Нет, не это было причиной моего раздражения. Хронист не то чтобы обманывал. Он просто давал понять, что знает больше, чем говорит.
Совсем как Тальви.
Решительно, все это мне мерещится. Человек сочинял увлекательную сказку и ничего такого не брал в голову, а я, как инквизитор, всклепала на него невесть что. Пора бы вспомнить, что женщины инквизиторами не бывают…
Я взглянула на небо и обнаружила, что уже скорее рано, чем поздно. А мне нужно хоть немного поспать – мало ли что последует завтра… то есть уже сегодня. Потому я отложила «Хронику… « и смежила натруженные очи. Мне никогда не составляло особого труда заснуть и удавалось это даже в камере смертников. А уж на просторной и удобной постели (не в сугробе, не на камнях, не на черепичной крыше) – и речи нет.
Попытка набраться сил оказалась не лишней. Тальви пришел, едва лишь я успела встать, умыться и одеться.
– Скучаешь? – спросил он, взглянув на книги на столе.
– А ты пришел развеять мою скуку?
– Смотря что под этим понимать. Если развлечения, то я не стал бы ждать до утра.
Я опять почувствовала, что надо мной издеваются, и сделала постную мину.
– Богатое у тебя воображение… Это, случайно, не ты написал?
– С чего это тебе в голову взбрело? – резко спросил он.
Обиделся, надо полагать. Его, знатного человека, сравнили с каким-то писакой. Шутить со мной надо осторожнее, вот что.
Правда, он тут же заметил:
– Быстро же ты до нее докопалась… Я получил эту тетрадь в наследство. Вместе с основным книжным собранием. Ты уже все прочла?
– Нет, примерно до середины. Потом уснула.
– Так скучно?
– Просто я не верю в сказки.
– Во что ты веришь, мне известно. Там, в конце, есть приписка, что существует несколько копий этой рукописи. А оригинал хранится в семье Брекинг, что живут близ Гормунда. В юности я не поленился туда съездить, хотел с ними потолковать. Брекинги ведь очень старая семья, возможно старше наших с тобой…
– Все мы от Адама и Евы… И что же?
– Они давно уже там не живут. Сгинули без следа.
– Ушли в один из миров, означенных в «Хронике… «, – не без яда заметила я. Он не поддержал иронии.
– Нет. Насколько мне удалось выяснить, переселились в Дальние Колонии.
– Угу. А вот интересно – не так чтоб очень, но все же – почему манускрипт, написанный южанином, не слишком обожавшим наших собратьев, хранился в старинной эрдской семье? А они не только хранили его, что и так было опасно для жизни, но и позволяли снимать с него копии?
– Именно это я и собирался у них спросить. Но теперь уже поздно. Поэтому оставим книги. Точнее, эти книги.
– Новое поручение?
– Да. Поедешь в Свантер. На сей раз тебе не придется прилагать столь много умственных усилий, как в Камби. Во-первых, отвезешь мое письмо Антону Ларкому, ты должна его помнить.
– Ах, он еще и Антон… Ты же совсем недавно с ним расстался.
– Значит, есть новые сведения.
– Не проще ли послать кого-то из доверенных слуг? Или ты снова указываешь мне, где мое место?
– Не тебе, – жестко сказал он. – Твое место – при мне, остальные должны это усвоить.
– Ты, помнится, называл их своими друзьями. А теперь уж и «остальные»? Впрочем, откуда у тебя взяться друзьям, если ты так с ними обходишься?
– Тебе что, их жаль?
– Жаль – неверное слово. Я могу их понять. Тебя – нет. В какой-то мере ты преследуешь те же цели, что и они. Власть, личные амбиции… Вероятно, даже в большей мере. Но есть и что-то иное.
– Власть, личные амбиции… А ты сама? Не потому ли ты никогда не совалась дальше Свантера, а по большей части торчала в своем убогом Кинкаре? Рисковать шеей тебе было приятней там, где всем известна фамилия Скьольд, перед которой трепещет все местное быдло, чем в полной безвестности. Быть первой знаменитостью глухой провинции, чем заурядной авантюристкой в столице. Ты не находишь, что это как-то мелко?
Он был до обидного прав. Но я не могла в этом признаться.
– По крайней мере, моя мелочность оказалась выгодна. Пусть я набирала проценты на родовом имени, но, если бы тебя не занимали Скьольды, мне сняли бы голову на плахе.
– А ты по-прежнему думаешь, что меня занимали Скьольды, когда я тебя выкупил?
