Брекинги. Брекинги, которые жили близ Гормунда, а потом исчезли… Имеет ли Бреки – ярл из песни какое-то отношение к семейству, хранившему «Хронику утерянных лет»?
Черт, неужели я так и не смогу отвязаться от всей чепухи, которой обкормил меня Тальви? И при чем тут Эгир Гормундинг?
Мы двигались довольно быстро. Шлюховатые молодые люди, несмотря ни на что, в седлах держались вполне основательно. Выехав из города после полудня, мы были в пути до заката, а на ночлег встали в деревне, где имелся обширный постоялый двор. И то – вряд ли бы Рик со свитою согласился ночевать в открытом поле у обочины, он не Тальви, привычки коего по части привалов были мне уже знакомы. Хотя в поле-то было бы удобнее. Постоялый двор был переполнен, и хозяин чуть ли не в три ручья рыдал, доказуя, что в заведении всего две комнаты приличные, а остальным придется тесниться кому по двое – по трое, а кому и во дворе, лето ведь почти, он соломки постелит… Разумеется, для благородных господ он сделает все, что угодно… К господам он мгновенно и четко отнес Рика и Тальви, несмотря на то что тот был одет не пышно, насчет Гормундинга у него были сомнения, все остальные были причислены к челяди, включая мальчиков Альдрика, как бы расфранчены они ни были. И на стол он накрывал соответственно. Подавали ужин в зале. Господский стол накрыт был скатертью, и посуду вытащили фаянсовую. Челяди же положено было сидеть за голыми столешницами и трескать с олова. Таков порядок.
Я уже пристроилась с краю скамьи за людским столом – всегда предпочитаю сидеть с краю, хоть это и дурная примета, зато ноги уносить удобнее, рядом с жизнерадостным Малхирой. После драки в Эрденоне, когда он ощутил себя героем среди героев, Малхира, похоже, окончательно забыл о не совсем приятных обстоятельствах нашего знакомства. Я – то никогда ничего не забываю, но пока он не давал мне повода разозлиться, и, если подумать, тогда виноват был не он, а Тальви.
Итак, я дружески кивнула Малхире и поместилась возле него, когда меня цепко взяли за локоть. Я вознамерилась было, не вырываясь, слегка приподняться и врезать головой в нависший надо мной подбородок (популярный в Старой гавани, но совершенно неизвестный в Кинкаре прием), но что-то подсказало мне, что этого не следует делать. Решительно, у Тальви образовалась скверная привычка хватать меня за руки.
Не говоря ни слова, он вытянул меня, как морковку из грядки, из-за людского стола и препроводил к господскому, где помещались Альдрик и Эгир (любопытно, что про себя я свободно называла их личными именами, а вот своего патрона – никак не могла). Рика это не удивило. Ему было вообще не до меня. Он шумел. Ему здесь не нравилось. Здесь не умели обслужить благородного человека. Рик разогнал гостиничных слуг и затребовал собственных. Только они, заявлял Без Исповеди, обучены подавать на стол как подобает. Видимо, в «Ландскнетте» он старательно подавлял свои капризы, зато теперь с успехом отыгрывался. Ничего не скажешь, мальчики у него были дрессированные, не знаю, как что другое, а поклониться, вынести поднос, поставить тарелки, обмести стол салфеткой, налить вина – это они умели. С вином тоже, правда, вышла неурядица. То, что имелось в здешнем погребе, пришлось Рику не по вкусу, но не мог же он пить пиво, как простолюдин! Один из слуг, облеченный особым доверием Альдрика, был отправлен на кухню, вопреки слабым возражениям хозяина, торжественно нагрузившись какими-то мешочками, ручной мельницей, кувшинчиками и кувшинами. Но когда я унюхала, что он там творит, то поневоле развеселилась. На Тальви и Гормундинга доносившийся с кухни запах особого впечатления не произвел, мне показалось, что Эгир даже недовольно поморщился. Я – нет. Заморскую привычку пить кофе в последнее десятилетие завезли в прибрежные города герцогства моряки дальних плаваний, и немало заведений щеголяли тем, что подавали это питье. Но очень редко его умели приготовить хорошо. Тот кофе, что подал ученый слуга Альдрика, был именно таким, как положено, – черным, крепким и заправленным корицей. А то некоторые завели мерзкую привычку разбавлять это дело молоком. Когда я сообщила о последнем Рику, он с горячностью поддержал меня, заявив, что молоко он признает только как средство для отбеливания кожи и более ни в каком виде. После чего добавил, что всегда утверждал, будто и в провинции встречаются светлые умы!
