рукопись только немногим друзьям, и вряд ли кто-нибудь читал ее полностью. По опыту с "Раковым корпусом" и "В круге первом" он знает, что стоит один экземпляр выпустить, как он начинает размножаться от одного человека к другому... свой роман "Архипелаг ГУЛАГ" он держит в строгой тайне от общественности".
   ...Хорош лорд, способствующий тому, чтобы это тайное сделать явным!
   Лорд спешит также рассказать и о том романе, который "готов наполовину" и который "обнаруживает совершенно новое направление творчества, отклонение от... основной темы - лагерей". Не очень точно сообщается и новая тема: "место действия - Балканский (? - Н. Р.) фронт во время первой мировой войны 1914-1916 годов, где сражается армия Нечволодова против австро-венгерской армии еще во время царского режима".
   Школьные весенние каникулы Лиля Туркина снова проводит со мной в Рязани.
   Прежде всего мы с Лилечкой разработали методику печатанья пословиц и приступили к работе. Сначала она читала мне вслух очередную порцию пословиц, ибо перепечатывать их предстояло прямо из блокнотиков, где они были написаны мелким-мелким почерком Александра Исаевича. Кроме того, нужно было понять смысл каждой пословицы. Лиля печатала пословицы каждый день, но понемногу (чтоб не пропала охота), а я принимала ее работу - ошибок не допускалось!
   Лилечка успела в тот раз отпечатать пословицы на три буквы: "А", "Б", "В". Все они до сих пор у меня хранятся среди разных дорогих мне реликвий.
   Среди пословиц была напечатана и такая, которая служила Лильке утешением, когда приходилось что-то переделывать:
   БЕЗ ПОРЧИ ДЕЛА НЕ СДЕЛАЕШЬ.
   А вот эти были очень созвучны моим настроениям:
   БЕЗ ХОЗЯИНА ДОМ - СИРОТА;
   БЕЗ МУЖА ЖЕНА - ВСЕГДА СИРОТА;
   БОЛЬШЕ ПОЧЕТ - БОЛЬШЕ ХЛОПОТ.
   Но утешало:
   ВО ВСЯКОЙ ИЗБУШКЕ СВОИ ПОСКРИПУШКИ.
   А сейчас, перебирая, обратила внимание на такую:
   БЕДА ВЫМУЧИТ, БЕДА И ВЫУЧИТ.
   Как тогда, так и теперь, удивляет, что есть и пословицы, взаимно друг друга исключающие. Например:
   БОРОДА В НЕСТЬ, А УСЫ И У КОШКИ ЕСТЬ, УС В ЧЕСТЬ, А БОРОДА И У КОЗЛА ЕСТЬ.
   Еще Лиля вела записи в тетради, подаренной ей дядей Саней "для серьезного дневника". Отталкиваясь от того черновика, который был ею написан в прошлый приезд в Рязань, она с большим воодушевлением сначала отделала "Предисловие", а затем написала главку "Ноябрьские праздники". (В центре внимания все время был дядя Саня!)
   Опять была музыка, фотопечатанье. Не было только одного - скуки!
   Когда вернулась в "Сеславино", меня ждал сюрприз: муж закончил мирные главы "Августа" и перед военными устроил три разгрузочных дня. Удивительное дело: даже днем с ним можно разговаривать! В нашей квартирке прежде всего бросилась в глаза громадная топографическая карта на стене, необходимая Александру Исаевичу для описания военных действий. Ему совсем недавно принесли ее вместе с великолепными атласами. (Откуда - пока помолчу.)
   За время моего отсутствия Александр Исаевич написал три ростовские главы. В результате для меня выплыло задание для Ростова. Пока еще не начался "огородный" сезон, я решила съездить в Ростов - город нашей юности. Повидаться с подругами, с родными! Раньше встретить весну!.. .
   Муж на день уезжает в Москву, а я остаюсь читать ростовские главы, хотя они еще и написаны лишь в первой редакции (обычно ни мне и никому другому первые редакции муж читать не дает), чтобы лучше представить, что именно его интересует о Ростове, о ростовчанах...
   Из Москвы Александр Исаевич привез вырезку из какой-то немецкой газеты с кадром из фильма по повести "Раковый корпус": Вега в приемной ракового корпуса измеряет у Костоглотова пульс. Вега - Вера Чехова - очень мила!
   6 апреля уезжаю из "Сеславина". Моросит дождь. Тает, но еще много снега. Котельную заливает: испортился насос.
   - Ты вовремя уезжаешь, - шутит муж.
   Заезжаю к Туркиным. Налаживаем с Лилечкой печатанье пословиц здесь, в Москве, у нее дома. Прощаясь со мной, она горько плачет. Вероника с некоторой ревностью говорит мне: "За каждым словом - тетя Наташа!"
   7 апреля я уже в Ростове. Приятная теплая настоящая весна. Уже давно сошел снег. Сухо и даже зелено. Деревья еще не распустились, только почки набухли, но повсюду свежая травка.
   Встретила меня Ира - подруга моего детства, подруга детских игр. Мы с нею с пятилетнего возраста жили друг под другом: я - на первом этаже, она на втором.