– Так не моя же скромная персона сама по себе.
– Скромность украшает женщину. Из тебя правда красавицу сделать невозможно. Но я о другом. Твои мелкие амбиции в прошлом. Рядом со мной ты действительно можешь узнать нечто иное. Хотя придется учиться.
Скажите какой великий ученый Тоже мне, велика премудрость – заговоры плести. Или он что-то другое имел в виду? «Если мое место – рядом с тобой, зачем мне ехать в Свантер? « – хотела было спросить я, но это можно было слишком по-разному понять. Уж если хвататься за скользкие темы, найдутся еще.
– Надеюсь, мне не придется соблазнять эйсанского рыцаря? А то все же духовное лицо… как-то неловко, право. К тому же это у меня никогда особенно хорошо не получалось. Другая специальность, знаешь ли…
– Я и не думаю, чтоб тебе удалось его соблазнить. Не потому что ты так уж непривлекательна, а потому что он видел тебя со мной. Он, можно сказать, рыцарь без страха и упрека. – Мне вновь послышалась в его голосе тень издевки, хотя, повторяю, мне еще не приходилось слышать, чтоб Тальви смеялся. – А что касается другой специальности… именно поэтому я посылаю тебя, а не Малхиру или кого-либо еще. Я же говорил, что поручение будет не одно.
– Я вся внимание, – проворчала я.
– Антона Ларкома ты найдешь в приорате эйсанских рыцарей. Останавливайся где хочешь, скажи ему только, как с тобой связаться, чтобы я мог тебя разыскать. Что ты ему наплетешь о целях своего местопребывания в Свантере, меня не волнует. Но. Некий Арне Арнарсон, лет двадцать назад бывший секретарем губернатора Свантера, написал книгу под названием «Истинные сокровища Севера». Не таращи глаза. Это свод шифров и секретных языков, которыми пользовались здесь, на Севере, различные тайные братства, церковные и светские. Известно, что это рукопись, содержащая около трехсот страниц, в одну восьмую листа, в шагреневом переплете. На обложке вытиснены эрдские руны «анзус» и «кано», впереди – истинные, позади – перевернутые. Я тебе покажу, как они рисуются. Арнарсон давно умер, его сочинение попало в архив морской Гильдии Свантера и находится в ее Тайной палате. Ты оттуда его достанешь. Как ты это сделаешь – мне совершенно безразлично. Но Антон Ларком об этом ничего знать не должен.
Когда-то, сказывают, Карниона Прекрасная простиралась от моря до моря. Но море Севера предало ее и, как пишут поныне, «извергло на берега полчища варваров». Так и представляешь себе – волна нахлынула, отбежала, а из-под нее – эрды толпой. На самом деле,
конечно, все было совсем не так. Эрды подходили к плодородным берегам неизведанной страны на своих быстроходных кораблях. Весла двигались в лад, говорится в старых северных песнях, солнце играло на желтых и синих щитах, висящих вдоль бортов, ветер надувал полосатый парус на единственной мачте, именуемой «старой матерью» или просто «старухой». И еще говорится – что слышала, то и повторяю, не сама придумала, – будто на носу каждого корабля было изображение страшного змея, так что казалось, словно из моря выплывают кровожадные чудовища. А когда эрды искали места для поселения, они якобы снимали эти изображения с кораблей и бросали их в прибой. Где к берегу прибьет, там и поселялись. Так, по преданию, и был основан Свантер, поначалу корабельный поселок, а потом, в более цивилизованные времена, – город.
Возможно, легенда приукрасила события. Если же нет, очень удачно в тот раз эрды бросили своих языческих идолов. Или же идолы выбрали, где им ткнуться в берег. Город рос, и, хотя никогда не претендовал называться столицей, никто не удивится, узнав, что значительная часть богатств Эрденона, да и самого Тримейна притекает именно из этого источника. Здесь находился центр торговли Севера – по большей части морской, но не только. Если вокруг Эрденона были пахотные угодья, то в окрестностях Свантера располагались пастбища. А в городе, соответственно, бойни и рынки скота. Вовсю торговали здесь маслом, молоком, кожами, шерстью и тому подобным. Но все же морская торговля была главнее. В прошлом столетии гавань стала тесна для заполнявших ее кораблей и была выстроена новая. Она так и назвалась без затей – Новая гавань. Здесь стоят дома богатых свантерских судовладельцев, предпочитающих жить поближе к своим кораблям, с узкими фасадами – земля в Новой гавани дорога, но зато непомерно выросшие в высоту: в три, а то и в четыре этажа, здания торговых компаний и часть складов. Свантер – не сонный Камби, где патруль более-менее успешно поддерживает порядок в порту, здесь относительный порядок царит только в респектабельной Новой гавани. Кабаки, бордели, игорные дома с самой дурной славой сосредоточены в Старой (что не означает, будто в других частях города подобных заведений нет). Из всех городов Севера Свантер был знаком мне лучше всего, здесь я проводила немало времени, и не из тщеславия и желания покрасоваться, как утверждал Тальви, а потому, что здесь сравнительно легко, хотя и с риском, можно было сорвать крупный куш – в Свантере крутятся большие деньги, – и узнать много нового.