И посмотрел победоносно.
Весь вечер мы обменивались с Риком Без Исповеди познаниями по части кофе, не позволив никому иному вставить замечания, и если Тальви это скорее забавляло, то Гормундинга повергло в несомненную растерянность. Он никак не мог понять, что у меня общего с Риком и как мы умудрились спеться. Тальви, уверена, прекрасно понимал все. Кофе он не пил, предпочитал вино, то самое, от которого отказался Рик. Его левая рука лежала поверх скатерти, и я подумала: оникс, что у него в перстне, не намного дороже того камушка, что у меня на правой. Разве что оправа пороскошней, а обработан мой сердолик ничуть не хуже. Кстати, красный оникс иногда путают с сердоликом, учил меня когда-то Соркес. У Тальви он был не красный, а такой, каким и подобает быть классическому ониксу, – черно-белый. На поверхности – только естественный рисунок камня, ничего больше, хотя оникс чаще других камней идет на геммы и печати. Тут я предалась милым воспоминаниям о некоторых драгоценностях, прошедших через мои руки. Правда, я никогда не поддавалась соблазну оставить их себе. Всем известно, камни, доставшиеся обманом, удачи не приносят. А подарить мне что-либо до недавнего времени никому в голову не приходило. И засим несколько отвлеклась от Тальви. Вероятно, надеялась, что и он отвлекся.
Но после ужина он снова меня подхватил, дабы ни у кого не осталось сомнений, с кем мне предстоит ночевать. Я насторожилась, готовая к любому развитию событий. Но вслух брякать ничего не стала, особенно когда увидела, как Тальви что-то сказал Малхире и тот потащился за нами. Я проследовала вместе с Тальви в спальню с самой невозмутимой рожей, какую только могла скроить.
Н-да. Прости, Господи, мне мои грязные мысли. Не знаю, чем там занимались в ту ночь постояльцы других комнат, а мы спали. Просто спали. Малхира у порога, на полу, а мы с Тальви – на единственной постели, не раздеваясь. Сапоги сняли, и на том спасибо.
По крайней мере, кошмары в ту ночь меня не мучили. И теперь, если бы меня спросили, спала ли я с Гейрредом Тальви, я с чистой совестью имела право ответить – спала!
Но это не означает, что спала я хорошо. Меня занимала мысль – зачем он все это затеял? Меньше всего его заботила моя безопасность в присутствии многих чужих мужчин – эту версию я сразу же отвергла. Но он и прежде подчеркивал перед посторонними ту близость, которой между нами не существовало. В данном случае понять это обязан был Альдрик. И он понял, принял к сведению и согласился с существующим положением вещей. Но что мешало довести дело до конца? Ведь это было бы естественно, с этим согласились бы все, даже я, вынуждена признать. Тут у меня были разные предположения, и не все они были лестны для Гейрреда Тальви, хоть убейте меня, не могла я его называть просто по имени. Или его постель с клопами и Малхира у дверей не вдохновляли? Так Малхиру было столь же легко выставить, как и позвать. А может, он от меня ждал решительных действий? С мужчинами это случается, а некоторым только того и подавай. Но тут он ошибся. В другое время и в других обстоятельствах я бы, пожалуй, могла… Но не сейчас. Сперва я должна позабыть «Хронику…… Союз мужчины и женщины, гори он синим пламенем на том и на этом свете!