То, что я узнала в этот раз, меня не обрадовало. Люди, которых я считала своими друзьями, начали исчезать с горизонта. Фризбю умер, пока я сидела в тюрьме, – не выдержала печень – и все его связи начал прибирать к рукам Бимон Беззубый, личность малопочтенная даже в этом обществе. Мадам Рагнхильд, хозяйка «Рая земного», где я всегда могла найти безопасный приют и сытный обед, полгода назад неожиданно для всех вышла замуж за богатого вдового купца, продала заведение и поселилась на Епископской площади. В ее новый дом я соваться не стала – во избежание, подобно составителю академической истории. Что касается еще одного моего наставника, ювелира Соркеса, то с ним я тоже едва не разминулась. Придя на Златокузнечную, я увидела, что лавка закрыта, а туповатый мальчишка-приказчик, сменивший знакомого мне Джоэля, племянника старика, не мог или не хотел мне ничего объяснить. Наконец из-за двери, что вела из лавки в дом, высунулся сам Соркес, завидев меня, успокоенно махнул мальчишке, и пригласил меня войти. И я оказалась среди развала и беспорядка, сопутствующих переезду.
– Уезжаем, деточка. – Соркес развел руками. – Перевожу свое дело в Дальние Колонии. Там теперь много богатых людей, надо ловить выгоду, пока другие не перебежали дорогу. Джоэль уже выехал. Кортеровский банк недавно открыл в Дальних Колониях свои представительства, так что трудностей с переводом наличных не будет…
На меня он не смотрел, и я отчетливо поняла, что дело не в выгоде. Я оглянулась на окно, но оно было прикрыто ставней, несмотря на ранний час.
– Здесь уже призывали бить карнионцев? – тихо спросила я.
Теперь старик посмотрел на меня. Вздохнул:
– Да. Пока только карнионцев… Но в городе полно матросов с Юга, их не очень побьешь…. Дело удалось уладить миром, хотя кровь уже пролилась. И все же… Это лишь мелкие приметы, главное – в глубине… Скоро здесь будет очень жарко. Слишком жарко для мирного Севера. И никому не хочется погибать в междоусобице. Тем более в чужой. Тебе я не буду давать советов, ты здешней крови, вдобавок молода и сильна. Ко мне все это не относится. – Ему явно неловко было это излагать, потому он сменил тему. – Да, советов я тебе давать не буду, но кое-что дам. На прощанье. – Он отпер железный ларец, в котором, видимо, держал образцы нераспроданного товара, и вынул оттуда серебряный перстень – печатку с крупным красным полупрозрачным камнем. – Вот, возьми. В печатке сердолик – камень богатства, камень здоровья. Сердечный камень. У тебя, деточка, голова золотая во всех отношениях, а немного сердца тебе не помешает. Вообще-то женщинам пристало носить желтый, но желтого у меня сейчас нет. Возьми, возьми, хоть это не перстень царя Соломона, а всего лишь перстень старого Соломона, сына Соры, на нем не написано: «И это пройдет», и власти над демонами он не имеет…
Я приняла перстень. Пусть знаменитых слов на нем и не было вырезано, но все же какая-то закорючка наблюдалась.
– Что это за знак?
– Просто буква «нун», с которой начинается твое имя. Поэтому я вспомнил о печатке. Буква эта также имеет символ «плод», что должно сопутствовать удаче во всех начинаниях…
Он действительно выбрал подарок наугад. Перстень был мне великоват и подходил только на указательный палец правой руки. Я надела его и поклонилась.
– Спасибо. Я буду его носить.
Мы еще немного поговорили и расстались.
Символы! Буквы! Руны! Какое мне, в сущности, до них дело?
Значение имеют только люди.
Между тем может показаться, будто за сентиментальными встречами и воспоминаниями я забыла о цели своего приезда. Неверно. С ювелиром, например, я встретилась только после свидания с эйсанским рыцарем. По приезде я остановилась в «Коронованной треске», что рядом с табачными складами. Забавно. Символы таятся не только в рунах и каббалистических знаках. Этот адрес тоже можно было счесть символическим, но лишь по отношению к коммерции. Раньше одну из главнейших статей городского дохода составляла торговля рыбой, треской и селедкой в основном, что и вдохновило пышное название трактира, но теперь ее ощутимо начала теснить торговля заморским зельем, поставляемым из Дальних Колоний. (Правда, ходят слухи, что и у нас на крайнем Юге империи начинают выращивать табак. Что, конечно, скажется на ценах. ) Владелец трактира принялся искать дополнительные денежные источники, и это привело к тому, что у меня в «Коронованной треске» появился неограниченный кредит. Там же я смогла упокоить своего коня. Забыла сказать – на сей раз Керли осталась в конюшне замка. Я получила гнедого трехлетка по кличке Руари. Он был резвее, чем старушка Керли, хотя нрав у него был не подарок. Теперь это должно было заботить трескового конюха. По городу я привычно передвигалась пешком. Так и пошла искать приорат Эйсанского ордена, находившийся, как легко догадаться, в Новой гавани.
Это было, насколько можно судить, глядя за высокую ограду с решетками поверху, довольно приятное глазу строение – точнее, ряд строений – с церковью, подворьем и всеми потребными ордену службами Эйсанские братья, несомненно, были богаты – отхватить столько места в Новой гавани! На вратах сиял яркими красками в лучах солнца образ – святой Барнаба Эйсанский поражает копьем злобного варвара, а над крышей приората трепетал на ветру багряный штандарт с зеленым крестом. Хоть само здание на картинке малюй. Внутрь я соваться не стала, а попросила привратника сообщить брату Ларкому, что для него есть вести.
– А кто его спрашивает? – полюбопытствовал страж ворот.
Этот вопрос можно было предвидеть. Не могло быть и речи, чтобы передать письмо Тальви через привратника. Пусть я сомневалась, что в нем действительно содержались важные сведения, но надо соблюдать правила игры. Хотя бы иногда. По этой же причине я не хотела называть привратнику имя Тальви, а заодно и свое. Моего почерка Антон Ларком не знал. Оставалось уповать, что он запомнил, о чем шла речь при нашей встрече в Эрденоне. Поэтому еще в «Коронованной треске» я написала. «Досточтимый рыцарь! В вашем доме имеется библиотека? « – посмеиваясь про себя над этими детскими играми в конспирацию
Но когда молодой человек в орденском плаще вышел из ворот приората, я сразу поняла, что разговор он помнит, а меня не узнает. Мудрено ли! Мы виделись вечером, при свечах, а сейчас был белый день, пусть я и стояла в тени. Тогда я вырядилась как благородная дама или содержанка высокого полета (правда, разницы между ними я не улавливаю). Теперь же я была в том виде, в коем в последние несколько недель моталась по городам и весям. Или почти в том же. Малость порванный в драке кафтан мне подлатали в замке – все же какая – то польза была от моего пребывания там, раньше мне приходилось все починять и штопать самой. Безвозвратно утерянную в той же драке шляпу заменила другая, та, что чаще носят в портовых городах, с загнутыми полями, а сломанную дубинку – короткая широкая шпага, ее еще презрительно именуют «тримейнской сплетницей» или «локтемером», однако в деле она чрезвычайно удобна.
Когда рыцарь все же определил, кто перед ним, он внезапно смутился. В прошлый раз я этого за ним не заметила, поскольку общие чувства, вызванные моим появлением, смущению просто помешали.
Я кивнула в знак приветствия, ободряюще улыбнулась и сказала:
– Вам письмо от нашего общего друга.
– Да, разумеется… – Он взял послание и принялся вертеть его в руках. – Простите, ради Бога, что я вынужден беседовать с вами так… на улице…
– Письмо, – напомнила я. – Не стоит оставлять его на виду.
– Конечно. – Он покраснел, и так густо, как мне никогда бы не удалось. Хотя он был темноволос, а считается, будто блондины краснеют легче. То ли совести у меня нет совсем, то ли кожа совсем задубела от загара. Пока я размышляла над этой проблемой, Парком спрятал письмо за отворот камзола.
– Вообще-то его неплохо бы прочитать. Правда, не перед воротами.