Одно утешение – Тальви не храпел. Потому что Малхира выдавал оглушительные рулады, и это в столь нежном возрасте! Если бы их было двое, я бы вылезла на крышу.
– Кого ты высматриваешь? – спросил Тальви. Мы выехали из деревни значительно позже, чем собирались, а собирались на рассвете. Виной, конечно, был Рик, беспременно желавший привести себя в надлежащий вид. Правда, он согласился позавтракать, пока его завивали, а завивали его горячими щипцами, не папильотками, иначе бы мы к вечеру с места не тронулись. Но при таких замашках его слуги действительно успели приобрести ювелирную точность движений, дабы, столкнувшись, не ожечь господина щипцами и не уронить на его ухоженную физиономию столовый прибор. Или кипящий кофе пролить, упаси Господи! Была в Гормунде драка, когда по ходу метнули только что снятый с огня кофейник, обильно окропивший окружающих. Я-то сравнительно легко отделалась, но кое-кто лечил ожоги довольно долго.
– Мне не понравился парень, который выметнулся со двора, когда мы выезжали.
– Это был пастух, – заметил ехавший позади потомок владетелей Гормунда.
– Походка у него не пастушеская. И лошадь для рабочей клячи слишком резво пошла.
– Если вы намекаете, что это был шпион, так мы и не прячемся, – промолвил Альдрик. С тобой спрячешься, подумала я.
– Сейчас я бы предпочла, чтоб это был шпион.
– Почему?
– Посмотрите вокруг.
Альдрик посмотрел, но не вокруг, а на меня. Он вообще с утра косился на меня с любопытством. Надеюсь, рожа у меня была непроспавшейся достаточно, чтобы удовлетворить взыскующие взоры. Но когда мы въехали в лес, все мелкие пакости, свойственные данному сообществу, как-то перестали меня волновать. Лес – это моя стихия, и я всегда чувствую, когда в нем что-то не так. Я даже выехала вперед, чтобы лучше видеть. Но как я ни топырила шею и ни таращила глаза, ничего подозрительного не замечалось. Я только в очередной раз выставилась дурой перед Тальви. И все же он был не прав, а я – права.
Как всегда. Или почти…
– На вашем месте, господа, я бы выслала вперед разведчика или уж пустила кавалькаду в галоп.
– Почему? – спросил Рик.
И мне еще говорили, что у него есть воинский опыт!
– Потому что так в нас труднее будет целиться! – разозлилась я.
– Не кричи, как сварливая баба, – спокойно заметил Тальви.
– Я и есть сварливая баба.
Альдрик улыбался. Мне вдруг показалось, что он все понимает не хуже, чем я. Просто у него такой способ развлекаться.
Мы удалялись сейчас к северу. И если вокруг самого Свантера леса были вырублены – не столько под пахотные земли, как при Эрденоне (я уже рассказывала об этом) или даже пастбища, которые возникли уже вследствие освободившегося пространства, как ради древесного угля, на котором коптилась рыба – та самая треска, что до недавнего времени была в городе воистину королевой, или селедка, – то дальше, после полутора дней пути, уже начинались заповедные угодья. Это были еще не те непроходимые леса, что сохранились ближе к Валу, точнее, на северной его стороне, на южной я не бывала, но слышала, что там большей частью пустоши. Но до ближайшего селения, если прямо по дороге и на рысях, можно было добраться только к вечеру. А если по какой-либо причине застрянем?
– Никогда не думала, что будешь бояться нападения в лесу? – спросил Тальви.
Именно об этом я и думала, но мне неприягно было, что он угадал мои мысли.
– Лучший способ справиться со страхом – это поехать ему навстречу, – сказала я и ударила Руари каблуками. Сегодня его приходилось подгонять, а не сдерживать, как вчера. И только мирный стук копыт слышала я, удаляясь от остальных, по мягкой дорожной пыли. Это в лесу-то?