– Но… я же не могу вот так сказать: «Спасибо, уходите! « А в приорат я вас позвать тоже не могу.
Насчет последнего он был прав. Приорат все же имел статус мужского монастыря, несмотря на то что большинство эйсанских рыцарей были монахами лишь по званию, каковое позволяло им грешить, не обременяя души их подружек суетными надеждами на женитьбу, что, безусловно, способствовало искренности в отношениях. Вообще-то, войди я приорат, вряд ли кто стал бы на меня таращиться, но Ларком знал, кто я, и этого было достаточно. Не зря Тальви с иронией отозвался об его безупречности.
– В таком случае мы могли бы пройти туда, где наш вид не вызовет подозрения. Что скажете о прогулке к Большому пирсу?
Он кивнул. У Большого пирса всегда толкалось множество городских зевак. Даже в садах губернатора, когда их открывали для публики, народу бывало меньше. Особенно в такой погожий день.
– Вы одна здесь? – спросил он, когда мы немного отошли от приората.
Я невольно оглянулась, нет ли хвоста.
– Одна, успокойтесь.
– Нет, я имею в виду – в городе.
– Ах, это… Да, я приехала одна.
– Но как он мог! – Он не назвал Тальви по имени, но ясно было, что речь о нем. – Он обязан был дать вам охрану.
– Разве он ничего не рассказывал вам обо мне?
– Рассказывал, и он, и Хрофт, и все же… если он взял вас к себе, то обязан о вас заботиться!
Ах, молодость, молодость. Я не стала объяснять, что Тальви никому и ничем не считает себя обязанным. А также убеждать, что не стоит так часто повторять это слово. Людей оно раздражает.
– Господин Тальви поступает вполне благоразумно. Слуги или охрана привлекли бы ко мне излишнее внимание. А вам и всем вашим друзьям оно совершенно ни к чему, не правда ли?
– Вы правы, и все же… – Он задумался, без всякого сомнения, о том, много ли я знаю о заговоре. Этот молодой человек с идеалами не поверил бы в то, что Тальви не снисходит посвящать меня в свои планы и просто гоняет по поручениям. Однако цинизм Тальви, явно уверенного, что я и так обо всем догадаюсь, сейчас был мне более по душе. Любопытно, какого черта Антон Ларком вообще принял обеты? Насколько мне было известно, в орден шли в основном младшие сыновья, которым нечего было наследовать. Возможно, Ларком тоже был младшим сыном, но происходил из весьма состоятельной семьи и не испытывал недостатка в деньгах. Можно предположить мечту о скорой военной карьере – в Эйсанском ордене это бывало… или те же идеалы? Если имеет место первое – мы с ним сумеем договориться. Если второе – никогда.
Тем временем мы дошли до Большого пирса. Как я и ожидала, народ кишмя кишел, и для всякой твари находилось место. И для подозрительной личности вроде меня, и для достойного служителя святого Барнабы. Я указала Ларкому на пустующую якорную тумбу, а сама, чтобы не висеть у него над душой, подозвала разносчика, продававшего с лотка горячие пироги с печенкой, и купила себе один. Может, печенка была и кошачья, как утверждают недоброжелатели, но свежая, и вкус у нее оказался отменный. Поедание пирога и чтение письма завершились почти одновременно. Ларком слегка меня опередил. Оторвавшись от письма, он поискал меня взглядом и с некоторым изумлением проследил, как я заглатываю последний кусок. Должно быть, ему не приходилось общаться с женщинами, которые позволяют себе жевать на улице, да еще столь вульгарную пищу. Потом он опомнился, сообразил, что я какая-никакая, а дама, и сделал попытку встать.
– Сидите – со стороны это будет выглядеть естественнее, – предупредила я его движение.
– Вы правы, но я не привык, сударыня…
– Нортия. Мы лишены дворянства полвека назад, – я усмехнулась, – сударь.
– От этого ваш род не перестал быть одним из самых древних в империи.
Что ж, утешимся этим, подумала я, а вслух осведомилась:
– Надеюсь, содержание письма вас не слишком огорчило?
Будь он поопытнее, сразу бы понял, что я вытягиваю из него сведения. Проще было бы вскрыть письмо, а потом подделать печать. Но это не в моем стиле. Мне поручено доставить послание, так я и поступаю, не обманув ничьего доверия. Что происходит потом, значения не имеет.
– Еще бы не огорчило! – В его темных глазах появилось потерянное выражение. – Нантгалимский Бык посещал капитанства ордена. Не исключено, что он скоро будет здесь. Нужно подготовить братьев… – Он встрепенулся. – Но вы, помнится, говорили, будто не интересуетесь политикой?
– Так оно и есть.
– Значит, все, что вы делаете, вы делаете только ради Гейрреда Тальви?
– Можно сказать и так. – Уточнять я не стала, равно как и то, что мне неизвестно, кто такой Нантгалимский Бык. Реку Нантгалим я знала. Какая связь?
– Вы как-то странно это произнесли. Этого мне только не хватало!
– Лучше уж вернемся к политике, сударь. Тем более, что от нее все равно никуда не деться («в вашей компании», – мысленно добавила я).
– Вы тоже считаете, что смуты не избежать?
– К сожалению, все к тому идет. При отсутствии прямых наследников титула, да еще теперь, когда слишком громко начали кричать о возвращении исконных эрдских вольностей, черт знает когда утерянных… – Из уважения к его духовному сану я удержалась от сравнения, которое само просилось на язык. Но не люблю я этого выражения. Ах, эрдские вольности, невинность наша штопаная…
– Я считаю, что, пока жив герцог, мятежа не будет. Уважение к династии, правившей Эрдом полтысячи лет, слишком сильно (я в этом сомневалась, но смолчала), однако потом – да… И при нынешних настроениях здесь не потерпят ставленника имперской короны, выходца из чужих земель…
«Ну, настроения тоже кто-то создает, верно? Мне ли не знать? «
– И что же делать? Формальных прав нет ни у кого. Род, можно сказать, вымер.
– Вирс-Вердеры заявляют, будто они в родстве с правящим домом, – задумчиво заметил он. – Но это родство слишком уж дальнее, чуть ли не в шестнадцатом колене, к тому же в их семье было слишком много мезальянсов. Эти претензии нельзя принимать серьезно.
Вот и еще клочок сведений. То-то мой патрон так взбеленился, когда услышал про Вирс-Вердеров. Но если Тальви считает нынешнего Вирс-Вердера соперником, хотя приятелям внушает обратное, следовательно…
– Но у Тальви и таких оснований для принятия власти не имеется. Он даже не титулован.
– В Эрдском герцогстве для дворянина последнее – скорее признак древности рода, вы и сами знаете. Но я не о том. Когда бессильно право крови, вступает в силу – простите за глупую игру слов – право силы. Но бывает сила и сила. Конечно, Тальви – сложный человек, его общество порой угнетает, но по сути своей он благороден. Он умеет привлекать к себе людей, и за ним пойдут многие. В своих владениях он правит твердо, но милостиво. Ему нет необходимости прибегать к займам, грабежу и вымогательству. «Суровый и сильный гражданин, и в государстве достойный первенства, предаст всего себя государству…. «
По-моему, это была цитата. И вообще все, что он наболтал, было риторикой заговорщиков, уместной на их тайных собраниях, но не здесь, на Большом пирсе, среди обтекающей нас шумной и деловитой толпы. Но было за этим нечто искреннее…
– Не понимаю, рыцарь, кого вы пытаетесь убедить – меня или себя.
Он покачал головой.
– Да. В определенном смысле вы знаете его лучше, чем я, и вам может показаться, что я преувеличиваю его достоинства. И тем не менее вы рискуете ради него жизнью… как и я, впрочем! («Потому что он хитер, мой мальчик, умеет находить наши слабости и манипулировать нами, и ему наплевать, что мы это понимаем». ) И в конечном счете риск ради него – это риск ради общего блага. Я уже сказал – есть сила и сила. Скорее даже, насилие. И Дагнальд воплощает именно эту стихию…
Кто такой Дагнальд, я тоже не знала. Но поскольку река Нантгалим брала исток как раз в местности с подобным названием, логично было отождествить ее владетеля с Нантгалимским Быком. Милый, должно быть, человек, судя по кличке. Хотя она может означать только, что Дагнальд всего лишь большой любитель до женского пола Воображение по части кличек у людей ограниченное, по себе знаю.
– Уверен, что, если он прорвется к власти, это будет катастрофой для всего герцогства, если не хуже. Он как раз таков, о ком раньше писали: «Для него служат музыкой стоны казнимых, и вид пытки для него слаще вина».
– О наших эрдских предках, рыцарь, такое писали в качестве похвалы.
– Только не о моих! – оскорбленно заметил он. – Наша семья родом из Тримеина