Достаточно оторвавшись от попутчиков, я инстинктивно придержала Руари перед крутым поворотом. Возможно, это меня и спасло – воспоминание, сколько раз за подобными поворотами приходилось прятаться мне самой. Заметив шевеление в листве раздвоенного вяза, нависшего над дорогой, я вытянула из седельной сумки пистолет. Но выстрелить не успела. Человек, наблюдавший за дорогой, решил упредить меня, ибо выстрел спугнул бы прочих путников. Не исключаю, что так на его месте поступила бы и я. Но способ выбрала бы иной. Ах, это наше вечное стремление к лихости, эффектам, скольких оно погубило и скольких еще погубит! Он прыгнул, намереваясь сбить меня с коня. Этот прием часто бывает удачен, но не всегда. Как сейчас. Руари вскинулся, вспомнив всю вчерашнюю дурь. Но я прочно сидела в седле, сжимая ногами лошадиные бока, чего нельзя было сказать о моем противнике. Ему умнее бы скатиться на землю, однако он попытался удержаться, дав мне возможность сгрести его в охапку. Клянусь, ни одного мужчину в своей жизни я не обнимала так крепко. Притом, что я почти не разглядела предмет своей мимолетной страсти. Запомнилось, что он был черноволос и на правой щеке у него была бородавка размером с земляничину. И не очень умен – я уперла ему в глотку пистолет, а он не понял, что выстрелить в таком положении мне вряд ли удастся. И уж вовсе я не сумею при обеих занятых руках вытащить кинжал. Далее было не до смотрин Ясно, что он здесь не один. Если прочие поблизости, то они не стреляют лишь из опасения попасть в своего дружка. Поэтому я и не выпускала его из объятий. Развернулась и с криком: «Назад! Засада! « – поскакала обратно.
Вслед мне хлопнула пара выстрелов, и я пригнулась, предоставив пленнику, стиснутому между мной и холкой Руари, поближе познакомиться с моими прелестями. Но вряд ли он сумел их оценить. Выстрелы не достигли цели – видно, стрелки только что подбежали к повороту. Теперь, если даже голос мой не достиг ушей Тальви и прочих, мои спутники предупреждены.
Когда через несколько минут я вернулась к ним, все они были уже в полной боевой готовности Я разжала руки, и пленник плюхнулся в пыль, но тут же был подхвачен одним из слуг Альдрика Хозяин взирал на пленного знакомым мне взглядом, исполненным презрительного любопытства.
– Развлечемся немного, – сладострастно промяукал он. И уже пленнику: – Много вас там?
Тот ответил коротким, но смачным ругательством на тримейнском воровском жаргоне. Его мало кто знает на Севере, даже из воровской братии, но у меня создалось впечатление, что Альдрик его понял. Улыбаясь, он кивнул слуге, который, оттянув голову разбойника назад за волосы, полоснул его ножом по горлу. Легонько, только кожу снял, но стоило царапине набухнуть кровью, и коварно брошенный мною дозорный тут же произнес на вполне человеческом языке:
– Да уж побольше вас…
Удивительно. Ругнулся он хриплым басом, а эти слова проговорил не лишенным приятности тенорком.
– Врет, – сказал Гормундинг. – Запугивает. Видно было, что Эгир скорее пытается взбодрить себя, чем действительно так думает.
– Проверьте, – равнодушно сказал пленник.
– Отойдем назад и поищем обходную дорогу, – несколько нелогично после своего храброго утверждения предложил Эгир.
– Ну уж нет! – фыркнул Альдрик. – Я не намерен бежать от этих ничтожеств и получить пулю в спину. Вперед и только вперед!
Предложение Эгира было разумным. Ребятишки, сидящие в засаде, поняли, что мы знаем о них, но все же не нападают. Одно из двух – или их слишком мало (что чересчур хорошо, чтобы быть правдой), или они намерены с наименьшими потерями для себя просто перестрелять нас с обеих сторон дороги. Самая классическая схема и до сих пор никем не превзойденная. И прибегают к ней не столько вольные лесные разбойнички, сколько профессиональные убийцы. Которые, как известно, водятся в больших городах, А обходной дороги здесь, похоже, просто не было.
– Ты что скажешь? – спросил меня Тальви.
– Рассыпаться и в лес, по одному. Потом соберемся…
– Как это вульгарно! – запротестовал Альдрик. – И против законов чести!
То, что предложил Тальви, было принято всеми, в том числе и Риком, хотя законы чести Тальви собирался соблюдать еще меньше, чем я. Разбойники ждут, что мы поедем по дороге либо будем продираться через лес. А мы сделаем и то и другое.
Я наблюдала за дорогой, пока прочие исполняли приказ Тальви. А именно: запасных лошадей собрали, чтобы прогнать по дороге, прямо на засаду. Для этого отрядили слугу из замка, в пути состоявшего при Эгире, и двух людей Рика. Посадили в седло и пленника, скрутив его и заткнув рот. Остальные съехали с дороги – слава Богу, здесь еще с трудом, но можно было пробраться – и двинулись следом.
Расчет Тальви оправдался. Грянул мощный залп, на мой просвещенный слух, не меньше чем из двадцати стволов. Серьезные люди. Более серьезные, чем в Камби. Послушайся мы Рика, все были бы уже покойниками. Никакое владение шпагой от пули не спасет, как ни грустно это звучит для ревнителей рыцарских доблестей. Но когда лошади вынеслись на них на повороте на всем скаку, стрелки, как и предполагал Тальви, не сочли ни коней, ни всадников. Это всегда трудно сделать в подобный миг. А мы наскочили на них, прежде чем они успели перезарядить оружие У них были пищали и мушкеты, более дальнобойные, чем пистолеты, которыми было вооружено большинство из нас, однако в рукопашном бою возни с ними… за что и не люблю огнестрельное оружие. Но у мушкетов есть в рукопашном бою другое достоинство – их можно использовать как дубинки. Вдобавок за бандитами было численное преимущество – их было больше нас, дозорный не солгал, но в общей неразберихе я не могла определить насколько.
Зато мы еще не успели расстрелять свои боезапас и были верхами, они же для удобства стрельбы из мушкетов спешились. И когда обе стороны сшиблись, сказать, за кем останется поле, было нелегко.
Впрочем, «стороны сшиблись» – это красивая фраза, не имеющая отношения к действительности. Была беспорядочная схватка. Каждый дрался, как мог и чем мог – прикладами, шпагами, рукоятками пистолетов. Однако наибольшие опустошения производил Рик Без Исповеди. Теперь я способна была поверить в то, что о нем рассказывали. Он был намерен сегодня получить удовольствие, и он его получил, Господи помилуй, получил в полной мере. Расстреляв по противнику оба своих пистолета, дорогих, двуствольных, с рукоятками, выложенными слоновой костью, он бросил их и со шпагой наперевес устремился в самую гущу дерущихся. Я не успела уследить, как он вырвал у кого-то палаш, перышком взлетевший в его почти дамской длани, и продолжал бой, фехтуя двумя руками. Мельком я увидела его лицо. Среди его предков явно были берсерки. Он улыбался, бледно-голубые глаза были глазами пьяного или одержимого поэтическим вдохновением.
Я последовать примеру Рика не могла – и потому, что не впадаю в боевое безумие, пусть моего дедулю и прозвали Бешеным, как нашего главного первопредка, эрдского бога, и потому, что палаш тяжеловат для моей левой руки. Достаточно и кинжала, да и от того в седле было мало толку, а спешиваться в такой заварухе невыгодно. Пожалуй, правильно, что Тальви навязал мне в эту дорогу Руари…
Сомнительно, чтоб я причинила бандитам большой урон. У меня не было желания убивать, уничтожать. Я просто отбивала удары, уклонялась от тех, что отбить не могла, поворачивала коня. На меня нападали, я защищалась. Все нормально, все естественно. Ничто не будит худших чувств. Кругом безлично клацало железо, хрипели и бранились люди. Несколько раз слышались выстрелы, но любителей рисковать быть убитым, покуда перезаряжаешь мушкет, много не находилось. Лошади бесились и метались. Я увидела, как брыкнули в воздухе ноги в красных сапогах – один из мальчиков Рика вылетел из седла через голову своего жеребца, поддавшего задом. Как отчаянно размахивал шпагой Малхира, молотя больше по воздуху, чем по головам противников. Как двигался в толкотне Тальви, скупясь на движения, чтобы не тратить сил больше, чем на один удар – против одного.
Что-то свистнуло справа, и я развернулась, готовясь отбить удар. Но меня ожидала не шпага, не палаш, даже не «миротворец». То, что мне сейчас угрожало, носило не менее нежное название «кропильница» и являло собой булаву на цепи. Я только раз видывала такое оружие, в Свантере, в Старой гавани, и довольно давно. На Севере оно не в ходу, у нас в этом роде предпочитают что попроще, кистень например, а «кропильница» крепится к рукояти. Ежели с ней не умеешь управляться, так себя покалечишь сильнее, чем врага.
К сожалению, здоровенный детина в вытертом дублете из буйволовой кожи и с медной серьгой в рваном ухе управляться со своей булавой умел. Меня, правда, он не задел, для этого надо быть половчее, но шпагу мою голова «кропильницы», усаженная гвоздями, зацепила. Здоровила рванул булаву на себя. У меня было мало шансов удержать шпагу, достать же его левой рукой с кинжалом я не могла. А вот что я могла – ударить в бока Руари, поставить его на дыбы, у коня-то сил поболе! «Кропильщик», не ожидавший такой подлости, пошатнулся, ослабил хватку, но рукояти не отпустил. Но не одна я здесь была подлой, увы. Слева ко мне подлетел какой-то прыткий малый в войлочной шляпе с петушиными перьями, норовя перебить мне ногу дубинкой. Я мазнула у него перед носом кинжалом, он отскочил и попробовал ухватить брошенный повод пляшущего Руари. В тот же миг здоровила вновь рванул «кропильницу» на себя. Я даже не успела разозлиться, слишком занятая отражением двойного противника. Потом над головой «кропильщика» взлетело широкое лезвие, а он, сосредоточившись на вырывании у меня шпаги, не обратил на это внимания. Когда же из косо перерубленной артерии брызнула кровь, было уже поздно. Тальви, как всегда, ограничился единственным ударом.
Воспользовавшись тем, что руки у меня освободились и я могу удержать равновесие, я вытащила левую ногу из стремени и пошло пнула прыткого в челюсть, отправив его на безопасное для нас обоих расстояние. После чего с удивлением заметила, что Тальви меня не покинул. Напротив, он направил своего Серого, который был мощнее и выше Руари, прямо на меня, и Руари поневоле отступил. Я изумленно уставилась в холодное, угрюмое лицо Тальви. Может, он, как Альдрик, впал в боевое безумие и не разбирает, кто ему враг, а кто союзник? Но нет. Тальви был в ясном уме.
– Поиграла и хватит! – жестко бросил он.
Сомнений не было – Тальви сознательно вытеснял меня из схватки. Выгонял. Убирал. Как угодно. И придержал Серого, лишь когда убедился, что я отъезжаю в лес.
Вот тогда я начала злиться. Я в эту драку не рвалась, но выбрасывать меня из нее походя, словно котенка… Однако Тальви не хотел моего участия, а я обязана ему подчиняться. Я пригнулась, оглаживая гриву мотавшего головой Руари. И услышала треск в кустах.
Отражать нападение не пришлось. Часть бандитов, уразумев, куда клонится дело, покидала поле сражения. Но не могли же они заявиться сюда пешком! Проехав немного, я разглядела между деревьями прогалину, где были привязаны их лошади. Ну, ребята, если вы будете уходить, как пристало честным головорезам – лесом, то Бог вам в помощь. А если для скорости решите задать драпа по дороге, то уж извините. Я засунула руку в седельную сумку и снова повернула к обочине.
Совсем недавно я осуждала чужое стремление к лихости. А сейчас готовилась выставиться в том же духе, нет, гораздо хуже. Но я была не в том расположении духа, когда можно предаваться сладкому ничегонеделанию. Нужно лишь успеть достаточно обогнать их, всего-то дел…
Если они решат поехать по дороге.
Они так и решили. Я ведь и без того предполагала, что это не лесные люди, а горожане. Я услышала, как они выезжают с прогалины, обходя тех, кто продолжал бесполезную драку, чтобы рвануть назад, в сторону Свантера. Но я успела обогнать их. На знакомом мне повороте соскочила на землю и вытащила приготовленную «кошку». Ее, равно как и некоторые другие необходимые мне в недавнем прошлом орудия, я не стала оставлять в гостинице. Я швырнула «кошку», перегородив дорогу веревкой, а конец ее, утяжеленный гирькой, следовало закрепить. Тот вяз с раздвоенным стволом подходил для этого как нельзя лучше.
Но мне помешали. Как раз тогда, когда я перебрасывала гирьку через ствол. Один из бандитов драпанул из драки раньше своих дружков и попал сюда первым, хоть и пеший. Уразумев, что я делаю, он бросился на меня, целя в левый бок меж ребер длинным ножом, с лезвием, узким до того, что грозило переломиться при ударе, но необычайно острым. Ах, скотина, меня – и воровским ножом! Прежде чем я успела осознать это оскорбительное явление, как, не оставляя веревки, увернулась от клинка, а правая моя рука, сжавшись в кулак, как бы сама собой вылетела вперед.
Что-то хрустнуло – не то сердолик в перстне, не то переносица под ним. Нападавший ткнулся лицом в прелые листья и траву у дороги. Я приготовилась вздеть его на шпагу, когда он поднимется, но он так и остался лежать. Все равно, светлый миг налетания на веревку был мною упущен, и последующая свалка с участием подоспевшего Рика со слугами обошлась без меня. Уцелевшие враги рассредоточились в разные стороны. Пока я выдирала «кошку» из ствола, пока успокаивала Руари, весь наш отряд собрался на месте. Альдрик и Тальви благоразумно не увлеклись погоней. Следовало как можно быстрее тронуться с места, чтобы не оставаться в лесу до темноты. Наемники редко бывают упорными, но бывают (по себе знаю), а они могли опомниться и вернуться.
Благодаря удачно проведенной атаке наши потери оказались не так велики, как ожидалось. Было двое убитых – тот человек из замка Тальви (я еще не успела узнать, как его зовут, а его уже убили) и один из людей Рика. Малхиру полоснули по предплечью, еще одному из Альдриковых слуг прострелили руку, Эгира Гормундинга шарахнули по голове прикладом, и он сидел на земле с очумелым видом. У нескольких были царапины, синяки и шишки, не стоящие упоминания. Но наиболее удачливым оказался Рик Без Исповеди. Пуля сорвала клочок его столь лелеемой кожи со лба – и все. Против ожидания он не переживал, что красота его понесла урон, а распоряжался довольно дельно, хотя голос у него стал еще противнее, чем обычно. Локоны его развились, потемнели от пота и повисли сосульками, лицо вдруг заострилось и приобрело почти мужественные черты. Тальви не пострадал, как и я. Противник оставил на земле пять трупов. Среди них оказался и тот несчастный дозорный – когда я его видела в последний раз, он был еще вполне жив, но его достала чья-то пуля. К ним добавился тот бедолага, которого я оглушила в самом конце.